Текст книги "Лорна Дун"
Автор книги: Ричард Блэкмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 22
Два признания
Нет, ее слезы не вогнали меня в тоску. Лорна любит меня! – мысль об этом не могли отравить никакие жалобы, никакие вздохи.
Я попрощался с Лорной и заторопился домой, чтобы открыться, наконец, матушке, тем более что и Лорна пообещала, что расскажет о нашей любви своим близким. Я бы уже давно рассказал обо всем матушке, но я знал, что нарушаю ее планы в отношении Рут Хакабак, знал, что ей будет нелегко отказаться от лелеемых замыслов, но знал я также и матушкину отходчивость и потому надеялся, что сердиться на меня она будет недолго и скоро, как это уже не раз бывало, примет мою сторону.
Увы, все получилось не так, как я хотел. Вернувшись домой, я увидел, что к нам на завтрак пожаловал Том Фаггус. Нет, он не балагурил, как всегда, а сидел, молча уткнувшись в тарелку, и это было на него непохоже, но по тому, как он украдкой поглядывал на Анни, а ей не сиделось на месте и глядела она только на него, я понял, что разговор предстоит нелегкий, и от всей души пожалел бедную матушку.
После завтрака мне нужно было вспахать один из наших дальних участков, и я предложил Тому прогуляться вместе со мной. Том отказался, и я не стал настаивать, предоставив ему возможность поговорить с матушкой, хотя, сказать по правде, я был не в восторге от того, что нашим зятем может стать человек с подмоченной репутацией. Я положил обед в заплечный мешок и отправился на работу, решив провести в поле весь день.
Когда я вернулся, сквайра Фаггуса уже не было в доме, и это показалось мне плохим знаком, ибо если бы матушка, узнав о намерениях Тома, дала свое согласие, она непременно пригласила бы его на ужин, чтобы отметить столь знаменательное событие. С первого взгляда стало ясно, что дело у Тома не выгорело, а тут еще Лиззи, выбежав мне навстречу, затараторила:
– Ой, Джон, ты знаешь, у нас такое случилось, такое случилось! Матушка вся не своя, а Анни так просто все глаза выплакала. А знаешь, почему? Нипочем не догадаешься, а я так уже давно подозревала...
– Мне эти загадки ни к чему,– проворчал я, напуская на себя равнодушный вид, чтобы эта девчонка не воображала о себе слишком много. – Ты подозревала, а я давно обо всем знал. Но ты, видать, не слишком огорчилась, услышав новости.
– А что мне, плакать, что ли? Мне нравится Том Фаггус. Он – единственный, кого я считаю настоящим мужчиной в наших краях.
Да, ниже пояса ударила меня Лиззи, ничего не скажешь. Мастер Фаггус завоевал ее благосклонность своей ненавистью к Дунам, и эта ненависть, надо сказать, была мне непонятной, потому что, насколько мне было известно, Дуны не сделали ему ничего плохого. Может, с его стороны это было лишь ревностью к тем, кто превзошел его в разбойном деле? Как бы там ни было, я не стал пререкаться с Лиззи, зная, что мое молчание досадит ей больше, чем слова.
В дом мы вошли вместе. Матушка тут же послала за мной, но я, задержавшись около заплаканной Анни, попытался, как мог, успокоить ее.
– Джон, миленький, замолви за меня хоть одно доброе словечко, когда пойдешь к матушке,– всхлипывая, попросила она, беря меня за руку и умоляюще глядя на меня.
– Замолвлю, котенок, обязательно замолвлю. И не одно словечко, а целую сотню. Не бойся, сестренка: я расскажу сейчас матушке о своем выборе, а он, по сравнению с твоим... Вот увидишь, не пройдет и пяти минут, как матушка позовет тебя к себе, и назовет самым лучшим, самим послушным своим ребенком, и превознесет кузена Тома до небес, и пошлет за ним верхового, а уж потом... А потом за меня вступишься ты, но, боюсь, тебе придется потрудней.
– Нет, Джон, прошу тебя, братик, не рассказывай ей о Лорне, то есть, повремени, не делай этого хотя бы сегодня!
– Нет, сестричка, именно сегодня и именно сейчас – чтобы покончить с этим сразу и навсегда.
– Но подумай о матушке, Джон. Сначала одна новость, и тут же – за ней – другая. Такого удара матушка не перенесет.
– Перенесет – вот увидишь: клин клином вышибают, а уж матушку я знаю, как свои пять пальцев. Сначала она страшно рассердится на тебя, потом на меня, потом на обоих вместе. Затем – мысленно – она начнет сравнивать нас, чтобы решить, кто же бессовестней, затем снова сравнит, чтобы определить то лучшее, что сулит каждому из нас его выбор, а затем, прикинув и так, и этак, матушка придет к выводу, что мы не бессовестные хотя бы уж потому, что мы – ее дети. Затем, поразмыслив еще какое-то время, она решит, что она несколько погорячилась и вспомнит о том, как мы всегда были добры к ней, и о том, как любили нашего отца. После этого она вспомнит, как любила она, когда была такой, как мы, повздыхает, немного поплачет, потом улыбнется, пошлет за нами и простит нас, своих самых любимых, самых дорогих деточек.
– Господи, Джон, и откуда ты все это знаешь? – вытирая слезы, с изумлением и улыбкой спросила Анни.– И с чего это люди взяли, что ты – недалекий малый? Ведь ты говоришь чистую правду. Скажи, Джон, откуда ты все это знаешь?
– О чем ты говоришь, Анни? – ответил я.– Да я был бы распоследним дурнем, если бы, прожив на свете столько лег, не разобрался в собственной матери!
Беседу свою с матушкой описывать не стану: все получилось именно так, как я сказал.
После полудня матушка сидела в саду на скамейке, склонив голову на мой кожаный жилет, обняв Анни за талию правой рукой и не зная, кого из нас жалеть больше. Она еще не простила тех, кто похитил сердца ее деточек– Тома Фаггуса и Лорну,– но к этому времени она уже думала о них чуть получше, а о своих птенчиках – и того лучше.
Ныне, сидя на садовой скамейке под сенью огромного ясеня, мы уже чувствовали, что матушка смягчилась, и единственное, что от нас сейчас требуется,– дать ей выговориться вволю, и мы слушали ее, не перебивая и не обижаясь на то, что она говорит с нами, как с малыми детьми.
Итак, после всех треволнений большая часть препятствий между Анни и Томом рухнула. Что до меня, то, выложив матушке все начистоту, я снял, наконец, тяжкий камень с души, и удовольствоваться приходилось пока только этим, потому что частые встречи с Лорной были все так же невозможны, как и прежде.
Как-то Лорна сказала, что больше всего на свете ей хотелось бы жить спокойной и непритязательной жизнью, и когда я передал это матушке, она тут же начала думать изо всех сил, как бы вырвать Лорну из-под власти Дунов и, взяв ее под свою опеку, по меньшей мере, на год, научить ее сбивать масло, делать сметану, творог, словом, научить всем премудростям фермерского хозяйства.
В общем-то, в том, чтобы выкрасть Лорну из Долины Дунов, не было ничего невозможного. Но, во-первых, согласится ли Лорна покинуть своего дедушку, пока он жив? Во-вторых, где я возьму полк солдат, чтобы защитить ее от разбойников? Разве Дуны, обнаружив пропажу, не бросятся тотчас же на поиски своей королевы и, найдя ее у нас, разве не перебьют нашу семью, не сожгут наш дом перед тем, как с торжеством водворить ее на прежнее место?
Всеми этими сомнениями я поделился с матушкой, и она со вздохом признала, что мне ничего не остается, как только денно и нощно присматривать за Лорной со стороны, следить за тем, что делают Дуны, разгадывать их планы и ждать, ждать, ждать – ждать своего часа.
Здесь матушка неуклюже намекнула на то, что пока суть да дело, я мог бы влюбиться в какую-нибудь другую богатую наследницу, с которой и хлопот будет меньше и которая будет для меня синицей в руке, а не журавлем в небе. Единственное, чему она рада, заметила матушка, так это тому, что расстроились планы дядюшки Бена женить меня на его маленькой Рут, рада потому, что дядюшка обозвал меня трусом, рада, сказала она, заканчивая, что ее невесткой не станет карлица-внучка этого старого скряги.
Увы, бедная Рут Хакабак слышала весь разговор! Последовала жаркая перепалка, и тут мы убедились, что характер у Рут куда как тверже, чем мы предполагали. Она заявила, что после того, как она узнала, что матушка думает о ней и о ее дедушке на самом деле, она не останется под нашим кровом ни дня, ни часа.
На следующий день она покинула нас, и я проводил ее до Эксфорда [39]39
Эксфорд – городок в графстве Сомерсет на р. Экс, расположен примерно на полпути между Порлоком и Далвертоном.
[Закрыть], а дальше вверил ее заботам Джона Фрая.
Она простилась со мной со слезами на глазах, но при этом она отправила со мной доброе послание матушке, пообещав снова приехать к нам на Рождество. Меня несказанно обрадовала отходчивость Рут, потому что в этой размолвке матушка была всецело неправа, но никогда бы не призналась в этом.
Прошел месяц. Существенного в моей жизни ничего не произошло, за исключением того, что, проводив Рут, я тут же встретился с Лорной и рассказал ей о том, что открылся матушке. Когда Лорна услышала, что вся наша семья с нетерпением ждет ее на ферме Плаверз-Барроуз и что матушка с Анни хотят выучить ее фермерскому хозяйству, она покраснела и сказала, что пока дедушка жив, она не оставит его, но даже если бы она была свободна, добавила она, что из того? Ведь она принесет беду под крышу любого дома, который примет ее. Да, она была права, и я не смел этого отрицать, и Лорна, заметив, что я расстроен, постаралась утешить меня. Она сказала, что мы должны надеяться на лучшие времена, а потом спросила, как долго я буду ждать ее.
– Будь моя воля, не ждал бы ни одного дня,– промолвил я, и голос мой дрогнул от нежности. Лорна в смущении отвернулась.– Но я готов ждать всю жизнь, – продолжил я,– если уж такова моя недобрая судьба. А сколько бы ты могла ждать меня, Лорна?
– Пока ты любишь меня, Джон. Ты связал свою жизнь с моей и в знак этого подарил мне колечко. Когда вокруг меня будут чужие и я не смогу носить его, я буду лелеять его у своего сердца. Но я тоже свяжу себя с тобой и тоже подарю – не колечко, нет, а большое кольцо, такое большое, что носить его впору великану, и, значит, тебе оно будет как раз. Посмотри, какое оно необычное: на нем какие-то древние знаки, а вот здесь, похоже, изображен кот, сидящий на дереве. Это кольцо красовалось в центре моего старинного ожерелья. Дуны было забрали его у меня, но дедушка заставил их вернуть отнятое. Господи, да на тебе лица нет! Возьми себя в руки, Джон, и скажи, что ты об этом думаешь?
– Думаю, что твое кольцо стоит полусотни таких, как то, что я подарил тебе, и потому я не смогу принять его.
– Если ты не возьмешь знак моей любви, я верну тебе твое жемчужное колечко.
И она посмотрела на меня так решительно, что я вынужден был немедленно ей подчиниться. Я надел ей на палец свое колечко, а ее золотое «великанское» кольцо надел себе на мизинец.
Я потому так подробно рассказываю об этом кольце, что оно, любезные читатели, играет важную роль в истории Лорны. Я спросил Лорну, где теперь ожерелье, которое она носила в детстве и откуда было вынуто кольцо. Она ответила, что сейчас она едва ли это знает, но она помнит, что когда ей было что-то около десяти лет, дедушка попросил ее отдать ожерелье на хранение ему, пока она не станет взрослой и не сможет сама заботиться о своих драгоценностях. Однако он отдал ей кольцо, сказав, что она должна гордиться им. И вот теперь она сняла его с груди и отдала его Джону Ридду, своему избраннику, своему суженому.
Но прежде, чем я привык к кольцу, и прежде чем окружающие привыкли видеть его на моей руке, и прежде чем я снова увиделся с Лорной, в наших краях произошли события, разом нарушившие привычное течение нашей спокойной жизни.
Глава 23
Джереми Стикльз вводит меня в курс дела
В ноябре, когда мы сеяли пшеницу, к нам пожаловал новый гость. Это был мастер Джереми Стикльз, мой добрый друг, что так выручил меня в коварной столице, заслужив за это бесконечную благодарность моей матушки. Он устроил у нас свою штаб-квартиру, договорившись с нами о том, что мы, при необходимости, предоставим ему всегда и во всякое время помощников, провиант и лошадей. Мы знали, что он действует по приказу короля и что по всему графству у него рассредоточены вооруженные отряды, находящиеся в прямом его подчинении. Знали мы также и то, что он не ложится спать, не положив рядом тяжелого пистолета или острой сабли. Его полномочия давали ему право требовать помощи от чиновников, мировых судей и вообще ото всех добрых и законопослушных подданных его величества.
При всем его уважении к прекрасному полу, ни одной из наших женщин Джереми Стикльз не доверил своих секретов, а вот что касается меня... Убедившись в том, что я не из болтливых, а также нуждаясь в моей помощи на ближайшее будущее, он как-то отозвал меня в укромное место и вдали от людских глаз выложил мне почти все, предварительно взяв с меня слово, что до тех пор, пока мы не сделаем дела, я буду нем, как рыба.
(Все это было давным-давно, любезные читатели, и к тому времени, когда я пишу эти строки, все уже всё забыли, за исключением разве что тех, кому крепко досталось в те смутные времена,– словом, сегодня я могу рассказать вам об этом деле, не нарушив того давнего своего обещания.)
Как-то вечером, когда я возвращался с поля, я встретил по дороге мастера Стикльза, который по обыкновению блуждал где-то ночи напролет, а нынче, видимо, решив отдохнуть после трудов праведных, также возвращался в Плаверз-Барроуз. Мы разговорились. Я съехидничал насчет его скрытности, и тогда он, ни слова не говоря, посмотрел вокруг – мы в этот момент были на дворе фермы – и повел меня на клеверное поле, решив, по-видимому, что на открытом пространстве нас никто не подслушает.
– Я думаю, – сказал он,– ты имеешь право знать, что все это значит, если тебе доверяет сам лорд главный судья, хотя, доложу я тебе, его милость нашел, что малый ты не шибко сообразительный.
– Ну вот и слава Богу,– заметил я.– Мало буду знать – не скоро состарюсь.
– Все шутки шутишь, – ухмыльнулся Джереми.– Поклянись, что то, что ты сейчас услышишь, ты не перескажешь никому ни под каким видом.
– Клянусь.
– Ну так вот. Мне доверили чрезвычайно важное дело. Для этого дела нужны ум, решительность, храбрость, хладнокровие и при этом – незапятнанная честь. Вот почему советники его величества остановили свой выбор на мне и, клянусь, лучшего человека они бы не нашли. Ты, Джон, хотя и побывал в Лондоне, но, увы, в делах государственных ты, что тогда, что теперь, ни бельмеса не смыслишь.
– Зато по ночам сплю спокойно,– заметил я, – Слышал я про вигов, слышал
про тори и про всяких там протестантов [40]40
Виги – Политическая партия в Англии (17—19 вв.), выражавшая интересы обуржуазившейся дворянской аристократии, крупной торговой и финансовой буржуазии; предшественница английской либеральной партии. Виги или виггаморы (от шотл. «виггом» – «извозчик») – кличка, данная английскими захватчиками шотландским горцам, которые повели борьбу за независимость после присоединения Шотландии к Англии при Кромвеле (1654 г.). Тори – политическая партия в Англии, представлявшая интересы крупных землевладельцев-дворян; предшественница современной партии консерваторов. Первоначально ториями или «ворами» английские колонизаторы презрительно навивали ирландских партизан, боровшихся против английского гнета после подавления восстания в Ирландии в 50-х гг. 17 в. По-ирландски слово «тори» буквально означает «отдавай мне свои деньги». Как политический термин впервые было использовано предположительно в 1679 г. Протестанты – последователи протестантизма; протестантизм – общее название различных вероучений, возникших в ходе Реформации в 16 в. как протест против римско-католической церкви, напр. лютеранство, кальвинизм.
[Закрыть], но вникать в эту тарабарщину не стал.
– Правильно, Джон, пусть у короля голова болит от политики. Он, кстати, не в пример собственному батюшке, и сам живет, и другим дает. Кстати, ты, поди, много слышал в столице насчет герцога Монмута? [41]41
Монмут, Джеймс Скотт, известный также как Фицрой и Крофтс (1649– 1685), герцог, внебрачный сын Карла II от леди Люси Уолтерс.
[Закрыть]
– Да как тебе сказать? Слышать-то слышал, но знаю о нем не больше любого девонширца, то есть почти ничего. Знаю, что человек он не робкого десятка и собой недурен, знаю, что тори выжили его из Англии и что многие хотят, чтобы он вернулся в Англию и правил вместо Джеймса, герцога Йоркского [42]42
Герцог Йоркский (14.10.1633– 5.11.1701) – второй сын Карла I, брат Карла II. В период Английской буржуазной революции находился в изгнании (с 1648 по 1660 гг.), служил во французской и испанской армиях. Вернулся в Англию после реставрации Стюартов в 1660 г. Командовал английским флотом в войнах с Голландией. После смерти Карла II (1685 г) стал королем под именем Якова (Иакова, Джеймса) II.
[Закрыть].
– С тех пор, как ты вернулся домой, многое изменилось. Тори сглупили, отправив лорда Рассела на эшафот, так что виги нынче снова поднимают голову. В стране такая неразбериха, что не приведи Господь: от маленькой искры может разгореться большой пожар. Король стянул в Лондон громадное войско и намеревается увеличить его еще, но в провинции он бессилен: солидного ополчения [43]43
Ополчение – вооруженные отряды, набираемые среди гражданского населения и созываемые в условиях чрезвычайного положения в подкрепление регулярным войскам. Были сформированы в Англии в 17 в. в каждом графстве и сыграли важную роль в гражданской войне, сражаясь на стороне парламента.
[Закрыть]тут не соберешь. Ну что, смекаешь, к чему я клоню, Джон?
– По правде сказать, нет. Не вижу я связи между герцогом Монмутом и Джереми Стикльзом.
– Ладно, подъедем к делу с другого боку. Виги, видишь ли, не смогли провести свой билль через парламент [44]44
Имеется в виду билль (законопроект) «Об исключении герцога Йоркского из права престолонаследия». Борьба в парламенте вокруг билля «об исключении» продолжалась в течение двух лет (1679—1681 гг.). Билль запрещал герцогу (католику) занимать трон в королевстве, где государственной была не католическая, а англиканская церковь. Принятый парламентом, этот билль никогда не стал законом из-за противодействия короля Карла II.
[Закрыть], и поскольку за кровь, что они пролили, им придется держать ответ, они готовы на любое безрассудство, потому что терять им нечего. Если они поднимут восстание и победят, вся власть окажется у них в руках.
– Но послушай,– попытался возразить я, окончательно заплутав в дебрях высокой политики,– ведь вся власть у короля, как же виги могут на нее притязать?
– Нет, Джон, ты безнадежен. Любой пятилетний мальчишка давно бы уже все раскумекал, а ты... Ну ладно, не дуйся, это моя вина: я должен был учесть наперед, кому придется втолковывать прописные истины.
– Нет, мастер Джереми, вы за мое тугодумие не в ответе. Это я должен просить у вас прощения: парламентские кошки-мышки выше моего разумения.
– Оно и к лучшему, парень. Значит, совесть всегда будет чиста. Ладно, не буду забивать тебе голову партийными склоками и объясню суть дела в нескольких словах. Я прибыл сюда для того, чтобы следить, не затевается ли где тайный заговор, причем не столько против короля, сколько против его законного наследника Джеймса, брата короля.
– Вот теперь-то я все понял! Но, мастер Стикльз, то же самое вы могли сказать мне и час назад.
– Нет, парень, с подходцем-то оно, пожалуй, лучше. Э, гляди-ка, да у тебя шляпа набок съехала: должно быть, башку распирает от мозгов, что я туда вложил! И еще запомни: в этом деле одна награда – пинки, оплеухи да подзатыльники. И потому послушай того, кто желает тебе только добра – будь всегда на стороне победителей, а от побежденных держись подальше.
– Конечно, мастер Стикльз, – с жаром поддержал я, – если бы я знал, кто нынче победитель, я бы так и сделал,– ради блага Лорны,– то есть, я хотел сказать, ради моей дорогой матушки, сестер и ради процветания фермы.
– Ха! – воскликнул Джереми Стикльз. – Лорна, говоришь? Какая такая Лорна? Это, что, имя твоей зазнобы?
Я покраснел до корней волос. А Джереми прямо-таки покатился со смеху, заметив, что я стал сам не свой от смущения.
– Занимайтесь своим делом, сударь, – промолвил я, беря себя в руки и напуская на себя высокомерный вид. – Вынюхивайте то, что вам положено, сколько душе угодно. Наш дом к вашим услугам. Но ежели я когда замечу, что вы полезли и в мои дела, клянусь, всех королевских солдат не хватит для того, чтобы уберечь вас от моей руки – а для вас у меня и мизинца хватит!
Выкатив грудь колесом, я рыкнул на мастера Стикльза так, что от его молодечества и, как он выразился, «незапятнанной чести», не осталось и следа: он отшатнулся от меня и в страхе прикрыл лицо руками, словно я и впрямь осмелился бы ударить человека намного слабее и ниже себя ростом.
Тут я фыркнул и, резко повернувшись, отправился на работу в поле, чтобы охладить свой гнев перед тем, как предстать перед внимательным взором матушки. Тем же вечером я попросил – и не один раз – прощения у Джереми за свою глупую вспышку, на что он сухо заметил, что ничего особенного не произошло, так что и каяться мне не из-за чего. Но я-то знаю – и тогда знал,– что если люди так говорят, значит, они ничего не забыли и ничего не простят.
Хотя между мастером Джереми и мною пробежала тогда не сказать чтобы большая кошка, а так, маленький черный котенок, впоследствии, когда я отдалился от Джереми со всеми его делами, это сыграло не последнюю роль. По в те дни я прямо горел от стыда, вспоминая о том, как помог мне Джереми в Лондоне, и воображая, каким паршивцем, должно быть, я предстал в его глазах, расплатившись за все хорошее дурацкой ссорой.
Прошло, однако, совсем немного времени – буквально несколько дней,– и мне представился случай сослужить Джереми хорошую службу и тем хотя бы частично загладить свою вину перед ним. Но – обо всем по порядку.
В делах моих наступил такой разор и неразбериха, что мне стоило больших усилий совладать с собой и не показывать на людях, как мне тяжело приходится. Прежде всего, внезапно и безо всякого предупреждения Лорна перестала передавать мне свои сигналы. Каждый день приходил я на заветный холм, и видел их, и это питало мои самые светлые надежды, потому, когда несчастье обрушилось на меня, в первое время я отказывался верить своим глазам. Когда же я убедился, что они меня не обманывают, мрак, охвативший мою душу, перешел в непроглядную тьму.
Трижды взбирался я по гранитному желобу и трижды приходил в нижний ярус долины. Зарядили унылые осенние дожди, и река, протекавшая через долину, помутнела и вышла из берегов. Часами сидел я в своем убежище, весь превратившись в зрение и слух, но мои обостренные чувства не подарили мне чудесного образа Лорны и звука ее легких шагов.
Однажды я отважился зайти далеко в долину, туда, где не бывал прежде и где Лорна обрела и потеряла своего молодого родственника. Прикрытый вечерним туманом, я двигался вверх по течению реки, пока не дошел до крайнего дома, в котором, как мне рассказывала Лорна, проживал Карвер Дун. Это был мрачный приземистый дом, грубо сложенный из дерева и камня. Огни в доме были погашены. Движимый любопытством и ревностью, я подошел к нему совсем близко, благо что на небе было темным-темно, и никакой Дун не смог бы сейчас взять меня на мушку.
Я прислушался. Тишина в доме стояла мертвая, и сердце у меня прямо запрыгало от радости: больше всего на свете я боялся услышать в этом ненавистном логове голос Лорны. Для верности я обошел дом вокруг, внимательно осмотрел окна и двери, и впоследствии, как вы увидите, моя дотошность оказалась небесполезной.
Итак, изучив место и подходы к нему, а также изгиб реки и кусты у дверей, я вдруг так расхрабрился, что решил двинуться еще дальше и осмотреть всю деревню, однако яркий красный свет, горевший в доме, расположенном на сорок ярдов выше Карверова жилища, образумил меня. Там пировала и надрывала глотки компания разбойников, и было им так весело, словно все законы Англии были на их стороне.
Возвращаясь в тот вечер домой, я решил в следующий раз проникнуть в Долину Дунов через верхний ярус и предпринять все возможное, чтобы узнать, что случилось с Лорной. Господи, кто бы знал, как мне было тогда тяжело! У меня было такое чувство, словно все беды мира собрались вместе, чтобы в одночасье обрушиться на мою бедную голову. Джереми Стикльз во мраке ночи следил за всеми и вся; дядюшка Бен явно что-то замышлял, но никто не знал, что; незнакомец в белой шляпе выглядывал на свет Божий прямо из-под земли, и я совершенно не мог понять, что творится на Топи Колдуна и что вообще значила эта чертовщина; сестра Анни обещала выйти замуж за джентльмена с большой дороги, и матушка была в полном расстройстве; в довершение ко всему, Лорну – мою Лорну! – похитили и укрыли неведомо где. Я хоть и не считал себя великим болваном, но и среди великих умников не числил, и я знал, что при всем моем желании меня не хватит на то, чтобы распутать все узлы и разгадать все загадки, и поскольку долгие размышления и почесывание в затылке были не в моем характере, я решил действовать, действовать, действовать...
