Текст книги "Эффект Эмбера"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 10

Когда я проснулся, Аралия уже хлопотала в маленькой кухоньке. Во всяком случае, оттуда доносился звон посуды.

Я потянулся, потер глаза, высунул до отказа язык, чуть не забыв убрать его обратно. Потом поскреб пятерней грудь, голову. Я сидел на краю кровати, просто сидел, когда вошла Аралия.

– Что случилось с человеком, который был со мной прошлой ночью? – спросила она.

– Был где?

– Здесь, в комнате Спящей Красавицы.

– Не задавай глупых вопросов. Я давно уже распрощался с этими дурацкими сказочками. Но если ты желаешь получить ответ на свой глупый вопрос, то знай – этот человек всегда старается убраться до того, как я проснусь. Он знает, что я его убью.

– Будешь завтракать?

– Нет.

– Нет?

– Неужели я выразился неясно?

– Но я приготовила тебе завтрак, Шелл. Он готов.

– Угу.

– Боже мой! Принц и правда превратился в медведя. Тебя что, заколдовали?

– Угу. Даю голову на отсечение, ты приготовила овсянку. Кто спал в моей постели? Еще одна дурацкая сказка...

– Я приготовила яичницу-болтунью с грибами, специями и всем прочим, что нашла у тебя в кухне.

Аралия предстала передо мной в моей старой белой рубашке нараспашку, с закатанными рукавами, свободно падающие широкие полы рубашки создавали иллюзию накинутого на плечи огромного шарфа. Что же касается пуговиц, то Аралия, похоже, вообще не признавала никаких застежек.

Она присела на кровать рядом со мной.

– Тебе нужно съесть несколько яиц.

– Ты с ума сошла!

– Но это необходимо для восстановления сил.

– С этим у меня никогда не было проблем. Но, пожалуй, ты права. Я просто как-то об этом никогда не думал.

Я опять потер глаза и высунул язык.

– Тебе обязательно надо это делать?

– Да, так я просыпаюсь.

– Ну, кажется, теперь ты окончательно проснулся. Давай поднимайся, соня-засоня. Тебе в самом деле необходимо что-нибудь проглотить, Шелл.

– Соня-засоня! Квака-задавака!

Я взглянул на нее, стараясь окончательно стряхнуть с себя остатки сна.

Она улыбнулась.

– Ну... тогда... – сказал я, – может, самую малость...

* * *

Несясь в «кадиллаке» по Уилшир, я чувствовал себя просто прекрасно. И это несмотря на мой великолепный завтрак, состоявший из яичницы, весьма напоминавшей подошву от туфли, которую к тому же долго морозили в холодильнике. Я ковырнул вилкой пару раз и этим вполне удовольствовался. Впрочем, я никогда не ем много утром. Сегодня же я съел еще и тост. И выпил много кофе. Так что мне не страшны любые неурядицы. По крайней мере так я думал по своей наивности.

В ЛАОП мне сообщили, что все их попытки подкараулить Эла Хоука или Джеймса Коллета в доме, где я застрелил Верзена, не увенчались успехом – они как в воду канули. У полиции пока не было формальных оснований дня допроса Нормана Эмбера или даже Войстера Один Выстрел.

Я же, проведя все утро в поисках дополнительной информации о Нормане Эмбере, ближе к полудню снова отправился к нему домой и снова его не застал. Но к этому времени картина, начавшая вырисовываться прошлым вечером, приняла более ясные очертания.

Пожалуй, самым важным моим открытием было то, что Норман Эмбер, отсидевший год в тюрьме Сан-Квентин и с тех пор проживавший в доме по улице Вистерия, являлся законным отцом Аралии, то есть был тем самым Норманом Эмбером, который, по словам Аралии, умер еще до ее рождения. Очевидно, она удивилась бы и была весьма озадачена, если бы я сообщил ей об этом. Если, конечно, Аралия не вешала все это время мне лапшу на уши. Но у меня не было никаких оснований подозревать ее в неискренности.

Из полученной мною справки следовало, что Норман Леонард Эмбер и Лора Аралия Бленгруд сочетались законным браком немногим более двадцати восьми лет назад в Пасадене, штат Калифорния. В то время Норману было двадцать шесть лет, а Лоре – двадцать четыре. Они развелись в том же городе спустя три года, через год после рождения сына Питера и за три месяца до рождения дочери Аралии Энн.

Суд удовлетворил иск миссис Эмбер, обвинявшей мужа в ментальной жестокости, которая в те дни трактовалась весьма широко – от докучливости до рукоприкладства. Пообещав полсотни одному моему старому информатору в Сакраменто, я узнал истинную причину, побудившую Лору развестись с Норманом. Оказалось, что она уличила его в flagrante delicto, что в переводе с латыни означает "прелюбодеяние", а попросту говоря, застукала мужа, когда тот трахал девятнадцатилетнюю няньку их сына. Разумеется, "трахал" – отнюдь не означает, что он бил девицу доской по голове.

Но еще более интересно мне было узнать, что не прошло и года после развода, как Норман Эмбер подал заявку и вскоре получил патент на первое из многочисленных изобретений. Суть изобретения состояла в том, что ему удалось совместить усовершенствованную им 16-миллиметровую кинокамеру с компактным, встроенным гироскопом конструкции Эмбера, работающим на батарейках. Благодаря этому новшеству, кинооператор, пользующийся переносной камерой, получал такое же устойчивое изображение, как если бы она была установлена на треноге. Изобретение было зарегистрировано, и Эмбер получил на него патент, но, видимо, практического применения оно не имело, а следовательно, не принесло и прибыли.

Притом, что моя научная эрудиция не простирается далее умения включить и выключить посудомоечную машину, в ходе "разработки" Эмбера, включавшей сбор обильной информации, и в частности получасовой разговор с Вашингтоном, округ Колумбия, я сумел-таки усечь одну любопытную деталь, а именно: в отличие от Гуннара Линдстрома – ученого-энциклопедиста, прославившегося крупными открытиями по крайней мере в десятке на первый взгляд не связанных между собой областях науки и техники, научный поиск Эмбера замыкался на усовершенствовании и разработке абсолютно новых принципов "воспроизведения зрительных образов". Другими словами, девятнадцать из двадцати четырех выданных Эмберу патентов касались воспроизведения образов, или "картинок", будь то фотография, любительская или профессиональная киносъемка, а также усовершенствования телевизионных камер, приемников, кинескопов и новых средств видеозаписи.

Последние изобретения Эмбера, включая и то, которое было запатентовано уже после его выхода из тюрьмы, были не только более сложными, а следовательно, и менее доступными моему пониманию, но и показательными в смысле направленности его научных разработок, определившихся во время службы в "Хорайзенс Инк" и оставшихся неизменными на протяжении всех последующих лет.

Это были годы расцвета кабельного телевидения, когда широкое распространение получили кассеты и диски, а также лазерные голограммы. Последние с успехом стали использоваться для записи и хранения всевозможной информации и даже для создания стереофильмов. Мне довелось видеть один из первых, а может быть, самый первый стереофильм, снятый по новой, голографической технологии. Дело в том, что я давно увлекаюсь разведением аквариумных рыб и даже пытаюсь выводить новые экзотические породы. А фильм был как раз об этом.

Изображение проецировалось не на серебристый экран, а просто в кубометр воздуха, и было оно трехмерным. Возможно, оно не выглядело столь же убедительно, как два настоящих аквариума, стоявших в моей квартире, хотя маленькие тропические рыбки с ярким оперением, быстро сновавшие в воде, выглядели абсолютно реальными. Казалось, достаточно протянуть руку, чтобы почувствовать их живую, трепетную плоть.

Но самым незабываемым впечатлением от этого фильма было то, что сам прямоугольный, наполненный водой аквариум оставался неподвижным. Даже притом, что я обошел его и оглядел со всех сторон.

Я понаблюдал некоторое время за маленькой Corydoras paleatus, или зубаткой полосатой, медленно кружившей у самого дна аквариума. Потом зашел с другой стороны и снова принялся следить за той же самой зубаткой. Теперь она металась, вздымая песок, слева направо, в противоположном конце аквариума.

Рыбки выглядели вполне естественно, словно живые. О том, что это всего лишь оптический эффект, свидетельствовало разве что их интенсивное свечение, да и то я вряд ли догадался бы об этом, если бы не знал заранее.

Вот почему меня заинтересовал тот факт, что в "Хорайзенс Инк" Норман Эмбер возглавлял научно-исследовательскую лабораторию, занимавшуюся секретными разработками в области аккумулирования и воспроизведения зрительных образов статичных и движущихся объектов с использованием лазерных установок, голографической техники, компьютеров и Бог знает чего. Поскольку эти разработки были засекречены, мне не удалось получить о них более подробную информацию.

И все же я узнал, что последний патент был выдан Эмберу за изобретение какой-то съемочно-проекционной установки, позволяющей получать трехмерное изображение повышенной четкости. Конечно, я не знал, каким образом это достигается, да мне это и не было нужно.

Зато у меня было достаточно оснований стремиться как можно больше узнать о самом Эмбере, а еще лучше поговорить с ним самим. Поэтому около часу дня я вновь въезжал на стоянку перед Вейр-Билдинг.

Уточнив, где находится адвокатская контора Винсента Рагена, я поднялся в лифте на третий этаж и распахнул дверь, значившуюся под номером 38.

Яркая блондинка средних лет перестала печатать на машинке и вопросительно взглянула на меня. Она связалась по селектору с Рагеном и была нимало удивлена, когда тот распорядился меня пропустить, хотя мы с ним и не договаривались о встрече.

Винсент Раген сидел за небольшим столом светлого дерева. При моем появлении он встал и поспешил мне навстречу, протягивая руку для рукопожатия и одновременно окидывая меня пытливым взглядом сквозь дымчатые очки.

Я пожал ему руку, говоря:

– Спасибо, что согласились принять меня, мистер Раген.

– Не стоит благодарности. Я только что вернулся с ленча, и у меня найдется для вас минутка-другая. – Он улыбнулся и добавил: – Но не больше.

– Мне больше и не потребуется. Просто хотел уточнить одну вещь, о которой забыл вас спросить вчера вечером. Вернее, вчера у меня еще не возникал этот вопрос.

– И о чем же вы забыли меня спросить?

– Я бы хотел знать, что вам известно о Нормане Эмбере?

– Нормане?

Я навострил уши. Как правило, отвечая на вопрос о совершенно незнакомом человеке, не повторяют его имя.

Имя Эмбера слетело у него с уст естественно, но сам вопрос – или скорее непроизвольная реакция на него со стороны Рагена – заставил его насторожиться. По движению его бровей и поджатым губам я понял, что Рагену не хочется говорить о Нормане Эмбере.

Раген задумчиво почесал кончик носа и продолжал:

– Боюсь, что не смогу быть вам особенно полезен, мистер Скотт. Я его практически не знаю... Поэтому мне странно, что вы пришли с этим именно ко мне.

– Дело в том, что я собираю информацию по крупицам, где только возможно, мистер Раген. – Я закурил и выпустил в потолок струю дыма. – Я узнал, что он – изобретатель и что за двадцать пять лет ему было выдано десятка два патентов. Поскольку он постоянно проживает здесь, я и подумал, что, возможно, именно вы оформляли некоторые из его заявок.

Раген отрицательно покачал головой.

– О нет, вы ошибаетесь. Я действительно почти ничего не знаю о работе Нормана... э... мистера Нормана. Так, встречал его пару раз на конференциях, последний раз здесь, в Лос-Анджелесе. Он – очаровательный чудак, очень талантливый. Со странностями, разумеется.

– Почему "разумеется"?

– Наверное, я не точно выразился, – улыбнулся Раген. – Но он действительно странноватый и эксцентричный. Впрочем, по моим наблюдениям, у многих моих клиентов имеются явные отклонения от нормы. Но в этом нет ничего страшного. Иначе они скорее всего не были бы учеными и тем более изобретателями.

– Не берусь с вами спорить, – сказал я. – А что, у Эмбера небольшой сдвиг по фазе?

– О нет, что вы! – рассмеялся Раген. – Нет... Просто с ним трудно общаться на бытовом уровне, трудно находить общий язык, вот что я имею в виду. Он всегда категоричен, нетерпим к мнению собеседника. Резок, самоуверен, мнит себя чуть ли не спасителем человечества. Его обуревают несколько весьма странных идей. Разумеется, я далек от мысли каким-либо образом порочить эти его идеи – недаром же ему выдали столько патентов.

– Не знаете, где его можно найти?

Раген покачал головой.

– Я наведывался пару раз к нему домой, – сказал я, – но никого не застал. Не подскажете ли, как мне его разыскать?

– Понятия не имею, где он живет. Как я уже упомянул выше, мы виделись на встречах ученых с политиками, сулящими, как обычно, золотые горы в обмен на голоса избирателей, или с президентами корпораций, охотящимися за новыми научными разработками. На такие сборища обычно приглашают специалистов в области патентного права. Последняя такая встреча состоялась, дай Бог памяти, в марте этого года, и с тех пор я Нормана Эмбера не видел. – Он выдержал паузу, потом добавил: – Вообще-то я об этом сожалею. Несмотря на то что порой он вызывает неприязнь и раздражение, встречаться с ним интересно. Я бы не прочь иметь такого клиента. Он мне нравится.

– Какие услуги вы оказываете своим клиентам? Я хочу спросить, каковы функции адвоката-патентоведа?

– Объяснить их несложно, труднее реализовать на практике. Скажем, вы усовершенствовали или изобрели что-то новое и полезное – установку, машину, агрегат, технологический процесс, новый состав или способ его получения. Или уверены, что изобрели, усовершенствовали, вывели, придумали и так далее. Большая часть так называемых изобретателей носятся с идеями, которые уже приходили в головы десяткам, а может быть, сотням других людей. На основании представляемого вами описания изобретения и его технической характеристики я составляю заявку на патент строго по установленной форме с соответствующими спецификациями и чертежами. А в заключительной части заявки необходимо четко обозначить практическую ценность данного конкретного изобретения.

– Все это выглядит так, что вы сами тоже должны быть изобретателем или по крайней мере технически грамотным человеком, – вставил я.

– Ну, не обязательно, хотя... весьма полезно... Первого рассмотрения заявки или предварительной оценки изобретения в Патентном ведомстве США можно ждать год, а то и больше. Причем на этом этапе заявка, как правило, отклоняется. Вам дается еще три месяца на доработку и внесение уточнений, после чего я снова отсылаю заявку в Патентное ведомство и, если она не отклоняется вторично, вам выдается авторское свидетельство. И все счастливы.

– Так это и есть патент?

– Э, нет. Это еще не патент, а всего лишь подтверждение вашего авторства и гарантия его защиты патентным законодательством. После этого я должен проследить, чтобы своевременно была выплачена пошлина за выдачу патента, и тогда Патентное ведомство выдаст вам внушительного вида юридический документ. С этого момента вы с полным основанием можете называть себя изобретателем.

Я обеспечиваю охрану ваших законных прав и беру на себя их защиту, в случае посягательств на них со стороны кого бы то ни было. Со временем, если повезет и вашим изобретением заинтересуются промышленники, вы можете либо продать права на использование своего изобретения, либо использовать его самостоятельно, частично или полностью, либо раздавать лицензии и стричь купоны.

– Великолепно! У меня как раз возникла идея создать тикающие часы для автомашин. Их новизна будет состоять именно в тиканье. Вы согласитесь оформить мне заявку?

– Хорошо, что вы напомнили мне о времени, мистер Скотт, – заметил Раген, взглянув на часы.

– Да, да. Но еще один, последний вопрос. Я пытался связаться по телефону с Уоллесом Эплуайтом, но мне ответили, что его нет в городе.

Раген сощурил глаза под очками, и я заметил, как заиграли мускулы на его руке, когда он принялся выбивать стаккато пальцами по столу.

– Вы хотите сказать, что все-таки пытались достать Уоллеса, несмотря на мой совет не докучать ему?

– О, да будет вам, мистер Раген. Мне ежедневно приходится выслушивать массу всяких советов от самых разных людей. Так как я могу с ним связаться?

– Не знаю, мистер Скотт, – сухо ответил адвокат.

Я поднялся.

– Спасибо, что вы уделили мне время.

Раген кивнул мне, достал из стола какие-то бумаги и углубился в чтение.

Я прошел через его приемную, задержавшись на секунду у стола секретарши, чтобы поблагодарить ее за проявленное ко мне доброжелательное внимание. Мне показалось, что ей не часто случается слышать здесь слова благодарности.

В лос-анджелесском телефонном справочнике я нашел фамилию Лоры Филдс, проживающей в Бербанке на Гленроса-стрит. Я не стал звонить, посчитав, что лучше явиться к ней лично, и съехал с Фриуэй на шоссе, ведущее в Бербанк.

Проезжая по Гленроса-стрит, я сверил номера домов с найденным в справочнике адресом и прикинул, что нужный мне дом должен находиться где-то посередине следующего квартала, слева через дорогу, приблизительно там, где у обочины стояла машина с поднятым капотом, в моторе которой копошился длинноволосый парень.

Парень показался мне знакомым, равно как и машина – видавший виды "шевроле" изрядно выцветшего зеленого цвета. И тут я заметил женщину, выглянувшую из дверей дома. Я как раз проезжал мимо, раздумывая, останавливаться мне или не останавливаться, когда сквозь открытое левое окошко моего "кадди" услышал ее неприятный хриплый голос:

– Сколько раз тебе говорить. Неси свою задницу сюда, Питер. Да поскорее!

Так вот кто эта преждевременно состарившаяся под бременем житейских невзгод толстая женщина и юнец с сальными патлами, которому – это уж точно – можно не опасаться людоедов.

Глава 11

Да, это была та самая великолепная парочка, которую я видел выходившей из дома Винсента Рагена каких-нибудь двадцать четыре часа назад.

Я доехал до следующего перекрестка, пытаясь собраться с мыслями. Объехав квартал, я решил поехать обратно в Голливуд. Я по-прежнему горел желанием поговорить с миссис Филдс и ее очаровашкой-сыном, ради чего, собственно, я туда и приехал. Но прежде мне нужно было разобраться в хитросплетении событий.

Стрекот пишущей машинки при моем появлении смолк, и секретарша с броской внешностью улыбнулась мне как старому знакомому.

– Ах, это снова вы, мистер Скотт?

– Угу, – пробормотал я и устремился в кабинет Рагена, небрежно бросив на ходу: – Можете обо мне не докладывать...

– Если вы хотели видеть мистера Рагена, то его нет.

Моя рука замерла на ручке двери.

– Да? И куда же его унесло?

Она не знала. Раген уехал через пять минут после моего ухода, не сказав куда.

Секретарша не знала, звонил ли куда-нибудь Раген или кто-то звонил ему, и почему он так спешно покинул офис. Несколько названных мною имен, включая Нормана Эмбера, были ей незнакомы. Не знала она и Лору Филдс. Однако, когда я описал ей миссис Грин и ее неаппетитного сынка, она с уверенностью заявила, что видела похожую пару в кабинете мистера Рагена в прошлую пятницу. Они пробыли у него не менее часа. Она проверила по настольному календарю на столе Рагена, в котором он фиксировал время деловых встреч. В ней на странице с датой 14 сентября, пятница, значилась аббревиатура "ЛФ и П" и время – 2 часа.

Этого мне было вполне достаточно.

* * *

Цивильная машина подкатила и стала в затылок моей машины, припаркованной на обочине Вистерия-лейн. Я подождал, пока Билл Роулинс вылезет из нее и подойдет ко мне.

– Спасибо, что приехал, Билл.

– Не спеши меня благодарить, парень. Ты не очень-то распространялся по телефону. Так что я жду подробностей.

– Добавлять особенно нечего. Я уже сказал тебе, что приезжаю сюда третий раз и никого не застаю. Я навел кое-какие справки. Он должен был кое-где обязательно появиться, но так и не появился. При других обстоятельствах я бы сам проверил что к чему и не стал тебя беспокоить, но...

– Наконец-то ты стал исправляться под мудрым руководством нашего капитана.

– Мило сказано – "под руководством". Сэм не говорил тебе, что...

Роулинс отогнул левую полу моего пиджака и заглянул туда, где у меня обычно находилась наплечная кобура с кольтом.

– Вижу, что говорил... – недовольно пробурчал я.

– Я ни за что не поверил бы. – Билл покачал головой. – Теперь понятно, почему ты вызвал полицию. – Он бросил взгляд на указанный мною дом. – Кто, говоришь, живет здесь?

– Норман Эмбер.

– И ты, конечно, хочешь, чтобы я зашел туда без приглашения, без всякого ордера и поразнюхал что к чему?

– Правильно мыслишь, дружище.

– Ты думаешь, я совсем сбрендил? А что, если твой парень дома и спокойно похрапывает на диване или, к примеру, тетушка его возится на кухне и не слышит звонка? Что я им скажу? Как объясню свое появление?..

– Сэм в отпуске, так?

– В отпуске, и тебе это прекрасно известно. Слушай, Шелл, я знаю тебя не первый день, и твои неуклюжие попытки увести меня в сторону сказками о том, что капитан сейчас весело проводит время, не имеют смысла. Может быть, он сейчас и правда отдыхает в свое удовольствие, но его зловещий призрак бродит по полицейскому управлению. Да что там по полицейскому управлению! Его присутствие ощущается повсюду в городе.

– Ну, хватит, хватит, Билл. Ты уже заговорил совсем как Сэм, когда он не в духе. Ну, раз уж ты здесь, то либо приступай к делу, либо уматывай.

– Не части, парень. – Роулинс пожал плечами. – Ладно! Ты обойди дом и начинай барабанить в дверь черного хода, орать или еще что-нибудь в этом духе. Тогда я и появлюсь, якобы для того, чтобы выяснить, что здесь происходит. О'кей? Только не переусердствуй и не вышиби дверь.

Я прошел по выложенной плитняком дорожке через лужайку к задней двери дома и принялся громко стучать, вопрошая, есть ли кто дома. Вскоре дверь приоткрылась, и я увидел лейтенанта.

– Давай входи.

– Он здесь?

– Да. Он мертв, и уже давно.

* * *

На все остальное потребовалось не более часа. Мы вызвали детективов, бригаду судмедэкспертов и помощника коронера и, пока они ехали, составили свои донесения. Сам осмотр места происшествия занял у нас не более пяти минут.

Эмбер жил в обычном коттедже, в котором имелись спальня, ванная, кухня и все прочее. Необычно в нем было то, что две большие комнаты были забиты всевозможной аппаратурой, кое-что из которой было мне знакомо. Например, такие приборы и агрегаты, как вольтметры, электромоторы, стендовое оборудование, переключатели, реостаты и катушки с проволокой. Но были и такие, каких я никогда прежде в глаза не видывал.

Здесь же находились два больших ящика-контейнера с расположенными на лицевой стороне круговыми шкалами, линзами, рычагами переключений и черной рукояткой, вставленной в отверстие на боку одного из этих контейнеров. Мы могли лишь догадываться, какая начинка содержится внутри, но, судя по наружному оснащению, в контейнерах – нечто весьма существенное. Однако убедиться в этом можно было, только вскрыв хотя бы один из них, что мы и намеревались сделать позже.

К этому нас побуждало то обстоятельство, что скрюченное тело Эмбера находилось именно здесь, на полу, у самого основания одного из контейнеров. По внешнему виду трупа можно было предположить, что смерть наступила по крайней мере дня два назад. Судебно-медицинская экспертиза и вскрытие, конечно, более точно установят время наступления смерти, но уже и сейчас по окоченению мускулов трупа и последующему их медленному расслаблению можно было с уверенностью сказать, что с момента смерти прошло больше суток.

На его правой ладони отчетливо виднелись следы ожога. Возможно, они были также и на теле, под брюками, рубашкой и под резиновым фартуком. Позже эксперты установят это.

В метре над его головой, посередине ее хода по пазу, торчала черная ручка с шероховатой, в отличие от гладкой и блестящей на втором контейнере, поверхностью. Судя по всему, она тоже обгорела.

Мы еще немного постояли возле тела Эмбера, потом Роулинс опасливо заметил:

– Надо держаться подальше от этой штуковины с циферблатами. Похоже, парень схватился за ручку, и его убило током.

– Вряд ли. – Роулинс с любопытством взглянул на меня, и я пояснил: – Этот человек – не ребенок, балующийся спичками. Он знал, что делает.

– Несчастья порой постигают и профессионалов. Шелл.

– Нет, я отвергаю твое предположение.

– Может, эксперты прояснят картину. Сейчас я их вызову.

Пока Роулинс звонил, я опустился на корточки и заглянул в лицо покойного.

По лицу покойника трудно судить, каким оно было в жизни. Можно, конечно, сравнить его с фотографиями, скажем, газетными или той, что была у меня. Вроде бы все на месте – глаза, нос, губы, волосы. Однако фотография не способна запечатлеть ни выражения глаз, ни улыбки, ни удивления или гнева. Перед вами кукла, оставленная кукловодом! А мне известно, что Эмбер обладал не только могучим интеллектом, но и чертовски привлекательной внешностью. Об этом можно было со всей определенностью судить по его скованному смертью лицу. Волевой подбородок и плотно сжатые губы свидетельствовали о сильном характере покойника. К тому же Эмбер был довольно высок – не менее ста восьмидесяти сантиметров, сухопар, но отнюдь не тощий. Словом, помимо всего прочего, это был весьма видный мужчина, несомненно, пользовавшийся успехом у женщин.

И вот... Что же все-таки произошло?

Я отошел от трупа, в ожидании Роулинса еще раз оглядел комнату. На полках вдоль стен – множество книг, стопки журналов, каталогов, бюллетеней. Рядом с ними – десятка два фото– и кинокамер, среди которых мое внимание привлекла пара весьма затейливых штуковин, которые с равным успехом могли быть камерами для подводных съемок или же компонентами какой-нибудь трехмерной картинки-загадки.

– Они уже едут, – объявил вошедший Роулинс. Заметив, что я внимательно рассматриваю полки, он спросил: – Нашел что-нибудь интересное?

– Да нет, ничего существенного.

Последнее, что я видел, покидая этот дом, было то, как ребята из выездной бригады погрузили останки Нормана Эмбера на четырехколесные складные носилки и покатили к фургону коронера. Потом труп отвезут в морг.

Роулинс поехал в полицейское управление, а я – снова в Бербанк. Опять вверх по Гленроса-стрит, к заветному дому Филдсов. Грязно-зеленого "шеви" перед домом не оказалось, и никто не отозвался на мой звонок, а потом и стук в дверь. Соседи сказали, что миссис Филдс и ее сын Питер уехали с полчаса назад. Уточнить же время их отъезда мне не удалось, но по моим прикидкам они умчались сразу после того, как я появился здесь в первый раз.

От супружеской пары, жившей по соседству, я еще узнал, что миссис Филдс вышла из дома с двумя чемоданами, которые положила на заднее сиденье, а потом села за руль рядом с сыночком, и они укатили. Итак, они захватили с собой только пару чемоданов – но этого мне было достаточно, чтобы окончательно уверовать в их нескорое возвращение.

И по крайней мере еще одну вещь я узнал: дергунчик Питер чемоданы не нес.

* * *

Массивные двери медленно отворились.

– Привет! – сказал я тому самому коротышке зловещего вида, который впустил меня в "Линдстром Лэбереториз" в первый раз.

– А, это опять вы.

– Да. Мне хотелось бы поговорить с мистером Линдстромом, если не возражаете.

– Входите, мистер Скотт. – Он открыл массивную дверь пошире, пропуская меня вперед.

– Так просто? – удивился я. – Во второй раз к вам попасть легче?

– Нет, просто мистер Линдстром велел мне сразу пропустить вас к нему, если вы наведаетесь снова.

"Странно", – подумал я, а вслух уточнил:

– Сразу пропустить к нему? В любое время?

– В такие подробности он не вдавался. Но, разумеется, имелся в виду ваш визит только к нему. Заходить куда-либо можно только с ним.

– Меня это вполне устраивает.

Массивная дверь так же медленно закрылась за нами, словно навсегда отрезав от внешнего мира. Коротышка провел меня по длинному, тускло освещенному коридору. Повсюду царила необычная тишина, и я с радостью отметил, что на сей раз не было и в помине тех ужасающих, гнетущих звуков.

Я сказал об этом своему провожатому, и тот объяснил, что, поскольку сегодня суббота, в здании нет никого, кроме него самого, шефа и еще пары сотрудников. Это меня тоже порадовало, потому что я чувствовал себя весьма неуютно в сумрачном коридоре среди множества закрытых массивных дверей и без единого окна, к тому же ощущая непривычную пустоту под мышкой.

Мы повернули налево, и мой провожатый сказал:

– Я доложу мистеру Линдстрому о вашем приходе, – и ускорил шаг. Я видел, как он открыл дверь, просунул в нее голову и что-то сказал. Потом проворно отступил в сторону, жестом приглашая меня войти. Поймав мой взгляд, он улыбнулся какой-то совершенно бесплотной улыбкой и бесшумно исчез в лабиринте коридоров.

Я помедлил, стоя перед открытой дверью. Гуннар Линдстром, как и в первый раз, сидел за столом, заваленным бумагами и всевозможным инструментом, сверля меня пристальным взглядом.

– Входите, входите, мистер Скотт, – дружелюбно проговорил он и слегка улыбнулся. Улыбка эта ничего не выражала, кроме обычной вежливости, но она каким-то непостижимым образом смягчила его суровое лицо, придала ему мальчишеский вид.

Он жестом пригласил меня садиться. Я сел напротив него, как можно любезнее говоря при этом:

– Спасибо, мистер Линдстром, что согласились снова меня принять, и притом сразу же.

– Да, я распорядился, чтобы вас немедленно проводили ко мне, если вы пожелаете снова увидеться со мной.

– Позвольте поинтересоваться, чем я обязан такой чести?

И он ответил без малейшего промедления:

– Во время вашего первого визита вы изложили мне некоторые обстоятельства и факты, – он слегка замешкался, но потом сразу же продолжил, – которые меня заинтересовали и о которых до той поры я ничего не знал. Ваша информация в какой-то степени прояснила вопросы, на которые я не находил ответа, да и теперь еще не нахожу. Полагаю, я в свою очередь тоже помог вам в поисках ответов на интересующие вас вопросы. Притом что у нас разные профессии, а следовательно, у каждого и свой круг общения, не исключено, что наши пути каким-то непостижимым образом могут пересечься и опять возникнет какое-нибудь qui pro quo, то бишь недоразумение. Вот почему я отдал распоряжение пропускать вас ко мне в любое время, если у вас появится повод встретиться со мной.

– Не будете ли вы любезны сказать мне, что в моей информации вы нашли интересного для себя? – Последовала продолжительная пауза. – Особенно интересного, – уточнил я.

Он продолжал сидеть молча, подобно каменному изваянию, и только сверлил меня своим пронзительным взглядом.

Я вспомнил, как во время нашего первого разговора, после обмена дежурными фразами, Линдстром демонстративно поставил передо мной песочные часы и вот так же уставился на меня чуть ли не злобным взглядом. Вот и сейчас он смотрел на меня, как мне показалось, неприязненно, и я понял, что поощрительной реплики от него не дождаться.