Текст книги "Игры олигархов"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Охранник повел ее по коридору:

– Меня Никита зовут, – бросил. – Сильно не нарывайся, а то пропнут, как Жанку. Будешь тихо сидеть, будешь, что тебе нужно иметь. Хозяин не жадный, но жесткий. Ему перечить остерегись. Это я тебе так, для общего образования, а то, смотрю, молодая совсем, зеленая.

– Кто такая Жанна?

– Ты только не сболтни, не подставь, – зыркнул.

– Обещаю.

– Была тут больше года назад. Выеживаться начала. Месяц прожила и ту-ту.

– Куда? Убили, что ли?

– Ага. И в землю закопали, – хрюкнул.

– А куда?

– Куда надо. Сиди тихо и вопросы не задавай.

Ярослава притихла, озадаченная словами Никиты и судьбой неизвестной ей "Жанки"

Они поднялись на третий этаж, где девушка еще не была, и, пройдя бильярдную, пару зал в зеркалах и красном дереве, оказались в огромной спальне.

– В ванне он, – кивнул Никита на дверь слева. – Иди.

Вышел и плотно за собой двери прикрыл.

Ярослава постояла, понимая, зачем ее Алекс позвал, и шагнула как на эшафот в ванную комнату. Мужчина стоял под душем и млел, слушая, что-то из классики. Девушка мешать не стала, притулилась у косяка, косясь на кресла. Зачем они в ванной? Нет, удобно, конечно, но…

– Иди сюда, потри мне спину, – попросил мужчина.

– Не знаю где губка, – отрезала.

– В шкафчике, – уставился на нее Алекс, взглядом намекая: поторопись, и не начинай опять свои капризы.

Ярослава зубы сжала и взяла губку, гель какой-то заморский, на который он указал. Правда спину не терла – сдирала.

– Ласковей, – спокойно сказал Леший.

Суздалева легче тереть начала, ненавидя его так сильно, что был бы у нее нож, без раздумий убила.

Алекс губку отобрал, откинул, а девушку к себе притянул. На голову вода хлынула, пижама в миг вымокла:

– Не надоело в одном ходить? – прижимая ее за бедра к себе.

– Где другое взять?

– Понятно, – улыбнулся. – Решим.

Раздевать ее начал, мыть, медленно гель по коже разглаживать, в пену кутать, целовать.

Ему нравились ее губы: плотные, ровные, нежные. Порода даже в такой мелочи видна.

Нравилась грудь: спелая, полная. Нравились покатые плечики и изящные руки, что норовили оттолкнуть его, но даже таким пустячным касанием будили страсть.

Ему нравилось все, но особенно, что она не сдалась и он получил возможность покорить ее вновь. Она опять билась, ненавидела, но не смела оттолкнуть открыто, ударить. Гордость боролась с необходимостью, и когда побеждала последняя, первая все равно оставалась непобежденной. Она проступала во взгляде, в утробных рыках злости и безысходности, в непокорности расправленных плеч и вскинутой головы.

Порода. Этот алмаз никогда не увидит Якутска, он уже у хозяина.

Алекс прижал Ярославу к стене, зажав поднятые руки ей над головой, впился в губы и начал входить в нее. С гелем проще – слишком узкая она, как девственница. Все равно девушка взвыла.

– Потерпи, – прошептал, отпуская ей руки и заставляя обнять себя за шею. – Редко сексом занималась?

– Я занималась любовью, – скривилась девушка, ненавидя его, ненавидя себя, ненавидя то, что происходит.

Подумать только, совсем недавно она любила Гришу, была с ним и летала всю ночь. Была счастлива, была нужна и почти любима. Если бы не Алекс, если бы не его желание – они бы были вместе, у них все было бы хорошо.

Зачем она Лешему, какого черта они столкнулись? Почему она?!

Почему она должна терпеть его похоть, за что ей такое?

– Быстрей бы ты закончил! – вырвалось. Алекс остановился, тяжело дыша, уставился на нее.

– Еще раз так скажешь, я тебя накажу, – сказал спокойно и тихо, убирая мокрую прядку волос с ее щеки.

Ярослава опустила взгляд, притихнув: ей стало страшно. Думать о том, какое ей может придумать наказание этот ненормальный, она не хотела.

Мужчина опять начал движение, влез в рот языком, сжал грудь.

Девушка больше не противилась, только глаза закрыла, чтобы его не видеть.

Когда все закончилось, Алекс постоял под душем, смывая жар, выключил воду и прошел за халатом. Кинул один Ярославе:

– Спать пошли.

И двинулся в спальню.

Ни слов, ни мыслей у Суздалевой не было. Вышла следом, с тоской на постель посмотрела, на которой ей вместе с эти спать придется. И легла с самого края.

– Сюда иди, – услышала тут же. Пришлось двигаться.

Алекс глянул на нее, как плетью хлестанул:

– В ботинках спать не пыталась?

Стянул халат, откинул и прижал ее к своему телу, заставляя лечь на грудь.

– Зачем я тебе? – спросила тихо. Алекс плечами пожал: глупый вопрос.

– Зачем ко мне привязался, мало женщин?

– Тебя захотел.

– А ничего, что я тебя не хочу?

– Ничего, – отмахнулся беспечно.

Все равно ему, у него свое желание, своя прихоть и плевать на желания других. Один вывод напрашивался и не ужасал – куда после всего? Но убивал:

– С Гришей ты специально тогда? Мешался?

– Не люблю соперников.

Ярослава возмутилась, приподнялась, заглядывая ему в лицо:

– А ничего, что мы нравились друг другу? Ничего, что ты сделал больно ему и мне, сломал отношения, возможно судьбы, выставил меня, как шлюху? Ради своей прихоти!

– Это было интересно.

– Интересно?! – ужаснулась. – Наблюдать мучения?

– Нормальная жизнь. Дети играют куклами, взрослые играют людьми.

– Значит люди – игрушки?… А девочки? Зачем все это вообще, что это было, почему? Тоже – поиграть?!

Леший с минуту рассматривал ее лицо в полумраке спальни и улыбнулся:

– Скучно.

Девушка подумала, что ослышалась.

– Что?

– Скучно, – повторил. В глазах невинность и покой.

У Ярославы лицо вытянулось и в груди что-то оборвалось. Может душа?

Вдуматься – зачем она? У таких как он ее точно нет. Живут, как инопланетяне. На одной земле с людьми, а нелюди.

Насиловать, ломать жизнь другим – из-за скуки? Это не укладывалось в голове.

"Я попала на другую планету?" – смотрела на мужчину, будто впервые видела. Впрочем, так и было – она увидела его настоящим только сейчас.

– Тебя мать рожала?

– Представь, – рассмеялся, умиляясь ее наивной вере в моральный кодекс, каждый пункт которого должен быть строго соблюден, иначе все

– не человек. Можно подумать, с ним – человек. – Не забивай свою голову ерундой. Спи.

Прижал к себе.

Ярослава молчала минут пять, потрясенная циничной натурой

Лешинского. И прошептала, как клятву дала:

– Я убью тебя.

Алекс хмыкнул.

– Тоже ничего. Кто-то питонов заводит, кто-то аллигаторов, а у меня киллер на содержании. Круто.

"Сволочь", – зажмурилась Ярослава: "как же такие на свет рождаются?"

– Перед тем как убить, подумай, что от моей смерти измениться?

Пойми, Ярослава, я не нонсенс – я часть системы, как и ты. Система – механизм без всяких иллюзорных метаний. Двигай нужные фигуры, нажимай на нужные рычажки и обрящешь. Все просто, пошло, предсказуемо и без всякой морали. А заповедь одна – сними "розовые очки", отдай наивность врагу и прими жизнь, какая она есть. В конце концов, посмотри на это с другой стороны – жизнь сама – игра, и все мы играем в нее, в себя. Один играет в профессора, другой в доктора, третий в генерала. Один солдатами, другой пациентами, третий умами.

Прими жизнь, какая она есть – меньше вопросов, метаний и не нужных неприятностей будет.

– Это не правильно.

– Это есть. Это система, и ее не изменишь. Поэтому не стоит тратить время на борьбу с "ветряными мельницами". Прими как данность и пользуйся моментом, извлекай пользу. Тебе повезло – я тебя захотел, – одно упоминание, воспоминание и Алекс возбудился.

Повернулся к Ярославе, навис над ней. – Кстати, и сейчас хочу, – положил ладонь на грудь, потянулся к губам. Девушка отодвинулась, попросила:

– Не надо.

Невинное движение в сторону, но какое изящное, естественное в своей грации. "Не надо", но так жарко, жалко – соблазнительно, что слышится "надо, хочу".

Леший за талию притянул ее обратно:

– Ты очень сексуальна, очень соблазнительна, но не знаешь этого, не умеешь пользоваться – в этом особое очарование, неповторимое. Я не смог бы тебя пропустить. Я везунчик, – рассмеялся. – Мне всегда достается лучшее.

И накрыл ее губы своими губами, требуя открыть их и впустить его.

Глава 14

Алекс кинул ей на постель пакеты, заставляя проснуться. Увидел, что она открыла глаза и, повернулся к зеркалу. Застегнул запонки на рубашке, придирчиво оглядывая себя:

– Вставай, одевайся, – промежду прочим сказал Ярославе. – Завтрак накрыт в соседней комнате. Позавтракаешь, – повернулся к ней. – Тебя отвезут в больницу, потом привезут обратно.

– Зачем?

– Восстанавливать, что ты натворила. Сделают пластику. Перевязки уже Андрей Федорович будет делать.

– Если все равно в город ехать, можно я с девочками повидаюсь?

– Нет, – отмахнулся.

– Почему?

– Потому. Позвонить можешь. Отсюда.

– Не дают.

– Кто? – глянул на нее удивленно. – Как звонила?

– Никак. Трубку беру – там тишина.

– Ой, темнота, – усмехнулся. – Это местная связь. Тон нажми – будет городская и междугородняя.

И ушел.

День не прошел – пробежал.

Ярослава переоделась в то, что ей дал Алекс, дивясь наряду.

Посмотрела на себя в зеркало, покрутилась на высоких каблуках, изучая себя, почти как Леший. И заулыбалась – надо же, она может выглядеть как дама: элегантно и эффектно. Правда прическа к брючному костюму шла, как кроссовки к вечернему платью, но да ладно.

Позавтракала и поехала в клинику. Ее приняли, словно ждали, впрочем, может, так и было. Охрана подождала, привезла обратно.

Потом появилась миловидная женщина со стандартной улыбкой, которые здесь Ярослава на каждом лице видела, и принялась колдовать над ее волосами. Потом ей сделали маску лица, маникюр, педикюр, массаж тела.

Ярослава чувствовала себя вновь рожденной. Настроение стало вполне сносным, если не думать об Алексе. Она решила позвонить

Свете. Та не ожидала, обрадовалась:

– Мы думали, ты как Инна сгинула! Фу, Суздалева! Нельзя так людей пугать.

– У меня все хорошо, просто так получилось, что пришлось уехать срочно. Через год вернусь. Вы как?

– Нормально. Ты куда уехала-то?

– Неважно, Света. У вас точно все хорошо?

– Да точно! Инна, правда, так и не нашлась, потом ты пропала. Мы вообще в панике были. Совести у тебя нет.

– Ну, извини. Я звонить буду, ладно?

– Попробуй не позвонить! Слушай, а как институт? – озадачилась.

– Не знаю, – вздохнула Ярослава. – Ничего пока не знаю.

– Ну, ты даешь, подруга. Любовь, что ли, образовалась, поэтому все бросила? Хотя выглядела ты, когда мы последний раз виделись, больше мертвой Офелией, чем живой Джульеттой.

– Никой любви, Света.

– Звучит уныло. Ты сама-то в порядке?

– В полном. Как Лариса? Ходили?

– Без перемен. По Инне следователь всех на уши поставил, а все равно, ни слуху – ни духу. Пропала.

Ярослава помолчала, вздохнула: не помочь тут. И ведь не скажешь, что скучали некоторые, поэтому с подружками такое творится.

– Девочкам привет передавай, – свернула разговор. – Я часто звонить буду. Держитесь. И будьте осторожней, хорошо? Пока.

– Пока.

Суздалева положила трубку на стол. Грустно стало, лучше б не звонила. Но опять это /надо /влезло. И придется – Алексу нельзя поддаваться, нельзя верить. Вот перехитрить бы, переиграть.

Отомстить. Да потянет ли?

Как назло, вечером Алекс был само обаяние, вел себя настолько галантно, что Ярослава теряла неприязнь к нему и вновь подумала, что совсем не знает его.

Они просидели у камина до ночи, обсуждая правление династии

Романовых, и в жарком споре девушка теряла плохие мысли, совсем по-другому смотрела на мужчину.

Леший внимательно следил за ней, задавал каверзные вопросы, проверяя эрудицию и в который раз поздравил себя с хорошим приобретением. Ярослава шикарно смотрелась с новой прической в новой

"шмотке". Лицо в жаркой дискуссии ожило, глаза засияли. Речь была правильной, плавной, манеры не вызывали нареканий. Она была сама женственность и элегантность. Есть чем похвастаться.

– Есть предложение, – взял ее за подбородок, с вожделением поглядывая на манящие губы. – Поедем завтра в город, устроим шопинг.

– Уже устраивали, – убрала его руку.

– И ты выбрала лишь купальник.

– Я не знала, что ты "скучаешь".

– Оставим. Тебе все равно нужны наряды, так что едем.

– Тогда заедем в институт. Мне нужно утрясти этот вопрос.

– Это не вопрос. По окончании контракта получишь диплом об окончании института.

– Что я с ним буду делать, если ничего не знаю?

– Со мной ты научишься большему.

– Ты против образования?

– Нет, но в твоем случае – да. Учись, пожалуйста, но так, чтобы твое желание не мешало моему.

– Ты сам говорил: "нужно думать о завтра".

– "Завтра" тебе обеспечу я, поэтому думай обо мне.

Вот так: просто и самонадеянно. Я пуп земли – крутитесь. Я всех и все куплю – кланяйтесь.

Ярослава отвернулась, спросила тихо:

– Могу я попросить тебя, использовать те деньги, что ты мне обещал через год – сейчас.

– На что интересно?

– Можно выкупить Инну, – посмотрела на него. Алекс скорчил неопределенную мину:

– Нельзя.

– Почему?

– Иногда твои вопросы вызывают оскомину от их глупости. Нельзя – потому что нельзя. Потому что много факторов против, "за" только твое желание.

– Но это мое желание. Это мои деньги…

– Ты их еще не отработала.

Ярославу покоробило его высказывание, но она решила не обострять:

– Я подписала документы.

– Это ничего не значит.

– Хорошо. Тогда то, что ты хочешь потратить на меня, просто отдай мне.

– Хочешь накопить выкуп за Инну? – прищурился недобро.

– Да.

– Ты альтруистка?

– Инна моя подруга. У каждого человека есть долг: долг перед родителями, семьей, Родиной, друзьями. Мой долг помочь Инне.

– Любым способом, даже в ущерб себе?

– Иначе грош цена дружбе.

– Дружбе, – кивнул: придется лечить девочку от чреватых заблуждений. – Хорошо. Я даже не буду задавать тебе вопрос: уверена ли ты, что Инна хочет спасения, что ее вообще нужно спасать.

Опустим. У тебя есть желание и ты просишь меня помочь тебе его осуществить, правильно?

– Да.

– Ты хочешь заработать сейчас, а не через год?

– Да.

– Прекрасно. Встает вопрос: чем или как ты можешь заработать?

Что ты умеешь? Ничего. Продать? Тоже нечего. Кроме одного – твоих данных. С них и начнем. У меня достаточно влиятельных друзей, которые могут заинтересоваться тобой. За ночь ты будешь иметь максимум тысяч двадцать, и то, если о-очень активно поработаешь…

Ярослава отпрянула, сообразив, о чем он.

– Я не про это!

– А я про это и про то. Ты готова подставить себя за подругу.

Это не просто глупость, это нечто невероятное. Ты абсолютно неадекватна в этом вопросе. У меня даже закрадываются сомнения в твоих умственных способностях. Еще одно слово на эту тему, я выполню твою просьбу и отдам тебя тем, кто занимался устройством досуга твоих подруг.

– Если ты знаешь этих людей, почему ты…

– Хватит! – Алекс обрезал ее довольно грубо. Помолчал и уже спокойно сказал. – Ты привлекательна в своей своеобразности, но и она должна иметь границы. Мне не нужны твои романтические иллюзии, мне нужно твое внимание и послушание. Если ты хочешь чего-то добиться в жизни, научись для начала понимать желания людей, которые могут тебе что-то дать, и потакать им. Начни с меня, – мужчина взял ее руку и провел ладонью по щеке, шее, прижал к груди, что виднелась в расстегнутый ворот рубашки. – Сегодня я хочу, чтобы ты погладила меня. Смелее, – подтянул к себе.

Ярослава начала гладить, обдумывая его слова, пробираться пальцами под рубашку, не чувствуя отвращения. Тело Лешего было приятно: строгая форма мышц, гладкая чистая кожа, широкие плечи, да сам он был симпатичным. Если бы его совершенно несимпатичная натура, его легко можно было назвать привлекательным.

Но вот вопрос: к чему ему, состоявшемуся и во всех аспектах успешному, возиться с ней? Чему-то учить, что-то требовать, просить и ломать под себя?

Леший расстегнул ее кофточку, добрался до груди, но девушка придержала его руку:

– Зачем я? Почему ты объясняешь что-то мне, если есть женщины, которым понятно, что ты хочешь и они легко это дадут за твое положение?

– Неинтересно, – прошептал, склоняясь к ее губам. – Я хочу настоящего, а они могут дать только фальшь. И стоить она будет много дороже естественности.

– Выгода? – ей стало до одури грустно – как же цинично и пошло устроен его мирок! – Но я тебя ненавижу, а они бы любили.

"Любопытное признание", – улыбнулся мужчина.

– За выгоду, за деньги. А ты за них ненавидишь. По настоящему?

– Да.

– Ну, вот видишь? У тебя все настоящее, живое: ненависть, эмоции, тело, переживания. Поэтому я хочу тебя, – накрыл ее губы, не дав задать другие вопросы.

Ее слова взбудоражили кровь. Брать ту, что ненавидит, смотреть как она смиряется и принимает его, все равно что покорить саму ненависть, подчинить себе то, что не всегда возможно контролировать и в себе – это что-то.

Обычно Леший быстро уставал от женщины и длительные отношения складывались лишь по взаимовыгодности, как с Ирмой – прекрасной ширмой для его личных дел, входным билетом в определенные круги, способ наладить отношения с кем ему надо. Она знала, как себя вести в грязном омуте бомонда, он – в пустом, но сверкающем обществе аристократической элиты. Она развлекала его своими друзьями и рекламировала его "фишки", он оплачивал ей эту возможность. Все четко и понятно.

Здесь же другое, нечто, до чего невозможно дотянуться через связи и финансы. Пройдет год, Ярослава заматереет и станет второй Ирмой, тогда они спокойно расстанутся. Но даже тогда он будет помнить ее живую, вот такую колючую и нежную, открытую, откровенную со всеми мыслями и смешными суждениями – на распашку. По настоящему ненавидящую, гордящуюся, переживающую, рассуждающую, отдающуюся ему со всеми своими достояниями и достижениями, со всем своим мирком глупых иллюзий, в который опять же, верит по-настоящему. Нет, это действительно – нечто. Владеть ею, все равно, что завладеть душой, держать ее в своей ладони и по желанию исторгать нужные ноты эмоций.

Это круче чем просто владеть телом, чем двигать "пешки". Это все равно, что покорять Бога в своем проявлении – душе человеческой. Все равно, что быть Сатаной, заполучить душу и владеть ею на свое усмотрение. Оказаться на месте того и другого, поиграть в библейских персонажей, прочувствовав их жизнь, их отношения.

Это пик, недосягаемая вершина возможностей даже для круга Лешего.

А он смог, он покорил эту вершину и, став Богом, поиграет в Дьявола, став Дьяволом, будет Богом, пусть в одном маленьком мирке маленького человечка. Этого довольно. В конце концов, все получить нельзя. Но ему и об этом хватит памяти до конца жизни.

Леший стащил с Ярославы остатки одежды и поставил на колени, начал входить сзади, придерживая зашипевшую девушку за шею. Он не торопился, он хотел, чтобы она прочувствовала его, поняла, что она и кто он.

Алекс смотрел на снежно белую спину, тонкий стан, лицо прижатое щекой к дивану, видел как извиваясь девушка пытается ускользнуть от него, не понимая что зажата, что не уйти, и чувствовал себя Богом что смотрит на метания людей со своей высоты, чувствовал себя настоящим покорителем вершины, что стоя на пике, оглядывает снег под ногами, лежащие пред ним просторы, изгибы гор, маленьких вершин внизу, что локотки, что руки Ярославы, пытающиеся зацепиться за что-нибудь, дотянуться до него, оттолкнуться, чтобы оттолкнуть, но тем лишь сильнее покоряются.

Он брал ее не спеша, оглаживая и любуясь, как Кощей свое злато.

Растягивал удовольствие, давая ей притихнуть, а, после, вновь заставляя трепетать, биться, мечтать увернуться и… отдаться наслаждению. Он ждал капитуляции, ждал, когда она затихнет, окончательно подчинившись. И дождался – девушка вскрикнула, содрогнувшись, забилась уже не гоня, а принимая, не от ненависти – от удовольствия.

И ему было настолько хорошо, что все остальное бледнело перед этим ощущением, уходило прочь как бедняк с котомкой, которому нечего делать на барском дворе.

Глава 15

Потребность Алекса в обществе Ярославы то росла, то исчезала.

Ломать себя и гнуться под его капризы, девушке было все трудней. Она надеялась хоть как-то свыкнуться, затаиться и пережить этот год, но чем большей дней проходило, тем меньше было терпения и желания терпеть. Порой девушке очень хотелось опустить на голову Лешинского тяжелый предмет или задушить подушкой ночью, пока он сладко посапывает рядом.

Нервное напряжение в свою очередь сказывалось головными болями и перепадами настроения: Ярослава то впадала в апатию, то оживала и начинала на что-то надеяться, то строила планы как сбежать из особняка, не навредив подругам, то оказывалась во власти тоски и ненависти от безысходности.

Она уже не пыталась привыкнуть к Лешинскому и хоть как-то пережить его общество, но еще надеялась как-то свыкнуться с жизнью в его доме, но один день здесь походил на другой и вызывал раздражение своей монотонностью.

День здесь начинался с обеда и заканчивался под утро. Все сновали, создавали видимость, что они что-то делают, но Ярославе не доставалось и этого. Она в прямом смысле пинала воздух, не зная чем заняться.

Несколько дней Леший возил ее по бутикам и наряжал как куклу, причем не спрашивал ее мнения, нравиться ей эта вещь или та или нет.

Ее мнения вообще никто не спрашивал, как не интересовался пристрастиями в пище, одежде, даже в выборе цвета лака для ногтей слово оставалось за той, которая делала маникюр.

Девушка чувствовала себя бессловесной игрушкой, девочкой по вызову. Помочь на кухне – нельзя, сделать что-то по дому – нельзя, пойти прогуляться – тоже нельзя, потому что Алекс дома и может в любой момент позвать ее. И звал. Если не являлся сам, то приходил охранник и провожал ее до бассейна или кабинета. И только за одним.

Неутомимость Алекса уже пугала Ярославу, фантазии убивали. Он мог пригласить ее лишь для того чтобы взять на бильярдном столе, обнять в бассейне, огладить усадив на столе кабинета или всего лишь поцеловать на балконе.

Ей всерьез показалось, что собственное удовлетворение – единственное ради чего он живет. И презирала его за это, себя за то, что стала объектом удовлетворения, сосудом, что наполняется по прихоти, а потом отодвигается.

Говорят, ко всему можно привыкнуть, но видно Ярослава стала исключением из правила. Она никак не могла привыкнуть ни к бездействию, ни к манере Лешего и его привычкам, не к укладу в доме, ни к пренебрежению, как со стороны хозяина, так и со стороны его подчиненных, ни к гостям, что посещали особняк – надменными, насупленными как индюки. Они напоминали ей персонажей спектакля или карнавальные маски – по разному разряженные и разные по телосложению, внешнему виду женщины, имели одну и ту же холодную и неприступно гордую осанку, выражение лица. Мужчины, улыбчивые и хмурые, худые и полные, брюнеты и блондины, были, как один одеты с иголочки, вальяжны и хитроглазы. И все надменны. Они были похожи на кукол из отдела игрушек, пластмассовых "Кенов" и "барби".

Внутри Ярославы рос бунт, но мозг еще не находил выхода для него.

Зато она четко поняла – Алекс – маньяк, инопланетянин. Легче, конечно не стало, но стало ясно, что не стоит заморачивать себе голову над его пристрастиями, словами, взглядами на жизнь. Он больной и психика у него "вывернутая", а что с такого возьмешь?

Но ведь и маньяку должна когда-нибудь наскучить жертва? И была уверена, так и случиться, но вот уже второй месяц, как она в особняке, а ничего не менялось.

У Ярославы появилось любопытство: как же было с другими его женщинами, например с той же Жанной, о которой говорил Никита. Этот вопрос Лешинскому не задашь, не подставив охранника, поэтому девушка решила выпытать его самого. Набралась смелости и подошла к охраннику в холле.

– Мне нужен Никита. Вы не могли бы его позвать?

Мужчина с минуту рассматривал ее как все в доме – сверху вниз, и недовольно поджав губы, поднес рацию к губам:

– Макс, тут Никиту спрашивают… Да, /эта/… Ага. Жди, – бросил и замер, рассматривая вензеля герба Лешинского над зеркалом холла.

Ярослава склонила голову – /эта.///

В пренебрежительном прозвище было суть отношения к ней: отношения, как к очередной, приходящее – уходящей вещи, именно – вещи, а не человеку. Вещи, которую здесь терпят лишь потому, что того желает хозяин, но им все равно на нее, что с ней, как, кто она

– тоже не волнует. Много чести утруждать себя, узнавая ее имя, и относиться как к равной – тоже. Кто она такая?

Жутко. А главное не знаешь, что с этим делать, понимаешь, что в чем-то они правы.

Двери с улицы открылись, но вместо Никиты в холл вплыла высокая, элегантная женщина с яркой внешностью.

Она мазнула взглядом по Ярославе и уставилась на охранника.

– Алекс у себя?

– Да, – заверил мужчина.

Женщина чему-то улыбнулась неестественно пухлыми, словно вспухшими, но ровно подведенными помадой губами, стянула перчатки, скинула легкую короткую шубку… на руки Ярославе:

– Мне "Леди Грей" и не переборщите с лимоном, милочка, – бросила не глядя, поднимаясь по лестнице, как королевская особа, чуть покачивая обтянутыми длинной шелковой юбкой бедрами.

– "На заднице этой стервы, можно воду морозить", – ляпнула девушка, вспомнив фразу из фильма "Красотка".

Охранник фыркнул, подарив Ярославе понимающий и снисходительный взгляд, и опять закаменел. Женщина остановилась и медленно повернулась, выгнула бровку:

– Вы что-то сказали, милочка? – выдала улыбку гюрзы, а взгляд действительно мог заморозить и отравить ядом не хуже укуса змеи. В этот момент женщина уже не казалась девушке красавицей.

– Ничего, – заверила и демонстративно опустила руки, скидывая на пол верхнюю одежду женщины. Улыбка той не померкла, но стала вовсе как у мертвеца:

– Можешь собирать свои вещи. Ты уволена, – сообщила ледяным сладковатым в своей ядовитости голосом.

– Ура!! – расцвела Ярослава. Подпрыгнула с вытянутым вверх кулаком, шокируя женщину. И притихла – наверху появился Алекс, замер, небрежно облокотившись на перила и, уставился сначала на

Ярославу, потом на Ирму.

– На каком огороде ты нашел это пугало? – мило проворковала женщина.

– Что происходит? – пропустил ее вопрос мимо ушей мужчина.

– Отвратительные манеры прислуги. Советую убрать ее, пока не опозорила, – подплыла к нему Ирма и, положив руку на плечо, потянулась к щеке. – Здравствуй, милый.

Алекс прикрыл ресницами глаза, не спуская взгляда с Ярославы. Он специально позволил Ирме появиться в доме, желая узнать реакцию девушки.

Суздалева посмотрела на них: идеальная пара. Зачем Лешему она, если такие мадам на шею вешаются? Вот брал бы и трахал эту "воблу".

Парочка бы была – на зависть их округе.

Но какова она! Лед в вечернем платье!

Алекс понял, что просчитался – девушка презрительно посмотрела на них и отвернулась. Интереса, ревности и прочей, ожидаемой мужчиной прелести, в ее глазах не было – только дерзость, гордость и ненависть, от которой Лешинский уже начал уставать, но никак не мог с ней справиться. Антипатия Ярославы была столь же неистребима как противление ему. Это рождало раздражение, оно накапливалось, отравляло настроение и грозило вылиться в вспышку гнева. Однако подобное состояние так же было в новинку Алексу, поэтому он терпел, изучая себя как бы со стороны и пытаясь понять происходящее с ним, с

Ярославой, проанализировать их отношения и его отношение к ней.

Выходило, что он не готов выкинуть девушку, просто отодвинуть, как не пытался. Она по-прежнему заводил его и удивляла, дарила ощущение жизни и остроту восприятия, но в том и дело, ее очарование даже в

"колючках" становилось все более глубоким и пронизывающим, одуряющим

– привязывающим его, а не ее. Доводящим до безрассудства, когда отодвигается важная встреча, ради того, чтобы удостовериться в своей власти над ней, удовлетворить свое желание просто увидеть ее, ощутить тепло кожи под пальцами, насладиться видом ее: глазами, устами, упрямыми прядками волос, падающих на лоб.

Просто увидеть ее! Всего лишь!

Нонсенс. Но он происходил с ним!

Лешинский распалялся – она холодела и тем распаляла еще больше.

Чем-то это напоминало ему бег по кругу вокруг столба – Ярославы. Его бег. А бегать он не привык и решил сделать еще одну рокировку, поменяться с ней местами – пусть теперь она побегает за ним.

– Что ты так смотришь на прислугу? Пытаешься вспомнить, откуда она взялась?

– Она моя любовница, – улыбнулся Ирме Алекс. Женщина выгнула бровку, недоверчиво глянула на девушку, пытливо посмотрела на мужчину, и рассмеялась:

– Ах, Алекс, Алекс! Ты решил шокировать меня или общество?

Забавная шутка.

– Отчего? Это правда.

Женщина смолкла, взгляд стал жестким и чуть злым:

– Чем же я тебя не устраиваю?

Лешинский с улыбкой посмотрел на женщину, взял за подбородок и ласково шепнул ей в ее разукрашенное личико:

– Не люблю змей, а искусственных не переношу вовсе.

Ирма скривилась в оскале и хотела его ударить, но передумала. Миг слабости и лицо вновь стало безмятежным, взгляд томным и ласковым, губы окрасила улыбка:

– Шалости Лешинского? Бог с тобой, развлекайся. На что она еще годна?

И деловито добавила, двинувшись в гостиную:

– Я по делу.

– Весь во внимании, – пропел мужчина, не глядя поманив девушку: поднимайся.

Жест стал как последняя капля в чаше терпения Ярославы, она вызверилась:

– Щаз! Только туфли поглажу! – развернулась и ушла на улицу, громыхнув дверью.

Ирма повернулась к Лешему, остановившись на минуту – ну, еще бы, пропустить маленький скандальчик не в ее стиле.

– Какая очаровательная особь, – проворковала с милейшей улыбкой и нескрываемой насмешкой во взгляде. – Не знала, что ты любишь неандерталок. Что она там, промычала? Ах, впрочем, о чем я? Ее ротик создан совсем для другого. Главное, чтобы она хоть это-то умела.

И поцокала дальше, гордая осанка, грациозная походка.

– Не боишься, что откусит? – рассмеялась.

Алекс кивнул охраннику: верни Ярославу, и пошел за женщиной.

– Ты все так же остра на язычок.

– Ну, милый мой, – развернулась к нему и потянулась, жмурясь, как кошечка, но явно в желании не обнять, а уязвить. – Мой язычок не так опасен для тебя, – обвила все-таки его шею руками, провела ладонью по волосам. – Забыл уже? Напомнить? – игриво вздернула бровку. Одна рука скользнула вниз, накрыла пах. – Я скучала.

– Вернись, – перехватил ее на дорожке мужчина.

– Отстань!

– Хозяин велел…

– Ааааа хыф, пыф!! – вырвалось само. Лицо перекосилось от злости, пальцы в кулаки сжались и Ярослава даже взвизгнула от ярости, топнула ногой. – Ненавижу!! – процедила.

Охранник равнодушно глянул на нее:

– Да, пожалуйста. Но сейчас вернись и поднимись в гостиную. Или мне силой тебя привести? Лешему это не понравиться. У него гостья.

– Лешему! – уставилась перед собой, пытаясь смирить гнев. – Леший и кикимора. Классная пара! – выставила большой палец лесу. – Вот и миловались бы меж собой!!

– Может они втроем хотят? – спокойно заметил мужчина.

У Ярославы не то, что гнев, слова пропали: