Текст книги "Эффект Эмбера"
Автор книги: Ричард Скотт Пратер
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 15
«Даблесс Ранч» – поместье площадью двести сорок акров, расположенное в нескольких милях от Лос-Анджелеса, в холмистой местности, поросшей кустарником с редкими купами дубовых и эвкалиптовых деревьев, являлось не только выгодным помещением капитала «Даблесс Муви Продакшн», но и великолепной сценической площадкой для съемок двух кинофильмов, хаотичных и бестолковых, по мнению некоторых недоброжелательных критиков.
Однако, будь то доброжелательные или злопыхательские и даже патологически садистские отклики, это нисколько не волновало двух кинематографических гениев, владельцев "Даблесс", коль скоро их брюзжание или сюсюканье никак не влияло на поток миллионов, приносимых их картинами. Положительное сальдо расходов и доходов являлось главной заботой гениальной пары – Сэмми Шапиро и Шверина Шикльмайстера, а на остальное им было наплевать.
До сих пор дела у них шли вполне успешно. Их последняя лента "Богатая Бабочка" обошлась им, по их собственным словам, всего в "семьсот тысяч с мелочью", а собрала в одних только Соединенных Штатах свыше восьми миллионов долларов. Столько же они надеялись получить от проката кинокартины в других странах мира, "за исключением, может быть, Японии", как заявил Сэмми.
В воскресенье, в начале десятого, не успел еще черный кофе всосаться в мою кровь, а я уже стоял на некогда зеленой, а теперь пожухшей лужайке, где Митцуи Хосикуси танцевала свой предсмертный танец в одних только прозрачных крыльях. Здесь снималась заключительная часть фильма, завершавшегося харакири, которое она совершала с помощью гигантских палочек для еды или какого-то другого острого предмета. Но, как бы то ни было, она покончила с собой и свалилась в неглубокий бассейн тут же рядом, в каких-нибудь двух метрах от меня, где, по замыслу создателей фильма, была съедена царем рыб. Царя рыб пришлось изображать толстому карпу, выкрашенному золотисто-желтой краской. Этот карп или карпы наносили ощутимый урон урезанному до минимума бюджету "Бабочки". Когда им удалось наконец отыскать краску, прилипающую к мокрой чешуе живой рыбы, несколько рыб сразу же сдохло, и оригинальную сцену пришлось снимать впопыхах, так как последний золотой карп всплыл вверх пузом буквально через полминуты после патетического самоубийства Митцуи.
Поэтому я с каким-то беспокойством осматривал непрезентабельные декорации, уцелевшие от "Богатой Бабочки": бассейн, чахлую лужайку, миниатюрный сад, чайный домик, размалеванный задник, неотступно думая о том, что именно здесь предстояло появиться Аралии в два часа.
Все было установлено и подготовлено к действию. Во всяком случае, я так надеялся, но, как я понял теперь, это отнюдь не означало, что я предусмотрел все до мелочей.
Я уселся на лужайке, сорвал травинку и принялся сосредоточенно ее покусывать, обдумывая причину моего смутного беспокойства, пытаясь его развеять. Накануне вечером я испытывал какую-то буйную эйфорию, все казалось легко осуществимым Куда же подевалась эта уверенность?
Вчера вечером я побывал здесь, оснащенный стальной рулеткой, карандашом с блокнотом и полный энтузиазма. Оставив Аралию в лаборатории Линдстрома, который к тому времени проникся моей идеей и принялся за подготовку первой пробы Аралии в объемном кино. Я осмотрел местность, прикинул что к чему, сделал пару замеров и набросал точный план ограниченной зоны, в которой позже должна была появиться "живая" Аралия.
Появиться не более чем на одну минуту, может, меньше. Съемка этого шестидесятисекундного "фильма" заняла у нас почти час, и, признаюсь, это было очень интересным времяпровождением, хотя большая часть времени ушла на тщательные замеры, хронометраж, разметку пола. Линдстром заставлял Аралию ходить от отметки к отметке, говорить, выдерживать паузы, пока она не научилась держаться совершенно свободно и не перестала смотреть на отметки на полу и говорить невпопад.
Последние десять минут ушли на прогон сцены "в костюмах", а вернее – без оного, что целиком поглотило мое внимание и заставило Гуннара на время вспомнить, что он еще и мужчина, а не только ученый-аскет.
Я сорвал еще одну травинку, покусал ее, увидел, что на часах уже 9.10, и огляделся по сторонам.
Я сидел как раз на том месте, где через несколько часов должна стоять Аралия, то есть где ей следует стоять – в метре от края бассейна, в котором Митцуи утопила свою наготу и искусственные крылья. Здесь же будет установлен микрофон, чтобы "Мисс Обнаженная Калифорния" могли слышать зрители, которым я предусмотрительно отвел место на противоположной стороне бассейна. Или на лужайке, отстоящей от бассейна на несколько метров.
Четыреста гостей, все – мужчины, было приглашено на сегодняшнюю церемонию. Отказался присутствовать лишь один, да и то только потому, что на этот день ему была назначена операция на желчном пузыре. Сравнительно небольшая толпа, если сопоставить с количеством болельщиков, собирающихся на каждый матч профессиональной футбольной лиги на лос-анджелесском стадионе. Но слишком большая для оргии, и именно поэтому все гости должны будут сидеть в плетеных креслах, которые позже здесь поставят по другую от Аралии сторону бассейна.
Я постарался развеять свои опасения и сосредоточиться на приятном. Во-первых, сам "фильм" был выполнен безукоризненно и являлся истинным творением гения, замешанным на волшебстве и искусстве. Во-вторых, выбранное мною место как нельзя лучше отвечало требованиям нашего замысла. Я утешил себя мыслью, что существует один шанс из десяти, если не из ста, что покушение на жизнь Аралии может быть совершено здесь, на глазах четырех сотен свидетелей, ведь тогда всем сразу будет ясно, что это – предумышленное убийство. Ну и что из того?
Даже единственный шанс из тысячи оправдывал принятые нами меры предосторожности. А если такая попытка все-таки будет предпринята, то злоумышленник появится либо спереди, либо с северной стороны. Я поднялся на ноги и посмотрел туда, где должны будут сидеть приглашенные. Итак, это будет одно из тех мест, где соберется компания из четырехсот мужчин. Я посмотрел дальше на холм, круто – под углом в тридцать градусов поднимающийся вверх от площадки для барбекю. Холм, поросший дубами, эвкалиптами и перечными деревьями, а также густым кустарником и какими-то хилыми деревцами с голыми ветками. Здесь было где укрыться, особенно на вершине холма в двухстах метрах от места, где я стоял. Не такое уж большое расстояние для стрелка-профессионала, пользующегося мощной винтовкой с оптическим прицелом.
Я уже побывал там, обошел весь участок. Бродил с беззаботным видом, позевывая и нежась на солнышке, но ничего не упуская из виду. И теперь мне было известно, что всего в каких-то пятидесяти метрах от вершины холма проходила однополосная асфальтированная дорога, и больше ничего, абсолютно ничего.
Позади, а также слева и справа от меня тянулась крашеная высотой десять метров фанерная "Великая Японская стена", – "Бабочка" отнюдь не отличалась исторической достоверностью. Только на вершине обследованного мною холма мог укрыться какой-нибудь непрошеный гость, а то и злоумышленник, чтобы насладиться эротическим шоу или хорошенько прицелиться и выстрелить в Аралию.
Небольшой фанерный чайный домик, более походивший на домик Трех Поросят, располагался в десяти метрах справа от меня. Здесь обманутая Митцуи напрасно ждала своего возлюбленного Хони Сакитуми. Я тщательно измерил расстояние от двери домика до того места, где стоял: оно оказалось равным 9,65 метра. У носка правого башмака я вбил в землю колышек, где предстоит установить микрофон.
Аралия должна будет появиться из этого чайного домика, где уже размещена аппаратура для создания "Эффекта Эмбера": лазерный проектор на твердом кубике-кристалле, микрокомпьютер и шнур, тоже уже воткнутый в розетку. Здесь также находился и портативный магнитофон, заряженный кассетой с записью тронной речи калифорнийской королевы красоты.
После включения тумблера проектора должна была произойти автоматическая синхронизация аудио– и видео-, а может быть, триплетизображения, поскольку этой техники еще не было придумано соответствующего названия. Голос Аралии, возможно, будет звучать несколько странновато, как это было в случае с Гуннаром, но я надеялся, что в такой обстановке на это никто не обратит внимания. Все будут поглощены созерцанием соблазнительных форм голой мисс "Обнаженная Калифорния".
Я вновь взглянул на часы. 9.12 утра. Самое время провести последнюю проверку. Я решительно повернулся и зашагал к чайному домику, чтобы еще раз взглянуть, все ли в порядке.
Ровно в 9.14 я предпринял научный эксперимент, точно следуя инструкциям Линдстрома: перевести вот этот маленький тумблер в верхнее положение и одновременно включить его – а теперь мой – секундомер.
Что я и сделал. Но ничего не произошло. И не могло произойти. До поры до времени. Точный хронометраж являлся главным залогом успеха операции, и я гнал от себя мысль о том, что может произойти, если синхронизация вдруг нарушится на минуту-другую. Или даже на несколько секунд.
Я прошел вдоль бассейна туда, где будут стоять кресла для гостей, и снова уселся прямо на газон. Закурил, глянул на часы. Подождал.
Когда мы готовили фильм, Гуннар, памятуя о том, что сегодня после включения аппаратуры, у меня могут возникнуть какие-то неотложные дела, предложил оставить "несколько минут пустого пространства", как это делают при любительских киносъемках, чтобы до появления Аралии успеть вернуться на свое место, наполнить бокал или сделать что-нибудь еще.
Мой замысел состоял в том, чтобы, оставив Аралию – настоящую Аралию – в чайном домике и запустив ее изображение, самому незаметно пробраться на вершину холма – место предполагаемого нахождения наемного убийцы. Для этого мне будет достаточно одной-двух минут. Я прекрасно понимал, что чем больше будет промежуток времени между включением аппаратуры, появлением образа Аралии и моим стремительным бегом из чайного домика на вершину холма, тем вероятнее возможность какой-нибудь нестыковки в технике.
Я попросил Гуннара запрограммировать для меня трехминутную паузу, полагая, что лишняя минута не помешает.
9.16. Плюс еще несколько секунд, отсчитанных секундомером. Не пройдет и минуты, как из двери чайного домика появится – должна появиться – улыбающаяся Аралия.
Так же как вчера вечером, в главной лаборатории Линдстрома, улыбающаяся Аралия шагнула вперед, бросила взгляд направо и быстро пошла к строго обозначенному месту под углом 90 градусов к установленной поодаль камере. Потом стремительно повернулась и, лучезарно улыбаясь, застыла на месте с рукой, изящно покоящейся на округлом бедре. Пять секунд в этой фиксированной позе, затем плавной походкой вперед на камеру и дальше – к пока еще не установленному микрофону. Четыре шага навстречу будущей публике – четыре секунды незабываемого, умопомрачительного зрелища, вобравшего в себя отточенные движения бедер, божественную поступь и трепетное подрагивание восхитительных грудей.
Даже я был заворожен явленным Аралией зрелищем. Представляю, каково было продюсеру-директору-кинооператору Гуннару Линдстрому. Хотя я его и предупреждал, это вовсе не означало, что я его вооружил против "эффекта Аралии". Гуннар знал, в чем состоит его задача. Знал, что Аралия снимет одежду и продефилирует перед ним по заранее сделанной на полу разметке, потом повернется, улыбнется, помашет ручкой и произнесет свою краткую речь. Более того, я подозревал, что этот затворник не единожды видел обнаженных красоток различной степени добродетели и что это лишь добавило пряности в его пресную науку, не дав погибнуть ей на корню. К тому же в какой-то степени Гуннар творил искусство, снимая первый художественно-голографический фильм, и можно было надеяться, что, как истинный художник, он абстрагируется от реальности.
Однако я его явно переоценил.
После "прогона в костюме", перед "живой" съемкой, Аралия хлопнула в ладони и проворковала:
– Я все сделала правильно, маэстро?
Она явно обращалась не ко мне, а к Гуннару, который в этот момент находился метрах в двенадцати от нее. Гуннар быстро приблизился к ней примерно на метр, с челюстью, отвисшей как у кота Тома из мультфильма "Том и Джерри". А может быть, у того бестолкового бульдога из этого же мультика.
– Э... м... да, наверное. Впрочем, не уверен... Ну да. Конечно. Вы сделали все правильно. Только... вы... мы... должны повторить все... еще раз.
– О, извините, мистер Линд...
– Нет, нет! Это не ваша вина.
– Хорошо. Я не прочь повторить все сначала. Мне это очень нравится.
Гуннар вновь приступил к съемке и, обращаясь на сей раз ко мне, спросил:
– Кто, говоришь, эта юная фея, Шелл? Мисс кто?
– Кроме всего прочего, Гуннар, она – обладательница титула "Мисс Обнаженная Калифорния". Без пяти минут "Мисс Обнаженная Америка".
Прежде чем вернуться к камере и начать новый прогон, Гуннар еще раз окинул восторженным взглядом улыбающуюся Аралию, скосив глаза на ее аппетитные груди, потом ниже, ниже – и вновь вверх, на предмет ее законной гордости.
– Я бы скорее дал вам, мисс Филдс, титул "Мисс Обнаженный Млечный Путь", – пробормотал он.
Линдстром с усилием отлепил взгляд от Аралии, вернулся к своей камере и юпитерам. Внимание! Камера! Мотор! Съемка! Ну, может быть, не совсем так, но шестидесятисекундное эротическое действие было отснято и, так сказать, заключено в полупрозрачный куб.
9.17. Точно стовосьмидесятисекундный отсчет по секундомеру. Я вытянул шею и напряженно уставился на дверь чайного домика.
И вот она появилась...
Глава 16
13.50. Даже здесь, в полутемном чайном домике, я видел, как пылает от возбуждения лицо Аралии, на щеках – здоровый румянец, ярко-синие глаза сияют словно звезды.
Возможно, ее возбужденное состояние объяснялось гулом доносившихся сюда голосов четырех сотен сексуально озабоченных самцов горилл.
Толпа была в сборе, большинство присутствующих явилось сюда за час и даже раньше. Я с некоторой опаской оглядел это сборище, прежде чем проводить Аралию в столь ненадежное укрытие. И, уже находясь в чайном домике, я время от времени наблюдал, как они бродят по лужайке с бокалами спиртного в руках, и думал: сколько же будет выпито сегодня! Но когда я выглянул в последний раз, большинство из них уже сидели в плетеных креслах, ожидая появления главного распорядителя – Сэмми Шапиро.
После нескольких объявлений и кратких речей все замерли в ожидании "гвоздя программы", – мисс "Обнаженная Калифорния".
А мисс "Обнаженная Калифорния" сидела тем временем в чайном домике отнюдь не обнаженная, а в белых шортиках из джерси, так плотно облегавших ее тело, что, казалось, никакие это не шортики, а просто она на секунду окунулась в сливки. Что же касается дополнявшей костюм безрукавки из такого же белого джерси, то мне чудилось, будто сквозь нее видны поры на ее коже.
– Еще не пора? – то и дело спрашивала Аралия. – Еще не пора?
– Семь минут до моего выхода, десять – до твоего. То есть я хотел сказать – до запуска твоего изображения.
– Да, порой даже я не могу отличить себя живую от изображения, хотя и то и другое – я.
– Смотри не запамятуй, детка. А то, чего доброго, выскочишь, расточая улыбки и воздушные поцелуи, когда твое изображение уже будет задействовано. Они и без того будут в отпаде, "Скорой помощи" придется только успевать. А кое-кто сразу отойдет в небытие.
– Не бойся, не выскочу. Ты мне все уши прожужжал, что я должна и чего не должна. Я буду сидеть здесь, а тем временем мое изображение появится перед публикой... Согласись, это звучит забавно.
– Забавно. Да, забавно. Почему-то я не чувствую особенно...
– Не волнуйся, после завершения "моего" выхода, я по-прежнему буду ждать тебя здесь.
– Хорошо. И еще одно. Если так случится, что я задержусь, а то и вовсе не вернусь, и ты услышишь визг полицейских сирен...
На меня опять навалилось смутное предчувствие, которое я тщетно пытался отогнать все это время. Должен признаться, что у меня было какое-то двоякое чувство по поводу задуманной операции. С одной стороны, я был почти убежден, что не произойдет ничего экстраординарного, тем более опасного, и никто не будет убит. Но в то же время я не мог избавиться от неотступно преследовавшей меня мысли, что если кто и будет убит, то км окажусь я. И что это произойдет именно в тот момент, когда я буду рыскать среди перечных и эвкалиптовых деревьев в поисках гипотетического посягателя на жизнь Аралии Филдс. Только одно из этих двух допущений могло оказаться верным, и я бы предпочел первый вариант.
Кроме того, последнее время меня не покидало ощущение, что я что-то забыл. Возможно, это забытое мною "нечто" и не оказывало какого-либо влияния на грядущие события, но присутствовало где-то у меня в подсознании и вызывало смутную тревогу. Хотя с одинаковой степенью вероятности можно было предположить, что забвение этого "нечто" способно привести к серьезным и даже катастрофическим последствиям.
– По-моему, они возбуждены, ты не находишь? – спросила Аралия.
– Аралия, – сказал я, прислушиваясь к нараставшей какофонии мужских голосов снаружи, – как ты думаешь, если парню прищемить "орехи" качелями, когда он еще и не начал качаться, что будет означать его вопль? Предвкушение?..
– Шелл, не говори "орехи". Это так грубо, вульгарно...
– О'кей! Яйца, если тебе так больше нравится. Какая, в конце концов, разница?
– Ну, ты как-никак мужчина, и для тебя это, конечно, не звучит сексуально.
– О Бог ты мой! Однако вернемся к нашему разговору. Итак, если я вдруг задержусь и не вернусь в этот волшебный чайный домик, ты должна выдержать как можно более долгую паузу между твоим... э... вторым пришествием и первым "голым" выходом. Не забудь только, что во второй раз ты должна быть полностью одетой, если... э... так можно назвать этот твой теперешний наряд.
– Шелл, ты мне это уже говорил, и не раз. Но я так и не пойму, почему ты придаешь этому такое значение. Я усекла, что все должны подумать, что я в домике переодеваюсь. Но почему я не могу сделать вид, что быстро переоделась, скажем за полминуты, и выйти к ним...
– Нет, нет и нет!
– ...пока они действительно готовы воспринять меня наилучшим образом.
– Да, в этом-то все и дело! Хотя поручиться на все сто я не могу. Слово "готовы" можно интерпретировать по-разному, в том числе и как оскорбительные, непристойные по отношению к девушке действия...
– Зачем тогда их распалять, чтобы потом ждать, пока они остынут. Железо надо ковать, пока оно горячо.
– Как я понимаю, ты имеешь в виду металлические молнии у них на брюках...
– Меня привело сюда только одно – желание развлечь всех этих людей, доставить им немного удовольствия... И потом, среди них будут устроители конкурса, спонсоры, члены жюри, кинорежиссеры, продюсеры, шоумены и Бог знает кто еще.
– Да, все ясно, Аралия. Большинство, конечно, будут развлекаться, но те, из разряда "Бог знает...", могут иметь оч-чень серьезные намерения... Так вот, ты выйдешь и продемонстрируешь, что желаешь продемонстрировать, на самом деле оставаясь здесь. Затем "оденешься" и... Ты когда-нибудь видела четыре сотни пьяных горилл, готовых к спариванию?
– Нет, конечно нет. А ты?
– Я – один из них, только менее волосатый. А... позволь объяснить тебе это иначе...
Как-то раз Аралия сказала, что я весьма поэтичен. Может быть, какой-нибудь яркий пример способен вразумить ее?
– Аралия, – начал я, – представь себе, что мы в джунглях. Непривычные, пугающие звуки доносятся из зарослей. Ты – Джейн, вышедшая на лужайку голая. Тебе и невдомек, что эти странные звуки вызваны твоим появлением. Поэтому, когда ты снова выходишь на лужайку, ты вдруг оказываешься лицом к лицу с четырьмястами ревущими Тарзанами. Да знаешь, что они с тобой...
– Пока что я вижу здесь только одного Тарзана, – улыбнулась Аралия. – Тебя.
– Ну хорошо, я уже признался, что являюсь одним из них... Черт! – Я в сердцах хлопнул себя по ляжкам. – Ну как мне объяснить, чтобы ты поняла наконец! Попробуем еще раз. О'кей?
– Давай, если хочешь. Кстати, сколько минут у нас в запасе?
– Аралия! Черт бы тебя побрал, Аралия! Нет, с тобой обязательно спятишь! Может, ты замолчишь наконец? – Я собрался с мыслями и тихим, ласковым голосом продолжал: – Предположим, что сразу же после появления безумно соблазнительной, в высшей степени желанной и сексапильной голой мисс "Обнаженная Калифорния"...
– О Шелл, ты снова ударился в лирику.
– Гр-р-р-р-р! Черт побери, сейчас мне не до лирики!
Я разжал пальцы, сжимавшие секундомер, так как не имел права их раздавить.
– Я не успокоюсь, пока не скажу тебе, что считаю необходимым. Не успокоюсь, так что ты уж лучше меня выслушай. Вспомни все, что я тебе говорил прежде, и постарайся мысленно представить себе четыреста диких животных в человеческом обличье, ополоумевших от похоти и алкоголя. Они вполне могут, хотя и не обязательно, попытаться... Словом, могут тебя изнасиловать.
– Изна... что ты имеешь в виду?
– А ты как думаешь?
– Означает ли это, что они могут со мной то же, что ты делал прошлой ночью, да?
Вот тут-то она меня и подловила.
* * *
– Да, – угрюмо ответил я. – Только четыреста раз подряд.
13.54. Я снова и снова прокручивал в памяти события сегодняшнего утра, стараясь понять, откуда возникло это нарастающее чувство тревоги. Нет, это не был какой-то панический страх, а лишь то и дело возникающее где-то внутри неприятное ощущение дурноты.
Закончив утром все необходимые приготовления здесь, на месте, и опробовав аппаратуру, я помчался обратно в "Спартанец" к живой, теплой, вполне осязаемой Аралии.
В "Спартанце" тоже не произошло ничего экстраординарного. Поговорили, перекусили, и я дал ей последние указания и напутствия. Затем мы отправились в моем "кадди" на "Даблесс Ранч", перекинулись парой фраз с несколькими загодя явившимися гостями и уединились в чайном домике.
Я нервничал. Может быть потому, что со мной не было моего верного друга – автоматического кольта 38-го калибра. И отчасти – от гнетущей неизвестности. Вроде бы все было просчитано, но мало ли что может произойти в течение шестидесяти секунд, которые стремительно приближались.
Снаружи нарастал гул голосов, сквозь который прорывались порой какие-то громкие возгласы, а то и отдельные слова. Склонив голову набок, я напряг слух, пытаясь понять, правильно ли я расслышал сказанную кем-то фразу, когда снова защебетала Аралия:
– Все-таки это поразительно, Шелл. Я хочу сказать, что, даже если в первый раз перед ними вместо меня появится мое изображение, никто не догадается об этом.
– Эй, Шелл!
Кто-то снаружи окликнул меня, не так чтобы громко, но достаточно для того, чтобы было слышно в чайном домике. Это был тот самый голос, который я только что слышал, но, кроме имени, ничего не разобрал.
– Мне страсть как хочется рассказать тебе, Шелл, что я испытываю всякий раз, выходя голой перед огромной мужской аудиторией. Я просто кожей чувствую, что они думают при этом, не стану кривить душой – мне это нравится. Их обожания и сексапил распаляют и меня. Я настолько возбуждаюсь, что, кажется...
– Вот так так, я пытаюсь настроить ее на серьезный лад, а она, видите ли, распаляется. Малышка, возьми себя в руки, сейчас не время и не место для...
– Эй, Шелл, Ше-е-е-е-л!
Такой знакомый голос. Да кто же это, черт побери?
К первому голосу присоединился второй:
– Шелл, приятель. Мы уже вызвали пожарную бригаду, чтобы погасить пламя в твоих штанах!
И вновь насмешливый речитатив первого:
– Я потратил целый час, чтобы приготовить тебе отличный подарок. А чем порадуешь меня ты?
– О, чтоб тебя... – простонал я. Наконец-то я узнал этот голос. Он принадлежал веселому разбитному парню по имени Роско, обладавшему своеобразным чувством юмора, который порой оказывался совершенно неуместным и даже грозил катастрофой, как сейчас. Пока что я не догадался, кто был его напарником, да это, в сущности, и не имело значения. Достаточно было знать, что их появление чревато большими неприятностями. – О, черт бы вас побрал! – снова простонал я. – Так вот откуда не покидавшая меня тревога? Теперь я в этом абсолютно уверен.
– Что случилось? – поинтересовалась Аралия, видя, как я весь напрягся и помрачнел.
– Мне следовало догадаться об этом раньше. Я думал, что трех минут будет достаточно, чтобы добраться до вершины холма. Однако не учел, что это возможно лишь при условии, что не возникнет каких-либо обстоятельств, способных помешать мне уложиться в указанные три минуты. По истечении этих трех минут ты могла бы спокойно выйти к своим обожателям.
– И только?
– Да. Но я упустил из виду одну вещь, а именно: все эти четыреста мужиков сгорают от любопытства – что это я делаю здесь с тобой столь долгое время. А мы действительно находимся здесь уже довольно долго. Момент же твоего выхода неумолимо приближается, и эти кретины уже, наверное, места себе не находят, предвкушая захватывающее зрелище.
– А... понимаю. Ты хочешь сказать, что, по их мнению, я должна бы как раз раздеваться сейчас, на тот случай, если... Ну конечно. Не буду же я тянуть до последней минуты. Итак, они думают, что как раз сейчас я раздеваюсь и готовлюсь к выходу.
– Да, они думают. Он думает, они думают, все думают. Один я не думаю.
– Боже мой! Кажется, я догадалась, – сказала Аралия, как мне показалось, взволнованно. Взволнованно, но без малейшей тени смущения. – Держу пари, что некоторые, а скорее всего большинство из них, думают, что как раз в этот момент ты меня тут трахаешь.
– Трахаю! Разве об этом надо сейчас думать! О Боже!
– Ну, Шелл, раз уж они все равно думают... Сколько у нас осталось времени?
Ее вопрос прозвучал для меня как выстрел стартера. Я взглянул сначала на свои часы, потом на секундомер.
– Минута пятьдесят пять. Мне нужно бежать через полторы минуты самое позднее.
– Но у тебя в запасе еще целых три минуты. – Она улыбнулась, явно меня провоцируя. – А, Шелл? Семь бед – один ответ.
– Бед? Ответ?
– Ты совсем как китаец.
– Что? Какой еще, к черту, китаец?
– Ну, ты же сам рассказывал мне о "Богатой Бабочке", как их там звали... Хути-Кути... и всем таком прочем.
– А, это... Господи, а я испугался. Ну, конечно, теперь я понял. Тогда: "О мой плекласный цветок. Это я – Хун Хау, твой самурай". Я правильно тебя понял?
– Саморай? Кто это?
– Самурай Хун Хау – непревзойденный мастер свистящего меча, не говоря уже о разящем, всепроникающем кинжале. Сейчас ты испытаешь мою мужскую силу, мой плекласный цветок, моя утленняя заля... Что мы делаем? Да что же это в самом деле?.. О, Аралия... – Но она продолжала работать молча, сосредоточенно. – Пусти, Аралия. Да что это, в конце концов, на тебя нашло? Ну, брось, Аралия. Мне и в голову не пришло, что ты всерьез... Для этого есть определенное время, но эт-т-о-о-о...
Потом я некоторое время стоял, раздумывая. Нет, не о том, что только что произошло. Я думал совсем о другом. В частности о том, что какую-то минуту назад я был в полном порядке, чего никак не мог сказать о моем теперешнем состоянии. Наверное, это очередной трюк чертова трехмерного кино. Такого не могло произойти в действительности. Сама идея чего-то подобного была абсурдна. Нет, это всего лишь некая комбинация точек и кривых линий на пластиковом кубике или что-то в этом роде. Невозможно вообразить, что я действительно нахожусь здесь, наедине со сгорающей от страсти мисс "Обнаженная Калифорния", в каком-то бутафорском чайном домике, в окружении сотен гигантских обезьян, а через минуту должен буду карабкаться на вершину холма в дикой надежде перехватить наемного убийцу, пытающегося расстрелять "картинку".
Однако блаженное чувственное наслаждение, подаренное Аралией, было очень даже реальным.
– Ну ладно, мне действительно пора.
– В самом деле?
– Да, секунд через тридцать. Но все будет кончено через минуту-другую.
– О, это было чудесно. Мы потом продолжим?
– Ты наконец успокоилась? Надеюсь, помнишь все, что должна сделать? Вот этот тумблер.
– О чем ты сейчас думаешь?
– Не все ли равно?
Я следил за стрелкой секундомера.
– Слушай, Аралия. Если в мое отсутствие кто-нибудь из этих собравшихся здесь идиотов надумает явиться сюда, я не смогу тебе помочь. Тебе придется выкручиваться самой.
– Не беспокойся, выкручусь.
– Ну что ж...
Тик-так, тик-так.
13.57.
Я перевел выключатель в положение "Вкл.", и это началось.