Текст книги "Роза восторга"

Автор книги: Ребекка Брэндвайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА 39

Лондон, Англия, 1489 год.

«Будь он проклят! Будь он проклят! – заревел лорд Монтекатини, как зверь в клетке, измеряя шагами комнату. С каждым шагом его ярость и гнев нарастали. – Он всегда мешает моим планам, этот уэльский ублюдок! Настроить Генри против плана, который я предложил! Я мог бы вернуться в Рим. Пока лорд Хокхарст останется фаворитом королевского двора, я здесь не нужен и бесполезен! Да простит меня Бог, но я бы хотел убить этого сукиного сына!»

– Вы ранили его, милорд, – елейным голосом заговорила леди Шрутон, боясь, что графом овладевает черный гнев, и он изобьет ее. Она никак не могла понять, почему она все-таки осталась с ним, а если она решится, то куда ей пойти? Как она будет жить? Несколько ужасных синяков казались сущими пустяками, по сравнению с той безопасностью, которую он ей обеспечивал. – В конце концов, вы ведь убили лорда Рашдена, а его глупая сестра обвинила во всем Хакхарста. Хотя граф хорошо скрывает, но, говорят, что уход этой сучки очень его расстроил. Он продолжает преследовать ее, как безумец.

– Да, – кивнул лорд Монтекатини, – но это меня мало радует. Этот ублюдок причинил мне много неприятностей и продолжает их причинять. Он постоянно расстраивает мои планы, заставляет меня выглядеть дураком. Даже Джиофри начал относиться ко мне так, как будто я колдун или идиот, – пожаловался граф на своего последнего любовника. – Ну, я скоро рассчитаюсь с ним, с этим неблагодарным щенком. Он был всего лишь рыцарем, когда я заинтересовался им. Теперь он получил титул барона и думает, что он больше во мне не нуждается. Но Джиофри скоро поймет, что ошибается. Мне нужно как можно скорее придумать что-нибудь, чтобы избавиться от Хокхарста. Пока он остается, как бельмо на глазу. Но я должен быть осторожен: пусть этот сукин сын не знает, что Гил умер от моих рук, иначе это будет уже точно концом моей карьеры в Англии. Рим не потерпит ни одного провала. Если бы граф не был фаворитом Генри и если бы только я мог приложить руки к жене Хокхарста!

Хитрые и злобные глаза леди Шрутон распахнулись от удивления. Она знала, что от итальянца ничего не ускользало, что происходило в Тауэре и во всем Лондоне.

– Но, но, милорд… Разве вы не слышали, что эту сукину дочь завтра выпускают из Кровавой башни.

– Нет! – темные глаза лорда Монтекатини прищурились. – Вы не лжете, сеньора?

– Нет, милорд, конечно же нет! Это известно всем, и я удивлена, что вы об этом еще не слышали.

– Где этот пустомеля Флорио? – граф позвал своего оруженосца. – Флорио! Флорио! – выходя из себя закричал он, и перепуганный юноша вбежал в комнату. – Что я слышу: леди Хокхарст завтра освобождают? Почему ты мне об этом ничего не сказал?

– Н-н-нет, сеньор, – запинаясь под проницательным взглядом итальянца, произнес оруженосец. – Я… я думал, что вы об этом уже знаете. Я… я не думал, что необходимо вам об этом докладывать.

– Ты не думал! Ты не думал! – насмешливо повторил лорд Монтекатини. Потом жестоко отвесил пощечину молодому человеку. – Идиот! Я должен думать здесь за всех! Вставай, глупец, распустил нюни! То, что ты будешь ползать передо мной на коленях, не спасет тебя от заслуженного наказания. Иди и дожидайся моего приговора в учебной комнате. Я приду и преподнесу тебе урок, который ты вряд ли забудешь.

– Нет, милорд, пожалуйста, не делайте мне…

– Молчи! – отрезал граф. – Иди! Пока я не решил, что ты мне вообще больше не нужен и не принял более крутых мер!

До смерти напуганный оруженосец удалился, и леди Шрутон вздохнула с облегчением, потому что она не оказалась той несчастной, которой граф будет преподносить урок в учебной комнате. Однако, она поежилась, когда он обратил на нее взгляд своих сверкавших злобных глаз и подумала, что лорд Монтекатини был, действительно, в союзе с самим дьяволом.

– Эта прекрасная Роза Восторга поедет отсюда в Хокхарст? – скривив губы поинтересовался граф.

– Нет, я так не думаю, – ответила леди Шрутон, молясь про себя, чтобы это оказалось правдой. – Мне кажется, что эта проститутка поедет в свое имение Грасмер. Говорят, что несмотря на все попытки графа уговорить ее, эта сучка не может ему простить смерть брата.

– Ах, так… Грасмер. А что это такое? – поинтересовался итальянец.

– Это имение, милорд, как я вам уже говорила, – незащищенная крепость – достаточно легко будет нескольким людям напасть на нее. Особенно теперь, когда король запретил носить костюмы членов королевской гильдии. Никто даже и не заметит появления людей. Это будет довольно-таки легко, – повторила она. – В самом деле, я не знаю, почему Хокхарст не осадил это место, когда эта стерва отказалась его принять.

– Не будьте еще глупее, чем вы есть на самом деле, сеньора, – сказал лорд Монтекатини, – Атаковать собственную жену? Убить собственных людей? Сама эта мысль – чудовищна!

Леди Шрутон попыталась вернуть Доброе расположение графа, которое она только что отеряла.

– Никто не должен знать, кто возьмет эту суку, кроме Хокхарста, конечно. Мне кажется, что граф готов пойти на все, чтобы спасти жизнь этой проститутке. Он помешан на ней. А если он будет убит… – она резко остановилась, уклончиво пожав плечами.

Лорд Монтекатини, который редко бывал в хорошем расположении духа, дьявольски улыбнулся на ее последние слова.

– Ну, наконец, хоть один раз ты будешь мне полезна. Принеси мне мою шкатулку с драгоценностями. Я подарю тебе браслет из оникса, который подходит к твоему платью.

Когда Изабелла добралась до Грасмера, пошел сильный снег. Но ей теперь было все равно. Наконец-то, она была дома – после целого года заключения в Кровавой башне. Генри Тюдор хотел приподнести ей урок, и он это сделал. Теперь она вряд ли будет участвовать в каких-либо заговорах против короля. Последний из Ланкастеров прочно укоренился на троне. Он не потерпит, чтобы у него из рук корону вырвала какая-то девчонка, сторонница Йорков. Совсем неважно, какое высокое положение при дворе мог занимать ее муж. Муж… Воррик. Изабелла была уверена, что ее так долго держали в тюрьме, чтобы наказать за то, что она бросила своего мужа и сделала несчастным. Последними словами Тюдора, прежде чем она покинула королевский двор, был совет, чтобы она немедленно вернулась к Воррику: «Занимайтесь своими делами в замке Хокхарст, мадам, – холодно подчеркнул король, и не пытайтесь больше вмешиваться в мои дела!»

Изабелла поняла, что она должна снова быть женой Воррика. Не только потому, что король приказал ей это, но и потому, что задолго до того, как она покинула Кровавую башню, Воррик, вырвал у нее обещание вернуться к нему.

– Поклянись, – мрачно потребовал он, – поклянись, Белла! – И она это сделала. Дело не в том, что он заставил ее, просто к тому времени Изабелла поняла, что бесполезно ей сопротивляться, что она по-прежнему любила мужа и не могла больше отказывать. Это подсказали ей долгие дни и ночи, которые Воррик провел с ней, лаская ее тело и наполняя его ощущениями.

– Я под присягой клянусь, что снова стану твоей женой! – мягко сказала она. – Но мне нужно время, милорд… Время, чтобы прийти в себя. Позвольте мне пока поехать в мой Грасмер хоть ненадолго. Хокхарст будет казаться слишком пустым без вас… Кэрливела и всех остальных.

Воррику требовалось некоторое время остаться при дворе, чтобы уладить некоторые дела с королем. А Кэрливел… он был мертв, как Гил и Мэдог.

Наконец, Воррик согласился.

– Я приеду к тебе весной, любимая, – сказал он ей. – Я очень люблю тебя.

Изабелла с разрывающимся от боли сердцем ответила:

– А я… я люблю тебя. Но… мне стыдно, что я не могу справиться с этой слабостью.

Теперь, при мысли о нем, ее охватила тоска по прошлой жизни, и когда в туманном свете перед ней предстал Грасмер, ей показалось, что даже здесь ее настигали призраки прошлого. Изабелла увидела свою бабушку, стоявшую перед ней, как наяву, и машущую ей с крыльца дома, мать и отца, которые улыбались дочери. Смеясь, целый и невредимый, к ней бежал Гил. Она увидела и себя совсем маленькой девочкой, радостно бегущей к его протянутым рукам, распахнутым для объятий. Когда пошел снег, образы поблекли, как акварель, размытая дождем. Они исчезли, перейдя в замок Рашден. Там на мощеном дворе замка она сидела на коленях перед Ричардом, герцогом Глостером, потом встала и взяла золотой соверен, который он протянул ей. Изабелла от боли закрыла глаза при этом воспоминании, а когда открыла их снова, то видение исчезло. Его сменило видение лунной поляны, где на коленях перед ней стоял-Лионел и собирался признаться ей в любви.

Розы – белые розы – были разбросаны по земле, Изабелла наклонилась, чтобы собрать их, и услышала смех придворных, которые тщетно пытались ухаживать за ней: сердце девушки было отдано навсегда Воррику Тремейну, графу Хокхарсту. Она явственно ощутила запах свежескошенного сена, которое лежало в конюшнях в то лето, когда она впервые встретила его. Вот и теперь он идет к ней, как и тогда, хмурый и симпатичный, а чуть поодаль от него идет Кэрливел, который держит в руках шляпу и провожает ее в ложу на Королевском Турнире.

Снежинки танцевали и вились вокруг нее, но Изабелла не обращала на их никакого внимания: она утонула в воспоминаниях, и белая лужайка Грасмера превратилась в поле, где состоялся турнир. Ей улыбнулась Анна настолько живой, естественной улыбкой, что глаза Изабеллы наполнились слезами.

Когда Джоселин, Эдрик, Тегн и Беовульф заговорили с ней, Изабелла не слышала их, она не видела их озабоченных лиц, когда они в недоумении смотрели на нее, не понимая, зачем она остановилась. Их смутило странное застывшее выражение ее лица.

Изабелла вспомнила, как Мэдог раздевал ее своим горячим взглядом, полным желания, перешедшим в раскаяние, когда он узнал, что это жена его брата.

О Боже, Боже! Она попыталась прогнать воспоминания, но они преследовали ее. Изабелла почувствовала на губах соленый кристалл и поняла, что на ее щеках замерзли слезы. Девушка заставила себя поехать вперед к Грасмеру и ее призракам.

Они пришли так же неожиданно, как в тот день, несколько лет назад, пришли люди Лионела, одетые в простые черные одежды, которые не позволяли определить, кому они принадлежат. Но Изабелла ничего не заподозрила, потому что Тюдор запретил носить одежду с эмблемами. Только когда отряд приблизился, она почувствовала, как от страха у нее по спине побежали мурашки. Леди Хокхарст, подстегиваемая каким-то инстинктом, побежала с лужайки, где только что лепила снеговика, подхватив сына Кэрливела Артура, который, не понимая опасности, поднял крик. Изабелла крепко прижала голову малыша к груди, чтобы успокоить его, и неслась к дому. Быстро захлопнув за собой дверь, заперла ее на засов и дико закричала, призывая на помощь.

Ее преданные доблестные рыцари готовы были сражаться за ее жизнь и честь, но Грасмер не был крепостью. Это был обычный дом, построенный не для защиты, а люди, атаковавшие его, были жестокими и беспощадными.

Битва была короткой, хотя Изабелле она показалась кошмарным сном, который продолжался бесконечно и от которого было трудно пробудиться. Девушка не могла оправиться от потрясения и ужаса, не, смея верить своим глазам, она уставилась на разбитые стекла, разбросанные по полу большого зала. Эти осколки, смешанные с кровью ее любимых рыцарей, лежали рядом с их телами. Глаза ее любимого Эдрика ничего невидящим взором уставились на нее. А дорогого ей Тегна можно было узнать только по запятнанной кровью одежде. Смертельно раненный Беовульф, хромая, шел к ней, умоляя ее бежать.

– Вы… вы должны… вы должны попытаться добраться до… до конюшен, ми… миледи… это… это для вас единственный шанс.

Но Изабелла знала, что это бесполезно. Дом был окружен, и люди в черной одежде продолжали колотить в мощные двери, прокладывая себе дорогу. Спрятаться было просто некуда, кроме верхних комнат. В любом случае эти дикие вторженцы быстро найдут ее там. Нет. Изабелла не оставит своих преданных рыцарей, которые так защищали ее всю жизнь. Хватит того, что Изабелла оставила их раньше во время борьбы, когда они приказали ей спрятаться в безопасное место.

Этого просто не могло быть. Все казалось нереальным. Кто-то хотел причинить ей боль, внезапно обрушив на нее все свое зло. Но кто? Почему?

Изабелла смутно понимала, что Алиса и Джоселин прижались в одном углу, пытаясь защитить Артура от этого ужасного побоища и тех людей, которые уже ворвались в большой зал. Изабелла слепо выхватила из-за пояса кинжал и угрожающе занесла его. Она не позволит сдаться без борьбы, в худшем случае – убьет себя, ноне позволит быть изнасилованной этими ужасными людьми.

– Если вы – грабители, то возьмите все, что хотите, и уезжайте, – сказала она. – Вам незачем здесь останавливаться.

Но облаченные в черные одежды люди только рассмеялись в ответ и угрожающе стали приближаться к ней, безжалостно зарубив Беовульфа, сделавшего последнюю попытку защитить свою госпожу.

– Беовульф! Беовульф! – Но рыцарь уже был мертв. Она в ужасе посмотрела на этих безжалостных людей, которые только что убили ее рыцаря.

– По крайней мере… по крайней мере, скажите, кто вы? Почему вы натворили столько бед? – воскликнула Изабелла, когда самозванцы стали осторожно надвигаться на нее, посматривая на занесенный кинжал. – Я… я не хочу умереть в незнании.

– Не бойтесь, сеньора, лорд хотел, чтобы мы не причинили вам вреда, поэтому уберите этот нож и пойдемте с миром. Если мы причиним вам зло, то он снесет наши головы.

Изабелла была настолько поражена и ошеломлена словами этих людей, что с трудом сообразила: ее титул был произнесен по-итальянски. Где-то в подсознании девушка удивилась, но так как знала только одного итальянца – лорда Монтекатини, который всегда был так добр к ней, она не увидела между ними никакой связи. Леди Хокхарст стала отступать от людей, которые продолжали надвигаться на нее, пока, наконец, не прижалась в стене и ей было больше некуда деваться. Неожиданно мужчина, который казался добрее, чем все остальные, попытался выхватить у нее кинжал, и она настолько удивилась, что трое остальных людей успели выхватить его и взять девушку в плен, хотя она яростно им сопротивлялась. Рагнор, который теперь был неотъемлемой ее частью и которого теперь она забыла, издал пронзительный крик и бросился на них, своим клювом нанося им удары, и они были вынуждены отступить. Но в конце концов Изабеллу все-таки схватили и она закрыла глаза, приготовившись к тому, что ее изнасилуют. Она не верила тому, что ей сказали.

Но к своему удивлению, Изабелла поняла, что с ней ничего делать не будут. Ее просто выволокли из большого зала на поляну и грубо повели к конюшням, где ждали остальные люди в черном. Ее подвели к ожидавшей ее Цендрилоне. Только когда она села верхом, граф, наблюдавший за этим побоищем, наконец, появился. Он галопом подскакал на своем вороном коне, который, когда его дернули под уздцы, угрожающе фыркнул, вставая на дыбы.

– Лорд… лорд Монтекатини! – выдохнула Изабелла, когда он, улыбаясь ей, взял уздечку ее лошади из рук одного из своих людей и привязал к луке своего седла.

– Вы удивлены, сеньора? – спросил он, демонически вскидывая брови. – Ну, конечно, вы ничего не понимаете, – он пожал плечами, – но со временем вам все объяснят.

– Милорд, – холодно начала Изабелла, но резко остановилась, услышав визг, неожиданно пронзивший воздух. – Боже мой, Джоселин! Джоселин и Алиса! Как могла Изабелла в собственном страхе забыть о них?

– Джоселин! – воскликнула девушка. – Алиса! – Когда никакого ответа не последовало, Изабелла повернулась к графу. – Пожалуйста, скажите своим людям, чтобы они отпустили моих служанок и няню!

Итальянец снова презрительно улыбнулся, пожав плечами.

– Нет, я не стану этого делать. В конце концов, мужчинам иногда надо поразвлечься и, может быть, удовлетворить свою похоть, чтобы им не так хотелось погасить свое желание на вас, миледи. Нам предстоит долгий путь. Будет очень нелегко, но… Флорио!

– Да, сеньор?

– Служанка, няня, как там они?

– Служанка, сеньор, она… сражается, как дикая кошка, но мужчинам удалось ее обломать. Она молодая и красивая и стоит того, чтобы за нее побороться, не правда ли? Няня слишком стара, чтобы с ней возиться. Ей просто перерезали горло.

– Прикажи людям привести служанку. Она нам очень пригодится, чтобы моим мужчинам не захотелось воспользоваться этим сокровищем, – граф указал на Изабеллу.

Внезапно Изабеллу охватило потрясающее горе, ярость и ненависть к лорду Монтекатини и его такому грубому нападению. Она подумала о своих рыцарях и старой няне, которые теперь, холодные и безжизненные, лежали в ее доме, беспощадно убитые людьми графа, и о Джоселин, которую сейчас насиловали все по очереди, но она не ведала, что ее боль будет продолжаться, пока итальянец будет видеть в этом смысл. Злость Изабеллы была столь сильной, что она вся затряслась от гнева, впервые ощущая потребность приносить боль, калечить и убивать.

– Ублюдок, – сплюнула Изабелла. – Неслыханный ублюдок!

Лорд Монтекатини только рассмеялся, и в этот момент, точно почувствовав ее муки и беспомощность, как когда-то Изабелла почувствовала его, Рагнор издал дикий смертоносный крик и слетел с плеча девушки прямо на смеющееся лицо графа. Как будто подстегиваемый каким-то дьяволом, Рагнор вонзил в это красивое лицо когти и стал клевать лицо итальянца. Лорд Монтекатини завизжал диким нечеловеческим голосом, от которого у Изабеллы по спине пробежали мурашки. В своей жажде мести она подстегнула Рагнора своим ужасным хриплым криком, и он жаждал крови. Люди графа, застыв от ужаса, смотрели, как граф, извиваясь, пытается отбиться от птицы. В слепом бешенстве он ухватился за сокола, пытаясь сбросить его со своего лица, но Рагнор так крепко вцепился, что это графу не удалось, и продолжал клевать лицо графа. Лорд, Монтекатини упал с лошади и судорожно замотался по покрытой снегом земле, все еще пытаясь согнать птицу. Наконец, Рагнор с победоносным криком захлопал крыльями и взлетел. В сумрачном свете заходящего зимнего солнца Рагнор стремительно поднялся ввысь и снова бросился вниз со скоростью стрелы. Изабелла, затаив дыхание, смотрела на его красивый полет. Она не могла оторвать взгляд от птицы и не двигалась, хотя сокол летел прямо на нее. Наконец, в тот момент, когда он должен был упасть на нее, Рагнор вдруг замедлил полет, расправил крылья. Догадавшись о его намерениях, Изабелла подняла руку, и сокол гордо уселся на ее запястье. В этот момент время остановилось. Он восседал на ее руке, гордо подняв голову, не связанный путами и за свое возвращение сполна отплатил ей. Его когти слегка впились в кожу Изабеллы, и крошечные капельки крови просочились из небольших ран, но она не обращала на это никакого внимания. Она смотрела на его горящие янтарные глаза и теперь понимала, почему он так долго ждал, чтобы взлететь. Какой-то первобытный инстинкт требовал сполна расплатиться за свой долг с Изабеллой.

– Молодец, Рагнор, – тихо прошептала девушка. – В добрый путь!

Сокол еще раз вскрикнул и взлетел, паря, в небе, пока окончательно не скрылся из виду. Рагнор улетел.

Какой-то ком застрял у нее в горле. Ее глаза наполнились слезами от сознания потери, хотя она и понимала, как Хвилис, что дикую птицу нельзя было поймать и посадить в клетку. Изабелла любила сокола. Она не должна звать его назад, а дать ему свободно улететь. Если Рагнор вернется, то только по собственному желанию, и девушка каким-то внутренним чутьем понимала, что когда-нибудь он вновь опустится на ее плечо. Теперь Изабелла и Рагнор были связаны жестокой шуткой пьяного короля и жестокой местью итальянского графа.

Подумав о лорде Монтекатини, Изабелла застонала, с ужасом вспоминая произошедшее.

– Беатрис, – задыхаясь позвал он, все еще держась за лицо руками. – Приведите Беатрис. Я… мне она нужна… чтобы… чтобы обработать мое лицо.

– Сеньора Шрутон! – крикнул Флорио в ответ на требование своего господина, и Изабелла чуть не выпала из седла от ужаса. – Сеньора Шрутон!

Оруженосец оглянулся, нахмурился, пытаясь найти злобную графиню, но ее нигде не было видно. Потом вдруг кто-то выдохнул: «Боже мой, посмотрите!» Все повернулись в том направлении, куда указывал мужчина.

Там, в окнах верхнего этажа Грасмера, все увидели графиню. Она переходила из комнаты в комнату и поджигала каждую факелом. Они смотрели на нее, и до них донесся ее странный дикий хохот, который поверг всех в изумление и дрожь.

– Что ты делаешь ненормальная сучка! – Флорио потряс кулаком, но леди Шрутон его не слышала. – Сеньор, – он повернулся к своему господину. – Женщина, она… она совсем сошла с ума. Она поджигает дом и не обращает никакого внимания на нас.

– Мое лицо, мое лицо, – снова застонал граф, явно не слыша того, что говорит ему оруженосец. – Мне нужна Беатрис, чтобы она обработала мое лицо. Ах, мое лицо. Лицо! Теперь оно искалечено, искалечено на всю жизнь!

Бедный Флорио не знал, что ему делать. Но один мужчина, который оказался более наглым, чем все остальные, наконец, пришел в себя, выступил вперед и бесцеремонно посадил итальянца на его вороного коня.

– Возьмите себя в руки, сеньор, – резко сказал мужчина, – или нас всех вздернут на виселице. Ваше лицо будет в шрамах на всю жизнь, но вы сами останетесь в живых. Анжело, Луиджи, идите в дом и вытащите оттуда эту сумасшедшую сучку!

– Забудь об этом, Винченсо, весь дом уже превратился в пожарище, а эта сука там заживо сгорит. Она никогда никому не сможет ничего рассказать. Приведи девчонку и поедем.

– Подождите, идут Девид и Маурицио с девушкой. Георгео, приведите еще одну лошадь.

Изабелла побледнела от ужаса и страха. Ее затошнило при виде Джоселин, которую вели из горящего дома. На ней был только грубый плащ, который набросил на нее один из мужчин. Она дрожала от пережитого потрясения и холода, спотыкаясь шла по снегу, ничего не видя перед собой. Сына с нею не было.

«Боже праведный, как же ты можешь быть так жесток? – молча спросила Изабелла у Бога. – Ребенку ведь всего четыре года!»

И впервые девушка обрадовалась, что у нее не было ребенка от Воррика.

«Ах, Воррик, Воррик! – ее сердце закричало, разрываясь от жалости. – Где ты, мой любимый?»

Но в ответ она услышала, как трещавшие языки пламени пожирали Грасмер.

* * *

Воррик задрожал при виде Грасмера, сожженного и почерневшего, от былого великолепия которого остался один остов. У него странно защемило в груди, и его сердце стало таким же опустошенным, как и лежащие перед ним развалины.

«Изабелла, Боже мой, Изабелла!»

Если она умерла во время пожара, охватившего Грасмер, то он, вряд ли, сможет это узнать: то там, то здесь были видны обгоревшие кости, которые свидетельствовали о том, что человеческое тело сгорело в огне, но кому они принадлежали – невозможно было сказать.

«Нет, Изабелла! Боже милосердный! Только пусть это будет не моя любимая Роза Восторга!»

– Милорд! Милорд!

Взволнованные крики его людей вывели Воррика из раздумий. К нему навстречу спешила странного вида женщина – она держала за руку маленького мальчика.

– Нет, не может быть! Не может быть. Это… это… это…

– Дядя Воррик, дядя Воррик! – закричал ребенок, вырываясь от женщины и побежав к нему навстречу.

– Артур! Слава богу! Артур – закричал Ворриик, крепко прижимая к себе мальчика. – Артур!

В сердце графа зародилась надежда, что ребенок может ему что-то рассказать, но эта слабо вспыхнувшая надежда быстро погасла. После того, как он осторожно опустил мальчика, он ничего не смог от него добиться. Но была еще женщина. Воррик попросил ее представиться.

– Меня зовут Мэри Браун, милорд, – сообщила она и робко присела перед ним в. нелепом реверансе, слегка сжавшись от страха и благоговейного трепета. – Но я знаю не больше, чем ребенок. Я нашла его, когда он бродил по пустошам и плакал. Малыш звал свою маму, но ее нигде не было видно, поэтому я взяла его, думая, что за ним кто-нибудь рано или поздно придет. Я… я не собираюсь причинять ему никакого вреда. Одежда его была дорогой, поэтому я догадалась, что он не из простых, но я не могла просто оставить его умирать с голоду. – Это было сказано более решительным голосом.

– Конечно нет, – согласился Воррик. – Вы все правильно сделали, за что будете вознаграждены, обещаю вам.

– Спасибо, милорд, я бы не сказала, что мне не нужны деньги. Но я женщина и знаю свой долг и меня не нужно подкупать. О том, что его дом сгорел, бедняжка не знал. Мы, конечно, все заметили огонь и выбежали, но дом так быстро сгорел. Он был как маяк, здесь на горе. Видно было за несколько миль по всем направлениям. Бедный мальчик был так напуган, что ему долго снились плохие сны, он часто вскрикивал по ночам, часто плакал, звал свою мать – это естественно. Он говорит кое-что, и меня это очень тревожит.

– Что такое? – спросил Воррик. – Что еще говорит мальчик?

– Ну, я не могу точно понять, милорд, для меня это бессмысленно и неприлично повторять – моя мама воспитала меня должным образом.

– Но, тем не менее, я прошу вас, скажите, – настаивал граф. – Пожалуйста, мисс Браун. Это очень важно.

Женщина покраснела от гордости и удовольствия, когда граф к ней так обратился. Он не был похож на всех остальных высокопоставленных лордов, и был очень хорошим, этот граф Хокхарст.

– Ну, милорд, вот как это звучит на устах ребенка. «Ти НОРА…» – здесь она остановилась и покраснела от смущения, прикусила губу, но все-таки продолжила. – Ти Нора… сука» – вот, что говорит мальчик. Но как я вам уже сказала, мне это кажется бессмысленным, В округе нет никакой Норы, которую бы я знала. И, тем более, нет женщины такого легкого поведения.

«ТИ НОРА СУКА».

Действительно, что же хотел сказать этими словами ребенок? И вдруг Воррика внезапно осенило. Его сердце застыло от ужаса в груди.

«Сеньора – сука, – вот что говорил мальчик. Итальянец! Это он похитил Изабеллу! Он держал ее где-то для своих грязных целей. – Что бы там ни было, но моя жена осталась жива. – Внезапно граф понял это. – Боже праведный, что пришлось перенести Изабелле в руках этого вероломного иностранца и куда он мог ее спрятать»?»

Стряхнув оцепенение, Изабелла диким взглядом обвела комнату. Ее ощущения были обострены, а нервы натянуты и ей страстно хотелось выпить настойку, которую давал ей когда-то граф – сладкий маковый нектар, порошок, без которого она теперь не могла жить. Ее тело желало его отчаянно, но все же граф не приходил. «Черт побери, где он? Где он?»

Она нервно стала грызть и без того обкусанный ноготь. Некоторые ногти были уже обкусаны до основания: таким образом Изабелла пыталась отвлечь свое внимание. Когда это не помогло, она вскочила с постели и стала нервно ходить по комнате, как сумасшедшая, теребя надетое платье, пока шелковый материал не повис клочьями.

Несколько раз она ловила свое отражение в зеркале, но оно ей ни о чем не говорило. Изабелла не узнавала эту изможденную женщину со впалыми щеками и диким взглядом, которая смотрела на нее из зеркала.

Быстрыми нервными движениями она открывала бутылочки духов, которые стояли у нее на столике, но в тех флаконах не было того, что ее бы заинтересовало и, всхлипнув от ярости и отчаяния, она смахнула их на пол.

– Спокойствие, спокойствие, сеньора, – сказал лорд Монтекатини, наконец, появляясь в комнате. – Стеклодув в Венеции долго трудился, чтобы создать эти хрустальные сокровища. А вы заодно мгновение угробили всю его работу.

– Мне наплевать! – вызывающе бросила Изабелла, с ненавистью и презрением глядя на его искалеченное лицо, все покрытое струпьями. – Принесли?

– Спокойствие, сеньора, вам нужно научиться быть спокойной, – пожурил Изабеллу граф, желая продлить ее муки. – Придет время, и вы получите, что хотите.

Граф медленно потянулся к карману и вынул небольшой мешочек. Потом подошел к столу, прилагая большие усилия, чтобы не взглянуть на себя в зеркало, мимо которого проходил. Он остался жив, да, но ведь смысл его жизни заключался в лице, которое теперь было покалечено. Теперь Монтекатини не мог смотреть на себя в зеркало, хотя всех заставлял на него смотреть. Он нещадно избивал людей, посмевших отводить взгляд от его отвратительного лица. Теперь о нем никогда не будут говорить как о красавце. Граф никогда не познает больше сладости восхищения, которое вызывало его красивое лицо, когда он ухаживал за любовником. В этом виноваты Тремейны! Если бы не они, его жизнь не была бы разрушена!

Для Изабеллы каждая секунда казалась часом, пока граф наливал в бокал темно-красную жидкость. Это было очень крепкое вино, которое приготовлялось из вскипевшего бургундского вина, смешанного с бренди. Отпив несколько глотков и убедившись, что вино не кислое, он достал мешочек и высыпал его содержимое в бокал. Густой порошок держался несколько секунд на поверхности жидкости, а потом опустился на дно бокала. Когда итальянец перемешал вино, кристаллики растворились.

Наконец, с улыбкой, исказившей и без того уродливое лицо, лорд Монтекатини повернулся и протянул бокал Изабелле. Она с жадностью осушила бокал, утолив свою жажду в этом зелье.

Вскоре Изабелла перенеслась в страну грез, в которой она теперь жила. Медленное томление появилось во всем теле, успокаивая натянутые нервы, и она посмеялась над глупой женщиной, которая только что ходила по комнате и напрасно тратила энергию. Теперь, лежа на кровати, Изабелла смутно осматривала комнату, в которой была заключена. Потолок был темным, и на нем были видны перекрытия, но ей казалось, что крыши вообще не было, а был лишь столб света, поднимающийся в небо и переливающийся всеми цветами радуги. Она видела себя парящей в этом сверкающем калейдоскопе, ощущала себя бестелесной невесомой субстанцией, богиней, которая сверху смотрит на простых смертных и смеется. Изабелла еще раз хихикнула. Ее тело было инертным и безвольным. Сонно зевнув, она подумала о том, почему у нее слипаются веки. Девушка ощущала себя богиней, а богине вообще не нужны были ресницы. Она вяло подняла отяжелевшую руку и бесцельно помахала ею. Наконец, ей удалось ценой невероятных усилий дернуть себя за ресницы на одном глазу. Но попытка оторвать их была тщетной, и Изабелла отказалась от нее. Это оказалось пустой тратой энергии. Гораздо интереснее было рассматривать вверху ангелов-херувимов, которые появлялись в потоке света и играли на арфах и рожках. Вначале она судорожно аплодировала им, а потом рассмеялась, как идиотка. Лорд Монтекатини, наблюдавший за ней, при этом скорчил гримасу.

«Какая отвратительная сучка! Не могу дождаться, когда этот уэльский ублюдок увидит свою Розу Восторга!» Да, граф решил, что сделал правильный выбор. Это было великолепной местью. Никакая другая форма отмщения из тех, которые он перебрал и отбросил, не сослужила бы так великолепно! Он вначале подумал, что можно отдать Изабеллу на развлечение своим людям, но сможет ли Воррик свою жену отвергнуть, если будет знать, что ее заставили это сделать? Только не граф! Гордый и ревнивый, может быть, и отвергнет, но лорд Хокхарст любил свою жену по-настоящему, и тот факт, что ее познали другие мужчины путем насилия, не убьет любовь. Граф Монтекатини хотел обезобразить до неузнаваемости лицо Изабеллы, как его собственное, но эту мысль он тоже оставил: Воррик любил жену за ее душу и сердце, и лишение ее красоты любовь не убьет: Итальянец хотел убить девушку, но тоже отказался от этой затеи. Он хотел ее убить, но только тогда, когда граф Хокхарст будет в его распоряжении, чтобы он сам стал свидетелем смерти своей жены, не имея возможности ей помочь.