Текст книги "Сталь остается"

Автор книги: Ричард Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Джирал нахмурился.

– Это правда, Ракан? Ничего не взято?

– Похоже, что так, ваше величество. В домах ничего не тронуто – они просто сожжены. В портовых хранилищах остались слитки серебра, разложенные по мешочкам монеты и несколько ящиков с конфискованными ценностями. Все вроде бы в целости и сохранности. – В бесстрастном голосе капитана прозвучала неуверенная нотка сомнения. – Хотя все двери сорваны с петель нечеловеческой силой.

– Насколько я понимаю, – сухо заметил император, – лошадей на нижние уровни портовых хранилищ провести невозможно.

– Невозможно, ваше величество.

– Шанта, у тебя есть разумное объяснение?

Инженер пожал плечами.

– Кажется, использовалась какая-то блочная система. Если закрепить как следует, можно…

– Спасибо. Думаю, это следует понимать как «нет». – Джирал нахмурился и снова посмотрел на Аркет. – Полагаю, мы снова возвращаемся к колдовству, хотя ты твердо стоишь на том, что его там не было?

– Мой господин, я не утверждаю, что мы не имеем дело с колдовством или некоей формой неведомой науки. Я говорю лишь о том, что Элит не причастна к случившемуся, что при мне никакого колдовства она не сотворила, и, по-моему, у нее нет на то необходимых способностей. Эта женщина всего лишь свидетель, наблюдатель, обладающий достаточным запасом специализированных культурных знаний, чтобы произвести впечатление причастности к произошедшему.

Джирал раздраженно фыркнул и отодвинулся к спинке трона.

– Боюсь, я не смог постичь смысл твоего последнего предложения. Ты не могла бы – пожалуйста! – изложить свою мысль в доступной нам, чистокровным людям, форме?

Аркет пропустила мимо ушей замаскированный укол, проглотила обиду, собрала имевшиеся в ее распоряжении факты и укрылась за фасадом профессиональной отстраненности, помогавшим не только сохранять рассудок, но и оставаться на свободе.

– Хорошо. Подобно многим перемещенным с аннексированных северных территорий, Элит верит в существование множества богов и духов. Религиозная традиция ее народа схожа с верованиями кочевников-махаков, но пантеон первых значительно более упорядочен. За долгое время эти верования успели не только распространиться и укорениться, но и были развиты, усложнены, приспособлены к современным условиям и кодифицированы. Есть в их пантеоне фигура – или, точнее, целая общность, – называемая «двенда».

– Двен… как? – Джирал не сразу разобрал незнакомое слово.

– Двенда. Некоторые племена называют их олдраинами. Это одно и то же. Существа эти близки к людям по физическому строению, обладают сверхъестественной силой, проникают в недоступные людям сферы и даже смешивают кровь с богами.

Джирал коротко хохотнул.

– А ты, случаем, не о кириатах рассказываешь? О вас частенько то же самое говорят. Похожи на людей, необъяснимая сила… Уж не хочешь ли ты сказать, что кириаты или какие-то их родичи вернулись и принялись разорять мои города?

– Определенно нет, мой господин. – Аркет вдруг поймала себя на том, что мысль эта – вернуться и отделать хорошенько этих проклятых людишек – не вызывает у нее отторжения. Интересно, откуда у Джирала такие представления? Не из чувства ли вины и подавленного, но не побежденного страха перед народом, который служил предыдущему императору, но отвернулся от нынешнего? – Кириаты ушли, да. Но, возможно, они – не последний близкий к людям народ, который когда-либо посещал этот мир. В Большой северной хронике, Индират М’нал, есть описание противника, очень похожего на двенду из рассказа Элит. Я не очень хорошо знаю текст – надо будет познакомиться с ним повнимательнее, – но помню, что двендам приписывается умение вступать в особые отношения со стихиями, что они могли, например, вызывать бури, раскрывать землю и воскрешать мертвых. А еще они умели извлекать силу, содержащуюся в структурах камней и кристаллов.

– Кристаллов? – Джирал поморщился. – Перестань, Аркет. Никто, у кого мало-мальски приличное образование, никогда не поверит в чушь насчет кристаллов. Сказки для крестьян с северных болот, для тех, кто не научился ни читать, ни складывать.

– Согласна, мой господин. Но в то же время всем известно, что наш народ успешно пользуется некоторыми их структурными особенностями в навигационных целях. Вот я и подумала, не придумали ли нечто похожее и двенды.

– Для навигации, говоришь? – Джирал посмотрел на Шанту, который лишь смущенно пожал плечами. Аркет уже излагала ему свою теорию, но инженер отреагировал на нее точно так же. – Ладно, продолжай, я слушаю.

– Продолжаю, господин. На утесе, что смотрит на бухту с севера, стоит – нет, стоял, потому что я его сняла, – каменный идол. Грубо обработанная человеческая фигура размером с маленькую женщину или подростка. Вырезана она из черного камня, называемого глирштом. Камень этот встречается на севере и почти неизвестен на юге. Элит привезла фигуру с собой из Эннишмина на повозке с домашним скарбом и установила на утесе, куда поднималась время от времени по тропинке с жертвоприношениями.

Теперь пренебрежительное выражение распространилось с лица императора на лица Ракана и Шанты. Приверженцы Откровения считали поклонение идолам в лучшем случае примитивной ерундой, распространению которой следует препятствовать по возможности жестко, в худшем же рассматривали как заслуживающий смерти первостатейный грех. Завоевания империи строились на давней, многовековой уверенности в праве подавлять любые чуждые практики и указывать заблуждающимся на их ошибки. Детали варьировались от императора к императору и определялись финансовым состоянием государства.

– На мой взгляд, господин, этот идол мог исполнять роль своего рода маяка. Элит верит, что именно ее молитвы и приношения привлекли двенд к Хангсету. Полагаю, о ритуалах говорить не стоит. Но сам камень, глиршт, мог… – она неуверенно пожала плечами, – мог производить некий структурный резонанс, на который ориентировались двенды.

Объяснение, что и говорить, неубедительное. Пару секунд Джирал смотрел на Аркет, потом опустил глаза на собственные колени и опять взглянул на нее. Когда же он заговорил, голос его прозвучал устало, почти жалобно.

– Послушай, Аркет, может быть, это просто пираты? Какие-то особенные пираты, умеющие хорошо маскироваться, ловко играющие на страхах менее искушенных горожан? Может быть, они даже пользовались услугами какого-нибудь колдуна. – Император пощелкал пальцами, призывая вдохновение. – Они могли сговориться с этой стервой, северянкой… она, например, добывала для них какие-то сведения на берегу и ходила на утес, чтобы подавать им сигналы.

– Мой господин, они ничего не взяли, – напомнила Аркет. – И ни один пиратский корабль не способен нести вооружение, которое могло бы разрушить возведенные кириатскими инженерами оборонительные сооружения.

– Но если там побывали двенды, – вступил Ракан, вероятно, из желания поддержать императора, – то они тоже ничего не взяли. Почему?

Джирал кивнул.

– Верно подмечено. Аркет? Разве этих… существ не интересует золото и серебро?

– Я не знаю, господин. – Она прикусила губу, сдерживая вздох. – Я почти ничего не знаю о них. Ясно лишь, что нападавшие, кем бы они ни были, двендами или людьми, пришли не за добычей, а за чем-то другим.

– За чем, например? Не за тамошней ведь жрицей. Ее они нам оставили.

– Может быть, это месть? – предположил Шанта.

Засим последовала короткая, напряженная пауза, в течение которой инженер, похоже, успел пожалеть о собственной несдержанности.

– Месть? Кому? – с опасным спокойствием спросил Джирал.

Аркет откашлялась. Молчанием здесь было не отделаться.

– Имперские войска не очень хорошо обошлись с семьей Элит во время войны. Один погиб, остальных насильственно переселили.

– Ну, в войну страдали мы все, – сухо, с выражением оскорбленного достоинства возразил император. – Нам всем пришлось претерпеть лишения. Никакими страданиями нельзя оправдать предательство.

Роль самого Джирала, насколько помнила Аркет, сводилась к инспекторским объездам войсковых тылов и проведению смотров. Получив военную подготовку, он так и не принял участия в боевых действиях.

– Не думаю, что Махмал Шанта имеет в виду…

– Мне нет дела до того, что, по-твоему, он имеет в виду. – Император явно начал гневаться. – Мы и так слишком долго нянчились с ними. Если есть хоть малейшее подозрение, что эта женщина, Элит, могла оказывать помощь нашим врагам – колдовскую или какую-то иную, – я хочу, чтобы ее допросили.

По спине прошел холодок.

– В этом не будет необходимости, господин, – поспешно сказала она.

– Неужели? – Джирал подался вперед, голос его почти сорвался на крик. Поза выражала агрессию, и за весь вечер император принял ее во второй раз – первый был, когда схватился с Менкараком. – Как приятно, что ты наконец-то в чем-то уверена. Может, объяснишь нам после всего, что нагородила, почему ты так в этом уверена?

Казалось, было слышно, как уходят секунды. Аркет помнила – картина была выжжена в мозгу огненной печатью, – как проходили допросы, на которые ей приходилось являться в прошлом.

– Эта женщина доверяет мне, – не стала врать Аркет. – За те дни, что мы провели вместе, ее состояние заметно улучшилось. Она откровенна со мной, и хотя то, что она говорит, не всегда поддается разумному толкованию, прогресс очевиден. Не думаю, что пытки чем-то помогут – скорее наоборот, они лишь загонят ее назад, в мрак иллюзий и бредовых видений. Мне нужно время, господин. Уверена, я смогу узнать все, что представляет для нас интерес.

Снова молчание. Но часы в голове у нее уже не тикали. Джирал был по-прежнему настроен скептически, однако, похоже, смягчился.

– Ракан?

Аркет бросила взгляд на капитана, но его лицо оставалось, как обычно, бесстрастным. Если он о чем-то и думал, то единственным свидетельством мыслительного процесса стала легкая отстраненность в обычно внимательных глазах.

– Женщина заговорит, – произнес он. – Госпожа кир-Аркет, кажется, и впрямь завоевала ее доверие.

Какой же ты молодец, Ракан. Аркет была готова расцеловать капитана. Вскинуть руки и даже завопить от восторга.

Но она обуздала чувства и повернулась к императору.

Джирал устало махнул рукой.

– Ладно. Хорошо. Но ты будешь регулярно мне докладывать.

– Да, мой господин.

– Ракан, кого ты оставил старшим в Хангсете?

– Сержанта Ардаша, ваше величество. Надежный человек, ветеран северной кампании. С ним две трети моего отряда и остатки гарнизона. Они немного не в себе, но он быстро приведет их в чувство.

– Сколько всего у него людей?

– Около полутора сотен. Вполне достаточно, чтобы выставить оцепление вокруг города и предотвратить распространение слухов. Мы установили наказание за мятежные проповеди и незаконные сборища, поставили виселицу на главной площади и ввели комендантский час от заката до восхода. Через пару недель жизнь там вернется в обычное русло.

– Хорошо. По крайней мере, уже что-то. – Император повернулся к Аркет. – Я правильно понял, что мы услышим что-то еще об этих двендах?

– Я незамедлительно примусь за исследования, мой господин.

– Отлично. Будем надеяться, что Кормчие окажутся более покладистыми, чем обычно.

Аркет ощутила то же неясное беспокойство, что одолевало ее с тех пор, как они покинули Хангсет, но подавила тревожное чувство и попыталась придать голосу уверенности.

– Нападение на порт знаменует серьезную угрозу империи, мой господин. Полагаю, Кормчие проявят готовность к сотрудничеству. – Да, Аркиди, те, кто еще в своем уме. – Я рассчитываю на скорый успех.

– На скорый успех? – Джирал вскинул бровь. – Что ж, ловлю тебя на слове. Ты права, угроза есть. И это в то самое время, когда наши отношения с северными соседями и без того, мягко выражаясь, достаточно натянуты. Проявление слабости недопустимо. Я не позволю повторения того, что случилось с Хангсетом.

Аркет вспомнила руины оборонительных заграждений. Интересно бы знать, каким образом император намерен воспрепятствовать врагу, если набег повторится? Одними заявлениями тут не обойтись.

– Конечно, господин, – поддакнула она.

Если двенды пройдут по реке до Ихелтета, высадятся на берег и прошествуют по улицам города, как было в Хангсете, призрачные, нереальные и, по всей видимости, неуязвимые для человеческого оружия. Если они обратят в бегство или перебьют всех этих проклятых людей, а потом, подобно демонам мести, предстанут перед воротами дворца вовсе не как готовые ждать просители…

Что будет тогда с Джиралом Химраном, повелителем всех земель?

Она вдруг испытала странное раздвоение, хлынувшее по венам, словно свежая порция крина. Сопротивляясь внезапно нахлынувшим разрозненным мыслям, Аркет вызвала из памяти страшную картину: раздавленную грудную клетку ребенка, погребенного под упавшими, обгорелыми деревяшками. Она заставила себя вспомнить, что среди всех этих проклятых людей была когда-то и ее мать.

Это помогло – но не так, как хотелось бы.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Милакар пришел на встречу не один – два загорелых жилистых здоровяка неопределенного возраста стояли у окна в верхней комнате таверны, сложив руки на груди и всем своим видом внушая опасливое уважение к скрытой за этим фасадом угрозе. Скорее всего, они представляли Болотное братство и присутствовали здесь с одобрения ложи. Оружия при них Рингил не заметил, но свободные черные одежды вполне могли скрывать – и наверняка скрывали – изрядный арсенал средств ближнего боя. Бросив пару удивленных взглядов на висящий за спиной гостя палаш, они тем не менее воздержались от каких-либо комментариев. Оба и дальше оставались в сторонке, молчаливые и внимательные в полусумраке освещаемой одной только лампой комнаты, демонстрируя уважительное, но без подобострастия, отношение как к Милакару, так и к Рингилу. О деньгах никто не упоминал, как, кстати, и о двендах.

– Ваша главная проблема, – предупредил их Милакар, – не привлечь внимания уличной братии.

Для Рингила это заявление сюрпризом не стало. Ситуацию ему объяснили еще в первый вечер, в доме его старого друга.

– Со стражниками можно договориться, – говорил Милакар, глядя с балкона на город. Голос его звучал уныло, и чуткое ухо уловило бы в нем нотки зависти. – Их можно подкупить, подложив парочку портовых шлюшек. После Либерализации многое изменилось. Люди, что делают деньги на работорговле, вообще удалили стражу из Эттеркаля. Подкупили всех, вплоть до канцелярии.

Рингил усмехнулся.

– Да, пришлось кому-то языком поработать.

– Ну так вот, – с кислой миной добавил Милакар. – Насколько я слышал, договаривалась обо всем Снарл, так что она, наверно, на свой уровень вышла. В общем, охрану сократят до минимума, особенно у Тервиналы, где обычно и болтаются имперские купцы да дипломаты, с которых мы теперь разве что пылинки не сдуваем, как с ценных торговых партнеров. Так или иначе, Финдрич и еще двое, я их не знаю, уступили Эттеркаль уличным бандам; им сейчас платят за то, чтоб держали ушки на макушке, присматривались и докладывали обо всем необычном, а кто не докладывает, тех поколачивают. Ты появляешься в Солт-Уоррене с этой кириатской железякой за спиной, и первый встречный мальчишка мчится прямиком к Финдричу, вслед за чем появляется почетная гвардия, которая и доставляет тебя к месту.

– Если нужно, я с Финдричем потолкую.

– Да, потолкуешь, если ему только это от тебя и надо. А я слышал, что Финдрич нынче разговоры вести расположен не больше, чем раньше. И что, скорее всего, он просто прикажет отрубить тебе башку, а потом преподнесет ее двенде. Долгий, усталый вздох. Послушай, Гил, почему бы тебе не расслабиться? И нам всем было бы легче. Подождал бы пару дней, не совался бы в Эттеркаль. Дай мне немного времени, и я сам принесу список.

– Правильно говоришь, Грейс. Только я все равно туда пойду. И ты это знаешь. Так или иначе, раньше, или позже, с твоей помощью или без нее.

Милакар закатил глаза.

– Да, знаю. Так или иначе. Любой ценой. Последнее стояние на Гэллоус-Гэп и все такое. И все-таки послушай, Гил, предоставь это мне. Посмотрю, что можно сделать.

Как оказалось, все, что смог сделать Милакар, это раздобыть шикарный наряд и подложные документы, согласно которым Рингил превратился в ихелтетского торговца пряностями, прибывшего в Тернивалу на зиму и желающего разнообразить пребывание здесь чем-то пикантным. Неплохое прикрытие, тем более что материнская кровь и долгие годы в Гэллоус-Уотер помогали Рингилу сойти за южанина. К тому же ихелтетские купцы имели обыкновение нанимать местных телохранителей, и присутствие рядом с ним двух крепких парней воспринималось бы как нечто само собой разумеющееся.

– Кстати, этот твой меч тоже вполне уместен. Здесь, в Тернивале, гости из империи практически не выходят на улицу без какой-нибудь якобы кириатской игрушки, а разницу между подделкой и настоящей сталью понимает не каждый. Здесь в этом никто не разбирается. А красивые штучки уходят на покрытие карточных долгов и оплату проживания. У тебя, Гирш, что-нибудь есть?

Один из телохранителей, тот, что поздоровее, лениво кивнул.

– Есть. Забрал у одного парня в драке. Дерьмовый кинжальчик, только для форсу, таким и лук не пошинкуешь. Вполовину легче хорошего стального клинка.

Грейс усмехнулся.

– Мода требует. Гирш от имперских не в большом восторге.

Рингил пожал плечами.

– Торговцы везде одинаковые. Только по ним обо всей империи судить не стоит.

– Осторожнее, Эскиат. Не забывай, ты с торговцем и разговариваешь.

– А я-то думал, что разговариваю с основателем города.

Второй телохранитель, нарушив молчание, обратился к Рингилу.

– Ты на тетаннском говоришь?

Рингил кивнул.

– Вполне сносно. А ты?

– Немного. Зато цифры хорошо знаю.

Гирш немного удивленно посмотрел на напарника.

– Эрил, ты по-тенаннски считаешь?

– Конечно. Я их в карты обыгрываю – надо же как-то деньги считать.

– Думаю, язык вам вообще не понадобится, – заверил Милакар. – Если только не наткнетесь на соотечественников, что в этом квартале, да еще ночью, маловероятно. Одеты вы прилично, оружие есть – этого вполне достаточно. Думаешь, стражники нас пропустят? Поздно все-таки.

Эрил выразительно протянул раскрытую ладонь и потер пальцами.

– С ними нужно лишь вести себя правильно. Обычно они настроены вполне дружелюбно.

Рингил вспомнил недавний случай у дома Шалака – действительно, кошелек решил проблему куда успешнее, чем оружие, – и кивнул.

– А здесь ведь мало что изменилось.

Все так и получилось. У самодельного заграждения на улице Черного Паруса, где формально заканчивалась Тервинала и начинался Солт-Уоррен, разместилось отделение стражников в кольчугах времен давно закончившейся войны и шлемах. Солдаты лениво позевывали и только что не протягивали руки за «пропуском». Заграждение представляло собой сваленную в кучу ломаную мебель и служило не столько препятствием, сколько местом относительно комфортного несения службы, где можно было найти удобный уголок и поковырять от нечего делать в зубах. В тусклом свете уличных фонарей лица солдат пугали нездоровым желтоватым отливом, а на шлемах четко проступали вмятины. Большинство были вооружены короткими мечами для рукопашного боя, двое или трое держали в руках пики, и все совершенно очевидно устали нести службу. На всех ни одного щита. Рингил – привычка сработала сама по себе – подумал, что мог бы справиться с отрядом за пару минут, не получив ни единой царапины.

Эрил подошел к сержанту. Операция по передаче взятки прошла настолько гладко, что Рингил, отвлекшись на мгновение, почти пропустил ее. Другая сторона улицы Черного Паруса затаилась под покровом темноты. Ламп там не было, факелы на стенах давно погасли, выгорев до почерневших огрызков. Стражники поставили за баррикадой пару жаровен – света они почти не давали, но позволяли немного согреться. Дома на противоположной стороне тонули в глубокой, густой тени. За окнами вторых и третьих этажей шевелились размытые, неясные тени, может быть, тех самых «смотрителей», но издалека они казались какими-то нечеловеческими, уродливыми, с резкими чертами и неестественно угловатыми.

Вот тебе и двенда, Гил. Чтобы их увидеть, требуется лишь страх да небогатое воображение.

Улыбка, едва коснувшись губ, тут же растворилась. Страх Милакара не был притворным. История об отрезанных, но живых головах впечатляла.

Сержант отдал какое-то приказание двум своим людям. Эрил повернулся и поманил Рингила и Гирша. Солдаты у края баррикады отступили, освобождая проход. На всякий случай Рингил пробормотал по-тенаннски несколько благодарных слов и, обратившись к Эрилу, добавил пару строчек из ихелтетской колыбельной.

– Одиннадцать, шесть, двадцать восемь, – с непроницаемым лицом ответил Эрил, и они двинулись дальше по темной стороне бульвара.

За спиной у них кто-то из солдат пошевелил мечом едва тлеющие угли в жаровне. Светлее не стало, но под ногами и на каменной кладке домов запрыгали в танце длинные тени.

– Тебе детей приходилось убивать?

Гирш спросил, наверно, просто так, от нечего делать, – они проходили по узкому, крытому мостику, уже третьему или четвертому, и с каменной галереи за ними внимательно, с недетской расчетливостью наблюдали мальчишки.

Рингилу сразу вспомнились Восточные ворота.

– Если помнишь, я был на войне, – уклончиво ответил он.

– Да, но я не про ящериц спрашиваю, а про людей. Про детей вроде тех, что наблюдают за нами сейчас.

Рингил с интересом посмотрел на спутника. Нет, Гирш тут ни при чем. В Трилейне народ свято верил, что война была самой что ни на есть решающей битвой за все человечество, сражением людей – при незначительной технической помощи кириатов – против воплощенного в чудовищах зла, против неумолимого, безжалостного врага. И Гирш, при всей компетентности телохранителя, знал о событиях прошлого не больше уличного пацана. Скорее всего, он за всю свою жизнь никогда не покидал пределов лиги, может быть, не выезжал даже из Трилейна. А уж о Нарале и Эннишмине, как и о других местечках, где в конце войны вспыхнули жестокие пограничные споры, и не слыхал вовсе. Потому что если слыхал…

Нет, в эту тему лучше не углубляться. Забудь и отпусти, говорила ему при их последней встрече Аркет. Он и пытался. Всерьез, по-настоящему.

До сих пор.

– Если до этого дойдет, проблем не будет, – негромко ответил он.

Гирш кивнул и больше вопросов не задавал.

А вот другие оказались не столь покладистыми.

–  Ты ведь никогда не делал из этого проблему? – шепнуло в ухо что-то, что могло быть призраком Джелима Даснела. – Даже когда доходило?

Он тряхнул головой, постаравшись отделаться и от этого голоса.

Между тем из дверей, окон и даже с крыш за ними продолжали наблюдать. Да и за спиной слышались осторожные шаги.

Как будто они что-то знали.

Перестань. Хватит с тебя этого дерьма.

Он заставил себя сосредоточиться, зацепиться за реальность, за улицу. Если не расслабляться, то и убивать сегодня никого не придется, ни детей, ни взрослых. Вопреки всем страшным байкам Милакара, Эттеркаль ничем не отличался от тех жалких, убогих городских районов, по которым ему не раз доводилось ходить ночью. Да, узкие улочки казались темными по сравнению с широкими, ярко освещенными бульварами Тервиналы, но были по большей части неплохо вымощены, а ориентироваться помогал свет из окон и витрин небольших лавчонок, все еще открытых даже в столь поздний час. Все остальное, как и везде, темнота и ее обитатели: докучливые раскрашенные шлюхи с подтянутыми повыше грудями и юбками и такими поношенными и отупевшими физиономиями, что никакой макияж уже не мог замаскировать оставленных нелегкой долей следов разрушения; сутенеры, приглядывающие за подопечными из подворотен; вьющаяся в полосках света и напоминающая вызванных из мрака духов мошкара; появляющиеся время от времени из тени хищного вида личности, которых можно было принять за сутенеров, но которые занимались иным промыслом и награждали внимательным взглядом каждого прохожего.

Впрочем, уяснив, что представляют собой Рингил и его спутники, они торопливо исчезали. Попадались и неподвижные тела – пропахшие мочой, они лежали или сидели у стен, пьяные, обкуренные, безразличные ко всему. Были среди них и те – зоркий взгляд Рингила обнаружил по крайней мере пару таких, – для кого все недавние проблемы с пропитанием, ночлегом, временным забытьём навсегда утратили какую-либо значимость.

Через какое-то время они вышли к первому адресу из списка Милакара.

Большого впечатления этот перевалочный пункт работорговли не производил. Длинный обшарпанный фасад трехэтажного ветшающего здания, окна с покосившимися ставнями, сквозь щели в которых пробивался чахлый свет. Из-под тонкого слоя грязной штукатурки местами проглядывала кирпичная кладка, осевшая крыша нависала нахмуренной бровью. Двери на первом этаже прятались за солидными решетками. Каретный подъезд защищали прочные, обитые железными полосами двойные ворота, которые вполне могли противостоять ударам осадных машин.

В те времена, когда рыбацкие бухточки в устье Треля еще не расчистили до серьезной глубины, Эттеркаль был районом многочисленных складов, где хранили товар приходившие сюда караваны, и это здание определенно помнило те далекие дни.

Постепенно морская торговля заглушила караванную, и Эттеркаль начал рассыпаться. Бедность съела квартал, а на сохранившихся крохах и объедках расцвела преступность. Рингил уже не застал той поры – ко времени его рождения процесс зашел слишком далеко, и от района остался полусгнивший труп, – но динамику распада знал хорошо. Если в Ихелтете муниципальным властям вменялось в обязанность – и это было закреплено в соответствующих положениях – поддерживать в должном состоянии каждый город, где большинство населения составляли приверженцы истинной веры, то правящая элита Трилейна больше склонялась к тому, чтобы пустить дело на самотек. Бессмысленно и бесполезно, доказывали они, плыть против течения. Коммерция нашла для себя иной путь, деньги стремятся туда, где больше прибыль, и все, кому это по силам, идут за ними.

Многое разрушилось, но хранилища устояли, громадные, мрачные, никому не нужные здания. В некоторых разместили рабочих с новых, появлявшихся как грибы после дождя судоверфей – никакой стратегии за этим не стояло, и предприятия скоро закрылись, – другие снесли, борясь с облюбовавшими их бандами, третьи сгорели при невыясненных обстоятельствах – никто, впрочем, прояснить эти обстоятельства особенно и не старался. На какое-то время заброшенные склады снова стали использоваться по первоначальному назначению – для хранения всевозможных материалов, а также расквартирования войск, – но сам район от этого ничего не выиграл. Потом война закончилась, солдаты вернулись домой. По доброй воле переселяться в Эттеркаль никто не спешил.

В конце концов остались только рабы и те, кто ими торговал.

Обнаружив в каретном подъезде небольшую дверцу, Гирш принялся колотить по ней короткой дубинкой, которую с ловкостью фокусника извлек откуда-то из-под одежды. Рингил, отступив в сторонку, принял позу надменного аристократа – на случай, если кто-то наблюдал за ними из здания. Потребовалось минут пять, чтобы в доме наконец зашевелились, засовы отодвинули, дверцу открыли. На улицу вышел привратник – маленького роста мужчина, растрепанный, с обезображенной шрамом физиономией и коротким обнаженным мечом.

– Вы что тут устроили? – рявкнул он.

Инициативу взял на себя Эрил, который обратился к Рингилу с небольшой речью на тенаннском, состоявшей из длинной последовательности цифр. Рингил выслушал его с задумчивым видом, потом кивнул и ответил двумя короткими предложениями. Эрил повернулся к привратнику.

– Мой господин, его зовут Ларанинтал, приехал из Шеншената. Ему рекомендовали познакомиться с предлагаемым вами товаром.

Физиономия привратника растянулась в ухмылке. Он поднял меч.

– А мой господин в такое время дела не ведет. Так что ступайте к себе и приходите завтра.

Эрил ткнул его кулаком в живот.

– Мой господин не любит, когда ему говорят прийти завтра, – сообщил он судорожно хватающему воздух привратнику. – Он не портовый грузчик, чтобы болтаться туда-сюда. И особенно он не любит получать отказ от грубиянов вроде тебя.

Привратник, хрипя и задыхаясь, шарил по земле, пытался нащупать меч. Гирш ногой отбросил его подальше. Эрил, присев на корточки, схватил привратника одной рукой за воротник, другой за яйца.

– Мы знаем, что твоего хозяина тянет на экзотику. Знаем и то, что ему даже нравится работать ночью, если цена хороша. Вставай.

Ничего другого привратнику и не оставалось. Эрил поставил его на ноги и подтолкнул к обитым железными полосами воротам.

– Мой господин интересуется вашим товаром, и терпение его не бесконечно. Он готов дать хорошую цену. Так что давай беги за хозяином, тащи его сюда и скажи, что он упускает редкую возможность.

Привратник застонал, держась за пах.

– Какую возможность?

– Возможность сохранить свое дело, – с непроницаемым лицом ответил Гирш. – А теперь ступай да пошевеливайся. Нет, дверь оставь. Мы подождем внутри.

Привратник сдался и, оставив не слишком активные попытки закрыть дверцу в воротах, повернулся и зашагал по длинному, хорошо освещенному арочному проходу, выходившему к небольшому дворику. Прихрамывая и бормоча недовольно под нос, он исчез в боковой двери. Оставшись одни, гости прежде всего осмотрелись, проявив при этом немалый профессиональный интерес.

– Думаешь, еще побрыкаются? – спросил Рингил.

Эрил пожал плечами.

– Они такие же, как все. Пытаются как-то заработать на жизнь. Зачем проливать кровь, если можно нагреть руки на чем-то другом?

– А пусть бы и побрыкались. – Гирш поиграл дубинкой. – У двух моих двоюродных братьев тоже семьи продали за долги. Так что я не прочь позабавиться.

Рингил осторожно откашлялся.

– Лучше все-таки не увлекаться. Мне нужно узнать кое-что, и не больше того. А проломленные черепушки делу не помогут.

Некоторое время они молчали, поглядывая на дверь, за которой исчез привратник. Наконец тот вернулся в сопровождении настоящего страшилы с цепью на поясе и длинным ножом. При его габаритах и то, и другое казалось явно лишним.

– Мой господин готов принять вас, – угрюмо сообщил привратник.

* * *

Терипа Хейла вытащили из постели.

Работорговец сидел за столом из темного дуба в шелковом халате и тапочках на босу ногу. Он даже не успел привести в порядок спутанные седые волосы. Лицо в свете лампы отдавало болезненной желтизной. Рингил ни разу его не видел, но узнал по короткому описанию Милакара. Грязный, мерзкий старикашка с глазами как у дохлой змеи. Таким он и оказался. Некогда мелкий торговец, промышлявший на болоте контрабандой и другими темными делишками, Хейл заметно преуспел с началом Либерализации. Требования и аппетиты сильных и богатых он знал от и до. Наделенный такими необходимыми для торговца качествами, как ловкость и проницательность, Хейл с самого начала аукционов взял хороший старт, а созданная ранее и поддерживаемая в рабочем состоянии сеть контактов в других городках лиги позволяла сохранять отрыв от конкурентов. По словам Милакара, Хейл был человек опасный, но не безрассудный.