Текст книги "Мечта (ЛП)"

Автор книги: Рэндалл Н. Биллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Николай уничтожает семью, – громко прервал Джастин, злым и одновременно испуган ным голосом, словно пытался заглушить свой собственный страх, – Он делает это специально, чтобы разрушить гражданскую жизнь и перекроить её по своим представлениям.

– Джастин! – отчаянно выкрикнул Джефферсон.

– Что? Жюльет же сказала – мы должны говорить с ним открыто. Или я ослышался? – Он вызывающе встретил их осуждающие взгляды, – Вот я и говорю открыто. Мы все так думаем, но я единственный, кто это говорит вслух.

Он снова обернулся к Андрею – взгляд его бегал туда-сюда, словно ему не хватало смелости заговорить дальше. Ничего удивительного, что вы не хотите выступать перед Советом кланов. Их совокупные ярость и презрение были бы твоим смертным приговором, Джастин… а для всех остальных – крахом. И чем же это я заслужил такое народное доверие, что не возьму да и не прогоню вас всех, скопом, с ваших постов?

– Николай пытается уничтожить наши семьи… и… и… мы этого не позволим.

Мертвая тишина оказалась громче любых криков – Андрей пытался выкарабкаться из потока мыслей о доверии и о своей роли в глазах гражданских обратно в реальный мир, не будучи уверенным, в самом ли деле услышал то, что услышал. Он склонил голову набок и неосознанно склонился вперед, подсознательно копируя своего брата.

– Что ты сказал? – не теряя из поля зрения Джастина, он краем глаза наблюдал за шокиро ванными и полными отвращения лицами остальных. Однако более беспокоило его то, что в глазах некоторых он видел, что за словами Джастина скрывалась правда.

Джастин побледнел, услышав этот спокойный вопрос. Его челюсть отвисла, как у коровы, задумавшейся о том, какой клок травы ухватить следующим, а щеки тряслись в такт сердцу, колотящемуся так громко, что Андрей едва ли не слышал этот стук.

– Я сказал, я сказал – мы не можем просто тут сидеть и позволять это делать.

– Я понимаю, – он в самом деле понял и от этого его затошнило. Его голова переполнилась воспоминаниями, так что он не мог вздохнуть. Огромная толпа в трюме «Принца Евгения»

сдавливала его со всех сторон и готовила бунт. Николай и Джес Коул добились, что он подстегнул события, чтобы удержать восстание под контролем. Шипы в стуле превратились в стальные острия, вонзившиеся в его тело с ужасающей болью.

Только не опять. Только не еще раз. Только не это. Я– искра. Ты поэтому позволил нарастать давлению, Никки? Потому что ты знал – воплощение твоего видения не может пройти без проблем. Кто-то взбунтуется. Если ты дашь им такую возможность – вожаки поднимут восстание и тогда ты сможешь отсечь у змеи голову и выпустить восстанию пар? То что на этот раз он, в отличие от прошлого, настолько точно понял, что им манипулируют, не сделало боль легче.

Он почувствовал, как к горлу подкатывается желчь и вынужден был склониться вперед, подавившись. Дыхание его вдруг затруднилось. Вонь от пота, который в страхе источал не Джастин, не кто-то еще, а он сам, проникла в его ноздри, пытающиеся уловить хоть толику свежего воздуха. С дикой решимостью он вскочил на ноги и гражданские лидеры в ужасе подались назад.

– Не делайте этого!

– Что? – спросила Карлотта, заставляя себя выглядеть спокойной и непричастной. Он забегал перед ними взад-вперед.

– Не делайте этого. Не провоцируйте конфронтацию. Я знаю, это тяжело. Может, вы счита ете, для воинов это было легко – это ошибка. Это было дико тяжко, для нас всех. Но разве не было тяжело высадиться на мирах Пентагона? Разве вот это все не было тоже тяжелым? И мы, тем не менее, выдержали. И что нам это дало? На пару лет мы обрели наш рай. И теперь может произойти то же самое.

Он оглядывался, искал их взгляды, умолял. Остановился почти потерянно.

– Пожалуйста, не идите по этому пути дальше.

Он увидел глаза, обращенные в себя и понял, что хотя бы одного умеренного, выдержанного человека, похоже, смог убедить. Но, несмотря на страх, в глазах Джастина горели искры, как у человека, увидевшего свой шанс достичь власти и не желающего его упустить.

Это все, чего ты хочешь, не так ли, Джастин? Власти… Он был Андрею отвратителен.

– Тогда попытайтесь убедить вашего брата, чтобы он сбавил обороты. Это его решение, что все дети с пяти лет должны переходить к опекунам. С пяти лет! – голос Джастина стал громче, когда Андрей не прервал его и все остальные также промолчали.

– Я поговорю с Николаем, – пообещал он, наверняка зная, что его слова не возымеют ни малейшего действия. И все же, он надеялся, что бунта не будет – несмотря на то, что осознавал нечто совершенно иное. Только не это. Только не это, пока он жив. Пока он торчит посреди всего этого и проводит долгие бессонные ночи, исхлестанный взглядами мертвых глаз.

– Только прошу вас – не делайте ничего необдуманного.

– Конечно, нет, – ответил Джастин.

Андрею едва удалось не передернуться. Если бы этот ответ он услышал от кого-нибудь другого – в особенности, от Карлотты – может быть, он бы и поверил. Но не от Джастина. Вот так. Все сначала.

Он поспешно покинул помещение, молясь в душе. Едва он успел выбраться наружу, как его вырвало.

25

Катюша-сити, Новая Терра

Страна Мечты

Скопление Керенского

27 декабря 2814 года

Потоки красок бурлили и танцевали, так что Андрею казалось, что он смотрит в калейдоскоп. Парад двигался мерным шагом по главному бульвару военного квартала Катюша-сити, направляясь к центральной площади. Каким-то образом холод и густо падающий снег казались вполне вписывающимися в обстановку. Как будто весь мир скорбит с нами вместе.

Андрей поднял руку ко рту, скрывая зевок. Меховая оторочка перчатки защекотала его ноздри и он чихнул. Хотя он закрылся обеими руками, звук разнесся по трибуне, на которой он стоял вместе со своим братом и его женой, принимая парад – Николай на полшага впереди и справа, Джен – еще правее, на том же уровне, что и Андрей. Она бросила на него презрительный взгляд и снова повернулась к разворачивающемуся перед трибуной спектаклю.

Лишь с большим трудом он смог подавить свое смущение, сконцентрировавшись на марширующих воинах и толпе гражданских, собравшейся по обеим сторонам бульвара, сжатая, словно сардины в банке.

Словно оживший лоскутный ковер, воины ровными линиями печатали шаг по широкой улице от центра военного квартала к центру города и эхо от грохота сапог по брусчатке бежало впереди. Только что мимо трибуны Николая прошел клан Облачной Кобры, предводительствуемый Уиндхэмом, который в виде исключения ни разу не улыбнулся. Небесно-голубые комбинезоны казались стеной сконцентрированной энергии. Вода. Словно безудержная волна, катящаяся мимо неподвижных гражданских. Природная сила.

Они маршировали мимо, сопровождаемые небольшой процессией гражданских в одеждах того же цвета: добровольцы из числа гражданского населения, примкнувшие к клану Облачной Кобры. Андрей не мог поверить, что это будет так просто, но Николай лишь посмеивался над его сомнениями, когда два года назад он издал соответствующий указ – и теперь у каждого клана были верные гражданские последователи: рабочие, техи – кто угодно. Следующими показались почти вычурно сияющие зеленые униформы Гигантских Скорпионов, возглавляемых Сайрусом Эламом. Они также промаршировали мимо в идеальном строю. Это почти… внушает страх. Да, это правильное обозначение.

Взгляд Андрея затуманился. Он попытался сконцентрироваться на спектакле, который Николай организовал для народа, но он слишком устал. За последние недели он провел слишком много часов в попытке отразить грозящую беду. Почи каждую ночь он вскакивал с кровати, потому что отчаяние грызло его так, что он хватал ртом воздух, стараясь не упасть в обморок… и все равно… ничего. Неделя проходила за неделей, а он не мог отыскать ни малейших следов сопротивления, выходящего за пределы пары выражений недовольства.

Несмотря на усталость, тяжким жерновом повисшей у него на шее, он снова сосредоточился на параде, когда у трибуны показалась Элизабет Хазен и её Нефритовые Соколы. Он поискал глазами своего бывшего ученика Сэмюэла Хельмера и нашел его прямо за спиной Элизабет, с высоко поднятой головой и колючим взглядом, похожим на взгляд его кланового тотема. Ты многого добился, Сэмюэл. Несмотря на антипатию, которую он до сих пор испытывал к Сэмю-элу доставившему ему немало неприятностей в прошлом, Андрей кивнул. Молодец.

В его затуманенной усталостью, то и дело выпадающей из реальности голове возникла новая мысль. А куда подевались мехи? Машины? Он знал, что весь этот спектакль был ничем

иным, как демонстрацией силы кланов, даже если он официально был приурочен к годовщине со дня убийства Первого Лорда Ричарда Камерона в 2766 году. Лишний повод напугать гражданских, подготавливая очередные цепи, которые предстояло наложить на них. Разве было для этого лучшее средства, чем парад мехов и боевых машин? Ничто не впечатляет так, как грохот сотен тонн стали и миомеров прямо перед глазами – любой гражданский перепугается до полусмерти и с ним можно будет делать, что угодно.

Темно-желтые униформы клана Звёздного Ужа промаршировали мимо трибуны вслед за своим ханом Абсаломом Трэскоттом, за ними – желто-черные Мангусты. Андрей на секунду стал задумчив, увидев между воинами Карсона… хотя нет, теперь его зовут Джеймс. Он знал, что Николай добивается создания идеально действующего общества, но годы, которые Трэс-котт потратил на то, чтобы не дать другу Андрея командовать своим дивизионом… Он невольно задался вопросом – а не постарался ли Трэскотт и на этот раз, чтобы Карсон растворился в толпе?

С этими мыслями он перевел взгляд с Мангустов на Дану и её Койотов. Даже с такого расстояния он видел, как её глаза сияют энтузиазмом. Видел, как она искала Николая, когда все сорок воинов одновременно вскинули руки в салюте. На то, чтобы взглянуть на Андрея, она не потратила и доли секунды.

Пошатываясь от истощения, вызванного многосуточным недосыпанием, он едва расслышал несколько тихих, похожих на подавленный кашель звуков, которые донес до него ветер – и увидел краем глаза, как несколько воинов клана Мангуста споткнулись. Он удивленно огляделся вокруг – это было слишком непривычно – и в этот момент Николай опрокинулся на спину, словно кто-то ухватил его сзади за одежду и дернул на себя. В лицо Андрея брызнула кровь. Её тепло было словно искуплением за зимний холод. Его собственная кровь, казалось, пыталась прорвать вены – настолько яростно стучала она во всем теле. Его глаза мигнули, не зная, куда глядеть, не будучи в состоянии проясниться. Усталость и шок соединились, делая невозможной любую попытку сознательных действий.

Сумасшествие. Хаос. Ужас. Истерика.

Но все это, казалось, осталось где-то очень далеко, как будто он стоял рядом с самим собой. Словно он безучастно парил над происходящим и с интересом наблюдал за суетой.

Андрей… Андрей… Андрей… Андрей!

Наконец-то крик проник сквозь его блокаду. Шум и суета взорвались в его сознании, толпа ревела так громко, что он едва мог слышать крик Дженнифер. Металлический запах крови на его лице проник в его ноздри и его замутило. От капель крови на его коже поднимался пар и ему казалось, словно это его душа расстается с телом.

Николай.

Может быть, это впечатление и не было таким уж неверным.

Николай. Николай!

Кровь покрывала грудь и лицо его брата неким отвратительным красным цветком, будто кто-то швырнул в него ведром с краской. Красный цвет отчетливо выделялся на белой ткани костюма, словно подчеркивая мысль о том, что никто не бессмертен. Даже Николай.

– Андрей!

Голос вырвал его из ступора, пылающие глаза напомнили нечто, но повелительный голос не позволял отвлечься.

– Андрей! – заорала Дженнифер, возвышаясь над толпой панически мечущихся гражданс ких, – Ты знаешь, кто это сделал?

Он хотел отрицательно покачать головой.

– Ты знаешь это!

– Нет, не знаю!

– Боги! – её голос резал его на части. Каким-то образом она, похоже, осталась единственным дееспособным человеком – вернее, могущественной богиней мести, принявшей человеческий облик.

– Андрей, после всех лет… ты все еще озабочен исключительно собственным благополучи ем. Ты знаешь, кто это сделал. И ты позаботишься об этих людях.

– По… почему… я?

– Андрей! Они попытались убить твоего брата! Чего тебе еще? Кто знает, сколько людей они уже убили? Сколько погибнет еще, если ты ничего не сделаешь?

Он сделал шаг назад, когда фаланга солдат внезапно окружила Николая и Дженнифер, подняла его брата на руки и понесла к выходу. Краем глаза он заметил, как другие воины рассредоточились в толпе и стали успокаивать гражданских… если требовалось – силой… брали хаос под контроль и искали стрелявших.

– Они отыщут того, кто стрелял, – крикнула ему Дженнифер, направляясь к ожидающему ховеру

Её лицо в обрамлении развевающихся волос, также перепачканное кровью, казалось, неотступно преследует его.

– Но это лишь один-единственный стрелок. Ты должен выгнать их из их нор. Главарей. Нуж но положить этому конец. Или ты хочешь, чтобы здесь начались такие же бои, как на мирах Пентагона? Хочешь оказаться виноватым в подобном кровопролитии?

Она повернулась к нему спиной. Он посмотрел на свои руки, мокрые от крови его брата. Какая она клейкая, эта кровь…

Словно в трансе, он покинул трибуну и побрел между воинами и гражданскими, оказывавшими помощь раненым. Она хочет, чтобы я стал охотником за головами. Не для того, чтобы кого-то арестовать. Я должен их уничтожить. Должен притащить их трупы, чтобы их можно было повесить на городских воротах, колесованных и четвертованных, как в мрачное терранское Средневековье. Как я могу что-то подобное сделать? Как я смогу потом смотреть в зеркало?

Вой сирены косой прошелся по толпе, возвещая прибытие спасательных бригад. Он поскользнулся. Тяжело упал на колени, пока толпа обтекала его вокруг, неся раненых к машинам «Скорой помощи». Он попытался собраться и встать.

Николай… если ты сейчас умрешь… всё было напрасно. Мы еще не настолько сильны, чтобы выжить без тебя.

Женщина и двое мужчин – гражданские? – качая головами, медленно поднялись на ноги около окровавленного трупа и двинулись дальше, к лежащей неподалеку другой жертве, чья грудь еще медленно вздымалась и опускалась. Итак – как минимум, один погибший. Это то, чего ты добивался, Джастин? Это твоя вина.

Он подошел ближе – ему требовалось удостовериться в этой смерти, чтобы подкрепить свое решение. Неожиданное предчувствие холодными пальцами вцепилось в его затылок. Когда он оказался рядом с телом, солнце на секунду вырвалось из облаков, окутавших небо над Катюшей и черно-желтая униформа на мгновение засияла на земле. Холод вонзился в нос, в горло, в грудь, он закашлялся. Испытывая страшную боль, он снова упал на колени. Наконец-то шок от теракта пробился в его сознание: возможность потерять брата, опасность нового бунта. Затуманенными от слез глазами он уставился на окровавленное лицо Карсона с открытыми глазами и ртом, словно он хотел улыбнуться Андрею и положить руку ему на плечо, подбадривая – так, как часто делал все эти годы…

Он рухнул в ад из злобы, горечи и ярости. Все начиналось сначала. Его голос ревел так, что он испугался – вот-вот порвутся голосовые связки и он захлебнется собственной кровью.

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

26

Военный лазарет, Катюша-сити

Новая Терра, Страна Мечты

Скопление Керенского

18 марта 2815 года

– Опять манипуляции!

– Естественно, – подтвердил Николай.

Андрей глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Воздух в больничной палате оказался удивительным образом свободен от запахов дезинфекционных средств. Его глаза горели, словно пылающие угли – так мало спал он за последние месяцы. Его руки дрожали и он не особо разглядывал окружающее, зная, что именно увидит. Ему отчаянно хотелось спать, но каждый раз, когда он засыпал, кровавые когти тащили его в ад. Ему казалось, что он тонет и все, что он видел во сне – это отрезанные головы, кровь и плавающий в луже крови, исколотый труп Джастина, которого убили другие гражданские лидеры, оставив его для ищеек Андрея. И тогда он с криком просыпался, исполненный ненависти к самому себе.

Труп Джастина… оставленный в качестве мирного предложения… Андрей подавил в себе хихиканье, которое вызвала эта мысль.

Но это уже кончилось… Он знал, что мысль еще не додумана до конца. Однако то, что надвигалось на него, наполняло его страхом. Прежде всего…

Он оглядел палату, в поисках возможности успокоиться. Оставляя в стороне гудение пары приборов, встроенных в стены, на чье предназначение ему было наплевать, помещение, скорее, напоминало жилую комнату или личный кабинет. Казалось, в любую секунду войдет хозяин в халате, с бокалом вина в одной руке, трубкой в другой и книгой подмышкой, чтобы вытянуть ноги у камина и позволить себе ненадолго расслабиться. И именно это ты получил – мгновение спокойствия. Немного времени, чтобы расслабиться. Пока я там, снаружи, в крови плавал!

Он спрятал руки. Ему хотелось наорать на брата, но он сдержался. Удержал свой голос под контролем. Пока не сообразил, что воины, стоящие на часах в коридоре, скорее всего, были одними из тех, кто непосредственно помогал Николаю во всей этой истории. Так что сдерживаться не было причин.

– Ты должен назваться принцем, Николай. Я уверен – Макиавелли гордился бы таким спо собным учеником.

Глаза его брата сузились и температура в комнате резко понизилась, но он не поддался на замечание Андрея.

– Почему? – спросил Андрей, которому казалось, что он – эдакий дрессированый пудель, отлично изучивший кольца, через которые должен прыгать, но делающий это из чистой при вычки, хотя и плеть, и лакомства стали для него уже далеким прошлым.

– Я что, в самом деле должен тебе это разжевать? Если да – значит, я сильно переоценил тебя, братец.

– Да, тебе бы это очень понравилось, правда?

– Андрей, пожалуйста. Это ты тут пытаешься прыгать в мешке, не я. Кроме того, нами всеми манипулируют. С момента нашего рождения до момента нашей смерти всегда есть кто-нибудь, кто нами манипулирует. Даже если он уверен, что это делается лишь для нашей пользы – все равно это манипуляция. Школа. Правила поведения. Привычки. Все это не врожденное, не зафиксированное на генетическом уровне. Это приобретается. Ничего, кроме кондициониро вания и манипуляции, названной безобидными словами «воспитание» и «образование». Слова,

которые являются ничем иным, как ширмой.

– Брось.

– Что бросить? – Николай завозился в своем удобном кресле.

Кровать, которую можно было ожидать увидеть в комнате вроде этой, отсутствовала – так же, как и бинты, которые Николай, предположительно тяжело раненный в грудь, должен был бы носить до сих пор.

– Прекрати обезьянничать с Даны. Николай улыбнулся.

– Ты что, только сейчас заметил?

– Я заметил это уже давно. Просто не до того было.

– Конечно.

Андрей сделал глубокий вдох и выдох и заставил себя успокоиться. Такое удавалось только Николаю – согласиться с собеседником и одновременно отбросить его слова в сторону.

– А что, если бы стрелок сработал чуть получше? Ладно, ты напялил на себя под одеждой самый лучший бронежилет, какой мы только умеем производить, но что, если бы он целился тебе между глаз?

Эта мысль все еще злила его. Сильнее даже, чем мысль о том, что Николай снова манипулировал его поступками – к этому он уже привык – но думать о том, на какой риск пошел его брат…

Если бы он погиб – его смерть означала бы конец для них для всех.

Вот почему на параде не было ни одного меха, ни одного танка. Они бы отпугнули террориста. Он должен был быть уверен, что противники его политики проглотят наживку. А наживкой был он сам.

– Бывают моменты, когда приходится попросту надеяться на лучшее. Если все, что можно предпринять, зависит от одного-единственного решающего момента, нужно просто достаточ но сильно верить в свое дело, чтобы поставить на кон все. В том числе – собственную жизнь.

Андрей схватился за горло и тяжело повернул голову влево и вправо, слыша, как трещат позвонки.

Он так мечтал о кровати и большой пачке снотворного, которое хоть ненадолго введет его в кому. Свободную от воспоминаний о том, что он сделал, и от крови на его руках. Он в самом деле боялся, что какие бы то ни было воспоминания о Суркаи освободят его от этого презрения к самому себе.

– Почему? – спросил он опять, еле ворочая языком от подавленных чувств.

– Манера говорить так же важна, как и одежда, рабочие навыки и социальное общение. Я экспе риментирую с возможными образцами речи для моего нового общества… и Дана с таким рвением помогает мне… Мне это кажется… подходящим. Конечно, введение этого новшества в обиход про длится дольше, чем другие программы, но… я не должен ничего оставлять на волю случая.

– Я не об этом!

– Нет? Ты разве не интересовался моей манерой разговаривать?

Андрей забегал по комнате, резко огибая своего брата, чтобы не натолкнуться на него.

– Почему?

Он выстрелил вопросом, словно шрапнелью – резко, так, что проигнорировать его было невозможно. Голос Николая приблизился к его обычной жесткости:

– Ещё раз: я что, в самом деле должен это все по буквам объяснять?

– Нет. Нет, этого ты не должен. Так же, как и при любом бунте, который ты спровоцировал, прежде всего ты хотел предотвратить еще больший бунт. Предупредить события, спустить пар, использовать сопротивление себе на пользу. Каждый раз одно и то же, Николай. Вечная история. Ты направляешь озлобленность через парочку избранных лидеров, позволяешь им взбунтоваться, после чего нападаешь, отрубаешь восстанию голову и все остальные оказыва ются еще покорнее, чем были когда-либо раньше. Это отлично удавалось и раньше – почему бы и не сейчас? Только… почему… я?

– Ты?

Андрей зарычал и отвернулся, не желая видеть довольную улыбку, в которой, без сомнения, расплылся его брат, и его сияющих глаз. Тебе почти пятьдесят лет, Андрей – и все равно ты остаешься его младшим братом, которым он манипулирует, которого он использует – как бы ты ни старался.

Но ведь не только ты один, а, братец? Нет. Как минимум, этому меня годы твоих манипуляций научили, Никки. У тебя всегда припрятан туз в рукаве. Только на этот раз я знаю, какой именно. Он хмыкнул. Не то, чтобы мне это пошло на пользу. Но теперь я хотя бы знаю, что раскусил тебя – неважно, стал я опять прыгать через твое кольцо или нет.

Но для этого можно было найти время и попозже.

Он остановился и прижался лбом к деревянной обивке стены. Втянул носом запах сосны и лака.

– Николай, – за двадцать лет он не говорил ничего, более похожего на мольбу. Молчание затянулось, пропасть между ними никогда не была шире, чем теперь, несмотря на

кровные узы, притягивающие их друг к другу – а может быть, именно из-за них. После всего, что причинил ему его брат, он все еще ощущал эти узы.

Заставишь ли ты меня когда-нибудь навсегда отречься от тебя, Николай? После всего, что ты сделал – придет ли момент, когда я порву с тобой окончательно?

Ответа он не знал и молчание становилось могильным.

– Для меня это был лучший способ стать тем, кем я должен стать, – заявил Николай. Его голос посреди кладбищенской тишины был, словно ледяной ветер, словно дыхание смерти.

– И лучшим путем для этого был тот, где инструментом кары стал мой кровный родственник

– словно меч, направляемый моей собственной рукой… и всё же, без моего участия. Так это делается.

Андрей хотел повернуться к своему брату, но отказался от этого намерения. Может, позже, когда предательство его брата и кровь, прикипевшая к его рукам в результате этого заговора, не будут приносить такой боли. Он засмеялся, когда понял, что боль утихнет, как она обычно утихает.

И как обычно, он будет делать то, чего желает его брат.

– Андрей.

– Стать тем, кем ты должен стать. Раньше ты в этом никогда не признавался. Я все время это знал. Боялся этого. Но теперь, когда ты это высказал… я почему-то больше не боюсь. Мне только жаль, что наша жизнь должна была стать вот такой вот.

– Какой?

– Лживой. Сплошные боги и сплошная ложь, Николай. И кровь.

– Мы делаем то, что должны делать.

– Нет, Николай. Ты делаешь то, что, как ты полагаешь, должен делать. По крайней мере, ты так сделал. Я попросту тащусь за тобой следом.

Язык его ощущал пыльную, мертвую горечь.