Текст книги "Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии"

Автор книги: Реймонд Франц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

Преступление и приговор

«Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними»

(Луки 15:2).

В качестве свидетельства было достаточно одного обеда. Вот как это произошло.

Приблизительно через шесть месяцев после моего возвращения в Северную Алабаму Общество послало в этот район нового районного надзирателя. Его предшественник был человеком умеренным и предпочитал не раздувать проблемы до размера серьезного дела, а решать их спокойно, без шума. Новый надзиратель был известен как человек более агрессивный. Примерно в это же время вышло письмо Общества областным и районным надзирателям, где утверждалось, что «отступниками» являлись и те, кто просто верил в то, что отличалось от учений организации.

Во время своего второго посещения собрания в Ист – Гадсдене (в марте 1981 года) новый районный надзиратель Уэсли Боннер пожелал встретиться с Питером Грегерсоном и вместе с местным старейшиной Джимом Питчфордом побывал у него дома. Причина? Боннер сказал Питеру, что в городе и в округе о нем ходит «много разговоров». Питеру очень неприятно было об этом слышать, и он спросил, откуда берутся эти «разговоры». Боннеру не хотелось отвечать, но Питер подчеркнул, что ему необходимо это знать, чтобы исправить положение. Тогда Боннер сообщил, что он услышал это от одного из родителей в семье Питера и его жены.

Питер пояснил, что он приложил все усилия для того, чтобы быть осмотрительным в словах, что в этой части страны все разговоры по вопросам Писания он вел только с членами своей семьи. Его сильно обеспокоило, что теперь люди вне его семьи ведут «разговоры», по словам районного надзирателя. «Как это может быть?» – спросил он. Боннер не дал никакого объяснения.

О чем же были эти разговоры? Боннер заговорил об одном моменте из статьи в «Сторожевой башне», по поводу которого Питер, как сообщали, высказывал возражения. Этот момент никоим образом нельзя было называть «основным учением»; фактически, речь шла о простой формальности[221]221
  В статье из «Сторожевой башни» за 15 августа 1980 года автор стремился показать, что греческое слово «наос» («храм» или «святилище»), употребленное в Откровении 7:15 в связи с «великим множеством», могло относиться ко дворам храма. Тем самым утверждалось, что Иисус выгнал торговцев из «наос» (см. с. 15). Поскольку в самом библейском повествовании (см. Иоанна 2:14–16) используется другое слово («хиерон»), это утверждение было явно неверным и, как сказал один старейшина, было «примерим либо интеллектуальной нечестности, либо интеллектуального неведения».


[Закрыть]. Тем не менее, поскольку Питер не согласился с организацией, это было важно. После долгого обсуждения районному надзирателю пришлось признать, что этот момент, возможно, на самом деле ошибочен (В действительности, в письме от 11 мая 1981 года, посланного в ответ на запрос, Общество признало, что была допущена ошибка. В письме говорилось, что «пункт три в обзоре, напечатанном на странице 15, не был использован при переводе «Сторожевой башни» на другие языки». (Это утверждение, тем не менее, было не совсем верно).[222]222
  Для более подробной информации по этому вопросу смотрите приложение в книге Джона Митчелла «Где «великое множество» служит Богу? (Commentary Press, 1998)


[Закрыть]

Потом Питер говорил: «Я твердо решил не допустить «конфронтации» и делал все, что мог, чтобы разговор оставался спокойным и разумным». Когда районный надзиратель и местный старейшина ушли, Питер посчитал, что все закончилось на дружелюбной ноте, и был этим доволен. Но оказались, что он ошибался.

На следующей неделе районный надзиратель написал Питеру, что хотел бы встретиться с ним еще раз и поговорить о деле более серьезно.

По словам Питера, он почувствовал, что пора принимать решение. Напряженность, исходившая от Руководящего совета, его служебного отдела, ощущавшаяся в письме от 1 сентября 1980 года и в последовательных статьях в «Сторожевой башне», усилилась настолько, что верх взяла атмосфера «охоты на ведьм». С его стороны было бы наивным проигнорировать очевидную вероятность того, что предпринимаются попытки добиться его исключения. Он чувствовал, что дружба со мной, по крайней мере, этому способствовала. По его мнению, перед ним лежали два пути: либо добровольно выйти из собрания, либо позволить этим попыткам достичь своей цели. Оба эти пути были ему не по душе; но он решил, что должен выбрать первый и по собственному желанию выйти из собрания.

Когда я заметил, что сомневаюсь в том, что события уже достигли этой точки, Питер сказал: он все взвесил, молился об этом и считает такое решение более разумным. Больше всего его беспокоила семья. Трое из его семерых детей обзавелись своими семьями, у некоторых уже были дети, в этой же части страны у него было три брата, две сестры и много племянников и племянниц. Все они были Свидетелями Иеговы[223]223
  В семье его жены также было много Свидетелей.


[Закрыть]. Если он позволит представителям организации довести дело до лишения общения, это приведет к очень сложной ситуации в этих семействах. Все они предстанут перед сложной дилеммой: общаться с ним как с отцом, дедом, братом, дядей или вместо этого повиноваться организации и избегать его. К тому же среди служащих его продовольственной компании было около 35 Свидетелей Иеговы. Добровольно выйти из собрания казалось ему лучшим выходом, поскольку, как он понимал, это просто означало бы, что он больше не является членом собрания. Но это не вело к безжалостному обрыванию всех связей, которое требовалось политикой организации в случаях лишения общения[224]224
  Я лично знал, что в то время Руководящий совет приравнивал выход из организации к лишению общения только в тех случаях, когда люди начинали работать в военных организациях или заниматься политикой, а не просто выходили из собрания. Вообще, мне было поручено просмотреть руководство «Помощь в ответах на письма филиала», где были указаны все положения по этому вопросу, и я знал, что при выходе из организации крайние меры не принимались. К людям, вышедшим из организации, относились не так, как к лишенным общения; единственное исключение состояло в том, что при желании вновь войти в организацию им нужно было подать об этом заявление. Услышав о том, что отдел служения разослал письма, где выход из организации приравнивался к лишению общения, я поговорил с членом комитета отдела служения и указал, что этот вопрос не ставился в Руководящем совете и что такие действия явно были предприняты по инициативе отдела служения (пример того, как этот отдел принимал значительные решения, не имея на то права). Он признал, что по этому поводу от Руководящего совета не поступало никаких указаний.


[Закрыть].

Питер подал письмо об уходе 18 марта 1981 года. Его зачитали перед собранием. Хотя за этим последовали обычные замечания, так как Питер был Свидетелем с детства и в течение многих лет часто руководил деятельностью местного собрания, письмо, по – видимому, разрядило обстановку, поскольку в нем спокойным тоном излагались причины и не выражалось никаких враждебных чувств. За редким исключением Свидетели Иеговы в Гадсдене, встречая Питера, относились к нему, по меньшей мере, приветливо. Я думаю, что они продолжали бы поступать именно так, если бы руководствовались только своими понятиями хорошего и плохого. Казалось, кризис был предотвращен.

Через шесть месяцев в «Сторожевой башне» появились статьи, изменившие всю картину. Некоторые говорили мне: «Им только оставалось напечатать в журнале ваши имена: твое и Питера Грегерсона». Мне не кажется, что статьи были напечатаны только из – за ситуации в Гадсдене. Однако я думаю, что она некоторым образом повлияла на тех, кто решил написать такой материал. О каких же изменениях шла здесь речь?

Еще в 1974 году Руководящий совет поручил мне написать статьи об отношении к людям, лишенным общения (это желательно было сделать из – за некоторых только что принятых Руководящим советом решений)[225]225
  Руководящий совет рассмотрел два дела женщин, лишенных общения, которые хотели посещать собрания, но нуждались в помощи. Одна из них – молодая девушка из сельской местности в Новой Англии; другая – пациентка наркологического реабилитационного центра на Среднем Западе. Им обеим нужно было помочь с транспортом. Руководящий совет решил, что в таких случаях можно было обеспечить их транспортом.


[Закрыть]. Эти статьи, одобренные, как положено, Руководящим советом, значительно смягчили преобладавшее до тех пор настроение. Они призывали Свидетелей быть более милосердными во многих аспектах общения с исключенными, умерили жесткость положений, определявших отношения с членом семьи, лишенным общения.

В «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года не только утверждалось противоположное мнение, но и содержались призывы к мерам еще более жестким, чем те, которые существовали до 1974 года (пример «лодки, плывущей против ветра», на этот раз еще дальше того места, откуда начался ее путь)[226]226
  В «Сторожевой башне» за 1 декабря 1981 года напечатали статью, в которой были приведены попытки оправдать постоянные изменения различных доктринальных взглядов со стороны Общества и использован пример лодки, галсом идущей против ветра. Проблема заключается в том, что сдвиги в учениях части приводят к тому, что они возвращаются назад, буквально к тому месту, откуда начали.


[Закрыть].

Значительное изменение было сделано по отношению к тем, кто по собственной инициативе вышел из организации (как несколько месяцев назад сделал Питер Грегерсон). Впервые было решено, что к таким людям следует относиться так же, как к исключенным из собрания[227]227
  Это относилось, в основном, к людям, вышедшим из организации. В то время, как к разряду «отрекшихся от общения» относили тех, кто начал работать в военных организациях или заниматься политикой, это не было добровольным действием с их стороны или по их просьбе. Это было автоматической мерой, которую старейшины принимали в соответствии с политикой организации. Таким образом, новая политика касалась тех, кто вышел добровольно.


[Закрыть].

Прочитав материал и взглянув на него в свете собственного опыта работы в Руководящем совете (особенно с учетом моего недавнего общения с Председательским комитетом), я почти наверняка знал, к чему все это приведет. Мне не пришлось долго ждать.

То, о чем я сейчас рассказываю, изложено подробно не потому, что речь идет о моем деле или из – за его необычности, а потому, что оно очень характерно и похоже на то, что пережили другие, так как раз за разом в подобных обстоятельствах старейшины Свидетелей Иеговы применяли одинаковые методы и меры. Это наглядно показывает привитые им логику и дух, пришедшие из центрального источника.

Хотя на обложке журнала «Сторожевая башня» стояла дата 15 сентября, этот номер вышел на две недели раньше. Через несколько дней ко мне пришел местный старейшина Ист – Гадсденского собрания Свидетелей Иеговы Дэн Грегерсон – самый младший брат Питера. Он спросил, может ли он вместе с еще несколькими старейшинами побеседовать со мной. Я согласился и спросил, о чем бы им хотелось поговорить. Немного поколебавшись, он сказал, что надо обсудить некоторые мои замечания враждебного характера по отношению к организации. Когда я спросил, кто послужил источником этого заявления, он сказал, что этот человек пожелал остаться неизвестным (такое «метание копий из тумана» – явление вполне обычное; считается, что это надо воспринимать как нечто нормальное и общепринятое).

Однако я спросил его, не об этом ли говорит Иисус в Матфея 18:15–17 (совет о том, что человек, жалующийся на брата, сначала должен пойти к этому брату и поговорить с ним). Дэн согласился, что Иисус говорил именно о такой ситуации. Я предложил ему как старейшине встретиться с этим человеком и посоветовать ему придти ко мне для разговора и тем самым выполнить заповедь Иисуса. Он ответил, что этот человек не считает себя «квалифицированным». Я заметил, что это не имеет значения, что я не хочу ни с кем спорить; но если я вызвал у кого – то беспокойство, хотелось бы, чтобы этот человек сам сказал мне об этом, чтобы я мог извиниться и все прояснить (я до сих пор не знаю, о ком он говорил). Дэн произнес, что я должен понимать, что на старейшине также лежит «обязанность защищать стадо и интересы овец». Я полностью с ним согласился и выразил свое убеждение в том, что ему известно, что, согласно этой обязанности, старейшина должен призывать каждого в стаде твердо придерживаться Слова Бога и применять его в своей жизни. Тогда они могли бы помочь этому человеку увидеть, что необходимо применить слова Иисуса и придти поговорить со мной; в этом случае я узнаю, как именно я обидел его, и принесу соответствующие извинения.

Он сказал, что об этом говорить больше не будет, а затем заметил, что им хотелось бы обсудить мои «знакомства». Пожалуйста, они могут это сделать, сказал я, и мы договорились, что они со старейшиной придут через два дня. Пришел Дэн и старейшина по имени Теотис Френч. Разговор начался с того, что Дэн прочитал 2 Коринфянам 13:7–9 и сообщил мне, что они здесь для того, чтобы «исправить» мои мысли в соответствии со «Сторожевой башней» за 15 сентября 1981 года, – особенно, что касается моего знакомства с его братом, Питером Грегерсоном, теперь вышедшим из организации. Однажды в августе Дэн видел нас в ресторане, когда мы с Питером со своими женами обедали там.

Я спросил их, знают ли они, что находятся сейчас на земле Питера, в том смысле, что он сдавал мне участок под дом, и что я на него работаю. Они это знали.

Я объяснил, что в своих знакомствах, как и во всем остальном, руководствуюсь собственной совестью, и упомянул о совете Павла, объяснявшего важное значение совести в Римлянам 14. Я буду счастлив выполнять все, о чем говорит Писание; но я не видел никакого свидетельства, поддерживающего принятую теперь точку зрения по отношению к вышедшим из организации. Каким образом Писание ее поддерживает?

Далее разговор пошел по предсказуемому пути: для оправдания этой точки зрения Дэн обратился к 1 Коринфянам 5. Я заметил что апостол советовал не общаться с теми, кто называет себя братьями и, тем не менее, остается блудником или лихоимцем или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею или хищником. Среди моих знакомых таких людей не было да я и не хотел, чтобы подобные появлялись в моем доме. Но ведь они уж, конечно, не думают, что Питера Грегерсона можно отнести к числу таких людей? Ни один из них на этот вопрос не ответил.

Тогда Дэн обратился к словам апостола Иоанна из 1 Иоанна 2:19: «Они вышли от нас, но не были наши; ибо, если были наши, то остались бы с нами». Когда я спросил, о каких людях, судя по контексту, говорит здесь Иоанн, они признали, что речь идет об «антихристах». Я заметил, что о том же речь идет и во 2 Иоанна 7–11, где говорится об общении с подобными людьми. Я уверил их, что никогда не стал бы общаться с антихристом, с тем, кто бунтует против Бога и Христа, но, опять же, таких людей среди моих знакомых не было. Уж конечно, они не думают, что Питер Грегерсон антихрист? И вновь не последовало никакого ответа[228]228
  Дэн признал, что никогда не говорил со своим братом Питером о его (Питера) разногласиях с принятой точкой зрения, хотя Дэну о них было полностью известно.


[Закрыть].

Вот, фактически, и все «исправление» в соответствии с Писанием, которое я получил от этих двух пастырей стада. С этого момента они ссылались только на журнал «Сторожевая башня». Принимаю ли я то, что «Сторожевая башня» говорит по этому поводу, подчиняюсь ли я указаниям организации? Я заявил, что в конечном счете настоящий вопрос стоит так: что говорит об этом Слово Бога; что некоторые учения организации, безусловно, крепко стоят на Слове Бога, но другие учения могут потребовать изменений.

В качестве примера я спросил Дэна, считает ли он возможным, что когда – нибудь в будущем организация изменит свою точку зрения в связи со словами Иисуса о «роде сем» из Матфея 24 (я не сообщил им, что члены Руководящего совета Шредер, Кляйн и Сьютер в сущности предлагали внести изменения, которые передвинули бы начало «рода сего» с 1914 на 1957 год). Дэн ответил так: «Если в будущем организация сочтет нужным это изменить, тогда я это приму». Его ответ, хоть и не был прямым, показывал, что он признавал возможность изменении. Тогда я спросил его, считает ли он возможным изменение организацией учения о том, что Иисус Христос отдал свою жизнь как искупительную жертву за человечество. Он взглянул на меня и не ответил. Я выразил уверенность в том, что он не думает о подобной возможности, поскольку это учение твердо основано на Писании. Второе учение было «текущим толкованием», подвластным изменениям, и, конечно, находилось не на том уровне, что учение об искупительной жертве. Я рассматривал материал по вопросу о вышедших из организации и «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года в таком же свете.

Тогда Дэн начал говорить о необходимости «быть смиренным», принимая Божьи указания. С этим я мог полностью согласиться и сказал, что они, несомненно, тоже считают, что люди, проповедующие смирение, должны прежде всего это смирение проявлять.

Опять же в качестве примера я привел группу беседующих людей. Один человек очень энергично высказывает свои взгляды по самым разным вопросам. Когда он замолкает, другой человек замечает, что полностью согласен с говорившим по нескольким моментам; но по отдельным вопросам, однако, он думает иначе и приводит причины этого. После этого первый говоривший призывает остальных изгнать этого второго из комнаты как неподходящую компанию – потому что тот не согласился с ним по всем пунктам. Кому, спросил я, необходимо научиться смирению? И вновь не получил никакого ответа. Спустя некоторое время разговор завершился, и они ушли.

В тот вечер ко мне зашел Питер, чтобы узнать, чем все закончилось. Ему было очень неприятно слышать о такой позиции по отношению ко мне, и он знал, к чему это могло привести. Он хотел, чтобы я помнил следующее: если я решу, что мне лучше не общаться с ним вообще, он меня поймет.

Я напомнил ему о случае, происшедшем однажды вечером около полутора лет назад, незадолго до того, как в мае 1980 года я отправился в Бруклин на свое последнее заседание Руководящего совета. Мы с ним были одни в машине. Я сказал ему, что мы с Синтией все обсудили и решили не возвращаться в Алабаму после заседания, а поехать домой к членам ее семьи. Я сказал, что не знаю, чем закончится заседание, возможно, «самым худшим», и не хотел создавать проблемы для него и его семьи[229]229
  В то время Питер еще не вышел из организации. Это произошло почти год спустя.


[Закрыть]. Нам казалось, что, если мы поедем домой к родственникам жены, вероятность проблем для них будет меньше. Он ответил, что они очень хотят, чтобы мы вернулись, и рассчитывают на это. Я выразил ему свою признательность, но сказал, что у него большая семья – жена сыновья и дочери, братья и сестры, внуки и родственники жены, и все они Свидетели, – поэтому, если меня лишат общения, мое возвращение может принести им множество осложнений и неприятностей со стороны организации.

Он ответил так: «Я это понимаю, и не воображай, что я об этом не думал. Но между собой мы об этом поговорили и этот мост перешли. Мы хотим, чтобы вы вернулись несмотря ни на что».

Мне трудно выразить, как много эти слова значили для меня в тот момент. Я сказал Питеру, что не знаю, как мог бы поступить иначе теперь, когда мы поменялись местами. Я не мог быть на стороне тех, кто находил пороки в человеке, который просто действовал согласно своей совести в интересах истины и других людей.

После «исправительной» встречи с двумя старейшинами Ист – Гадсденского собрания мне никто ничего не говорил до тех пор, пока через несколько недель не приехал районный надзиратель Уэсли Боннер. Он попросил разрешения придти ко мне домой вместе с Дэном Грегерсоном. При этой встрече по собственной просьбе присутствовал еще один брат Питера – Том Грегерсон, второй из четырех сыновей в семье.

Разговор пошел по тому же предсказуемому руслу за исключением того, что районный надзиратель был склонен меня перебивать, да так, что мне, в конце концов, пришлось попросить его по крайней мере, как гостя в моем доме, ждать, пока я закончу предложение, а уж потом начинать говорить. «Исправление» опять было основано на «Сторожевой башне», а не на Писании. И снова, когда я спросил, действительно ли они считают Питера Грегерсона «развращенным» человеком, описанным в 1 Коринфянам 5, или «антихристом», о котором говорил апостол Иоанн, ни один из них ничего не ответил.

Я обратил их внимание на Римлянам 14, где апостол подчеркивает необходимость быть верными своей совести: если человек делает что – то и сомневается, что его поступок одобряется Богом, он тем самым грешит, ибо «все, что не по вере, грех». Поскольку Писание говорит, что «оправдывающий нечестивого и обвиняющий праведного – оба мерзость пред Господом»[230]230
  Притчи 17:15.


[Закрыть], я не мог с чистой совестью нарушить этот принцип и считать Питера Грегерсона развращенным человеком, когда это опровергалось всем, что я о нем знал.

Беннер ответил, что если я руководствуюсь своей совестью, то старейшины также руководствуются своей. Что если такова была моя позиция, то «им придется принять соответствующие меры» (по всей видимости, совесть старейшин не позволяла уважать убеждения других, проявляя терпимость). Что это были за «меры», стало ясно из его дальнейших утверждений. Он сказал, что считает себя просто проводником учений, предоставляемых организацией. По его словам, он, «как попугай, повторял то, что говорил Руководящий совет». Это было сказано с явной гордостью, не знаю, почему. Я никогда не думал, что быть «попугаем» является сколько – нибудь значительным достижением.

Некоторое время спустя разговор завершился, и они ушли. Том Грегерсон, все еще переживая визит, покачал головой и сказал, что увиденное открыло ему глаза на многое, но очень его огорчило; он никогда бы не поверил, что люди могут говорить то, что он услышал.

К 1 ноября в Гадсдене начал действовать тот же судебный механизм, что раньше работал в Бруклине. Начались звонки от старейшин, спрашивавших то одно, то другое. Мне сообщили, что со мной встретится правовой комитет.

Я подумывал о том, чтобы написать в Руководящий совет о выходе из корпораций Общества (в течение нескольких лет я являлся членом с правом голоса обеих корпорации – в Нью – Йорке и Пенсильвании)[231]231
  Я продолжал оставаться их членом, покинув штаб – квартиру. И в 1980, и в 1981 годах я получил обычные «Бюллетени» для голосования на ежегодной встрече. В первый год я послал бюллетени по почте, но в 1981 году я не смог заставить себя это сделать, особенно с учетом материалов, опубликованных в литературе общества.


[Закрыть]. Пятого ноября, сообщая Руководящему совету, что отказываюсь от членства в корпорациях, я также написал:

По месту моего проживания некоторые старейшины восприняли информацию «Сторожевой башни» за 15 сентября 1980 года как право требовать, чтобы я изменил отношения с человеком, на земле которого живу и у которого работаю, – с Питером Грегерсоном. Они утверждают, что, поскольку он вышел из организации, я должен относить его к разряду тех, с кем вместе не следует даже есть – развращенных людей и антихристов, – и если я не подчинюсь этим требованиям, то подвергнусь лишению общения. Приближаясь к 60–летнему возрасту и не имея материальных сбережений, я не могу переменить место жительства или работу. Поэтому мне очень хотелось бы узнать, действительно ли в ваших заявлениях в том номере журнала имеется к виду то, что утверждают старейшины, а именно: что приглашение на обед от человека, на земле которого я живу и у которого работаю, может являться основанием для лишения общения. Если же старейшины преувеличивают степень сказанного в журнале, ваш совет об умеренности мог бы значительно облегчить мое положение, которое потенциально является угнетающим. Я был бы признателен за любые ваши разъяснения, данные непосредственно или через один из ваших отделов.

В тот же день мне позвонили старейшины. Еще раньше звонки их были настолько частыми, а настроение таким небратолюбивым, что мы с женой внутренне переживали всякий раз, когда звонил телефон. В том случае, если во время их звонков меня не оказывалось дома, моя жена должна была попросить их изложить все, что они хотели сказать, на бумаге. В тот день она попросила их об этом. На следующий день назначенный правовой комитет написал письмо, пришедшее 10 ноября 1981 года.

Многим Свидетелям Иеговы кажется невероятным, что меня действительно лишили общения из – за того, что я пообедал с Питером Грегерсоном. Некоторые настаивают, что такого быть не могло. Мне кажется, что начавшаяся тогда переписка все проясняет. Первое письмо правового комитета было датировано 6 ноября 1981 года.

2622 Филдс Авеню

Ист – Гадсден, Алабама 35904

6 ноября 1981 года

Рэймонду В. Френцу ул. 4, а/я 440Ф

Гадсден, Алабама 35904

Дорогой брат Френц:

Согласно твоему пожеланию, переданному нам сестрой Френц в четверг, 5 ноября, настоящим письмом мы просим тебя встретиться с правовым комитетом в субботу 14 ноября в 14 часов в Ист – Гадсденском Зале Царства. Целью нашей встречи является обсуждение твоего продолжающегося общения с человеком, вышедшим из собрания.

Если ты не сможешь встретиться с нами в указанный срок, пожалуйста, сообщи об этом нам, чтобы можно было назначить другое время.

Твои братья,

Теотис Френч

Эдгар Брайант

Дэн Грегерсон

В этом письме ясно говорится, что основой для их «правовых действий» является одно – единственное обвинение, а именно: мое «общение с человеком, вышедшим из организации».

В своем письменном ответе я указал гадсденским старейшинам на то, что уже обратился к Руководящему совету с просьбой объяснить значение материала, опубликованного в «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года, и спросил, почему они не принимают это во внимание и не позволяют мне дождаться ответа. Я также указал на то, что не вполне разумно будет назначать Дэна Грегерсона в состав правового комитета, так как он уже выступил в роли моего обвинителя. Я выразил надежду, что правовой комитет будет расширен, чтобы можно было более справедливо и беспристрастно обсудить эту новую политику и ее применение[232]232
  Для сведения читателей эти письмо полностью помещено в Приложении [смотрите здесь].


[Закрыть].

Я отправил это письмо, и через неделю, в пятницу, 20 ноября, когда я пришел с работы, жена сообщила мне, что звонил старейшина Теотис Френч. Он сказал, что правовой комитет соберется уже завтра, в субботу днем. Они послали мне письмо, чтобы сообщить об этом.

В тот же день нам пришло уведомление о заказном письме. Я поспешил на почту и получил письмо, которое было датировано 19 ноября 1981 года.

2622 Филдс Авеню

Ист – Гадсдсн, Алабама 35904

19 ноября 1981 года

Реймонду В. Френцу ул. 4, в/я 440Ф

Гадсден, Алабама 35904

Дорогой брат Френц:

Как совет старейшин, мы рассмотрели твое письмо и отвечаем на него. Во – первых, мы хотели бы сообщить тебе, что совету старейшин было известно о твоем письме в Общество Сторожевой башни, и мы решили провести слушание правового комитета. Во – вторых, ввиду того, что Дэн Грегерсон выступил в роли обвинителя, совет старейшин решил, что в правовом комитете его заменит Лэрри Джонсон.

В – третьих, есть и другие люди, помимо Дэна, которые будут свидетелями по данному вопросу; однако нам кажется, что нет необходимости указывать их имена, потому что ты признаешь, что общался с людьми, вышедшими из собрания.

В – четвертых, совет старейшин решил, что в комитете будут служить трое старейшин. Нам хотелось бы уверить тебя, что эти назначенные братья предварительно тебя не осуждают и будут подходить к делу объективно.

Наконец, брат Френц, назначенный правовой комитет просил бы тебя встретиться с нами в субботу, 21 ноября, в 16 часов в Зале Царства. Если ты не сможешь встретиться в это время, мы просим тебя сообщить одному из нижеподписавшихся братьев, чтобы назначить более подходящий срок.

Твои братья,

Лэрри Джонсон

Эдгар Брайант

Теотис Френч

Письмо это было не просто официальным. Оно вполне могло придти от какого – нибудь гражданского суда, поскольку, хотя и было подписано «Твои братья», в нем не было и следа теплоты христианского братства. В его тоне преобладала холодная официальность. Если бы меня уже предварительно осуждали (они уверяли в письме, что это не так), там, конечно, был бы выражен братский дух, проявление сочувственной заботы о жизненных интересах того, кому они писали. Даже принимая во внимание мое служение среди Свидетелей Иеговы на протяжении всей взрослой жизни, мою деятельность в Руководящем совете, мой возраст или текущие обстоятельства, – даже отбросив все это в сторону, они все – таки должны были проявить какую – то меру доброго интереса, хотя, может быть, и считали меня «одним из меньших братьев Христа» (Смотрите Матфея 25:40). Я не думаю, что такое равнодушие началось с этих людей. У него был другой источник. Письмо было вполне типичным.

Моя жена уже сообщила по телефону старейшине Френчу, что в субботу мы ждем гостей из другого штата, и у нас не будет возможности с ними связаться или изменить наши планы.

В следующий понедельник, 23 ноября, я вновь написал, выражая свое огорчение по поводу того, как поспешно и неосмотрительно действовал правовой комитет.

В тот же день позвонил старейшина Френч, сообщив, что правовой комитет соберется через два дня, в среду вечером (25 ноября) и вынесет свое решение, даже если я не буду присутствовать. Я подумал, что нет смысла отправлять им письмо, которое я написал раньше. Казалось, они были в ужасной спешке, «спешили судить». Я лично не думал, что это была их собственная инициатива. Как впоследствии признал председатель комитета, они поддерживали связь с представителем Общества, районным надзирателем Уэсли Беннером. Многие их выражения и настроения удивительно повторяли те, которые он проявил у меня дома. Он, в свою очередь, почти наверняка поддерживал связь с отделом служения бруклинской штаб – квартиры, а этот отдел – вне всякого сомнения – общался с Руководящим советом. Это не является чем – то необычным; как правило, все так и происходит. Применяемые методы не удивляли, они просто приводили меня в подавленное состояние.

Когда наступила среда (25 ноября), я решил пойти на это заседание (которое, по словам старейшины Френча, должно было состояться «в среду вечером»), чтобы меня не судили в мое отсутствие. Днем я позвонил домой одному из членов комитета, чтобы уточнить время. Его жена сказала, что он уже уехал в Зал Царства. Я позвонил туда и узнал, что встреча должна состояться днем – очевидно, «вечером» означало для комиссии любое время после трех часов дня. Я сказал им, что не понял их, что мне не сообщили определенного времени, и спросил, нельзя ли отложить заседание на 6 часов вечера. Они согласились.

Еще раньше Том Грегерсон изъявил желание пойти со мной, и я позвонил ему. Приехав в Зал Царства, мы прошли в конференц – зал, где находился правовой комитет, старейшины Френч (председатель), Брайант и Джонсон. Они сообщили Тому, что ему не разрешается быть на заседании, он может только дать свидетельство. Он сказал, что хотел бы присутствовать, поскольку является одним из руководителей продовольственной компании, где работает около 35 Свидетелей. Он должен знать, какую именно позицию организация занимает по этому вопросу. Но его на заседание так и не допустили.

После того, как он ушел, комиссия открыла заседание и вызвала свидетелей. Их было двое: Дэн Грегерсон и миссис Роберт Дэли.

Дэн говорил первым. Он сказал, что видел меня в ресторане Вестерн Стейк Хаус вместе с Питером Грегерсоном (и нашими женами). Это было основное содержание его свидетельства. Когда я спросил его, когда это было, он признал, что это было летом, а значит, до выхода в свет «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года, где появились новые правила, гласящие о том, что к вышедшим из организации нужно относиться так же, как к лишенным общения. Я сказал комиссии, что, если только они не верят, что законы имеют обратную силу, свидетельство Дэна является недействительным.

Затем попросили свидетельницу представить ее данные. Она рассказала, в основном, о том же, что и Дэн, за исключением того, что это произошло уже после выхода Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года.

Я с готовностью признал, что действительно обедал с Питером в указанное ею время. Я также спросил, обедали ли они с мужем (старейшиной Ист – Гадсденского собрания) с Питером (однажды Питер зашел в кафетерий Моррисона и оказался в очереди прямо за старейшиной Дэли и его женой. Поскольку раньше Дэли был отчимом Питера, женившись на матери Питера после смерти его отца, Питер заговорил с ним. Дэли пригласил Питера сесть вместе с ними, и они втроем беседовали в течение всего обеда. Это тоже произошло после опубликования «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года).

Услышав это, свидетельница разволновалась и сказала, что это так, но впоследствии она сказала некоторым «сестрам», что знает, как это нехорошо и что больше этого не повторится (позднее, после слушания я рассказал об этом Питеру, и он заметил: «Но они дважды со мной обедали! Я еще как – то зашел в кафетерий Моррисона, они уже сидели за столиком, увидели меня, помахали и пригласили подсесть к ним». Свидетельница ничего не рассказала об этой второй встрече, о которой мне во время слушания не было известно).

Это и было сущностью «показаний» против меня. Свидетели ушли.

Тогда правовой комитет начал спрашивать меня о моем отношении к материалу «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года. Я спросил, почему они не хотели дождаться, пока я получу ответ на свой запрос в Руководящий совет, написанный 5 ноября. Председатель Теотис Френч положил руку на номер «Сторожевой башни» за 15 сентября и сказал: «Вот весь авторитет, который нам нужен».

Я спросил, неужели они не чувствовали бы себя более уверенно, если бы их точка зрения была подтверждена Руководящим советом. Он повторил, что «им приходилось руководствоваться тем, что опубликовано и что «в любом случае, они позвонили в Бруклин по этому вопросу». О подобном звонке я слышал впервые. Очевидно, поэтому два дня назад, когда я говорил с председателем комиссии старейшиной Френчем по телефону, он сказал, что совет старейшин «не считает необходимым» ждать, пока Руководящий совет ответит на мое письмо! Они следовали тому же секретному образу действий, которого ранее придерживался Председательский комитет, и, по – видимому, вообще не считали нужным сообщать мне о том, что уже позвонили в бруклинскую штаб – квартиру.