Текст книги "Основной инстинкт"

Автор книги: Ричард Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава четвёртая

Следующим утром у всех собравшихся в офисе Уокера было по экземпляру книги Кэтрин Вулф «Любовь ранит». Предыдущей ночью Ник прочёл книгу и не знал теперь, что и подумать. Он немногое знал, да и не пытался знать о литературе. Ему с трудом удавалось прочесть что-нибудь, кроме полицейских отчётов и «Сан-Франциско Кроникл», но и он почувствовал силу написанного и поразился нервирующей своей аккуратностью сцене убийства. Дюжину раз во время ночного чтения он возвращался на страницу, где были напечатаны выходные данные издания. А там чёрным по белому было напечатано то, во что верилось с огромным трудом: книга вышла из печати за полтора года до убийства Джонни Боза. Жизнь – или, если быть точным, – смерть, повторяющая искусство.

В зале заседаний присутствовала вся их честная компания, включая и Толкотта. Кроме того, к ним присоединились Бет Гарнер и пожилой доктор Ламотт. Он не был полицейским врачом, и копы, находившиеся в комнате, как и на любого гражданина, бросали на него осторожные взгляды.

Бет Гарнер взяла на себя честь представить этого человека:

– Доктор Ламотт преподаёт предмет «Патология психопатического поведения» в Стэнфорде. Мне думается, что будет вполне разумным просить его проконсультировать департамент по нашим вопросам. К сожалению, они не входят в сферу моей компетенции.

– Доктор Ламотт, – обратился Толкотт таким тоном, будто уже завёл дело на пожилого эксперта, – позволите задать вам один вопрос?

– Именно для этого я и нахожусь здесь, капитан.

– Есть ли у вас какой-либо практический опыт работы в области судебного права?

Каждый коп, пребывавший в комнате, в уме задался тем же вопросом, но уже в отношении самого Толкотта: «А у тебя он есть?» Уокер пробежал взглядом по их лицам в надежде, что никто не произнесёт крамольной мысли вслух.

– Да. Я член Группы психологической экспертизы при департаменте юстиции, – гордо ответил врач.

– Ага, – удовлетворённо произнёс Толкотт. – Теперь всё в порядке.

«Один – ноль в пользу психоаналитика», подумал Ник.

Уокер взял бразды правления заседанием в свои руки.

– Доктор Гарнер вкратце ввела нас в суть нашего дела. Мы все с нетерпением ждём, что вы можете нам теперь сказать.

– В действительности всё довольно просто, – терпимо, будто выступая перед группой своих студентов, начал Ламотт. – Существует два возможных предположения. Первое: человек, написавший данную книгу, является вашим убийцей, который совершил настоящее злодеяние с выполнением всех описанных действий, тем самым выполнив своеобразный ритуальный обряд.

– Может ли принадлежность к социальному классу, уровень здоровья, популярность или воспитание автора иметь отношение к делу? – спросил Толкотт.

– Сумасшествие не признаёт социальных границ, – улыбнулся Ламотт.

– Второе предположение, доктор? – поинтересовался Уокер.

– Тоже очень простое – и опять-таки отвергающее теорию классов – кто-то, впавший от чтения данной книги в глубокий аффект, возжелал действовать в соответствии с указанными там подробностями. В этом случае описанная в книге сцена убийства воскресила в преступнике врождённый инстинкт или, возможно, подогрело подсознательное желание причинить ущерб автору книги.

– А что насчёт жертвы? Убитого парня? – спросил Моран.

– В конечном счёте, он был не чем большим, нежели только средством. Если действительной жертвой являлась автор книги, тогда убийца совершил это преступление таким образом, чтобы подставить её. Возможно, чтобы отдать её под суд публики, унизить её.

– А что, если это совершила автор? – Ник пристально вглядывался в доктора, будто не полностью доверял ему. – Что мы будем иметь, если автор воплотила в жизнь одно из своих творений?

Вопрос, казалось, не удивил доктора.

– В этом случае мы сталкиваемся с глубоко разрушенной личностью. Довольно сложно выявить уровень зла при психопатическом расстройстве, но, выражаясь понятной терминологией, легче предполагать «зеркальное убийство».

– Но писательница? – настаивал Ник. – Что, если это была она?

Доктор был прозаичен:

– Мы имеем дело с отклонённым, дьявольским сознанием. Эта книга, должно быть, творилась месяцами, возможно, годами до того, как была издана. Преступление было изложено, обдумано на бумаге, прежде чем совершено в действительности.

– Так, но если убийство прежде было совершено на бумаге, – сказал Ник, – то зачем нужно было его повторять в жизни?

– В действительности, издание книги должно было бы быть достаточным, более чем достаточным. Фантазия, даже преданная бумаге и растиражированная, обычно в целом удовлетворяет психопата. Обыкновенно. Но наш случай – выходящий из ряда вон. Преступление, совершённое самой писательницей, или «зеркальное преступление» – вот два возможных аспекта нашего убийства.

– Вот так, – выдохнул Андруз.

– Убийство было запланировано автором много месяцев назад, а затем она выполнила его. Это служит признаком бесспорного факта – психопатически-одержимое поведение с точки зрения не только ненормальности убийства как такового, но и с точки зрения механизма атакующей защиты… защитных механизмов организма.

Только Бет Гарнер, казалось, уловила смысл сказанного доктором. Лица же пяти копов беспомощно смотрели на возвышавшегося над ними эксперта. Один лишь Гас Моран не собирался выглядеть немым «фараоном».

– Док, иногда я гоню такую пургу, – с усмешкой сказал он. – Но что это вот вы сейчас откололи?

– Она написала книгу для того, чтобы та выполнила своё предназначение, – создала ей алиби, – пояснила Бет Гарнер. – Я верно излагаю, доктор Ламотт?

– Абсолютно, – признал эксперт.

– Она написала себе алиби, – начал Гас. – Она рассчитала все чёртову уйму времени назад в надежде, что придёт день, когда она скажет себе: «Эй, подруга, сегодня я собираюсь покончить с Джонни Бозой». Что-то вроде того.

– Механизм, вызывающий психопатическое поведение, до сих пор нуждается в многочисленных исследованиях, – с грацией заметил доктор Ламотт.

– Это, и правда, невероятно разумно, – сказала Бет Гарнер. В её голосе было почти восхищение: – Эта подруга сказала себе: «Вы думаете, я до такой степени дура, чтобы кого-то убить тем же способом, что я сама же и описала в своей книге? Нет, этого я делать не буду. Мне ведь понятно, что в этом случае подозрение упадёт в первую очередь на меня».

– Так? – Ник рассматривал преступление со всех углов зрения. – А что, если убила не автор? Что, если кто-нибудь, кому случилось прочитать эту книгу, подумал: «Замечательная идея!»?

– Тогда я вам не завидую, – признался доктор Ламотт.

– Оставим в покое тот факт, что никто, никто не завидует нам, доктор Ламотт, – угрюмо сказал Карран.

– Но интересно, почему вы сказали, что не завидуете нам?

– Потому что вы столкнулись с человеком, который столь одержим, что этот он или она…

– Она, – подсказал Харриган. – Мы почти доподлинно это установили.

– Очень хорошо, – согласился Ламотт, – она до такой степени одержима, что готова убить невинную или, в конечном счёте, не относящуюся к делу жертву для того, чтобы обвинить человека, написавшего эту книгу.

– Но почему?

– Других идей нет. Но мы знаем, что имеем дело с человеком с затаённой, укоренившейся маниакальной ненавистью в отношении автора. И с полным отсутствием уважения к человеческой жизни.

Гас Моран кивнул:

– Понимаю, док. Другими словами, вы имеете в виду, что мы лицом к лицу столкнулись с «самым великим», «единственным в мире»? Со свихнувшимся на этой идее? Правильно? Вы это сказали несколько иначе, но смысл-то в этом? Я прав?

Доктор Ламотт был уже просто не в состоянии следовать характерному для него тону, особенно учитывая формулировку детектива Гаса Морана.

– Ладно, скажем просто: мы имеем дело с очень опасным и очень больным человеком.

– Чокнутым, – резюмировал Гас. – Придурком.

– Если вы иначе не можете, то да, – согласился доктор Ламотт. – Именно так.

– Иначе не могу, – сказал Моран. – Придурком.

– Что ещё нового? – спросил Ник Карран, думая о тех глазах.

– О’кей, – оживился Уокер. – Доктор Ламотт, от лица департамента мне хотелось бы поблагодарить вас за участие.

– Всегда рад, лейтенант.

– Ник, Гас, пойдёмте-ка навестим прокурора.

Помощник прокурора округа Джон Корелли – толстый, весь заплывший жиром, с неувядаемым беспокойством во взгляде, что сопутствует неблагодарной работе человека, занимающего его должность, – не был счастлив видеть у себя Уокера и других копов из отдела по расследованию убийств. Об убийстве Джонни Боза со всеми трагическими и сенсационными подробностями уже раструбили в газетах и по телевидению. И не только в местных. Агентства и крупные нью-йоркские и лос-анджелесские медиа-магнаты представляли это преступление как главную новость недели. Нет ничего лучше хорошего убийства, для того чтобы поднять газетные тиражи и рейтинги. И для прокурора нет ничего лучше хорошего убийства, чтобы создать себе репутацию… Правда, только в том случае, если ему удаётся представить жюри присяжных вероятного преступника и разогнать затем всякую тень сомнения в его виновности.

А восхитительная Кэтрин Трамелл на эту роль не годилась. Арест прекрасной наследницы, конечно, всколыхнёт сердца газетчиков, но и Корелли тоже сможет потом обжечься, а он не хотел быть поджаренным на газетном костре.

Он быстро отмёл всякие советы представить Кэтрин Трамелл перед большим жюри:

– У вас нет никаких материальных улик, – бормотал он, шагая мелкой рысцой по коридору Дворца правосудия Сан-Франциско. – Вглядитесь сами, здесь нет доказательств.

Гасу Морану пришлось почти схватить его, чтобы остановить.

– У неё нет алиби, Джон, – сказал Гас, чуть ли не умоляя прокурора.

– О'кей. У неё нет алиби. Большое дело. Но вы не можете притянуть её к преступлению без улик, просто так, за уши. Предоставьте мне волосы. Покажите кровь. Дайте вагинальные выделения. Губную помаду. Что угодно – тогда, может, и поговорим. Но я даже не хочу это обсуждать без доказанных мотивов к убийству. Какие мотивы?

– Удовольствие, – ответил Ник. – Она сделала это ради наслаждения.

Корелли посмотрел на него и пожал плечами, будто Карран вызывал у него сожаление:

– Ник, уйди с глаз моих долой. Пожалуйста.

– Но если не она, то кто? – поинтересовался Уокер.

– К счастью, это уже не мои проблемы, – сказал Корелли. – И скажу тебе как юрист, это и не твоя проблема. Ты должен представить правдоподобные доказательства, что это была она. Не такие доказательства, которые освобождают от подозрений каждого жителя Сан-Франциско. Подобного рода доказательства – что этого не делал никто другой – ещё не означают, что убивала она. Усёк?

– Так какого же чёрта нам делать, Джон? – вскипел Ник.

– Я не знаю. Это не моё дело. – Он освободился от объятий полицейских и направился к лифту, теребя рукой нижнюю пуговицу пиджака, будто попытался её оторвать. – Поверьте мне, я не могу предъявить ей обвинение. И даже если я это сделаю, её адвокаты разобьют меня в пух и прах, доказывая, что это было «зеркальное убийство». Любой прочитавший книгу мог это сделать.

– Мы можем её задержать? – спросил Уокер.

Двери лифта распахнулись, и Корелли вошёл в кабину.

– Вы, судя по всему, хотите подставить свои шеи, тогда, говоря словами Конрада Хилтона[7]7
  Конрад Николсон Хилтон (1887–1979) – основатель всемирно известной гостиничной корпорации.


[Закрыть], чувствуйте себя как дома. – Двери лифта начали закрываться, но Ник руками остановил их. Все копы-собеседники Корелли втиснулись в маленькую кабину.

– Конрад Хилтон, – задумчиво сказал Гас Моран.

– Мне это по душе. Может, и я как-нибудь использую это выражение.

– Я направляюсь к судье, – умолял их помощник прокурора округа. – Ладно вам, парни.

– Так что нам теперь делать, Корелли? – потребовал Ник. – Дай-ка мне самому догадаться… Ты хочешь посоветовать нам ничего не предпринимать. Так ведь?

– Неплохо бы для начала, – согласился Корелли. – Затем, когда вы не будете предпринимать никаких шагов в отношении Кэтрин Трамелл, опять ничего не делайте. И выполняйте это задание десятикратно… двенадцать раз.

– Я имел в виду, мы хотим задержать её для допроса, – сказал Уокер. – С этим у нас не возникнет никаких проблем? Правильно?

– Неправильно, – признался Корелли.

– Кэтрин Трамелл имеет достаточно денег, чтобы сгноить к чёртовой матери весь наш департамент, – продолжил за него Толкотт.

– Она была последним человеком, видевшим Джонни Боза. Ведь этого уже достаточно, чтобы задать ей несколько рутинных вопросов. Так?

– Ник, если бы она была какой-нибудь задницей с Маркет-стрит, я бы сказал: «Дело твоё. Кто тебе запрещает?» Но она-то владеет этим чёртовым состоянием!

– Я возьму ответственность на себя, – решился Уокер.

Все посмотрели на Толкотта.

– Что ж, давай, Уокер. Вся ответственность ложится на тебя… Если ты так хочешь.

– Эр-Сэ-Зэ, – пробормотал Гас. – В случае, если кто-либо не знает, что это означает, расшифровываю – это значит: «Рискуешь своей задницей».

– Я не хочу, капитан Толкотт, – признался Уокер. – Но я возьму ответственность на себя.

– Она – твоя, – коротко ответил Толкотт.

Лифт остановился на первом этаже, двери распахнулись, и вся группа устремилась в холл. Корелли шёл, потряхивая головой. Он, видимо, был не самым счастливым человеком на свете.

– Добром это не закончится. Она сольётся в танце с каким-нибудь адвокатом-суперзвездой, который сможет высосать из нас потом в качестве компенсации все деньги честных сан-францисских налогоплательщиков. – Он остановился и ткнул пальцем в Уокера. – А то, что ты взял на себя всю ответственность, ни фига не значит. Она сотрёт тебя в порошок.

– Точно так она и сделает, – согласился Толкотт.

– Нет, не сделает, – тихо возразил Ник.

Они все остановились в коридоре как вкопанные и уставились на него. Ник говорил это с такой уверенностью и такой силой внушения, что это прозвучало так, как будто он знал нечто, чего не знали они, будто он имел какую-то ниточку, ведущую в мыслительный аппарат Кэтрин Трамелл.

– Ах так! Не сделает? – переспросил Корелли. – Что это делает тебя уверенным в этом?

Ник улыбнулся, улыбнулся своей умной улыбкой:

– Не думаю, что она будет прятаться за чьими-нибудь спинами. По правде, думаю, что она вообще не будет прятаться.

– Но почему ты так уверен? – настаивал Корелли.

– Ведь все мы можем ошибаться, и ты – не исключение, Карран.

– Я сказал, что беру ответственность на себя, – заявил Уокер.

– Ага, но из-за интуиции Каррана? – Корелли не мог допустить мысли, что такой трудолюбивый, уважаемый полицейский лейтенант, как Уокер, может хотя бы рассматривать возможность совершения такого дикого поступка, как арест миллионера.

– Она не будет прятаться, – настаивал Карран. – Это не в её стиле. Кэтрин Трамелл получает удовольствие именно от попадания в рискованные ситуации.

Толкотт согласно покачал головой:

– Если она такая же сумасшедшая, как и ты, Карран.

– Эй, капитан, – обратился Гас Моран к Толкотту, – знаете, как говорится: «Свой свояка видит издалека».

Глава пятая

Ник Карран не признавался в этом ни Гасу Морану, ни даже себе самому, но он с нетерпением ожидал новой встречи с Кэтрин Трамелл. За те двадцать четыре часа, что прошли с их знакомства, он почти непрерывно думал о ней. Он был привлечён большим, нежели только её красотой. В ней было что-то ещё, что очаровывало его. Он пробегал в уме по всем словам, которыми они обменялись во время их короткой беседы днём ранее. Чтение её книги «Любовь ранит» предоставило ему возможность постичь её психологию, её душу. На обратном пути в Стинсон он обнаружил, что смакует будущую встречу, когда он увидит, как она будет себя вести, узнав, что власти подозревают её в совершении убийства.

Пустые богатенькие особы женского пола, играющие с огнём, не были в новинку детективам по расследованию убийств. Но обычно, когда начинало особенно припекать, такие девочки прятались за громкими именами своих семей. Но Ник был уверен до мозга костей, что Кэтрин Трамелл не будет играть по таким правилам; не будет, что бы ни случилось. Ему просто хотелось узнать, как далеко её можно загнать и как она будет вырываться.

По ней нельзя было сказать, что она удивлена их появлением. По правде, на какую-то долю секунды на её лице возникли штрихи удовольствия, будто она была возбуждена, снова увидев их в дверях своего дома.

На ней были небрежно надеты шорты и спортивный свитер с блеклой и от того призрачной картинкой Беркли на груди. На ней не было никакой косметики, и её кожа, казалось, испускала свежесть. Её глаза были чисты. Было видно, что она провела эту ночь далеко не в рыданиях по своему безвременно ушедшему любовнику.

Ник начал с цели визита:

– Мисс Трамелл, мы бы хотели, чтобы вы проехали с нами и ответили на некоторые наши вопросы.

Она долго смотрела на него; на её лице блуждала та самая пренебрежительная улыбка.

– Вы арестовываете меня? – поинтересовалась она.

– Ну, если по-другому вы не хотите играть.

– Это не в ваших интересах. Играть будем по всем правилам: зачитайте мне мои права, наденьте наручники, предоставьте право на телефонный звонок.

– Прямо как в фильмах, мадам, – ответил Гас.

– А это обязательно? – спросил Ник.

Кэтрин Трамелл мгновение колебалась, будто провоцируя их. Потом, показалось, она нашла лучшее решение.

– Нет. Я не думаю, что это так уж необходимо.

– Тогда надо бы собираться, – сказал Ник. – Дорога до города неблизкая…

– М-м-м… Можно ли мне переодеться во что-нибудь более подходящее? Это займёт всего лишь минуту.

Гас Моран и Ник Карран согласно кивнули.

– Хорошо, – с улыбкой произнесла она. Она открыла пошире входную дверь и сделала гостеприимный жест.

– Заходите.

– Присаживайтесь, – предложила она и исчезла в смежной с гостиной комнате.

Пляжный домик был своеобразной святыней модернового дизайна, обставленный футуристическими созданиями из матово-чёрной мягкой стали и блестящего хрома.

Мебель и картины на стенах были прекрасны, но их внимание привлекло то, что находилось на кофейном столике прямо перед ними. Это была кипа пожелтевших от времени газетных вырезок: огромные статьи из двух основных ежедневных изданий Сан-Франциско – «Хроникл» и «Экзаминер» – с теми заголовками, что были так хорошо знакомы Нику Каррану.

«Полицейский-наркоман признан невиновным в убийстве туристов», – кричал заголовок «Экзаминер». «Большое жюри присяжных называет выстрелы случайными», – гласила «Хроникл». Здесь же были вырезки из двух оппозиционных газет – «Ист-Бэй Экспресс» и «Зе Гардиан». В них были объёмистые статьи, констатирующие, что Ник был не виновен, но только потому, что он является жертвой устаревших нравов, трактующих продажу и употребление наркотиков, как криминальное преступление.

Ник чувствовал себя точно так же, как если бы был изжёван чьими-то мощными челюстями. Он был в состоянии лишь сидеть, уставившись на свою собственную глупейшую историю: его собственное лицо, неожиданно застывшее в жутко сердитой гримасе, адресованной фотографу «Экзаминер», поймавшему его в нескольких шагах от здания суда. Ему даже пришлось согласиться, что выглядел он далеко не невинным агнцем – фотография сделала его таким же злодеем, как сам дьявол.

– Похоже, у тебя появляется личный фэн-клуб, Никки, – зашептал Гас Моран.

– Как долго это займёт? – крикнула Кэтрин из своей костюмерной.

Всё, на что ещё был способен Ник, так это придать своему голосу кажущееся хладнокровие:

– Сложно сказать. Это зависит от того, о чём у вас есть поведать нам.

– Тогда это не займёт много времени.

Затем Ник осознал, что он может видеть её отражённой в полный рост в зеркале и стоящей в углу соседней комнаты. Он видел её через полураскрытую дверь и думал: случайность это или она умышленно дразнит его. Она безыскусно скинула с себя всякую одежду и стояла теперь обнажённой на середине комнаты, спиной к нему. Она сняла заколку со своей головы, и её длинные волосы рассыпались до самых плеч. Затем она собрала их на французский манер.

Ник откровенно пялил глаза.

– Вы всегда разбрасываете по дому старые газеты? – спросил он, ничуть не отводя глаз от её вида в зеркале.

Она взяла из шкафа лёгкое платье и нырнула в него. Под низ она ничего так и не надела.

– Они у меня разбросаны тогда, когда я нахожу в них что-то интересное для чтения, – ответила Кэтрин.

Женщина вышла из соседней комнаты.

– Готова, – доложила она.

– Вы знаете, – начал Гас Моран, поднимаясь со своего места, – мы обязаны вам сказать, что вы имеете право на адвоката.

– А почему я должна испытывать необходимость в адвокате?

– Некоторые люди чувствуют себя увереннее, когда на их допросе в полиции присутствует адвокат, – монотонно продолжал Гас. – Это случается каждый день.

– Детектив Моран, – сказала Кэтрин Трамелл, – я не принадлежу к «некоторым людям».

– Я предупреждал вас, – заметил Гас.

Кэтрин Трамелл сидела на заднем за Гасом сиденье, но ему как-то удавалось каждые несколько секунд бросать на неё взгляд.

Они проехали уже несколько миль от Стинсон-Бич, когда Кэтрин наконец прервала молчание. Она подалась со своего места вперёд, чтобы поговорить с Ником.

– У вас есть сигарета? – спросила она.

– Я не курю.

Она немного наклонила голову:

– Ну ведь вы курите.

– Я бросил.

– Поздравляю.

Она вновь откинулась назад и начала копаться в своей косметичке. Мгновением позже она сунула сигарету в губы и подожгла её, глубоко вдохнув в себя дым.

– Мне показалось, у вас не было сигарет, – заметил Ник.

– Я нашла несколько в косметичке. Угостить вас одной? – она протянула ему пачку.

– Я уже сказал вам, что завязал.

Она улыбнулась своей понимающей улыбкой:

– Это ненадолго.

– Благодарю, – кисло ответил Ник.

Гас взглянул на своего напарника, беспокоясь, что Кэтрин Трамелл вызовет у Ника взрыв грозного темперамента.

– Итак… – вежливо начал Гас, стараясь повернуть разговор в спокойное русло. – Итак, вы сейчас работаете над новой книгой?

– Да, пишу.

– Это будет что-нибудь такое же возмущающее спокойствие, как и предыдущая?

– Это – обогащающий опыт, – ответила Кэтрин Трамелл.

– Не врубился. Чем вы обогащаетесь?

– Творчество учит как лгать, – живо ответила она.

«О, чёрт, – подумал Гас, – эта женщина ходит по очень тонкому льду. Каждое произнесённое ею слово – многозначительно».

– Как это? Что вы имеете в виду под выражением «учит как лгать»?

– Вы врёте, но таким образом, что заставляете всех поверить в то, что вы говорите или сочиняете, – сказала она как на лекции перед студентами Беркли, пишущими семинар. – Этому есть вполне конкретное название.

– Да неужели? Какое же?

– Это называется прекращением недоверия.

Гас расхохотался:

– Мне нравится. – Он посмотрел на Ника. – Ты слышал, Ник? «Прекращение недоверия». Мне думается, я смог бы прекратить своё недоверие – и надолго. Что скажешь, Ник? Ты хочешь прекратить своё недоверие?

– Это заслуживает того, чтобы постараться.

– Это не столь просто, как звучит, – сказала Кэтрин, резко раздавливая сигарету в пепельнице.

Они проехали ещё несколько миль по извилистому хайвею. На этот раз тишину прервал Ник:

– Так о чём же ваша новая книга?

– Вы разве не знаете, что автору таких вопросов ни в коем случае не задают?

– Что? Это к неудаче или что-то типа того? Я не могу поверить, что вы суеверны.

– Я и не суеверна. Если уж на то пошло, то в этом нет ничего общего с суеверием.

– Тогда, почему нет? – привязался Ник. – Вы боитесь, что кто-нибудь украдёт вашу идею?

– Нет, и не это.

– Как же вас понимать? – спросил Гас, присоединяясь к беседе.

– Некоторые авторы считают, что рассказ о сюжете, до того как всё написано, приводит к потере свежести в письме. Такой рассказ истощает, изнашивает сюжет до того, как автору удаётся воплотить его в жизнь.

– Ерунда, – признался Ник. – Как это может повредить? Вы представляете это как что-то хрупкое, что-то, что можно разрушить, в то время как это всего лишь идея в голове.

– А я и не знала, что вы – литературный критик, – заметила она.

– Я и не являюсь им. Вы даже предположить не могли, что я не курю, – ответил уколом на укол Ник.

Следующие несколько миль ими вновь владело молчание. Затем она заговорила.

– Книга о детективе, – неожиданно заявила она. – Он влюбляется в неправедную женщину.

– Ты слышал это, Ник?

– И что с ним происходит?

– Она его убивает, – тихо ответила Кэтрин Трамелл.