Текст книги "Основной инстинкт"

Автор книги: Ричард Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава девятая

На следующий день, сразу после полудня, Ник Карран вновь появился у её пляжного домика. Кэтрин Трамелл, ответившая на его звонок в дверь, была одета в крохотное плотно облегающее чёрное платьице. Ткань обтягивала её тело как вторая кожа, прекрасно оттеняя золотистые волосы и глубокие голубые глаза.

– Привет, – просто сказала она.

– Я не очень побеспокоил тебя?

– Да нет.

– Конечно, это был глупый вопрос. Ведь ничто на свете не может тебя обеспокоить?

– Почему ты не заходишь?

Она шире открыла дверь и прошла внутрь дома, приглашая его последовать за собой. Ник Карран направился за ней следом, не спуская глаз с того, как под платьем двигаются её тугие, крепкие ягодицы.

В комнате всё было точно так же, как и в прошлый раз, когда он сюда наведывался. Все, кроме одной детали – количество газетных вырезок на столике увеличилось и переросло в полную медиа-историю тернистой карьеры Ника Каррана, детектива департамента полиции Сан-Франциска. Она взяла со стола одну из вырезок, взглянула на неё и продемонстрировала ему. «ПОЛИЦЕЙСКИЕ ПЕРЕСМАТРИВАЮТ ДЕЛО КОПА-УБИЙЦЫ» – гласил заголовок.

– Я использую тебя в своём детективе.

– Твоём детективе?

– В моём детективе, в моей книге. Надеюсь, что тебе это безразлично. Тебе ведь это, правда, безразлично?

– Ха, будто есть какая-нибудь разница, безразлично мне или нет. Разве я не прав?

Она улыбнулась и ушла от вопроса так же, как боксёр уходит от серии ударов.

– Хочешь выпить? Я как раз собиралась немного вылить.

– Нет, спасибо.

Она кивнула самой себе:

– Так и есть, я совсем позабыла. Ты ведь отказался от всех своих привычек. Ни шотландского виски, ни «Джека Даньелза». Ни сигарет, ни наркотиков… – Кэтрин улыбнулась ему через плечо, – …ни секса?

Она не стала дожидаться ответа и прошла к бару – набор бутылок с различным содержимым стоял на куске мрамора, там же, в пустой раковине, находился осколок льда.

– Я хотел бы задать тебе несколько вопросов, – тихо сказал Ник,

Она взяла в руки нож для колки льда и принялась обтёсывать глыбу.

– У меня тоже есть несколько вопросов к тебе.

– Неужели?

Она колотила по глыбе, которая под её ударами тут же эакрошилась, и осколки разлетались во все стороны.

– Это для моей книги.

– У тебя есть что-нибудь против кусков льда?

– Мне нравятся неотёсанные края.

Она продолжала колотить по глыбе, раскалывая её на мелкие кусочки. Она поднимала руку вновь и вновь, снова опускала её вниз, вкладывая в каждый удар всю свою силу.

Теперь она уже закончила со льдом, отложила в сторону нож для его колки, кинула в стакан горсть ледяных кубиков и залила их «Джеком Даньелзом».

– Скажи мне, Ник, какие чувства испытывает человек, убивший другого человека, – спросила она тем же тоном, каким один домовладелец спрашивает другого: «Слушай, а что ты делаешь, чтобы избавиться от ненужной травы?»

– Какие чувства?.. А почему ты не оценишь их сама?

– Они мне неизвестны. Зато ты их знаешь. Что ты чувствовал? Могущество? Скорбь? Усталость? Бодрость? Или смесь всех этих эмоций? Или же что-то другое? Что-то, чего ты никогда не можешь испытать, прежде чем не убьёшь другого человека?

По его лицу пробежала гримаса отвращения – и к ней, и к самому себе.

– Это произошло случайно. Они попали в поле огня… Убийство никогда… Это, действительно, произошло случайно. Вот и всё.

– А следствием чего стала такая ирония судьбы? Почему всё это приключилось? Может, у тебя был просто зуд, тебе, быть может, самому хотелось нажать на спусковой крючок?

– Всё это произошло случайно, – горячо настаивал Ник. – Я тайно следил за торговцами наркотиками. Тут всё и произошло.

– Просто так? Из ничего?

– Ага. Ты такого не можешь запланировать. Никаких убийств подобного рода во время продажи наркотиков предварительно запланировать невозможно… Ни…

– Ты имеешь в виду Джонни?

– Я хотел сказать о профессоре Голдштейне. О Ноа Голдштейне. Тебе известно это имя?

– Это имя из далёкого прошлого Ник. Это было четырнадцать лет назад.

– Так ты хочешь имя из настоящего? Как тебе нравится такое: Хейзл Добкинз?

Она, не отрывая глаз от его лица, глотнула из стакана. Её кожа была настолько белой, настолько светящейся, что он мог не только представить, но почти увидеть коричневую жидкость, когда та скользила по её привлекательной гортани.

– Добкинз? Голдштейн? С кого лучше начать?

– Давай, начнём с Голдштейна.

– Ноа был моим наставником, когда я училась на первом курсе. – Она улыбнулась. – Ты знаешь, возможно, именно тогда у меня запала идея использовать в своей книге нож для колки льда. Для моей книги. Смешно, но всё-таки как сработало подсознание!

– Действительно, очень смешно.

– Наверное, мне следовало бы сказать, как специфично срабатывает подсознание. Так?

– А Хейзл Добкинз? Что с ней?

Кэтрин мгновение колебалась.

– Хейзл – моя подруга, – наконец ответила она.

Ник Карран вспомнил слова, произнесённые Гасом Мораном предыдущей ночью: «Чёрт возьми, с неплохими людьми она водит дружбу».

– Подруга, значит?.. Твоя подружка прикончила целую семью. Троих детей!

– Она была арестована, осуждена и отсидела свой срок в тюрьме. И ничего предосудительного за последние лет тридцать пять не совершила. Как говорят, Ник, она реабилитировала себя. Или скажу по-другому, так, как предпочитают копы: «Она оплатила свой долг перед обществом».

– Я ничего не имею против ни одного из этих двух определений. Всё, что я хочу знать, так это – почему. Почему она – твоя подруга? Или, может, ты коллекционируешь этих ненормальных?

– Она вырезала всю свою семью! Она помогла мне понять, что из себя представляет импульс, побуждающий к убийству.

– Но ведь она не знает, почему это сделала!!!

– Слушай, Ник. Мне пришло в голову, что тебе не совсем по душе круг моих друзей…

– А мне пришло в голову, что ты намного больше узнала об «импульсе, побуждающем к убийству, в своём университете. Ты должна была проходить такие вещи в Беркли.

– Нам преподавали только теорию. – Она сделала глоток из стакана и посмотрела на Каррана поверх стеклянного края. – Конечно, ты-то всё знаешь о побуждающем к убийству импульсе. И не в теории, а на практике. Ты ведь всё знаешь о нём. Не так ли… А, Стрелок?

– С-стрел-лок?

– Что случилось, Ник? – мягко спросила она. – Ты что, тогда насосался? И тебе это понравилось?

– Никому это не может понравиться. Никому, находящемуся в здравом уме.

– А тебе? Ты-то был в здравом уме? Расскажи мне о кокаине, Ник. В тот день, когда ты подстрелил парочку туристов… сколько кокаина ты принял в тот день? Или в ночь перед тем днём? Какой дозе ты обычно отдавал предпочтение? Четверть грамма? Половину? Или, может, целый грамм? Довольно крутой парень!

Чем мягче становился её голос, тем больше яда, казалось, содержалось в произносимых ею словах.

– Я понимаю, о чём ты говоришь. И сомневаюсь, что ты сама отдаёшь себе отчёт. Ты – просто богатенькая девочка, любящая поиграться в игры. Ты ведь говорила, что тебе нравятся забавные игры?

Теперь она была ближе к нему. Стакан с выпивкой был уже отставлен в сторону.

– Мне ты можешь признаться, Ник. Ты ведь был пьян, Ник? Ты не отдавал себе отчёта? Ты был настолько пьян, что идея застрелить пару мирных граждан пришлась тебе по душе. Ведь так? Ты ведь был возбуждён? Или у тебя дрожала рука? И это послужило причиной происшествия. Происшествия, в результате которого тебя должны упечь за решётку или, по крайней мере, вышвырнуть со службы. Но всё происшедшее оказалось случайностью. Тебе не в чём себя винить. Это – просто ошибка. Нелепая случайность.

– Я был трезв, – запротестовал он. – Там даже поблизости не было никого в гражданской одежде. Это действительно было случайным. Наркотики фигурировали, но я покупал их, а не пользовался ими. Ты понимаешь?

Она положила свою нежную руку ему на щёку и ласково, как кошку, погладила её.

– Ты можешь мне признаться, Ник, – произнесла она. Её голос был гладок как сатин и соблазнителен.

Он грубо схватил её за руку:

– Я не пользовался наркотиками.

– Ага. – Она была близка к нему как никогда, он мог ощущать её дыхание на своём лице, смаковать его. Оно было сладким как духи, которыми она пользовалась.

– Они ведь не проверяли тебя. Так? Но Внутренней службе это известно. Они знают всё.

– Если бы Внутренняя служба что-нибудь знала, она…

– И жена твоя всё знала, ведь правда? – Её голос стал бархатным. – Она ведь знала, что происходит. Никки слишком близко подошёл к огню. И Никки это понравилось. Я права?

У Ника вышло терпение. Он сильно дёрнул её за руку и вывернул за спину. Острая боль пронзила её плечо. Затем он притянул её к себе. Кэтрин была невозмутима. Их глаза так и сверкали и, казалось, пробуравливали взглядом черепа друг друга до самых мозгов.

– Никки понравилось это, – прошептала Кэтрин Трамелл. – И жена Никки не смогла этого вынести. Вот почему она покончила с собой.

Температура в комнате изменилась. Дверь распахнулась – в проходе стояла Рокси. Волосы на её восхитительной голове были связаны в тугой узел. Она с головы до ног была одета во всё чёрное: чёрная кожаная мотоциклетная куртка поверх чёрной майки, чёрные джинсы ниспускались к чёрным сапогам. И она смотрела чёрным взглядом в сторону Ника.

Кэтрин Трамелл освободилась из весьма не нежных объятий Ника.

– Привет, дорогая, – весело бросила она точно тем же тоном, которым домохозяйки приветствуют своих вернувшихся с работы мужей. Она подошла к Рокси и легонько поцеловала ту в губы, Это могло быть просто проявлением моды – ничего не стоящее приветствие в духе Европы. Она обвила своими руками стройные плечики Рокси. – Вы ведь уже знакомы, не так ли?

Ник ничего уже не слышал. В его мозгу закипала красным пламенем злоба, и сквозь подёрнутые облачной дымкой картины жестокого убийства, случайного греха и сильного влечения ясно вырисовывалась одна: Кэтрин Трамелл должна быть незаурядной женщиной, не являющейся, правда, провидицей. Она не смогла бы узнать всё то, что ей известно на этот момент, с помощью простой логики. Здесь надо владеть нечто большим, нежели только степенью бакалавра психологии, полученной в Беркли, – необходимо быть всеведущим. Ник осознал, что его кто-то просто-напросто продал.

Он промчался мимо Рокси и Кэтрин, унося с собой весь свой внутренний жар, белый и горячий, как сверкание магнезии.

– Ты ведь не покинешь нас, Ник? – спросила Кэтрин. Её нежность являла собой саму невинность.

– Дай ему уйти, моя сладенькая, – проворковала Рокси.

Ник никак на всё происходящее не отреагировал, его лицо было неподвижно и напряжено, словно древняя маска. Он прошёл сквозь дверной проём и по дороге даже не оглянулся на них.

– Ник, этак ты и в аварию можешь угодить, – крикнула ему на прощание Кэтрин.

Он не откликнулся. Сейчас его больше интересовали факты, а не праздные предположения.

Глава десятая

Скорее всего, Ник Карран установил своего рода рекорд по скорости передвижения из Стинсона в пригородные районы Сан-Франциско. Пока он нёсся во всю мощь по хайвею, его мозгом владела одна-единственная мысль: кто-то предал его, кто-то продал его со всеми потрохами Кэтрин Трамелл. Он не знал, почему, но у него была мыслишка насчёт того, как.

Копы ежедневно используют в своей работе данные, полученные от информаторов. На самом деле очень редко бывают такие дела, когда та или иная часть информации не покупается или не вымогается с помощью шантажа у осведомителей. Копы типа Ника имеют по несколько дюжин стукачей и филёров среди торговцев наркотиками, членов различных банд, вьетнамских шаек, ямайских вооружённых групп, китайских «тонг». Незатруднительное получение информации – один из основных принципов, на которых зиждится любая полицейская работа. Уголовники доносчиков не жалуют, впрочем, как это и не странно, ненавидят их и копы. Возможно, признание схожести, существующей между жизнью вне закона и работой по его охране (и то и другое – братства со своими собственными кодексами чести, кредо и табу), и служит причиной такого отношения к предателям. Несмотря на то, что копы опираются на информаторов, их разделяет пропасть презрения и пренебрежения. Вот почему сама мысль о том, что кто-то продал его, показалась Нику прежде всего постылой.

Он выскочил из лифта на десятом этаже здания главного полицейского управления и ворвался в приёмную кабинета Бет Гарнер. Её секретарша тут же отбросила в сторону свою машинопись и сделала попытку пресечь вторжение Каррана в гарнеровский офис.

– Она разговаривает по телефону. Она обязательно примет вас, детектив Карран. Я сейчас дам ей знать, что вы здесь.

– Не утруждай себя, – рявкнул Ник. – Я войду сам. – Он почти вышиб дверь кабинета. Карран был на взводе, достаточно зол, чтобы кого-нибудь тут же прикончить.

Он вырвал из рук Бет Гарнер телефонную трубку и с силой швырнул её на рычаг. Затем он наклонился над рабочим столом, пока их лица практически не соприкоснулись. У неё ещё сохранилась в памяти их последняя встреча, и она в ужасе отшатнулась от него.

– Кто имеет доступ к моему делу?

Бет Гарнер побледнела:

– О чём ты, Ник? Что на тебя нашло? Что случилось?

Слова Ника были отрывисты и чётки, в его голосе скрежетал металл и сквозила враждебность:

– Кто имеет доступ к моему Богом проклятому делу?!!

– Ник…

Карран схватил её за тонкие плечи и грубо вытащил из кресла:

– Только не надо принимать невинный вид. Не надо морочить мне мозги об этой дерьмовой конфиденциальности между доктором и пациентом. Я спрашиваю тебя ещё раз и надеюсь, что наконец получу ответ: кому ты передала моё дело?!

Ему не пришлось угрожать ей. Она слишком хорошо знала, каков он, если его разозлят.

– Никому, – ответила она. Ей не удавалось посмотреть ему в глаза.

– Я предупреждаю тебя, Бет!

– Это конфиденциальные психиатрические записи, Ник. И было бы незаконным пе…

– Я уже сказал тебе, что эту чушь слушать не собираюсь.

– Но это – правда!

Он покачал головой:

– Нет, это неправда… Нет, Бет. Не надо мне лгать.

– Ник я…

– Здесь замешана Внутренняя служба, не так ли? – внезапно спросил он. – Внутренняя служба заявилась к тебе и намолотила такой чепухи, что ты попалась на крючок, леску и грузило? Это так?!

– Ник, они сказали мне, что…

– Кто? – заорал Ник. – Кто «они»?!! Бет!

Она тяжело сглотнула.

– Нилсен, – выдавила Гарнер.

– Вот и всё, что я хотел услышать от тебя, Бет.

Минутой позже Ник Карран ворвался в отделение Внутренней службы, произведя при этом эффект разорвавшейся бомбы. Он с аккуратностью управляемого электронным мозгом реактивного снаряда преодолел выстроенные в линию столы, направляясь прямо на Нилсена. Жирный детектив сидел, покоя свой зад на мягком кресле, его взгляд был прикован к свежему полуденному выпуску «Экзаминер», чашечка кофе направлялась к его губам.

Ник одним движением руки вырвал из рук Нилсена газету и чашку с кофе, содержимое которой тут же оказалось на грязной поверхности стола и мятом костюме борова-полицейского.

– Карран, твою мать! – Нилсен выскочил из кресла, его лицо приобрело от злобы багровый оттенок, – Что за чёрт…

Ник оказался уже рядом с ним. Он схватил толстяка за лацканы пиджака и отшвырнул к стене. Карран был вне себя, на волоске от потери контроля:

– Ты продал ей моё дело, не так ли, сукин сын?!!

Нилсен заглянул в глаза Ника и увидел, там слепую ярость. Им овладел ужас:

– О чём ты говоришь? Ты, что, чёрт возьми, сошёл с…

Ник снова швырнул Нилсена, голова жирного копа ударилась о стену. Остальные офицеры, находившиеся в комнате, были ещё парализованы происходящим, но через мгновение уже неслись на помощь своему собрату.

– Сколько она заплатила тебе, ублюдок?

Один из следователей Внутренней службы схватил Ника за плечо, стараясь оторвать его от Нилсена. Ник отшвырнул следователя в сторону, будто тот был не сильнее маленького ребёнка. Карран схватил мёртвой хваткой оплывшую жиром шею Нилсена и сдавил её:

– Сколько она тебе заплатила?

Нилсен не смог бы ответить ему, даже если бы очень захотел. Сильная рука Ника перекрыла ему доступ кислорода, и глаза детектива уже вылезали из орбит. Его лицо побагровело.

– Карран! – завопил один из копов. – Карран, Бога ради, ты сейчас прикончишь его.

Ник не обратил на этот вопль никакого внимания. Его хватка крепла. Он был слеп ко всему, кроме полного ужаса багрового лица перед собой, и чувствовал, как в нём нарастает миротворящее удовольствие, наслаждение от возможного убийства. Комната и люди в ней остались совсем далеко. Всё, что имело сейчас значение для Ника, это ненависть. Ненависть управляла им.

Затем он внезапно вернулся к реальности, и это возвращение было вызвано холодным, безошибочно весомым присутствием дула револьвера, с нежностью приставленного к его голове чуть позади правого уха.

– Освободи его! – холодно произнёс один из копов. – Освободи его, Карран. И делай это спокойно и ласково.

Ник остыл, но его хватка ослабла ровно настолько, чтобы позволить Нилсену сделать один судорожный вздох. Карран посмотрел через плечо. Он полностью освободил Нилсена, и тот сжался, кашляя и давясь воздухом, растирая ладонями свою онемевшую шею.

Коп, приставивший к голове Каррана револьвер, заговорил снова, его голос звучал всё так же холодно:

– Теперь, если у тебя и у Нилсена существуют какие-то расхождения во мнениях, советую вам разрешать их вне офиса. О’кей? А сейчас, Карран, убирайся отсюда. Ни слова! Никаких весёлых трюков! Просто развернулся и убрался. Понял?

– Понял, – здраво сказал Ник.

– Ну и хорошо. Теперь пошёл.

Ник Карран развернулся и твёрдой походкой двинулся на выход, не обращая внимания на тупорылые оружейные дула, всё ещё направленные в его сторону.

Как бы там ни было, Нилсен не был столь спокоен. Он немного оклемался, хотя его лицо всё ещё сохраняло печать боли, сломленной гордыни и ярости.

– Ты сам себе подписал приговор, Стрелок! – заорал он в спину Ника. – Слышишь? Ты теперь вне игры! Считай, что тебя уже вышибли из департамента, даже если это и будет моим последним делом! Ты – вне игры!

Ник, казалось, не слышал слов взбешённого копа, а если и слышал, то уж не подавал вида.

Чтобы облететь весь департамент, новости о схватке между Ником Карраном и Нилсеном не потребовалось много времени. Копы любят слухи, как никто другой. Гас Моран был встревожен, когда узнал о происшедшем. Одно дело затеять междоусобицу с другим полицейским – пускай он хоть и высшего ранга, вроде Толкотта, – и совсем другое дело настроить против себя всю Внутреннюю службу. Если парни из Внутренней службы захотят, то они, без сомнения устроят тебе невыносимую жизнь. Это их работа – вышвыривать копов со службы. И Ник после своих предыдущих выходок уже оказался на очень тонком льду. А сейчас, похоже, ему осталось сделать один-единственный, последний шаг, чтобы провалиться в холодную воду расследования случившегося.

Гас догнал Ника, когда тот выскочил из здания и понёсся на стоянку автомобилей. У Морана не было сомнений, куда отправился бы нормальный коп после столкновения с Внутренней службой, – в любой ближайший бар, за исключением «Тен-Фор». Но с такой сумасшедшей собакой, каковой являлся Карран, не было абсолютно никакой уверенности, куда он направится после происшедшего.

– Ник! Ник! Обожди! – К тому времени как Гасу удалось догнать своего напарника, он уже задыхался от одышки и еле волочил ноги – прямой результат слишком большого количества выкуриваемых сигарет и выпиваемого пива, – Что за дьявол происходит вокруг, сынок? Здание управления шумит, как встревоженный улей, все говорят, что ты пытался убить Нилсена, Да к тому же прикончить его голыми руками. Тебе надо бы либо всё-таки следить за своим нравом, либо не вылезать из ванны с горячей водой.

Ник глубоко вздохнул. Он не мог сердиться на Гаса Морана. Тот был единственным человеком в департаменте, который действительно беспокоился о нём.

– Да ладно, не принимай это близко к сердцу. Ничего серьёзного не произошло. Со мной всё будет о’кей.

Гас Моран уныло покачал головой:

– Нет, сэр, He-а, не будет с тобой «всё о’кей». И ты прекрасно знаешь это, да и я знаю. Им очень захочется прибрать к рукам твой значок.

– Что ж, может, им это и удастся.

– Ник, ты не должен этого допустить.

Плечи Каррана тяжело опустились, его захлестнули усталость и безысходность:

– Я не осознаю, что делаю. Всё, что я знаю, так это то, что я последний дурак и слишком утомлён всеми этими играми.

Гас только улыбнулся ему своей кривой усмешкой:

– И ты знаешь, что? Из того, что я слышал, я понял, что ты убедительно продемонстрировал то, о чём говоришь.

– Она знает, Гас.

Не было необходимости уточнять, кто «она». Они оба знали, что Кэтрин Трамелл приносит одни только неприятности.

– Знает? Что знает? Она только забивает тебе мозги, сынок. Позабудь об этом.

– Она знает, где я жил. Ей известно, как я жил. Она внутри моей головы. Она ходит по моим следам, и я уже почти готов для неё.

– Что между вами происходит?

Какое-то мгновение Ник Карран боролся со своими страхами и страстями и висевшими над ним чарами Кэтрин Трамелл. Задолго до того, как он осознал это, она оказалась под его кожей, раздражая, подтачивая что-то в глубинах его души. Он пожал плечами и почти улыбнулся:

– Не знаю. Я даже не знаю, что за галиматья происходит со мной.

– Но что-то, что-то ведь происходит?

– Угу. Вот именно – что-то.

Гас Моран обнял свободной рукой плечи своего напарника:

– Ну и чёрт со всем этим. Возьму-ка я свободный день. И позволь мне угостить тебя выпивкой.

– He-а, не надо. Мне надо бы куда-нибудь пойти и всё хорошенько обмозговать.

– Только не надо для этого ехать в Стинсон. Не надо, Ник.

– Да нет, не беспокойся. Не буду.

Ник собрался уходить.

– Эй, сынок, сделай мне одолжение.

Ник остановился и наполовину обернулся к своему напарнику:

– Всё, что в моих силах, Гас.

– Будь осторожен.

Ник Карран улыбнулся:

– Ну, почти всё, что в моих силах, Гас. Но только не это.

Моран усмехнулся:

– Угу. Вот это я и имел в виду. Знаешь, Ник, с тобой происходит нечто, что я никогда не предполагал, что может случиться.

– Правда? И что же это?

Гас Моран широко улыбнулся:

– Твоя иррациональность. Она становится слишком очевидной.

Звуковая дорожка взорвалась истерическим смехом, веселясь до конвульсий над чем-то происходившим на экране телевизора Ника. Он сидел в кресле перед приёмником, задумчиво уставившись на разворачивающееся на экране действие «сит-ком»[10]10
  Комедия ситуаций, телесериал, объединённый общими персонажами, попадающими в различные забавные ситуации, каждая из частей которого – законченная история.


[Закрыть]. В руке у него, как у маленького ребёнка, была зажата бутылка «Джека Даньелза», в зубах – сигарета. Пепельница на подлокотнике кресла была с верхом наполнена окурками, бутылка к тому времени – полупуста.

Со стороны могло показаться, что Ник пристально следит за действием шоу, с трудом врубаясь в сложные перипетии сюжета, как будто оно было зарубежным кинофильмом с субтитрами, а не получасовой программой с солёными шутками и записанным на плёнку шумным весельем в зале. Действительность состояла в том, что он вовсе не следил за происходящим на экране. Он никогда не смог бы вам объяснить, что именно вызывало за кадром такую бурю смеха. Он не знал даже, как называлось это шоу – так глубоко он был погружён в свои думы.

Будто ослабляющий яд Кэтрин Трамелл впрыснула себя саму в его кровь, оккупировав с этими потоками все частицы его тела. Его замешательство, его дезориентация в окружающем напоминали лихорадку; он с кристальной чёткостью, как наяву, но в то же время и с фантастической дымкой нереальности представлял себе живописнейшие картины. Он видел себя, занимающегося с ней любовью, страстной и нежной. Он видел себя, убивающего её, хладнокровно стреляющего в неё из своего револьвера тридцать восьмого калибра. Он видел себя сразу в двух ипостасях…

Он не отдавал себе отчёта, как долго кто-то колотил в его дверь, и с трудом смог пошевелить мускулом, услышав окликавший его голос Бет Гарнер:

– Ник. Ник! Я знаю, что ты там. Открой, пожалуйста, дверь.

Карран бросил взгляд на дверь, будто он мог увидеть женщину сквозь толщь дерева.

– Уходи, Бет! Я смотрю своё любимое шоу.

– Ник? Ну, пожалуйста.

– Я не хочу видеть тебя, – грубо ответил он.

За дверью на некоторое время воцарилось молчание, и он уже подумал, что она просто-напросто ушла. Затем послышался звук, издаваемый поворачивающимся в замке ключом. Дверь распахнулась – в проходе стояла испуганная и возбуждённая Бет.

– У меня всё ещё существует ключ, – произнесла она. Она продемонстрировала ему ключ, будто не надеясь, что он ей поверит.

Ник Карран в очередной раз затянулся сигаретным дымом. Сигарета прогорела до самого фильтра и стала обжигать ему руки.

– Я же сказал тебе, Бет, что не хочу тебя видеть. – Он достал из пачки очередную сигарету и прикурил её.

– Положи ключ и уходи отсюда.

Но даже у Бет Гарнер иногда кончается терпение. Она швырнула кольцо с ключом к его ногам.

– Да будь ты проклят, Ник! Ты не смеешь гнать пеня! Слишком далеко зашли наши отношения, слишком долго ты мной обладал.

Он хладнокровно встал, осторожно отставил в сторону бутылку и поднял кольцо с пола.

– Я не обладал тобой, Бет. Точно так же, как, впрочем, и ты не обладала мной. Десять или пятнадцать раз – а что это такое? – мы залезали с тобой в постель.

– Я и не звала, что ты ведёшь счёт, – неожиданно сказала она.

– Не льсти себе, Бет. Это никогда не было таким запоминающимся, чтобы потом можно было испытывать чувство глубокой признательности.

Её глаза сузились и засверкали ненавистью как факел:

– Иногда я тебя действительно ненавижу.

Ник улыбнулся, хотя в глазах его не было и следов веселья:

– Неужели? Ну, тогда почему бы тебе не найти себе какого-нибудь дружелюбного психотерапевта и избавиться от части своей враждебности? Смотри, если ты освободишься от своих проблем, то сможешь избежать трагедии.

– Трагедии? Чёрт возьми, о чём ты?

– Может, ты и поймёшь когда-нибудь… до того, как в твоей постели от скуки помрёт очередной мужик.

Бет вздрогнула как от удара. Его преисполненные яда, отвратительные слова на мгновение будто повисли в воздухе между ними, прежде чем вспыхнуть и. сгореть как сгусток газа.

Она скривила губы и бросилась на него, скрутив руки как клешни и выпустив как когти свои красные ноготки. Он мог чувствовать, как её сердце испускало злость, напоминавшую лаву. Она хотела выцарапать ему глаза. Она хотела почувствовать его кровь на своих губах. Она хотела причинить ему такую боль, какую он ещё никогда в своей жизни не испытывал.

Ник схватил её за запястья и припёр к стене, ясно ощущая её отвращение к себе, пульсировавшее в её венах, бившееся в её мускулах и сухожилиях. Она на мгновение скорчилась от боли, её ярость загорелась таким ярким пламенем, что сожгла самоё себя. Как только её буйство вспыхнуло, так сразу же пошло на убыль, будто женщина изыскала в себе силы снова взять себя в руки. Он оттолкнул её от себя прочь.

На мгновение она спрятала лицо в ладонях и задрожала, критически оценивая ту злобу, которую испытала долями секунды ранее: никто другой не осознает все опасности потери самоконтроля так хорошо, как дипломированный психиатр.

– Извини, – прошептала она – извини меня. Я… я никогда… я обычно так не поступаю.

Ник Карран посмотрел на неё. В его взгляде читалось нечто вроде подступавшего сожаления. Он медленно кивнул головой:

– Как ты могла отдать его? Как ты могла доверить этому подонку моё личное дело? Я доверял тебе, Бет. Ты можешь не верить мне, но это так.

– Извини, Ник. Но мне пришлось… Мне пришлось отдать ему твоё дело. У меня не было другого выхода.

– Вынуждена? Не было другого выхода? Бога ради, какого выхода? Выхода из чего? Ты должна была знать, что, передавая Нилсену моё… – Он махнул в её сторону.

– Забудем. Больше это значения не имеет.

Из уголков глубоких карих глаз Бет Гарнер стекали одинокие слезинки:

– Ник, он собирался подавать рекомендацию об отчислении тебя со службы. Он поставил под сомнение моё заключение, сказал, что я была необъективна. Поэтому я и дала ему возможность взглянуть на твоё дело самому. Я не могла допустить мысли, что он покажет его кому-либо другому.

На какое-то мгновение ему захотелось заключить её в свои объятия, успокоить её, но затем его захлестнула холодная волна затмения. Лицо Ника вновь превратилось в камень:

– Так ты сделала это для меня?

– Да, да, это так. Я заботилась о тебе. Я сделала это ради тебя самого.

– Ты что была слепа? Беспристрастность! Когда заходит речь обо мне и Нилсене, Зигмунд Фрейд не смог бы сохранить свою беспристрастность в отношении этого ублюдка. Он хотел измазать меня в дерьме, Бет, и ты послужила лучшим для этого источником. Он обманул тебя, чтобы продать меня. Он обманул тебя, и ты попалась на это.

– Ник, ну, пожалуйста…

Он повернулся к ней спиной.

– Уходи, Бет, – мягко произнёс он. – Уйди, пожалуйста,

– Я надеюсь, ты…

– Иди, Бет. – Он взял в руки «Джека Даньелза» и сделал большой глоток.

Она некоторое время смотрела на него умоляющим взглядом, но сердцем понимала, что потеряла его: он никогда не забудет её предательства, он запомнит его на всю жизнь.

Несколькими часами позже, уже глубокой ночью, когда закончился «Джек Даньелз» и экран телевизора пропал смутным туманом статики, Ник Карран спал на своей кушетке беспокойным сном. Над его размоченным алкоголем мозгом властвовали беспорядочные видения, мёртвые тела, безнадёжные запои, стреляные гильзы, клубок лиц: Кэтрин Трамелл, Рокси, Гас, Бет, Толкотт, Уокер. Появлялись деформированные и искривлённые картины: подвешенная в своей гостиной Кэтрин, изрезанное тело Джонни Боза со струящейся из ран кровью. Они прекрасно соперничали со сценами, бывшими чистой выдумкой: Хейзл Добкинз давным-давно убивает своих детей и мужа.

Где-то в глубине мозга он сознавал, что ему необходимо покончить с этими убийствами. Он должен забить тревогу. Затем чудотворно принялись звонить в колокола.

Его разбудил настойчивый и пронзительный телефонный звонок.