Текст книги "Тела в Бедламе"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 16

– Холли, – сказал я, – ты прекрасно смотришься в черном.

– Если бы ты видел меня в черных кружевах!

Я улыбнулся ее отражению в зеркале:

– Надеюсь, я доживу до этого.

Она была в темной юбке и черном свитере, в которых подбежала ко мне тогда, на следующее утро после убийства. Та же одежда. Но выглядела Холли совсем иначе. Посвежела после долгого сна, ее кожа порозовела и словно светилась. Она закончила расчесывать свои белокурые волосы и сидела за туалетным столиком, вглядываясь в чуть косо висевшее зеркало, потом принялась наносить губной помадой последние штрихи на свои роскошные губы.

Она повернулась ко мне и улыбнулась:

– Ну вот, как заново родилась.

Я молча глазел на нее.

– Ну, скажи же что-нибудь, – потребовала она.

– Ты красивая, Холли. Ты изумительная.

– Так-то лучше, – весело прощебетала она. – Женщины любят комплименты. Ну, давай, говори.

– Хватит с тебя.

Она сделала вид, что надулась, и вдруг спросила:

– Ты готов? Уже давно стемнело.

Я поглядел в окно на вечернее небо:

– Пожалуй. Ты непременно хочешь поехать со мной?

– Непременно. Особенно теперь.

Я подошел к ней сзади, наклонился, отодвинул носом ее волосы и поцеловал в шею. Она дернула головой и простонала:

– Не надо, Шелл, отстань.

Я отстал.

– Ты зверь! – воскликнула она.

Я улыбнулся:

– Пошли. Мы и так уже потеряли уйму времени.

Ее фиалковые глаза сверкнули:

– Потеряли! Ну и ну! Мне это нравится. Это надо же…

– Шучу, шучу, – спохватился я.

– То-то же. – Она встала, улыбнувшись.

Мы спустились вниз. Я открыл перед ней дверцу «кадиллака», затем обошел машину и сел за руль Меня поразило выражение лица Холли: ее брови насупились, рот приоткрылся.

– Шелл, – с придыханием спросила она, – что это?

Дрожащим пальцем она показывала на отверстие в ветровом стекле.

– Насчет этого не беспокойся, милая.

– Но что это? Пулевое отверстие?

– Да. Я же говорил тебе, что парни не шутят. Они играют всерьез.

Я завел двигатель и отъехал от обочины. Холли придвинулась ко мне вплотную. Когда мы выехали на бульвар Уилшир, она подсказывала мне, как проехать к ее дому на улице Берендо.

Внезапно она сказала:

– Разве не забавно, Шелл, что я почти ничего о тебе не знаю?

– Ты знаешь обо мне столько же, сколько я о тебе.

– Пожалуй. Ну, расскажи мне о себе. Я все хочу знать о тебе.

– Ничего особенного. Вырос я здесь. Некоторое время работал в доках. Потом четыре года моим бизнесом было убийство. А после всего я открыл тут агентство. Вот, собственно, и все.

– Что это за четыре года?

– Годы войны, золотце. Я был морским пехотинцем.

– Но это же не убийство.

– Неужели?

Помолчав, она поинтересовалась:

– А что сейчас? Где ты живешь? Что ты делаешь, кроме слежки? – Улыбаясь, она крепко сжала мою руку.

Повернув налево, на Уилшир, я направился в сторону Берендо.

– Ты знаешь клуб «Уилшир-кантри» в Голливуде? – спросил я.

– Ага. Ты живешь там?

– Не совсем. Через улицу от него, в апартаментах отеля «Спартанец» на Норт-Россмор. Навести меня как-нибудь, и я покажу тебе моих рыб.

– Рыб?

– Угу. Маленьких тропических рыбок. Разных. У меня два аквариума с рыбками.

– Никаких гравюр?

– С рыбками гравюры мне ни к чему.

Она тихо рассмеялась:

– Поехали прямо сейчас. Я хочу посмотреть на твоих рыбок.

– Бесстыжая девка.

– Точно. Поехали.

– Не теперь. Сначала дело. Но приглашение остается в силе. Правда, мне придется приглядывать за тобой. Через две двери по коридору от меня живет некий доктор Пол Энсон с блуждающим взглядом и умением находить подход к больным. Он может подстеречь тебя и попытаться заманить к себе коллекцией медицинских фотографий. Я бы тебя ему не доверил.

– Но ты ведь сможешь защитить меня от доктора с его вожделеющим взглядом?

Я сжал ее мягкое плечо;

– Смогу.

Она прижалась ко мне еще теснее, но, как ни приятно мне было, мы уже подъезжали к ее дому. Разумеется, я мог бы проскочить мимо него и выехать на шоссе. И погнать по побережью. В Мексику. Или на восток, в Лас-Вегас. Куда угодно. Чтобы просто наслаждаться жизнью, расслабиться, удалиться от убийства, насилия, крови. Было бы восхитительно путешествовать вот так, с Холли, держащей меня за руку и положившей голову на мое плечо, а нас бы обдувал свежий ночной ветерок.

Однако вместо этого я медленно объехал квартал, где находился дом Холли, и не увидел ни одной машины, припаркованной поблизости. Я остановился перед ее домом, оставив мотор включенным. Две-три минуты мы сидели молча, потом я попросил:

– Дай мне твой ключ, Холли. От входной двери.

– Но почему?

– Я не собираюсь сразу входить. Хочу порезвиться немного. Может, увижу кого, кто тут болтается.

Она дала мне ключ, и я подошел к двери, отпер ее, нащупал внутри выключатель, зажег свет и вернулся к машине.

– Зачем такие хитрости? – спросила Холли.

– Не думаю, чтобы кто-то следил за домом. Но если это так, они решат, что ты вернулась домой. Так что подождем немного.

Мы ждали. Мотор еле слышно мурлыкал на холостых оборотах, скорость была включена, а педаль сцепления выжата на всякий случай. Ничего не случилось. Но мы продолжали тихо сидеть в темноте. Луна почти полностью скрылась за облака.

– О'кей, детка. Бегом! – велел я.

Выключив двигатель, я оставил ключ в замке зажигания. Мы вошли в дом.

– Полагаю, свет нам понадобится. Но не будем здесь задерживаться.

Она молча кивнула и, пересекая гостиную, сказала:

– Я достану фотографию.

Я остановил ее и спросил:

– Ты вроде говорила, что не имеешь понятия, как Брэйн сделал снимок?

Она обернулась:

– Да. Он где-то застал меня врасплох, но я не знаю, как это могло случиться.

Продолжая размышлять, я задал новый вопрос:

– Брэйн никогда не расставался со своей фотокамерой, а не было ли у него возможности проникать на съемки на студии и делать там неожиданные снимки?

Она покачала головой:

– Вряд ли. На студии очень строго следят за этим.

– Оно и понятно.

Холли вышла в соседнюю комнату. Прежде я не расспрашивал Холли о той фотографии. Мне казалось неприличным интересоваться, как другой мужчина сфотографировал ее голой. Да еще парень вроде Брэйна. Сейчас мне было легче сделать это.

Однако на душе было тревожно из-за опасения, что могут заявиться незваные гости. Беспокоило меня и непривычное отсутствие пушки под мышкой. Я весь извелся, пока не вернулась Холли и не сказала:

– Вот она.

– Могу я взглянуть на нее?

– Разумеется, – усмехнулась Холли. – У меня не осталось секретов от тебя, разве не так?

Не ответив, я взял фотографию. Она была отглянцована, но глянец не был одинаково ровным по всей поверхности, словно глянцеватель был небрежно провощен. Судя по качеству этих «подпольных» фотографий, Брэйн делал всю техническую работу сам. И мелкие огрехи для него не имели особого значения. Во всяком случае, пока я рассматривал фотографию, она действительно казалась мне прекрасной, а не ужасной, как я опасался. Это была, несомненно, Холли. И выглядела она даже лучше, чем на картине. Хотя никакая картина или фотография не могли адекватно отразить красоту Холли.

Фотография была черно-белой, но я сразу узнал ее фиалковые глаза и обольстительные ярко-красные губы. Ее волосы, которые я привык видеть распущенными по плечам, были строго подобраны наверх, и я тут же решил попросить ее сделать как-нибудь такую прическу для меня.

И она была в чем мать родила.

Она смотрела чуть вправо, ее губы были приоткрыты в полуулыбке. Ее влажное тело блестело, на гладких плечах сверкали капельки воды.

Фон был не в фокусе, смазан, чего нельзя было сказать о самой Холли. Каждая линия ее тела была отчетливо видна, резко выделялись даже водяные капли. Превосходный фокус! У ее ног на полу валялось скомканное полотенце.

– Холли, ты словно только что вышла из душа. Что за черт? Мог Брэйн попасть сюда, в дом?

– Он никогда здесь не был.

– Не мог он сделать снимок снаружи? Может, ты выскочила на звонок телефона или еще что?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Может быть. Он как раз тут. – Она кивнула в сторону телефона, стоявшего на маленькой подставке рядом с креслом. – Если бы я была в душе и выбежала ответить по телефону, то непременно завернулась бы в полотенце. Даже если бы в доме никого не было. Это естественно для любой девушки.

– Да? – Я откровенно ухмыльнулся.

– Да. – Она скорчила рожицу.

– Но в тот раз полотенце с тебя соскользнуло.

– Да уж, – улыбнулась она.

Я пристально разглядывал фотографию, пока Холли не спросила:

– Ты хочешь запечатлеть ее в памяти?

– Угу, – совершенно серьезно ответил я, – каждую линию.

Соприкасаясь головами, мы вместе рассматривали снимок еще некоторое время, пытаясь сообразить, где он мог быть сделан. Я размышлял, уже не бродил ли Брэйн по округе, заглядывая в окна и забираясь на балконы. И при этом, по-видимому, наслаждался игрой. Пока не доигрался до операции на горле. Чем больше я узнавал о Брэйне, тем справедливее мне казалась постигшая его участь. Я чувствовал себя все более тревожно. Здесь мы уже сделали все, что могли, и пора было поспешить в более людное место. Во всяком случае, в другое место.

– Холли, – спросил я, – у тебя в доме нет, случайно, пушки? С ней я бы чувствовал себя увереннее.

– Нет. Я боюсь оружия.

Я стоял у большого окна, выходившего на фасад дома, и собирался сказать: «По коням!», когда услышал негромкий визг тормозов и увидел автомобиль, остановившийся напротив и погасивший фары.

Я нажал выключатель у двери, потушив свет в гостиной, и присмотрелся к автомобилю. В сгустившихся сумерках я разглядел лишь силуэты двух мужчин. Они вылезли из автомобиля и захлопнули дверцы. Водитель обошел автомобиль и присоединился к тому, кто стоял ближе к дому.

Я повернулся к Холли:

– Похоже, нас ждут неприятности, дорогая. Уходи через черный ход. Когда услышишь тут шум, беги к «кадиллаку» и уезжай. Ключи в машине.

– Нет.

Те двое направились к крыльцу дома. Я не видел их лиц, не знал, вооружены они или нет, но, кажется, уже догадывался, кто они.

А эта деваха говорит мне «нет».

– Черт тебя побери, Холли! Я сказал – убирайся! – торопливо проговорил я, не спуская глаза с приближающихся парней. – Делай, что тебе говорят. Совершенно ни к чему обоим подвергаться опасности. Позже я тебе позвоню.

Глядя на меня встревоженными глазами, она затрясла головой:

– Шелл, я не хочу…

Я резко повернулся к ней и схватил ее за руки.

– Будь ты проклята! Скройся, тебе говорят! – Я порылся в карманах брюк и достал кольцо с ключами. – Вот, возьми. Если тебе удастся улизнуть, отправляйся ко мне домой. Жди меня там. Можешь поиграть пока с рыбками.

– Я… – начала она, но я сунул ей ключи в руку и подтолкнул к двери.

Она исчезла в задней части дома как раз тогда, когда я услышал шаги двух парней на крыльце всего в нескольких футах от входа.

Холли должна была уже выходить из дома, если послушалась меня. Когда она будет на улице, ей потребуется всего несколько секунд, чтобы уехать на моем «кадиллаке». В одном у меня не было сомнений: я не хотел, чтобы кто-то сделал дырки в этом роскошном теле.

Я стоял сбоку от двери, сжимая одной рукой ручку, и вдруг сообразил, что в другой все еще держу фотографию. Отбросив ее, я ждал, что предпримут визитеры. Может, они просто постучат или позвонят. Глупо бы я выглядел, если бы напал на пару коммивояжеров.

Я услышал глухие голоса и убедился, что это отнюдь не коммивояжеры. Это были мои старые приятели Датч и Флем. Моя правая рука машинально потянулась к пустой кобуре. Я выругался про себя и снова схватился за дверную ручку.

Послышался топот, потом один из них сказал: «Пошли», и я понял, что они сейчас войдут.

Я их опередил. Они знали, что в доме кто-то есть, может, даже подозревали о моем присутствии, но никак не ожидали, что я выскочу им навстречу.

Я распахнул дверь и бросился на них, низко пригнув голову, настороженно озираясь по сторонам и растопырив руки. Я врезался в одного из них, он потерял равновесие и грохнулся на спину. Моя правая рука обхватила другого за талию. Сжав талию извивавшегося парня обеими руками, я прыгнул вверх и вперед и приземлился на лежавшего на полу. На пару секунд возникла куча мала с массой рук и ног, дергавшихся и извивавшихся, как угри. Я услышал скрежет стартера моего «кадиллака», и тут что-то твердое скользнуло по моему черепу.

«Кадиллак» отъехал от обочины. Теперь, что бы ни случилось, Холли уже вне опасности. Мы втроем сцепились на крыльце. Я бил руками, коленями, ступнями, надеясь попасть в самые уязвимые места. Вслепую ребром руки я содрал чью-то кожу и, поднимаясь на колени, локтем нанес сильный удар назад и радостно оскалился, услышав вопль боли.

Передо мной неожиданно закачалось чье-то лицо, я узнал мерзкие черты Датча. Во мне закипела ярость – я видел перед собой сукина сына, разгромившего мой офис и доставившего мне кучу неприятностей.

Я дотянулся до него, схватил обеими руками за шею и трахнул головой об пол. Его голова громко стукнулась, я прижал ее к полу левой рукой, отвел подальше правый кулак и врезал им по его лицу. Почувствовав, как что-то хрустнуло и сломалось под костяшками моих пальцев, я опять отвел кулак, горя желанием повторить удар. Я собирался забить подонка до смерти.

Однако это не могло продолжаться долго. Может, действительно не следует бить лежачего. Тем более когда за спиной еще один недруг. И все же я успел осуществить задуманное: вмазал кулаком по чему-то липкому подо мной. Но этот удар стал моим последним, впрочем, как и ощущение реальности.

Как я уже говорил, это не могло долго длиться. Вторично в этот чудесный день все померкло перед моими глазами.

На мгновение я вновь вступил в общение с созвездиями. Потом темнота обволокла меня.

Глава 17

Я вернулся на тот же космический корабль. Луна опять стремительно приближалась, но мне казалось, что избежать катастрофы вполне возможно. Во всяком случае, я старался ее предотвратить. Корабль беспорядочно переворачивался и взбрыкивал, как дикая лошадь, а Луна мелькала при каждом перевороте все ближе и ближе. Наш двигатель барахлил, и атомы в нем не расщеплялись как положено. Ракета продолжала дергаться, качаться, и это отдавалось в моем позвоночнике так, словно я мчался в машине по ухабистой дороге.

Наконец сознание прояснилось. Я таки ехал в машине, трясшейся по ухабам и колдобинам.

Внезапно, несмотря на острую боль в затылке, я вспомнил все и понял, что, вероятнее всего, ожидало меня в ближайшее время, поэтому прикинулся мертвым. По тому, как я себя чувствовал, это было нетрудно.

Не открывая глаз, я, ловкач и хитрюга, принялся соображать, что и как, и даже выработал потрясающий план.

Совершенно неожиданно я издам жуткий вопль, вскочу, схвачу находящихся в машине, измолочу кулаками – словом, сотру в порошок. Я мысленно высчитал, что один сидел за рулем, а другой – рядом со мной, на заднем сиденье. Мне всего лишь нужно быть стремительным, как Меркурий, и сильным, как Голиаф, чтобы раздавить их головы, как баклажаны. Потом я оставлю их распростертые тела на полу в салоне машины и кинусь в лес с ликующим Тарзаньим кличем.

Во всяком случае, стоило попробовать – безвольным сидением в машине ничего не добьешься.

«Вот как надо поступить», – сказал я себе. Сначала я погляжу сквозь полусомкнутые ресницы, что к чему. Все прикину – уж я их втопчу в грязь. Брошу подыхать, а сам отвалю.

Ну, братец, ты и размечтался! Начало было о'кей: я посмотрел и убедился, что все так, как я и предполагал. В салоне автомобиля сидели трое, включая меня. Флем вел машину. Краем глаза я видел второго – это, должно быть, Датч, он сидел на заднем сиденье слева от меня. Я подбодрил себя: «Скотт, старина, у тебя все получится с первого раза».

Я неслышно сделал глубокий вдох, скомандовал себе: «Вперед!» – прыгнул и… приземлился на пол, под сиденье.

Я ударился головой о спинку переднего сиденья и сильно ободрал лицо, пропахав им по обивке, но это было ничто в сравнении со вспыхнувшей во мне яростью. Подонки связали мне руки и ноги, и мне было бы чертовски трудно разбить им головы.

Я приземлился на свой зад, слыша хриплый смех Датча. Его рука со свистом рассекла разделявший нас воздух, и его ладонь врезала мне по зубам. Я почувствовал, как моментально вспыхнули губы, и ощутил кровь на языке. Сидя на полу, я матерился, посылая и Датча, и Флема куда подальше, не делая различий между ними, пока Датч не стукнул меня снова. На этот раз кулаком. Боль обволокла меня, и я заткнулся. Мой мозг и без того был в плачевном состоянии.

Однако Датч выглядел не лучше. При свете приборной доски я разглядел его лицо, и у меня не осталось сомнений, что именно его я заметелил на крыльце дома Холли. Его глаза все еще напоминали улиток, но один из них почти полностью заплыл, а под носом виднелись следы крови. Губы у громилы распухли, как у негра, и, когда он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, я увидел щербины на месте выбитых зубов.

Но я не успел сполна насладиться видом парня, тот заявил:

– Я убью тебя, Скотт. Ты уж извини, но я просто должен тебя убить.

Он с трудом выговаривал слова распухшими губами. Я не успел ответить. На переднем сиденье Флем нервно прочистил горло и вмешался:

– Датч, босс не велел убивать парня. Он сказал: «Достаньте его».

– Заткнись! – огрызнулся Датч. – Делай, как я скажу. Босс приказал достать его, верно. Ну а я тупой, понял? Подумал, надо убить парня, когда босс распорядился достать. Никаких проблем. Все логично, понял?

Нет, этот тип мне совсем не нравится. И логика его мне не по душе, но, по всей видимости, у меня уже не остается шанса оспорить эту его логику. Датч решил убить меня, а я, связанный по рукам и ногам, вряд ли смогу ему помешать.

Я спросил Датча:

– Не возражаешь, если я поднимусь?

Датч рассмеялся:

– Валяй. Устраивайся повольготней. Только скажи мне сначала: «Пожалуйста».

– Пошел ты…

Тыльная сторона руки снова с силой проехала по моим губам. Если я не буду держать свою большую пасть закрытой, очень скоро она станет еще больше. И будет выглядеть так, как у Датча.

Он вежливо, даже слишком вежливо сказал:

– Извините, мистер Скотт. Но не заставляйте меня делать это.

Я постарался говорить спокойным голосом:

– Мне сидеть здесь или я могу подняться?

– Давай подымайся, – проскрипел он. – И не вынуждай меня избивать тебя. Все должно выглядеть как самоубийство.

– Самоубийство? Что, черт побери, ты хочешь этим сказать?

Он оскалился щербатым ртом:

– Вот как обстоят дела, Скотт. Твоя пушка у меня. Не эта. Ты думал, что эту ты отобрал у меня. – Он пошевелил правой рукой, и свет отразился на автоматическом пистолете 45-го калибра с перламутровой рукояткой, который так недолго пролежал в ящике моего письменного стола. – Сечешь, красавчик? Я убью тебя сам.

Ему, должно быть, было довольно больно растягивать разбитые губы в ухмылке, но он так радовался, что не мог совладать с собой.

– Я застрелю тебя из твоего же револьвера. Но если ты вынудишь меня рукоприкладствовать, это не будет похоже на самоубийство, так ведь?

На его вопрос отвечать было не обязательно. К тому же он явно меня подзуживал. Веревки на кистях моих рук и на щиколотках были завязаны довольно туго, однако я мог раздвинуть ладони и шевелить пальцами, а также двигать ступнями.

Я положил ладони на сиденье, подобрал под себя ноги и начал приподниматься.

– Смотри, не балуй, – прорычал Датч. – Если выкинешь что-нибудь, мне придется изменить план и пристрелить тебя из моей любимой маленькой пушечки. – И он сунул мне под нос эту свою любимую маленькую пушку. – Так что будь осторожен.

Он мог бы и не предупреждать меня, хотя какая мне была разница в конечном счете? Единственной удачей во всей этой передряге было то, что мои руки связали спереди. Вдруг у меня судорогой свело желудок, когда я сообразил, что я посчитал удачей. Связанные руки! Однако это было, несомненно, лучше, чем если бы мне их завели за спину. Ребятки, вероятно, очень спешили.

Голова моя болела адски, но мыслил я все же ясно, и до меня наконец дошло значение этой поездки в никуда. Перебраться с пола на сиденье я хотел главным образом для того, чтобы увидеть, куда мы едем, хотя было и непонятно, что мне это дало бы. Я связан по рукам и ногам, и профессиональный убийца держит меня на прицеле. И везут они меня не к боссу. Похоже, поездка для меня – последняя.

Я и раньше бывал во многих переделках, но никогда не чувствовал такой безысходности.

– Послушай, Датч, Мэйс не будет в восторге, если ты меня прикончишь.

– Зато я буду в восторге. А с Мэйсом я как-нибудь разберусь.

Я невольно хохотнул. У меня был шанс «разобраться» с Мэйсом, и я-то прекрасно понимал, что этому пентюху никогда с ним не справиться. Но он мог отлично справиться со мной.

Датч наклонился ко мне.

– Что тут смешного? Я уже отказался от идеи о твоем самоубийстве. Я все равно воспользуюсь твоей пушкой, но сначала прогуляюсь ею по твоему лицу.

– Мою пушку ты можешь получить только у Мэйса. Разве он приказал тебе прикончить меня?

– Он сказал достать тебя, Скотт. А я, как ты уже знаешь, иногда понимаю не правильно то, что мне говорят. – Он навис надо мной, раздвинул губы и показал на выбитые зубы. – Видишь это? Я тебе отплачу. В долгу не останусь. Отделаю так, что мама родная тебя не узнает.

Я не сдержал невольной дрожи. Парни из морга возненавидят меня, когда им доставят мой изуродованный труп.

– В этом ты большой мастак, верно? Ты здорово повеселился, когда громил мой офис?

– Я так не веселился с того дня, когда моя бабка попала в машину для выжимания белья, – хихикнул он. – Со мной шутки плохи. Скотт.

– Еще бы, – признал я. – С таким «копом», как ты.

Он не замедлил нанести мне новый удар. Я бы пожертвовал всеми своими зубами – только бы достать этого типа. Однако я сохранял внешнее спокойствие, откинулся на спинку сиденья и огляделся. Кругом было темно, луна пряталась за сгущающимися облаками, и все же в свете фар я узнал пару знакомых ориентиров и понял, что мы поднимаемся в горы по дороге Бенедикт-Каньон. Я бывал тут несколько раз – при более счастливых обстоятельствах – и хорошо знал дорогу. Она проходила по холмам, некоторые склоны представляли собой крутые обрывы, а другие были пологими. Может, Датч позволит мне прыгнуть в пропасть? Самоубийство… Я попытался пошевелить кистями рук, но веревка была туго затянута.

– Не двигайся, – бросил Датч.

– Проклятая веревка нарушает кровообращение.

Датч хохотнул:

– Он беспокоится о кровообращении. Я ужасно огорчен, Скотт. Подожди немного, и я все улажу.

Я замолчал, ибо мне сильно не по душе были его высказывания. Датч же нанес мне прощальный удар:

– Я слышал о тебе, Скотт. Знаю, что ты ухитрялся отболтаться в крутых переделках. А сейчас, красавчик, тебе не отвертеться.

В чем, в чем, а в этом у меня уже не оставалось никаких сомнений. И раз уж слова не помогут мне выпутаться, нужно что-то срочно предпринять. Но вот что?

Наконец я врубился. Мне уже не спастись. Подонки просто отвезут меня в горы и пристрелят. Швырнут на колени, приставят пушку за ухо и вышибут мозги, как военнопленному в войне без правил. Я оказался не с той стороны нейтральной полосы.

Однако я не оставлял попыток придумать что-нибудь. Мы мчались среди холмов, но где именно? Присмотревшись повнимательнее, я узнал этот отрезок дороги. Мы уже оставили позади крупные загородные фермы. Я вспомнил, как приезжал сюда с шестифутовой блондинкой, называвшей меня «хвастуном». Я вспомнил, что где-то впереди, примерно в миле, была маленькая утрамбованная площадка, на которую мы съехали тогда с дороги и где немного поболтали. Кажется, о Шопенгауэре. За площадкой, чуть ниже дороги, по довольно крутому склону холма проходил узкий карниз, а за ним был обрыв футов в пятьдесят. Я вспомнил, как в ту ночь с блондинкой я из предосторожности поставил машину на заднюю передачу и вытянул до конца ручной тормоз. Но чертова блондинка умудрилась задвинуть ногой ручной тормоз.

В этом месте дорога извивалась, и на крутых поворотах Флем делал не больше двадцати миль в час. Я припомнил, что сразу за той площадкой дорога резко сворачивала влево.

Я вздохнул. Ничего не поделаешь. Если тебя подстрелят, Скотт, какая тебе разница, попадут ли тебе в голову или в спину.

Я ничего не мог поделать со слабостью, охватившей меня, когда я наконец принял решение. Как и с крупными каплями пота, выступавшими на моем лбу. Мои губы пересохли, и я облизал их.

– Датч, – попросил я. – Раскури мне сигарету.

– Что с твоим голосом?

– Порядок. Зажги мне сигарету.

– Ты мне приказываешь?

– Прошу.

– Боишься, а? Не волнуйся, Скотт. Тебе уже недолго ждать.

Он не шутил. Впереди я едва различил то место, где дорога заворачивала влево, а справа виднелось более светлое пятно утрамбованной площадки. Я надеялся, что, пока Датч будет доставать сигарету, его руки будут заняты. Это мне поможет, а если нет, ну и черт с ним. Я все равно не откажусь от попытки.

Он зашуршал пачкой, послышался треск целлофана. Вспыхнула спичка – прекрасный шанс для меня, пока вспышка ослепила его. Но слишком рано – мы были еще ярдах в тридцати от того места, где можно было бы воспользоваться единственным шансом. Шансом спастись или сломать себе спину на отвесной скале, но все же шансом.

Датч вынул сигарету из своих распухших губ и протянул мне со смешком:

– Прими гвоздь в гроб.

Он забавлялся от души.

Я потянулся за сигаретой связанными руками, взял ее, не переставая следить за дорогой, украдкой бросая косые взгляды. До площадки оставалось лишь несколько футов.

Я уронил горящую сигарету на колени Датча, воскликнув:

– Иисус! Прошу прощения. Я…

Я не договорил. Датч, занятый своими коленями, отвел взгляд от меня. Я отодвинул свой зад в правый угол сиденья и, повторив извинение, перенес руки на ручку дверцы.

Мы уже доехали. Справа показалась утрамбованная площадка, где я тогда с блондинкой припарковал машину и где от дороги начинался склон холма, переходящий в отвесный пятидесятифутовый обрыв.

В темноте под рукой Датча сверкнули искры, когда я нажал вниз ручку дверцы и толкнул ее. Дверца распахнулась, и машина резко вильнула влево. Понятно, это помогло. Я оттолкнулся изо всех сил обеими ногами и вылетел из машины, кувыркнувшись в воздухе.

Я опять как бы очутился на том проклятом космическом корабле, только на этот раз приземление было неизбежно.

Позади себя я услышал выстрел, когда ударился об узкую полоску земли на краю дороги, откуда начинался склон, и успел испугаться, что, потеряв сознание, снова погружусь во мрак. Весь воздух словно вышел из меня, но я не чувствовал пока боли ни в вытянутых руках, ни в подбородке, которым пропахал землю. Я беспомощно перекатился через край обочины и заскользил по склону.

С дороги послышался скрип тормозов, потом визг шин. Я цеплялся пальцами рук за землю, пытался зацепиться каблуками, с ужасом чувствуя, как отрываются мои ногти и как замедляется мое движение. Мои руки коснулись камня, когда с дороги раздались вопли. Я развел ладони, насколько позволяла веревка, и ухватился за камень так, будто это был пропуск в рай.

Прошло лишь три-четыре секунды, а я уже оказался футов на шесть ниже края дороги, а машина наверху – судя по доносившимся звукам – только-только остановилась. Я изогнулся и нащупал ногами второй камень. Размером он был примерно с мой череп и, вероятно, такой же твердый, наполовину застрявший в довольно рыхлой земле.

Я уперся ногами в камень, напрягая спину. Камень вывалился и покатился вниз по склону. Я покатился следом. Когда я выбил камень, мои ноги заскользили аккурат вниз. Вытянув руки вверх над головой и приминая траву и мелкие кустики, я перекатился вбок, параллельно дороге наверху.

Я чуть не взвыл от острой боли, пронзившей мое левое плечо. Должно быть, я здорово вывихнул его, когда упал на обочине. Однако я продолжал катиться. Мне казалось, что я произвожу слишком много шума, но я отчетливо слышал топот бегущих ног по асфальту и стук камня, который скатывался с нарастающей скоростью под уклон.

Я несколько раз перекувырнулся и замер, когда шорох прекратился, и через какое-то мгновение камень бухнулся на дно пропасти. Я повернул голову и взглянул на то место, где я выпрыгнул из машины. Я старался поглубже врыться мысками туфель в землю, чтобы не соскользнуть вниз, и задержал дыхание скорее от волнения, чем из опасения, что Датч и Флем услышат меня с расстояния в двадцать футов.

При слабом отсвете автомобильных фар и задних габаритных огней я разглядел силуэты двух мужчин. Один из них резко выкрикнул:

– Что за черт?

Он начал спускаться по склону, остановился и сказал:

– Флем, возьми в машине фонарь. И поторопись!

Флем протопал бегом по дороге и вернулся с фонарем. Датч схватил его, и я постарался изобразить из себя невидимку. После стольких усилий было бы несправедливо, если бы они использовали меня в качестве мишени для стрельбы. Стоит Датчу обнаружить меня, и – я не сомневался – он тут же меня прикончит.

Датч повел лучом фонаря сначала в противоположную от меня сторону, затем в мою. Однако он направлял его ниже по склону. Я мог разглядеть, казалось, каждую травинку и каждый комочек земли, но луч прошел ярда на два ниже моих связанных ног.

Датч раздраженно предложил;

– Давай спустимся и посмотрим внизу. Не исчез же он, черт побери!

Они могли и не знать про отвесный обрыв чуть пониже, но очень скоро обнаружат его. Так что не приходилось разлеживаться здесь, восстанавливая дыхание. От края дороги меня отделяли шесть-семь футов, но я не мог карабкаться вверх, как альпинист.

И мне ни в коем случае нельзя было стронуть с места ни один камень или ком земли – любой шум насторожил бы моих «приятелей». Я покрутил головой. Фонарь светил футах в двадцати ниже по склону и футах в пятнадцати – двадцати в стороне от меня.

Давай, Скотт, наверх!

Началось восхождение на вершину, а вместо альпинистского снаряжения у меня были зубы и ногти. Я вгрызался в склон, помогая себе коленями, мысками туфель и сломанными ногтями, и каким-то чудом преодолел несколько футов. Немного земли протекло струйкой вниз, но Датч и Флем сами производили столько шума, что не обратили на это никакого внимания. Я откатился от края до середины дороги, ухитрился подняться на ноги и запрыгал к машине.

Машина стояла в дюжине ярдов от меня. Но я не мог сделать больше двух прыжков, не грохнувшись лицом или боком на дорогу. Невозможно было контролировать падения, и каждый удар о бетон отнимал немало сил.

В конце концов я поумнел и покатился, как перекати-поле. Машины я достиг в полном изнеможении. Ухватившись за ручку дверцы, я поставил себя на ноги и тут же увидел вспышку света на холме позади себя.

Они возвращались назад!

Последним, казалось, усилием я запихнул себя за руль и подумал: «Что теперь?» Это был «бьюик» старой модели, черт бы его побрал! Многое бы я дал за машину с автоматической коробкой передач, но делать нечего. Я повернул ключ в замке зажигания, вытянул ручку газа до упора, выжал педаль сцепления обеими ногами, неуклюже протянул руки под рулевое колесо и перевел рычаг переключения передач на первую скорость. Потом поискал глазами на приборной доске кнопку стартера.