Текст книги "Инкуб, или Демон вожделения"

Автор книги: Рэй Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

28

В женском общежитии две дамы – жены шерифа и священника проверяли, прочно ли прибиты доски к рамам окон.

– Неплохо сработано, – отметила Сара Валден, дергая доски. – Гвозди сидят глубоко.

– Да и дерево толстое, прочное, – добавила Фрэнси Китон.

– Уж сюда-то никто посторонний не проберется, – уверенно сказала Сара.

– Как насчет кофе, Сара?

– Полчашечки, дорогая. А то я не смогу уснуть.

Миссис Китон сняла кофейник с плиты и налила немного Саре и полную чашку себе.

– Мне не очень-то понравилось в обед консервированное рагу, – заметила она.

– Мне лично все равно. Я могу есть что угодно, – изрекла Сара. – У меня луженый желудок. А вот Хэнк – он у меня привереда.

Фрэнси улыбнулась:

– Привереда есть в каждой семье. У нас эту роль играю я. Фрэнк никогда не обращает внимания на то, что он ест. Он готов проглотить все, что я ему подсуну. Никогда не жалуется. «Я ем, чтобы жить, а не живу, чтобы есть» – вот его девиз.

– Точно подмечено, – бросила Сара.

Фрэнси отпила кофе и продолжила разговор:

– Я никогда раньше не задумывалась над одной проблемой. Слушай, вот ты замужем за блюстителем закона, я за священником. А тебе, Сара, никогда не хотелось иметь мужа, ну скажем, с более земной профессией? Продавца, страхового агента, что-нибудь в этом роде.

– Да, – согласилась Сара, – бывает так, что мне надоедает его круглосуточная занятость. Хэнка часто поднимают среди ночи или в другое неурочное время. Но ведь и у Марты Дженкинс то же самое.

– Это так, – Фрэнси сделала еще глоток, – но я имела в виду не то, когда могут разбудить. У Фрэнка в этом плане все в порядке. Я говорю о том, что есть профессии, которые требуют полной отдачи. Понимаешь, и Хэнк, и Дженкинс, они оба преданы своей работе. Но они не тратят духовной энергии. Фрэнк такой набожный человек. Он верит в то, что проповедует. Под него очень не просто подстраиваться. Я иногда думаю, что ему была бы нужна совсем другая жена. Я ведь не такая уж верующая…

– Я думаю, что именно поэтому ты для него и подходишь, – сказала Сара. – Именно ты для него связующее звено с землей. Такому человеку, как Фрэнк, иногда необходимо напоминать, что он прежде всего человек. – Она немного помолчала и добавила:

– Он обязан помнить, что он человек, а не ангел на небесах и не святой без плоти. Знаешь, дорогая, в чем-то они разные, но все же многое их делает похожими. У каждого мужчины есть рот, который надо накормить, две руки и две ноги, а главное, эта штуковина посередине. И все они дети, большие дети. И Фрэнк, и Президент США.

– Мне было бы лучше, если были бы дети…

– Ну, это как сказать, – откликнулась Сара. – Я люблю этих двух своих больших мартышек. За них я могу умереть, и вправду чуть не умерла, когда рожала первого. Не знаю, как было бы, если бы мне пришлось начинать все с начала. Повторить все снова? Ну, не знаю. Ты делаешь для них все эти годы так много, выматываешься, а они вырастают и уходят. Господь свидетель, что по-другому быть и не может, но… Они уходят, а ты оказываешься там же, где и начинала, но уже на несколько десятилетий старше. Так кому все это нужно? Док объясняет все закодированной биологической потребностью. Потребность эта стучится в тебе и твоем мужике. Он «вспахивает» и «вспахивает» тебя, как поле, и раз за разом сеет и сеет семена. Глядишь, и ты распухла, как дом, из которого кто-то должен выйти. Все согласно Писанию… Правда?

Фрэнси кивнула.

Сара спросила:

– Кто же в этом виноват, дорогая, ты или он? Или ты не хочешь об этом говорить? Почему Бог не дал вам детей?

– Ты умеешь держать язык за зубами? – спросила Фрэнси.

– Я думаю, что более скрытной женщины, чем я, в городе нет, – заверила Сара.

– Учти, об этом не знает даже Фрэнк. Только я и Док Дженкинс. Мы пытались не раз заиметь детей, сразу после того, как поженились. «Пахали», как ты это называешь, очень прилежно, но ничего не получалось. Тогда мы отправились на обследование к Доку Дженкинсу. Ну, короче говоря, я в полном порядке. Проблема во Фрэнке. Док сказал мне об этом с глазу на глаз, и я заставила его поклясться, что он ни слова не скажет Фрэнку. Я рассказывала ему об этом сама, но все поменяла местами. Сказала, что проблема во мне. Я соврала ему один-единственный раз за нашу совместную жизнь. Может быть, я была и неправа.

Сара долго не говорила ничего. Она подошла к кофейнику, чтобы долить себе в чашку.

– Пожалуй, я еще выпью немного, – сказала она и сделала большой глоток. – Нет, Фрэнси, не кори себя. А была бы какая-либо польза от того, что ты не утаила бы от Фрэнка правду? Результат остался тот же, но его мужское самолюбие было бы сильно ущемлено. Ты ведь солгала из любви к нему.

– Спасибо тебе, Сара, – тихо вымолвила Фрэнси.

Сара фыркнула и покачала головой.

– Мужчины, – вымолвила она довольно игривым тоном, – ты же знаешь, как они рассуждают о нас. Нельзя жить с этими бабами… и без них тоже. Но ведь это в полной мере относится и к ним самим.

Когда Джулиан вечером возвратился в гостиницу, Джед Парди сказал ему:

– У нас недавно поселился молодой Галэн. Он хотел повидать вас. Его комната не была еще готова, и я подумал, что не сделаю ничего предосудительного, если пущу его на время в вашу. Вы же знакомы и все такое прочее… Думаю, что и сейчас он еще у вас.

– Все в порядке, Джед, – успокоил его Джулиан.

Открыв дверь в свой номер, он позвал:

– Тим!

Тима в комнате не оказалось. Джулиан снял трубку и позвонил Джеду, который в одном лице был и телефонисткой на гостиничном коммутаторе:

– Позвоните, пожалуйста, Тиму. У меня его уже нет.

Джед набрал номер Тима. Но там никто не ответил. Джулиан спросил:

– Вы уверены, что он не выходил из гостиницы? Он бы обязательно прошел мимо вас?

– Честно сказать, я на минутку выходил по естественной нужде. Может быть, в этот момент он и выскользнул…

– Какая у него комната?

– Номер шесть.

– Хорошо, Джед. Спасибо.

Джулиан отправился к номеру Тима. Постучал, но там молчали. Толкнул дверь. Она оказалась незапертой, а комната пустой. Джулиан пожал плечами и вернулся к себе. Затем сбросил туфли и, устало вздохнув, растянулся на кровати. Через секунду он ощутил, как в нем зародилась неясная пока тревога. Он резко поднялся и сел. Книга – «Artes Perditae». Где она? Последний раз он брал ее, когда приходил Тим, а потом забыл спрятать в чемодан. Джулиан вскочил рывком с кровати и резко вытянул ящик стола. Он вздохнул с облегчением. Книга лежала там, рядом с Библией Гидеона.

Эта книга ни в коем случае не должна попадать в чужие руки. Экземпляр из дома Тима не был таким опасным, потому что самые важные страницы в нем вырваны. Том Джулиана был полным. Он вспомнил, как еще в первый день, когда Лора поднялась к нему в номер и произнесла два слова на первобытном языке, вычитанные в книге, он успел удержать ее от повторения их. Но опять что-то не давало ему покоя. Книга на месте… Почудилось ему или она действительно стала какой-то не такой? Он вернулся к столу и снова выдвинул ящик. Показалось, что пергаментный переплет чуть темнее, чем обычно. Или это игра света, усиленная воспаленным воображением?

Он достал тяжелый том из ящика. Отдельных страниц не хватало. Это был экземпляр Тима. Значит, тот подменил книгу.

Сердце Джулиана забилось от страха. Он схватил телефон и заорал в ухо Джеда: «Соедините меня немедленно с домом Галэнов!»

– Да, сэр, сейчас!

После томительного молчания к телефону подошла Агата.

– Мисс Галэн? Меня зовут Джулиан Траск. Тим с вами?

– Я одна, мистер Траск. Похоронена заживо. Узник в собственном доме. Но вам все это, конечно, известно. Насколько я понимаю, все это ваша затея.

– Вы не знаете, где найти Тима?

– Он сказал, что будет жить в гостинице.

– Но его здесь нет.

– Тогда ничем не могу вам помочь. Спокойной ночи, мистер…

– Минуточку, это вопрос жизни и смерти. Если он объявится, попросите его, пожалуйста, сразу же связаться со мной!

– Зачем? Чтобы вы распаляли худшую часть его натуры?

– Мисс Галэн, я только…

– Что бы вас там ни связывало с Тимоти, мне до этого дела нет.

В ухе Джулиана раздавались гудки отбоя. Он тоже положил трубку. По его спине прокатилась ледяная капля пота.

Он должен найти Тима. Джулиан отнюдь не был уверен, что тот шум, который они слышали с Лорой в первый день встречи в отеле, был легким землетрясением. Он знал то, чего не знала Лора. Слова, которые она произнесла, были древним заклинанием, призванным разбудить безвозвратно ушедшее и повернуть вспять строгое течение законов природы, потрясти основы жизни. Эта книга в руках Тима была как водородная бомба в руках ребенка.

29

«Мама, скажи, что мне делать». Когда эта мольба вырвалась из сердца Тима, стоявшего на коленях у надгробия на затянутом туманом кладбище, он понял: ему нужен тот экземпляр таинственной книги, что принадлежал Джулиану Траску. Экземпляр, где все страницы были целы. Но его интересовала только одна, на ней единственная фраза, окруженная орнаментом из скелетов. Эта фраза была написана странными знаками, крючками и загогулинками. Они отдаленно напоминали арабское письмо или древнеегипетскую клинопись. Прямо под фразой, в том же оформлении изгибающихся костей, был напечатан не перевод, а, как Тим правильно догадался, транскрипция латинскими буквами. Общий заголовок вверху страницы начертан латынью, и даже такой двоечник, как Тим, был в состоянии понять, что он означает. И когда он спросил у своей матери, давно находящейся в другом мире, что же ему делать, именно этот заголовок вдруг, как знамя, затрепетал перед его глазами.

Тим поднялся на ноги и, пробиваясь сквозь туман, пошел домой. По дороге он размышлял, стоит ли просить Джулиана Траска одолжить ему свой экземпляр. Траск, естественно, станет интересоваться зачем. Тогда придется ему соврать. Но что именно соврать? Постараться объяснить свой интерес природным любопытством? Слишком слабое объяснение. Что еще? Надо что-то правдоподобное. А Тиму ничего не приходило в голову. Но даже если он и придумает подходящее что-то, разве Траск доверит такую ценную книгу практически незнакомому человеку?

Когда он пришел домой, тетя уже не спала, но еще не поднялась с кровати.

– Тебе лучше? – поинтересовался он.

– Все так же.

– Позвать Дока Дженкинса?

– Нет, спасибо. У меня все в порядке. Просто я старая, Тимоти. А от этого лечит только один Доктор.

– Ну как знаешь. – Выходя из комнаты, он сказал:

– Я устал. Слишком рано поднялся. И кто придумал устраивать похороны в такую рань? Пойду прилягу ненадолго. Тебе что-нибудь принести?

– Нет, спасибо, Тимоти.

– Может быть, чашечку чая, журнал?

– Нет. Ты сегодня очень внимателен. Тим пожал плечами:

– Это моя лучшая половина действует.

Он вышел из ее комнаты, но направился не к себе. Вернулся вниз, к старому секретеру. Тетя хранила ключ в своей сумке, а сумка в комнате. Ему не хотелось дальнейших дискуссий по поводу фамильных ценностей. С помощью ножа для разрезания бумаг он открыл замок и добыл книгу и кинжал. Затем отнес их к себе в комнату.

Книгу надо было во что-то завернуть. Он пошел на кухню, откопал там какую-то коричневую оберточную бумагу от старого свертка и вернулся к себе.

Перед тем как упаковать книгу, перелистал страницы, обращая внимание на те места, где листы были варварски выдраны. На одной из уцелевших страниц на гравюре в грубой манере была изображена голая пышная женщина, совокупляющаяся с отвратительным демоном. Страшное существо покрыто чешуей, как ящерица. На руках и ногах – когти. Из головы торчат рога, а из основания спины острый хвост. Впереди изогнутый, как змея, сверхъестественной длины и разветвленный на три части орган. Один отросток вошел в женщину естественным путем. Другой терялся между ее ягодицами. А третий тянулся к лицу и заползал ей в рот.

Он вспомнил вдруг свой сон и вопрос инквизитора: «Твой любовник имел тебя через зад… или ты брала в рот его…»

Тим перевернул страницу, другую и хотел уже взяться за третью, когда заметил маленький розовый конверт, заложенный в книгу. В этот момент зазвонил телефон. Он вышел в холл, чтобы ответить.

Шериф Валден справился, почему он еще дома, а не в гостинице. Тим ответил, что собирается.

– Скоро уйду в гостиницу, – сообщил Тим тете, подумав, что это отлично совпадает с его намерением завладеть экземпляром Джулиана.

Вернувшись к себе в комнату, он решил рассмотреть как следует обнаруженный конверт. На нем была надпись: «Мэтью», выведенная фиолетовыми чернилами, аккуратным женским подчерком.

Тим вскрыл конверт. Быстро пробежал текст до самой подписи «Кейт». Это было письмо его матери к отцу. Письмо, которое тот так и не получил. Тим с волнением начал читать медленно, чтобы вникнуть в суть:

«Дорогой Мэтью!

Пожалуйста, прости меня. Мир полон женщин, прекрасных женщин. Выбери такую, что сможет стать хорошей матерью Тимми. Увези его и ее отсюда. Мой дорогой! Я не могу больше жить в этой атмосфере ненависти и подозрений. Ты говоришь, что твоя сестра меня „не ненавидит“. Но это не так. Я знаю. Я раньше считала, что это все оттого, что она находится под властью слухов и старых сплетен. Но больше я так не думаю. Дело в том, что она возненавидела бы любую женщину, ставшую твоей женой. Вот почему я прошу тебя увезти Тима из этого дома, от Агаты. Женись вновь и будь счастлив.

Я много раз просила тебя уехать, но ты всегда объяснял, что у тебя есть обязанности перед сестрой и ты не можешь оставить ее одну. О, Мэтью, у тебя были обязанности, дорогой, и передо мною и твоим сыном. Может быть, то, что я собираюсь теперь сделать, убедит тебя наконец. Ты не должен приводить свою новую жену в этот дом. Если ты сделаешь это, то все повторится снова. Агата будет ненавидеть и ее. Она возненавидит ее, потому что любит тебя. Но не так, как сестра должна любить брата. Я знаю, что выдвигаю опасное обвинение, знаю, как ты всегда защищаешь ее – все Галэны защищают друг друга. Но попытайся поверить мне. Твоя сестра хочет тебя, как женщина хочет мужчину. Я читаю это у нее на лице, когда она смотрит на тебя. Она внутренне умирает каждый вечер, когда ты идешь в постель со мной. Она сама хотела бы лежать на моем месте. Я в этом уверена. Женщины хорошо это чувствуют. Покинь ее, пока разрушающая страсть не уничтожила тебя и моего сына.

Никогда не говори Тимми о том, как я умерла. Он может подумать, что я слишком мало любила его, чтобы жить. Скажи ему, что я очень сильно заболела и ангелы забрали меня, как того щенка, что мы подарили ему на прошлое Рождество. Скажи ему, что я его люблю и всегда буду любить. Я буду ждать тебя и его в Раю.

И прости свою Кейт».

Слезы текли по щекам Тима, когда он закончил читать. Он поцеловал письмо, бережно уложил в конверт и сунул под рубашку. Про себя сказал: «Черт тебя возьми, папа, за то, что ты позволил этому произойти. И будь проклят за то, что у тебя не хватило порядочности прочитать ее последние слова». Его прожгла догадка: «Наверное, Агата перехватила это письмо, спрятала, решив уничтожить, а потом забыла о нем». Он вздохнул, теперь это не имело никакого значения.

Пора отправляться в гостиницу. Тим бросил кое-что из вещей в холщовую сумку и начал запаковывать книгу.

Когда на Галэн опустилась темная ночь, он прокрался в церковный двор. Растворившийся было утренний туман теперь вновь собирался с силами. Если бы кто-нибудь наблюдал за Тимом, то могло показаться, что он плывет сквозь белые слои какого-то вещества. Направляясь к могиле матери, он нес под мышкой книгу, похищенную на время у Джулиана.

Видимость практически нулевая. Даже луна была упакована в туман. Но Тиму не надо было искать нужную страницу. Заклинание было короткое, всего из двух слов, и Тим знал его наизусть. Он помнил содержание латинского предисловия перед фразой со ссылками на высказывания Иисуса, Лазаря, Короля Артура. Из всего этого он вроде бы понял, что данное заклинание использовал Иисус, когда хотел воскресить Лазаря. А в день Апокалипсиса эти же слова произнесет очнувшийся от векового сна Артур. Он попытается вывести свой народ из хаоса.

Тим остановился у могилы Кейт Довер Галэн. Он открыл книгу на странице с надписью по-латыни, которая в переводе означала «Поднять мертвых».

Собирая все свое мужество, чтобы совершить то, что вознамерился, Тим облизал пересохшие губы и прерывисто вздохнул. Если он правильно понял, в собственном переводе с латыни, то, что предписывалось сделать, было не сложно. Надо медленно и четко произнести на каком-то древнем языке слова, а затем повторять и повторять их до тех пор, пока не произойдет желаемое.

Тим поднял голову и выговорил:

– «Ореела боганна».

Туман, взбитый вдруг налетевшим с моря порывом ветра, причудливо преломил луну.

– «Ореела боганна», – повторил он.

Опавшие листья зашелестели на могиле матери, и страницы книги перевернулись.

Тим смочил языком пересохшие губы и еще раз произнес заклинание:

– «Ореела боганна».

Он услышал шум, слабый и далекий, как раскаты гремящего за горизонтом грома или приглушенный звук барабанов.

– «Ореела боганна».

Ветер усилился, пригибая на кладбище высокие кипарисы, и мрачный всплеск света, как горящая молния, на секунду осветил надгробие.

– «Ореела боганна».

Шум стал громче, глубже, ближе. Тима знобило, и только невероятным усилием воли он сдерживался, чтобы не застучать зубами.

– «Ореела боганна», – вымолвил он еще раз. – Помоги мне…

Что это было? Он и вправду услышал человеческий голос? В ужасном предчувствии Тим огляделся вокруг. Он был один и поэтому постарался уверить себя, что слышал только порыв ветра.

Он глубоко вздохнул и повторил заклинание.

– «Ореела боганна». – На этот раз голос сопровождался отрывками из его навязчивого сна: на одну крошечную секунду Тим увидел темницу, девушку, дыбу, троих мужчин. Это был лишь миг, но видел он все так явственно, как будто они были рядом с ним на кладбище. Он протер глаза. Вспомнил, что Джулиан предупреждал его о возможных галлюцинациях, хотя и надеялся, что то видение в спальне было первым и последним. Наполнив легкие сырым воздухом, он снова произнес:

– «Ореела боганна»… Ты будешь расчленена…

– «Ореела боганна».

Казалось, что шум приблизился. Но Тим не обращал на это внимание.

– «Ореела боганна»… зачем терпеть весь этот ужас… Как назойливых насекомых, отгонял он от глаз отдельные эпизоды пытки.

– «Ореела боганна»… ведь твой любовник предал тебя…

Тим скрипнул зубами, произнес:

– «Ореела боганна»… признайся в греховной связи, которой ты наслаждалась…

– «Ореела боганна»… говори сейчас, пока тебя не начали ломать…

Кладбище расплылось. Тим больше ничего не видел четко. Его ощущения нарушились, стало подташнивать. Но он упорно продолжал: «Ореела боганна»… для начала четверть оборота, милорд…

В ушах Тима нарастал и завывал звук – раздражающий, высокий, свистящий, выходящий за пределы человеческого слуха.

– «Ореела боганна»… – он имел тебя через зад…

– «Ореела боганна»… – или ты брала в рот его…

– «Ореела боганна»… – еще и еще, пока эта поганая сука не заговорит…

Неясные лики, хватающие руки, чьи-то бесплотные взгляды – все это роилось вокруг Тима, как стая летучих мышей.

Как загипнотизированный, он опять и опять выговаривал заклинание: «Ореела боганна, ореела боганна»… на дыбу ее…

«Ореела боганна, ореела боганна, ореела боганна».

Пронзительный звук больно впивался ему в уши, как штопор ввинчивался в мозг. Шум перерос в оглушающий гул. Земля под ним вздыбилась, словно морская пучина. Тим пытался удержаться на ногах. Плита на могиле матери закачалась, и могила разверзлась как при землетрясении.

– Мама.

Все звуки вдруг стихли, как бы отсеченные гильотиной. Тим замер в неожиданной тишине, чувствуя себя мухой в янтаре: он не мог двигаться, дышать и даже слышать биение собственного сердца. Единственное, что он ощутил, была тяжесть руки у него на плече, руки, протянутой кем-то из-за его спины.

30

От этого прикосновения Тим закричал, упал на землю и уронил книгу.

– Оставь ее в покое.

Дрожащий, распростертый на холодной кладбищенской земле, Тим со страхом обернулся и посмотрел вверх на источник голоса.

– Оставь свою мать в покое, – повторял Джулиан. Тима трясло. Он поднялся, весь перепачканный. Ветер, свист, шорохи – все прекратилось. Могила была гладкой и ненарушенной. Земля не раскололась. Не веря своим глазам, он провел рукой по надгробью.

– Я думал, я видел… – прошептал он.

– Забудь, что ты видел, – жестко сказал Джулиан, – или думал, что видел. Выбрось это из головы.

Джулиан поднял с земли упавшую книгу. Он взял Тима за руку и повел с кладбища.

По дороге к гостинице Тим извинился:

– Простите меня за книгу. Я собирался ее сразу же вернуть…

– Это могущественная книга, – пояснил Джулиан. – В ней содержатся тайны, которые когда-то были известны людям, но потом о них предпочли забыть. Миллионеры предлагали целые состояния, лишь бы увидеть хоть одну ее страницу. Люди убивали за нее. Другие умирали под пытками, но не выдавали место, где была спрятана книга. Многих она свела с ума. Название переводится с латыни как «Потерянные искусства». Истолковать это можно двояко. Потерянные в традиционном смысле слова и «потерянные» – проклятые, как иногда говорим мы, «потерянная» значит проклятая душа.

Через секунду Джулиан повторил:

– Потерянная душа. Как легко мы это говорим. Это уже стало клише. Но ты никогда не задумывался, что это значит? Где-то в книге есть предупреждение о людях, которые вынуждены заниматься «потерянными искусствами». Они обречены навечно и безвозвратно. Я не религиозен, но меня всегда пробирает мороз, когда я задумываюсь над этим. Быть обреченным на что-то безвозвратно, навечно. А навечно – это без конца, без надежды. Подумай об этом. Ведь жизнь наша вся состоит из перемен. Изменчивость – это хорошее, здоровое, естественное явление. Даже смерть и то приносит перемену – по крайней мере распад материи. А для людей религиозных это изменение качественное: «Мы не будем все спать, мы все изменимся», – говорится в Священном писании. Вещь, которая никогда не меняется, – это чудовищное явление, противное всем законам природы. И для человека быть навсегда обреченным на неизменность – это быть в аду… Я вздрагиваю, когда думаю об этом.

Они молча шли дальше. Потом Тим спросил:

– Это и вправду произошло?

– Что именно?

– Я видел снова дыбу, и этих мужчин, и эту женщину, я слышал их голоса. И был шум и ветер, разные звуки. И могила моей матери разверзлась. Вы тоже видели это?

– Я почувствовал порыв ветра, – ответил Джулиан. – Что касается остального, то я пришел в самое последнее мгновение. Повторяю – это могущественная книга. И вся ее сила – злая. С этих страниц никогда не сошло ничего хорошего и доброго.

А что, если бы тебе удалось то, что ты задумал? Если бы ты поднял тело своей матери из могилы, ты совершил бы нечто кощунственное.

– Я только хотел поговорить с ней, – пробормотал Тим.

– Откуда ты знаешь, что она смогла бы говорить? Откуда ты знаешь, что она не превратилась в тлен? Без языка, без мозга, без возможности думать и говорить. А еще задумайся вот над чем, Тим. В книге есть заклинание, способное поднять мертвых. Но там ничего не сказано о том, как их вернуть назад. Этого нет ни на одной странице. Благодари судьбу, что я пришел вовремя. Благодари не только за себя, но за мать, да и за всех нас.

Они приблизились к гостинице.

– Я советую тебе сразу же отправиться спать, – сказал Джулиан. – Если хочешь, продолжим разговор утром.

Тим кивнул.

– Я хотел позвонить Дженни. Но, пожалуй, уже слишком поздно.

– Да, думаю, не стоит. Дамам и так наверняка трудно заснуть в чужих кроватях.

В кафе в одиночестве сидел Док Дженкинс. Он их окликнул. Тим махнул ему рукой и сразу же поднялся наверх в свою комнату. Джулиан подошел к столу. Было заметно, что Док уже пропустил несколько порций.

– Вот это, – сказал Док, показывая на стоящий перед ним стакан, – скотч двадцатипятилетней выдержки. Джед подает его только по особым случаям или особо уважаемым клиентам. Первый раз за всю историю город остался без женщин. И, вероятно, это единственный в мире такой город. Буду рад, если вы составите мне компанию.

– С удовольствием, – легко согласился Джулиан, – только загляну на минутку в номер, надо кое-что отнести.

Но, поравнявшись с конторкой Джеда, он передумал.

– Джед, у вас есть сейф? – спросил Джулиан. – Ну, где гости хранят свои ценности?

– Конечно, – ответил Джед, – и весьма надежный.

Джулиан положил на конторку книгу, которая была обернута в ту же коричневую бумагу, которую днем нашел на своей кухне Тим.

– Нельзя ли воспользоваться вашим сейфом?

– Нет проблем. Пожалуйста, сюда.

Когда Джед запер книгу в сейф и выдал соответствующую квитанцию, Джулиан присоединился к Доку.

Доктор успел осушить еще один стакан и наполнить другой для Джулиана.

– Когда я учился в колледже, то слышал один занятный тост – я запомнил его навсегда. Пожалуй, сегодня он уместен как никогда, учитывая, что весь Галэн пропитан сексом, заряжен им как электричество. – Док поднял стакан. – За это! Птицы делают это. Пчелы делают это. Они привыкают к этому и не прочь повторить. Почему бы и нам не заняться этим?

Они выпили.

– Нам с вами? – уточнил Джулиан. – Вы делаете мне предложение?

– Нет, – усмехнулся Док. – Но вы поднимаете интересный вопрос. Мы отрезали от мужской части все возможности контактов с прекрасным полом. Бедный сексуально озабоченный ИНКУБ, или кто он там, явно бесится, потому что не может найти женщину. Ну, а что, если его желание дойдет до такого градуса, что он начнет охотиться на мужиков? В тюрьмах такое случается. Есть ли в вашей книге что-нибудь касательно такой перспективы?

– В известной мере. Дело в том, что сексуальные извращения присущи только людям. И какими бы ужасными ни казались последствия нападений ИНКУБА, для женщин, в одном смысле, они были нормой. Если отбросить элемент насилия и размеры его полового органа, это были классические, с точки зрения физиологии, совокупления, – пояснил Джулиан.

Док добавил:

– Иногда такую позу называют позой миссионера.

– Совершенно верно. Не было ни одной попытки орального сношения или через задний проход. Галэнский насильник озабочен только одним – женщина должна забеременеть.

– Значит, вы считаете, что мы, мужчины, в безопасности? Джулиан кивнул.

– Поверю вам на слово, – сказал Док и, отхлебнув виски, поинтересовался: – Ну а как насчет того, что мой дед называл грехом Онана?

– Если помните легенду, то Онан сбрасывал свое семя на землю именно потому что не желал, чтобы женщина забеременела. Существо, на которое мы устроили облаву, не стремится к сексуальному удовлетворению как таковому, к самому оргазму. Им движет миссия исполнения некой определенной задачи. Гомосексуализм или мастурбация несовместимы с этим.

– Я перечитывал классиков, – сказал Док. – Наткнулся на Плутарха, его историю о Тамусе, штурмане корабля. Во время плавания в Италию он услышал, как какой-то голос, принесенный ветром, три раза назвал его по имени и передал через него послание миру: «Великий Пан умер». Но если ваши подозрения верны, то это сообщение не соответствовало действительности, не так ли? Выходит, сведения о его смерти были сильно преувеличены? А знаете ли вы, что слово «паника» происходит от Пана? Он обладал свойством приводить людей в состояние неистовства: нестись в «панике», как скот, разбегаться во все стороны в «паническом» ужасе. Интересно происхождение слов.

Док смотрел в свой стакан, будто в нем был заключен волшебный кристалл, в гранях которого таились ответы на любые вопросы.

– Секс, – произнес он. – Всемогущий мог бы сделать его, как мне кажется, и попроще. Просто физиологическим отправлением, как поесть или сходить в туалет. Но, с одной стороны, это связано с романтикой и любовью, а с другой – с чем-то темным и отвратительным – ревностью, раздражением, насилием, садизмом, мазохизмом, невероятными извращениями, которые только можно вообразить, и частыми несчастьями. Мотив убийства, причина войны, ложь, обман, боль. Да, Господь, – заключил он, – здесь ты действительно перемудрил.

В шестом номере Тим, не раздеваясь, упал на кровать. Из-под рубахи он достал письмо матери. Оно смялось и намокло от пота. Он перечитал его, потом еще. И каждый раз глаза ему застилали слезы, как только он доходил до последней фразы: «Скажи ему, что я его люблю и всегда буду любить. Я буду ждать тебя и его в Раю».

Отец, хотя и не видел этого письма, сказал Тиму, что мать умерла во сне. Теперь Тим понял, что скорее всего это была правда. Она, наверное, приняла слишком большую дозу снотворного. Может ли быть так, что отец не понял, что она сделала это намеренно. Он не мог поверить, что отец не захотел вскрывать письмо. Он еще определеннее уверовал, что Агата догадалась, обнаружив случайно конверт, что это предсмертное послание, и спрятала его.

Спустя менее года после смерти матери его отец погиб в авиакатастрофе.

«Твоя сестра хочет тебя, как женщина хочет мужчину». Безусловно. Это многое объясняло. Ее ненависть к Кейт, ее ужас по поводу подсмотренной любовной сцены. Ей было противно не само действие, хотя, может, она этого и не понимала до конца. Просто она хотела быть той обнаженной, что стояла на коленях перед Мэтью Галэном, и ее возмущало собственное желание.

Тиму хотелось бы швырнуть письмо тетке в лицо, поиздеваться над ней, прочесть вслух, что там было про нее написано. Обвинить ее в извращенных фантазиях, воображаемом кровосмешении, услышать, как она стала бы возражать. Ему нужно пройти через весь этот кошмар, чтобы быть готовым расквитаться с ней. Впрочем, зачем? Она и так скоро умрет. Она ведь старая и больная. Отношения между ними все равно были давным-давно отравлены.

Мысли его обратились к Дженни. Пьянящее тепло охватило его, как только он подумал о ней. Эротический порыв сделал его плоть твердой. Его воображение так разыгралось, что он совсем проснулся. Это обеспокоило его. А что, если этот порыв предвестник превращения во что-то паранормальное? Никогда раньше он не стыдился своих желаний. Теперь ему было не просто стыдно, но очень тревожно. Он был напуган. В горле пересохло от жажды. Тим встал и пошел в ванну попить. Открывая кран, он посмотрел в зеркало над раковиной.

На него глядело не его лицо. После первого шока Тим заставил себя еще раз глянуть в зеркало, прямо, не отводя глаза. На него смотрело оттуда лицо палача: «… пей, пей, сколько хочешь» – шептали чужие губы…

Тим зажмурился и глотнул воды. Когда разомкнул веки и снова посмотрел в зеркало, отражение было его собственным.

Внизу в кафе раздался смех Дока.

– Вы знаете, Траск, я думаю, что постиг тайну жизни. «Ах, эта сладкая тайна жизни!» – помните такую песню? Эдди Нельсон, Джаннет Мак Дональд? Нет, пожалуй, вы слишком молоды, чтобы помнить. Так вот, тайна жизни не такая уж сладкая. Знаете, что это? Всего лишь следующее: Бог не умер, как утверждают некоторые. Черт возьми, Бог просто пьян! Док вновь наполнил стаканы.