Текст книги "Лорна Дун"
Автор книги: Ричард Блэкмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 4
Матушка посещает Долину Дунов
Дуны из Беджворти убили моего отца в субботу вечером, когда он возвращался домой с рынка в Порлоке [9]9
Порлок – городок на севере графства Сомерсет.
[Закрыть]. Он был не один: рядом с ним скакали еще шесть фермеров. Это были рослые, сильные мужчины, и никто из них не был пьян, все, как говорится, в здравом уме и твердой памяти. Внезапно у них на пути встал незнакомый всадник. Он был высок, могуч и вооружен до зубов, и фермеры сразу поняли, что перед ними – один из Дунов. Трясясь от страха, все шестеро безропотно отдали ему свои кошельки.
Один только мой отец, подняв над головой тяжелую дубину, бросился на разбойника. Тот ловко увернулся и, пришпорив коня, сделал вид, что отступает. Отец рванулся вдогонку, но разбойник издал вдруг пронзительный свист, и не успел отец остановить коня, как вдруг, словно из-под земли, выросла – верховые и спешенные – целая дюжина Дунов. Но отца это не обескуражило. Он был так силен и дрался так яростно, что перевес в стычке был даже какое-то время на его стороне. Четверо злодеев, бездыханные, уже валялись на земле, остальные, повернув коней, бросились наутек, и тогда тот, что стоял в отдалении, где отцовская дубина не могла его достать, прицелился из пистолета и выстрелил. А дальше... Язык не поворачивается про это рассказывать.
Когда Смайлер прискакал домой, вся спина его была залита кровью. Отца нашли на следующее утро: он лежал мертвый на вересковой пустоши. Так моя матушка стала вдовой, а дети ее – сиротами. Нас у нее было трое, но она не могла рассчитывать на нас, потому что мы были еще слишком малы и сами нуждались в ее заботах.
Я, Джон Ридд, был самым старшим, и я сразу понял, что главная ответственность за будущее нашей семьи ляжет на мои плечи. Сестричка Анни была на два года младше меня, и еще у нас была маленькая Лиззи.
И вот теперь, когда я вернулся домой и узнал о тяжкой потере, – кажется, еще ни один мальчик на свете не любил своего отца так, как я любил своего,– матушка моя совершила нечто такое, что во всей округе ее сочли просто сумасшедшей. В понедельник утром, – отец лежал еще непохороненный, – не сказав никому ни слова, она отправилась пешком к тому месту, которое у нас называли Воротами Дунов.
Не было там, сказать по правде, никаких ворот, а был узкий проход между скал и тьма там стояла непроглядная. Часовой не выстрелил в матушку; ей только завязали глаза, и кто-то, взяв ее за руку, повел вперед, а другой последовал за ними, подгоняя ее сзади дулом тяжелого мушкета. Дорога была долгой и каменистой, – это все, что запомнила тогда матушка. Потом с нее сняли повязку, и, оглядевшись вокруг, она не поверила собственным глазам.
Она стояла в самом начале глубокой зеленой долины – правильный овал между гор – и скальный гранит высотой от восьмидесяти до ста футов плотно окружал это место со всех сторон. Около матушки журчала прозрачная горная река. Она выходила из-под земли и стекала прямо в долину. На ее берегах росли трава и деревья, а далее, вниз по течению, по обеим ее сторонам стояли одноэтажные дома, сложенные из камня, и первый из них – потом выяснилось, что в нем жил сам глава рода – представлял собой нечто вроде двойного жилища, крылья которого были соединены деревянным мостом, переброшенным через реку. Матушка насчитала четырнадцать домов, и чутье подсказало ей направиться в тот, что резко отличался от остальных. Что и говорить, дивная картина открылась взору моей матушки, и казалось, что в безмятежной этой долине, где всеобщий покой и тишину нарушали только бег и журчание воды, должны были жить мирные, простые люди, занятые обычным человеческим трудом,– но не было здесь ни единого честного дома: в каждом жили убийцы.
Двое разбойников проводили матушку вниз по крутым и скользким ступеням, вырубленным прямо в скале, и довели до дома главаря. Дрожа от страха, она встала у порога, решив, несмотря ни на что, выложить все, что было у нее на душе.
Но, подумалось вдруг ей, кто это дал мне право, мне, жене простого фермера, задевать этих высокоблагородных людей только потому, что людская молва сочла их убийцами ее мужа? (Дуны действительно были из древнего аристократического рода, и в Эксмуре об этом знали стар и млад.)
И тут она снова устремилась мыслями к покойному мужу, снова вспомнила, как он, здоровенный, веселый и бородатый, обнимал ее своей крепкой рукой, как он нахваливал ее жареную свиную грудинку,– и слезы снова покатились градом из ее глаз.
В этот момент на пороге дома показался высокий старик – сэр Энсор Дун. На руках у него были рукавицы садовника – ни дать ни взять, обыкновенный труженик, хлопочущий по хозяйству – но его упрямо сжатый рот, его пронзительные глаза, его горделивая осанка и в особенности его властный голос говорили о том, что этот человек – не простой смертный.
Он взглянул на матушку большими черными глазами, и она невольно сделала перед ним реверанс.
– Добрая женщина, ведь вы не из наших? Кто привел вас сюда? – спросил он с таким участием и доброжелательностью, что после всего пережитого матушка усмотрела в его манерах скрытую издевку.
– Мерзавцы! Негодяи! Головорезы! Я пришла, чтобы спросить с вас за своего мужа!
Гнев душил матушку, и она больше не смогла произнести ни слова, и лишь с ненавистью взглянула на своего собеседника.
– Сударыня,– сказал сэр Энсор учтиво – ибо джентльмен всегда джентльмен, даже если это джентльмен с большой дороги, – сударыня, прошу прощения, но я плохо вижу. Если бы не это, я, возможно, сразу узнал бы, с кем говорю. Но как бы там ни было, если мы захватили вашего мужа в плен, мы освободим его без выкупа.
На сей раз вежливость сэра Энсора растрогала матушку, но при этом окончательно выбила ее из колеи.
– Дайте мне немножко поплакать,– жалобно попросила она.
Сэр Энсор понял, что не угадал, зачем пришла матушка. И пока она всхлипывала, он осторожно расспросил ее, в чем дело, и, узнав, что у нее убили мужа, не рассердился, когда она вновь разразилась рыданиями, а дал ей вволю выплакаться.
– Видит Бог, сэр Энсор,– сказала матушка,– я не хочу ни на кого возводить напраслину. Но я потеряла мужа – лучшего из всех, каких Господь когда-либо посылал женщине – и я знала его с той поры, когда он был вам по пояс, а я – по колено.
Матушка снова зарыдала: в эту минуту она подумала о том, что теперь уже никто не вытрет слезы на ее щеках так, как это мог сделать только мой отец.
– Я этого дела так не оставлю, я с этим разберусь немедля, – пообещал старый разбойник, несколько тронутый стенаниями матушки, хотя, конечно, он уже догадался, кто перед ним и как обстояло дело, с которым пришла к нему матушка. – Сударыня, если что не так, то, верьте слову Дуна, я сделаю все возможное, чтобы помочь вам. Войдите в мой дом, отдохните, а я задам вам еще несколько вопросов. Как звали вашего доброго мужа и где произошло несчастье?
Матушка вошла в дом. Сэр Энсор указал ей на кресло, приглашая сесть, но матушка из скромности не воспользовалась его любезностью.
– В субботу утром, сэр, я была женой, а в субботу вечером стала вдовой, а детки мои – сиротами. Мужа моего звали Джон Ридд, сэр, и всякий знает – не было человека добрее и рассудительнее ни в Сомерсетшире, ни в Девоншире. Он возвращался домой с рынка в Порлоке, и он вез мне в подарок новое платье и гребень для волос, – о, Джон, как ты был добр ко мне!
– Дело серьезное, сударыня, – мягко промолвил сэр Энсор. – Мальчики мои бывают несдержанны, чего греха таить, но я в жизни не поверю, что они могли намеренно причинить кому-либо вред. И все же... И все же мне понятно ваше горе, и дела этого, повторяю, я так не оставлю. Каунселлора [10]10
Каунселлор – прозвище, буквально означающее «советник»; здесь, однако, подразумевается не чин, но подчеркивается искушенность и хитроумие человека, способного дать дельный совет.
[Закрыть]ко мне! – крикнул он, приоткрыв дверь, и тут же по долине – от поста к посту – покатилось: – Каунселлора к капитану [11]11
Капитан – в значении «командир», «предводитель».
[Закрыть]!
Когда Каунселлор появился на пороге, от одного взгляда на него у матушки душа ушла в пятки. Хотя он был несколько ниже сэра Энсора, своего отца, чувствовалось, что это – человек громадной физической силы. У него была длинная седая борода, доходившая ему до кожаного пояса, и мохнатые брови, прикрывавшие большие карие глаза. Когда он поднял их на отца, из-под его бровей вспыхнули злые огоньки, и матушке стало совсем не по себе. Каунселлор стоял перед сэром Энсором, теребя шапку в руках. Матушка заставила себя взглянуть на него, но он сделал вид, что не заметил ее.
– Каунселлор,– обратился к нему сэр Энсор Дун,– вот эта леди...
– Она не леди, сэр, она всего лишь простолюдинка, – угрюмо возразил Каунселлор.
– Эта леди, – твердо повторил сэр Энсор,– хорошо известная в здешних местах, обвиняет Дунов в том, что они убили ее мужа, убили беззаконно и несправедливо.
– Вот именно – убили, убили! – воскликнула матушка. – И это – чистая правда, сэр.
– Правда – единственное, чего я хочу добиться, сударыня,– заметил старик.– Я хочу узнать ее, и пусть восторжествует справедливость!
– Изложите дело,– сухо проронил Каунселлор.
– Дело в том,– отозвался сэр Энсор,– что достойный супруг этой женщины был убит в прошлую субботу вечером по дороге домой, когда он возвращался с ярмарки в Порлоке. Поправьте меня, сударыня, если что не так.
– Все так, сэр,– кивнула головой матушка,– именно вечером в субботу на прошлой неделе. Иногда мне кажется, что это случилось всего лишь час назад, иногда – что с той поры прошел уже целый год.
– Его имя? – осведомился Каунселлор.
– Джон Ридд, если я правильно понял,– ответил сэр Энсор. – Каунселлор, мы часто слышали об этом достойном и мирном человеке, который никогда не вмешивался в наши дела, и потому, если к убийству приложил руку кто-то из наших, клянусь, негодяю не поздоровится! Каунселлор, расскажи, как на духу, что там произошло.
– О, Каунселлор,– воскликнула матушка,– сэр Каунселлор, вы будете справедливы, я вижу это по вашим главам; скажите мне, кто это сделал, чтобы я взглянула в лицо этому чудовищу!
Страстная речь матушки нисколько не подействовала на длиннобородого разбойника. Он чуть отступил к двери и сказал:
– Всю историю можно рассказать в нескольких словах. Четверо-пятеро самых наших благонравных джентльменов отправились на небольшой рынок в Порлоке. Накупив кое-каких товаров для дома – и заплатив за них, кстати сказать, весьма недешево,– они двинулись в обратный путь. По дороге они решили дать отдых лошадям. К тому времени совсем стемнело, наступила ночь. И вот тут-то, откуда ни возьмись, на них напал разбойник громадного роста и большой физической силы. Наши люди, конечно же, не захотели отдавать дорогие покупки без боя, и разбойник, разъяренный их сопротивлением, вышиб дух из четверых человек, и тогда наш храбрый и благородный Карвер [12]12
Карвер – прозвище, буквально означающее «резчик»; подчеркивается жестокость разбойника, способного зарезать кого угодно.
[Закрыть], до которого не дотянулась рука злодея, разрядил в него пистолет и тем спас братьев и собственную жизнь.
Матушка выслушала ужасную ложь, не шелохнувшись. Да и что она могла сделать в этом логове? Она взглянула на Каунселлора так, что от ее взгляда, казалось бы, у того земля должна была разверзнуться под ногами, но вместо этого Каунселлор разверз свои огромные глазища и немигающим взором уставился на матушку. Не вынеся его взгляда, матушка резко повернулась в сторону сэра Энсора, и ей вдруг показалось, что на губах старого Дуна мелькнула усмешка, а в глазах – веселые зайчики,
– Все Дуны – джентльмены, – степенно промолвил сэр Энсор, напустив на себя такой вид, словно он ни разу не улыбнулся с самого детства. – Мы всегда готовы объясниться, какую бы напраслину ни возвели на нас местные жители. И еще знайте: мы не держим зла на вашего покойного мужа, иначе сейчас мы бы потребовали конфискации его имущества. Так я говорю, Каунселлор?
– Если бы не ваше прощение, отец, его земельный надел следовало бы немедленно отобрать, – согласился Каунселлор.
– Каунселлор, мы прощаем Джона Ридда, – подтвердил сэр Энсор, обращаясь к нему, а потом – к матушке. – Сударыня, мы прощаем вашего мужа. Как знать, может быть, в ту ночь супруг ваш и сам не ведал, что творил. Эль в Порлоке крепкий, а в наш век раздоров, преступности и беззакония даже честный человек может использовать оружие во зло ближнему.
Голова матушки пошла кругом. Она сделала глубокий реверанс перед разбойниками, так, словно ее правота и впрямь зависела от ее манер, потом, сбитая с толку, торопливо вытерла слезы и вышла на свежий воздух, боясь, что скажет что-нибудь невпопад.
За порогом дома ее встретили часовые. Они снова завязали ей глаза и вывели ее из долины через Ворота Дунов.
Глава 5
Дуны
Если не рассказать всю правду, как есть, то у честных людей, живущих там, где нет никакой иной власти, кроме власти закона, может сложиться превратное мнение о наших краях. Чтобы этого не произошло, я должен объяснить, как и почему у нас появились разбойники.
Году примерно в 1640-м, когда волнения в Англии привели ко всеобщему взрыву [13]13
Имеется в виду начало Английской буржуазной революции 17 века.
[Закрыть], крупные поместья в Шотландии были внезапно конфискованы. Бывших владельцев пустили по миру, и всяк бывал радехонек, не получив веревку на шею впридачу.
Сэр Энсор Дун и его двоюродный брат лорд Лорн совместно владели поместьем на севере страны, причем лорд Лорн был на несколько лет старше сэра Энсора. Сэр Энсор был женат на дочери лорда Лорна, но они, несмотря на столь тесное родство, враждовали, как два медведя в одной берлоге, и всяк ждал смерти другого, чтобы завладеть всем поместьем. Но поместье, как я уже говорил, конфисковали.
Лишенный земли, лорд Лорн по-прежнему оставался довольно зажиточным человеком, а сэр Энсор в одночасье стал нищим, обремененным многочисленным семейством. Сэр Энсор считал, что во всех его несчастьях виноват лорд Лорн. Будучи католиком, сэр Энсор надеялся найти поддержку при дворе [14]14
Хотя король Карл I официально признал господство англиканской церкви, его личные симпатии склонялись к католицизму, что, конечно, не было секретом для его подданных.
[Закрыть], куда в одни прекрасный день он и направился, чтобы найти управу на своего тестя. Однако, прибыв во дворец, сэр Энсор убил некоего человека, который, как ему сообщили, приложил руку к конфискации его имущества. Этим он лишил себя возможности получить какую бы то ни было поддержку со стороны короля, и, более того, он был объявлен вне закона. Тогда сэр Энсор обратился к своим многочисленным друзьям, обладавшим и властью, и состоянием, потому что был твердо уверен, что те придут ему па помощь. Богатые друзья, однако, отделались полезными советами, и потерю друзей сэр Энсор пережил так же тяжело, как и потерю земли.
Отчаявшись, он решил обосноваться в какой-нибудь части страны, где его никто не знал, и, к великому нашему несчастью, выбрал юго-запад Англии. Найдя здесь место, которое, по его мнению, было прямо-таки создано для него, он поселился здесь со своей семьей и несколькими родственниками. Это место, прозванное впоследствии Долиной Дунов, было со всех сторон окружено скалами; его легко было защищать и невероятно трудно штурмовать.
Вначале мы, местные жители, помогали Дунам кто чем мог: приносили бекон, сидр, баранину и прочее, да и Дуны первое время вели себя по-людски. Вскоре, однако, приезд Дунов потерял свою новизну, и, к тому же, добрый наш народ здраво рассудил, что даже джентльмен обязан работать или платить тому, кто работает на него. В такой плодородной долине, говорили люди, грех не пахать и не се ять. И тогда молодые Дуны, подросшие к тому времени, все необходимое стали забирать без спросу.
Вначале Дунов было не более дюжины, но они плодились и размножались просто на диво. То ли оленье мясо пошло им на пользу, то ли эксмурская баранина, а может, свежий ветер с вересковых пустошей подействовал на них самым живительным образом, но чем быстрее здоровели Дуны, тем быстрее увядала их дворянская честь. Когда они пожаловали в наши края, с ними были несколько женщин их круга, но время шло, и они стали похищать дочерей наших фермеров. Неволей иль волей попадали наши девушки в Долину Дунов, но, справедливости ради, должен признать, что слезы на их румяных щечках задерживались ненадолго.
Большинство наших мужчин, по сравнению с Дунами, выглядели просто недомерками. Конечно, физической силы нашему брату тоже было не занимать, но ростом, статью и обхождением мы не шли ни в какое сравнение с Дунами.
Если бы, в ответ на разбой, все честные люди договорились между собой и выступили разом, думаю, проклятую долину можно было бы взять штурмом, а незваных гостей выкурить из лесной дубравы. Но, отдавая должное благородному происхождению Дунов и жалея их за пережитые невзгоды, сквайры [15]15
Сквайр – сокращенная форма от «эсквайр». Почетный дворянский титул, в обиходе часто употребляется как равнозначный термину «джентльмен»; титул, присоединяемый также к фамилии земельного собственника (ставится после фамилии).
[Закрыть], фермеры и пастухи первое время только ворчали и предпочитали смотреть на безобразия сквозь пальцы, не принимать их всерьез. А сыновья и внуки сэра Энсора Дуна между тем подрастали, не чтя законов, не зная милосердия. И только когда их руки обагрились кровью, когда, заслышав самое имя «Дун», женщины стали прижимать к себе детей, а мужчины бледнеть от страха, тогда им стало не до смеха, и мы поняли, что дело зашло слишком далеко.
Кроме того, Дуны – я уже упоминал об этом – были, как на подбор, высокими, плечистыми, ладными, и любой из них мог поднять за один раз целых четыреста фунтов [16]16
Фунт – примерно 0,45 кг. 400 фунтов – примерно 180 кг.
[Закрыть]. Если бы сын или внук старого Дуна, достигнув двадцати лет, не смог бы, стоя на полу босыми ногами, покрыть собою двери дома сэра Энсора, коснувшись плечами дверных косяков, а лбом – притолоки, его должны были бы выпроводить за Ворота Дунов и отпустить на все четыре стороны добывать себе хлеб честным путем. Двери те, к слову сказать, были шесть футов и один дюйм в высоту, и два фута два дюйма в ширину [17]17
Фут – 0,3048 м, дюйм – 2,54 см. Таким образом, двери дома сэра Энсора были примерно 182 см в высоту и 65 см в ширину.
[Закрыть]. Я не только слышал, но и знаю – ибо с Дунами мне пришлось столкнуться довольно близко,– что никто из сыновей и внуков старого сэра Энсора – за исключением, пожалуй, только Каунселлора, которого оставили в долине за его ум, да еще двух – не более – молодых людей из их рода, – так вот никто из них не провалился на этом испытании и ни разу их не выталкивали за ворота Дунов на тяжкую стезю честной жизни.
Не скажу, чтобы я был большого мнения об этих молодцах, потому что если бы меня в мои двадцать лет прислонили к дверям сэра Энсора, так я вообще, пожалуй, ушел бы с дверями на плечах, хотя в ту пору я еще не вошел в спою полную силу. Я это говорю к тому, что лишь по сравнению с обычными мужчинами нашей округи Дуны выглядели настоящими великанами. Кроме того, их сызмальства обучали стрельбе из тяжелого карабина, и у них любой мальчишка мог попасть в голову кролика с расстояния в восемьдесят ярдов [18]18
Ярд – 3 фута или 91,44 см. 80 ярдов – свыше 73 м.
[Закрыть].
Итак, после всего, что я рассказал, любой из вас, любезные читатели, поймет, почему после смерти моего отца местные власти не осмелились предать дело огласке. Мы похоронили отца в скорбном молчании – молчали все, кроме моей матушки, а она рыдала, не переставая,– мы похоронили отца на маленьком кладбище нашего Орского прихода.
Глава 6
Я учусь стрелять
Мало что осталось у меня в памяти от той зимы – ведь в ту пору я был совсем мальчишкой – но я хорошо помню, как недоставало мне отца, когда я в одиночку гулял по вересковой пустоши, и особенно тогда, когда я ставил в снегу силки на кроликов и обучал всяким штукам нашу овчарку. Я частенько поглядывал на отцовское ружье, старинное ружье испанской работы, которым отец очень гордился. Я вспоминал о том времени, когда отец брал меня с собой, собираясь подстрелить кролика или благородного оленя, и потому вид ружья не вызвал у меня ничего, кроме горьких слез, и продолжалось это до тех пор, пока однажды Джон Фрай не снял его со стены и не сказал:
– Жаль, что батюшка твой не взял с собой эту штуковину в тот вечер, когда схватился с Дунами. Уж тогда-то он непременно спровадил бы на небеса парочку-другую негодяев, вместо того, чтобы отправиться туда самому. Э, паренек, да ты весь в слезах! Извини: кабы вовремя смекнул, нипочем не завел бы этого разговора.
– Джон Фрай, я не плачу. Дай мне ружье, Джон.
– Дать тебе ружье? Да ты его и к плечу-то не приставишь, оно для тебя еще слишком тяжелое.
– Это я-то не приставлю? Много ты понимаешь, Джон, – сказал я, беря ружье в руки. – Ну-ка, с дороги, Джон! Ты сейчас как раз напротив дула, а ружье, может статься, заряжено.
Джон Фрай резво отскочил в сторону, а мне захотелось пальнуть разик по дверям амбара, но Джон Фрай тут же отобрал у меня ружье и не позволил мне к нему прикасаться до тех пор, пока не опробовал его самолично, подстрелив из него здоровенную крысу. С того дня я начал обучаться стрельбе из большого ружья, отказавшись от бландербасса [19]19
Бландербасс – короткоствольное ружье с большим раструбом.
[Закрыть], предложенного мне Джоном Фраем. Мало-помалу я весьма понаторел в этом деле; во всяком случае, по дверям амбара я уже палил без промаха.
Наступил декабрь. Две недели прошло с тех пор, как отец сошел в могилу, и всякий раз, спуская курок, я мысленно посылал пулю в того, кто убил моего отца. Ружье было очень тяжелым, и каждый выстрел давался мне с величайшим трудом. Глядя на мои муки, Джон Фрай как-то ухмыльнулся и заметил, что его, мол, удивляет то, что ружье в моих руках вообще выстреливает. Но я усердно упражнялся, не обращая внимания на его подначки, и наступил день, когда у меня не осталось ни крупинки пороха.
– Мамочка, – обратился я к матушке в этот день сразу после обеда, когда она, глядя на меня, уже готова была сказать (она говорила это семь раз в неделю): «Скоро ты ростом догонишь отца. Подойди и поцелуй меня, милый!» – мамочка, если бы ты только знала, как мне нужен один шиллинг!
– Джек, пока я жива, лишний шиллинг у меня для тебя всегда найдется. Однако для чего тебе деньги, дорогой?
– Купить кое-что в Порлоке, мамочка.
– Что же ты собрался покупать, сынок?
– Может быть, я когда-нибудь расскажу тебе об этом, но, извини, не сейчас. Поверь, если я о чем и умалчиваю сегодня, так это только ради твоего блага и ради сестер.
– Нет, вы только послушайте его! Еще и молоко на губах не обсохло, а рассуждает, как шестидесятилетний. Ну ладно, поцелуй меня, Джек, и вот тебе шиллинг.
В то время я, как и всякий мальчишка, – если, конечно, это настоящий мальчишка, а не слюнтяй, – не любил целоваться и терпеть не мог, когда целовали меня. Но мне так нужен был порох, что я, пересилив смущение, поцеловал матушку, осмотревшись перед этим вокруг, чтобы наша старая служанка Бетти Максворти, не дай Бог, не увидела меня в эту минуту.
Матушка подарила мне полдюжины поцелуев и единственный шиллинг, а второго я попросить не решился. Я выбежал из дома с заветной монетой в кармане, вывел Пегги им конюшим, оседлал ее и, не предупредив матушку, поскакал по дороге, ведущей в Порлок. После гибели отца матушка так боялась той дороги, словно там за каждым деревом прятался убийца, и не отпускала меня гулять по ней дальше, чем за сотню ярдов от дома. Честно говоря, я и сам боялся дороги на Порлок многие годы. Но в тот самый первый раз, когда я отправился по ней самостоятельно, я не почувствовал вначале никакого страха, потому что за спиной у меня был бландербасс Джона Фрая. Я зорко поглядывал по сторонам, но до самого Порлока я не встретил никого, кроме овцы, пегого теленка да самого обыкновенного оленя, выглянувшего на минуту из леса. Прибыв в Порлок, я направил Пегги прямо к лавке мастера Пука.
Когда я со своим бландербассом появился на пороге, мастер Пук дремал за прилавком, укутавшись в шерстяной плед. Мастер Пук был робким человеком, единственным желанием которого было жить в мире и согласии со всеми и каждым, а я, надо сказать, был в ту пору выше и крупнее большинства мальчишек моего возраста. Когда мастер Пук открыл глаза и увидел перед собой вооруженную персону, он тут же юркнул под прилавок, прикрыв голову здоровенной сковородой: ему явно почудилось, что сами Дуны надумали почтить его своим визитом. Сказать по правде, ошибка лавочника польстила мне чрезвычайно.
– Чего вы так испугались, мастер Пук? Неужели вы полагаете, что я не умею обращаться с огнестрельным оружием?– спросил я, в шутку направляя на лавочника свой бландербасс.
– Господи, Джон Ридд, мальчик мой дорогой! – узнав меня, залепетал мастер Пук.– Убери ружье и ты получишь лучшее из того, что найдется у меня в лавке.
Лавочник мечтал только о том, чтобы я поскорее убрался со своим бландербассом. Никогда в жизни – ни до, ни после этого – не покупал я порох так дешево, так что за один-единственный шиллинг я купил его целых два пакета, таких больших, что пришлось навьючить их на Пегги, и впридачу я приобрел здоровенный кусок свинца. Мало этого, мастер Пук насыпал мне большой кулек конфет для Анни, и это, я полагаю, было от чистого сердца, потому что сестренка у меня была такая хорошенькая, такая добрая и славная девочка, что в нашем Орском приходе ее знали и любили все.
Когда я покинул Порлок, было еще светло. Тяжелые пакеты с порохом бились один о другой у меня за спиной, и мне все казалось, что от этого они могут взорваться в любой момент, да так, что я только полечу вверх тормашками через холку Пегги.
А потом над холмами поднялась луна. Я порадовался ей, потому что вокруг стало немного светлее, но тут же струхнул, потому что по земле побежали длинные тени, и в каждой мне стало мерещиться невероятное страшилище. Я поминутно хватался за коротенький свой бландербасс, готовый выстрелить в любого обидчика и моля Бога, чтобы мне и в самом деле не пришлось сразиться с настоящими разбойниками. Когда я проезжал мимо того места, где Дуны убили моего отца, я похолодел от страха и, припав к холке Пегги, закрыл глаза.
Однако я не встретил на дороге ни души, доехав до самого дома, где меня встретила горько плачущая матушка и служанка старая Бетти.
– А теперь иди за мной, – шепнул я сестренке Анни, как только закончился ужин, – и если никому не разболтаешь, я тебе кое-что покажу.
Я хотел, чтобы Анни подержала мне специальный ковш, где у нас плавили свинец перед тем, как он превращался в блестящие круглые пули, но Бетти все время подглядывала за мной, и мы никак не могли начать работу до тех пор, пока Бетти не отправилась спать. Ей показалось, будто я что-то где-то собрался припрятать. Она вообще не доверяла мужчинам, потому что лет сорок-пятьдесят назад некий джентльмен пообещал на ней жениться, да так и не женился, и с той поры Бетти решила, что все мужчины от колыбели до самой могилы только тем и занимаются, что лгут женщинам, а те и вовсе дурехи, потому что в ответ на мужские сказки готовы тут же развесить уши.
