Текст книги "Инкуб, или Демон вожделения"

Автор книги: Рэй Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

22

Его кровать исчезла. На ее месте теперь стояла та средневековая машина для пыток, которую он видел во сне, – дыба. И растянутая на ней со спутанными рыжими волосами, сжатыми зубами, нагая, вся покрытая потом от ужаса и боли на дыбе была женщина из его сна. Ее глаза, расширенные от боли, мерцали в лунном свете, и взгляд их обжигал Тима.

– Помоги мне… – умоляла она.

Тим взвыл от ужаса, спина приросла к стене, тело омертвело.

– Помоги мне… – опять взмолилась она.

Он закрыл глаза и с воплем сполз по стене вниз и, теряя сознание, упал на пол, прямо на хрупкие кусочки стекла.

– Тимоти! – раздался голос тети.

Она включила свет в его спальне и стояла в дверях в ночной рубашке.

– Что случилось? – спросила она. – Ты весь в крови!

Он сидел среди разбитого стекла, в нижнем белье. Его колени и икры были порезаны острыми осколками. Глаз он не открывал.

– Тимоти! – уже закричала Агата. – Что с тобой?

Он застонал, приподнял руку, указывая на место постели, но все еще не открывая глаза от страха и неведения: кровать там или дыба?

Потом он почувствовал, что тетя помогает ему подняться.

– Осторожно, – предупредила она. – Ты порежешь ноги. Она отвела его от разбитого стекла.

– Сядь здесь, – потребовала Агата и подтолкнула его к стулу.

Тим сел. Ее руки заскользили по телу – она стряхивала осколки с его кожи.

– Не так страшно, как мне показалось, – заключила Агата, – к счастью, неглубоко. Тимоти, что это было, кошмар?

Ему было страшно открыть глаза. Он прошептал:

– Разве ты ее не видишь?

– Кого?

– Ну, эту девушку… – простонал он, – бедную девушку… там… – С закрытыми по-прежнему глазами он указал на свою кровать.

– Открой глаза, Тимоти, – твердо произнесла Агата, – там никого нет.

Боязно, медленно он открыл глаза и взглянул туда, где только что видел дыбу. Там на своем обычном месте стояла его кровать.

– Тебе приснился кошмар, – сказала тетя, – о бедной девушке, как ты ее называешь. Разве ты не понимаешь, что это твоя нечистая совесть заставила тебя увидеть эту несчастную жертву… во сне…

– Нет, – покачал он головой, – это не то…

– Кто же это был? Гвен Моррисей? Мэлани Сандерс?..

– Нет же, ты не поймешь. Ладно забудь про это. Просто была галлюцинация. Он сказал, что у меня это может быть…

– Кто сказал? Что ты имеешь в виду?

– Ничего, тетя Агата. Я очень устал. Я просто хочу спать.

– Хорошо, – согласилась она, – подожди одну минуту. Дай-ка я сначала смажу чем-нибудь твои порезы.

Она пошла в ванную, Тим сидел, тело его обмякло и вспотело от страха. Он вглядывался в валявшийся на полу портрет матери…

Док Дженкинс окончил осмотр Прю Китон и заявил, что она погибла при таких же обстоятельствах, как и предыдущие жертвы. Он, Джулиан, и шериф Валден стояли в зале для посетителей на первом этаже больницы.

– Семнадцать лет! Боже всемогущий… – горестно произнес Хэнк.

Док Дженкинс неожиданно повернулся к шерифу.

– Черт побери, Хэнк, ты обязан изловить этого маньяка!

– Я делаю все, что могу, – твердо ответил Валден.

– Похоже, ты и вправду ищешь его? – съязвил Док.

– На, держи, – заорал Хэнк, срывая знак шерифа с рубахи и протягивая его Доку, – нацепи и носи!

– Джентльмены, прошу вас – попросил Джулиан, вставая между ними, – нервы у всех на пределе…

– Извини, Хэнк, – тихо сказал Док, – не знаю, что это на меня нашло.

– Док, понимаю все, ты беспокоишься о своей Дженни. И у тебя для этого есть причины. Я бы тоже переживал, будь у меня такая хорошенькая дочка…

– Я знаю, ты делаешь все возможное, – смягчился Док.

– А я знаю, что толку от этого мало. Но что еще предпринять? Арестовать молодого Прескотта? Но я по-прежнему больше подозреваю Тима Галэна. Ты, Док, говоришь, что это невозможно и в любом случае он не тот, в кого стреляла Лора Кинсайд. Я в тупике и не вижу выхода, Док. Единственное, что я могу и даже должен сделать, это проверить, где был каждый мужчина города, когда была убита Прю… И я начну с вас двоих.

– Я был дома, в постели, – заявил Док.

– Ты можешь это доказать?

– Боюсь, что нет. – Док покачал головой. – И Марта, и Дженни спали, когда я вернулся из больницы. По-моему, Марта даже не слышала, как я лег. Нет, Хэнк, у меня нет надежного алиби. Я мог напасть на Прю и у меня было бы достаточно времени, чтобы добраться домой.

Шериф что-то пробурчал и повернулся к Джулиану.

– Я был в своем номере в гостинице и читал, – ответил Джулиан.

– Конечно, никаких свидетелей?

– Ко мне заходил поговорить Тим Галэн. Но если доктор правильно определил время смерти, то Тим появился позже этого момента. Так что у меня нет алиби.

– Но если нет у вас, то тем более нет и у Тима, – сделал вывод Хэнк. – И у меня тоже. Просто прекрасно, практически каждый мужчина в городе является подозреваемым. – Шериф в смятении покачал головой. – Но тем не менее пора начинать расследование. Тут с вами ничего не узнаешь. Думаю, прежде всего надо проверить отпечатки пальцев и следов на месте преступления. Но скорее всего там уже все затоптано. У Лоры в кабинете, как помните, не нашли никаких улик.

На рубашке Хэнка, на том месте, откуда он сорвал звезду шерифа, была теперь дырка.

– Испортил новую вещь, – квакнул он, прицепил звезду на прежнее место и, громко топая, вышел из больницы.

– Вот еще что, Хэнк, – крикнул ему вдогонку Док и, повернувшись к Джулиану, добавил: – я хочу обсудить с ним один важный вопрос с глазу на глаз. Скоро вернусь.

Джулиан кивнул. Док догнал шерифа почти у самого выхода и тихо зашептал ему на ухо:

– Хэнк, не хочу, чтобы ты придавал излишнее значение тому, о чем сейчас узнаешь. Но мое положение обязывает сказать вот что. Минуту назад, когда мы стояли с Траском, я заявил, что Прю пострадала так же, как и две другие девушки раньше. Но это не совсем так. Есть одна маленькая деталь. – Он сделал паузу, как бы решаясь. – В желудке Прю обнаружено небольшое количество непереваренного протеина и сахара…

– Мороженое и содовая в «Сахарнице» перед сеансом, – заявил Хэнк.

– Нет, Прю пила только чай со льдом. Это подтвердил Чарли. Она сидела на диете. Не спрашивай, зачем это было нужно такому маленькому и хрупкому созданию. Но ты не знаешь современных девиц – они помешаны на том, чтобы похудеть. Моя Дженни тоже такая. Сахара и протеина в желудке было всего ничего. И попали туда буквально за несколько секунд до смерти. Застывший протеин с необычно высоким процентом фруктозы, моносахаридного сахара, который является одним из самых сладких веществ в природе…

– На что ты, черт возьми, намекаешь, Сэм?

Голос Дока стал еще тише:

– Это вещество – человеческая сперма, Хэнк.

Шериф пришел в ярость:

– Ты хочешь сказать, что этот сукин сын перед тем как изнасиловать, заставил Прю еще и…?

– Нет, нет. Такое высокое содержимое фруктозы встречается только в сперме диабетиков. А единственный диабетик мужского пола в Галэне – сын Джо.

– Чарли? Так это он?

Док покачал головой:

– Нет, не он… Я знаю физические кондиции Чарли даже лучше, чем Тима, и, поверь мне, ни один из них не мог бы быть насильником. Это значит только одно, что когда они там сидели в кино в темноте, Прю… понимаешь?

– Док, ты уверен, что это верное объяснение?

– Да. Но мы, Хэнк, должны постараться, чтобы об этом никто не узнал. Правильнее всего обо всем забыть. Тут не только в Чарли дело. Но подумай и о бедных родителях девушки – Элен и Бене. И к тому же, она была племянницей священника. В принципе здесь нет ничего ужасного, они же были влюблены друг в друга. Но какому отцу было бы приятно узнать, что последнее, что его дочка сделала на земле, был именно… ну ты понимаешь?

– Я-то понимаю. Но, по-моему, любой парень, который заставит девушку делать подобное, может ее изнасиловать и убить.

– Потише, Хэнк. Прежде всего ты заскорузлый пуританин и к тому же наивный человек. Никто никого ничего не заставлял делать. Прю сделала сама по себе. К тому же еще одно соображение. Ни один мужчина, который только что получил свое именно таким манером, неспособен так быстро кого-либо изнасиловать. Само наличие спермы Чарли в желудке Прю практически является его алиби.

– Допустим, с точки зрения медицины это так. Но кто же тогда это сделал?

Док усмехнулся:

– Ты только что признал, Хэнк, что я врач. А ты шериф. Так что это твоя проблема.

Хэнк фыркнул и вышел на улицу, а Док вернулся в зал больницы, где его ждал Джулиан.

– Хэнк – хороший полицейский, – заявил Док.

– Знаю, – согласился Джулиан, – но одновременно знаю, что с подобным делом не справиться ни одному полицейскому в мире. Это вне пределов полицейской компетенции и вашей тоже, кстати. Теперь ты на моей территории, Док. И я думаю, что настало время рассказать вам абсолютно все о случаях с Гвен, Мэлани, Прю и о Тиме Галэне тоже. К черту медицинскую этику. Погибли три девушки. Одна чудом спаслась. Может быть, я сумел бы установить преступника, но для этого мне нужна ваша помощь.

Док Дженкинс вздохнул:

– Уговорили. Идите в машину. Надеюсь увидеть вас в моем кабинете минут через десять. У меня в заначке есть бутылка виски.

Десять минут спустя Док оправдывался, размахивая бутылкой:

– Заначка исключительно для экстренных случаев – и если сегодня не такой случай, то я ничего в жизни не понимаю.

Он щедро наполнил два стакана и один протянул Джулиану:

– Будем здоровы!

Они выпили.

Док присел на край стола.

– Помню, я читал как-то в книге, – сказал он, – как Иван Грозный казнил людей. Это они называли сажать на кол. У турок переняли. Приговоренного раздевали и сажали на высокую тонкую палку с острым концом. Мужчинам палку вставляли в задний проход где-то на дюйм. Для женщин предусмотрели другую возможность. Ну, вначале казалось все не так страшно, но потом вступала в действие сила земного притяжения, и несчастная жертва начинала скользить по палке. Медленно дюйм за дюймом ее тянуло вниз под тяжестью собственного тела, и острая пика все глубже и глубже впивалась, разрывая все ткани, до тех пор, пока ноги не касались земли. Говорят, на это уходило несколько часов. Люди приносили с собой еду, приходя на казнь, и проводили целый день, наблюдая за муками приговоренного. Должно быть, для них все это было так же занимательно, как для наших современников гонка типа Индианаполис 500, где гонщики имеют шанс перевернуться и изжариться заживо. Я на своем веку не имел «счастья» осматривать тело посаженного на кол, однако все три жертвы насилия больше всего напоминали о подобном зверстве.

Джулиан отпил из своего стакана:

– Я считаю, что насильник должен быть физически, так сказать, «сверходаренным», то есть иметь патологические размеры орудия насилия…

Док кивнул и сделал еще один большой глоток:

– Да, вы верно догадались. Не знаю каким образом. Но вспомните мои выводы. Это не мог быть, например, Тим Галэн. У того нет ни в одной сфере отклонений от нормы.

– Ну и что? – равнодушно произнес Джулиан.

– Подозреваю, что вы имеете в виду, – сказал доктор. – Но вы заблуждаетесь, думая, что преступник использовал какой-либо предмет. Садисты-маньяки прибегают к этому довольно часто, орудуя пивной бутылкой или початком кукурузы или черт его знает чем еще, если они импотенты.

– Нет, – возразил Джулиан, – не о том речь. Насильник ведь не был импотентом, не правда ли?

Док отставил стакан:

– Ну, не был. Но вы-то откуда знаете?

– Просто догадался. В половых органах девушек было вполне достаточно спермы. Правильно?

Док кивнул. Джулиан продолжил:

– Значит, насильник импотентом не был… Я позволю себе выдвинуть еще одно предположение. При нормальной эякуляции выделяется, ну примерно, с чайную ложку спермы. Но я уверен, что во всех трех случаях ее было гораздо больше. – Джулиан сделал паузу, ожидая комментария Дока.

Тот кивнул.

– Намного больше?

– Да, – подтвердил Дженкинс.

Джулиан встал и нетерпеливо зашагал по комнате.

– Док, – сказал он. – Я думаю, мы делаем успехи, и чувствую, что мы на пути к разгадке. Теперь перейдем к дальнейшим подробностям. Вы подтвердили, что спермы было намного больше. Ну так насколько же все-таки?

Док поднял стакан и осушил его на этот раз до дна.

– Все трое были заполнены ею до краев. Она просто выливалась из них. – Он передернулся:

– В каждой было не меньше литра…

Дженкинс налил еще виски.

– В случае с Прю, – решил он больше ничего не скрывать от Джулиана, – небольшое количество спермы было и в желудке тоже. Но я уверен, и не вздумайте спрашивать меня почему, что то была не сперма насильника.

– Вы правы, – согласился Джулиан, – но совсем не в том, в чем уверены. В отличие от многих других насильников, и агрессивных, и тех, кто прячется по кустам, у этого нет абсолютно никакого интереса к оральному акту.

– Вы чертовски уверены в себе.

– Доктор Дженкинс, – сказал Джулиан, машинально переходя на формальную британскую манеру общения, – вы обследовали девушек. Вы один видели собственными глазами, что сотворил с ними насильник. Вы единственный, кто может рассказать мне о всех последствиях насилия. Время щадить друг другу нервы уже прошло. Мы говорили о возможности того, что орган у насильника больше обычного мужского. Но во сколько раз? В два? В три? Что вы можете сказать, исходя из экспертизы жертв?

– Вы все равно мне не поверите, – ответил Док.

– Ну, а вы все же попробуйте убедить.

– Судя по состоянию тел девушек, разрывам тканей, массивным кровотечениям, смертельным последствиям повреждений… – Док опять осушил стакан, – я бы сказал, что эта треклятая штуковина должна быть размером, как минимум, с мою руку. – И Док для наглядности вытянул левую руку. Ничего подобного у нормальных мужчин не наблюдается, – добавил он. – Такое скорее можно встретить в зоопарке.

Джулиан задумчиво кивнул.

– Странно, – произнес он, как бы обращаясь к самому себе, – кто-то сегодня уже приводил аналогию с животными. – И вспомнил, что Тим упомянул коня.

Док решил уточнить:

– Погодите. Я ведь не утверждал, что думаю о том, что это было животное…

– Знаю, знаю, – прервал его Джулиан.

– Ни возле Гвен, ни возле Мэлани не было обнаружено ничего похожего на следы животного…

– Конечно, нет. Мы ведь ищем не совсем животное. Но мы ищем и не совсем человека. Мы ищем редкое существо, которое не вымирает лишь по одной причине: время от времени происходит совокупление представителя этого вида с человеком, и таким образом род продолжается. Оно убивать не хочет. Оно хочет лишь иметь потомство. Но физические размеры делают эту связь смертельной для женщины. Оно само об этом не догадывается, ибо слепо в отношении всего, кроме всепоглощающего сексуального влечения, во имя рождения себе подобных. Редко, может быть, один или два раза за всю новейшую историю ему удалось сделать выжившую женщину беременной. В таком случае родится ребенок. И этот гибрид вырастает, заводит своих детей. С каждым новым поколением нечеловеческая наследственность становится все более размытой, она слабеет и слабеет, становясь невидимой, недоступной для обнаружения существующими методами исследований. Поэтому такой человек для окружающих вполне нормален. Но что-то происходит, и наследственность эта вдруг начинает вырываться наружу и доминировать, тогда…

Телефонный звонок прервал Джулиана. Доктор не снял сразу трубку. Он повернулся к собеседнику:

– У этого редкого существа есть какое-нибудь название?

– Несколько, – ответил Джулиан, – одно из них – ИНКУБ.

– Доктор Дженкинс, – наконец отозвался Док на звонок. Через минуту лицо его исказила гримаса шока.

– Нет! – прошептал он, – о, Боже, нет, Хэнк. Я еду…

Рука доктора буквально уронила трубку. Шок на лице сменила брезгливость, как будто он дотронулся до мерзкого существа, о котором они только что говорили.

– Что, еще одна? – не веря в догадку спросил Джулиан.

Доктор посмотрел на него потерянно.

– Не одна, а две: номер четыре и пять…

23

Аните Грант было сорок, когда она умерла. Она всегда слыла красивой цветущей женщиной. Красивой она оставалась и до самого смертного часа. Здоровье, свою безграничную энергию, любовь к спорту, жизни вообще она потеряла в одну минуту. Ей было тогда тридцать семь лет. Если бы самый изощренный изверг попытался найти способ, чтобы свести женщину ее натуры с ума и подвергнуть бесконечной пытке, то и он не придумал бы лучшего способа, чем было ее существование в последние годы. Судьба приковала Аниту к постели и инвалидной коляске, что было непосильным, дьявольским испытанием.

И тем не менее Анита Грант никогда не роптала. Воля ее оставалась несгибаемой, улыбка всегда бодрой, вера в Бога стала сильнее, чем была раньше. И только в редкие моменты, когда она оставалась в одиночестве, Анита позволяла себе заплакать. Но и тогда она плакала не о своей доле. Она омывала слезами участь дочери, вынужденной бросить учебу и пойти работать, чтобы прокормить мать-инвалида и себя. И еще она оплакивала мужа, веселого Джона, как они его всегда называли, которого погубил слепой рок в самом расцвете лет и сил.

«Я не имею права так рассуждать, – часто говорила Анита себе. – Если судьба слепа, то это должно означать, что и Бог слеп и глух к мольбам людей и их надеждам. Если допустить, что судьба слепа, то жизнь тогда не более чем просто случайность, бесформенная и бессмысленная. Тогда может статься так, что добро будет наказано, а зло восторжествует».

– На все была воля Божья, – утешал ее преподобный Китон.

И она верила, потому что в противном случае просто бы рехнулась.

– Воля Божья или Промысел Божий? – Она не могла не задавать этот вопрос. За что? За что в той ужасной катастрофе Бог убил мужа, ее сделал навсегда инвалидом, правда, пощадив дочь? Какой был в этом смысл? Какая цель? Что за Промысел Божий такой?

Была зловещая ирония в том, из-за чего произошла трагедия. Маленькое существо отняло жизнь у двоих.

Участок дороги, по которому они тогда ехали, не считался особо опасным. Ни серпантинов, ни резких поворотов – просто ровное прямое шоссе между Мидвэйлом и Галэном. Стоял приятный весенний вечер, было около половины одиннадцатого. В воздухе сладко пахло лавром. Мэри Лу, которой было тогда тринадцать, сидела сзади и напевала вслед за радио одну из роковых песенок, которые она так любила. Джон шутливо грозился переключить приемник на другую станцию, где, скажем, идет церковная проповедь. Но вопль протеста Мэри Лу заставил их всех троих рассмеяться. Был ли еще на свете отец и муж, которого бы так любили в семье? Мэри Лу его боготворила, а Анита считала главным для себя сделать его счастливым. Джон отвечал им тем же с широтой и теплом своей натуры. «Я счастливый человек», – часто повторял он.

Встречная машина резко пошла на них, свернув по совершенно идиотской причине. Суслик! Тот водитель не захотел сбить маленькое существо, зазевавшееся в свете фар. Автомобили столкнулись лоб в лоб. Водитель встречной машины, ехавший один, моментально превратился в кровавое месиво. Джон тоже.

Анита и Мэри Лу остались живы. Мэри Лу отделалась вообще только синяками и царапинами. Ее матери повезло меньше. Часть позвоночника была повреждена, нервы порваны. Ее надо было перетаскивать из кровати в коляску и наоборот. То, что было когда-то парой сильных стройных ног, стало бесполезным придатком к телу. А ведь как эти ноги блистали на теннисных кортах и сжимали мужа в любовном экстазе!

Теперь она даже пальцами пошевелить не могла. «Самые красивые пальцы в городе», – говорил бывало Джон, целуя их. Иногда он расширял географию: «на всем Западе» или «во всем огромном мире».

Джон знал, что он банален. И гордился этим. «Самые лучшие вещи в мире чертовски банальны, – повторял он часто. – Любовь, дети, дружба, жареная курица, собаки, даже мать-природа. Посмотрите на этот закат! Вы когда-нибудь видели вещь более банальную? Я вас спрашиваю?»

Анита удивила всех, когда вышла замуж именно за него, удивила даже самого Джона. «Ты могла меня и перышком опрокинуть, – признался он. – Мне хотелось заполучить тебя как ничто другое, ни до, ни после этого, но я не думал, что у меня есть хоть малейший шанс на такую шикарную женщину? Но попытка не пытка. И Бог свидетель – ты сказала: „Да“!» «Что она во мне нашла», – удивлялся он. Удивлялись и другие: «Что в нем нашла». Джон признавался, что он удивлен до сих пор, после многих лет совместной жизни.

Она умела ценить добро. И вот так, за одну секунду, вся жизнь сломана. Все изменилось из-за одной причуды случая на этой дороге. Все самое хорошее и любовь, которые были воплощены в понятии «Джон Грант», исчезли с лица земли. Исчезла ее главная способность – быть полезной. Жизнь Мэри Лу отравлена горем, душевной травмой и непосильной ношей.

– Могло быть и хуже, – успокаивал ее святой отец, когда она вскоре после катастрофы ощущала самую горькую обиду на судьбу.

– О да Ваше, преподобие, – отвечала Анита едко, – я знаю. Не важно, как все было плохо. Ведь всегда может быть еще хуже. И, вероятно, так и будет.

… Она услышала, как повернулся ключ во входной двери. Неужели уже так поздно? Неужели последний сеанс в «Парадизе» закончился и Мэри Лу вернулась домой? Время для нее обычно тянулось так медленно. Но она, наверное, сегодня просто задремала.

– Мама!

– Я не сплю, моя радость, – откликнулась Анита.

Когда Мэри Лу появилась в дверях, Анита сразу заметила, что дочь совсем недавно плакала.

– Что случилось, солнышко мое?

– Ой, мама, – опять заплакала Мэри Лу, – Прю Китон! – Слезы хлынули из ее глаз. Она опустилась на кровать к матери за утешением.

– Что стряслось?

В дверях спальни смущенно мялся Клем. Анита удивилась, увидев заместителя шерифа.

– Клем, в чем дело? – спросила Анита.

Сухими, официальными словами он рассказал ей все.

– О, Боже! – вскрикнула Анита, гладя по голове свою плачущую дочь. – Какой ужасный конец для бедняжки Прю и какое потрясение для тебя, родная. – О, Клем, что же происходит в этом городе? Кто творит этот кошмар? Почему нельзя его остановить?

Клем передернулся:

– Мы делаем все возможное, мэм.

– Я понимаю. Конечно, делаете.

– Я обойду вокруг дома, миссис Грант, и проверю, закрыты ли все окна, а потом зайду.

Анита кивнула, не в силах произнести ни слова. Несколько минут спустя Клем объявил, что все окна надежно заперты. Мэри Лу проводила его до двери, заперла ее на два поворота ключа и на щеколду, как посоветовал он.

– Бедная Элен, – сказала Анита, когда Мэри Лу вернулась к ней, – и Бен. Что сейчас с ними творится… И его преподобие…

Против ее воли жестокая мысль обожгла Аниту. Стал бы и теперь утверждать святой отец, что всегда надо рассчитывать на худшее и что на все – воля Божья? Ее покоробило от промелькнувших раздумий и стало не по себе.

– Деточка, – успокаивала она дочь, – прими горячую ванну. Это поможет расслабиться. Если хочешь, спи сегодня со мной.

– Да, пожалуй, – согласилась Мэри Лу.

– Ну, тогда беги, не теряй времени.

Что же творится в этом мире, спрашивала себя искалеченная вдова. Куда исчезла радость? Неужели и вправду бывает хуже. Неужели в таком тихом городке, как Галэн, – это же не какой-нибудь ужасный Нью-Йорк или там Чикаго, – могут происходить такие страшные дела? Изнасилование и убийство одной за другой трех девушек… Джон, дорогой, тебе повезло, что ты этого не видишь, сказала она про себя. Мир уже больше не набор тихих банальных вещей – закатов, собак или жареных куриц. Он состоит теперь из боли, грязи, смерти.

Усыпляющий монотонный звук воды, наполняющей ванну, подействовал на Аниту как колыбельная. Она медленно погрузилась в сон, в спасительное сновидение о тех счастливых днях, о любви Джона, пикниках с Джоном и Мэри Лу, плавании, теннисе, поцелуях и смехе.

Грохот вырвал ее из сна и мгновенно разбудил: «Что это? Стекло? Окно?» И сразу же тишину в доме прорезал крик Мэри Лу, затем шквальный всплеск воды и потом опять крик.

– Мэри Лу? Что с тобой, Мэри Лу?

Крики страха и агонии доносились до Аниты, крики как на бойне. Девочка как в детстве звала не «мам!» или «мать!», а «маама, мама, мааамма!»

– Мэри Лу!

Анита поняла все. Здесь в ее доме в этот момент умерщвлял насильник ее дочь. Она потянулась к телефону на тумбочке. Рука пыталась схватить трубку, но пальцы никак не слушались.

Она подтянула свое непослушное тело ближе к телефону и, бросившись на него, ей удалось отделить трубку от аппарата. Она услышала гудок и набрала коммутатор. Но в этот момент телефон выскользнул и с грохотом свалился на пол.

– МААМАА! МАААА!

«О, Боже! Пощади ее! Пощади ее и возьми меня, эту мертвую плоть – никчемную полуженщину, отправь меня на вечный костер ада, возьми меня, не ее, не ее, не ее, не ее…»

Крики оборвались.

Анита не слышала больше ничего кроме собственного дыхания. Она знала, что означает эта тишина. Мэри Лу уже мертва. Ее девочка умерла.

«Моя девочка, моя девочка…»

Новые звуки. Шаги. Хлюпающие, сильные шаги. Вода капает с идущего. Тяжелые мокрые шаги приближаются ближе и ближе к ее спальне…

Скованная неподвижностью, Анита могла только ожидать появления этого зверя. По ее убеждению такой человек мог быть только зверем, он не заслуживал имени – человек. Она лежала в своей кровати как на жертвенном алтаре, человеческая жертва жестокому Богу, жертва, которую даже не надо было связывать, и слушала, как все ближе и ближе, все громче раздавались шаги: хлюп, хлюп…

Сквозь ужас и горе, почти умертвившие ее и превратившие тело в какую-то аморфную массу, вдруг пробилась мысль, которая поразила Аниту. В ней, оказывается, не умерло любопытство: ей было интересно узнать, кто же это ее враг, который с каждым шагом приближается к ней. Стремление увидеть, кто это, было так велико, что страх смешался со жгучим желанием узнать лицо и имя изверга, того, кто изнасиловал и убил ее ребенка и других невинных девушек.

Хлюп, хлюп, хлюп… Анита уставилась своими затуманившимися от слез глазами на дверь… еще секунда, и она все узнает…

Тот, кто вторгся в их дом, стоял в дверях, с него на ковер капала вода и кровь. Кровь Мэри Лу. Он стоял в алой луже. Анита онемела. Ужас был слишком велик, чтобы преодолеть его и закричать! Это был вовсе не человек. Это была какая-то жуткая пародия на род людской, грязная насмешка над естеством, – не человек, вот что продвигалось сейчас упорно к ее кровати. Огромных размеров половой орган бросался в глаза прежде всего и выступал вперед как оружие. Но весь ужас заключался не в том, что существо не было человеком и даже не в сверхъестественных размерах его члена. Отчаяние, которое перехватило ей дыхание, было вызвано тем, что за миг до того, как это создание бросилось на нее, она узнала лицо…