Текст книги "Бродячий труп"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Ладди, почти убежденный, проговорил:

– Все так. Но босс сказал, это сделали люди Домино. Он видел их...

– Конечно же, он сказал это вам и половине Штатов. Если бы это был Домино, известие не разнеслось бы так быстро.

Ладди посмотрел на Александера и выплюнул:

– Сука!

Я выиграл. Выиграл кое-что. Но что? Голова моя болела вплоть до четвертого позвонка, но я закончил речь.

– Многое можно порассказать еще. Например, я узнал, что мой телефон на подслушке, и воспользовался этим. По телефону я сказал, что вот-вот узнаю, где искать тело Омара. Через несколько минут четыре парня понеслись к могиле Омара. Но не из логова Домино, а из поместья Александера. Одновременно были предложены двадцать пять штук любому, кто убьет меня. И сделал это не Домино, а Александер. Черт, все же ясно! Александер установил подслушку на мой телефон, и ему же было желательно, чтобы никто не нашел тело и пули в Омаре. Александер же предложил двадцать пять штук любому, кто...

Забавно. Каждый раз, как я упоминал двадцать пять тысяч долларов, двадцать восемь мужиков приходили в движение. Пока еще ничего страшного. Кто-то дернулся, у одного приподнялась губа, у другого раздулись ноздри. Мне, вероятно, не следовало упоминать об этом эпизоде. И уж не дважды подряд.

К тому же я сообразил, что, прислушиваясь к моим словам, они все ближе подступали ко мне. Уже почти наваливались на меня, и слишком многие их жесты казались беспокойными. Эти аборигены действительно волновались. Куда бы я ни взглянул, везде дергались скулы и раздувались ноздри. На этих пройдох и так-то не было радости смотреть, а тут...

Самое время закругляться и рвать когти.

Поэтому я посмотрел на Сирила Александера и сказал:

– Вот и все, Сирил. Твоя песенка спета.

– Это несправедливое обвинение,– огрызнулся он. – Факты подтасованы. Я требую адвоката.

16.

– Чего? – вырвалось у меня.

Я вытаращился на Александера. Громилы надвигались на меня справа. И как и подобает медленному осмотрительному передвижению многоголового чудовища, масса дергающихся, вибрирующих, храпящих громил подступала все ближе.

Но было и движение слева, за спиной Александера. Чуть дальше того места, где стоял Сэмсон. Сюда бежали четыре человека, за ними еще двое и еще четверо.

Полиция! Ура!

– «Мусора»! – завопил кто-то.

Жуткий момент. Но через несколько секунд ужас кончился.

А еще пару минут спустя были собраны в кучу все пушки.

Когда ситуация стала подконтрольной, я впервые, быть может, за последнюю неделю, почувствовал земное притяжение.

Сэмсон руководил облавой, вызывал дополнительные патрули, умело вносил порядок в образовавшийся хаос. Я сидел на траве, прислонясь к могильной плите спиной, когда он подошел и присел на корточки рядом.

Сэм посмотрел на меня, потом на надгробный памятник так, как будто читал: «Здесь покоится Шелл Скотт...»

– Я не соврал. Все, что я сказал, правда.

– Ты рассказал обо всем, кроме цвета носков Александера. Ты что-нибудь выпустил?

– Разумеется, массу вещей. Например, что любительница громил Лилли проболталась, что по приказу Домино уже пришили одного типа; что Сирил знал о том, что меня исколошматили любимчики Домино; что все они знали друг о друге вещи, которые могли вынюхать где угодно, но скорее всего друг от друга. И мы прекрасно знаем, что Верм не явился бы в «Маделейн» без пушки...

– Сожалею, что спросил. Так Александер крутил любовь с Лилли Лоррейн?

– Разумеется. Но я никак не могу осудить его за это. К тому же ему приходится нести на себе чудовищный крест по имени Клара. В жизни не видел более кошмарного крес...

– Миссис Александер? Не встречал ее. Как она выглядит?

– Трудно сказать, Сэм. Не могу придумать, с чем бы ее сравнить. Одно я тебе скажу. Она вносит мрак даже в полдень. Она...

– Иди ты к черту. Нам хватает своих проблем. Тебя подвезти в город? У тебя шина спустила.

Это мне напомнило кое о чем.

– Есть еще одна штука!..

– Какая же?

– Ники Домино. На свободе все еще остается целое стадо бандитов. Мы должны, не останавливаясь, ковать железо, пока оно не остыло, нападать, пока каждый гангстер во всем свете... Ах да! Как ты узнал об этой бомбе? Тебе известно, где укрылась шайка Домино? Кстати, чего это у тебя глаза какие-то тусклые?..

– Я знаю, где они были. Возможно, и сейчас сидят там у телевизора. – Я замолк, припоминая. – И где можно найти очень вонючего ублюдка. Тусклые, говоришь?..

Было около семи тридцати вечера, и уже темнело.

Мы находились в полумиле от Кипарисовой дороги. Все было готово. Вот-вот должен был совершиться заключительный акт драмы. Мы это спланировали, но как все пойдет на самом деле и чем закончится? Кто знает?

Вонючка Артур Силк все еще находился на звероферме, там, где я его оставил. Ну, поблизости. Он прополз ярдов сто от крыльца и потерял сознание. Придя в себя, он жутко испугался и стал весьма разговорчив.

Домино и вся его команда в доме выше Кипарисовой дороги, заверил он. По крайней мере, так намечалось. Они собирались оставаться там, в ожидании теленовостей и в надежде, что обязательно сообщат, как здорово им удалось разнести в щепки похоронное бюро «Вечный покой». Они полагали, что их заподозрят, но никто не сможет доказать, что именно они заложили бомбу в Старикашку.

Ясное дело, чокнутые. Хуже, чем чокнутые. Силк повторил несколько раз, что на случай, если дело не выгорит, шайка окопается в этом доме, вооруженная до зубов практически всеми видами артиллерии, за исключением разве что противовоздушной, без малейшего намерения мирно сдаться кому бы то ни было.

Во всяком случае, Силк заключил свое повествование так:

– Можете мне поверить.

И я поверил.

Группа полицейских держала дом под наблюдением весь вечер, пока в центре города другую кучу разбойников регистрировали, фотографировали и расселяли по камерам.

Когда с наступлением темноты наша небольшая армия прибыла на место, в окнах дома горел свет. Сэмсон обратился к ним по громкоговорителю, объявил их арестованными, потребовал сложить оружие и сдаться. В общем, как обычно, если не считать, что свет в доме погас.

Итак, мы знали, что они затаились там, а они, что мы здесь. Только им еще не было известно, почему мы обложили их, поскольку в прессу не просочилось еще ни слова ни о взрыве в «Вечном покое», ни о массовых арестах. Пока не просочилось. С помощью начальника полиции Сэм ухитрился предотвратить утечку информации.

Да-да, он и шеф опять держались на уровне. Когда Сэм вернулся в управление с остатками войска Александера, с целой коллекцией воров, качков, поджигателей и прочей шушеры, причем с достаточным основанием для их ареста, шеф был, скажем так, доволен.

Оставалось только забрать гадов, едва не ставших виновными в самом крупном, кровавом и массовом убийстве в Южной Калифорнии.

Не забудем и о моем скромном участии в этом деле.

Началось оно с мягкоголосого и красивого, как сводник, Ники Домино и его шайки и закончиться должно было так или иначе ими же. Забавно. Я начал с попытки досадить банде Домино, без намерения полностью ее ликвидировать. Пиком моих усилий было ранение в живот одного паршивца, но все же я помог упечь за решетку моего «клиента» и целую ораву мазуриков.

Но все это уже позади. Правда, при состоянии, в котором пребывала моя голова, нелегко было отличить, что позади, а что впереди. Ах, моя голова... Я еще доберусь до нее.

Пока банда Александера приближалась к своему справедливому и ничего хорошего не обещавшему концу, объект моего вынужденного недовольства пытался погубить меня. Сначала дубинка в тренированной руке Ники и последующий град ударов руками и ногами, нанесенных Башкой, Джеем и самим Ники. Потом сегодня днем после непродолжительного обстрела он едва не прикончил меня. И именно из-за Ники и его «бомбы» я пережил самые жуткие мгновения своей жизни.

Так что дело было не только в старой мудрости, гласящей: если позволишь бандиту – да и кому бы то ни было – беспрепятственно давить на тебя, то ты умрешь, если уже не умер. Это верно для всех, но особенно для таких парней, как я. Поскольку простить Домино для меня все равно, что саблезубому тигру остаться без единого зуба. Когда живешь в джунглях, ты либо сам кусаешь, либо даешь себя съесть.

Мои-то зубы казались мне предельно заостренными. Примерно с семи тридцати воскресного вечера до настоящего момента, на протяжении ровно сорока восьми часов, мучительная мысль о Ники Домино почти не оставляла меня. Даже когда я тащил Старикашку на своем горбу, сознательно сосредоточившись на этом ТИКТИКТИК, часть моего мозга связывала боль в голове, шее, спине, ногах и даже заду с Ники Домино, и в темных тайниках подсознания вспыхивало: «Ники, сукин сын, я тебя достану!».

Это время пришло.

Определенная ирония заключалась в том, как все развивалось. Может быть, очень скоро я нанесу ответный удар. Конечно, не только я. Я даже не знал точно, сколько полицейских собралось здесь – из местных участков Беверли-Хиллз, Голливуда и из Центрального управления Лoc-Анджелеса. Что-то около пятидесяти. И я должен дать сигнал. Тот самый сигнал к сожжению мостов, по которому куча ментов и я вместе с ними кинемся вверх по низкому оголенному холму навстречу... Навстречу тому, что должно случиться.

Все заняли свои позиции. Все было готово. Царило тревожное ожидание моего сигнала. В благодарность за то, что я сделал на кладбище, и за то, что я навел полицию на эту «малину», Сэмсон, чувствуя, как я жаждал принять хоть минимальное участие в разгроме банды Домино, представил мне эту часть. Собственно, ничего особенного на меня не возлагалось. Всего лишь нужно было сказать: «Пошли». Но для меня это означало большое счастье.

В темноте вокруг слышались шаги. Сэмсон остановился рядом со мной:

– Мы готовы. Как ты?

– Еще как готов!

Я был готов уже сорок восемь часов. Полицейские и я сосредоточились в единственном здесь укрытии – кустарник и несколько деревьев. Слова Сэмсона означали, что полицейские окружили дом со всех сторон и ждали. По моей команде половина отряда пойдет в атаку, а другая останется в засаде. В ожидании. Чтобы посмотреть, не убьют ли нас всех. Так во всяком случае воспринимал ситуацию я.

Почти как на войне: тра-та-та...

– Что ты сказал? – спросил Сэм.

– Понятия не имею. А что я сказал?

– Что—то вроде «тра-та-та».

– А, просто я думал о том, как мы двинемся. Похоже, нам не помешало бы немного музыки. Военного марша. «Вперед, вперед, ребята». В самый раз...

– Не так громко. Как ты себя чувствуешь, Шелл? У тебя был довольно трудный день.

– Великолепно. Просто великолепно.

Я действительно чувствовал себя неплохо. Ослабел, конечно.

– Ты знаешь, как пользоваться «Вокомом»? – спросил Сэм. – Новая штучка, ничего сложного.

– Да, знаю.

Он говорил о компактном радиопередатчике, который я сжимал в руке: «Ультразвуковой голосовой коммуникатор», который передавал ультразвуковую волну более высокую, чем может уловить человеческое ухо. Небольшое приспособление переводило произнесенные слова на ультразвук, который на другом конце луча превращался в разборчивую речь. Годились они только для коротких расстояний, но никто не мог перехватить сигнал, если только не обладал таким же «Вокомом».

– Он практически защищен от неосторожного обращения, – пояснил Сэм. – Нужно только нажать эту маленькую красную кнопочку.

– Ага. Маленькая красная кнопочка. – Ах, Сивана, вспомнил я.

– И говори в эту дырочку с решеточкой. – Сэм показал дырку. Он мог этого и не делать – я знал, где она. Черт, это была единственная дырка в треклятой штуке. Как ее можно было не заметить?

– Слушай, Шелл, ты в порядке? Твои глаза кажутся... Тебя словно лихорадит.

– Это, наверное, от лунного света, – я посмотрел на небо. Луна была в последней четверти – тонкая ленточка серебра, поэтически подумал я. Она выглядела так, словно дракон заглотнул ее большую часть. Я потряс головой. Нет, поэзия не была моей сильной стороной.

– Ты даже покраснел. А глаза...

– Ага, тусклые. Может, это все от беготни, которой я занимался целый день. Перегрелся.

– Ты уверен, что нормально себя чувствуешь?

– Прекрасно и превосходно. На миллион, даже на миллиард.

– Ты все понял? – спросил Сэм.

– Чего?

– Как пользоваться «Вокомом». Это важно.

– Еще бы не важно.

– Просто нажмешь кнопку и скажешь в дырку.

– Маленькая красная кнопка.

– О’кей, – Сэм показал большим пальцем в сторону. – Я буду там с Биллом Ролинсом и другими. Мы тоже пойдем на штурм. – И он слинял.

Час «ноль» почти наступил. Забавно, ноль. Это значит ничто. Почти наступил час ничто. В этом совсем нет никакого смысла. Пора насторожить людей.

Я нажал маленькую красную кнопочку, тихо проговорил в покрытую решеткой дырочку, проверил позиции. Все было в порядке.

– О’кей, – произнес я. – Ждите команды. Мы пойдем на счет три. Через несколько минут.

Опустив «Воком», я посмотрел на часы. Меня удивило, что оставалось только полторы минуты. Мне, вероятно, не следовало говорить «несколько минут». Несколько ведь немного больше полутора.

Осталась только минута. Я чувствовал, как росло во мне напряжение. Но, может, свора Домино не окажет никакого сопротивления и сдастся без боя. На это очень надеялся Сэм, рассчитывая, что все обойдется без кровопролития. Но если они не сдадутся, нас ожидал совсем не пикник. Это уж точно!

Я ощутил знакомую тяжесть в желудке. Но чего мне было нервничать? Со мной будут еще двадцать пять полицейских. Со слезоточивым газом, ружьями и прочей экипировкой, так что мы не лыком шиты. Когда атакуешь шайку вооруженных убийц, нет ничего лучше двадцати пяти ментов.

Осталось меньше минуты. Я пристально следил за секундной стрелкой, бегущей по циферблату. В глубокой тишине я даже мог ее слышать.

Она делала тик-тик-тик...

...тик-тик-тик...

17.

Это напомнило мне о том, как тикал Старикашка. Интересно, не собираются ли мои часы взорваться? И мне в физиономию полетят пружинки, цифры, золотники и прочие детали...

Этак не годится. Где твое внимание, Скотт?

Я был на взводе. Никаких сомнений. Несколько странных вещей случилось со мной сегодня. Пару раз я даже вообразил себя задыхающимся в собственной коже и выходящим из себя, как во сне, ради глотка свежего воздуха. Будто смотрел на себя со стороны как на большую куклу.

Я мог управлять этой куклой, неуклюже, с помощью какой-то телепатической связи. Мне нужно было лишь послать ей большую молнию-мысль, и кукла начинала двигаться, словно чудовище Франкенштейна. Вот ожила одна рука. Хрум. Вот дернулась другая. Хрум. Очаровательно.

Так.

Уф. Опять эта прострельная боль. Но она быстро прошла. «Ничего, старик, живем», – пробормотал я. Осталось двадцать секунд. Потом штурм. Нет... Мы вроде бы должны подкрасться незаметно или нет?

Наблюдая, как последние несколько секунд проскакивали по маленькому циферблату, словно частицы пространства, а не времени, я чувствовал, как все больше горело мое лицо, словно кровь поднималась во мне, как ртуть в термометре.

Десять секунд и... штурм!

Пять секунд.

Две секунды.

Я поднес «Воком» к губам и произнес:

– О’кей, ребята. При счете три – штурм. Раз... два... три!

Уронив «Воком», я бросился вперед. На бегу я сунул руку под пиджак, нащупал рукоятку моего любимого кольта – теперь-то уж заряженного – и выхватил его. Всего—то пятьдесят ярдов, правда, вверх по пологому склону. Я бежал быстро, очень быстро, что—то подгоняло меня. Сердце колотилось, кровь поспешала, лилась, мчалась, била струей – и все под аккомпанемент: хрум, хрум-паф-тик-паф-тик... паф...

– Вперед, ребята, – прошептал я. Сначала тихо, потом громче. – ВПЕРЕД, РЕБЯТА!

Я не слышал топота ног, кроме своих собственных, отдававшегося дребезжанием в голове. Уже близко. Пятнадцать ярдов. Десять. Ну, парень, эти проклятые ноги здорово сотрясали мою башку.

Маленькая красная кнопочка!..

Я забыл нажать эту маленькую красненькую кнопочку.

18.

Я решил остановиться, повернуть и бежать обратно под прикрытие полиции и даже бросил взгляд назад, через плечо, но ослепляющий свет вспыхнул вокруг меня. Только краешком мозга я понял, что свет изливался из прожекторов, установленных на крыше дома. Мозг же в целом – вернее остатки его после крушения – отметил, что вокруг не было ни души. Если не считать меня, конечно.

Я повернул голову обратно в сторону дома с кошмарным пониманием, что собравшиеся в нем уголовники слышали, как я вопил: «Вперед, ребята!».

В этот миг свет снова вспыхнул в затемненном доме. Свет в доме и во всей округе – это все, что мне было нужно.

Я уже было намеревался крутануться на месте и броситься назад, туда, откуда я прибежал, если не на полмили дальше. Но когда я поглядел вперед, я не только заметил, что дверь, к которой я несся со всех ног и от которой я жаждал умчаться также со всех ног, находилась примерно в восьми дюймах от моего носа.

Слишком поздно!

Меня снова будут убивать.

Прощай, старый болван. Возврата назад нет, как бы ни желать его. А хотелось бы. Но слишком поздно.

Слишком поздно было уже тогда, когда я забыл нажать эту маленькую красненькую кнопочку.

ТРАХ-ТАРАБАХ! ААА!

Я врезался прямо в дверь. Сначала я врезался в нее плечом, а потом уже своей глупой башкой.

Дверь треснула и расщепилась, как треснула и расщепилась моя башка. Таково во всяком случае было мое ощущение, но я уже начал сомневаться в том, что мог полагаться на свои ощущения. В одном сомнений не было – я едва не потерял сознание.

Но важно было не это. Важно то, что я влетел головой вперед в комнату. Комнату, полную кровожадных убийц.

Бах-бабах-краш-крэк-ух!

Это бахали многочисленные пушки. Бахнул и я.

Ну вот, я добился своего. Ей-богу, добился. Я здесь. Один. Нет... не совсем. Здесь были тысячи убийц с тысячами пушек. А остальные атакующие остались снаружи, ожидая моего сигнала. Что, черт возьми, они думали о происходящем в доме? Вся эта стрельба, вопли, треск... Или они решили, что бандиты стали палить друг в друга?

Все эти мысли хлестали меня молнией, пока я двигался. Не быстрее, правда, чем пули. Меня задели пару раз, но не сбили. Помогло, мне кажется, то, что большинство из них смотрело на расщепленную дверь, недоумевая, где же все остальные менты, которым я орал: «Вперед, ребята!». К тому же я нажимал спусковой крючок своего кольта практически с того мига, как ворвался внутрь.

Все это и, вероятно, какое-то чудо помешало им подстрелить меня. Пушки трещали, как фейерверк в Гонконге во время встречи китайского Нового года, но я еще жил. Так, по крайней мере, мне казалось. Трудно было быть уверенным в чем-нибудь в этом бедламе.

Больше я не вопил. Теперь вопил кто-то еще. Что-то вроде:

– Эй! Погасите свет!

Чего это они? Неужели не усекли еще, что никто больше не будет врываться сюда? Этот вопрос занял меня всего лишь на минимальную долю секунды, поскольку я пропахал комнату почти до противоположной стены, и прямо передо мной какой-то верзила уже стремительно поднимал автомат, а рядом с ним другой – это был Башка – отводил назад затвор автоматического пистолета 45-го калибра.

Я продолжал нажимать на спусковой крючок кольта. Последние две пули попали в грудь мазурика справа от меня и в могучую грудь Башки, и... В следующий миг я врезался в парня с автоматом.

Это не было частью какого-то моего плана или хитрым маневром, просто я не мог остановиться. Воздух с шумом вырвался из его глотки. Сам я тоже потерял дыхание и отскочил на пару шагов назад, а парень стал падать.

Отшатнувшись назад и развернувшись влево, я увидел высокое и широкое окно. Я согнулся, коснувшись пальцами пола, и тут вдруг комната погрузилась в темноту. Снаружи дома тоже стало темно. Кто-то вырубил свет. Но когда это случилось, я уже летел к окну.

Я надеялся, что к окну. Что если я летел в стену? Куда же меня несло сквозь темноту, в которой зажигались и гасли только вспышки выстрелов?

Когда мои ноги оторвались от пола, я утратил чувство ориентации. Казалось, я стал совсем бесчувственным. Не было даже ощущения движения. Словно я был астронавтом в свободном парении, в невесомости. Или ракетой... Что за смурная мысль, и не первая притом. Человек не может быть ракетой. Он может быть в ракете, но он никак...

ХРЯСТЬ!

Черт, мы уже никуда не прилетим. Мы потерпели катастрофу. Это было великолепное, звенящее и болезненное «хрясть». Звенящее... стекло. Память ко мне возвращалась. Ага! Внутрь – через дверь, наружу – через окно. Я уже знал, где я. В двадцати пяти ярдах от дома, я несся как ненормальный.

Именно несся в темноту, подальше от шума за моей спиной.

Шум... Он все еще вырывался из дома. Отдельные выстрелы и изредка короткие «тра-та-та» автоматов.

Я мчался к ментам, которых я звал ранее за собой. Разумеется, они были рассеяны вокруг дома в ожидании моего сигнала.

Но я наткнулся на группу из полудюжины парней, сбившихся в кучу и нечленораздельно что-то бормотавших. В слабом лунном свете я видел, как их головы двигались, качались, тряслись и вопросительно поворачивались в мою сторону.

– О’кей, ребята, – вымолвил я, отдышавшись. – Попробуем еще разок.