Текст книги "Вопреки всему (ЛП)"
Автор книги: Ребекка Яррос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– И я надеюсь, что ты не свяжешься с дерьмовой рок-звездой. Мы можем разочароваться.
Она уже разочаровалась.
– Ты еще ничего не видела, милая, – пообещал я пьянящим шепотом, который срабатывал с каждой поклонницей. Она задрала подбородок, и я твердо знал, что это значит, но все привело к тому, что ее губы лишь стали ближе к моим. Боже, я чувствовал ее дыхание на моих губах, и я хотел ее. Я не воздерживался последние пару лет – черт, я был далек от этого – но мне не доводилось чувствовать столь поглощающую потребность с тех пор, как... С тех пор, как она последний раз лежала подо мной, обхватив меня ногами за талию.
– Делай свое грязное дело, Хоук. Оно не будет чем-то из ряда вон выходящим.
И бум. Она буквально вернула нас к основной проблеме одним замечанием.
– Однажды ты встретишь того, кто разрушит твои чудесные жизненные принципы.
Она пожала плечами.
– Тогда я не стану переживать из-за этого. Я смогу найти что-то стоящее. Что-то настоящее.
Правда в том, что у нас уже это было, и она отступила – бросила меня.
– Эй, Хоук? Ой! Простите ! – выдохнула Бьянка, войдя в дверь.
Бри толкнула меня в грудь, но я не отстранился. Она хотела увидеть насколько плохи рок-звезды? Я покажу.
Не отводя взгляда от Бри, я открыл холодильник и достал две банки пива. Одну протянул ей.
– Тебе это нужно больше, чем мне. Расслабься.
Я отстранился, позволяя нам обоим прийти в себя.
– Что стряслось? – спросил я у Бьянки, пока она прижимала к груди бумбокс.
Ее взгляд метался от меня к Бри, и я мысленно молился. Слухи о том, что я замутил с Сабриной Кэролайн во время написания совместной песни мог поднять продажи альбома "Хищных птиц", но для Бри это стало бы огромным черным пятном, а Бьянка была довольно ревнивой, чтобы очернить ее.
– Эм... У нас сели батарейки.
Она поставила бумбокс на полку.
– Не проблема.
– Спасибо, малыш, – ответила она с улыбкой, накручивая на палец локон на уровне груди. Сабрина напряглась.
– Все хорошо, – сказал я, изобразив ухмылку и потянувшись к верхнему ящику комода за упаковкой батареек. – Иди сюда.
Ее пальцы задержались на моей ладони, но как только я отстранился, ее внимание переключилось на Бри.
– Ты Сабрина Кэролайн?
– Да, – ответила Бри с фальшивой улыбкой. Такой милой, что я едва сдержался, чтобы не трахнуть ее на глазах Бьянки.
– Охренеть, – сказала Бьянка, кивнув, словно она узнала тайну.
Сабрина уставилась на металлический ключ на пивной банке, но не открывала ее. Неловкое молчание длилось некоторое мгновение , пока Бьянка не поняла намека. Она наклонилась и коснулась губами моей щеки.
– Я буду в бассейне, если тебе что-то... понадобится.
– Я запомню, – солгал я, чтобы отвлечь ее от Бри.
– Не сомневаюсь.
Она подмигнула, схватила батарейки и скрылась.
– Тебе помочь? – предложил я Бри, когда Бьянка ушла.
– Нет, я не пью, – протянула мне пиво. – Но спасибо за предложение.
– Конечно, – сказал я, убирая банку в холодильник. – Потому что это идет вразрез с твоим имиджем и правилами.
– На самом деле, потому что мне нужно перестать пить лекарства, если я хочу выпить пива, – сказала она, эффективно заткнув меня.
– Ты на таблетках?
Зачем? Она больна? Ей потребовалась помощь медиков?
Бри открыла рот, чтобы ответить, но Чэд прервал нас.
– Эй, вы двое. Надеюсь вы разобрались с вашими проблемами, потому что нам нужно начинать.
– У нас все хорошо, – ответила Бри, буквально выбегая из кухни. Чэд вопросительно выгнул брови, когда она пронеслась мимо него.
– Ничего подобного, – ответил я. Этих нескольких минут мне хватило, чтобы уяснить две вещи: я все еще был зол на нее за то, что она меня бросила. А еще я хотел ее сильнее, чем сделать очередной вдох.
Блядь.
Глава 5.
Сабрина
– Точно нет, – огрызнулась я на Хоука.
– У тебя есть идея получше? – спросил он, сидя за фортепиано и склонив голову на плечо. Плечи были накачанными. Он и правда носит ту футболку AC/DC? Она потерлась от долгих лет использования, и однажды я даже надевала ее вместо ночной рубашки.
Он играл нечестно.
– Сабрина? – повторил он, повернув голову так, что заостренные кончики его волос скользили по его рукам.
– Нет, – ответила я, снова обходя фортепиано. Остальные участники группы оставили нас полчаса назад, чтобы устроить вечеринку в соседней комнате. Я не винила их. Мы просидели несколько часов, но так ничего и не придумали.
– Тогда соглашайся на мою идею, – прорычал Хоук.
– Все твои идеи сводятся к тому, что женщина выполняет роль шлюхи, или в куплете описываются достоинства одного из участников группы.
Я устала и была на взводе, старые раны от того, что он бросил меня, все еще не зажили.
– И? Это слишком похоже на настоящую тебя?
Вот оно что.
– А знаешь что? Довольно, – я вышла из-за фортепиано, надевая туфли. Какой же он твердолобый. Мне так хотелось выбить из него дурь. – С тобой покончено.
– Что же, я слышал это прежде.
– Какой же ты мудак.
– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.
Я скучаю по тебе. Каждый божий день.
Я скользнула в свои сексуальные розовые туфельки и схватила джинсовую сумочку с края стола.
– Дай мне знать, когда ты на самом деле захочешь работать.
– Зачем? Не думаю, что тебе это нужно, Бри.
Я замерла в дверном проеме и медленно обернулась.
– Что?
Он отклонился на спинку табурета, скрестив руки.
– Ты ушла на целый год и все еще была на вершине, когда вернулась. Песни на вершине хит-парадов, новые машины, интервью на MTV – ты заработала денег с продажи двух своих прошлых альбомов больше, чем другие певцы зарабатывают за всю свою жизнь. Черт, твоя собственная жизнь наладилась, так? Ты не задержалась в доме, который так сильно любила, бросила все и получила нечто лучшее. Так зачем тебе это? Зачем ты втягиваешь еще и нас? Ты какая-то садистка? Хочешь снова увидеть мои страдания после разрыва? Или надеешься, что я возьму на себя часть твоей вины и станцую в этот раз под твою дудку, помогу тебе сыграть роль брошенной поп-принцессы?
Гнев закипал в моих венах, подогреваемый каждым обвинением и сопровождающимися вопросами.
– Может, это и не из-за тебя вовсе.
Он усмехнулся.
– Да ладно. Если бы. Зачем же еще ты брала перерыв перед записью третьего альбома?
– Потому что это расплата за желание писать собственные песни!
Его брови изогнулись.
– Подожди. Что?
Я провела рукой по лицу и глубоко вдохнула. Затем прикрыла дверь, чтобы никто не мог нас услышать.
– Я ненавижу то, как ты это делаешь. Буквально вырываешь из меня правду. Сводишь меня с ума.
– Да, но мне это нравится. Теперь расскажи мне, о чем ты, черт возьми.
Я отмахнулась. Обсуждать условия мне не следовало бы, а “Эпик” уже достаточно поиздевались над тем, что творила мама. Но когда Хоук склонил голову на бок, все воспоминания о прошедших годах стерлись, он снова был все тем же Хоуторном – моим лучшим другом, моим собственным кусочком вечности.
– Я сказала “Эпик”, что они не получат третий альбом до тех пор, пока не дадут мне возможность писать свои песни.
Он изумленно выгнул брови и смахнул с лица непослушные пряди.
– Как все закончилось?
– Не очень.
– И ты заключила контракт.
– Да, и они могут подать на меня в суд, хотя мой адвокат говорит, что они так не поступят. Дата альбома не была обговорена, и я могу сослаться на то, что это в планах хоть всю жизнь. Так долго, пока не запишусь еще с кем-то. Но это мрачный исход.
– Ты хочешь выйти из этого? – все его тело обмякло, словно весь гнев внезапно испарился.
– Не хочу. Но и начинать мне не хочется вовсе, – добавила я мягко, присаживаясь на пустой край сиденья. Если бы я отклонилась хоть на пару сантиметров, я бы могла коснуться его.
– Не понимаю.
– Знаю, это тяжело принять, потому что все происходящее связывает нас с прошлым.
– Мы больше не дети, Бри. Я справлюсь.
– Только что я видела, как троица "не детей" проскользнула с упаковками пива по коридору. Хочешь повторить мне сказанное прежде?
Он пару раз открыл и закрыл рот и наконец кивнул.
– Да, они еще не достаточно повзрослели, но они и не обязаны.
– И эти люди всегда здесь? – поинтересовалась я.
– Я единственный, кто потратил деньги на что-то стоящее. Другие парни предпочли тачки и вечеринки. Они не сломались или что-то в этом роде, но теперь они остаются здесь, когда у нас перерывы между гастролями. Мы можем заключать контракты. Не меняя место жительства. Но а как ты хочешь покончить с “Эпик”, если не хочешь этого?
Хоук был словно собака, играющая с костью, когда интересовался чем-нибудь. Это было одной из тех вещей, которые мне в нем нравились, но сейчас мне казалось, словно меня изучают под микроскопом.
– Помнишь сольный концерт в конце года в Дункане?
– Да, вот там мы собрали всех наших фанатов, что привело к подписанию контракта, – сказал он, прежде чем отвернуться. – Ты права, это дерьмо затягивает.
В ту ночь он впервые сказал мне, что любит меня, а я бросила его спустя пару недель.
Закусив нижнюю губу, я шагнула вперед.
– Меня выследили и вернули. Все, чего я хотела, – выступать на сцене и петь, так и было. Насколько тебе известно, я всегда чувствовала себя лучше, когда писала.
– Верно. Я помню.
Он был одной из тех причин, по которой я отказалась от контракта.
– Ну а после... я ушла, – "разбив свое сердце". – Ближе к октябрю мама появилась в Джуллиарде. Я пробыла там почти шесть недель, и она готова была растоптать мою мечту. Мама заложила дом, чтобы Дункан взялся за мою раскрутку, и она всегда была такой разочарованной из-за того, что я не звезда.
– Вы потеряли отцовский дом?
– Да, – дом был единственным, что осталось от этого мужчины, и Хоук прекрасно знал об этом. Черт, я даже не носила его фамилию, чтобы никто не догадался. – Когда “Эпик” предложили маме сделку и деньги, она сказала, что станет моим менеджером и примет удар на себя. За эти четыре года я выкупила бы у Дункана дом, а если бы записала несколько альбомов, она бы все вернула. Джуллиард заявили, что они примут меня, но лишь на четыре года, и мама согласилась. Она забила на свою карьеру, раскручивая меня, и мне нравится то, что я делаю. Поэтому контракт все же пришлось подписать.
– Ты ненавидишь подчиняться. Я помню, как тебя это выводило из себя.
Я кивнула, рассматривая свои руки, чтобы не встречаться взглядом с Хоуком. Он словно прикасался ко мне, в глазах застыл вопрос.
– Я могу держать себя в руках, но все еще ненавижу контроль. Толпа, взгляды, то, что я могу в любой момент облажаться. Ты... ты видел, что случилось в Чикаго?
– Куда ты сбежала, узнав о своей беременности, ушла со сцены, а затем в тайне родила ребенка, прежде чем вернуться? – я уставилась на него, и Хоук развел руки. – Эй, я читаю журналы.
– Ну, я не была беременна.
– Уверена? – с усмешкой спросил он.
– Абсолютно.
– Точно? Я к тому, что это чертовски весомое объяснение. Почему бы мне верить тебе? – издевался он.
– Потому что все эти годы у меня не было секса, – выпалила я, тут же прикрыв рот. Жар прилил к моим щекам, и я готова была отдать все свои сбережения, лишь бы провалиться сквозь землю и исчезнуть от стыда. – Мы можем просто представить, что я этого не говорила?
– Да, – прокашлявшись, согласился Хоук.
– Хорошо, поскольку ты явно продержался не более двух дней, – пробормотала я.
– Ты серьезно хотела бы узнать об этом? – спросил он. Хоук повернулся, и челка прикрыла его глаза.
Я не раздумывая убрала ее, кончиками пальцев погладив его лоб.
– Нет, – тихо произнесла я, вернувшись мыслями в прошлое.
– Так что же произошло в Чикаго?
Я пожала плечами.
– Да уж, никогда не знаешь, что с тобой произойдет.
– Ты хочешь пропиарить ответ? Ты упала со сцены и сломала ногу.
– Да, так все и выставили.
Он терпеливо ждал, и спокойная решимость в его глазах действовала на меня сильнее, чем давящий договор.
– Я уже была на взводе. Постоянный контроль, обсуждения, интервью... все это давило на меня. Мне хотелось встретиться с тем, чего боюсь, поговорить или просто вернуться. Мне нужно было спать, или видеть кошмары. Я искала себя в общении, особенно в том, что касалось музыки. Во время чикагского выступления охраны было мало, и когда я подошла к краю сцены, кто-то потянул меня за лодыжку.
Я все еще ощущала прикосновение пальцев к коже, легкий толчок, из-за которого я стала паниковать, лица вокруг меня размылись. Дыхание перехватило.
– Знаю, что они вовсе не хотели причинить мне боль. Их охватило возбуждение. А я замерла, пошатнулась и в конце концов упала на пол.
– И ты сломала ногу? – уточнил он.
Я качнула головой.
– Мама считала, что так будет лучше для моего имиджа. Сломанная нога лучше, чем спутанные мысли.
Хоук потянулся через пианино и переплел наши пальцы. Волны тепла поднялись по моей руке, словно он передавал мне свою силу единственным прикосновением. Все это было так знакомо, так привычно, словно сделать глоток воздуха.
– А что говорят врачи?
– Двое из трех назвали это социофобией.
– А третий?
– Он использовал термин "тревожность", но суть осталась прежней. Мозг знает, что бояться нечего. А тело... ну, оно не понимает этого. После Чикаго доктор порекомендовал мне взять перерыв. Тишина, спокойствие и возможность восстановиться. Принимать таблетки мне не нравится, потому что из-за них я становлюсь рассеянной, поэтому мне предложили строить терапию на повседневности, что я и делала в прошлом году. Мне удалось контролировать себя.
– Так ты хочешь выйти? – снова спросил он.
– Нет. Долгое время я не осознавала этого, но играла и пела слишком долго, вспомнила, как я люблю музыку, особенно акустическую. Я всегда этого хотела. Мне казалось, что если я выйду, то позволю страху победить. Но затем на меня стали давить из-за нового альбома, и что-то внутри меня сломалось. Не важно, к чему я стремилась, они не позволили бы мне писать и говорить то, что я хотела. Чтобы сделал ты? Смог бы провести свою жизнь делая то, что сделало бы тебя несчастным, физически неполноценным? – спросила я, честно ожидая ответа.
– Нет, я предпочел бы умереть молодым, чем жить долго по чужим правилам.
Правила. У меня их было много, и Хоук знал это. Они помогали мне держать все под контролем и не позволяли мне свернуть с пути, и он придерживался их, пока мы встречались.
– Я не говорю о тебе, – тихо добавил Хоук. Это первое более-менее хорошее заявление за весь день. Я откашлялась. Так не пойдет.
– “Эпик” сказали, что от меня требуется лишь заткнуться и петь.
– Оу.
– Когда ты годами позволяешь кому-то руководить собой, они могут недоумевать, когда с тебя сползет маска дружелюбия. Вы правы, и это моя вина, что я позволила всему зайти так далеко.
– Вот черт. Я не то имел в виду...
– Нет, все в порядке, – сказала я, поглаживая его ладонь. – Я уже была готова к такому, просто у меня не было права отступить. Я так сильно желала не втягивать вам в происходящее, и теперь было бы странно, если я отказалась бы. Вот почему мне пришлось сказать "да". Кроме того полагаю, что это как столкнуться лицом к лицу со своими демонами.
– По твоему я демон?
– Возможно, в некоторой степени, – прошептала я.
Он прокашлялся и высвободил свою руку из моей, эффектно прекращая разговор.
– Пожалуй, нам стоит вернуться к работе.
– Может, поговорим еще немного о нас? – предложила я. – Ну знаешь, чуть больше о нас?
– О нас сейчас или о нас в прошлом? – спросил он, нахмурившись, и тем самым напомнив мне музыкального гения, готового работать.
– В целом о нас.
Он медленно кивнул и повернулся, заглянув мне в глаза. Интимность момента заставила сердце биться сильнее, а дыхание перехватило.
– Что-то вроде реквиема.
Словно дань чему-то мертвому.
– Точно. Реквием.
Я отвела взгляд от Хоука, зная, что взгляд может о многом ему рассказать, если я хоть немного дольше буду смотреть на него. Он увидит больше, чем мне хотелось бы. Увидел бы, как сильно я по нему скучала. Узнал бы о десяти тысячах писем, которые я писала и сжигала; о телефонных звонках, которые планировала, но так и не сделала; об извинениях, которые умерли, так и не сойдя с языка. Увидел бы, что мое сердце не замечало времени расставания, застыв и ожидая его возвращения.
Но он не сможет увидеть, поскольку больше это не имеет значения. Он больше не Хоуторн Оуэнс, и неважно, сколькое нас связывало. Он – Хоук, гитарист "Хищных птиц", композитор, плохиш и настоящая шлюха мужского пола. Он был той дверью, что я закрыла, чтобы спасти себя.
Отвернувшись, я позволила себе раствориться в стихах. Нота за нотой мы создавали мелодии, сочетая тональность, в которой пела я, с той, в которой исполняли они с Чэдом. Наши голоса сплетались словно старые любовники, обвиваясь вокруг друг друга, пробирая до глубины души сильнее, чем музыка.
Мы больше никогда не будем принадлежать друг другу снова, но чувствовалось, что они были даже ближе, более связаны, нежели в моменты, когда Хоук двигался внутри меня, когда наши тела становились единым целым. Он зажал карандаш между зубами, отмечая идеально гладкое тело небольшими зазубринами, прежде чем нанести на бумагу ноты.
В этот миг воздух между ними оставался напряженным, но так было всегда. И не имело значение то, чем мы занимались. Все еще оставался гнев Хоука на меня за то, что ушла, но кажется, что моя ярость была сильнее.
Сидя рядом с ним на скамеечке, словно нам вновь по семнадцать лет, мы писали музыку, думая, что никто не слышит. Ради себя и простой любви к искусству.
– Думаю, у нас получится, – тихо сказал он, дописывая последние ноты. – Эта песня станет хитом.
Затем он посмотрел на меня, и, хотя я знала, что это невозможно, мне хотелось, чтобы он имел в виду не только песню.
Но ничего не изменилось. Теперь он был рок-идолом, с поклонницами, гастролями и маленькой записной книжкой в сотню страниц.
Я же до сих пор не приблизилась к такому статусу. До Хоука мне было тяжело. Неважно, о чем кричала моя душа, мозг был яснее. Он знал, что мужчины вроде него могут сделать. Как они поступают с надеждами, сердцами и будущим. Я не стану такой, как моя мать.
Глава 6.
Хоук
Ему правда придется стоять так близко к ней? На студии ведь есть еще микрофон,
верно? Им же не придется делить один на двоих. Но так и вышло, их лица отделяла
друг от друга всего пара сантиметров, пока они пели о любви и страданиях, о
желании получить второй шанс.
Пели их чертову песню.
Я не видел ее последние две недели, с той самой ночи, когда мы писали "Реквием", но бог свидетель, я думал о ней каждую минуту. Я
написал еще три песни, в которых была надежда, в роковой вариации, от чего во
мне проснулись сомнения о моих чувствах к Бри. Я больше не прикасался к легко
доступным девушкам, которые опасались за мое психическое состояние.
Просто подержав ее за руку, я понял, почему никто не смог заполнить пустоту от ее ухода.
– Ты чего такой напряженный, Хоук? – спросила Бьянка, массируя мне плечи, пока я наклонился вперед на диване, стараясь расслабиться. Она
восприняла мое действие, как приглашение, и проскользнула за меня.
– Просто надеюсь, что они сделают хороший трек.
Мы уже сложили инструменты, и последние три часа отводились на запись вокала. Я
погладил ладонь Бьянки, чтобы она не сильно огорчилась, и встал. Я хотел
ощущать на своем теле вовсе не ее руки, и да, я был слишком глуп, если считал,
что больше не вспомню о том, что было прежде.
– Как у них дела? – спросил я у Дэнни, облокотившись к деке рядом с ним.
– Они следуют нотам, но чего-то не хватает.
Я наблюдал, как они подходили к связке, когда куплет рассказывал о мечте про второй шанс, и Дэнни был прав. Они попадали в мелодию, гармонично
звучали, но словам не хватало того толчка, который я чувствовал в ночь, когда
мы писали песню.
Чэд игриво толкнул Бри, и она рассмеялась, разрушая преграды.
Но, черт возьми, ее смех прекрасен.
Ее волосы были собраны в маленький хвостик, удачно сочетающийся с ее сегодняшним нарядом. Небольшая облегающая рубашка с завязками и леггинсы.
Возможно, она надела, чтобы не выглядеть вызывающе, но мне захотелось стянуть с
нее штаны и прикоснуться к нежной коже ее бедер.
Она ушла от тебя, ушла, потому что ты осмелился добиться успеха,напомнил я себе.
Но сейчас она была здесь, и ее близость как-то смогла сломить мой здравый смысл.
– Ладно, давайте еще раз, – сказал продюсер, потирая глаза. – Эта песня, ребята...о мужчине, который очень переживает, и есть лишь небольшой
намек на обещание, верно? Сабрина, ты ведь написала это, так?
– Верно, – ответила она, ее взгляд метнулся ко мне, но тут же опустился, словно ей было неловко или она была неуверенной.
– Хорошо, тогда о ком она?
Она опустила взгляд, рассматривая свои мыски, ее ноги были полуобнаженнымии прекрасными, а щеки залились румянцем под цвет ее лака для ногтей.
– Эм...
– Мне просто нужно понять этого человека, его чувства.
Она кивнула, но не подняла взгляд.
– Чэд, просто представь, что перед тобой женщина, по которой ты тосковал, как ни по ком прежде, ладно?
– Пусть теперь попробует спеть Хоук, – предложил он, кивнув в мою сторону.
– Что? – в один голос воскликнули мы с Сабриной.
– Он написал песню вместе с ней, – сказал Чэд, пожав плечами и сдвинув бандану со лба. Я смутно задумался над тем, сколько лака он использовал
сегодня утром, чтобы его ирокез был таким высоким.
– И? – спросил я, наклонившись к Дэнни, чтобы сказать это в микрофон.
– Давай послушаем, как вы двое споетесь, а потом я поработаю над этим.
– Я не пою.
– – Ты исполнишь это как бэк-вокал, – продолжил он. – Просто покажи мне, как ты хочешь, чтобы это звучало. В любом случае, ни для кого не
секрет, что песня о вас.
Бри удивленно распахнула глаза.
– Просто потому, что мы вместе написали ее...
– О, прошу. Мы все были в первом ряду на премьере вашей саги. Ты же не думаешь, что мы не узнали ее по тексту?
Теперь мое лицо пылало, и не потому что мне было стыдно за вложенные в музыку эмоции – я делал это на последних двух альбомах, – но когда их
раскрыли перед Бри, я вновь ощутил себя шестнадцатилетним юнцом, который просит
свою лучшую подругу о поцелуе и молится, чтобы я ничего не разрушил.
Это был мой самый первый и самый лучший поцелуй, и он не разрушил ничего, черт возьми...пока медленно разрушал все.
– Хорошо, – согласился я, шагнув в будку. – Только один раз.
– Это все, что мне нужно, – пообещал Чэд и вышел.
Я занял его место, от Бри захватывало дух. Я позволил аромату цитрусов, исходящему от нее, окутать меня. Ее дыхание участилось, и я наклонил
ее подбородок, чтобы посмотреть ей глаза.
Вопросительно изогнув брови, я ждал ответ. Она кивнула, слабая улыбка появилась у нее на губах.
– У нас получится, – сказал я.
– У нас получится, – повторила она.
Музыка полилась, сближая нас, и я запел ей о том, как больно быть брошенным, как тоска – любовная – не оставляла потому, что она так поступила. Я
позволил этой боли пройти сквозь меня. Недоумение, гнев, мольба о том, чтобы
она в конце концов вернулась.
Она откликнулась. Закрыв глаза, мы пели о том, как сожалели, о бессонных ночах, о том, как она наблюдала издалека за тем, как я менял женщин, на
месте которых ей хотелось оказаться. В тексте она извинялась, желая найти иной
путь и сохранить нашу любовь, не разлучаться, желала быть более сильной, чтобы
остаться.
В момент, когда заиграл проигрыш, я позабыл о том, что между нами был микрофон, что за стеклом находились люди, наблюдающие за нами. Там была
только Сабрина – моя Бри – стоявшая передо мной, говорившая, что любовь -
редкая ценность, и если бы у нее появилась возможность на второй шанс, она бы
использовала ее.
Наши голоса сплетались, смешиваясь в комбинации боли и признания того, что мы потеряли, а затем поднялись, решив рискнуть, попытаться еще раз,
посвятив прошлому этот реквием. И веря в любовь, что привела нас сюда.
Музыка утихла, но мы не двигались. Прикованные друг к другу,словно нас связывало нечто большее, чем музыка, чем призрачная любовь, что была
также сильна, как и сила притяжения. Наконец, я смог понять, чем являлась эта
песня на самом деле – открытым любовным посланием к женщине, которую я никогда
не смогу отпустить.
В груди все горело от желания обладать ею. Мне нужны ее поцелуи,ее смех, ее любовь. Я хотел вернуться в те дни, когда она была для меня
единственным возможным будущим. В тот момент я не знал, кого хочу – стоявшую
передо мной красивую, талантливую женщину Сабрину, или Бри – шестнадцатилетнюю
девушку, забравшую мое сердце. Честно говоря, это было неважно.
Она была и той, и другой одновременно.
– Давайте сделаем перерыв? Немного передохнем и посмотрим на все свежим взглядом, – предложил продюсер.
Свежий взгляд. Уметь смотреть на все с новой точки зрения -единственное, в чем Бри всегда доверялась своей матери, где она не волновалась
о том, был ли он – рок-звездой, или в чем преуспела она сама. Посмотреть на все
свежим взглядом и увидеть то, кем мы стали теперь, а не погрязнуть в
воспоминаниях.
Краем уха я слышал, как опустела комната, и мы остались наедине.Мои чувства были сосредоточены на Бри, на ее приоткрытых губах, на ее взгляде,
в котором читались все те вопросы, на которые я все еще не мог найти ответ.
Я обхватил ладонями ее лицо, поглаживая пальцами нежную кожу,посылая сигналы в самые отдаленные уголки своего сердца. Затерявшись в глубине
ее глаз, я медленно склонил голову, смакуя каждый миг происходящего. Ее глаза
были плотно закрыты, тело напряглось, прежде чем я смог попробовать на вкус ее
губы, и это остановило меня.
– Что мы делаем? – прошептала она, медленно открыв глаза, ожидая моего ответа.
– Все то, чего ты хочешь, – ответил я, приблизившись к ее губам так, что ощутил аромат ее вишневого бальзама для губ. "Плевать на
последствия, но я хочу тебя."
– Мы не можем, – сказала она, отступив от меня так, чтобы мои руки не касались ее.
– Почему нет? – спросил я. – Не пытайся отрицать, что эти слова были не про меня, когда ты также веришь, черт возьми, что мои строчки были о
тебе.
– Ничего бы не изменилось. Это не сработает. Мы бы просто уничтожили друг друга.
В ее голосе звучала паника, и Бри отступала, пока не уткнулась спиной в
фортепиано.
– Ты не можешь наверняка знать этого, – возразил я. – Ты все еще играешь по детским правилам. Считаешь, что не можешь быть вместе с тем, кто
также погряз в шоу-бизнесе? Не можешь быть вместе с другим музыкантом? Потому
что я не вижу, чтобы твоя мать все еще держала тебя на поводке. Сейчас это
только твой выбор.
– Я знаю, о чем говорю. Ты постоянно пропадаешь на гастролях,вокруг толпа красивых девушек, которые готовы выпрыгнуть из трусов, стоит тебе
лишь пальцем щелкнуть.
– Неужели? И какое это имеет отношение к происходящему?
– Ох, – выдохнула она. – Такое. Когда мы сможем видеться? И стал бы ты рассматривать вопрос о моногамии? Это слово вообще есть в твоем словаре?
Я моргнул.
– О. Ты думаешь... Нет, Бри. Другие для меня ничего не значат. Я бы не
подпустил никого другого, если бы знал, что ты ждешь меня.
Вот дерьмо, если бы я только знал. Я бы и близко не подпустил ни одну женщину,
если бы знал, что Бри снова окажется в моих объятиях.
– Ты говоришь об этом только сейчас.
– Я всегда это говорил. Ты ушла от меня, помнишь? Не я.
Я изо всех сил пытался говорить сдержанно, хоть и знал, что это так же тяжело,
как тащить стопудового слона.
– Знаю, – проговорила она. Тело Бри обмякло.
– Почему? Что случилось той ночью?
Она прикусила нижнюю губу и посмотрела на меня мокрыми от слез глазами.
– Это...Боже, это так глупо. Я пришла на выступление и так гордилась тобой, что
тебе удалось добиться успеха. Но затем за кулисы пришли девушки, и вы давали
автографы на их телах и на футболках, а еще эта вялая улыбка на лице, потому
что ты знал, что смог добиться успеха. И я поняла, что это самое худшее, и что
моя ревность заживо съест меня. Что всегда будет кто-то лучше, милее, доступнее
меня, а я всегда слышала от мамы, что никогда не стоит влюбляться в
рок-звезду...и наконец-то я поняла почему. В этот момент у тебя была сила,
которая разрушила меня. Я поклялась себе, что ты станешь тем, кого я буду
обходить стороной, и я сбежала.
– Если бы я знал, чего мне это будет стоить, я бы никогда не давал автографы и даже записал бы это отдельной графой для чертовых организаторов
выступлений.
– Не говори так. Не сомневайся в своей мечте, потому что я не имею права быть на первом месте. Ты никогда не осмелился бы на такое. Чем больше
времени я проводила вдали от тебя – когда начала давать собственные концерты и
лечилась, – тем больше понимала, что я не смогу стать такой же, я бежала не от
тебя, а от своего страха, что не смогу стать тебе ровней. Это подло, и мне
жаль, но в тот раз иного варианта не было, и, наблюдая за тем, каким ты стал
теперь, понимаю, что, возможно, это правильное решение.
То, каким я стал, – доступные женщины, которых тащил в постель,пьянки, музыка, концерты, жизнь на пределе...это было трудно для нее, а я
развлекался.
– Ты сломала меня, – признался я. – Тем, в кого превратился после, я стал
потому, что тебя не было рядом, так что уже неважно. Но я знаю твой предел, и
я отправился вперед, устраивал концерты, заключал контракты. И вовсе не гонялся
за тобой, верно? Тебя не сложно было найти.
– Знаю. Возможно, между нами просто слишком много боли, слишком много всего произошло.
– Или может нам просто стоит признать, что мы оба виноваты в случившемся. Даже если я только сейчас осознал свою вину.
Она выглядела такой подавленной, на ее лице промелькнули эмоции от недоверия, надежды и такого же страха, что и тот, что проносился по моим венам.
– Для меня это неожиданно, но вот мы здесь, и даже после всего мои чувства
остались прежними. Я едва могу дышать с той минуты, как увидела тебя, и мое
сердце готово вырваться из груди, лишь бы быть ближе к тебе.
– Бри, – прошептал я, сокращая дистанцию между нами.
– Нет, – она вытянула руку, и я остановился. – Ты не можешь просто поцеловать меня и сказать, что все будет как прежде. Этого не достаточно, чтобы
снова появились мы. Со мной нелегко, я нездорова, а ты не всегда
доступен...или один. Так что не стоит сейчас этого делать. Не целуй меня лишь
потому, что мы написали потрясающую песню, и ты все еще находишься во власти
чувств. Я не смогу справиться с этим, когда ты уйдешь. Мне жаль, что я
причинила тебе боль, но я не хочу, чтобы ты растоптал меня сейчас, потому что
ты не видишь разницы между прошлым и настоящим, или хуже того, ты просто замкнулся
в себе.
Дерьмо. О чем она? Нет. Мои чувства к ней столь же яркие, как и солнце. Они были скрыты под пеленой гнева, но они ведь не остыли? Нет. Но она
просила меня заглянуть в будущее, когда я едва ли мог представить, что с нами
будет на следующей неделе.
