Текст книги "Достичь небес"

Автор книги: Ричард Брэнсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

За двое суток до полета в результате злополучного стечения обстоятельств: бесшабашного пьянства и неумелой верховой езды – Игер въехал на полном скаку в закрытые ворота. Для лошади столкновение закончилось легче, чем для всадника. Испугавшись, что его снимут с полета, Игер обратился к ветеринару в соседнем городке и попросил плотно забинтовать ему сломанные ребра. Он не сообщил начальству об инциденте и о том, что каждое движение для него болезненно; вместо этого он тайком прихватил в кабину Х-1 ручку от швабры, при помощи которой рассчитывал закрыть фонарь одной здоровой рукой.

14 октября 1947 г. Игер забрался в кабину Х-1, почувствовал, что самолет-матка В-52 сбросил его, и запустил двигатель; на высоте 13 700 м ему удалось преодолеть звуковой барьер.

Считается, что последний полет North American Х-15 в октябре 1968 г. (но не конец проектов серии Х, они продолжаются до сих пор) отмечает конец золотого века Мьюрока – золотого века скоростных высотных исследований. К тому моменту скромное летное поле превратилось в обширную авиабазу Эдвардс [16]16
  Это новое имя база получила в 1949 г. – Прим. пер.


[Закрыть], а от конного клуба Панчо Барнс Happy Bottom, где Чак Игер раньше общался с будущими астронавтами, остался лишь выгоревший каркас.

Считается, что самым успешным из всех проектов серии Х была программа Х-15. Отчасти это объясняется тем, что детали конструкции Х-15 присутствуют практически во всех высотных самолетах, космических кораблях и ракетах, созданных позже. Шаттл был обязан Х-15 частью конструкции главного двигателя и многими материалами. Но лучше всего Х-15 запомнился тем, что летал будто адская летучая мышь. Скорость и высота полета сделали его идеальной испытательной платформой для других проектов. На нем испытывали даже ловушки для микрометеоритов и образцы теплоизоляции для программы Apollo. Но лучше всего, конечно, то, что этот самолет запросто мог унести вас в космос.

_{Бомбардировщик В-52 запускает первый пилотируемый космический самолет – знаменитый Х-15}

В 1960 г. физик и пилот-ас Второй мировой войны Джо Уокер впервые поднялся в воздух на этой штуке. Подобно большинству самолетов экспериментальной серии, Х-15 доставлялся на рабочую высоту под крылом бомбардировщика В-52. Уокер почувствовал, что началось падение, и запустил реактивный двигатель Х-15. Он был опытным пилотом, но в тот раз его ждал сюрприз. В двигателе Х-15 в качестве топлива использовались аммиак и кислород, а топливный насос работал на перекиси водорода. Этой ракете можно было прибавлять газу, как обычному авиационному двигателю; вообще, это был первый подобный двигатель, которым пилот мог по-настоящему управлять. Он был чудовищно мощным. «Господи!» – вскрикнул Уокер, когда ускорение с силой вжало его в спинку пилотского кресла.

– А? – спросил диспетчер. – Вызывали?

Х-1 – это ракетный самолет. Х-15 – космический корабль. Он был сконструирован для работы на больших высотах в чрезвычайно разреженном воздухе; в носовой части у него были небольшие реактивные двигатели – с их помощью можно было управлять самолетом, когда воздух практически заканчивался и управляющие поверхности уже не работали. (Том Вулф не раз повторяет в своей книге, что пилоты самолетов серии Х пилотировалиракеты в космос, тогда как астронавтов Mercury – вопреки их яростным протестам – туда просто доставляли.)

_{Джо Уокер дважды летал на своем X-15 в космос! Позже он участвовал в разработке лунного модуля NASA}

Запуск спутника резко изменил планы Америки и дал начало проекту Mercury. До этого NACA работало над тем, чтобы вывести Х-15 на орбиту при помощи ракеты Navajo! И хотя в конечном итоге Х-15 не довелось выйти на орбиту, в космосе он все же побывал, и не однажды.

Волшебной точки, где заканчивается земная атмосфера и начинается космос, не существует. Во времена испытаний Х-15 космос, по оценкам ВВС США, начинался на высоте 50 миль, то есть 80 км над поверхностью Земли. Восемь летчиков получили «крылышки» астронавтов ВВС за то, что пересекли на Х-15 эту воображаемую линию. В середине 1950-х Международная авиационная федерация признала границу космического пространства, предложенную Теодором фон Карманом, – 100 км. Из всех миссий Х-15 в двух полетах 1963 г. самолет пересек и эту границу. Таким образом Джо Уокер, пилотировавший его в обоих случаях, стал первым человеком, побывавшим в космосе дважды.

Часть III
«В бесконечность и дальше!»

_{Pterodactyl Ascender: мое, может быть, худшее в жизни воспоминание… и давно уже классическая конструкция!}

Глава 9
Стеклопластик

В детстве мне часто снилось, что я умею летать. Чем сильнее я махал руками-крыльями, тем выше поднимался. Я парил на воображаемых потоках теплого воздуха. Я лавировал между стволами воображаемых деревьев. Мой первый реальный полет состоялся на одном из первых сверхлегких аппаратов, сооруженных на базе крыла Рогалло. Этот управляемый треугольный парашют первоначально был разработан для спуска капсул в рамках проекта NASA Mercury («Меркурий»); со временем на его основе родился новый вид спорта – дельтапланеризм.

Мне было двадцать с небольшим, и я еще ни разу не летал на самолетах, когда однажды мне позвонили. Парень по имени Ричард Эллис сказал, что ему удалось достать «Птеродактиль». Pterodactyl Ascender, изобретенный в 1970-е гг. энтузиастом из Калифорнии Джеком Маккорнаком, представлял собой что-то среднее между примитивным дельтапланом и газонокосилкой. У него было колесное шасси – правда, весьма своеобразное; колеса для него выглядели так, будто их сняли с детского трехколесного велосипеда. У него было сиденье для пилота и небольшой движок, управлять которым надо было зубами. (Обе руки нужны были для управления самой конструкцией, так что вместо ручки газа у мотора была резиновая груша, которую приходилось держать во рту и сжимать зубами.) Эллис хотел стать человеком, который познакомит Европу с изобретением Маккорнака. Я ему нужен был как первый воздушный адвокат. Он предложил научить меня летать.

На «Птеродактилях» совершено немало дальних полетов. Так, летом 1979 г., через несколько лет после моего памятного опыта, человек по имени Джек Питерсон-младший добрался на таком динозавре от Лонг-Бич (Калифорния) до Хилтон-Хед (Южная Каролина), преодолев более 5000 км этапами примерно по 200 км. Его машина экспонируется в Смитсоновском музее.

Свой Pterodactyl Эллис собрал из набора «Сделай сам». Выглядел он настоящей старинной реликвией: что-то вроде того примитивного прототипа, которым отважные пилоты Первой мировой – такие как Сесил Льюис или Манфред фон Рихтгофен – возможно, играли в детстве. При взгляде на него создавалось впечатление, что этот аппарат вывалился в наше время из других, более романтичных и отчаянных времен. Увидев это чудо, я понял, что должен полететь на нем.

Однажды в пятницу я с друзьями отправился в Оксфорд. Я очень живо представлял себе, как стану великим первопроходцем воздухоплавания, как дух Дугласа Бадера, видя с небес, как я проплываю над живыми изгородями, жестом покажет мне: «Молодец! Так держать!» Мы встретились с Эллисом на местном аэродроме – там не было практически ничего, кроме выбеленной солнцем «колбасы» и длинной полосы растрескавшегося бетона, – и он доброжелательно, но твердо спустил меня с небес на землю. Он сказал, что ему потребуется примерно неделя, чтобы поднять меня в воздух, и что первые два или три дня нам лучше провести на земле, чтобы я мог немного освоиться с машиной.

Джоан и несколько приятелей наблюдали, как Эллис усадил меня в эту штуку и вручил странное устройство: резиновую трубку с грушей на конце. «Сжать ее зубами, – сказал он мне, – это все равно что надавить на педаль газа. Стоит ее выплюнуть, и движок заглохнет. Так что для начала мы отправим тебя прокатиться по полосе. Чтобы запустить движок, работай поэнергичнее. Дави зубами, а как доедешь почти до конца полосы, выплевывай грушу».

Двигатель ожил быстрее, чем я предполагал. Буквально в нескольких дюймах позади моей головы пропеллер начал с силой рассекать воздух, и я набрал скорость. Ощущение было такое, будто в первый раз сел на мотоцикл. Я ухмыльнулся навстречу ветру, наслаждаясь ощущением скорости – мы разогнались километров до пятидесяти в час; когда живая изгородь в конце взлетного поля приблизилась, я выплюнул грушу.

Живая изгородь рванулась навстречу. Я понял, что сейчас разобьюсь. Совершенно рефлекторно мои руки на рычагах управления напряглись – и Pterodactyl взмыл в воздух. Двигатель и не думал глохнуть; наоборот, мне казалось, что он ревет все громче!

Я открыл глаза. Я был над деревьями. Я летел. Проблема была только в том, что я не знал, как летать. Как приземляться, как замедлить полет.

На пути выросло дерево. Я перепугался, крепче схватился за рычаги – и аппарат чиркнул по самым верхним веткам. Только милостью богов я все еще был в воздухе; я прекрасно понимал, что долго так продолжаться не может. Мне необходимо спуститься.

В голову пришла мысль: надо выдернуть провода. Если я смогу заглушить двигатель, произойдет одно из двух: или крыло плавно и не слишком быстро спланирует к земле, или – ну, в общем, этого не случится. Но вырубить мотор точно было безопаснее, чем мотаться в воздухе, совершенно не владея ситуацией. Разумеется, чтобы выдернуть из двигателя провода, нужно было на какое-то время отпустить рычаги. Прошло немало времени – по крайней мере мне так показалось, – прежде чем я решился попробовать. Наконец выросший впереди дуб принял решение за меня. Пьяно раскачиваясь, я обогнул дерево – понятия не имею, каким образом, – сжал зубы и, отпустив один рычаг, вырвал какой-то провод, потом еще один, и еще…

Спустя, как мне показалось, целую вечность винт за спиной наконец замер. Я подергал за рукоятки, выполнил пару неуклюжих поворотов и приземлился – плохо, конечно, но более или менее ровно, – на соседнее поле.

Через несколько секунд друзья были рядом. Я сверху видел пару раз, как они гнали на своих мотоциклах, пытаясь разобраться в хитросплетении сельских дорог. Когда я чуть отдышался, мне потребовалось несколько минут, чтобы понять: приземлился я почти там же, где взлетел. Тем временем друзья громко поздравляли меня и аплодировали, а Джоан, моя девушка (позже она стала моей женой), хлопала меня по спине и повторяла: «Молодец, Ричард, это было здорово!» Они не слышали наставлений Эллиса и понятия не имели, что я должен был оставаться на земле.

Первый летный урок обошелся мне в несколько легких царапин, но моя уверенность в себе была сильно поколеблена. Может быть, думал я, я не гожусь в летчики. Я пожал руку Ричарду Эллису, пожелал ему успехов в обучении других кандидатов и уехал.

Больше я его не видел. Через несколько дней до меня дошла весть о том, что он разбился насмерть, летая все на той же штуковине. Так что тот день в Оксфорде был не только моим первым летным опытом; если подумать, именно тогда я получил ничем не приукрашенное представление о том, что значит быть первопроходцем воздухоплавания. Сегодня практически никто не помнит Ричарда Эллиса. Человек, хотевший научить Британию летать, погиб прежде, чем его работа смогла по-настоящему начаться. На каждого знаменитого и обожаемого воздушного героя приходится немало таких людей, как Эллис, – людей, чьи качества так и не проявились в полной мере, потому что у них не было одной важной вещи, которой обладали все великие авиаторы: невероятного везения.

Что испытывает человек в полете? Если он летает естественно, как птица? Самое близкое к этому ощущение мне довелось испытать, когда я болтался на тросе под вертолетом в небе над сиднейской бухтой Дарлинг. Мы вели рекламную кампанию, связанную с запуском Virgin Mobile в Австралии, и какому-то умнику в пиар-отделе пришло в голову, что неплохо бы мне покрасоваться над городом. Проблема в том, что, когда тебя тащат вперед, ты не просто висишь на тросе, а беспорядочно кувыркаешься. У меня несколько раз едва не остановилось сердце, пока я наконец не приспособился: я принял ту самую позу, которая позволяет парашютистам сохранять стабильность во время затяжного прыжка, и… да, в этот момент я полетел. Я почувствовал, что воздух буквально прилип ко мне; ветер и мой летный комбинезон слились воедино.

В 1938 г. в Северной Африке девятнадцатилетний Лео Валентин совершил свой первый парашютный прыжок. Зрелище получилось не слишком элегантное, да и костюм парашютиста – стандартное десантное снаряжение французской армии – особой элегантностью не отличался. «Все мы, и я не исключение, прыгали как мешки с мукой, – жалуется он. – Когда человек покидает самолет, он так или иначе падает; он кувыркается в небе и крутится, как мешок с картошкой». Парашютные прыжки в таком стиле были не просто некрасивы, они нередко заканчивались трагически. Валентин принялся искать более подходящий способ нырять в небо. Ничего не зная об опытах Арта Старнса поколением раньше, Валентин изучал акробатов, танцоров и – что вполне естественно – ныряльщиков. Но откровение снизошло на него при виде птиц. Он сымитировал, насколько смог, позу парящей птицы – раскинутые крылья и ноги, выставленная вперед грудь, – и обнаружил, что может управлять своим движением в воздухе при помощи легкого покачивания руками и ногами. Оказалось, что это похоже на плавание!

Не удовлетворившись отработкой и доведением до совершенства современной техники затяжных прыжков, Валентин стал задумываться: не может ли он в правильной позе летать как птица? «Некоторые из нас хотят открыть воздух человеку как таковому, – писал он. – Когда техника достигает своих пределов, человек ощущает потребность вернуться к простоте. Приходит время, когда у него появляется желание выйти из машины и пойти пешком; точно так же, покинув сверхзвуковой самолет, он хочет летать на собственных крыльях».

Это древняя мечта человечества, и, чтобы воплотить ее в жизнь, Валентин вернулся к самым первым работам по воздухоплаванию. Он изучил наследие Отто Лилиенталя и понял, в чем основная проблема его конструкций. В какой-то момент он, должно быть, подумал: «Какого черта!» В конце концов, чем выше поднимешься, тем больше времени на эксперименты и исправление ошибок. Если первые дни воздухоплавания научили человека чему-то важному, так это тому, что высота – всегда твой друг. Тем не менее у Лилиенталя не было вариантов: он мог стартовать только с холмов. Коническая горка, которую он построил сам – и с которой стартовал в последний фатальный полет, – имела высоту чуть более 20 м. Может быть, планировать так, как это хотел делать Лилиенталь, все же можно – если стартовать с достаточно большой высоты.

Валентин построил комплект парусиновых крыльев, закрепил их на плечах и выпрыгнул из самолета, чтобы посмотреть, что получится. Получилось не слишком удачно – он беспорядочно вращался и кувыркался, – но ему все же удалось выровнять полет достаточно, чтобы раскрыть парашют и выполнить нормальную посадку. После нескольких дней практики он научился планировать и поворачивать. Наконец в апреле 1950 г. он в присутствии 30 000 зрителей совершил первый публичный полет. После этого газеты называли его не иначе как человеком-птицей.

К 1951 г. Валентин отказался от парусиновых крыльев в пользу крыльев из пробкового дерева – бальсы. Вообще, его достижения не просто поразительны, они сюрреалистичны. Валентин в одиночку сумел прокрутить практически всю историю авиации задом наперед. Деревянные крылья – именно та конструкция, на которой испокон веков убивались отчаянные храбрецы. Тем не менее к 1954 г. он добился своего: спрыгнул с высоты 2700 м на деревянных крыльях, прикрепленных к плечам, – и полетел.Правда, на пути к земле ему редко удавалось подняться хоть чуточку вверх, но все же такие моменты были, и их видело множество независимых наблюдателей.

_{Миссия невыполнима: человек-птица Лео Валентин научился летать}

В мае 1956 г. перед стотысячной толпой Валентин шагнул в пустоту на высоте 2600 м. Воздушный поток подхватил одно из его крыльев и разбил его о корпус самолета. Началось беспорядочное кувыркание. Валентин раскрыл основной парашют, но запутался на остатках конструкции планера. Он раскрыл запасной. Тот обвил его, практически лишив возможности двигаться. Он умер в момент падения на землю.

Валентин был не единственным человеком-птицей XX в., но из семидесяти пяти человек, попробовавших такой полет, лишь четверо дожили до пенсии.

И все же мечта о птичьем полете не оставляет человека. Какой бы абсурдной и недостижимой она ни казалась, игнорировать ее и преуменьшать ее значение мы не можем. Однажды эта мечта исполнится в самой чистой своей форме.

23 апреля 1988 г. самолет на человеческой тяге – мускулолет Daedalus Массачусетского технологического института – рухнул в море, чуть-чуть не долетев до острова Санторин. Этот самолет с винтом, приводимым в движение при помощи велосипедной цепи, в первом же полете продержался в воздухе поразительно долго – три часа пятьдесят четыре минуты. Рекорд дальности и продолжительности полета самолета на мускульной тяге, установленный Daedalus, не побит до сих пор.

_{Самолет на мускульной тяге Daedalus перед своим полетам с рекордной продолжительностью}

Что еще более интересно, в 2006 г. француз Ив Руссо домахался наконец крыльями (после 211 неудачных попыток!) до того, чтобы попасть в книги рекордов, – как первый человек, сумевший подняться в воздух исключительно за счет мускульной силы. Королевское авиационное общество отреагировало очень быстро и объявило четыре новых приза, в том числе тому, кто пролетит на крыльях марафонскую дистанцию. Если в программу Олимпийских игр в Рио в 2016 г. не входят полеты на крыльях, то что-то мне подсказывает, что уже в 2020 г. люди-птицы взойдут – или, может быть, взлетят, – на пьедестал почета.

Почитайте любую книгу по истории авиации, и я не удивлюсь, если вы закроете ее с уверенностью в том, что после примерно 1950 г. – начала реактивной эры – в небесах не осталось ничего по-настоящему интересного. Похоже, нет больше отчаянных парней и девушек, на подвиги которых можно смотреть, открыв рот; нет больше поединков в небе, среди буйства стихий; нет больше героев.

На самом деле, конечно же, все не так. Книга Тома Вулфа «Битва за космос», вышедшая в 1979 г., стала первым шагом к развенчанию этого мифа. Вулф показал, что отчаянный дух первых авиаторов был очень даже жив на авиабазе Эдвардс и в 1950-е, и в 1960-е гг. Но программы X-Plane и Mercury были жутко дорогими и эксклюзивными; кроме того, эксперименты и испытательные полеты по ним по большей части держались в строжайшей тайне. Куда же делся ярмарочный дух первых авиашоу?

Если оставить в стороне Валентина и крылатых летунов, получится, что в XX в. полет перестал быть цирковым аттракционом и превратился скорее в спорт: в то, чем люди занимаются. Часовой урок управления самолетом обойдется вам примерно в £100. Если вы можете себе позволить членство в гольф-клубе, вы с тем же успехом можете научиться летать и приобрести долю в легком самолетике. Нельзя сказать, что это очень дешево, но если вы располагаете лишь скромным бюджетом, найдутся другие возможности. Дельтапланеризм и парапланеризм сегодня – уже вполне оформившиеся технологии и стоят затраченных усилий. Если вы чувствуете себя особенно храбрым, можете научиться прыгать в вингсьюте (костюме-крыле) и летать, как когда-то летал Валентин, вдоль горных ущелий, со скал или (хотя в этом случае вас рано или поздно арестуют) с высотных зданий.

В этой главе я хочу рассказать о том, что произошло с ярмарочным духом авиаторов-трюкачей, прославившихся в период между двумя мировыми войнами. Слухи о его кончине сильно преувеличены. Наоборот, этот дух здорового авантюризма охватывает все больше людей, порождает больше новых технологий и новых авиационных идей, чем когда-либо.

Гастролирующие авиаторы исчезли из нашего неба после Второй мировой войны – не потому, что вышли из моды, а потому, что авиация и полеты стали доступны слишком многим. Зачем обмирать, глядя на воздушные трюки, если можно вылезти из удобного кресла и попробовать самому сделать что-нибудь подобное? К концу войны выяснилось, что для этого не нужен даже самолет – по крайней мере настоящий самолет. Вообще, эра бипланов, одинаковых на все случаи жизни, закончилась очень быстро, новые легкие материалы позволили создать множество всевозможных легких и сверхлегких самолетов, крыльев, кайтов и парашютов.

_{Дельтаплан родился! Paresev (Paraglider Research Vehicle) Национального управления по аэронавтике и космосу NASA}

Некоторые из этих конструкций, такие как крыло Рогалло, действительно были совершенно новыми; другие, такие как автожир, могли похвалиться богатой родословной. Еще в 1919 г. испанский инженер и энтузиаст аэронавтики Хуан де ла Сьерва придумал необычную и очень эффективную систему безопасности для самолетов – систему авторотации. Горизонтальный винт не только помогал удерживать самолет в воздухе; в случае отказа двигателя авторотация позволяла аппарату совершить медленный и относительно контролируемый спуск.

Придуманная Хуаном система безопасности не прижилась. Вместо этого – и гораздо позже – его принцип вдохновил конструкторов на создание целой серии крохотных и очень легких персональных летательных аппаратов, получивших название автожиров. Автожир Уоллиса, разработанный в Англии в 1960-е гг., снялся в фильме про Джеймса Бонда «Живешь только дважды» и стал настоящей кинозвездой. Как ни печально, его конструктор Кен Уоллис не жаловал авиаторов-любителей и никогда не выпускал свои конструкции в свободную продажу; он говорил, что они предназначены исключительно для «разведки, исследований и разработок, наблюдения и военных целей».

Ну ладно, оставим Уоллиса. Сегодня автожир чрезвычайно популярен среди авиаторов-любителей. Если вы можете потратить всего £100 и взять один-единственный урок пилотирования, полетайте на автожире – не пожалеете.

_{От автожира С-30 Хуана де ла Сьерва нельзя была оторвать глаз. Жаль, что не уцелела ни одного рабочего экземпляра этой модели}

Тем временем пассажирские самолеты не только становились больше и дороже; одновременно они становились меньше и дешевле. Эру современного самодельного аэроплана начал французский мебельщик Анри Минье. В свое время Минье не взяли в военные летчики, и он решил вместо этого построить собственный самолет. С 1931 по 1933 г. он строил прототипы своего самолета в Париже и испытывал их на большом поле к северо-востоку от столицы.

Его гордостью стала «Небесная блоха» (Pou du Ciel) – легкий летательный аппарат, который впервые поднялся в воздух в 1933 г. Минье утверждал, что на «блохе» полетит каждый, кто может самостоятельно сколотить ящик и умеет водить машину. Он выпустил книгу, где опубликовал детали своей конструкции. Самолет, стоимость постройки которого составляла всего около £100, казалось, был послан авиаторам-любителям свыше в ответ на многочисленные молитвы. Во Франции было изготовлено по крайней мере 500 таких машин. К несчастью, разбилось их тоже немало – из-за неудачного расположения крыльев.

Власти того времени повели себя очень благородно: чтобы разобраться в проблеме, Королевский авиационный центр Великобритании и Министерство военно-воздушных сил Франции провели полномасштабные исследования в аэродинамической трубе; так что более поздние «Небесные блохи» стали намного безопаснее. Этому самолету так и не удалось изжить свою дурную репутацию, но и сегодня на «блохах» летает достаточно французских энтузиастов, чтобы каждый год в июне устраивать национальный слет.

Всевозможные модели самодельных летательных устройств в разное время входили в моду и забывались, и в результате в каждой стране сейчас есть собственный любимый вид этого увлечения. Бейсджампинг – тот самый случай, когда вы прыгаете с высотного здания и спускаетесь на параплане прямо в объятия полиции, – это американское изобретение, которое с энтузиазмом восприняли в Британии. В 1990 г. Рассел Пауэлл прыгнул с Шепчущей галереи внутри лондонского собора Св. Павла, поставив таким образом мировой рекорд минимальной высоты бейсджампинга [17]17
  Бейсджампинг (от англ. BASE jumpinq) – экстремальный вид спорта, в котором используется специальный парашют для прыжков с фиксированных объектов. В.А.S.Е. – акроним от английских слов: Building (здание). Antenna (антенна), Span (перекрытие, мост), Earth (земля). – Прим. ред.


[Закрыть].

По Советскому Союзу в 1930-е гг. прокатилась волна увлечения парашютным спортом среди подростков, которые старались перещеголять один другого в точности приземления. Почти во всех парках и на игровых площадках красовались стальные парашютные вышки. Для маленьких детей строили вышки поменьше, оборудованные всеми необходимыми тросами и страховкой.

Немцы, с другой стороны, всегда прекрасно летали на планерах. В значительной мере это объясняется тем, что в промежутке между двумя мировыми войнами авиаспорт был единственным способом обойти ограничения, наложенные Версальским договором. К 1931 г. немецкие планеристы открыли для себя термики – восходящие потоки теплого воздуха – и научились удерживать планеры в воздухе по несколько часов вместо нескольких минут. Вилли Мессершмит, чьи истребители во время Второй мировой войны заполонили небеса Европы, начинал свою карьеру с конструирования легкого спортивного самолета; все без исключения блестящие пилоты люфтваффе начинали летать на планерах.

Европейские планеры, оставались, безусловно, лучшими в мире примерно до середины XX в. Вы можете, конечно, не поверить мне на слово. Спросите американского авиаконструктора Берта Рутана. Именно увлечение европейскими планерами побудило его использовать в конструкции сборной модели самолета легкие композитные материалы. Много лет спустя понимание тонкостей композитных конструкций привело его к завоеванию X-Prize и дало хорошие шансы на победу в новой космической гонке.

Берт родился в 1943 г. в городке Диньюба, в калифорнийской глубинке. В детстве он вместе со старшим братом Диком жил в комнате, переделанной из открытого дровяного навеса. Берлога мальчишек всегда была забита моделями самолетов; всюду валялись детали двигателей, клей, бальса и инструменты. Дик собирал самолеты из наборов, запускал их, а потом ломал; Берт подбирал обломки и собирал из них новые модели. Иногда Берт с матерью Иреной ездил на машине к предгорьям Сьерры. Берт с заднего сиденья семейного автомобиля управлял своими самолетами, а мать вела преследование. В конце концов Берт начал завоевывать на соревнованиях столько призов, что авиамодельной ассоциации пришлось менять правила.

_{Модели самолетов Берта Рутана летали так хорошо. что пришлось менять правила соревнований}

Рутан начал свою карьеру на авиабазе Эдвардс с написания книги инструкций по пилотированию истребителя-бомбардировщика F-4 Phantom, знаменитого своей неустойчивостью в полете. Эта работа, хотя и интересная, не могла сравниться по привлекательности с конструированием летательных аппаратов. Больше всего на свете Берту хотелось сконструировать и построить собственный самолет в собственном гараже. Он так и сделал: построенной им масштабной моделью истребителя Saab управлять было не менее интересно, чем настоящим реактивным истребителем, только размером он был поменьше и совершенно неприхотлив. Берт начал продавать чертежи своего VariEZE другим таким же энтузиастам и поклонникам самодельных аэропланов.

Построить VariEZE было несложно и недорого. «Если вы способны жевать резинку и одновременно идти по прямой, – писал Берт, – у вас не возникнет никаких проблем». В конструкции самолета не требовалось использовать металл. Не надо была даже ничего отливать. Достаточно было взять блок упаковочного пенопласта, вырезать деталь нужной формы и покрыть ее измельченным стеклом и эпоксидной смолой. Эта технология, придуманная Бертом при изучении привезенных из Европы планеров, стала его визитной карточкой.

Клиентам Берта очень нравилась его политика полной открытости: он постоянно совершенствовал свои конструкции, прочитывал каждое присланное ему письмо и обязательно отвечал; кроме того, он выпускал небольшие сборники, в которых описывал любые сбои и возникшие проблемы, все нештатные ситуации и аварии. Через некоторое время, однако, он столкнулся с проблемой, старой, как сама авиация: на него подали в суд. То же самое происходило еще с братьями Райт. Люди начинали строить собственные самолеты, и строили они их неправильно, а затем обвиняли братьев в своих неудачах и требовали компенсации за аварии. Из-за подобных судебных дел деятельность братьев после определенного момента практически застопорилась.

_{Модель самолета, который напоминает реактивный истребитель: VariEZE Берта Рутана}

Не было никаких сомнений в том, что сконструированные Рутаном самолеты VariViggen, VariEZE или LongEZE при правильной постройке – одни из самых безопасных легких самолетов в истории воздухоплавания. Тем не менее чем больше чертежей он продавал, тем чаще становился жертвой судебных исков; поэтому он, хотя и неохотно, начал искать другие способы зарабатывания денег. Он вернулся к моделированию – довольно своеобразному, правда, – и начал строить масштабные прототипы самолетов для летных испытаний. Такой подход мог быть вполне естественным для немецких планеристов и пионеров авиаспорта 1920-1930-х гг. Сегодня он тоже оказался более надежным и дешевым, чем испытания в аэродинамических трубах, и компания, которую основал для этой работы Берт, в настоящий момент является мировым лидером в разработке авиационных конструкций, основанных на применении композитных материалов – в основном известных как стеклопластики.

Надеть высотный костюм и забраться в кокпит оказалось проще всего. Проблема заключалась в том, чтобы вылезти обратно. Слово «тесно» даже в малой степени не отражает условий, на борту самого современного на 2005 г. самолета, целиком сделанного из композитных материалов.

Virgin Atlantic GlobalFlyer был сконструирован Бертом Рутаном для того, чтобы позволить одному необычайно храброму пилоту облететь земной шар на одном баке топлива. Для этого он должен был провести по крайней мере восемьдесят часов в кабине величиной с гроб и при этом бодрствовать. Пытаясь извернуться и вылезти-таки из кокпита под палящее солнце пустыни Мохаве, я как-то неожиданно и впервые осознал: а ведь этим кем-то вполне мог оказаться я.

Владелец и ведущий пилот самолета Стив Фоссетт по-дружески записал меня в дублеры – в благодарность за спонсорскую поддержку со стороны Virgin Atlantic и еще, может быть, чтобы немного подразнить: мне тогда должно было исполниться 55 лет, я владел несколькими авиакомпаниями и являлся держателем множества мировых воздухоплавательных рекордов – но так и не удосужился получить пилотскую лицензию. (У меня ее до сих пор нет!)