Текст книги "Зази в метро"

Автор книги: Раймон Кено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Давайте,– сказал тот дружественно.– Сделайте небольшое усилие.

Хватьзазад сделал, но оно вылилось в абсолютную мерзость:

– Имя фамилия место и дата рождения номер книжки социального страхования номер счета в банке номер сберегательной книжки квитанция за квартиру квитанция за воду квитанция за газ квитанция за электричество проездной на метро автобусный проездной квитанция из Левитана на мебель рекламный буклет к холодильнику связку ключей продовольственные карточки чистые листы с вашей подписью папскую буллу и тутти-фрутти валите-ка сюда скопом без разговоров все ваши документы. Я уж не требую того, что связано с машиной: водительские права запасные подфарники заграничные паспорта и тутти-кванти, поскольку, скорее всего, все это выше ваших возможностей.

– Господин полицейский, вы видите, там (жест) автобус стоит?

– Да.

– Я его водитель.

– А!

– Ну знаете ли, у вас плохая память. Вы меня еще не узнали?

Несколько успокоившись, Хватьзазад сел рядом на скамейку.

– Позвольте? – спросил он.

– Пожалуйста, пожалуйста.

– Дело в том, что это не вполне соответствует уставу (молчание).

– И вообще, с общепринятыми нормами поведения сегодня у меня явный прокол,– добавил Хватьзазад.

– Неприятности?

– Не то слово. Облом. (Молчание.)

Хватьзазад добавил:

– Из-за женщин. (Молчание.) Хватьзазад продолжал:

–...Меня душит желание исповедаться... исповедаться... одним словом, надо душу облегчить... я ведь столько всего могу рассказывать...

(Молчание.)

– Конечно,– сказал Федор Баланович. Какой-то комар влетел в световой конус фонарного столба. Перед тем, как впиться в еще не охваченные участки кожи, он хотел погреться. Это удалось ему в полной мере. Его обугленное тельце медленно опустилось на желтый асфальт.

– Давайте, начинайте,– сказал Федор Баланович.– А то рассказывать буду я.

– Нет, нет,– сказал Хватьзазад.– Поговорим еще немного обо мне.

Почесав свой волосяной покров и без того грязным ногтем, он произнес следующие слова, которым не преминул придать оттенок непредвзятости и даже некоторого благородства. Вот что он сказал:

– Я не буду говорить ни о моем детстве, ни о молодых годах. Не будем говорить и о полученном мною воспитании – его у меня попросту нет, об образовании я также говорить много не буду, ибо и с ним у меня плохо. Итак, я подхожу к годам службы в армии, но и на этом я останавливаться не буду. Холостяком я был с самых ранних лет, и жизнь сделала из меня то, чем я стал.

Он замолк, чтобы на минутку предаться мечтаниям.

– Давайте, продолжайте,– сказал Федор Баланович,– а то я начну.

– Действительно, все не то и все не так,– сказал Хватьзазад.– И все это из-за женщины, встреченного мной сегодня утром.

– Встреченной.

– Встреченного.

– Встреченной, а не ного. Тетехи, что ли, которая за Габриелем увязалась?

– О! Нет. Не из-за нее. Кстати говоря, в этой я совсем разочаровался. Она отпустила меня на все четыре стороны – и какие это были стороны! – она

даже не поломалась, чтобы меня удержать. Она хотела только одного увидеть танец Габриэллы, Габриэллы... Забавно. Определенно забавно.

– Это уж точно,– сказал Федор Баланович.– Ничто не может сравниться с номером Габриеля на Пляс де Пари, кто-кто, а я-то изучил бай-найтную жизнь этого города.

– Везет же вам,– рассеянно сказал Хватьзазад.

– Но я столько раз видел номер Габриеля, что мне это уже надоело, тут уж ничего не скажешь. И потом он не обновляет свой репертуар. Что поделаешь, с артистами так часто бывает. Придумают что-нибудь, а потом повторяются до бесконечности. Надо признать, что все мы так, только каждый – в своей области.

– Все, но не я,– с обезоруживающей простотой сказал Хватьзазад.– Я все время разное придумываю.

– Это потому, что вы еще ничего стоящего не придумали. Вы просто себя еще не нашли, вот что. Но как только вы чего-нибудь добьетесь, чего-нибудь стоящего, вы на этом и остановитесь. Поскольку до сих пор вы блестящих результатов явно не добились. Это видно невооруженным глазом: вид у вас жалкий.

– Даже в форме?

– Форма тут ни при чем. Опечаленный Хватьзазад замолчал.

– Эй, так к чему же вы все это? – спросил Федор Баланович.

– И сам не знаю. Я жду мадам Авот'ю.

– А я попросту жду своих дураков, чтобы отвести их обратно в гостиницу, поскольку завтра рано утром они уезжают любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж их маршрут.

– Везет же им,– рассеянно прошептал Хватьзазад.

Федор Баланович пожал плечами, не удостоив эту реплику комментария.

В эту минуту послышались выкрики и стенанья:

"Старый ломбард" закрывался.

– Лучше поздно, чем никогда,– сказал Федор Баланович.

Он встал и пошел к автобусу. Ушел просто так, ни здрасьте вам, ни до свидания.

Хватьзазад тоже встал. Постоял в нерешительности. Бродяги спали. Комар сдох.

Федор Баланович несколько раз посигналил, чтобы собрать свою паству. Агнцы с восторгом обменивались впечатлениями о приятном прекрасном вечере, и теперь, стараясь друг друга переговорить, передавали друг другу свои закодированные на родном наречии восторги. Состоялось взаимное прощание. Женская половина толпилась вокруг Габриеля и пыталась поцеловать его, мужская не решалась.

– А потише нельзя! – сказал адмирал. Туристы медленно заходили в автобус. Федор Баланович зевнул.

В клетке, висящей на руке Турандота, спал Зеленуда. Зази отчаянно боролась с собой: нет, примеру Зеленуды она не последует. Шарль пошел за своей развалюхой.

– Ну что, мошенник,– воскликнула вдова, увидев Хватьзазада,– хорошо ли вы провели время?

– Не слишком, не слишком,– сказал Хватьзазад.

– А мы тут так повеселились! Мсье Габриель такой смешной, такой смешной!

– Благодарю вас,– сказал Габриель.– Но не забудьте, вы видели и настоящее искусство. Не только, чтобы поржать, но и искусство тоже.

– Куда-то он пропал со своей колымагой,– сказал Турандот.

– А пташечке тоже понравилось? – спросил адмирал, разглядывая птицу, спрятавшую голову под крыло.

– Теперь ему будет что вспомнить,– сказал Турандот.

Последние туристы заняли свои места. Мы будем вам писать (жесты).

– Хо! Хо! – кричал Габриель.– Адиос амигос ', ваше здоровье! До следующего раза.( До свидания, друзья (исп.).)

И автобус уехал, унося вдаль довольных иностранцев. В тот же день рано утром они уедут любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж их маршрут.

Такси Шарля подъезжало к тротуару.

– Всем места не хватит,– заметила Зази.

– Неважно! – сказал Габриель.– Мы сейчас пойдем лопать луковый суп.

– Спасибо, но я поеду домой,– сказал Шарль. Как отрезал.

– Ну что, Мадо, поехали?

Мадлен села рядом со своим будущим супругом.

– До свидания,– прокричала она всей компании, высунувшись из окна.– И спасибо за прекрасный... Спасибо за чуд...

Остальное расслышать было невозможно. Такси было уже слишком далеко.

– В Америке их бы в такой ситуации обсыпали рисом,– сказал Габриель.

– Это ты по старым фильмам судишь,– сказала Зази.– Теперь в кино женятся реже, чем раньше. И вообще я больше люблю, когда всех под конец убивают.

– А мне больше нравится, когда рис бросают,– сказала вдова Авот'я.

– А вас не спрашивают,– сказала Зази.

– Мадемуазель,– сказал Хватьзазад.– Вам бы следовало быть повежливее с теми, кто старше вас.

– До чего же он хорош, когда встает на мою защиту,– сказала вдова Авот'я.

– Пошли,– сказал Габриель.– Я отведу вас в кафе "У никтолопов". Там меня особенно хорошо знают. Вдова Авот'я и Хватьзазад влились в общий поток.

– Видал? – обратилась Зази к Габриелю.– Тетка с лягавым за нами идут.

– Не можем же мы им запретить,– сказал Габриель.– Куда хотят, туда и идут.

– Может, ты их припугнешь? А то я их видеть больше не могу.

– К людям надо относиться с большим пониманием, надо быть человечнее.

– Полицейские тоже люди,– сказала вдова Авот'я, которая все прекрасно слышала.

– Платить буду я,– робко сказал Хватьзазад.

– И речи быть не может,– сказал Габриель.– Сегодня угощаю я.

– Ну я только за выпивку заплачу,– сказал Хватьзазад умоляющим голосом.– За мюскаде, например. Это мне вполне по карману.

– Не сори приданым,– сказал Габриель.– Я – это другое дело.

– И вообще ты нас ничем угостить не можешь,– сказал Турандот.– Ты забываешь о том, что ты полицейский. У меня ведь тоже кафе и я никогда не стал бы обслуживать полицейского, который бы привел ко мне целую компанию выпивох.

– Все-таки вы олухи,– сказал Подшаффэ.– Неужели вы его не узнаете? Это же растлитель малолеток, который приходил к нам утром.

Габриель нагнулся к Хватьзазаду, чтобы получше его рассмотреть. Все, включая весьма удивленную и в то же время уязвленную Зази, ждали результатов осмотра. Кто-кто, а Хватьзазад так же, как, впрочем, и все остальные, осторожно помалкивал.

– А что ты сделал со своими усами? – спросил у него Габриель спокойным, но в то же время угрожающим тоном.

– Только вы, пожалуйста, его не обижайте,– сказала вдова Авот'я.

Габриель схватил Хватьзазада за грудки и приподнял его, чтобы при свете уличного фонаря получить дополнительную информацию.

– Да,– сказал он.– Где усы?

– Я их оставил дома,– сказал Хватьзазад.

– И к тому же ты, выходит, действительно полицейский?

– Нет, нет,– воскликнул Хватьзазад.– Это я так, переоделся просто, смеху ради... Чтоб развлечься... чтоб вас развлечь... Это как ваша пачка... В целом одно и то же...

– Вот ты за то же и огребешь,– вдохновенно сказал Подшаффэ.

– Может быть, вы все-таки не будете его обижать,– сказала вдова Авот'я.

– Он должен нам все объяснить,– сказал Турандот, справившись с охватившим его беспокойством.

– Болтай, болтай,– слабым голосом пробормотал Зеленуда и снова погрузился в сон.

Зази молчала. Подавленная происходящим, измученная недосыпом, она тщетно пыталась выработать в себе такое отношение к событиям, которое, с одной стороны, соответствовало бы ситуации, а с другой – ничем не унижало ее собственного достоинства.

Поднимая Хватьзазада все выше и выше по фонарному столбу, Габриель снова молча посмотрел на него и потом осторожно поставил на ноги. Он обратился к нему со следующими словами:

– И что ты за нами все ходишь и ходишь?

– Он не за вами,– сказала вдова Авот'я,– он за мной.

– Вот именно,– сказал Хватьзазад.– Может, это чувство вам я незнакомо... Но когда влюбишься в цыпочку...

– На что это ты (ах, какой он душка) намекаешь (он назвал меня цыпочкой),– синхронно произнесли Габриель и (вдова Авот'я), первый в бешенстве (вторая с чувством).

– Идиотка,– продолжал Габриель, обращаясь к даме,– он вам еще не все рассказал о своих занятиях.

– Я просто не успел,– сказал Хватьзазад.

– Это подлый насильник малолеток,– сказал Габриель.– Сегодня утром он преследовал малышку до самого дома. Мерзавец.

– И ты это сделал? – спросила потрясенная вдова Авот'я.

– Я еще не был знаком с вами,– сказал Хватьзазад.

– А! Признался! – заорала вдова.

– Он признался! – заорали Турандот и Подшаффэ.

– А! Ты признался! – громко сказал Габриель.

– Простите! – кричал Хватьзазад.– Извините!

– Мерзавец! – орала вдова Авот'я. Это криковоплеизвержение привело к тому, что из тьмы возникли двое на велосипедах.

– Нарушение тишины в ночное время,– заорали хором оба навелосипеда,лунный галдеж, соноразрушительный ор, полуночный гвалт, а ведь это все, сами понимаете,– орали навелосипеды.

Габриель незаметно отнял руку от Хватьзазадовых грудков.

– Минуточку,– воскликнул Хватьзазад, проявляя небывалую смелость.Минуточку! Вы что, не поняли, кто я?? Полюбуйтесь, я в форме. Я лягавый, у меня нашивки на рукавах.

И он начал размахивать своей накидкой.

– Откуда ты тут такой взялся? – спросил навело-сипед, который по своему служебному положению должен был беседовать с гражданами.– Мы тебя здесь раньше не видели.

– Очень может быть,– ответил Хватьзазад с небывалой дерзостью, которую хороший писатель назвал бы не иначе как безрассудством.– Очень может быть. Тем не менее полицейским я был, полицейским и остался.

– А вот они,– сказал, хитро прищурившись, на велосипед,– вот эти вот (жест), они что, тоже полицейские?

– Вы мне не поверите. Но они совершенно

безобидны.

– Как-то все это не по-божески,– сказал говорящий навелосипед.

Второй навелосипед ограничился гримасами. Страшными.

– Тем не менее я уже ходил к первому причастию,– ответил Хватьзазад.

– О! Полицейский так никогда бы не ответил,– воскликнул говорящий навелосипед.– Сдается мне, что ты штудируешь эти возмутительные статьи, в которых прославляется несуществующее единство полиции и духовенства. Слышите вы меня? (Он обращался теперь уже ко всем присутствующим.) У полиции эта церковь вот где сидит (жест)!

Все это действо было воспринято присутствующими весьма сдержанно, только Турандот подобострастно захихикал. Габриель демонстративно пожал плечами.

– Эй, ты,– обратился к нему говорящий навелосипед.– От тебя воняет (пауза). Майораном.

– Майораном! – Габриель посмотрел на него с жалостью.– Это "Тайный Агент" от Кристиана Фиора.

– А! – сказал навелосипед недоверчиво.– Сейчас посмотрим.

Он подошел к Габриелю и начал обнюхивать его пиджак.

– Вообще-то...– сказал он, уже явно склоняясь в пользу Фиора.Посмотрите-ка! – добавил он, обращаясь к своему коллеге.

Последний, в свою очередь, принялся обнюхивать пиджак Габриеля. Покачал головой.

– Непонятно вообще, что эти ублюдки в этом понимают,– зевая, сказала Зази.

– Однако! – сказал говорящий навелосипед.– Вы слышали, сержант? Это где-то напоминает оскорбление.

– Не где-то, а в заднице,– вяло отозвалась Зази. Габриель и Подшаффэ расхохотались. Тогда она добавила специально для того, чтобы уважить их до конца:

– Эту шуточку я почерпнула все там же, в мемуарах генерала Шарля Вермо.

– А! Дело в том, что эта девчонка издевается над нами так же, как этот, со своим майораном,– сказал навелосипед.

– Никакой это не майоран,– сказал Габриель.– Повторяю: это "Тайный Агент" от Кристиана Фиора.

Вдова Авот'я, в свою очередь, подошла к нему и принюхалась.

– Ив самом деле,– сказала она навелосипедам.

– А вас не спрашивают,– обратился к ней неговорящий навелосипед.

– Чистая правда,– пробормотала Зази.– Я ей сама только что то же самое сказала.

– Повежливее с дамой! – сказал Хватьзазад.

– Знаешь что,– сказал говорящий навелосипед.– Ты бы поменьше высовывался.

– Повежливее! Повежливее! – повторил Хватьзазад.

Вдова Авот'я была тронута его мужеством.

– А тебе давно уже пора спать.

– Ах! Ах! – сказала Зази.

–Ну-ка покажи документы,– сказал Хватьзазаду говорящий навелосипед.

– Это умунепостижимо! – сказала вдова Авот'я.

– А ты, старуха, заткнись! – сказал неговорящий навелосипед.

– Ах! Ах! – сказала Зази.

– Повежливее с дамой! – сказал Хватьзазад. Его поведение стало просто безрассудным.

– Так полицейский тоже никогда бы не сказал,– сказал говорящий навелосипед.– Документы! И поживее! – заорал он.

– Вот умора! – сказала Зази.

– Это все-таки чересчур,– сказал Хватьзазад.– Почему-то документы требуют именно у меня, а у этих вот (жест) ничего не требуют.

– Нехорошо так говорить,– сказал Габриель.– Совсем нехорошо.

– Ну и сволочь же он,– сказал Подшаффэ. Но навелосипеды твердо стояли на своем.

– Давай документы! – орал говорящий навелосипед.

– Давай документы! – орал неговорящий навелосипед.

– Нарушение тишины в ночное время,– переорали их вновь прибывшие полицейские с полицейским фургоном в придачу.– Лунный галдеж, соноразрушительный ор, полуночный гвалт, а это, сами понимаете...

Обладая безошибочным чутьем, они сразу унюхали, кто здесь нарушители и забрали Хватьзазада и обоих навелосипедов. Через минуту все стихло.

– Все-таки есть на свете справедливость,– сказал Габриель.

Но вдова Авот'я была безутешна.

– Не надо плакать,– сказал ей Габриель.– Ваш хахель вообще-то лицемер порядочный. И потом уже надоело, что он все время за нами шпионит. Поешьте с нами лукового супа. Луковый суп и утешит и успокоит.

ХVII

Слеза упала на раскаленный гренок и тут же испарилась.

– Ну хватит, хватит,– сказал Габриель вдове Авот'е.– Придите же в себя наконец! Не он первый, не он последний. У вас такой замшелый вид, что вы без труда подцепите еще какого-нибудь прохвоста.

Одолеваемая сомнениями, вдова вздохнула. Раскаленный гренок проскользнул в ложку, и она закинула его себе в пищевод. Обожглась.

– Позовите пожарных,– сказал ей Габриель и снова наполнил ее стакан. Каждое Авот'йное глотание поливалось таким образом отменным мюскаде.

Зази, как и Зеленуду, одолела сонница. Подшаффэ и Турандот молча сражались с длинными волокнами тертого сыра.

– Отличный луковый суп,– обратился к ним Габриель.– Можно подумать, что ты (жест) положил туда пару подметок, а ты (жест) залил их помоями. Но именно это мне в нем и нравится. Естественный вкус – это когда все по-простому, без затей. Чисто, без примесей, одним словом.

Все молча согласились.

– А ты, Зази, что, суп не будешь?

– Пусть себе спит,– сказала вдова Авот'я измученным голосом.– Пусть отдохнет. Зази открыла один глаз.

– Надо же,– ответила она,– эта старая галоша все еще здесь.

– Относись с состраданием к страждущим,– сказал Габриель.

– Вы очень добры ко мне,– сказала вдова Авот'я.– Не то что она (жест). Да, дети действительно бессердечны.

Она опустошила свой стакан и подала Габриелю знак, что хотела бы выпить еще. .

– Совсем с цепи сорвалась,– прошептала слабеющим голосом Зази.

– Гм! – сказал Габриель.– Какое это все имеет значение? Правда, старая перечница? – добавил он, обращаясь к заинтересованной стороне.

– Ах! как вы добры ко мне! – ответила последняя.– Не то что она. Да, действительно, дети бессердечны.

– Долго она еще будет нам надоедать? – спросил Турандот у Габриеля, удачно заглотнув очередную порцию пищи.

– Как вы все-таки жестоки,– сказал Габриель.– Эта старая развалина как-никак расстроена.

– Спасибо,– с чувством сказала вдова Авот'я.

– Не за что,– ответил Габриель.– Кстати, о луковом супе: надо сказать, это в высшей степени выдающееся изобретение.

– Вот этот вот? – спросил Подшаффэ, энергично доскребая со дна тарелки прилипшее сырное волокно.– Конкретно этот суп или луковый суп вообще?

– Луковый суп вообще,– решительно ответил Габриель,– когда я что-либо говорю, я всегда обобщаю... Я не люблю полумеры.

– Ты прав,– сказал Турандот, который тоже покончил со своей похлебкой.Не надо усложнять, когда все и так ясно, к примеру, мюскаде почти не осталось, старуха все выдула.

– Потому, что вино хорошее,– сказала вдова с блаженной улыбкой.– Я тоже умею обобщить, когда надо.

– Болтай, болтай...– сказал Зеленуда, который внезапно пробудился от никому и в частности ему не известных причин.

– Хватит с меня,– сказала Зази, отталкивая свою порцию.

– Подожди,– сказал Габриель, придвигая к себе ее тарелку.– Я доем. И принесите нам еще две бутылки мюскаде и бутылку гранатового сиропа,обратился он к проходящему мимо официанту.– О нем (жест), кстати, мы совсем забыли. Может, он тоже хочет перекусить.

– Эй, Зеленуда,– воскликнул Турандот.– Есть хочешь?

– Болтай, болтай, вот все, на что ты годен,– сказал Зеленуда.

– Значит, хочет,– сказал Подшаффэ.

– Не тебе мне объяснять, что он имел в виду,– высокомерно сказал Турандот.

– Я бы никогда и не посмел,– сказал Подшаффэ.

– Тем не менее он это сделал,– сказала вдова.

– А вы не усугубляйте,– сказал Габриель.

– Понимаешь,– обратился Турандот к Подшаффэ,– я не хуже тебя понимаю все то, что понимаешь ты. Не такой уж я дурак.

– Если ты действительно понимаешь не меньше моего,– сказал Подшаффэ,значит, ты действительно не такой дурак, как может показаться.

– Это уж точно,– сказала вдова.– Выглядит он полным дураком.

– Ну нахалка,– сказал Турандот.– Совсем меня затиранила.

– Вот что бывает, когда человек в обществе не котируется,– отметил Подшаффэ.– Первая попавшаяся свинья может плюнуть ему в морду. Со мной бы она не посмела.

– Все дураки,– неожиданно энергично выпалила вдова Авот'я.– Вы – тоже,добавила она, обращаясь к Подшаффэ.

И тут же получила по голове.

И тут же нанесла ответный удар.

В активе Подшаффэ был еще один удар, который был тут же нанесен в Авот'ийную рожу.

– Чортпобери! Чортпобери! – заорал Турандот.

И принялся прыгать между столиками, пытаясь хотя бы отдаленно изобразить Габриэллу в номере "Умирающий лебедь".

Зази снова погрузилась в сон. Зеленуда, движимый, по всей видимости, жаждой мести, пытался выбросить из клетки свежий экскремент.

Интенсивный обмен пощечинами между Подшаффэ и Авот'ей продолжался. Габриель хохотал, глядя на то, как Турандот пытается исполнить фуэте.

Все это, однако, сильно не пришлось по вкусу официантам из "Никтолопов".

Двое из них – вышибалы известные – мигом схватили Турандота с двух сторон под руки и, подняв в воздух, выбросили из бара прямо на асфальт, на мостовую, прервав тем самым холостой пробег нескольких такси, вяло передвигавшихся в прохладной серой предрассветной мгле.

– Нет уж! – воскликнул Габриель.– Только не это.

Он вскочил, схватил обоих официантов, которые с чувством выполненного долга возвращались к своим хозяйственным делам, и столкнул их головами с такой силой и так удачно, что бахвалы рухнули наземь, причем головы их сплющились воедино.

– Браво! – воскликнули хором Подшаффэ и вдова Авот'я. Как будто сговорившись, они прекратили обмен корреспонденцией.

Какой-то третий официант – известный драчун – решил одержать молниеносную победу над противником. Схватив сифон, он поставил себе целью проломить его массой череп Габриеля. Но Подшаффэ был готов к контратаке. Другой, не менее объемистый сифон, запущенный им в официанта, в конце своей траектории нанес весьма ощутимый материальный ущерб головенке хитреца.

– Чортпобери! – заорал Турандот, принявший наконец на мостовой вертикальное положение, при этом он покалечил тормозные колодки нескольких ночных фаэтонов, оказавшихся на улице в этот особенно ранний час. Повинуясь благородному порыву, он снова ворвался в пивную с явным намерением продолжить борьбу.

Теперь уже изо всех дыр толпами высыпали официанты. Невозможно было даже предположить, что их тут столько. Они полезли из кухни, из подвалов, из служебных помещений, со складов. Их плотная масса поглотила Подшаффэ, а вслед за ним и оказавшегося на их пути Турандота. Но справиться с Габриелем было совсем не так просто. Подобно жуку, окруженному полчищем муравьев, подобно быку, попавшему в колонию пиявок, Габриель взбрыкивал, фыркал, храпел, резко разбрасывая вокруг себя снаряды из человеческой плоти, которые разбивались о столы и стулья или просто скатывались под ноги посетителям.

Шум от состоявшегося обмена мнениями наконец разбудил Зази. Увидев родственника в окружении официантской своры, она заорала: "Дядюшка, держись!" – и, схватив кувшин, запустила им в самую гущу толпы. Вот сколь велики духом девы Франции! Вдова Авот'я, вдохновленная этим примером, метала вокруг себя пепельницы. Вот на что толкает менее одаренных жажда подражания. Вдруг послышался страшный грохот: это Габриель рухнул в посуду, увлекая за собой семерых распоясавшихся официантов, пятерых ввязавшихся в борьбу посетителей и какого-то эпилептика.

Вскочив в едином порыве, Зази и Авот'я подошли к колышущейся среди опилок и осколков стекла человеческой магме. Несколько метких ударов сифоном вывели из строя еще нескольких борцов с недостаточно крепкими черепами. Благодаря этому Габриель смог встать, буквально разорвав пелену противников, и обнаружил тем самым весьма помятое присутствие распластанных на полу Подшаффэ и Турандота. Несколько газированных струй, направленных им в лицо женской санитарной частью, поставили их на ноги. С этого момента исход борьбы был предрешен.

Пока вялые или просто равнодушные посетители покидали пивную, наиболее оголтелые вместе с официантами, теряя последние силы, испускали дух, напоровшись либо на крепкий кулак Габриеля, либо на сокрушительную руку Подшаффэ, либо на вечно бдящую ногу Турандота. Совсем разбитых Зази и вдова Авот'я отскребали с пола "Никтолопов" и тащили на тротуар, где бескорыстные добровольцы исключительно по доброте душевной складывали их в кучу. Только Зеленуда не принимал участия в побоище, ибо в самом начале драки был серьезно ранен в промежность осколком супницы. Лежа на дне клетки, он бормотал, стеная: "Прелестный вечерок! Прелестный вечерок!" Получив травму, он заговорил по-другому.

Но и без его участия вскоре была одержана полная победа.

Когда с последним противником было покончено, Габриель удовлетворенно потер руки и сказал:

– А сейчас я бы с удовольствием выпил кофе со сливками.

– Прекрасная мысль,– сказал Турандот, .заходя за стойку, пока оставшаяся четверка удобно располагалась по другую ее сторону.

– А Зеленуда?

Турандот пошел на поиски птицы и нашел ее, все еще стенающей, в клетке. Он вынул ее и принялся ласково гладить, называя Зеленуду "зеленой цыпочкой". Придя в себя, попугай ответил:

– Болтай, болтай, вот все, на что ты годен.

– Это уж точно,– отметил Габриель.– А как там кофе?

Успокоенный Турандот опять заключил попугая в клетку и подошел к кофеваркам. Он попытался включить их, но поскольку не был знаком с конструкцией, тут же ошпарил себе руку.

–Айяйяйяй,– сказал он с непосредственностью.

– Какой же ты неловкий,– отметил Подшаффэ.

– Бедный котик,– сказала вдова Авот'я.

– Черт,– сказал Турандот.

– Мне кофе со сливками,– сказал Габриель,– и сливок побольше.

– Мне тоже,– сказала Зази.– С пенкой.

– Аааааааа! – ответил Турандот. Струя раскаленного пара ударила ему в лицо.

– Наверное, стоит обратиться к кому-нибудь из этого заведения,спокойно предложил Габриель.

– Точно,– сказал Подшаффэ,– сейчас схожу.

И он подошел к куче тел и выбрал наименее попорченного. Привел.

– А ты молодец! – сказала Зази Габриелю.– Наверное, такие гормосессуалисты, как ты, на улице не валяются.

– А вам какой кофе, мадемуазель? – спросил приведенный в чувство официант.

– С пенкой,– сказала Зази.

– Почему ты продолжаешь называть меня гормосессуалистом? – спокойно спросил Габриель.– После того как ты видела меня в "Старом ломбарде", ты должна была понять что к чему.

– Не знаю, гормосессуалист ты или нет, но это было действительно здорово,– сказала Зази.

– Так уж получилось,– сказал Габриель.– Просто мне их (жест) манеры пришлись не по душе.

– О, мсье! – сказал официант.– Мы уже сами пожалели об этом.

– Ведь они оскорбили меня,– пояснил Габриель.

– Вот тут вы не правы,– сказал официант.

– Еще как прав,– ответил Габриель.

– Не переживай,– сказал ему Подшаффэ.– Никто от оскорблений не застрахован.

– Глубокая мысль,– сказал Турандот.

– Ну а теперь, какие у тебя планы? – спросил Подшаффэ у Габриеля.

– Кофе выпью.

– А потом?

– Зайду домой, а потом провожу малышку на вокзал.

– А ты на улицу выглядывал?

– Нет.

– Пойди посмотри. Габриель пошел.

– Да, тут уж, конечно...

И в самом деле две бронетанковые дивизии ночных сторожей и эскадрон юрских спаги, как выяснилось, заняли позиции вокруг площади Пигаль.

XVIII

– Наверное, надо позвонить Марселине,– сказал Габриель.

Остальные продолжали молча пить кофе со сливками.

– Дело дрянь,– тихо сказал официант.

– А вас не спрашивают,– отозвалась вдова Авот'я.

– Сейчас я тебя положу туда, откуда взяли,– сказал Подшаффэ.

– Ладно, ладно,– отозвался официант.– Что уж и пошутить нельзя?

Габриель вернулся.

– Странно,– сказал он.– Никто трубку не берет. Он хотел выпить свой кофе.

– Черт, остыло,– добавил он и брезгливо поставил чашку на стойку.

Подшаффэ выглянул на улицу.

– Подходят,– сообщил он. Отойдя от стойки, все столпились вокруг него, кроме официанта,– он спрятался под кассой.

– По-моему, они чем-то недовольны,– заметил Габриель.

– Потрясающе,– прошептала Зази.

– Надеюсь, с Зеленудой будет все в порядке,– сказал Турандот.– Он ведь ни в чем не виноват.

– А я,– поинтересовалась вдова Авот'я.– Я-то в чем виновата?

– Вот и отправляйтесь к своему Хватьзазаду,– пожав плечами, сказал Подшаффэ.

– Да ведь это же он и есть! – воскликнула она. Перешагивая через груду поверженных, образовавшую перед "Никтолопами" нечто вроде баррикады, вдова Авот'я выказывала горячее желание присоединиться к нападавшим, которые медленно и организованно продвигались ей навстречу. Увесистая пригоршня пулеметных пуль пресекла эту попытку. Поддерживая вываливающиеся кишки руками, вдова Авот'я рухнула наземь.

– Глупо все-таки,– прошептала она,– с моими-то деньгами еще бы жить да жить. И испустила дух.

Зази упала в обморок.

– Могли бы быть поосторожней,– разгневанно сказал Габриель.– Ведь здесь дети.

– Сейчас ты сможешь высказать им свои замечания лично,– сказал Подшаффэ,– они уже здесь.

Вооруженные до зубов личности находились теперь просто-напросто по ту сторону застекленного фасада, который являл собой весьма сомнительное прикрытие, тем более что большая часть стекол была разбита во время предыдущей драки. Вооруженные до зубов личности выстроились в ряд посередине тротуара. Человек с зонтом на руке вышел вперед и, перешагнув через труп вдовы Авот'и, вошел в пивную.

– Надо же! – сказали хором Габриель, Турандот, Подшаффэ и Зеленуда.

Зази все еще была без сознания.

– Да,– сказал человек с (новым) зонтиком.– Это я, Гарун аль Рашид. Я тот, кого вы знали и порой не узнавали. Я – властелин этого мира и прилегающих к нему территорий. Иногда я путешествую по своим владениям под разными личинами, облачаясь в одежды неуверенности и заблуждения, которые, кстати говоря, для меня весьма характерны. Неумный, ограниченный полицейский, ночной грабитель, робкий преследователь вдов и сироток, все эти мимолетные образы позволяют мне пренебречь ничтожно малой опасностью выставить себя на посмешище, показаться пустым болтуном или чрезмерно сентиментальным влюбленным (благородный жест в сторону вдовы Авот'и). В вашем сознании я был только что причислен к без вести пропавшим, но вот я снова среди вас, теперь уже в облике победителя – это можно сказать без ложной скромности. Полюбуйтесь! (Еще один не менее благородный жест, на сей раз охватывающий всю ситуацию в целом.)

– Болтай, болтай,– сказал Зеленуда,– вот все...

– А его бы надо в суп пустить,– сказал Хватьзазад (Извините: Гарун аль Рашид).

– Никогда! – воскликнул Турандот, прижимая клетку к груди.– Уж лучше смерть!

Произнося эти слова, он начал медленно уходить под землю, как, впрочем, Габриель, Зази и Подшаффэ. Грузовой лифт спустил всех их в подвалы "Никтолопов". Находящийся в тени лифтер тихо и настойчиво рекомендовал им следовать за ним, и по-быстрому. Он держал в руках электрический фонарь, который служил сигналом сбора и в то же время демонстрировал достоинства питающих его батареек. Пока на первом этаже вооруженные до зубов личности под влиянием эмоций пускали автоматные очереди себе под ноги, маленькая группа, следуя означенным рекомендациям и фонарю, продвигалась с большой скоростью мимо полок, забитых бутылками мюскадного сиропа и Гренаде. Габриель нес на руках все еще не пришедшую в себя Зази, Турандот – вялого Зеленуду. Что до Подшаффэ, то он не нес ничего.