Текст книги "Скины (ЛП)"

Автор книги: Рэт Джеймс Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Она снова вздохнула. Звук заставил Дэйви захотеть разбить телефон ей в лицо. Он стиснул зубы и изо всех сил старался держать свой гнев в узде. Если бы он сорвался на нее, она бы никогда не позволила ему увидеть своего ребенка, несмотря на его недостатки, Маленький Дэйви любил своего сына.

С момента рождения Микки Маленький Дэйви был удивлен глубиной и непосредственностью его любви к своему мальчику. Он родился через кесарево сечение. Дэйви держал Синди за руку, когда врачи разрезали ее, а затем засунули руки в нее, до локтей, ловя Микки, который продолжал извиваться от них. К тому времени, как они схватили его за ноги и вытащили, Синди потеряла огромное количество крови. Они все еще зашивали ее и говорили о возможности дать ей несколько единиц крови, когда медсестры закончили отсасывать кровь и околоплодную жидкость из ушей, носа и рта ребенка и начали мыть его. Дэйви молча смотрел на него.

Как только ребенка вымыли и запеленали в одеяла, его поднесли к Дэйви. Он был одет в больничное платье и маленькую синюю вязаную шапочку, которая также была стандартной больничной. Дэйви держал его, глядя на его собственные черты, отраженные в лице сына, и чувствовал самую глубокую связь, которую он когда-либо чувствовал к кому-либо. Он хотел держать мальчика вечно и никогда не отпускать его, быть таким любящим отцом, каким он всегда хотел, но никогда не был. Он знал, что до сих пор был лузером. Он был уволен со своей строительной работы в апреле, через неделю после того, как Джеральдо Ривера рассказал в своем шоу на ТВ о группе скинхедов. Его босс настаивал, что это было просто увольнение, а не прекращение, и что нет никакой связи между этими двумя событиями, но отвращение человека было очевидным и невозмутимым. Его звали Теодор Нейдерман. Дэйви был совершенно уверен, что это еврейское имя. После того, как он потерял работу, отношения между ним и Синди ухудшились. Она была мила с ним до тех пор, пока он регулярно приносил деньги, как только выплаты на содержание ребенка становились нерегулярными, ее настроение было таким же.

– Не начинай ничего, когда придешь, хорошо? – Попросила Синди.

– Зачем мне что-то начинать?

– Я имею в виду, не начинай все допросы и не пытайся заставить меня вернуться. Я не хочу получать еще один судебный запрет. Мы закончили.

– Мы должны были пожениться.

Она вздохнула еще громче, и Дэйви снова ударил телефонную будку.

– Дэйви, ты расист. Я не хочу, чтобы Микки так воспитывали. Я собираюсь в колледж. Я собираюсь убедиться, что у него будет хорошая жизнь. Что ты можешь для него сделать?

Дэйви закрыл глаза и прикусил губу, стараясь не думать о том, что она говорила, не позволять этому влиять на него, но ее слова ранили, и, хуже того, они заставляли его хотеть повредить ее спину.

– Я его отец, Синди. Я могу отдать ему должное. Увидимся через час, хорошо?

Он повесил трубку и бил по металлической будке, пока костяшки пальцев не начали кровоточить. Он тяжело дышал, и слезы катились по его лицу.

Почему меня никто не понимает? Почему они все такие слепые?

Малыш Дэйви ушел с продовольственного рынка “Вава”, приглядывая за копами. Ему нужно было получить деньги сейчас, и об ограблении кого-то не могло быть и речи. Если бы его арестовали, копы нашли бы нож и раскололи бы его. Даже если бы этот пидор выжил, он получил бы минимум пятнадцать лет за покушение на убийство и нападение со смертельным оружием. Кроме того, он не был обычным преступником. Грабить людей было делом для ниггеров, латиносов и нищих. Это оставило одну альтернативу – одолжить деньги у его отца.

Черт. Это будет действительно весело.

Последнее, чего хотел Маленький Дэйви, это попросить у отца что-нибудь. Он никогда бы не признался в этом самому себе, но в глубине души он ненавидел этого человека. Его отец так и не оправился полностью после ухода матери. Он пил слишком много и был жестоким, когда он был в состоянии алкогольного опьянения, в котором был чаще, чем в трезвом. Единственной надеждой Дэйви было поймать его, когда он только вернулся домой и все еще пил свое первое пиво.

Глава 11

5:45 вечера

Трое черных подростков убийственно смотрели на Скиннера, когда он проходил мимо них. Он чувствовал запах марихуаны и алкоголя в их дыхании. Он чувствовал их враждебность. Это было похоже на прохождение сквозь плотное облако ненависти. Это заставило его глаза слезиться.

Скиннер опустил голову и посмотрел прямо вперед. Он хотел, чтобы у него была кепка или толстовка, чтобы скрыть лысую голову. Вместо этого, его бледный скальп светился как небесное тело. Трех подростков притянуло к нему, как магнитом.

– Эй, ты гребаный бритоголовый! Ты из этих проклятых нацистов?

Скиннер наклонил голову как можно ниже между плечами и продолжил идти. Он не повернулся, чтобы посмотреть на источник голоса, а ускорил шаг. Трое подростков ускорились, чтобы соответствовать его темпу, окружая его. Один из них сильно толкнул его сзади, чуть не распластав по земле.

– Я говорю с тобой, белый мальчик! Ты, блять, игноришь меня? Я слышал о вас, расистских скинхедах, ублюдках, на ТВ. Вы ненавидите ниггеров, да? Думаете, вы лучше нас?

Тощий коротышка, который толкнул его, достал пачку стодолларовых купюр и помахал им Скиннеру в лицо.

– Я могу купить и продать твою задницу, белый мальчик. Какого хрена ты сделаешь? Я мог бы заплатить наркоману пять долларов, чтобы выкурить твою задницу! Вот сколько ты стоишь, долбаный бритоголовый ублюдок!

Чертoв Джеральдо Ривера. С тех пор, как это проклятое шоу вышло в эфир, все старались их унизить.

Он знал, что в конце концов ему придется ответить на них. Или так, или его изобьют за его молчание. Скиннер начал дрожать. Он пытался идти быстрее, но теперь они толкали и толкали его. Он поднял плечи и нырнул ниже, ожидая удара в любой момент.

Он бросил быстрый взгляд на двух парней по обе стороны от него и позади. Там было два маленьких парня, один худой и один толстый, и один огромный парень, который был даже больше Бо. Он хихикнул, думая, что столкнулся с черной версией их маленькой команды.

– Над чем ты смеешься, бритоголовый?

Скиннер усмехнулся сильнее. Он нашел его яйца, наконец, и повернулся, чтобы преподать одному из этих ниггеров урок. Он повернул голову и обнаружил, что смотрит прямо на ствол большого черного автоматического пистолета. Скиннер искал способ сбежать. Не видя никого, он повернулся к маленькому парню с пистолетом.

– Пошел ты нахуй, ниггер. Власть Белых!

Он увидел вспышку перед глазами, но не слышал выстрела. Даже не чувствовал этого.

Глава 12

Amtrak, 6:59 pm

Поезд еще не покинул станцию, когда Мак заметил пять скинхедов в следующем автомобиле, идущем к нему. Они смотрели прямо на него. Один из них улыбнулся, облизнул губы, и начал кивать головой. Другой указал в сторону Мака, а затем ударил кулаком в ладонь другой руки. Очевидно, они знали, кто он, и пришли его искать.

– Дерьмо.

Мак не был полностью безоружен. У него были два кинжала в пряжке ремня, но он предпочитал тупые инструменты, то, что он мог использовать, чтобы избить этих ублюдков, преподать им урок. У него ничего не было, и они почти приблизились. Дверь машины открылась, и из нее вышла банда бритоголовых. В вагоне с ним было больше дюжины других людей, но Мак не питал иллюзий, что кто-то из них бросится на его защиту. В Филадельфии люди, как правило, занимаются своими делами, что часто означает игнорирование бедственного положения жертв. Мак встал на свое сиденье. Если он собирался быть в меньшинстве, он, по крайней мере, хотел быть выше.

Ни один из скинхедов не был больше шести футов или весил более ста восьмидесяти фунтов. Это сделало ситуацию немного лучше, но ненамного. По крайней мере, они не все были большими стероидными уродами.

Один из них спросил:

– Ты Мак?

Мак не ответил. Не спросил их, что они хотели знать, были ли они расистскими скинхедами, если они искали бой, месть или хотели поздравить его. Он ударил парня, который спросил, в челюсть своим мотоциклетным ботинком со стальным носком, и улыбнулся удовлетворительному звуку хруста зубов и челюсти парня. Бритоголовый скомкался на полу, плевался зубами, изо рта сочилась кровь.

Следующий парень встал на его место, и Мак ударил его, но промахнулся. Бритоголовый нырнул, а затем он и его приятели накинулись на него. Маку пришлось присесть, чтобы его не схватили. Он замахнулся и ударил хуком одного из нападавших, попав парню в висок, раскачал его, но не сбил с ног. Он ударил другого, разбив парню нос и отбросив его назад. Мак получил удар в голову, который был похож на то, что его ударили подушкой, но когда он повернулся, чтобы найти нападавшего, его ударили с другой стороны ударом, как бейсбольной битой. В его голове вспыхнули вспышки. Его зрение затуманилось, и он упал, когда получил еще больше ударов. Затылок Мака ударился о стену поезда, чуть ниже окна, и он почувствовал, как его голова несколько раз ударилась о стену, когда кто-то бил его.

Мак чувствовал вкус собственной крови. Он знал, что его пинают и бьют, но больше не мог чувствовать это. На его груди был сокрушительный груз, который он узнал как вес тела, кто-то оседлал его грудь, пока они били его по лицу. Он терял сознание, и если бы это случилось, он, вероятно, никогда бы не проснулся. Мак нащупал пряжку ремня и вытащил кинжалы. Недолго думая, он полоснул и ткнул в тела, плотно прижатые к нему. Кровь начала течь. Крики и крики боли эхом отдавались в его голове, звуча так, будто они шли из-под воды. Мак все еще не мог видеть, что происходит. Его зрение не прояснилось, потемнело, затуманилось, и все начало вращаться, что заставило его хотеть бросить нож. Он ударил ножом вверх, и почувствовал, что тот погрузился во что-то мягкое, а затем почувствовал, как теплая кровь хлынула на его руки. Кровь текла, как из смертельной раны.

Внезапно тяжесть исчезла.

Мак сел и взмахнул кинжалами, по одному в каждой руке.

– Они ушли. Ты в порядке? – спросил мужской голос слева от Мака. Голос имел отработанный тон скучающего безразличия. То, что вы находили на улицах, где насилие было повседневным явлением и выглядело или звучало слишком заинтересованным в чужом бедственном положении, могло быстро добавить ваше имя в жертвы.

Мак моргнул несколько раз и протер глаза кулаками, оставляя пятна крови на лбу и щеках. Его зрение прояснилось, и он смог увидеть парня с вялым голосом, сидящего на нескольких местах позади него. Это был крупный чернокожий мужчина лет тридцати, с бритой головой и тюремными татуировками на шее. Его безразличие к насилию, вероятно, было не просто аффектом.

Скинхеды, которые напали на Мака, отступали в следующий вагон в синяках и в крови, волоча за собой парня, которого он пнул в лицо, и еще одного парня с черными усами и щетиной черных волос, покрывающей бритую голову. Парень с усами истекал кровью из раны в животе и кричал, что не хочет умирать, пока он держал свои кишки обеими руками.

Мне нужно убираться отсюда, подумал Мак, оглядываясь на выход. Неважно, что они напали на него. Он был черным, а они – белыми, у него было нелегальное оружие, и он мог убить одного из них. Если бы пришли копы, Мак был уверен, что не получил бы презумпцию невиновности. Была также вероятность того, что три неповрежденных скинхеда перегруппируются и нападут снова. Эта возможность была незначительной, но ее нельзя было игнорировать. В любом случае, оставаться в поезде было глупой идеей. Мак выглянул в окно. Было слишком темно, чтобы сказать, на какой станции они находились. Он мог только надеяться, что где бы он ни сошел с поезда, он не был слишком далеко от автобуса или метро или слишком далеко в Северной Филадельфии. В его районе все знали Мака, и никто не ошибется в том, как он одевается. Но высокий черный парень с короткими “дредами”, выбритый в ирокез, одетый в кожаную мотоциклетную куртку, мотоциклетные сапоги, большие серебряные серьги-обручи и шипованные браслеты, был бы непреодолимой целью на опустошенных наркотиками, разорванных войной улицах Северной Филадельфии. Не имело значения, что он тоже черный. Он там не жил и одевался забавно. В Северной Филадельфии после наступления темноты он был бы таким же аутсайдером, как белый парень в деловом костюме.

К черту все. У меня нет особого выбора, подумал Мак. Поезд визжал и въезжал в пустую станцию, останавливаясь достаточно долго, чтобы Мак спрыгнул, прежде чем он снова тронется. Скинхеды уставились на Мака через окно поезда, когда он выходил со станции. Он знал, что увидит их снова, и в следующий раз их будет больше. Джейсон был прав. Эти ребята охотились на него. Они знали его имя и пришли за ним. В следующий раз они могут прийти вооруженными, особенно теперь, когда они знают, что он вооружен.

Мак оглядел станцию, покрытую граффити. Он понятия не имел, где находится. Вывеска была снесена, и улицы выглядели незнакомыми. Рядом была автобусная остановка, и Мак поднял воротник и пошел к нему. Если бы он знал, на какой остановке он находился, ушло бы много времени на то, чтобы определить, где он был. Он был на полпути через улицу, когда услышал, как несколько голосов крикнули с того направления, откуда он только что пришел.

– Откуда ты, черт возьми, взялся? Ты пытаешься выглядеть как Рик Джеймс или кто-то еще? Ты хочешь быть королем панк-фанка или типа того?

Поначалу Мак думал, что это скинхеды пришли попытать счастья снова, но интонация, тон, сленг были не те. Это были акценты Северной Филадельфии. Черные городские акценты.

Черт.

Если и было что-то, что Мак ненавидел в этом городе, так это вездесущую угрозу насилия. Только в Филадельфии ты можешь бороться со скинхедами в одну минуту и ниггерами – в следующую. Мак смеялся над иронией. Он чувствовал, что он был в том старом фильме 70-х. В любую минуту он ожидал услышать дрожащий пронзительный голос: “Вооооииныыы, выходите и сражайтесь!”

– Хренли ты смеешься, Рик Джеймс? – Этот голос был более глубоким, хриплым, чем первый, и за ним последовал безошибочный щелчок и звон взведенного автоматического пистолета. Дерьмо только что стало серьезным. Мак посмотрел назад, в направлении звука, и увидел несколько больших человеческих фигур, направляющихся к нему. Мак был достаточно умен на этот раз, чтобы не пытаться быть героем. Он побежал полным ходом. Он услышал выстрел, но ничего не почувствовал. Позади раздался громкий смех.

–Тебе лучше бежать, маленькая сучка!

Он продолжал бежать.

Глава 13

Дом Дейви, 7: 36 вечера

Старый велосипед BMX стоял, ржавея, на лужайке. Дэйви вспомнил, как тяжело ему пришлось работать, чтобы достать велосипед. Его отец заставлял его косить газон и сгребать листья каждую субботу в течение месяца. Он должен был мыть посуду каждую ночь, стирать и убирать гараж. В те выходные ему пришлось красить дом одному. Он никогда раньше ничего не красил, и Большой Дэйв все время кричал и проклинал его. Маленький Дэйви плакал несколько раз и получил за это пощечину не один раз, но, наконец, он выполнил свою работу. Затем его отец напился и заснул, а Малышу Дейви пришлось умолять его о деньгах, которые он ему должен был. Его отец, наконец, вышел из пьяного оцепенения достаточно надолго, чтобы ударить Маленького Дэйви по голове за то, что разбудил его, но Дэйви был настойчив. Наконец, его отец смягчился и дал ему деньги, но он был слишком пьян, чтобы водить машину. Маленький Дэйви поехал на автобусе в Toys r’ Us и выбрал свой велосипед. Ему потребовалось два часа, чтобы покататься на своем новом велосипеде всю дорогу домой. Он был истощен, когда, наконец, шатаясь, вошел в дом, но он не мог вспомнить, когда он был так счастлив. Ему было тогда одиннадцать лет, и, пока не родился его сын, он никогда не был так счастлив.

Дом все еще был окрашен в бледно-голубой цвет с белой отделкой, такой же цвет Дэйви покрасил его девять лет назад. Краска на деревянном сайдинге начала шелушиться и крошиться. Дэйви ни о чем не просил отца с того дня, как купил велосипед, так что с тех пор его не заставляли красить дом. Это, вероятно, изменится, если он войдет и попросит у него денег, чтобы купить подгузники своему ребенку. Маленький Дэйви глубоко вздохнул и поднялся по лестнице, уже обозленный, представляя снисходительный ответ своего отца.

В доме пахло грязным бельем, несвежим пивом, гниющим фаст-фудом, мочой и еще пивом. Телевизор был включен, создавая эффект стробоскопа в темной комнате, когда он мерцал с изображением Пегги Банди, ругающей своего мудрого мужа. Дом выглядел, как бомжатник. Куча пустых коробок для пиццы валялась на кофейном столике почти три фута высотой. Рядом стояло несколько картонных ведер, наполненных куриными костями. Пол был завален пустыми пивными банками и бутылками. Маленький Дэйви с отвращением покачал головой. Он перестал убираться из протеста, надеясь, что его отец встанет с его пьяной ленивой задницы и начнет выбрасывать свой собственный мусор и мыть свою посуду, но, по-видимому, старик был доволен жить в грязи.

Отец Дэйви сидел в шезлонге с бутылкой MD 20/20 на коленях. Он был в пижаме, такой же, какой был всю неделю. Он очнулся... едва. Он долго смотрел на экран, как будто был смущен тем, что он видел. Затем его глаза начали закрываться, а голова опустилась вперед. Маленькому Дейви пришлось устоять перед желанием ударить мужчину прямо в рот.

Какое расточительство. Дейви задался вопросом, не в первый раз, действительно ли они были лучше, чем ниггеры, латиносы и евреи.

– Папа. Проснись. Это место выглядит как дерьмо! Как ты можешь так жить?

Большой Дейв поднял голову, открыл глаза и сразу же сделал глубокий глоток MD, прежде чем повернуться, чтобы посмотреть на своего сына.

– Если бы ты убрал эту дыру, как положено, она бы не выглядела так.

Дэйви ощетинился.

– Я тебе не горничная, мать твою!

Большой Дэйв сделал еще глоток MD, а затем вернулся к телевизору. Кристина Эпплгейт прыгала по экрану в узких розовых стретч-брюках и белом топе, который заставлял ее сиськи выглядеть исключительно задорно. Можно было разглядеть контуры ее сосков через ткань.

– Ну и чего же, черт возьми, тебе надо?

Опять же, Маленькому Дэйви пришлось сопротивляться желанию ударить старика.

– Мне нужны деньги. Микки нужны подгузники.

Большой Дэйв пожал плечами.

– Разве, черт возьми, это моя проблема?

– Он ведь твой внук!

Большой Дэйв сделал еще глоток, опустошая бутылку MD. Он повернулся и тоскливо посмотрел на кухню. Маленький Дэйви улыбнулся.

– Хочешь, я принесу тебе пива, старик?

Большой Дэйв нахмурился и попытался встать, чуть не выпрыгнув из кресла, лицом к лицу. Он наклонился и успокоился, положив одну руку на журнальный столик, опрокинув пепельницу, которая была перегружена пеплом и окурками.

– Я сам этим займусь.

– Или помрешь, пытаясь, – добавил Малыш Дэйви.

Большой Дэйв показал ему палец вместо устного ответа.

– Слушай, здесь полный бардак. Ты даешь мне тридцать долларов, а я убираю за тобой и иду за покупками, чтобы у тебя была еда в холодильнике. Я даже куплю тебе еще пива.

Большой Дэйв все еще стоял, склонившись, покачиваясь, пытаясь не упасть на задницу. Он заполз обратно в кресло.

– Почему бы тебе не начать с того, чтобы принести мне еще пива. Мой бумажник на комоде. Я только вчера обналичил чек. Больше ничего не бери. Я дам тебе столько, сколько захочу дать. Просто принеси его мне.

Просто обналичил твой чек, ты имеешь в виду, – подумал Маленький Дэйви, насмехаясь, как будто он только что сделал что-то особенно грязное. Он знал, что у его отца не было много работы в последнее время, и он тайно обратился в офис социального обеспечения за помощью. Это было против всего, во что Маленького Дэйви учили верить, против всего, чему его отец научил его, и от этого его тошнило.

– О, и мне также нужно одолжить твой пистолет.

Большой Дэйв поднял бровь:

– Должен ли я спросить?

– Нет.

Глава 14

Дом Джейсона, 7:55 вечера

Джейсон сидел в своей спальне, слушая местную хардкор-группу под названием “Мясной меч” и стараясь изо всех сил не слышать, как его родители спорят о нем.

– Почему ты сказала, что он может остаться здесь на ночь? Как раз тогда, когда мы начали налаживать нашу жизнь. Ему наплевать на нас! Ему на всех наплевать! Все, что он делает, это уничтожает вещи, и теперь он уничтожает нас! Еще раз!

– Шшшш. Он тебя услышит.

– Конечно, услышит. Этот маленький подлец всегда слушает!

Джейсон прибавил громкость и запел во всю глотку.

“...Я чудовище.

Хладнокровный убийца.

Я чудовище.

Хладнокровный убийца.

Ты должен следить за собой,

Я мог бы причинить тебе боль,

Как ты причинял боль мне.

Я мог бы причинить тебе боль,

Как ты причинил мне боль...”

Джейсон потрогал нож, который украл из музыкального магазина на Маркет-стрит. Лезвие было не очень острым, но он был уверен, что справится, если понадобится. Он хотел, чтобы Мак не был таким маменькиным сыночком. Джейсон знал, что сам никогда никого не убьет, но с Маком он чувствовал себя непобедимым. Если бы он хоть на секунду подумал, что может уговорить Мака с ним убить родителей, он бы заставил этих ублюдков страдать. Слеза побежала по его щеке, когда Джейсон ударил свой матрас ножом.

Почему они меня не любят? Почему они всегда хотят избавиться от меня?

Но Джейсон уже знал ответ на этот вопрос. Он ненавидел, когда ему говорили, что делать, особенно мужчины, и его отчим больше всего. Это привело к немедленным трениям между ними. Его отчим пытался решить проблему частыми избиениями, думая, что это выбьет из Джейсона дурь, но это сделало его еще более мятежным. Он чувствовал, что мужчина забрал у него мать, и она была полностью соучастницей всего этого. Она всегда была на его стороне. Она не заметила, как оценки Джейсона начали снижаться сразу после того, как она вышла замуж за этого мудака. Она не заметила, как Джейсон начал пить, курить и слушать хардкорную музыку. Она не заметила, как он начал красить волосы, носить черную подводку, кожаные куртки и шипы. Она не заметила ничего, что сделал Джейсон. Он сомневался, что она заметила, когда он перестал приходить домой.

Падре сказал ему поговорить с ней об этом, рассказать о своих чувствах, но это означало бы признание того, что он чувствовал все, к чему не был готов. Он подключил наушники и надел их на уши. Это был компромисс. Так вот, им не пришлось бы слушать его музыку, но ему все равно не пришлось бы их слышать.

Он хотел выйти, снова поговорить с Падре, может быть, даже напиться, но он боялся, что его родители не пустят его обратно, если он это сделает. Кроме того, улицы были небезопасны для него без Мака. Эти скинхеды просто искали шанс поймать их обоих по отдельности, и у Джейсона не было иллюзий о его шансах пережить атаку даже двух или трех скинхедов без Мака рядом с ним. Как всегда говорил Мак, он был “по колено кузнечику”. Как бы он ни любил драться, когда дело доходило до этого, он был просто маленьким мальчиком. Его раздавили бы, как жука, если бы на него напали. Это означало провести ночь в доме, в одиночестве, слушать, как его родители жалуются.

Чувак, это хреново, подумал Джейсон. Он не мог дождаться завтрашнего вечера, когда вернется Мак. Он предложил им встретиться с Мирандой перед концертом. Это может дать Маку топливо, которое ему нужно, чтобы нанести реальный ущерб этим нацистским ублюдкам.

Я не могу ждать, – подумал Джейсон. Это будет чертовски эпично!

Глава 15

Герман-таун, 9:01pm

Поездка на автобусе до Герман-тауна заняла больше часа. Мак, шатаясь, вышел из автобуса, едва проснувшись. Он был истощен. Он поранился в результате избиения скинхедов, и он боялся, что полиция будет ждать его, когда он вернется домой, и что он будет арестован за нападение с отягчающими обстоятельствами, нападение со смертельным оружием и, возможно, даже попытку убийства. Если, конечно, парень не выживет, тогда он будет бороться с обвинениями в убийстве или непредумышленном убийстве. Он вспомнил тело, которое они с Джейсоном оставили на стоянке раньше. В груди потяжелело. Если они нашли тело Билли, ему все равно может быть предъявлено обвинение в убийстве.

Мак подошел к своему дому, задаваясь вопросом, видел ли кто-нибудь “Сузуки”, и попытался утешить себя, сказав себе, что на дороге были сотни белых “Сузуки Самурай” и что никто никогда не замечал номерных знаков. Он знал, что ему придется какое-то время избегать тех девушек из Джерси. Если бы кто-то заметил автомобиль, и было известно, что он и Джейсон регулярно общались с девушками, которые водили “Сузуки”, полиции не потребовалось бы много времени, чтобы соединить два и два.

Я в полной заднице.

В районе было тихо. Улицы были необычайно пусты для столь раннего вечера, но было холодно, и на земле все еще лежал снег. Дома выглядели как-то чище, покрытые белым снегом, менее подавленными. Деревья выглядели красиво, как в сказке. Воздух пах чище, четче. Ночное небо было таким ясным, что можно было видеть каждую звезду на небе. Мак смотрел в небо, когда кто-то в большой лыжной куртке с капюшоном и мехом на воротнике вышел из-за большого кустарника и направил пистолет ему в лицо. Его поймали на ускальзывании, а теперь он покойник.

Я люблю тебя, мама. И тебя тоже люблю, Миранда.

Мак пристально смотрел на стрелка. Он хотел вспомнить лицо парня на случай, если будет загробная жизнь и у него будет шанс увидеть ублюдка снова. Он хотел помнить его, чтобы он мог отплатить ему в следующей жизни. Парень был толстый, пухлый, и его кожа была щербатая. Он выглядел знакомо.

– Отдай мне свои деньги, или я снесу тебе башку.

Грабеж. Что лучше. Получше. По крайней мере, парень не пытается меня убить. Ему просто нужны деньги.

Затем Мак всмотрелся в лицо. Он был знаком с этим парнем. Они вместе ходили в начальную школу. Он знал маму парня и двух его братьев. Они жили в двух кварталах.

– Сид? Это я! Макинтош.

Пистолет не дрогнул. В глазах парня не было никакого узнавания. Его глаза были стеклянные, зрачки расширились до ширины ствола. Он был под кайфом, черт возьми.

– Сид! Это я, чувак. Это Мак! Убери этот чертов пистолет от моего лица.

Все еще без узнавания.

– Отдай мне свои гребаные деньги! Я не шутки шучу!

Он наставил пистолет.

– Я тоже не собираюсь играть! Убери пушку от моего лица, Сид!

Медленно признание вернулось в глаза Сида.

– Ой, чувак. Я просто прикалывался над тобой! Ты бы видел свое лицо! Почему тебя так избили? Кто-то надрал тебе задницу? – Сид засмеялся. Но Мак видел его глаза. Сид ничего не разыгрывал. Он был настолько высокий, что не узнал Мака. Он знал его с тех пор, как ему было десять лет, и он был готов всадить пулю в мозг Мака.

– Да, забавно. – Мак прошел мимо него, качая головой.

– Я просто прикалывался над тобой, чувак! Почему ты избитый?

Мак не оглядывался назад. Если бы Сид разозлился из-за этого, он мог выстрелить ему в спину, но Мак был уставшим, больным и не в настроении. Это был третий раз за вечер, когда кто-то угрожал его жизни. Это был не совсем нетипичный день в Филадельфии. Филадельфия не была столицей убийств, но она была в первой десятке. Драки и выстрелы были обычным повседневным явлением, и этот выброс адреналина, который пришел с инстинктом “борьбы или бегства”, был чем-то, что Мак чувствовал пять или шесть раз в день в среднем. Тем не менее, это, чертовски уверен, не был один из его лучших дней.

Он хотел убить Сида. Единственное, что ему мешало, это боль в мышцах и пистолет в руке Сида. Он прошел оставшиеся кварталы до своего дома, чувствуя, что может рухнуть в любой момент.

Мак знал, что насилие, окружавшее его, было проблемой не только Филадельфии. Это была проблема с ним. Это был прямой результат того, кем и чем он был, кем он добровольно стал. Филадельфии было наверняка сложно. Никаких вопросов. Но его образ жизни все усложнял. Где он жил, как одевался, друзей выбирал, где проводил время, даже музыку слушал -все это притягивало к насилию. Это был лишь вопрос времени, когда насилие одолеет его. Но, по крайней мере, в этот день он вновь одолел его, вновь выжил. Тем не менее, казалось, что его время и его удача начали иссякать.

Он повернул за угол на Амброуз-стрит и почувствовал немедленную волну облегчения. Он был жив. В него никто не стрелял. Рядом с его домом не было полиции, и там была машина его мамы. Она была дома. Свет был включен в гостиной, и он мог слышать телевизор. Она не спала. Он подошел к двери и позвонил в дверь.

Его мама была в халате, с бигуди в волосах, когда она открыла дверь.

– Привет, мам.

Она потянулась, чтобы коснуться его опухшего лица.

– Что, черт возьми, с тобой случилось?

– Я просто играл с друзьями. Получилось немного грубовато. Ничего страшного.

Ее глаза сузились, когда она посмотрела на него ближе.

– Ты ведь не дрался там снова, не так ли? Я говорила тебе, ты больше не ребенок. Тебе сейчас девятнадцать. Они посадят тебя в тюрьму за драку!

– Я знаю, мам. Не волнуйся. Я не собираюсь садиться в тюрьму.

По крайней мере, пока.

– Ты участвовал в “слэме”?

Мак улыбнулся. В последнее время его мать изо всех сил пыталась понять его новый образ жизни. Он любил ее за это.

– Да, в некотором роде.

– Это просто не имеет никакого смысла для меня. Убегаете, вредите себе ради удовольствия. Я думаю, тебе стоит перезвонить в колледж и узнать, сможешь ли ты попасть туда прямо сейчас. Жизнь на улице тебе не подходит. Знаешь, твоего друга Ламара подстрелили на днях, там, на авеню. Я слышала, он возится с наркотиками или еще с чем-то.

Мак пожал плечами.

– На самом деле он не был другом. Он был старше меня. Он бил меня все время, когда я был маленьким. Ламар был таким придурком. Когда я вырос, он убегал от меня, как мелкая шпана.

– О-о, не говори так о мертвых людях. Это нехорошо.

– Прости, мама.

– А теперь иди сюда и обними свою маму и поцелуй. Такое чувство, что я не видела тебя несколько дней. Что на этих улицах такого захватывающего, что заставляет тебя гулять всю ночь? В этом городе после двух часов ночи нечего делать.

– Ну, этого достаточно, чтобы не отпускать меня всю ночь.

Мак улыбнулся и подмигнул.

– О, ты просто ужасен. Ты прямо как твой дедушка. Знаешь, папа был настоящим дамским угодником, когда был молодым. Ты получил это честно. Это у тебя в крови.

Мак наклонился и поцеловал мать в щеку, крепко обнимая ее. Всякий раз, когда она говорила о том, что он наследует какие-либо мужские характеристики, это всегда было от его дедушки или прадеда. Она никогда не упоминала его отца. Мак никогда не встречал своего отца и никогда не хотел его увидеть. Он знал, что человек жил где-то по соседству или когда-то жил, но Мак никогда не видел его, а если и видел, то он никогда не знал, кто это был. Его мать приложила большие усилия, чтобы держать “это плохое влияние” от него, и он уважал ее желание. Если она сказала, что ему лучше не знать его, Мак поверил ей. Его мать стала для него обоими родителями, вместо отца.