Текст книги "Выше неба"

Автор книги: Рене Манфреди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

В прежние посещения Стюарт не так остро чувствовал это, но все равно это чувство было слишком определенно, чтобы ошибиться. Стюарт не особо верил в Бога, но иногда, как, например, сейчас, ему казалось, что сможет поверить: Бог – не какое-то далекое всезнающее существо, он всего лишь сила смирения. Бог – это усилие невостребованной любви. Ничто в этом мире, даже жестокость или отторжение, не имеют такой силы, как признание собственного несовершенства.

Немного спустя Стюарт услышал, что Джек вышел из комнаты Флинн. Дверь открылась с мягким скрипом, и в свете из коридора появился Джек, словно темный призрак, пахнущий лекарствами, с обтянутым шерстью черепом.

– Милый… – произнес он так, словно долго искал Стюарта в каждом углу темной комнаты.

– Я здесь. Входи. – Стюарт отогнул одеяло, принял Джека в свои объятия и с удивлением почувствовал силу его тела: мускулы были крепкими и, казалось, совсем не уменьшились из-за болезни. Стюарт прижался к Джеку, сплел свои ноги с его, мечтая, чтобы время остановилось, чтобы этот момент тянулся подольше, чтобы в нем можно было немного пожить. Он не хотел, чтобы наступила следующая минута, а за ней еще одна, принося с собой печаль, скуку и страстное желание. Стюарт поцеловал Джека, легонько провел пальцами по его тонким, словно ниточка, векам, так нежно и мягко, словно крылышком мотылька.

– Что если я попрошу тебя остаться? Что скажешь?

– Насколько? – удивился Стюарт.

– Навсегда, – ответил Джек. – Просто останься со мной, Анной и ее семьей. Нашей семьей. Ты даже представить не можешь, как я здесь счастлив. Кто бы мог подумать. Здесь все так просто, тихо и понятно. Здесь я совсем не чувствую себя одиноко.

– Не будь идиотом, Джек. Ты же знаешь, я не могу остаться. Когда мы жили вместе, я был тебе не нужен.

Джек замолчал, а потом тихо сказал:

– Ты даже не представляешь, Стюарт, как много ты для меня значил. В моем сердце всегда был только ты, ты открыл мне хорошее во мне. Я был дураком, потому что не сразу понял это. – Джек чувствовал, что уже поздно, слишком поздно, Стюарт уже не поверит ему. Он снова придвинул Стюарта ближе, вдыхая свежий молочный запах, запах его волос и пахнущей дождем кожи. Он хотел быть со Стюартом снова, хотя бы один раз.

– В любом случае, не стоит теперь обсуждать такие вещи, – сказал Стюарт. – Это можно рассматривать только с философской точки зрения, ведь у меня уже есть другой.

– Ну, – хмыкнул Джек, – не совсем так.

– Что ты имеешь в виду?

– Послушай. Как ты можешь быть с кем-то, если ты сейчас со мной?

– Я не хочу говорить об этом, Джек. – Стюарт закрыл глаза. Шелковые простыни, на которых он лежал, были такими мягкими. Раньше он думал, что Анна неважный декоратор, однако она собирала всякие красивые и забавные штучки с той же увлеченностью, что и Джек. Ее квартира в Бостоне была просто ужасна, но здесь, в этом доме, наполненном ее собственными вещами, становилось понятно, какой у нее изящный и безупречный вкус. Стюарт слышал, как рядом дышит Джек, и на какой-то момент вспомнил Бостон, квартиру на Бэк-Бэй, где он лежал и ждал, когда тело Джека будет скользить по его телу. Вспомнил запах жареного подорожника, раздражающее нытье фильмов с участием Роберта Митчема.

Джек наблюдал, как Стюарт засыпает. Он выглядел таким милым, когда спал, тихо и крепко, как ребенок, как камушек, который вечером бросали на дно колодца, а утром снова доставали. Стюарта ничто не могло разбудить. Джек поцеловал его в лоб, в полные губы и почувствовал, что готов расплакаться. Любовь Стюарта была как находка имперского комода на распродаже домашних вещей, прочного и редкого посреди разной рухляди. Нужно появиться вовремя, чтобы заполучить его, а потом, когда он уже доставлен, испытать разочарование от того, что он не проходит в дверь. Любовь Джека к Стюарту всегда обречена, его жизнь была такой скупой и мелкой, и ему так мало было позволено.

По привычке Стюарт обнял Джека, когда почувствовал его руку на своей коже. Затем, когда Джек поцеловал его, открыл глаза.

– Я все еще сплю? – спросил он.

– Нет, – сказал Джек.

Стюарт прижался к нему, но потом отодвинулся.

– Позволь мне, – и Джек поцеловал его. Идя по знакомому пути, его губы сразу нашли нужный ритм.

– Нам не следует этого делать, – сказал Стюарт, но его тело уже инстинктивно отвечало на прикосновения Джека, повторяя движения, которые совершало тысячу раз.

Немного позже Стюарт проснулся от звука будильника на наручных часах Джека и услышал, как тот поплелся в ванную. Он передвинулся на половину Джека, позволив своему телу погрузиться в тепло свежих воспоминаний.

Стюарт дотянулся до телефона. На этот раз он все же позвонил. Естественно, Дэвид спал, но голос Стюарта разбудил его окончательно.

– Я так беспокоился за тебя. Ты у Анны?

– Да. – Он сел, чувствуя, что на другом конце провода Дэвид чего-то ждет. – Я просто хотел отметиться, вот и все.

– Я не злюсь, если это то, что ты хочешь узнать. Возвращайся домой. Мне не нужно было угрожать тебе. Просто возвращайся, ладно? – Дэвид замолчал.

– Ладно, – сказал Стюарт.

– Я люблю тебя, – заговорил Дэвид.

– Я знаю. – Это было единственное, что Стюарт мог произнести.

– Значит, все в порядке?

– Что ты имеешь в виду?

– А как ты думаешь, что я имею в виду? У нас с тобой все в порядке?

– Я не знаю. Я надеюсь. Да. – Он пообещал позвонить Дэвиду на следующий день и повесил трубку.

Он слышал, как в ванной Джек включил воду, звякнул стаканом по крану. Разве такое возможно? Разве сможет он всю оставшуюся жизнь ходить по острию ножа, подбирать слова, боясь реакции Джека? Он читал брошюры и листовки о безопасном сексе, о том, как остаться здоровым, если твой партнер болен СПИДом, но сейчас все это казалось до смешного простым. Секс был одним из множителей в большом уравнении. Представляя себя опять с Джеком, Стюарт не верил, что смертельная болезнь изменит его бывшего партнера, что тот станет более нежным и благодарным Стюарту за присутствие в его жизни. Джек был тем, кем он был всегда, и Стюарт помнил это, думая о своем возможном возвращении. Быть с человеком, который болен СПИДом, означает, что придется разделить свою жизнь на две части: с одной стороны, насмешки, обиды и эгоизм; и нежность, внимательность и любовь – с другой. Даже самая мелкая ссора будет расстраивать больного.

На одной чаше весов лежал Джек, каким он стал. А на другой – опасность заразиться. Чувство неполноценной любви и неуверенности в сочетании с месяцами, а то и годами ухудшения здоровья и смертью в итоге. Вот что тревожило его. Глупо думать, что СПИД может кого-то облагородить. Эта болезнь вызывала только страдания. И если доктор сказал правду, что черты личности становятся более явными, когда болезнь прогрессирует, то ему остается лишь уповать на милосердие Божие. Джек останется самим собой. Стюарт улыбнулся: он подумал об огромных пакетах из бакалеи, о шкафчиках, наполненных красивыми и бесполезными вещами, о сотнях бутылочек шампуня, о бутылках шампанского за девяносто долларов и о лихорадочном желании, которое было повсюду.

Флинн услышала, как Джек пошел в ванную. Она не спала уже несколько часов: ее беспокоили боль и спазмы в голове и животе и еще то, что вечером не совершился обычный ритуал с Джеком. Темные фигуры скользили у ее двери и кружились у изножья кровати. Флинн было лучше, когда она могла копать, видеть подземные миры и не беспокоиться о том, что творится наверху. Сейчас каждый раз, поворачивая голову, она видела лица и очертания людей, преимущественно мужчин, и все они были довольно молодыми. Ей всегда казалось, что привидения должны быть старыми, тогда они счастливы. Час назад, когда девочка решила, что может уснуть, ее разбудили Крошка Иисус, который громко рычал, глядя на пол, звон бокалов и смех. В коридоре толпились десять мужчин, у них было что-то вроде вечеринки. Звучала музыка в стиле диско, стоял сервировочный столик с едой, и двое мужчин целовались. Она знала, что все это нереально или, по крайней мере, не настолько реально, чтобы кому-то об этом рассказать. Флинн не могла рассказать даже бабушке, которая притворялась, что не верит во все это. Например, в доме жил мужчина, который повсюду следовал за Анной. Он стоял у нее за спиной и прикасался к ее волосам, когда она готовила ужин, или сидел на диванчике рядом с ней, когда она читала газету. Флинн видела его, но считала, что он этого не замечает, пока однажды не допустила ошибку. Девочка уставилась на мужчину, когда тот шептал Анне на ухо что-то, чего Флинн, конечно же, не слышала. Она и не могла слышать, потому что это было не для ее ушей, но в тот момент, когда призрак уловил взгляд Флинн, словно сломался какой-то барьер. «Скажи Анне, чтобы она не переживала, – сказал он. – Все в порядке».

Флинн отвернулась, уставившись в домашнее задание по математике. Девочка никогда не передавала сообщения, кроме одного раза, когда Анна вошла и поинтересовалась, с кем она разговаривала.

– С пожилым мужчиной, – объяснила Флинн, – который очень тебя любит и всегда будет любить. – Так звучали слова в ее голове. Но Флинн неправильно истолковала выражение лица бабушки и продолжала говорить о том, как этот пожилой мужчина сказал, что ждет их всех, что он описывал, как прекрасно там, где он живет, там никому и ничему не бывает одиноко. Там даже капли дождя падают парами. Но Анну все это так расстроило, что Флинн никогда больше о нем не упоминала, и пожилой мужчина рассеялся.

Флинн чувствовала себя действительно плохо: болел живот, ее бросало в жар и ломило во всем теле. Она позвала Джека – ей не хотелось идти мимо духов, которые собрались в коридоре.

– Джек? – сказала она. А затем еще громче: – Джек! Наконец он услышал. Джек стоял в дверях ее спальни в окружении лиц, которые с любопытством смотрели на нее, словно впервые видели. Испанец в желтой рубашке тоже был здесь, он улыбался ей, а в руке у него был окровавленный нож. Если бы Джек не описал его так подробно, он не был бы таким реальным.

– Почему ты еще не спишь, крошка?

– Я не очень хорошо себя чувствую.

– Да? – Он сел на край ее кровати и включил свет. – Что случилось?

– Живот.

– Я полежу с тобой немножко, ладно? – Он загнул одеяло. На простыни была кровь. – О! У тебя начались месячные?

Ее состояние было чем-то средним между ужасом и невозмутимой осведомленностью. Девочка понимала, что это значит, и, на самом деле, даже ждала этого, но все же была испугана.

– Я не знаю. Со мной это впервые.

– Хм… Тебе мама рассказывала… Ты знаешь, что делать?

Флинн расплакалась. Она не готова к этому, к резкой боли в бедрах, к странному ощущению в груди. Она привыкла к тому, что ее тело маленькое, быстрое и легкое.

Джек придвинул ее поближе и поцеловал горячую бровь:

– Не плачь, милая. Это замечательная вещь. В любом случае, твои мама и бабушка расскажут тебе, насколько это прекрасно, ведь ты официально становишься девушкой. Но сейчас я объясню тебе, в чем хорошая сторона этого события, можешь запомнить на будущее: пять дней в месяц ты можешь ругаться, вести себя как настоящая стерва, есть столько шоколада, сколько хочешь, а потом свалить все на те несколько капель крови, которые вытекают из тебя.

– Как долго это длится?

– Четыре или пять дней.

– Не, я имею в виду сколько лет?

– А как ты думаешь?

– Двенадцать?

– Чуть дольше. – Он протянул ей руку, помог подняться, и они вдвоем пошли в ванную. Сзади, в шкафу с бельем, он нашел упаковку тампонов размера «супер». Это его удивило: Анна была такой маленькой. Боже! Что было не так с американской культурой? Им недостаточно просто увеличить порции в ресторанах быстрого питания. Теперь можно даже купить тампоны размера «супер».

– Подозреваю, ты не умеешь этим пользоваться, – сказал Джек.

Флинн покачала головой, ее глаза стали шире, а личико совсем побледнело.

Джек снова принялся рыться в ящиках. Разве большинство женщин не пользуется прокладками вдобавок к тампонам?

– Это все, что я смог найти. Твоя бабушка когда-нибудь пользовалась «Котекс»?

Флинн нахмурилась, посмотрела на туалет:

– Она пользуется «Аяксом». Джек вздохнул:

– Пойду разбужу Анну. Она-то знает, что делать.

– Нет, не надо. – Девочка обняла Джека. – Не буди бабушку.

– Флинн, милая, я же гей, который совсем ничего не знает о двенадцатилетних девочках. Единственное, с чем я имел дело ежемесячно, была моя зарплата.

– Пожалуйста, не буди бабушку. Я хочу, чтобы ты мне помог.

– Почему? Ну ладно. Нет смысла спорить. – Джек включил свет над раковиной и сел на край ванны, чтобы прочитать инструкцию на коробочке. Он бегло просмотрел предупреждения об анафилактическом шоке, прочую предупреждающую чушь и посмотрел на схему: всего три части – две части аппликатора, а внутри сам тампон. Это просто. – Ладно. Держи. – Он достал один тампон из коробочки и протянул его Флинн. Та смотрела на эту крошечную вещь так, словно это было что-то взрывоопасное. – Флинн, я помогу тебе с этим справиться, шаг за шагом, но пойми меня правильно – ни при каких обстоятельствах, даже под страхом смерти, я не всуну это в тебя. Ладно?

– Ладно.

– Хорошо. Я буду снаружи. – Он закрыл дверь. – Шаг первый – сними с него обертку.

– Сделано, – сказала Флинн.

– Шаг второй… Ой! – Он увидел изображение женщины, пустое и безликое, у которой были только внутренние половые органы. Как ужасно! Он порадовался, что Флинн не пришлось на это смотреть. Так, что они пытаются объяснить? Силуэт длинноволосой женщины, которая стояла согнувшись. – Шаг второй – найти положение, наиболее удобное для введения тампона. – У него закружилась голова. – Ты можешь или стоять одной ногой на сиденье унитаза, или сидеть, широко раздвинув ноги. Положение сидя позволяет влагалищу принять более горизонтальное положение. – Боже! Он сел на пол.

– Мне нужно всунуть в себя всю эту штуку? – крикнула Флинн.

Джек посмотрел в инструкцию:

– Нет. Просто всунь до маленьких рубчиков. А потом легко надави на фиксатор. – Он не мог дать Флинн инструкцию, не мог позволить, чтобы девочка увидела этих безликих женщин с их матками, влагалищами и половыми губами, занимающими одну треть всего тела. Они, по крайней мере, могли бы нарисовать этой женщине сердце. Завтра он напишет производителям, напишет и скажет, что нужно изобразить женщину с лицом и другими деталями или же оставить лишь те части, которые необходимы для инструкции. – Как ты там?

– Я не могу сделать это. Оно не работает.

– Какая именно часть не работает?

– Ты не мог бы сюда зайти?

– Я сейчас просуну инструкцию под дверь, ладно? – Он начал отрывать части с рисунками, но увидел, что если он сделает это, то оторвет третий пункт инструкции. На самом деле, с ней должна быть мать или какая-нибудь другая женщина, чтобы объяснить все и чтобы она не увидела этих пустых женщин. Ни одна двенадцатилетняя девочка не должна подумать, что в ее теле есть что-то неестественное.

– Джек?

– Я здесь. Посиди одну секунду. Продолжай пытаться. – Он подошел к маленькому старинному столику в коридоре, нашел в ящике карандаш и сел.

Он подрисовал девушке глаза, ресницы, брови, пририсовал улыбку, чтобы изобразить самоуверенность, но она сделала девушку похожей на персонаж мультфильма. Длинные волосы, рваная челка и кольцо на правой руке. Так лучше. Он просунул инструкцию под дверь ванной и пошел к Стюарту. Тот долго не просыпался. Джек сильно потряс его за плечо.

– Что? Что случилось?

– У тебя есть сестра.

– Еще одна? – переспросил Стюарт и почти проснулся. – Что случилось?

– Что ты знаешь о тампонах?

Они вдвоем подошли к двери ванной.

– Флинн, дай сюда инструкцию, – попросил Джек, – Вот схема, – сказал Джек Стюарту Мы остановились на шаге номер три – легко введите.

Стюарт взглянул на рисунки и прочитал инструкцию:

– Флинн?

– А?

– Ты сидишь?

– Да.

– Хорошо. – Он перечитал все действия, которые сопровождали эту позицию. – Хорошо, если ты сидишь, тебе просто нужно направить его назад и вниз, по направлению к тазовым костям. Действуй не спеша.

– Вы не могли бы привести Крошку Иисуса?

– Зачем? – спросил Джек.

– Для компании.

Джек не хотел открывать дверь, боясь что-нибудь увидеть.

– Он же мальчик. Это не очень хорошая мысль – пустить туда мальчика. Даже если он собака,

Флинн вздохнула:

– Но почему?

– Мальчики не такие сильные, как девочки. У него может случиться сердечный приступ.

Стюарт нахмурился и посмотрел на Джека.

– Просто не спеши, Флинн.

Они слушали тишину за дверью со стороны Флинн. Через несколько минут она произнесла:

– Хорошо.

– Хорошо? – спросил Джек. – «Хорошо» означает, что ты сделала это?

– Да, – ответила девочка. Мужчины зааплодировали.

Флинн вышла из ванной и робко подошла к Джеку.

– Прекрасная работа, – сказал, улыбаясь, Стюарт.

– Да. Мы должны это отметить. Я посмотрю, есть ли у Анны шампанское, – возбужденно заговорил Джек.

– Джек! – Стюарт укоризненно покачал головой.

– Нет? Тогда, может быть, горячий шоколад?

– Где у Анны лежат простыни? Я перестелю тебе постель, – сказал Стюарт.

Флинн указала на шкаф в коридоре:

– Мы можем посмотреть «Ривердэнс»?

– Не сейчас Джек покачал головой. – Завтра. Уже поздно. Как насчет горячего шоколада?

– Не хочу. А ты не мог бы сегодня поспать в моей комнате?

– Мне нужно побыть со Стюартом. Но если я тебе понадоблюсь, приходи ко мне. – Он поцеловал ее на прощание. – Ладно?

– А можно, я буду спать в твоей комнате? На полу. Джек задумался. Он не возражал, но Стюарт мог чувствовать себя неуютно.

– Думаю, тебе стоит спать в своей комнате. Как только я тебе понадоблюсь, я приду. Обещаю, – сказал Джек. – Хорошо?

Она кивнула, поцеловала Стюарта перед сном, а потом снова Джека. В своей комнате Флинн почувствовала, словно закутана в собственное тело, как в те тяжелые шторы, которые бабушка закрывала, чтобы не пустить свет в комнату. И внутри и снаружи ее была темнота, словно ее заманили в какой-то ужасный подвал, из которого она не может найти выход. Живот был словно боксерский ринг, две силы сражались друг с другом. А нокаутирована была Флинн. Веселая мужская вечеринка закончилась, и вокруг теперь не было ничего, кроме запахов желаний и надежд – лимона и лаванды – и глубокого страха, что все снова изменится.

Глава XII
По дороге в Сантьяго

Был сезон противогриппозных прививок. Анна вздохнула: из ее кабинета только что вышел уже двадцатый пациент, а на часах не было еще и половины первого. Доктор Нейлор брал очень немного за прививки для взрослых и совсем не брал денег с детей и подростков. Около девяти утра в клинике появилась огромная толпа пожилых людей, живших в местном доме престарелых. Они заполнили коридор и шумели так, будто пришли на вечеринку в центр досуга.

– Ну что, я снова оказался прав? – сказал Нейлор, когда вслед за Анной вышел в приемную.

– Да, это меня и удивило. Я попусту трачу свои способности на здоровых людей, которые хотят таковыми и остаться. Что случилось с больными желтухой? С отбросами общества? Я так надеялась, что здесь из-под контроля вышла ситуация с лейкоцитами, – сказала Анна.

Он хихикнул:

– Извини. Но я ценю, что ты пришла.

– Следующий, – сказали они в унисон.

Молодая мать со своим чадом прошла к Анне. Местная библиотекарша – по какой-то причине она недолюбливала Анну – отправилась к Нейлору. Она почти игнорировала Анну, когда та заходила за недельным запасом книг на кассетах.

– Как вы сегодня? – спросила Анна, проводя мать и сынишку в кабинет. Она уже обследовала их обоих раньше. Пациентке было года двадцать три или чуть больше, а ребенку – около трех. Последний раз, когда они здесь были, Нейлор лечил женщину от тазового воспаления, а мальчишку – от вшей и от инфекции уха. Анна открыла ее личную карточку. В графе «Род деятельности», которая отражала также и благосостояние пациента, круглым аккуратным почерком было написано: «Проводит дни перед телевизором». На вопрос: «Вы сексуально активны?» – женщина ответила: «Не очень. Я просто лежу».

– Я не могу заснуть. Вы не могли бы мне что-нибудь прописать? – спросила пациентка.

– Нет. – Анна поднесла шприц к тощей руке женщины. – Только доктор может выписывать лекарства. Оставьте заявление у ассистента.

Анне не очень нравилось здесь работать – методы лечения Нейлора казались женщине деревенскими, но у врача были связи в лаборатории местного колледжа, куда он отправлял Анну исследовать образцы крови пациентов. Там она могла проверять анализы крови Джека.

– Следующий! – крикнула Анна. И так – два часа.

Во время обеда она зашла в кафе «Блестящая закусочная» – еда была просто ужасной, но она никогда не могла устоять перед красивыми названиями. Анна села в кабинку у окна и принялась ковыряться в тарелке: она была не голодна, но и на работу возвращаться не хотелось. На улице стоял удивительно теплый день – термометр на фасаде банка показывал 16 градусов. День благодарения был не за горами, а на улице – бабье лето. Они с Флинн слушали прогноз каждый день. Флинн, как и Анна, очень любила снег и предпочитала холод теплу. Прошлым летом они каждый день купались в карьере или в бассейне, молчаливые, угрюмые, с тяжелыми головами. Флинн была единственным человеком, известным Анне, который так же реагировал на жару, как и она.

Она достала сотовый телефон, чтобы позвонить в школу. У внучки появилось гораздо больше проблем с учебой, чем раньше. Придирки ее одноклассников усилились после того, как учительница задала выступления на тему «Мои способности».

– Я очень переживаю за нее, миссис Бринкман, – сказала учительница на первом в этом учебном году родительском собрании. – Большинство детей принесли блендеры, спицы для вязания и баскетбольные мячи. – Мисс Джемисон замолчала. – Большинство учеников показали нам, как делать фруктовые смеси или как вязать шарфы. Флинн принесла какие-то странные очки и рассказала, как общаться с миром духов. Дети безжалостно высмеяли ее.

Анна уже знала об этом: Флинн всегда ей все рассказывала. Всегда лучше говорить правду. Анна помнила, как они давным-давно играли в эту игру с Флинн, и ей не давали покоя слова, сказанные тогда. Лучше бы она научила Флинн говорить полезную ложь.

Трубку никто не снимал: возможно, все были в столовой. Анна расплатилась за еду и поехала в школу. Дети обедали за столиками для пикника, стоящими вокруг площадки. Она вгляделась в толпу, увидела золотистые волосы учительницы и щебечущую группу подростков рядом. Флинн сидела одна, а ее обед занимал весь столик. Анна вспомнила, как много печали было в ее собственной жизни, она поймала взгляд Флинн и улыбнулась, а Флинн улыбнулась в ответ. Это была самая искренняя улыбка. Именно за этим и приехала Анна, за той частичкой счастья, которую сейчас видела на лице своей внучки.

– Привет, – сказала Флинн. – Я чувствовала, что ты где-то рядом.

– Правда? – Анна посмотрела на недоеденный обед Флинн. – Ты не хочешь прогулять школу и пойти на карьер? Я не уверена, что сейчас достаточно тепло, чтобы купаться, но, по крайней мере, мы можем просто посидеть у воды.

За этим последовала вторая улыбка, которая выражала радостное удивление, и Анна начала надеяться, что в конце концов все будет хорошо. Она позвонила в кабинет Нейлора из машины и сказала, что у нее проблемы, и она не появится до завтра.

На солнце было тепло, день был безветренный, поэтому они с Флинн решили искупаться. Они плавали в воде, идеально гладкой, в ее темной поверхности отражались деревья, скалы и облака.

– Ты веришь в рай и ад? – спросила Флинн.

Анна повернулась: Флинн пристально смотрела на нее. Анна вдруг поняла, что ее внучка станет очень красивой, когда вырастет. Почему она этого раньше не замечала? Ее глаза изменились – а может быть, просто так падал свет, – став из темно-карих еще темнее, почти черными. Губы были пухлыми, изогнутыми и ярко-красными. Анна подумала, что однажды кто-нибудь влюбится в Флинн именно из-за ее рта. Густые черные волосы падали ей на плечи. Недавно Флинн выстригла себе челку и зачесала ее набок, что придало ей вид серьезной и утонченной девушки. Возможно, она не будет высокой, подумала Анна, но зато она прекрасно сложена. У девочки были длинные худые ноги, как у бегуна. Наверное, она вырастет даже красивее Поппи, если такое возможно. Анна отвернулась и посмотрела, как тени птиц, слетевших с деревьев, окружающих карьер, двигались по воде. Анне было интересно, какой женщиной станет ее внучка. Конечно, она не будет такой, как ее мать. Анна надеялась, что Флинн не унаследовала от Поппи слабость и привычку потакать своим желаниям. Девочка вырастет артистичной, как Марвин, если развитое воображение что-нибудь значило, ее причудливые видения могут проявиться в творчестве. Анна пыталась представить Флинн женщиной лет двадцати пяти, но не могла, ведь та была еще совсем девочкой. Наверное, во Флинн всегда будет что-то нестареющее и детское.

Когда Флинн повторила свой вопрос, Анна ответила:

– В твоем возрасте рано думать о таких вещах, как рай и ад, Флинни. Просто наслаждайся прекрасным днем.

– Но ведь есть же такая вещь, как ад? – настаивала Флинн.

Анна промолчала.

– Как ты думаешь, мама ушла навсегда? – спросила Флинн.

Анна плавала рядом с Флинн, наблюдая, как вдалеке над горами собирается туман.

– Может быть. Но это совсем не значит, что она не любит тебя. Просто у нее есть проблемы, которые нужно решить, прежде чем она сможет позаботиться о тебе.

– Ты была такой доброй со мной, – сказала Флинн. Через минуту она спросила: – А в раю есть страх?

– Я вообще не представляю, что там есть.

– Если на небесах нет страха, тогда в аду, наверное, очень туманно. – Ее взгляд остановился на горной цепи. – Туман – это просто облако страха.

Несколько недель назад Анна позвонила детскому психологу и попросила о встрече – ей казалось, что у Флинн меняется выражение лица.

«Вы имеете в виду недостаточную аффектацию?» – спросил психолог, и Анна ответила, что нет.

Это не означало, что Флинн перестала улыбаться или смеяться. Чтобы подтвердить свои слова, Анна записала, как много выражений проходит по лицу Флинн на протяжении двух часов. Приблизительно столько же, сколько у Стюарта или Джека: Анна подсчитала и изменения их мимики, просто для объективности. Нет, она имела в виду манеру, с какой выражения или эмоции отражались на лице Флинн, – улыбка не освещала ее лицо, а как бы растворялась, изумление сначала появляется у нее в глазах, а не на губах и в области подбородка: у детей оно появляется на губах, неужели психолог этого не замечал? У взрослых изумление проявляется сверху вниз, от бровей к губам. Психолог, пятидесятилетний мужчина, у которого один глаз был голубой, а другой карий, пристально посмотрел на Анну.

– А откуда начинается ваше удивление? – спросил он.

– Прямо отсюда, – сказала Анна и вышла.

– Собирайся. – Анна вылезла из воды. – Пора идти. Дома Анна позвала Джека и Стюарта, который все еще был здесь даже после того, как Анна отложила вечеринку в честь дня рождения Джека. У Джека началась реакция на одно из лекарств, но он пошел на поправку – то ли из-за рекомбинации медицинских препаратов, то ли из-за присутствия Стюарта, а может быть, из-за того и другого. Анна попросила Стюарта пожить у нее подольше, насколько это возможно. Стюарт преподавал по понедельникам и вторникам, поэтому большую часть недели он мог быть с ними. Анне нравилось его присутствие. Больше всего она ценила его надежность.

Анна вышла, чтобы впустить собаку Флинн, бегавшую вдоль забора, принюхиваясь к чему-то. Анна свистнула, пес посмотрел на нее и подошел.

– Эй, толстик, не желаешь зайти? Голос по другую сторону забора ответил:

– Спасибо, я лучше поработаю.

– О! – воскликнула Анна. – Виолетта? Это ты? Я разговаривала с собакой.

– Ладно. По правде говоря, мне нужно похудеть в талии. Ты же знаешь, я сбрасываю вес и тут же опять начинаю полнеть.

– Ты, случайно, не знаешь, куда ушел Джек со своим другом? – поинтересовалась Анна.

– Не знаю. Но около полудня они проехали мимо, когда я обедала.

Анна поблагодарила и вошла внутрь. Флинн принимала ванну – Анна слышала, как гудели старые трубы. Она села за кухонный стол, освещенный поздним солнцем, заварила чай и взяла телефон, чтобы позвонить Грете, с которой не разговаривала почти неделю.

– Это я, – сказала Анна, когда ее подруга взяла трубку.

– Привет, – обрадовалась Грета. – Ты знаешь что-нибудь о creme de cassis?[31]31
  крем из черной смородины (фр.)


[Закрыть]

– Что это?

– Вот и мне интересно. Я готовлю так называемый creme de cassis и не знаю, что получится: пряность, жидкий соус или что-то еще.

– Хм, звучит все равно соблазнительно. Кто должен прийти?

Грета вздохнула:

– Это все не важно. В любом случае, я перестала встречаться с кем бы то ни было. Что случилось?

– Ничего особенного, просто не разговаривала с тобой несколько дней.

– У тебя утомленный голос. Анна услышала, как Грета включила миксер.

– У меня? Ну если уж ты заметила, то да, – согласилась Анна.

– Как Флинн?

– Я бы сказала, лучше. Она всегда будет необычной, но таких странных, удивительных людей вокруг очень много.

– Конечно, – ответила Грета. – В любом случае, не думаю, что она очень уж странная. Ей двенадцать. Кто не был ненормальным в двенадцать лет?

– Ты права, – сказала Анна.

– Помню, когда мне было лет одиннадцать или двенадцать, у меня была такая навязчивая – и она на самом деле была навязчивая – фантазия о красивом мужчине, который бегал за мной по всей комнате, а я была совсем голой. Даже не представляю, что бы я хотела, чтобы он со мной сделал, поймав меня, думай сама. – Грета рассмеялась. – Это двенадцать лет. Ты что-то знаешь, а что-то нет.

Анна рассмеялась. Грета говорила так, словно куда-то спешила, был слышен грохот кастрюль и сковородок и звук льющейся на кухне воды.

– С кем ты встречаешься?

– Кое с кем с работы. Но это не так уж и интересно. Я уже с нетерпением жду окончания этого вечера, когда смогу уютно устроиться в кровати с Лили и буду смотреть, как она спит.

– Ты приедешь на день рождения Джека через две недели? Можешь остаться на сколько хочешь.

– Конечно, приеду. Послушай, дорогая, мне нужно бежать, но я подумала, что, может быть, тебе нужно отдохнуть от Флинн. Почему ты не отправишь ее в Бостон навестить отца? Или ко мне. Я буду отчитываться тебе обо всем. Твой голос звучит очень уж устало и напряженно.

Анна сказала, что подумает об этом.

– Я серьезно, – сказала Грета. – Когда ты на самом деле делала то, что тебе хочется?

Анна задумалась об этом, когда повесила трубку. А чего ей хотелось? В основном того, чем она занималась. Ну, может быть, ей хотелось не так сильно переживать за Флинн.

В одиннадцать часов – Анна уже собралась лечь спать – домой вернулись Джек и Стюарт и пришли в спальню, где она смотрела новости.