Текст книги "Зази в метро"

Автор книги: Раймон Кено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Обеспокоенный этим шушуканьем, Габриель решил пойти на кое-какие уступки.

– Ну хорошо, вечером я все тебе объясню. Точнее, ты все увидишь своими глазами.

– Что увижу?

– Увидишь – и все тут. Даю тебе честное слово. Зази пожала плечами.

– Знаешь, я твое честное слово...

– Хочешь, чтобы я еще разок сплюнул?

– Хватит! А то мне в мороженое попадешь.

– А теперь оставь меня в покое. Ты все сама увидишь, честное слово.

– А что, собственно, малышка собирается увидеть? – спросил Федор Баланович, которому удалось-таки уладить с сенмонтронцем все спорные вопросы, касающиеся дорожно-транспортного происшествия. Последний, кстати говоря, выразил горячее желание вернуться к себе в родную деревню. Федор Баланович. как и Зази, уселся рядом с Габриелем на место, которое освободили для него преисполненные уважения туристы.

– Я свожу ее вечером в "Старый ломбард",– ответил Габриель.– И всех остальных тоже (жест).

– Минуточку,– сказал Федор Баланович.– Это в программу не входит. Я должен проследить за тем, чтобы они пораньше легли спать, поскольку завтра рано утром они отбывают к седым камням Гибралтара. Таков уж их маршрут.

– Во всяком случае, эта перспектива была им очень по душе,– сказал Габриель.

– Они просто не понимают, что ждет их впереди,– сказал Федор Баланович.

– Зато потом им будет что вспомнить,– сказал Габриель.

– Мне тоже,– сказала Зази, сосредоточенно продолжая эксперимент по сравнительному изучению клубничного и шоколадного ароматов.

– Да, но кто же будет платить в "Старом ломбарде"? Сами они доплачивать не станут.

– Как я скажу, так они и сделают,– сказал Габриель.

– Кстати,– обратилась к нему Зази,– я вспомнила, что хотела у тебя спросить.

– Подождешь,– сказал Федор Баланович.– Помолчи, когда мужчины разговаривают.

Изумленная Зази заткнулась.

Поскольку рядом случайно оказался официант, Федор Баланович обратился к нему со следующими словами:

– Принесите-ка мне пивного сока!

– В чашке или в железной баночке? – спросил официант.

– В гробу,– ответил Федор Баланович, давая официанту понять, что теперь его уже никто не задерживает.

– Потрясающе,– рискнула восхититься Зази.– Даже генерал Шарль Вермо никогда бы до такого не додумался.

Федор Баланович пропустил ее замечание мимо ушей.

– Значит, ты думаешь, что можно с них еще кое-что содрать? – спросил он у Габриеля.

– Я же тебе сказал: что скажу – то они и сделают. Надо этим воспользоваться. Вот, кстати, куда ты их везешь ужинать?

– Знаешь, с ними так цацкаются! Они ужинают в "Серебряных кустах", ни больше ни меньше! Но платит за это непосредственно туристическое агентство.

– Слушай! Я знаю одну пивнушку на бульваре Тюрбиго, где ужин обойдется намного дешевле. Ты сходишь к хозяину того шикарного ресторана и возьмешь с него компенсацию из тех денег, которые он получит от агентства. Это ведь всем очень выгодно! К тому же я их отвезу в такое место, где чем только не полакомишься! Естественно, платить будем из доплаты, которую они внесут за "Старый ломбард". Что касается сдачи из "Кустов", то ее мы поделим между собой.

– Ну и хитрецы же вы, однако! – сказала Зази.

– Знаешь,– сказал Габриель,– ты несправедлива! Все это делается исключительно для их (жест) блага!

– Мы только об этом и думаем! – сказал Федор Баланович.– О том, чтобы, покинув этот славный град, нареченный Парижем, они никогда не смогли его забыть. И вернулись сюда снова.

– Ну что же, все складывается как нельзя лучше,– сказал Габриель.– В ожидании ужина они смогут осмотреть подвалы пивной: там пятнадцать бильярдных столов и двадцать столиков для пинг-понга. Второго такого заведения в Париже нет.

– Им будет что вспомнить,– сказал Федор Баланович.

– Мне тоже,– сказала Зази.– Потому что я тем временем пойду погуляю.

– Только не по Севастопольскому бульвару! – испуганно воскликнул Габриель.

– Не беспокойся,– сказал Федор Баланович.– Сдается мне, что ее голыми руками не возьмешь.

– Да, но мать мне ее доверила не для того, чтобы она шлялась между Центральным рынком и Шато д'0

– Я буду просто прогуливаться перед твоей пивной,– примирительно сказала Зази.

– Тогда тем более все решат, что ты вышла на панель,– ужаснулся Габриель.– К тому же ты в джынзах. Любители наверняка найдутся.

– Любители находятся на все что угодно,– сказал Федор Баланович тоном хорошо пожившего человека.

– Обижаете,– ответила Зази, жеманно поводя плечами.

– Что? Теперь она с тобой будет заигрывать? – сказал Габриель.– Это уже черт знает что!

– Почему? – спросила Зази.– Он тоже горм?

– Не горм, а норм! Альный, разумеется,– поправил ее Федор Баланович.Здорово я пошутил, правда, дядюшка?

И он шлепнул Габриеля по ляжке. Габриель весь всколыхнулся. Туристы смотрели на них с любопытством.

– Кажется, они уже заскучали,– сказал Федор Баланович.– Самое время отвезти их поиграть в бильярд, чтоб они немного развеялись. Бедные олухи! Они ведь думают, что это и есть Париж.

– Не забывай, что я показал им Сент-Шапель,– с гордостью заявил Габриель.

– Балда! – сказал Федор Баланович,– знавший все тонкости французского языка, ибо родился он не где-нибудь, а в Буа-Коломб.– Ты водил их в торговый суд, что рядом с Сент-Шапель.

– Да ты что! – воскликнул Габриель с недоверием.– Правда штоли?

– Хорошо, что здесь нет Шарля, а то вы вообще никогда б не разошлись,сказала Зази.

– Может, это и не была Сент-Как-ее-там,– сказал Габриель,– но все равно красиво.

– Сент-Какейотам??? Сент-Какейотам??? – с беспокойством переспрашивали самые искушенные в вопросах французского языка туристы.

– Сент-Шапель,– сказал Федор Баланович.– Истинная жемчужина готического искусства.

– Вот такая (жест),– добавил Габриель. Успокоенные туристы заулыбались.

– Ну что? – сказал Габриель.– Поговори с ними.

Федор Баланович процицеронил предложение Габриеля на нескольких наречиях.

– Да. Ничего не скажешь,– сказала Зази с видом знатока.– Славянин свое дело туго знает.

И действительно, туристы выразили свое полное согласие, с энтузиазмом вынимая кошельки, что свидетельствовало не только о престиже Габриеля, но и о глубине лингвистических познаний Федора Балановича.

– Кстати, это и был мой второй вопрос,– сказала Зази.– Когда ты был там, у Эйфелевой башни, ты говорил по-иностранному не хуже его. Что с тобой было? И почему ты сейчас не говоришь?

– Этого я не могу тебе объяснить,– сказал Габриель.– Это непонятно откуда берется. Как наваждение. Осеняет, одним словом.

И допил свой стакан гранатового сиропа.

– Что тебе сказать? С артистами это бывает.

хп

Хватьзазад и вдова Авот'я уже довольно долго шли рядом, медленно, но никуда не сворачивая, и к тому же молча, когда наконец заметили, что идут рядом, медленно, но никуда не сворачивая, и к тому же молча. Тогда они посмотрели друг на друга и улыбнулись: общий язык нашли их сердца. Так стояли они друг напротив друга и думали: что бы им такое сказать и на каком бы языке это выразить. Вдова предложила немедленно отметить встречу, пропустив по стаканчику. и для этого зайти в кафе "Велосипед" на Севастопольском бульваре, где уже сидели несколько торговцев Центрального рынка и усиленно смачивали свой пищеглотательный тракт разнообразными напитками, прежде чем снова взяться за тележки с овощами. Там они сядут за мраморный столик на уютный, обтянутый бархатом диванчик и опустят губы в пол-литровые кружки пива в ожидании того момента, когда мертвенно-бледная официантка наконец удалится и даст расцвести словам любви под шипение пены в кружках. И пока кругом поглощаются литрами водянистые соки ярких цветов и крепкие блеклые ликеры, они будут неподвижно сидеть на означенной бархатной скамеечке, сплетя дрожащие от волнения руки, и обмениваться самопроизвольно размножающимися вокабулами, способными стимулировать эротические пассы в не слишком далеком будущем. "Не сейчас,– ответил ей Хватьзазад,– я не могу, покуда я в форме. Дайте мне переодеться". И он назначил ей свидание в пивной "Сфероид", на той же улице, только повыше, справа. Поскольку жил он сам на улице Рамбюто.

Вдова Авот'я, вернувшись в привычное для нее состояние одиночества, вздохнула. "Я просто голову потеряла",– сказала она себе вполголоса. Но эти несколько оброненных ею слов не долетели до тротуара. Их подхватили на лету уши некоей особы, которую глухой совсем не назовешь. Хоть они и предназначались исключительно для внутреннего пользования, на них тем не менее был получен следующий ответ:

– А кто ее не терял? – С вопросительным знаком, разумеется, так как в нем все-таки присутствовал элемент дубитативности.

– Надо же, Зази! – воскликнула вдова.

– А я только что наблюдала за вами. Вы с легавменом жутко забавная парочка.

– В твоих глазах,– заметила вдова.

– В моих глазах? Что "в моих глазах"?

– Забавная,– ответила вдова.– А в глазах других – не забавная.

– Не забавных я в гробу видала.

– Ты что, одна?

– Да, милейшая, прогуливаюсь.

– Здесь не место и не время гулять одной. А что с дядюшкой?

– Он потащил туристов играть в бильярд. А я пока дышу свежим воздухом. Поскольку мне бильярд на хрена не нужен. Я туда пойду, когда им жратву принесут. А потом мы поедем смотреть, как дядюшка танцует.

– Танцует? Кто?

– Дядюшка.

– Этот слон еще и танцует?

– Вдобавок – в пачке,– ответила Зази с гордостью.

Авот'я остолбенела.

Так добрались они до бакалеи, торгующей оптом и в розницу, напротив которой, на бульваре с односторонним движением, находилась аптека, ничуть не менее оптовая и врозничная, проливавшая зеленый свет на толпу, жадную до ромашки, до деревенского паштета и мятных подушечек, глистогонного, сыра грюйер, медицинских банок, большую часть которой уже начали всасывать находящиеся поблизости вокзалы. Авот'я вздохнула:

– Ничего, если я с тобой пройдусь?

– Будете блюсти мою нравственность?

– Да нет, ты просто составишь мне компанию.

– Какого черта! Я предпочитаю гулять одна. Вдова Авот'я еще раз вздохнула.

– Я так одинока... так одинока... так одинока...

–Шли бы вы в задницу со своим одиночеством,– сказала Зази со свойственной ей изысканностью выражений.

– Относись с пониманием к проблемам взрослых,– сказала вдова со слезой в голосе.– Ах! Если бы ты только знала...

– Это вас легавмен в такое состояние привел?

– Ах любовь... когда ты узнаешь...

– Я была уверена в том, что вы, в конце концов, начнете пороть пошлятину. Если вы будете продолжать в том же духе, я позову полицейского. Другого, разумеется.

– Это жестоко,– с горечью сказала Авот'я. Зази пожала плечами.

– Бедняжка. Ладно. Я все-таки не последняя сволочь. Так и быть. Я побуду с вами, пока вы не оклемаетесь. Я добрая, не правда ли?

И прежде чем вдова успела ответить, Зази добавила:

– Все-таки с полицейским мне было бы противно.

– Я тебя понимаю. Но что тут поделаешь. Так уж получилось. Может быть, если б твоего дядюшку не дядесперли...

– Я вам уже сказала: он женат. И тетушка моя покрасивее вас будет.

– Нечего родственников расхваливать. Мне и моего Хватьзазада хватает. Будет хватать, точнее. Зази пожала плечами.

– Все это вы придумали,– сказала она.– Может, сменим тему?

– Нет,– энергично выпалила вдова.

– Раз так,– столь же энергично выпалила Зази,– то я объявляю неделю милосердия закрытой. Привет!

– Я все равно тебе очень благодарна, детка,– сказала вдова голосом, полным снисхождения.

Они вместе, но совершенно независимо друг от друга пересекли Севастопольский бульвар и оказались у пивной "Сфероид".

– А! Это опять вы,– удивилась Зази.– Вы что, шпионите за мной?

– Лучше бы тебя здесь не было,– сказала вдова.

– Потрясающая тетка! Пять минут назад от вас было невозможно избавиться, а теперь почему-то я должна делать ноги. Это что, любовь такое делает с людьми?

– Если хочешь знать, у меня здесь свидание с моим Хватьзазадом.

Из подвала послышался страшный гал... деж...деж...

– А у меня – с дядюшкой,– ответила Зази.– Они все там внизу. Слышите, орут, как первобытные люди? А мне, как я вам уже сказала, этого бильярда и даром не надо.

Вдова изучала содержимое первого этажа.

– Там вашего хахеля нет,– сказала Зази.

– Исченет, исченет! – отозвалась вдова.

– Нет, и все тут. Полицейские в кафе не ходят. Права не имеют.

– Вот здесь ты и облажалась,– многозначительно сказала вдова,– Он пошел переодеться в гражданское.

– И вы сможете его узнать в таком виде?

– Я же люблю его,– ответила вдова.

– А пока,– бодро сказала Зази,– может, пойдем пропустим по стаканчику. Кстати, возможно, он уже там, в подвале. Нарочно спустился.

– Это уже слишком. Он – полицейский, а не шпион

– А вы-то откуда знаете? Он что, вам все рассказывает? Уже?

– Я ему верю,– ответила вдовица столь же экстатично, сколь и загадочно. Зази еще раз пожала плечами.

– Пошли! По стаканчику! Вам надо развеяться.

– Почему бы, собственно, и нет,– сказала Авот'я, которая, посмотрев на часы, констатировала, что до прихода альфонцейского осталось еще десять минут.

С верхней ступеньки лестницы было видно, как по зеленому сукну бойко шастают бильярдные шары. Шарики для пинг-понга то и дело мелькали в задымленной атмосфере, пропитанной пивным духом и запахом влажных подтяжек. Зази и вдова Авот'я обнаружили группу туристов, сбившихся вокруг Габриеля, обдумывавшего карамболь высокой сложности. Когда он его выполнил, зал наполнился разноязыкими возгласами одобрения.

– А они довольны,– сказала Зази с гордостью. Вдова утвердительно кивнула головой.

– Все-таки какие они дураки! – добавила Зази растроганно.– Это, считайте, они еще ничего не видели. Представляю себе, что с ними будет, когда он выступит перед ними в пачке.

Вдова снизошла до улыбки.

– Хотелось бы все-таки знать, что такое в точности гомик? – спросила ее Зази по-дружески, как старую подружку.– Пидер? Голубой? Гормосессуалист? Аналка? Это одно и то же?

– Бедное мое дитя,– сказала вдова, вздыхая. Время от времени она обнаруживала в себе чудом уцелевшие исключительно для других крупицы нравственности, обращенной в пыль чарами легавмена.

Габриель, запоров удар от шести бортов, наконец заметил их и помахал рукой, затем хладнокровно продолжил серию, несмотря на то, что последний карамболь явно не удался.

– Я пойду наверх,– решительно сказала вдова Авот'я.

– Святая наивность,– сказала Зази. Она подошла к бильярду поближе.

Биток находился на f2, белый шар – на g3, красный – на h4. Габриель собирался загнать все шары в угол. Он помелил кий и сказал:

– Все-таки эта вдова ужасно приставучая.

– У нее мощный флирт с легавменом, который подходил к тебе в кафе.

– Ладно, неважно. Сейчас главное – не мешай играть. Не хулигань. Спокойствие, только спокойствие.

В атмосфере всеобщего восхищения он поднял кий, готовясь ударить по битку, да так, чтобы биток описал своей траекторией дугу параболы. Но шар свернул в сторону, вместо того чтобы попасть куда надо. Кий оставил на сукне дорожку, за которую держателю заведения обычно выплачивали определенную сумму по прейскуранту. Туристы, тщетно пытавшиеся сделать то же самое на соседних столах, выразили свое восхищение. Пора было идти ужинать.

Собрав с присутствующих деньги, чтобы покрыть расходы и уплатить честно по прейскуранту, Габриель подозвал всех своих, включая и тех, кто играл в пинг-понг, и повел их наверх, чтобы перекусить. Пивная на первом этаже показалась ему вполне подходящей для той цели, и он рухнул на скамеечку у столика, не заметив сидевших рядом друг напротив друга Авот'ю и Хватьзазада. Они игриво помахали ему рукой. Габриель с трудом узнал в щеголе, гримасничающем рядом с вдовухой, того самого полицейского. Прислушиваясь исключительно к биению своего доброго сердца, Габриель пригласил их присоединиться к его табору, что они и сделали. Туристы захлебывались от восторга при виде такого обилия местного колорита. Официанты, одетые в набедренные повязки, начали подавать вместе со слезящимися кружками пива мерзкую солянку, усеянную серо-зелеными сосисками, прогорклым салом, дубленой ветчиной, проросшей картошкой, предоставляя посетителям чреватую последствиями возможность оценить туристическим небом тончайший зацвет французской кухни.

Зази, отведав этого угощения, прямо заявила, что по вкусу оно сильно напоминает говно. Легавмен, взращенный мамой консьержкой в крепких традициях тушеной говядины под соусом, вдовуха, знавшая толк в настоящей жареной картошке, и даже Габриель, даже он, хоть он и привык в своем кабаре к странной пище, тут же трусливо заткнули ребенку рот. Именно благодаря такой безнаказанности хозяевам дешевых и плохих ресторанов удается испортить вкус гражданам как в области внутренней, так и внешней политики и извратить на потребу иностранцам бесценное наследие, полученное французскими кулинарами от галлов, которым, как известно, мы обязаны мужской одеждой типа "штаны", бочарным делом и нефигуративным искусством.

– Вы не дали мне сказать,– вмешалась Зази,– что это (жест) отвратительно.

– Кто же спорит,– ответил Габриель.– Я не собираюсь заставлять тебя это есть. Я проявляю понимание, не правда ли, мадам?

– Временами,– ответила вдова,– временами...

– Дело не в этом,– сказал Хватьзазад,– просто невежливо было бы говорить об этом вслух.

– Шел бы он со своей вежливостью! – вмешалась Зази.

– Послушайте,– сказал Габриель легавмену.– Я бы вас попросил предоставить мне возможность воспитывать ребенка самому, причем так, как я считаю нужным, коль скоро я несу за это ответственность. Правда, Зази?

– Вроде бы,– ответила Зази,– как бы то ни было, я эту дрянь жрать не буду.

– Чего изволите? – осведомился почуявший что-то недоброе официант с печатью порока на лице.

– Хочу другое,– ответила Зази.

– Наша солянка по-эльзасски вам не нравится, мадемуазель? – спросил печатнопорочный официант.

– Нет,– громко и властно ответил Габриель,– ей это не нравится.

Официант оценивающе смерил взглядом параметры Габриеля, затем, принюхавшись, учуял в личности Хватьзазада полицейского. Такое количество козырей в тонкой детской руке заставило его заткнуться. Он уже готов был ползти на брюхе, когда вдруг в разговор вмешался еще более глупый, чем он, управляющий, который тут же предстал перед присутствующими во всей своей красе.

– Чиво, чиво? – прощебетал он.– Опять иносранцы позволяют себе говорить о кухне! Ну и наглый же турист в этом году пошел! Может, эти засранцы еще скажут, что в жратве разбираются?

И он обратился непосредственно к некоторым из них (жест):

– Послушайте, неужели ж вы думаете, что мы одержали столько блистательных побед в стольких войнах для того, чтобы вы плевали в наше мороженое? Неужели вы считаете, что мы здесь в поте лица селекционируем дешевое красное и спирт для спиртовок только для того, чтобы вы пришли и все охаяли, восхваляя вашу дрянную кокаколу и киянти? Вот бездельники! Когда вы еще были людоедами и высасывали мозг из косточек поверженных врагов, наши предки крестоносцы уже готовили бифштексы с жареной картошкой, причем еще до того, как Парментье доказал, что эту картошку вообще можно есть, не говоря уже о кровяной колбасе с зеленой фасолью, которую вы никогда не умели готовить. Что, не нравится? Нет? Можно подумать, что вы в этом хоть что-то понимаете?

Он набрал в легкие воздуха и продолжил в следующих вполне вежливых выражениях:

– Может быть, вам цена не по душе? Так у нас еще по-божески. Вам, жмотам, этого не понять. Как бы наш хозяин умудрялся не платить налоги, если бы не ваши доллары, с которыми вы и так не знаете, что делать?!

– Кончай дурака валять,– сказал Габриель. Управляющий взревел от возмущения.

Он что, еще считает, что умеет говорить по-французски? – заорал он.

Управляющий повернулся к печатнопорочному

официанту и поделился впечатлениями:

– Нет, ты слышишь? Этот кусок дерьма позволил себе обратиться ко мне на моем родном наречии. Меня чуть не вырвало от отвращения!

– А по-французски он неплохо говорит,– ответил печатнопорочный в страхе огрести.

– Предатель,– раздраженно и сурово отозвался управляющий. Голос его дрожал.

– Чего ты ждешь? – сказала Зази.– Набей ему морду!

– Тсс,– отозвался Габриель.

– Лучше отвинтите ему яйца,– предложила вдова,– чтобы он впредь так не делал.

– Я не хочу при этом присутствовать,– сказал Хватьзазад и позеленел.Пока вы будете этим заниматься, я, пожалуй, выйду, мне как раз надо звякнуть в префектуру.

Порочнопечатный официант дал управляющему локтем под дых, чтобы обратить его внимание на слова клиента. Ситуация резко изменилась.

– Итак, я, собственно, хотел спросить,– начал управляющий,– что вам угодно, мадемуазель?

– То, что вы мне подали,– повторила Зази,– это просто говно.

– Вышла ошибка,– сказал управляющий с милой улыбкой,– вышла ошибка, это предназначалось для соседнего столика, для туристов то есть.

– Они с нами,– сказал Габриель.

– Не беспокойтесь,– сказал управляющий и сообщнически подмигнул Габриелю.– Эту солянку я как-нибудь пристрою. Что вы бы хотели взамен?

– Другую солянку.

– Другую солянку?

– Да,– подтвердила Зази,– другую солянку.

– Дело в том, что другая будет не лучше. Я вас сразу предупреждаю, чтобы вы потом не жаловались.

– В общем, вы хотите сказать, что, кроме солянки, у вас ничего нет?

– К вашим услугам,– ответил управляющий.– Ах, если бы не эти налоги!.. (Вздох.)

– Ням, ням, ням,– сказал какой-то турист, доскребая солянку.

Он показал жестом, что хотел бы еще.

– Вот видите! – торжествующе воскликнул управляющий.

И тарелка, которую только что порочнопечатный официант забрал у Зази, появилась перед страдающим обжорством туристом.

– Поскольку в вашем лице мы видим настоящих ценителей хорошей кухни, позвольте посоветовать вам говяжью тушенку,– сказал управляющий.– Банку я открою при вас.

– Наконец-то. Доходит, как до жирафа,– сказала Зази.

Управляющий униженно попятился к кухне. Габриель, добрая душа, чтобы как-то его утешить, спросил:

– А гранатовый сироп у вас как, ничего?

XII

Вот уже три секунды Мадо Ножка-Крошка смотрела на звонивший телефон и лишь с наступлением четвертой решила наконец послушать, что происходит там, на другом конце провода. Снятая с насеста трубка тут же раскудахталась голосом Габриеля. Он заявил, что ему нужно сказать пару слов своей супруге.

– Давай поживее! – добавил он.

– Не могу,– сказала Мадо Ножка-Крошка,– я тут совсем одна. Мсье Турандота нет.

– Болтай, болтай,– вмешался Зеленуда,– вот все, на что ты годен.

– Дура ты! – сказал голос Габриеля.– Если в зале пусто – закрой дверь, если кто-то есть – выстави. Понятно, балда?

– Да, мсье Габриель.

Она повесила трубку. Но все было не так просто. Действительно в кафе был клиент. Впрочем, она прекрасно могла оставить его одного – ведь это был Шарль, а Шарль конечно же не из тех, кто полезет в кассу, чтобы извлечь оттуда горсть мелочи. Шарль человек порядочный. Хотя бы потому, что за минуту до этого он сделал ей предложение.

Мадо Ножка-Крошка только было начала со всем этим разбираться, как телефон зазвонил снова.

– Черт возьми,– зарычал Шарль.– Что за бардак! Ни минуты покоя!

– Болтай, болтай,– сказал раздосадованный сложившимся положением Зеленуда,– вот все, на что ты годен.

Мадо Ножка-Крошка снова подняла трубку, и оттуда в ее адрес с шумом вырвалась целая очередь самых что ни на есть обидных эпитетов.

– Не бросай трубку, стерва, ты же не знаешь, как мне перезвонить! Иди за Марселиной, наконец. Ты там одна или еще кто-то есть?

– Тут Шарль.

– Интересно, кому здесь понадобился Шарль? – с достоинством поинтересовался Шарль.

– Болтай, болтай, вот все, на что ты годен,– сказал Зеленуда.

– Это он так орет? – спросил телефон.

– Нет, это Зеленуда. Шарль мне о женитьбе толкует.

– Решился наконец,– равнодушно отозвался телефонный аппарат.– Но это не помешает ему сходить за Марселиной, если тебе лень взбираться по лестнице. Шарль ведь пойдет на такую жертву ради тебя, правда?

– Сейчас спрошу,– сказала Мадо Ножка-Крошка. (Пауза.)

– Не хочет он.

– Почему?

– На вас сердится.

– Дурак. Скажи ему, чтоп трупку взял.

– Шарль,– закричала Мадо Ножка-Крошка (жест).

Шарль молчит (жест). Мадо начала терять терпение (жест).

– Ну скоро там? – поинтересовался телефон.

– Да,– сказала Мадо Ножка-Крошка (жест). Наконец Шарль, допив стакан, медленно подошел к своей, быть может, будущей супруге, вырвал трубку из ее рук и произнес кибернетическое слово:

– Алле.

– Это ты, Шарль?

– М-да.

– Давай по-быстрому! Сходи за Марселиной. Мне надо срочно с ней поговорить.

– А ты тут не командуй.

– Ох! При чем тут это? Давай скорее, говорю, это очень важно.

– А я говорю, чтоп ты тут не командовал.

И повесил трубку.

Затем он вернулся к стойке, за которой Мадо Ножка-Крошка, судя по всему, предавалась мечтаниям.

– Ну? – сказал Шарль.– Что ты решила? Да или нет?

– Повторяю,– вкрадчиво прошептала Мадо Ножка-Крошка.– Яш не могу так с бухты-барахты. Это все так неожиданно. Я просто в шоке. Мне такое даже и в голову не приходило! Надо подумать, мсье Шарль.

– Неужели ш ты еще не подумала?

– Ах! Мсье Шарль! Какой же вы скелептик! Вышеупомянутый телефон снова заверещал.

– Ну штоштакое! Штоштакое!

– Не обращай внимания,– сказал Шарль.

– Не надо быть таким бессердечным, он ведь все-таки вам друг.

– Да, но из-за этой девчонки наша дружба совсем разладилась.

– Вы о ней забудьте! В этом возрасте все дети с приветом.

Так как телефонное похрапыванье продолжалось, Шарль снова приставил ухо к трубке.

– Аллеееео! -взревел Габриель.

– М-да,– ответил Шарль.

– Ладно, хватит придуриваться. Быстро иди за Марселиной, а то ты меня уже совсем достал.

– Видишь ли,– сказал Шарль с чувством превосходства,– ты мне мешаешь.

– Нет! Вы только послушайте! – заголосил телефон.– Он занят! Чем ты вообще можешь быть занят, олух?

Быстрым и энергичным жестом Шарль прикрыл трубку рукой и, повернувшись к Мадо, спросил:

– Ну так да? Или ну так нет?

– Так да,– краснея, ответила Мадо Ножка-Крошка.

– Без дураков?

(Жест.)

Шарль отнял руку от трубки и сообщил все еще бдящему на том конце провода Габриелю следующее:

– Так вот. У нас тут важное событие произошло.

– Плевать я хотел на твои события. Сходи лучше..

– За Марселиной. Знаю. И выпалил скороговоркой

– Мы с Мадо только что обручились

– Что ж, прекрасно. Вообще-то, я подумал, пожалуй, не надо..

– Ты что, не понял? Мы с Мадо решили пожениться.

– Женитесь на здоровье. Да, действительно, не надо беспокоить Марселину. Ты просто скажи, что я повезу малышку в "Старый ломбард", пусть посмотрит спектакль. С нами поедут иностранцы – очень изысканная публика, еще несколько друзей, одним словом, целая компания. Я уж постараюсь выступить как следует. Пусть и Зази посмотрит, считай, ей крупно повезло. Да, кстати,– как я об этом раньше не подумал,– ты тоже приходи с Мадо Ножкой-Крошкой, там и помолвку отпразднуете, правда ведь? А то как же! Отметить-то надо! За все плачу я. Заодно и программу посмотрите. И олух Турандот тоже пусть приходит. И Зеленуду захвати – вдруг и ему будет интересно? И Подшаффэ не забудьте. Ох уж мне этот Подшаффэ!

На этом Габриель закончил свою речь. Трубка безжизненно повисла на кончике провода, и Шарль, обращаясь к Мадо Ножке-Крошке, произнес следующие памятные слова:

– Ну как? – сказал он.– Значит, заметано?

– Еще как заметано,– сказала Мадлен, внезапно обретя свое полное имя.

– Мы с Мадлен женимся,– сказал Шарль вошедшему Турандоту.

– Прекрасно,– сказал Турандот.– Это надо отметить. Я вас угощу чем-нибудь бодрящим. Только мне жаль терять Мадо. Она так хорошо со всем справлялась.

– Да, но ведь я никуда не ухожу! – сказала Мадлен.– Не буду же я торчать без дела дома, пока он мотается по городу!

– Действительно,– сказал Шарль.– По сути, все остается по-прежнему, с той только разницей, что теперь, если перепихнемся,– то уже на законных основаниях.

– В конце концов все складывают оружие,– сказал Турандот.– Что будете пить?

– Мне плевать,– сказал Шарль.

– Позволь, на сей раз я тебя обслужу,– галантно предложил Турандот Мадлен, шлепая ее по заднице, чего он никогда не позволял себе в нерабочее время, прибегая к этому лишь для того, чтобы как-то оживить обстановку.

– Шарль мог бы выпить стаканчик ферне-бран-ка,– сказала Мадлен.

– Это пить невозможно,– сказал Шарль.

– Однако ты выпил стаканчик перед обедом,– заметил Турандот.

– И вправду ведь. В таком случае дайте мне божоле.

Они чокнулись.

– За ваш законный отныне трах! – сказал Турандот.

– Спасибо,– ответил Шарль, вытирая губы фуражкой. И добавил, что программа еще не исчерпана и что он должен подняться к Марселине.

– Не беспокойся, дорогой,– сказала Мадлен,– я сама схожу.

– Ну а ей-то что до того, что ты женишься? – сказал Турандот.– Завтра она и так узнает.

– Не в этом дело,– сказал Шарль.– Габриель просил ей передать, что Зази сейчас с ним. Он, кстати, всех – и тебя в том числе – приглашает в свое заведение пропустить по стаканчику и посмотреть его номер. По стаканчику, и, надеюсь, не по одному.

– Ну знаешь ли! – сказал Турандот.– Не понимаю, как тебе не противно? Неужели ты пойдешь отмечать помолвку в ночной бар для педиков? Действительно, как тебе только не противно?!

– Болтай, болтай, вот все, на что ты годен,– сказал Зеленуда.

– Вы только не ссорьтесь,– сказала Мадлен,– я сама пойду и все скажу мадам Марселине и заодно приоденусь в честь нашего милого Габи.

Она вспорхнула вверх по лестнице. Долетев до третьего этажа, новоиспеченная невеста нажала на кнопку звонка. От столь изящного нажатия открылась бы любая дверь. Открылась и эта.

– Здравствуйте, Мадо Ножка-Крошка,– тихо сказала Марселина.

– Видите ли...– сказала Мадлен, переводя сбившееся между этажами дыхание.

– Заходите, заходите! Выпейте стаканчик гранатового сиропа,– тихо перебила ее Марселина.

– Но мне надо успеть одеться.

– Глядя на вас, не скажешь, что вы голая,– тихо сказала Марселина.

Мадлен покраснела. Марселина тихо сказала:

– Ведь мы можем выпить по стаканчику гранатового сиропа? Посидеть в женском кругу?

– Но все-таки...

– Вы, кажется, чем-то взволнованы?

– Мне только что сделали предложение. Так что сами понимаете.

– Вы случайно не в положении?

– Пока что нет.

– Ну тогда вы не откажете мне и выпьете со мной стаканчик гранатового сиропа.

– Вам невозможно отказать.

– Я тут ни при чем,– тихо сказала Марселина и опустила глаза. Заходите.

Мадлен прошептала еще что-то невнятно-вежливое и вошла. Когда ее попросили сесть, она села. Хозяйка дома принесла два стакана, кувшин с водой и литровую бутылку гранатового сиропа. Из последнего сосуда она осторожно, но не скупясь, налила большую порцию гостье и совсем чуть-чуть себе.

– Я вообще остерегаюсь,– тихо сказала она, заговорщически улыбаясь.

Потом она разбавила сироп водой, и они с ужимками и гримасками начали прихлебывать из стаканов.

– Ну так? – тихо спросила Марселина.