Текст книги "Великое путешествие кроликов"

Автор книги: Ричард Адамс

Орех заметил, что кролики его отряда уже подружились с местными жителями. Заметно было также, что обитатели колонии обходились с ним самим весьма уважительно, считая его, по-видимому, главарем вновь прибывших. Тут к Ореху подошел Львиная Пасть.

– Наши кролики не прочь послушать сказку, – сказал он. – Сначала нам хотелось бы послушать ваших рассказчиков!

Орех посоветовался с друзьями о теме будущего рассказа, и через минуту Смородина объявил:

– Мы попросим Ореха рассказать о наших приключениях по пути сюда и о том, как нам повезло, что мы с вами повстречались.

В ответ наступило неловкое молчание. Слышно было лишь топотание и перешептывание хозяев. Сконфуженный Смородина повернулся к Ореху и Лохмачу.

– В чем дело? – спросил он шепотом. – Надеюсь, в этом нет ничего неприличного?

– Подожди, – шепотом отвечал ему Орех. – Пусть они скажут, что им не понравилось! У них здесь свои обычаи!

Однако молчание не прерывалось. Чужие кролики явно не хотели объяснить, что им оказалось не по вкусу.

Смородина наконец произнес:

– По зрелом рассуждении Орех решил, что у нас есть великолепный рассказчик – Одуванчик. Это, по-видимому, пойдет, – шепнул он Ореху.

– А какую сказку рассказывать? – осведомился Одуванчик. Орех вспомнил про камни в колодезной шахте.

– Расскажи сказку о королевском салате, – сказал он. – Они как будто ее высоко ценят.

Одуванчик начал рассказ с той же готовностью, что и ранее в лесу:

– Рассказывают, что было время, когда Эль-Эхрейре и его народу изменило счастье. Они были изгнаны из родных мест в болота Кельфазина. Я там не бывал, но говорят, что в те времена это было самое гиблое место на свете. Там приходилось есть только болотную траву и горький ситник, а норы, вырытые в сырой земле, сразу же заливала вода. Фрис-солнце был в отъезде, и вместо него принц Радуга стал господином над холмами, равнинами и самими небесами. Он запретил кроликам покидать эту проклятую страну.

Однажды Эль-Эхрейра обратился к принцу с просьбой: «Принц, мой народ страдает от голода и холода, и из-за здешней сырости мы даже не имеем нор. Пища здесь такая скверная, что с наступлением непогоды все мои подданные заболеют. Отпусти нас отсюда!» – «Эль-Эхрейра, – отвечал принц. – Ты приобрел печальную известность как отъявленный вор и обманщик. Вы не выйдете из болот до тех пор, пока не исправитесь и не начнете вести честную жизнь!» – «Значит, мы здесь останемся навсегда! – воскликнул Эль-Эхрейра. – У меня не хватает духу приказать моим подданным, чтоб они перестали жить своим умом и хитростью! – Он немного подумал. – А если я украду салат из огорода короля Дарзина, ты выпустишь нас из болот?» – спросил он принца.

А надо вам сказать, что король Дарзин правил в то время самым богатым городом, в каком когда-либо жили животные. У него были свирепые воины, а огород, окруженный рвом, ежечасно стерегла тысяча солдат.

Поэтому в ответ на предложение Эль-Эхрейры принц весело рассмеялся и сказал: «Если тебе это удастся, я повсюду умножу твой род, так что никто отныне и до века не сумеет уберечь от вас свои огороды. Только я уверен, что случится иное: тебя убьют часовые и мир избавится от самого ловкого негодяя и мастера заговаривать зубы!»

Их разговор подслушал йона – он собирал поблизости улиток и слизняков. Йона побежал к королю Дарзину и передал все ему.

Король призвал к себе начальника стражи и указал на грядки с салатом: «Сейчас мой салат от первого до последнего листочка в целости и сохранности. Прикажи удвоить стражу! Ни один пучок салата не должен пропасть!»

Ночью Эль-Эхрейра пробрался ко дворцу в сопровождении начальника Ауслы, преданного Рэбскеттла. Засев в кустах, они наблюдали, как стража несет дозор вокруг огорода, и убедились, что добраться до салата – нелегкое дело.

Вечером принц Радуга ехидно осведомился у Эль-Эхрейры: «Так где же твой салат, о Князь с Тысячью Врагов?»

Эль-Эхрейра ответил: «Я приказал доставить его в наши болота. Его так много, что нам его не донести».

Возле дворца короля был большой сад, куда его жены и жены его придворных приводили играть своих детей. Так как в саду нечего было украсть и некого ловить, то сад не охраняли.

Когда в сад пришли дети, Рэбскеттл пробрался за ограду и присоединился к ним. Детей было множество, так что матери и няньки не заметили, что Рэбскеттл, размерами и видом похожий на их детей, пришел без няньки. Каждая думала про него, что он – сын соседки. А Рэбскеттл был мастер на всякие игры, фокусы и проделки, и он крепко подружился с детьми королевских подданных и играл с ними во все игры, будто он и в самом деле был малышом.

Когда детей повели домой, Рэбскеттл смешался с их толпой и пробрался с ними во дворец. Там он скрылся, спрятавшись в темной норе, где и высидел целый день.

Ночью Рэбскеттл залез на королевский склад, где хранились запасы провизии для короля и его придворных. Здесь лежали трава, фрукты, овощи, орехи и ягоды. (А надо вам сказать, что в те времена у королевских подданных был доступ в леса и поля всего света.) Часовых у склада не было, так что, досыта наевшись, Рэбскеттл без помехи загадил и отравил всю пищу, которую не успел съесть.

Вечером король приказал подать на ужин несколько пучков салата. Однако на следующий день король и его приближенные, полакомившиеся салатом, тяжело захворали: у всех разболелись животы. Страдания их не прекратились и на следующий день. Тут Эль-Эхрейра переоделся так, чтобы его нельзя было узнать. Он обрезал свой белый хвост, Рэбскеттл выщипал ему шерсть покороче, покрасил его черникой и заляпал комьями грязи. Надев на голову венки из хмеля и спутавшись вьюнковыми плетями, Эль-Эхрейра прицепил к своей шкуре репьи чертополоха и чудесным образом изменил свой запах.

Эль-Эхрейра приказал Рэбскеттлу следовать за ним в отдалении и отправился в королевский дворец. Он явился к начальнику стражи. «Я лекарь, – заявил он. – Меня послал принц Радуга! Он узнал, что король болен. Веди меня к его величеству немедля, ибо я не привык ждать!» – «А ты не врешь?» – осведомился начальник стражи. «Ах, так! Ладно! – сказал Эль-Эхрейра. – Уж не так-то меня волнуют страдания вашего презренного короля! Прощай, но я доложу принцу Радуге о том, что в королевской страже служат болваны, которые обращались со мной по-хамски, как и подобает своре деревенских олухов, заеденных блохами».

И Эль-Эхрейра сделал вид, что он собирается уйти. Испуганный начальник стражи стал просить у него прощения. Эль-Эхрейра дал себя уговорить и был препровожден в королевскую опочивальню.

Страдания притупили подозрительность его величества, и он покорно дал осмотреть себя. Эль-Эхрейра долго и внимательно изучал уши короля, его зубы, пасть, помет и только под конец спросил, чем король питается. Осмотрев королевские огород и склад, Эль-Эхрейра вернулся с очень мрачным видом и заявил: «Великий государь! Вы заболели, покушав тот самый салат, который вы изволите так высоко ценить». – «Но это – салат из отличных семян, и его охраняли день и ночь!» – вскричал король. «Салат поражен опасным вирусом, а именно смертоносным вшивококком, – сказал Эль-Эхрейра. – Сей вирус выделяет лиловый Авваго, зреющий в серо-зеленых лесах Оки-Поки. Правильность моего диагноза нетрудно проверить! – прибавил Эль-Эхрейра. – Привести сюда первого встречного!» – приказал он часовым.

Через минуту часовые вернулись, таща за собой Рэбскеттла. Его поймали у самых ворот дворца.

«А, это кролик! – сказал Эль-Эхрейра. – Тем лучше! Презренное создание! Слопай немедленно весь этот салат, негодяй!»

Проглотив салат, Рэбскеттл стал метаться и стонать; затем, выкатив на лоб глаза, он забился в конвульсиях и стал грызть половицы. На губах у него выступила пена.

«Видимо, он сразу заразился! – сказал Эль-Эхрейра. – Болезнь протекает у кроликов в самой тяжелой форме. Порадуемся же, что ваше величество избежали подобной участи. Кстати, этот негодяй сослужил свою службу, выкиньте его вон! Я бы также посоветовал его величеству, – прибавил Эль-Эхрейра, – выполоть весь салат, иначе он может принести семена и таким образом дать дальнейшее распространение инфекции».

Случилось так, что в этот момент вбежал начальник стражи, ведя за собой ежа – йону.

«Ваше величество! – вскричал он. – Это создание ползет из Кельфазинских болот. Йона говорит, что народ Эль-Эхрейры готовится к войне. Кролики хотят напасть на огород и выкрасть королевский салат. Прикажет ли ваше величество солдатам строиться и разогнать их?» – «Эге-ге! – сказал король. – Мне пришла в голову проделка, которая мне куда более по вкусу! Значит, этот салат очень опасен для кроликов? Чудесно, чудесно! Мы дадим им столько салата, сколько их душе угодно! Прикажи собрать тысячу пучков салата и сгрузить их в болотах Кельфазина, – сказал он начальнику стражи. – Ха, ха, ха! Я уже почти поправился от одной мысли об этой проделке!» – «Ах, ах! Какая жестокая хитрость! – сказал Эль-Эхрейра. – Видимо, вы в самом деле поправляетесь. Нет, нет, не надо вознаграждения! Во дворце нет ничего, что ценилось бы у нас, за золотыми реками Фриса».

Откланявшись, Эль-Эхрейра покинул дворец.

Вечером над болотом показался покрасневший от гнева принц Радуга.

«Скажи, Эль-Эхрейра, околдовали меня, что ли?» – спросил он. «Вполне возможно, – отвечал тот. – Коварный и смертоносный вшивококк быстро распространяется из леса Оки-Поки…» – «Знаешь ли ты, что тысяча пучков салата сгружена в кучи у болот?» – «Я же говорил тебе, что приказал их сюда доставить! Неужели ты думаешь, что мой слабый и истощенный народ в состоянии притащить сюда такую гору салата? Сейчас мои подданные начнут поправляться, потому что я пропишу им салатную диету. Смею сказать, я стал теперь великим целителем!»

Тут принц Радуга понял, что Эль-Эхрейра сдержал свое слово и захватил салат короля, и теперь ему тоже придется выполнить свое обещание. И вот он выпустил кроликов из Кельфазинских болот, и они размножились и распространились по всему свету. С того самого дня никакая сила на земле не отвадит кроликов от огородов, потому что сам Эль-Эхрейра постоянно подсказывает им, как учинить тысячу самых лучших на свете хитрых проказ.

– Браво! – воскликнул Орех, когда Одуванчик окончил свой рассказ.

– Одуванчик чудесно рассказывает, – сказал Серебристый. – Когда его послушаешь, на сердце становится легче!

– Ну, теперь у них увянут уши и они совсем сконфузятся, – прошептал Лохмач. – Пусть-ка они найдут такого же рассказчика!

Все наши кролики были уверены, что Одуванчик отлично рассказал свою сказку и тем самым доказал чужакам, что их новые знакомые не просто кучка безродных бродяг! Ни один разумный кролик не мог не восхититься подобным умением вести рассказ! Наши кролики ожидали выражения восхищения, но вскоре с удивлением убедились, что хозяева явно не разделяют их восторга.

– Очень мило, – промямлил Львиная Пасть. Казалось, он выбирает слова, чтобы еще что-то прибавить, но затем он просто повторил: – Очень мило, очень оригинальный рассказ!

– Но ведь этот рассказ должен быть ему отлично знаком! – прошептал Смородина на ухо Ореху.

– Не вмешивайся, Лохмач, – прошептал Орех, видя, что Лохмач гневно сжал лапы. – Насильно мил не будешь! Посмотрим, что они сами умеют. – Вслух же он сказал: – Сменялось не одно поколение, а наши рассказы не менялись, как не изменились и мы сами. Мы живем той же жизнью, что наши родители и родители наших родителей. У вас здесь совершенно другие условия. Мы это понимаем и считаем ваши новые идеи и ваш образ жизни весьма интересным. Любопытно, о чем же вы рассказываете сказки?

– Мы не рассказываем старых сказок, – сказал Львиная Пасть. – Мы сочиняем стихи о нашей новой жизни, о современности.

Сейчас многое устарело и Эль-Эхрейра утратил для нас свое значение.

– Эль-Эхрейра был мастером смелых проделок, – вмешался Крушина, – а кроликам всегда будут нужны мужество и ум!

– Это не так! – послышался незнакомый голос с другого конца залы. – Кроликам нужны кротость и умение примириться с собственной участью!

– Это Гусиная Лапка, наш известный поэт, – пояснил Львиная Пасть. – Его идеи очень популярны. Не хотите ли его послушать?

– Хотим! Хотим! – послышалось со всех сторон. – Давайте Гусиную Лапку!

– Орех, – внезапно сказал Пятый. – Я хочу получше рассмотреть Гусиную Лапку, но мне страшно к нему приблизиться.

– Что ты, Пятый! Чего тут бояться!

– Помоги мне Фрис! – дрожа, отвечал Пятый. – Я чувствую его запах – он приводит меня в ужас!

– Не говори глупостей! Он пахнет не хуже всех других!

– Нет, он пахнет старым ячменем, оставленным догнивать в поле, или раненым кротом, который не может спрятаться в нору!

– По мне, так он пахнет крупным, жирным кроликом с животом, набитым морковкой! Но я согласен подойти к нему поближе!

Когда они пробрались через толпу на другой конец залы, Орех с удивлением увидел, что Гусиная Лапка всего-навсего зеленый юнец. В их старой колонии кролику такого возраста не разрешали публично рассказывать истории. Такие малыши имели право развлекать лишь маленькую компанию близких друзей.

У Гусиной Лапки был отчаянный и дикий взгляд, а его уши беспрерывно подрагивали. Все время прислушиваясь к чему-то, он упорно поворачивал голову назад, ко входу в туннель. Однако его голос полон был странного, захватывающего очарования, он был похож на голос ветра и на пляску света на лужайке, так что все присутствующие, стараясь уловить ритм его стихов, внимали ему, затаив дыхание.

 
Ручей бежит, стремится по песку,
По веронике, лютикам, по всей
Голубизне и золоту весны.
– Куда бежишь ты, речка?
– Далеко!
За поле вереска, скользить всю ночь!
– Возьми меня с собой, ручей, пусть звезды
Нам светят! Радостно я побегу с волной
И стану Кролик у Ручья и Волн!
Волна, волна зеленая, как поле,
И кролик. —
Уж осень. Листья с дерева летят,
Желтея и краснея, по канавам
Они шуршат, катятся вдоль заборов.
– Куда летите, листья? – Далеко!
Уйдем мы в землю с бурными дождями!
– Возьмите и меня с собою, листья,
В ваш мрачный путь,
И вместе с вами стану Я – Кролик Среди Листьев и Земли!
Земля, земля, глубокая могила —
И кролик.
 

Видно было, что эти стихи произвели глубокое впечатление на Пятого. В то же время он, казалось, испытывал необычайный ужас. То соглашаясь с каждым словом поэта, то содрогаясь от страха, он был охвачен искренним восторгом. Однако когда Гусиная Лапка кончил декламировать, Пятый, сделав отчаянное усилие, пришел в себя. Оскалив зубы, он облизывался, как Смородина, увидевший раздавленного ежа.

Внезапно Пятый резко подскочил и стал, отчаянно толкаясь, пробивать себе дорогу к выходу. Не обращая ни на кого ни малейшего внимания, он растолкал целую толпу кроликов, которые сердито на него огрызались. Наконец Пятый спасовал перед двумя тяжелыми самцами и остановился. Тут он забился в истерике, заколотил передними и затопал задними лапами, так что Орех, следовавший за ним по пятам, с большим трудом предотвратил начинавшуюся было драку.

– Мой брат тоже в некотором роде поэт, – объяснил Орех взъерошившимся кроликам. – Поэтому поэзия производит на него чрезвычайно сильное впечатление.

Один из кроликов не протестовал, но другой возразил Ореху:

– А, еще один поэт! В таком случае послушаем и его! Это будет компенсацией за то, что он вырвал из моего предплечья большой клок шерсти.

Тем временем Пятый обошел их и рвался к выходу. Прилагавший все усилия к тому, чтобы подружиться с хозяевами колонии, Орех сильно рассердился на Пятого, так что, проходя мимо Лохмача, шепнул:

– Идем, поучим его уму-разуму.

Орех считал, что Пятый вполне заслужил от Лохмача хорошей взбучки.

Они пошли по туннелю и настигли Пятого у выхода.

– Я внезапно почувствовал, что Гусиная Лапка неудержимо притягивает меня к себе! Так одно облако притягивает другое! – попытался объясниться Пятый. – Но ведь он безумен! Раньше я говорил, что крыша в их зале сделана из костей! Сейчас я вижу, что это не кости – это туман; туман безумия закрывает здесь небо! Даже при свете Фриса мы не сможем ясно видеть и спокойно бегать по земле!

– Что за чушь он болтает? – обратился ошеломленный Орех к Лохмачу.

– Он говорит об этом вислоухом ничтожестве, об этом простофиле-поэте! – отвечал Лохмач. – Он почему-то считает, что мы имеем какое-то отношение к Гусиной Лапке и его бредовой болтовне. Убавь пыл, Пятый! Сейчас нас волнует только ссора, которую ты затеял. Гусиная Лапка пусть проваливает ко всем чертям.

Пятый смотрел на них огромными глазами, казавшимися, как у мухи, больше всей его головы.

– Тебе только кажется, что ты – сам по себе, – сказал он. – А на самом деле вы оба – каждый по-своему – до ушей утонули в этом тумане. И где…

Орех прервал его, и Пятый со страхом на него посмотрел.

– Не скрою, Пятый, я хотел отругать тебя. Ты поставил под удар всю нашу будущую жизнь в этой колонии.

– Под удар? Да ведь эта колония…

– Ты так расстроен, что нет смысла тебя бранить. Сейчас ты немедленно спустишься с нами в нору и заснешь. Идем, и не смей больше разговаривать!

Жизнь кроликов проще нашей жизни в одном отношении: в иных обстоятельствах они не стесняются применить силу. Не имея возможности выбирать, Пятый последовал за Орехом и Лохмачом в ту нору, где они спали накануне. Она была пустой, они улеглись и немедленно заснули.

4+1. Западня

Было очень холодно, и крыша в самом деле была из костей… но нет, она была из переплетенных ветвей тиса! Тут и там на ней виднелись твердые сучья, жесткие, как лед, покрытые тусклыми красными ягодами.

«Идем, Орех, – сказал Львиная Пасть. – Возьмем в рот эти ягоды, отнесем в большую нору и съедим. Ведь ты хочешь жить по-нашему?» – «Не надо так жить! Нет!» – кричал Пятый.

Отводя цепкие ветви, появился Лохмач. Во рту у него были ягоды.

«Смотри, как я научился носить! – сказал Лохмач. – А я ухожу от вас! Спроси куда, спроси куда, спроси куда!»

Затем они где-то бежали, не подземными ходами, а по холодным полям, и Лохмач все ронял и ронял красные ягоды – красные, как капли крови, твердые, как скрученная железная проволока. «Не надо кусать эти ягоды, – сказал он. – Они ледяные».

Орех проснулся. Он лежал в норе и, дрожа от холода, подумал: как странно, что его не согревают тела соседей. Где же Пятый? Куда он снова ушел? Орех поднялся. По соседству ворочался Лохмач, пытаясь найти во сне теплый бок друга, чтобы прижаться к нему покрепче, но рядом никого не было. Неглубокая впадина в песчаном полу, где лежал Пятый, была еще теплой, но сам Пятый куда-то исчез.

– Пятый! – закричал Орех в темноту, уже зная, что ответа не будет.

Он сильно толкнул Лохмача носом.

– Лохмач, Пятый удрал!

Лохмач немедленно проснулся, как всегда готовый помочь и уверенный в успехе. Орех немного приободрился.

– Что случилось? – спросил Лохмач.

– Пятый опять удрал!

– Куда же?

– На сильф – куда-то наверх. Скорее всего на сильф. Вряд ли он бродит по колонии, он ее терпеть не может.

– Надоел он мне! И нору к тому же застудил! Думаешь, с ним что-нибудь случилось?

– Боюсь, что случилось! Он в страшной тревоге, а сейчас совсем темно. Что бы там ни говорил Львиная Пасть, а ночью могут появиться элили.

– Скоро начнет светать, – сказал Лохмач, понюхав воздух. – Утром мы его легко отыщем. Пожалуй, я пойду с тобой. Клянусь королевским салатом, когда мы его поймаем, я скажу ему пару теплых слов!

– Я подержу его, пока ты будешь его колотить. Только бы нам его найти!

Они вылезли из норы и присели.

– Так как наших друзей нет и никто нас не торопит, давай хорошенько осмотрим окрестность! Нет ли вблизи горностаев и сов?

Внезапно из-за соседнего леса послышалось уханье совы. Оба прижались к земле и сосчитали до четырех, пока не раздался следующий крик совы.

– Она улетает, – сказал Орех.

– Интересно: сколько полевок повторяет эти слова каждую ночь? Ты же знаешь, что сова нарочно обманывает своим будто бы удаляющимся криком.

– Все равно. Я не в силах больше ждать! Я должен найти Пятого!

– Идем, поищем его под тисом!

Под тисом Пятого не оказалось.

Лохмач соскочил с откоса на поле и помчался по мокрой траве.

– Вот и след Пятого! – вскричал он. – Он свежий и ведет из норы прямо к ручью.

Когда трава в каплях дождя, то в ней легко увидеть недавний след. Кролики дошли до плетня и кучи моркови. Лохмач был прав: след был свежий, и, перебравшись через плетень, они увидели Пятого. В полном одиночестве он щипал траву. Хотя несколько морковок лежало у ручья. Пятый их не трогал, а пощипывал траву возле старой яблони. Когда Орех и Лохмач приблизились, Пятый поднял на них глаза. Не говоря ни слова, Орех тоже принялся за траву. Он уже пожалел, что привел с собой Лохмача. Ночью, не обнаружив рядом Пятого, Орех всерьез разволновался и был доволен, что Лохмач согласился помочь урезонить его. Сейчас же, увидев Пятого, такого родного и маленького, неспособного никому причинить зла и дрожавшего в мокрой траве то ли от холода, то ли от страха, Орех понял, что его раздражение рассеялось. Теперь он чувствовал к нему острую жалость и думал, что, окажись они наедине, ему бы удалось успокоить брата. Однако уже поздно было уговаривать Лохмача действовать помягче, оставалось только уповать на лучшее.

Вопреки опасениям Ореха, Лохмач тоже хранил молчание. По-видимому, он считал, что разговор должен начать Орех, и был слегка смущен.

Орех уже решил, что все окончится хорошо и что Лохмач умнее, чем он ожидал, но вдруг Пятый, усевшись на задние лапы и помыв морду передними, посмотрел Ореху прямо в глаза.

– Я ухожу от вас! – сказал он. – Мне очень грустно! Я хотел бы пожелать вам всего доброго, но от этой колонии нечего ждать добра!

– Скажи хотя бы: куда ты пойдешь?

– Далеко! К холмам, если сумею до них добраться.

– Один? Это невозможно! Ты погибнешь!

– У тебя нет ни единого шанса, старина, – сказал Лохмач. – Кто-нибудь прикончит тебя еще до ни-Фриса!

– Нет, – ответил Пятый, – ты ближе меня к могиле!

– Ах ты жалкий клочок мокричной травки! Уж не думаешь ли ты меня запугать?

– Постой, Лохмач, – вмешался Орех. – Не надо разговаривать с ним так грубо!

– Да ведь ты сам… – начал Лохмач.

– Знаю, но теперь я передумал. Не сердись, Лохмач. Я хотел уговорить его вернуться в колонию. А сейчас… Сейчас у меня не хватает духу заставить его остаться. Я верю, что по какой-то причине это место сводит его с ума. Я провожу его немного и постараюсь вернуться к ни-Фрису.

Лохмач вытаращил глаза и свирепо набросился на Пятого:

– Ах ты мерзкий черный жук! Ты никогда никого не слушаешься! «Я, я, я всех важнее!» И так все время! «Ах, у меня странное ощущение в большом пальце, и поэтому все должны немедленно встать на голову!» А теперь, когда мы устроились в чудесной колонии, ты изо всех сил стараешься всех взбаламутить! Да еще хочешь, чтобы из-за тебя рисковал жизнью наш лучший кролик. Ты побредешь по лесу, как спятившая мышь, а он отправится нянькаться с тобой! Хорошо же, я расскажу обо всем нашим, чтоб они тоже разозлились на тебя!

Лохмач повернулся и бросился в первый попавшийся проход в плетне. Внезапно по ту сторону плетня поднялась настоящая буря. Сначала взлетел в воздух какой-то сучок, затем влажный ком слежавшихся листьев, как снаряд, вылетел из-за плетня и упал на землю возле лап Ореха. Слышно было, как за плетнем кто-то бьется и колотит лапами.

Подавляя желание немедленно обратиться в бегство, Орех и Пятый переглянулись. Кто же прячется за плетнем, какой неприятель? Может быть, это кошка? Но вместо кошачьего шипения и кроличьего визга за плетнем слышался лишь треск ветвей и шелест травы, словно кто-то в отчаянии вырывал ее с корнем.

Преодолев голос инстинкта и собрав все свое мужество, Орех бросился в проход. Пятый последовал за ним.

Их глазам открылось ужасное зрелище. На земле, пропаханной глубокими бороздами, на боку лежал Лохмач. Его шею стягивала изогнутая медная проволока, тускло поблескивающая в первых лучах солнца. Проволока глубоко врезалась в мех. Острый конец ее поранил кожу, и капли крови, темно-красные, как ягоды тиса, катились по плечу Лохмача. Видно, у него перехватило дыхание. Он снова начал отчаянно метаться, безуспешно пытаясь вырваться из петли. Он бросался из стороны в сторону и то поднимался, то опять падал на землю, но наконец задохнулся и затих.

Потрясенный ужасом, Орех выскочил из-за плетня и присел рядом. Глаза Лохмача были закрыты, а губы растянулись в гримасе боли. Он прикусил нижнюю губу, и из нее капала кровь.

– Тлейли, – постучав лапой о землю, сказал Орех. – Постарайся понять меня! Ты попал в западню! Как из нее выбраться? Вспомни: чему учили вас в Аусле?

Задние лапы Лохмача слабо забились, он опустил уши и открыл ничего не видящие глаза. Наконец Лохмач с трудом проговорил хриплым голосом:

– В Аусле говорили… нет смысла кусать проволоку… Нужно… рыть вокруг колышка!

Он забился в конвульсиях и заскреб когтями землю. Земля и кровь, как маска, запеклись на его морде.

– Беги скорей в колонию, Пятый! – вскричал Орех. – Позови Смородину и Серебристого! Скорей! Он умирает!

Пятый поскакал по полю быстрее бегущего зайца.

Орех попытался уяснить себе, с чего следовало начать. Какая вещь называется колышком? Он рассмотрел коварное приспособление. Лохмач лежал на проволоке, придавив ее своим телом. Казалось, что проволока уходит прямо в землю. Орех напряженно силился понять: что ему следует вырыть? Он понял только, что нужно рыть. Он начал раскапывать рыхлую землю и рыл, пока его когти не наткнулись на что-то гладкое и твердое. Он в недоумении остановился и тут заметил, что Смородина уже прибежал и смотрит через его плечо.

– Лохмач только что еще разговаривал! Он сказал: «Выкопайте колышек». Что нам делать? – спросил Орех Смородину.

– Постой, дай подумать! – сказал Смородина.

Повернувшись, Орех посмотрел в сторону ручья. Вдали он увидел вишневое дерево, под которым они на рассвете сидели со Смородиной и Пятым. Сейчас мимо вишни неслись во весь опор Хокбит, Серебристый, Одуванчик и Горшочек. Далеко обогнав товарищей, Одуванчик кинулся к проходу в плетне и вдруг резко остановился, подергиваясь и вытаращив глаза.

– Что случилось? Что это, Орех?

– Лохмач попал в силки! Не трогай его! Пусть Смородина решит, что нам делать, – ответил Орех. – А где Львиная Пасть? Может быть, он знает, что делать?

– Он не придет, – сказал Горшочек. – Он велел Пятому заткнуться…

– Что велел? – не веря собственным ушам, спросил Орех.

Но тут заговорил Смородина, и Орех обратил все внимание на него.

– Все понятно, – сказал Смородина. – Проволока цепляется за колышек, а колышек зарыт в землю, – вот, смотри! Мы должны его вырыть. Копай рядом!

Орех снова принялся за работу, взрывая когтями рыхлую сырую землю и скользя лапами по твердому дереву. Он сознавал, что все остальные кролики стоят в некотором отдалении и ждут. Запыхавшись, он вскоре остановился, и Серебристый сменил его. Через некоторое время Серебристого сменил Крушина. Им удалось обнажить поверхность этого гладкого, пахнувшего человеком, ненавистного колышка на длину кроличьего уха, но тот все еще крепко сидел в почве. Лохмач, весь в крови, с закрытыми глазами, неподвижно лежал на земле. Крушина поднял его голову и вытер грязь с морды.

– Внизу колышек становится уже, – сказал Крушина. – Мне кажется, его можно перегрызть, только мне не добраться до него зубами.

– Пусть попробует Горшочек, – сказал Смородина. – Он самый маленький.

Горшочек бросился в ямку, и все слышали, как дерево, треща под его зубами, превращалось в щепки.

Вскоре Горшочек вылез с поцарапанным носом.

– Щепки поранили мне нос, и там трудно дышать, но колышек почти перегрызен!

– Пятый! Спускайся в яму! – сказал Орех.

Пятый пробыл в дыре совсем недолго. Он тоже вылез с расцарапанной мордой.

– Колышек разломился надвое. Лохмач свободен! – объявил он.

Смородина потрогал носом голову Лохмача и легонько толкнул его. Голова Лохмача бессильно упала.

– Лохмач, – сказал Смородина. – Мы вытащили колышек!

Ответа не было. Лохмач по-прежнему лежал неподвижно. Смородина согнал севшую ему на нос муху, и та с жужжанием улетела в светлое небо.

– Кажется, он погиб, – сказал Смородина. – Он не дышит!

Орех опустился на землю рядом со Смородиной и прижал свой нос к носу Лохмача, но ветер мешал ему разобрать, дышит он или нет. Лапы Лохмача были вытянуты вперед, живот казался плоским и дряблым. Орех старался воскресить в памяти все, что он когда-либо слышал о западнях. Может быть, острый конец проволоки разорвал Лохмачу дыхательное горло?

– Лохмач, – прошептал Орех. – Мы тебя вытащили, ты свободен!

Лохмач не шевелился, и Орех решил, что он умер. Если это в самом деле так, то Ореху нужно скорее уводить отсюда весь отряд. Если кролики останутся у тела, то ощущение горькой потери заставит их растерять отвагу и душевно надломит каждого, и, что всего важнее, человек, поставивший ловушку, вернется за добычей. Может быть, он уже спешит сюда с ружьем за плечами, чтобы забрать бедного Лохмача!

Кроликам следовало бежать, и долг Ореха – позаботиться о том, чтобы его товарищи, а впрочем и он сам, поскорее и навсегда забыли о случившемся!

– Сердце мое стало сердцем одного из тысячи, оттого что мой друг перестал сегодня бегать! – произнес Орех традиционные кроличьи слова, обращаясь к Смородине.

– Ох, лучше бы уж это случилось с кем-нибудь из нас! Не знаю, что мы будем делать без Лохмача, – сказал Смородина.

– Мы должны жить, – ответил Орех. – Друзья ждут нас. Надо любым способом заставить их отвлечься!

Отвернувшись от тела, он поискал глазами Пятого. Пятого нигде не было видно, но звать его не следовало, так как кролики могли принять это за слабость и подумать, что их главарь ищет утешения.

Тут взгляд Ореха упал на Горшочка.

– Слушай, Горшочек! Ты почему не вытер до сих пор нос? Смотри, кровь так и капает! Разве ты не знаешь, что запах крови привлекает элилей? – грозно сказал он.

– Прости меня, Орех. А как быть с Лохмачом?

– Послушай! – в отчаянии продолжал Орех, не зная, что еще придумать. – Значит, Львиная Пасть велел Пятому замолчать?

– Когда Пятый прибежал в колонию и сказал, что бедный Лохмач попал в ловушку, то Львиная Пасть, Земляника и другие здешние кролики притворились, будто они ничего не слышат. Это было очень глупо, потому что Пятый орал во весь голос. А затем, когда мы все бросились сюда и Серебристый сказал им: «Вы, конечно, идете с нами», Львиная Пасть просто повернулся к нам спиной. Тогда Пятый еще раз подошел к Львиной Пасти и тихо заговорил. Его слов я не слыхал, но ясно расслышал ответ Львиной Пасти: «Клянусь холмами Инле, мне безразлично, куда вы пойдете. И немедленно заткнись!»

С этими словами он ударил Пятого и ободрал ему ухо.

– Я его убью, – послышался рядом хриплый бас.