Текст книги "Бродячий труп"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

4.

После Лос-Анджелеса я быстро проследовал через Голливуд и Беверли-Хиллз. Несколько минут ехал по шоссе, проложенному в малонаселенном районе с редкими поместьями. Вот наконец и владение Сирила Александера.

Я остановился у перекрывающих подъездную дорожку к дому богато украшенных и очень прочных ворот. Их открыл худой, почти изможденный парень и пригласил жестом проехать.

За воротами справа от себя я увидел два коттеджа комнат на пять каждый, а слева за огромным ковром зеленого газона – большой розовый двухэтажный дом, с четкими контурами на фоне неба. Примерно ярдах в тридцати от въезда на газоне под ярким цветным парусиновым навесом сидела группа мужчин. Сомнений не было: сам Сирил и часть его мафии.

Я припарковался у дома и по пружинящей траве направился к компании.

Когда я подошел, Сирил помахал рукой, и один из его подручных подвинул ногой ко мне свободный стул. Я сел, поприветствовал всех кивком головы. Большинство из них я встречал в разное время и, по крайней мере, внешне знал остальных.

– Выпьешь, Скотт? – спросил Александер.

– Спасибо, нет.

– Клара принесет еще. Уже готовое. Тебе даже не придется смешивать.

– Нет, я хочу только поговорить.

Сирилу Александеру было около пятидесяти, среднего роста, с худым, жилистым телом и кожей, свидетельствовавшей о парилках и массажах, с загаром, приобретенным от кварцевой лампы, – на солнце он нечасто выбирался – и с крашеными – как я случайно узнал – редкими черными волосами.

В своем облачении – розовые брюки, свободная красная шелковая рубашка и сандалии цвета соломы – смотрелся он ужасно. Под стать одеянию были удивительно большие глаза, грязно-коричневые, а под ними малоприятные бледно-серые мешки.

Тем не менее я предпочел бы его по крайней мере трем из шести других. В ярде слева от меня сидел Стэйси с таким красным и блестящим лицом, что оно походило на кусок рубашки Александера. У него было что-то не так с кровяным давлением, и он выглядел настолько сгоревшим на солнце, что не сегодня-завтра кожа на его лице могла отшелушиться.

За ним сидел тип с очень подходящей кликухой – «Жмурик». Если в Стэйси было пять футов и пять дюймов и сто двадцать фунтов, то в Жмурике, при его шести футах, веса было едва ли больше. И насколько Стэйси был красен, настолько Жмурик был бел. Лицо его напоминало кусок мела. Если он оставался неподвижным, вполне можно было подумать, что он мертв. Он словно умирал с голоду, продал всю свою кровь, чтобы купить поесть, и потерял бабки.

Справа от меня за типом по имени Омар – подручным Александера, занимавшимся его бухгалтерией, сделками, инвестициями, неуплатой налогов и тому подобным – сидел головорез по кличке «Пробка», который – я точно это знал – убил троих. Он отсидел один срок за оскорбление действием, но не за убийство. Пяти футов восьми или девяти дюймов, примерно сто восемьдесят фунтов мускулов, с искаженным жестокостью лицом: сломанный нос, раздавленное ухо и ножевой шрам на другом ухе. Одна бровь поднята выше другой.

В общем, ни один из парней не вызывал моих симпатий.

Рядом с Александером восседал Мэтью Омар, выглядевший немного лучше других. Около шести футов, с широкими плечами, тонкий в талии и бедрах, но с ногами несколько коротковатыми в сравнении с телом. В целом он казался вполне приятным мужчиной. К тому же он был не «качком» или стрелком, как остальные, а человеком цифр. Лет сорока, он был, вероятно, самым тщеславным из этой апатичной команды и несомненно единственным способным контролировать многочисленные предприятия Александера, если последнему придется надолго поселиться в Сан-Квентине или отправиться на небеса.

Ему было что контролировать: Сирил Александер владел примерно двадцатью предприятиями в Южной Калифорнии: магазинами подержанных машин, химчистками, ночными клубами, ресторанами, парой моек автомобилей, многоквартирными домами.

Другие два парня, присутствовавшие на этом очаровательном сборище, Ладди и «Смурной» – по совершенно очевидным причинам – были простыми амбалами. С мощными плечами, мускулистой грудью, угрюмыми глазами, толстыми руками, безмозглыми головами. Правда, Смурной мне казался немного смышленее Ладди.

Мы все сидели. Ладди ковырял в носу, а Смурной наблюдал за ним. Краснолицый Стэйси громко рыгнул – он пил пиво – почти в ухо Жмурика, но даже это не отразилось на трупной усталости последнего. Омар ласково улыбался. Пробка пялился на меня с постоянно поднятой бровью, придававшей ему чудаковатый вид.

– Так вот как живут богатые, – сказал я.

– Ага, – ответил польщенный Александер. – Чертовски противно жить в городе, верно?

– Пожалуй.

– Тебе следовало иногда приезжать сюда. Почему ты никогда не наведывался?

– Не хотел быть подстреленным.

Он рассмеялся:

– Я бы не стал тебя подстреливать.

– Ну, это мог бы сделать кто-то другой.

Ладди перестал ковырять в носу, чем порадовал меня, но Смурной казался слегка разочарованным.

Видимо, мало что интересовало его по-настоящему. Я продолжил:

– Это одна из причин, по которой я приехал сюда, мистер Александер.

– Чтобы быть подстреленным?

– Нет-нет. Вовсе нет. Наоборот. Я хотел сообщить вам, что я... э... некоторым образом работаю на вас. Я буду кое-что разнюхивать. И если известие об этом дойдет до вас, вы и ваши мальчики должны знать, на чьей я стороне.

– Не могу поверить своим ушам. Ты работаешь на меня?

– Некоторым образом.

– Как это случилось?

– Ну, это не столь важно. Во всяком случае, сейчас. Главное, что я постараюсь очистить всю округу от Ники Домано и некоторых членов его шайки. А это не сделает вас несчастным.

– Это сделает меня счастливым. Я жажду прикончить этого сукина сына. Пришить всех его ублюдков.

– Среди прочих и этот вопрос я собирался обсудить с вами. Я точно знаю, что капитан Сэмсон не будет счастлив – и практически никто не будет счастлив, – если вы решите убить всех этих ублюдков. Капитан просил меня передать вам: предоставьте полиции – или мне, если придется – заняться Ники Домано и его ребятами. Он велел нам держать ваши пушки холодными, иначе вас всех отправят за решетку. Понятно?

Он еще шире раскрыл свои огромные глаза и выпучил их на меня.

– Я просто трепался, Скотт. А за это ведь не сажают? Живи и давай жить другим – таков мой девиз.

– Угу. Только вот Старикашка уже не живет, так?

– Что верно, то верно. Собираемся хоронить Старикашку завтра. Очень жаль, что тебя не будет на поминках.

Интересно, что именно имел он в виду под этим «очень жаль».

– Это будут строго семейные похороны, – продолжил он. – Только семья и сотрудники по бизнесу. И близкие друзья, вроде нас. Но простимся шикарно. Один ящик потянет на две с половиной штуки. Специальный катафалк, лучшее место на кладбище, всякие там цветы, венки...

– Ну, вы даете! Он никогда так не жил! – откликнулся я. – Но я имею в виду распространившийся слух о том, что Старикашку прикончили боевики Домино, и что вы собираетесь отомстить. А это-то как раз и не нравится капитану Сэмсону.

– Ему не о чем беспокоиться. Во всяком случае в отношении нас, – Александер посмотрел большими глазами на своих мальчиков. – У нас нет никаких злых умыслов. Ведь так, ребята?

Ему ответил хор голосов: «Ага», «Сам знаешь», «Нам на это начхать» и тому подобное, с выражением такой преувеличенной чистоты и невинности, от которого у них должно было свести челюсти. Они походили на пацанов с полными пригоршнями печенья, спрашивающих: «Какое печенье?» Так что не составляло труда догадаться: они намереваются перебить всех этих сукиных сынов.

Но я сказал Александеру:

– Рад слышать, что улицы не будут завалены трупами. Лос-Анджелес и без того не очень чистый город. По крайней мере, вы не против того, чтобы я надавил немного на Домино и его корешей?

– С чего мне быть против? Я надеялся, что ты попытаешься отквитаться.

– Отквитаться?

Он посмотрел вверх, в пространство, словно следил за полетом шмеля, потом повернулся ко мне и спросил:

– Или кто-то другой отделал тебя так, что тебя хоть в гроб клади?

– Неплохо. Нет, это действительно был Домино и пара его дружков. Может, вы мне подскажете, где они ошиваются в дневное время?

Он покачал головой:

– Мы сами пытались най...

Александер резко оборвал себя, недовольный самим собой. Если бы он соображал чуточку быстрей, у меня возникло бы подозрение, что ему известно, где находится Домино, и он только делает несведущий вид. Но, очевидно, Александер действительно понятия не имел, где его искать.

Он посмотрел куда-то за меня, и я оглянулся. От дома к нам приближалась женщина с большим подносом, уставленным стаканами.

– Наконец-то Клара соизволила появиться, – небрежно бросил Александер.

Клара. Его жена. Она крякнула, поставив поднос на стол, безмолвно повернулась и пошлепала обратно к дому.

Ее надо было видеть, это я вам говорю. Несколько галлонов слабительного пошло бы ей на пользу. Но этого было бы недостаточно. Приземистая, объемистая, мускулистая, с фигурой борца, не проигравшего ни одной схватки. И с лицом – каким лицом! Произойди что угодно, это никак не отразилось бы на нем. Как у типа с «магнумом» 44-го калибра в кобуре под мышкой. Да, деньги – все же не всё. Я, например, даже не послал бы ей воздушный поцелуй, хоть за миллион.

Александер, раздавая напитки, обратился ко мне:

– Ты дернешь чего-нибудь?

Я чуть было не взял стакан, но все же воздержался:

– Нет, спасибо. Так вы не знаете, где я мог бы найти хоть одного из приятелей Домино?

– Зачем?

– Ведь кто-то именно из них пришил Старикашку?

– Понятия не имею.

– Но вы же были там и могли видеть...

– Ничего я не видел, кроме люка – я еле в него втиснулся.

– Ну, Александер. Среди причин, приведших меня сюда, была надежда, что вы мне поможете немного. Хоть я и признаю, что сотрудничество между нами – вещь почти невероятная в этом мире.

Он рассмеялся.

– В этом ты не ошибаешься.

– Если вам известно, кто застрелил Старикашку, даже если вы подозреваете кого-нибудь, стоило бы назвать его мне. Когда полиция навесит убийство на нескольких подручных Домино, хоть на два-три человека их будет меньше за вашей спиной. Это же вам на руку!

– Конечно. Но я просто ничего не знаю, Скотт.

Вот и все. Помощи от него ждать не приходилось. Как и от его жутких корешей. Все они вели себя неспокойно, словно не в силах были видеть меня живым. Однако, по крайней мере на некоторое время, между нами было установлено определенное перемирие. Никто не знал лучше меня, каким длительным оно окажется, но все же это было лучше, чем оказаться между дулами двух шаек.

Парни начали терять терпение. Пробка опустил свои брови так, что они оказались почти на одном уровне. Ладди снова принялся ковырять в носу. Остальные задвигались, усаживаясь поудобнее. Один Мэтью Омар вел себя нормально. Откинувшись на спинку стула и скрестив короткие ноги, он щупал глубокую ямочку на подбородке, улыбаясь, будто его рассмешила некая тайная шутка. Омар, единственный из всей компании, несомненно, усек иронию ситуации и наслаждался ею.

Когда Клара приносила выпивку, я заметил Зазу, – во всяком случае, я догадался, что это была она, – вышедшую из дома в пляжном костюме. В том направлении, куда она пошла, большое пространство было огорожено красным забором шести футов в высоту.

Я встал и объявил:

– Я сообщу капитану Сэмсону то, что вы мне сказали, Александер.

– Ага, скажи ему.

– Когда похороны Старикашки?

– В два тридцать. А что?

– Да так. Это в «Вечном покое»?

– Откуда, дьявол тебя возьми, ты знаешь это?

– Из утренней газеты. Просто я забыл время церемонии.

– Газета? Черт, почему?

– Обычное дело. Последнее «прости» с местным бизнесменом Гарри Дайком – что—то в этом роде.

– Я и не подозревал, что сообщение так скоро появится в газетах.

Он явно забеспокоился. И я догадывался почему. Если Ники Домано и его братва хотели застукать банду Александера где-то за пределами этого огороженного и хорошо охраняемого поместья, они могли это провернуть завтра в два тридцать. Там будут Александер, сидящие здесь гады, еще сорок-пятьдесят членов семьи, сотрудников по бизнесу и близких друзей – половина всех грабителей и убийц Лос-Анджелеса.

Тем более, если уж суждено случиться войне банд, лучшего места, чем кладбище, не подберешь.

– Прекрасно тут у вас, Александер, – сказал я. – Не будете возражать, если я здесь прогуляюсь?

После некоторых колебаний он согласился:

– Конечно, посмотри.

Через некоторое время семерка покинула тень под брезентом и отправилась в дом. А я небрежной походкой направился к выстланной плиткой дорожке, ведущей через газон к красному забору. Пройдя по ней, я нашел широкую калитку и вошел внутрь.

Бассейн не был уж очень большим. Вероятно, его построили одновременно с теми двумя коттеджами. Я знал, что Александер купил их и окружающую землю, а потом возвел свой розовый дом примерно посредине участка.

Скомканный пляжный халат Зазу лежал на мате из пенопласта. По воде еще расходились круги там, где кто-то недавно нырнул. По бетонному бордюру я приблизился к изогнутым металлическим поручням лесенки, уходящей в глубину.

К ней под водой приближалась Зазу. По поверхности бежала рябь, отбрасывая солнечные блики и слепя меня, но вода была прозрачной, и я отлично разглядел Зазу. Во всяком случае я думал, что это она. На пловчихе либо было самое последнее изобретение в области купальников либо вовсе ничего.

Доплыв до лесенки, она начала подниматься по ней, беспечная, как птица.

Я был прав по обоим пунктам: никакого костюма, и это была Зазу.

5.

Зазу встряхнула головой, отбросив назад мокрые белокурые волосы, и... заметила меня.

Она издала пронзительный писк, потом прокричала:

– Вы же знаете, что сюда нельзя заходить!

Зазу не сразу узнала меня. Смаргивая воду из глаз, она очевидно приняла меня за одного из подручных Александера. И, конечно, им было запрещено показываться здесь.

Она уже поднялась до половины лесенки и теперь начала спускаться снова, продолжая говорить:

– Когда папочка узнает, он... О!

Она узнала меня.

– Привет! – радостно поздоровался я.

Она застряла где-то на полпути – вода покрывала ее по пояс.

– Как видишь, я весь в работе, – сказал я. – Мы забыли о твоем обязательстве по сделке, Зазу. Кто застрелил Старикашку?

Рот ее округлился, а карие глаза широко раскрылись. Она моргнула ими еще пару раз. Сейчас она выглядела вполне привлекательной молодой леди.

– Говори же, кто продырявил Старикашку?

Она глубоко вздохнула, опять моргнула и наконец сказала:

– Человек по имени Верм. Джэй Верм. Такой высокий...

– Мы встречались с ним вчера ночью, после того, как я «изнасиловал» тебя.

– О!.. Ну...

– Откуда ты знаешь, что это был Верм?

Она наконец догадалась соскользнуть вниз, погрузившись в воду по подбородок. Не спуская с меня глаз, Зазу пояснила:

– Папа видел его и уверен, что это был он. Так говорит папа.

– Хорошо, Зазу. – Я обратил внимание на то, что последние предложения она произнесла голоском маленькой капризной девочки. Она пыталась снова войти в образ. Как же, удастся ей теперь! Даже если бы я все еще думал, что ей только семнадцать, ее слишком взрослые формы выдали бы ее.

– Ну что ж, – с грустью проговорил я. – Пожалуй, все.

Глаза ее опустились вниз, потом снова поднялись.

– Ты всегда купаешься голышом?

– Да. Я одна плаваю в бассейне по утрам, – она вдруг задумалась, а мыслителем она была очаровательным. – Это так приятно. Я наверное не буду делать этого, когда стану взрослой.

– Именно тогда-то женщины и делают это.

– Я получаю большое удовольствие.

– Ха! Мне хотелось бы прыгнуть к тебе, Зазу. Там хватит места для двоих. Сейчас я прыгну и тоже получу удовольствие.

– Нет! Пожалуйста, не надо! – У нее ничего не получалось: не было времени отрепетировать свою роль.

– Зазу, – нежно обратился я к ней, – поднимись по лесенке.

– Что?..

– Поднимись по лесенке. Можно не до конца.

– Но зачем?

– Я скажу. Поднимись поближе ко мне – я могу только прошептать.

Она зажмурилась и выпятила нижнюю губу, словно от напряжения мысли.

– Можете не говорить. Я... э-э-э... не желаю ничего знать.

Кажется, она начала уже понимать, в чем дело.

– Вверх по лесенке! Быстренько!

– Я не...

– Ну что ж, тогда я спущусь к тебе.

Она стала карабкаться по лесенке.

– Ух! Достаточно. Не будем перебарщивать.

Вода крутилась вокруг ее бедер и сбегала с ее больших белых грудей. Я склонил голову в одну сторону, потом в другую.

– Я так и думал. Похоже, – я понизил голос до шепота, – на тридцать восемь, двадцать один, тридцать шесть и двадцать два.

Ее карие глаза сосредоточились на моих губах, и она прожужжала в ответ:

– Тридцать восемь, двадцать один, тридцать шесть... двадцать два? Что значит двадцать два?

– Ты знаешь, что значит двадцать два.

В Лос-Анджелес я возвращался, опустив верх «кадиллака» и подставив лицо свежему ветерку. Время от времени я улыбался. Она все же покраснела, эта Зазу. Даже ее большие белые груди приобрели цвет дома ее папочки. Нет, не так. Они порозовели совсем иначе.

На ленч я остановился на Стрипе и позвонил из телефона-автомата Сэмсону, доложив ему о Верме и всем остальном – мне не хотелось появляться в полицейском управлении без особой необходимости.

Сэм спросил, как отреагировал Александер.

– Легко и непринужденно. Он не имеет зуба против того, кто сделал четыре дырки в Старикашке. Живи и давай жить другим. И ни о чем не беспокойтесь.

– Плохо.

– Это ты мне говоришь? Если бы он бушевал и порыкивал, я бы чувствовал себя лучше.

– По нашим данным, что-то несомненно заваривается. Что бы ты ни узнал. Шелл, сообщи нам. Даже если тебе это покажется пустяком.

– Обязательно, Сэм. А ты должен лишь закрыть рот Биллу Ролинсу, чтобы он не...

– Поздно.

– Поздно?

– Слишком поздно.

– Я боялся этого.

– Я очень беспокоюсь, Шелл.

– Я тоже беспокоюсь. Дьявол побери этого Билла. Ты не можешь упрятать его за решетку...

– О, помолчи. Наши источники сообщают, что Домано и его головорезы готовят какую-то крупную акцию сегодня или завтра. И она порадует Александера не больше, чем убийство Гарри Дайка. Узнать бы, что за акция. Мы могли бы что-нибудь предпринять...

– Вы арестовали кого-нибудь из мальчиков Домано?

– Мы не можем их найти. И это тоже беспокоит меня. Их нет ни в одном из притонов, в которых они обычно обретаются.

– Странно. Я спросил Александера, где их можно найти, и он ответил, что понятия не имеет. Больше того, я ему верю. Еще одно, Сэм. Вчера Александер договорился о похоронах Старикашки, и я видел извещение в утренней газете. Когда я сказал об этом Александеру, он здорово запсиховал. Очевидно не ожидал, что известие просочится в прессу так быстро. Вполне возможно, что парни Ники появятся там.

– Об этом мы, естественно, подумали. Мы направим туда две-три патрульных машины. Кроме того, я лично предупрежу Александера о присутствии полиции, если не на самой панихиде, то поблизости, и что каждый головорез с пушкой будет арестован. Ни один из этих бандитов не имеет разрешения на ношение оружия.

– Я тоже запросил свои источники, Сэм. Когда будут новости, позвоню.

К десяти часам я уже был без сил. Не столько от хождения, сколько от его бесполезности. Это не вдохновляло, скорее удручало. Я накрутил на спидометре пятьдесят миль и исходил пешком еще десять, разговаривая с осведомителями, пытаясь разузнать, где скрывались Ники Домано и его шайка. И ничего. А «Джаз-вертеп» по понедельникам не работал.

В десять вечера я расслаблялся у себя дома со стаканом в руке, подводя итоги дня и пытаясь предугадать дальнейшее развитие событий. В одном я был уверен: скоро случится что-то весьма неприятное.

Зазвонил телефон.

Я перекатился по дивану, поднял трубку.

– Скотт?

– Да.

– Мэт Омар.

Я даже выпрямился. Впервые подручный Александера звонил мне.

– В чем дело? – спросил я.

С полминуты он ходил вокруг да около, вспоминая мой утренний визит к Александеру. Я не выдержал:

– Кончай бодягу. Ты позвонил по какому-то делу, Омар. Так говори, что за дело.

Он тяжело вздохнул. Это совсем не походило на обычного Мэтью Омара, холодного и собранного. Голос его был пронзительней, чем обычно, напряжен, словно он был на взводе, нервничал, даже психовал.

– Дело в Алексе. В Сириле. Я ожидаю его с минуты на минуту и собираюсь убраться отсюда, как только...

В трубке не слышалось даже дыханья.

– Что там с Сирилом?

Молчание. Потом я услышал, как он тихо выматерился. Все же он был у телефона и задышал опять. Что это он пытался выкинуть? Потом в трубке раздались частые гудки.

Я не знал, откуда звонил Омар, но мне было известно, что он жил вместе с Пробкой в небольшом доме на Пайнхерст-Роуд в Голливуде. Его номер и адрес значились в телефонной книжке. Я поднялся с дивана, и телефон зазвонил опять. Я схватил трубку:

– Омар?

– Кто? Это ты, Шелл?

– Да. Кто говорит?

– Билл. Билл Ролинс.

– Ты еще не спишь?

– Мне позвонил Сэм, когда я ехал домой, чтобы завалиться спать. Он все еще в управлении.

– Что-то случилось?

– Можно сказать и так. Мы нашли Джэя Верма. Его только что подстрелили.

– Черт! Как он!

– Мертв.

– Где это произошло?

– В «Маделейн». В одном из «люксов» на верхнем этаже.

«Маделейн» – это роскошный многоквартирный дом в Северном Голливуде. Неподходящее место для типа вроде Верма.

– Отсюда я позвонил Сэму, – продолжал Ролинс, – и он велел поставить тебя в известность. Ты, наверное, захочешь приехать и посмотреть, что тут и как. Ты ведь знаешь их обоих – и Верма, и дамочку, которая утверждает, что застрелила его.

– Дамочку?

– Ага. Лилли Лоррейн.

– Я уже еду.

Когда я примчался, эксперты все еще работали. Ролинс и детектив по имени Госс, оба в штатском, стояли у бара из темного дерева и черной кожи. За ними через стеклянную стену сверкали миллионы огней ночного Голливуда. Комната была окрашена в приглушенные тона: бледно-серые стены, еще более светлый серый ковер, тяжелая мрачная мебель, темно-синий диван у стены справа от меня. На нем содрогалась от рыданий Лилли. Третий человек в штатском сидел рядом с ней и что-то говорил.

Безжизненно обмякшее тело Джея Верма простиралось в двух ярдах от входа в квартиру, окрасив кровью серый ковер. В пятнадцати футах дальше по гостиной, у открытой двери, через которую я увидел постель, покрытую многоцветным стеганым одеялом, в серый ворс ковра впитывалась еще Одна лужа крови.

Верм лежал плашмя, и подвернутая правая рука приподнимала его с одной стороны. Лицо прижималось одной щекой к ковру, челюсть немного отвисла, глаза были раскрыты. Эти холодные, как космос, как ад, глаза выглядели такими, какими они мне запомнились живыми.

– Любопытный случай, – тихо проговорил Ролинс.

– Что произошло?

Ролинс посмотрел на Лилли, потом на труп Верма:

– Она рассказала нам историю, полную дырок, и ей это сошло бы, если бы речь не шла о Верме.

– Она застрелила его?

– Говорит, что она. Пришла домой... – Он взглянул на Госса. – Принеси-ка оружие. – Потом продолжил: – Открыла дверь, направилась к спальне, что-то услышала, достала свой револьвер и включила свет. Верм был там... – он показал на спальню, – шел в ее сторону. И «та-та-та!». Вернее «та!» – она выстрелила один раз.

– Где у Лилли был револьвер и почему она держала его при себе?

– В сумочке. Она всегда его носит с собой. Среди ее знакомых немало типов, задержавшихся на низком уровне развития и не воспринимающих отказа. А у нее есть ценные драгоценности.

– Драгоценности?

– Я до этого дойду. Верм упал у двери в спальню. Поднялся. Упал опять там, где лежит сейчас, и уже не поднялся.

Возле первого кровяного пятна на сером ворсе ковра блестели с полдюжины небольших предметов, которые я не заметил при первом беглом осмотре.

– Вот эти безделушки? – спросил я.

– Точно. Лилли уверяет, что вор держал их в руке; он уже собрался уходить, когда вдруг появилась она. А вот и «пушка».

Госс принес короткоствольный «смит и вессон» 38-го калибра. Конечно, они все выглядят страшновато. Вполне деловая пушка, никакого хрома, перламутра или других украшений.

– У нее есть разрешение на ношение оружия?

– Нет, конечно. Один из ее приятелей подарил ей пистолет. Очень давно, и она говорит, что уже не помнит ни когда, ни, естественно, кто. – Веки Билла закрылись. Он просто засыпал на ходу. Я понимал, до чего он вымотался.

– Да, непростой случай. Насколько я понимаю, Верм был убийцей номер один в шайке Домано. Телохранитель и убийца. Он вряд ли будет воровать побрякушки. Раз он явился сюда, то лишь для того, чтобы убить кого-то.

– Верно. Но кого?

Я открыл было рот, потом захлопнул его.

– Билл, я разговаривал с Лилли прошлой ночью перед тем, как нагрянули Домино, Башка и вот этот тип. Они подслушали, по крайней мере, часть из того, что она мне рассказала, а рассказала Она многое. Я не очень-то вслушивался в ее откровения, но они явно говорили не в пользу Ники Домано.

– Ты полагаешь, что он мог послать своего «мальчика» сюда, чтобы пришить ее?

– Очень может быть. Надо поговорить с ней.

– И я хочу, чтобы ты поговорил с ней. Ты ее знаешь гораздо лучше и сможешь выведать то, чего не смогли мы.

– Ну, мы не так уж и близки. Так, здоровались, иногда пропускали по стаканчику.

На его лице промелькнула усмешка: не то, мол, что твои интимные отношения с Зазу...

– Билл...

– Ага,– он посмотрел на диван и сделал знак глазами сидевшему там сыщику. Тот поднялся и подошел к нам. Билл перекинулся с ним несколькими словами, потом сказал мне:

– Она в твоем распоряжении.

– Пусть посидит пару минут и подумает спокойно.

– О’кей. Твое впечатление?

Я посмотрел на два пятна крови в пятнадцати футах друг от друга.

– Наверное кто-то был с ней. Этот кто-то обменялся выстрелами с Вермом, и последнему не повезло.

– Мы проверим эти пятна. Если они оставлены разными людьми, значит, Лилли лжет, ведь так?

– Точно.

– Мы не обнаружили пулевого отверстия ни в стенах, ни в мебели. Если был еще один выстрел, пуля должна была в кого-то попасть.

– Можно, конечно, справиться у медиков. Если в этого некто попали, пуля должна остаться в нем... Минутку! – Я задумался. – Когда это случилось, Билл? Только поточнее по возможности.

Он достал из кармана пиджака записную книжку и раскрыл ее:

– Дежурному сообщили в девять сорок семь. Я был в машине на пути домой, когда Сэм позвонил мне через две минуты – в девять сорок девять. Сюда, в «люкс», я поднялся в девять пятьдесят четыре. Связался с Сэмом и с тобой в десять ноль пять.

– Дежурному позвонила Лилли?

– Она.

– В девять сорок семь. Скажем, Верм был застрелен непосредственно перед этим или несколькими минутами раньше... Билл, в десять ноль одну или десять ноль две, прямо до твоего звонка, я разговаривал с Мэтью Омаром.

– Ты позвонил ему?

– Нет, он. Вот почему мне это кажется важным. – Я рассказал ему о состоявшемся разговоре.

– Странно, – проворчал он.

– Может, это покажется еще более странным, но позволь мне высказать одну дикую догадку.

– Давай.

– Омар был здесь с Лилли. Верм явился сюда, чтобы пришить Лилли, и обменялся выстрелами с Омаром. Омар мозговитый парень, он ловок с цифрами, с бухгалтерией, но он вполне может иметь при себе и «пушку». Верм рухнул там, где лежит сейчас. Омар тоже потерял немного крови на этом вот месте... – я показал на пятно у двери в спальню... – потом быстро договорился о версии с Лилли и ушел до того, как она позвонила в полицию.

– И позвонил тебе? Зачем? Ради алиби?

– Может быть. Все дело во времени. Он сказал, что звонит из дома – и это вполне возможно. Отсюда до его дома минут пятнадцать – двадцать. Но он мог говорить откуда угодно, даже из автомата.

– Остаются кое-какие пробелы.

– Может быть. И, может быть, мы их заполним. Больше всего меня удивил его звонок. Он так и не сказал, зачем звонил.

– Но он показался тебе...

– Нервным, взвинченным, напряженным. Но он мог быть и раненым.

– Давай-ка проверим.

Я дал Биллу адрес Омара и Пробки, и он пообещал позвонить.

Я пересек комнату и подошел к темно-синему дивану, на котором сидела Лилли Лоррейн.