Текст книги "Город-крепость (ЛП)"
Автор книги: Райан Гродин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
16 дней
Дей
Я не верю в призраков. Не так, как моя бабушка, которая каждое утро опускается на колени у храма наших предков, держа в сжатых ладонях курительные палочки и принося подношения в виде рисовой водки и апельсинов. Всегда считал, что это глупо, напрасная трата фруктов и хорошей выпивки на мертвых, которые молчаливы, которых больше нет.
Он постоянно меня преследует.
Брат приходит ко мне во сне. Когда я закрываю глаза, вижу один и тот же кошмар. По кругу крутится "ночь, которая все изменила". Голос моего брата гремит и жалит, он неизменен с самого момента его гибели.
– Не делай этого, Дей. Ты не такой. – Он всегда протягивает руку, цепляясь за край моей толстовки. Пытается меня остановить. – Ты хороший человек.
А потом появляется кровь.
Ее всегда очень много. У меня на руке. На брате. Она льет и хлещет нереальным образом. Так бывает в мультиках, которые мы смотрим и где кровь брызжет фонтаном. Я пытаюсь ее остановить, держу его руку, но она ускользает. Его последний вздох клубится в зимней ночи в виде английского восклицательного знака. Отвратительная пунктуация. Это должна быть точка. Солидное окончание. А не такое...
Просыпаюсь, в груди бешено колотится сердце. На грязном белом кафеле моей квартиры крови нет. Только лишь прямые линии, что нарисовал углем я сам. Знаки, которые я стираю день за днем своим пальцем.
Сажусь, пытаясь сморгнуть ужас с сонных глаз.
Мир не изменился. Мой шрам все еще на месте. Мой брат мертв. Я заперт в Хак-Нам, а на стене все те же шестнадцать полос. Они говорят, что скоро – очень скоро – мое время выйдет.
* * *
Часть меня сомневается, что парень придет. Прислонившись к стене по другую сторону улицы от борделя Лонгвея, считаю секунды, отстукивая их пальцами. Гориллоподобный охранник у входя наблюдает за мной сквозь прищуренные глаза.
Стараюсь не обращать на него внимание и сосредоточиться на бумажных фонариках, висящих у входа в бордель. Их алый свет тает в драконе, выгравированном на двери. Это эмблема Братства: зверь, выкрашенный в цвет, приносящий удачу и кровь. Он нарисован на стене каждого здания в Хак-Нам. Напоминание, что все здесь принадлежит им. Почти все.
Минуты тянутся одна за другой, и я начинаю думать, что парень слишком умен. Он, должно быть, почуял неладное. Мои пальцы дергаются все быстрее, выстукивая фестивальный ритм, когда из тени возникает Джин.
Может, всему виной голубоватый отблеск светофора, висящего вверху на трубе. Или же кусочки моего кошмара все еще стоят перед глазами. Что бы это ни было, лицо парня коробит меня. В нем куча беспокойства и угловатости. Идеальная смесь переживаний и жестокости.
Прямо как у брата.
– Что-то не так? – Джин шагает в одинокую полоску света, и видение проходит. Подобие брата ускользает как прозрачный лист. Сейчас передо мной стоит просто уличный мальчишка. В глазах недоверие. Руки скрещены на груди.
– Все нормально. – Я сглатываю подступившие воспоминания (нахожусь на стабильной диете вынужденной амнезии) и отталкиваюсь от стены. – Идем. Не стоит опаздывать.
Горилла отходит в сторону, и дверь в логово дракона открывается. По коридору мимо закрытых дверей катится сладкий, землистый, терпкий и удушливый опиумный дымок.
Я задерживаю дыхание и скидываю ботинки, ставя их в мраморной прихожей в один аккуратный ряд с тапочками и кожаными мокасинами. Позади меня останавливается Джин, его губы мрачно искривляются, пока он смотрит вниз на свои собственные ботинки.
– Ничего с ними не случится. А если и так, то я куплю тебе новые из своей доли. – Говорю это лишь для того, чтобы заставить парнишку двигаться. Мы и так почти опоздали, а я не могу позволить, чтобы Лонгвей что-то заподозрил. – Такие, которые тебе будут по размеру.
В конце концов, он разувается. Мы идем по коридору в общую комнату.
Дымка здесь гораздо плотнее. Длинные диваны образуют вокруг ковра кольцо. Они заполнены разного рода предпринимателями, чьи руки под воздействием опиума свисают к полу. Это место не такое уж причудливое, как хотелось бы, на мой взгляд, Лонгвею. В нем есть скорее позерство и дряблость. Один из углов на диване изорван. На ткани тахты видны дымные пятна. Рисунки на красно-золотистых гобеленах стен выполнены в свободном стиле и на разные темы. Перед той ночью, которая все изменила, я назвал бы это место мрачной дырой. После двух лет соседства с гигантскими крысами и хождения по улицам, вымощенным человеческими фекалиями, все здесь похоже на императорский дворец.
Один из мужчин окидывает нас быстрым взглядом. На нем шелковый пиджак, на котором вышит алый дракон, змеящийся по рукаву. На лице мужчины виден сморщенный фиолетовый шрам, сбегающий по челюсти вниз. В районе живота есть некоторое уплотнение – результат того, что несколько лет он только отдает приказы.
Это Лонгвей – главарь Братства, бог ножей и шприцев, король маленького ада.
– Этот тот мальчишка, который выполнит работу? – Голос у наркобарона, словно у собаки. Гортанный. Лающий. – Выглядит не очень.
Бросаю еще один взгляд на парня. Он глядит по сторонам во все глаза, его плечи напряжены, а руки все еще скрещены на груди. Алый свет фонарей в борделе лежит на лице Джин. Показывает, насколько он недоедает. Наверное, достаточно порыва ветра, чтобы сбить его с ног.
Из желудка поднимается новый спазм, но я не обращаю на него внимания. У меня нет такой роскоши, как сомнения и догадки. Или так, или на плаху.
– Он лучший, – говорю я наркобарону. – Даю слово.
– В этом нет необходимости. – Оскал Лонгвея похож на пасть дракона: хищный и резкий, увенчанный фальшивым золотым зубом. – Взамен я просто заберу твою жизнь.
Внутренности вспыхивают огнем. Но потом я вспоминаю про ботинки в коридоре. Оглядываюсь назад и смотрю в угольные глаза парня.
Со мной все будет в порядке.
Лонгвей кивает в дальний угол. Мужчина, одетый в хороший черный костюм, появляется из-за его плеча. Он держит пакетик с белым порошком, который упакован в форме кирпича.
Лонгвей забирает брикет и взвешивает его в руке.
– Ты знаешь, где находится ночной рынок, парень?
– В Дальнем городе? – Джину удается скрыть дрожание в голосе, но оно остается в его плечах.
– Да. Сенг Нгои. – Он хмурится, слыша детский сленг. – Отнеси пакет в последний ларек на западном углу. Там старик занимается резьбой по нефриту. Отдай это ему, забери то, что он даст тебе, и возвращайся сюда. Мой человек присмотрит, чтобы обмен прошел как надо. Твой товарищ останется здесь, пока ты не вернешься. А если ты не вернешься, то у него будет приятная и весьма продолжительная встреча с моим ножом.
Парень бледнеет. Мои пальцы снова начинают дрожать. Они бешено выстукивают стаккато, пока я наблюдаю за тем, как Джин прячет брикет под тунику и идет к двери.
– Присаживайся. – Золотой зуб Лонгвея снова вспыхивает, когда мужчина жестом показывает в сторону пустой тахты.
Я глубоко втягиваю в себя воздух и опускаюсь на проседающие подо мной подушки.
Пора приниматься за работу.
Джин Линь
Выбегать в Дальний город всегда опасно. В Крепость полиция не заходит, но они всегда ждут снаружи. Немало бродяг закончили свои дни за решеткой, после того как их поймали с наркотой.
Но сейчас полиции нет, и я бегу по широким и чистым улицам. Только вспыхивающие неоновые вывески, отблеск автомобилей и открытое темное небо. Идет дождь. Когда я добираюсь до ночного рынка, я вся промокла: одежда, волосы. Единственное, что осталось сухим – это пакет. Он лежит в плотном креплении между моей грудью и рубашкой.
Чем скорее я с этим покончу, тем скорее смогу вернуться в бордель. И продолжу разглядывать все эти разрисованные лица ради того, чтобы найти одно-единственное.
Мужчина, вырезающий нефритовые фигурки, даже не смотрит на меня, когда я подхожу к его ларьку. Он полирует крошечные фигурки животных.
– Сюда клади, – шепчет мастер и подталкивает корзину, стоящую у его ног. Она стоит под столом с товаром, и на нее вполне можно не обратить внимание.
Оглядываюсь. Здесь, в самом дальнем углу рынка, покупателей немного. У киоска рядом с нами, разглядывая ювелирные украшения, стоит пожилая пара, а продавец что-то считает на калькуляторе. Рядом парень обнимает девушку. Они смеются. Одновременно. Для меня это странно. Странно, что они счастливы, напоминают мне о том, чего нет у меня.
Моя рука проскальзывает под куртку и вытягивает оттуда брикет. Подхожу ближе к столу. Достаточно близко, чтобы схватить сверток, если придется.
– Где мой пакет? – спрашиваю я.
Впервые за все время торговец поднимает на меня взгляд. Осознаю, насколько жалко я выгляжу: тонкая, словно бамбук, мокрая, вся в грязи. Я не принадлежу этому миру. Со всей его радостью, смеющимися людьми... эти убогие, по завышенной цене, статуэтки.
– Дружище... скажи... что возникла небольшая заминка. Я заплачу через пару дней. Скажи, что я пришлю своего парнишку.
Я не двигаюсь. Все идет не так, как нужно. Я должна забрать пакет... деньги... и принести его обратно. Если я этого не сделаю, то провалю свою задание. А значит Дей умрет.
Острее, чем рыбацкий крючок, меня захватывает последняя мысль. С чего это я вообще переживаю за Дея? Он не является той причиной, по которой я бегаю и за которую сражаюсь. Если он напорется на нож, значит сам виноват. Он прекрасно знал, на что идет, когда переступал порог борделя Лонгвея.
Убеждаю себя, но это ощущение все равно не проходит. Оно давит мне на грудь ответственностью за жизнь Дея.
– Ты, похоже, смышленый парнишка. – Продавец улыбается, обнажая ряд кривых желтых зубов. – Я уверен, твой друг все поймет. Мы с ним давно знакомы. Ему будет достаточно моего слова.
Он прав. Я умна. Достаточно умна, чтобы действовать по правилам. Умна, чтобы выжить.
Никому не доверяй. В голове всплывает второе правило. Оно ревет и вспыхивает, словно полицейская сирена. Может, мужчина и говорит правду, но я не вернусь в бордель Лонгвея с пустыми руками.
– Значит мой друг поймет? – спрашиваю я. Этому трюку я давно научилась на улицах: если ты ведешь себя по-идиотски, люди не обращают на тебя должного внимания. Они ничего от тебя не ждут.
– О да, – улыбка мужчины становится шире. – Он знает, где меня найти. Разве нет?
– Думаю, да...
Когда, наконец, наступает подходящий момент, я делаю выпад, бросаюсь под стол в слепой ярости. Корзина опрокидывается, и пакет вываливается на пол. Тянусь за ним, но чувствую, как на моей руке смыкаются пальцы торговца. Он ругается, пытаясь вытащить меня из-под стола. У мужчины сильная хватка. Его пальцы впиваются в руку так сильно, что у меня из глаз катятся слезы.
Под курткой у меня нож, до которого легко дотянуться. Хватаю его и всаживаю лезвие прямо в держащую меня руку.
Его крик ужасен. Он дергается назад. Кровь, красная, тягучая, разливается вокруг. Я хватаю пакет и делаю то, что у меня получается лучше всего. Бегу.
Дей
После того как Джин ушел, Лонгвей перестал обращать на меня внимание. Он развалился в кресле, делая длинные затяжки из своей трубки. Дымок от опиума выплескивается в воздух, словно чернила, создавая вокруг головы мужчины призрачные круги. Наблюдаю, пытаясь выглядеть расслабленным, пока в голове крутятся мысли. Уголком глаз вижу охранника, одетого во все черное и неповоротливо вышагивающего в коридоре.
То, что мне было нужно, находится не здесь, не в общей комнате. Да я особо этого и не ждал. Не многие держат свою самую ценную вещь посреди опиумной комнаты борделя.
В гостиной четыре входа. Все они широкие, арочные, ведущие в темные коридоры. Четыре вероятности. Мой взгляд скользит по ним, пытаясь получить из тени хоть проблеск подсказки.
Но ничего не помогает. И не поможет, если я не найду способ встать с дивана.
Смотрю на Лонгвея. Его глаза закрыты, лицо расслабленное, как у кота, который греется на солнце.
– Мне нужно в туалет, – стараюсь, чтобы голос звучал твердо и убедительно.
Он ничего не отвечает. Даже не открывает глаза. Но я знаю, что он меня слышал, потому что губы становятся тонкими и подергиваются.
– У вас здесь есть уборная, которой я мог бы воспользоваться? – спрашиваю я на этот раз уже громче.
Его глаза остаются закрытыми. Ощущаю себя ребенком, который тычет палкой в спящего дракона. Было бы глупо давить сильнее, но сегодня в глубине моего сознания огнем горит цифра. Шестнадцать дней.
Я думаю об этом, сглатываю и тычу еще раз.
– Так есть? Можно?
– Потерпи, – рычит он.
– Не могу, – отвечаю я.
Открывается темный, с красными прожилками, глаз.
– Для бродяги ты ужасно требовательный. – Его слова сливаются в одно. – И слишком хорошо одет.
В груди становится тяжело. Такое ощущение, словно я пустая банка из-под колы, которую легко смять пальцами. Пытаюсь дышать глубоко и медленно, как заставлял меня репетитор-англичанин, если я начинал паниковать из-за уроков, но в воздухе слишком много дыма.
Я никогда не утверждал, что я бродяга. Люди сами делали такое предположение. А я не возражал, потому что это проще, чем рассказывать правду. Кто я. Что сделал. Эти факты изменили бы отношение Лонгвея ко мне в считаные мгновения.
– Я справляюсь, – пожимаю плечами я.
Даже если он и разочарован моим ответом, то не подает и вида. Он снова закрывает глаз и машет ближайшему из мужчин в черном.
– Фанг покажет тебе, куда идти.
Фанг, угрюмый мужчина с красной татуировкой на лице, не очень-то рад подобному заданию. Он пристально смотрит на меня и ведет в западный коридор, постоянно держа меня на расстоянии вытянутой руки. Я иду медленно, стараясь разглядеть как можно больше деталей. Все двери закрыты, заперты снаружи. В центре коридора висит табло, на котором красным написаны имена. Эти символы прекрасно сочетаются с алыми фонарями, парящими над нами. С определенного угла они совершенно невидимы.
– Сюда. – Фанг плечом открывает серебристую дверь. Она едва ли шире моей груди. Образовывается щель, обнажая темное и затхлое пространство. – Пошевеливай задницей.
Я не трачу время на грязную уборную. Единственное, чего я достиг, – выяснил: нужное мне находится не в этом коридоре. Здесь только комнаты девушек и гнилая канализационная труба.
Мои руки засунуты глубоко в карманы, пока Фанг ведет меня обратно в общий зал. Больше нельзя использовать туалет в качестве предлога, чтобы осмотреться. Придется найти другой способ. Воспользоваться доверием и изображать интерес к Братству. Создать некий отвлекающий маневр.
Раздаются резкие голоса, они спорят, словно фехтуют, что выводит меня из задумчивости. Они настолько громкие, что даже Фанг останавливается. Мы, прислушиваясь, балансируем на краю коридора.
– Никто с ней больше не встречался? – спрашивает мужчина. Что-то в его голосе кажется знакомым, это нечто нервирует меня. В его речи есть что-то постороннее, словно нож разрезает печень. Так же разговаривает моя мать. От его речи меня разрезает тоска по дому.
Голос Лонгвея же легко узнаваем.
– Конечно, нет. Вы давным-давно купили ее время. А я человек слова. Думал, вы это знаете, Осаму.
Волосы на руках встают дыбом. Этот голос. Это имя... Осаму. Я его знаю. Прекрасно знаю, как он напивается саке и ведет сладкие разговоры с хорошенькими девушками на посольских приемах. Прекрасно помню его лицо.
Моего же он, вероятно, не вспомнит... много времени прошло с тех пор, как я в последний раз был на приемах или в посольствах. Но рисковать я не могу. Не здесь. Вытаскиваю руки из карманов и плотнее натягиваю капюшон на случай, если Фанг решит, что нам следует их прервать.
– Если я узнаю, что ты обманываешь меня... – рычит чиновник. – Если узнаю, что она бывает и с другими. Я...
– Подумай хорошо, Осаму, прежде чем мне угрожать. – Голос Лонгвея непреклонен, в нем звучит сталь. – Возможно, в Сенг Нгои у тебя и есть власть, но это моя территория. Мои правила. Твоя дипломатическая неприкосновенность здесь дерьмовое ничто.
– Ты не такой уж неприкасаемый, как думаешь, – грохочет Осаму.
Нет, конечно, нет. Особенно, если я найду то, что ищу, и сделаю, что требуется.
В груди словно когти впиваются в сердце. Так много людей и разного рода чиновников старались, чтобы никто в окружении Лонгвея не знал, когда придет "день". Они с помощью детекторов лжи и двойных агентов выкорчевали всех кротов. Хранили всю информацию в строжайшей секретности, а их единственная лазейка – я.
И теперь Осаму, открыв свой рот, угрожает всему, что сделано.
Но ведь Осаму не в курсе... или в курсе? Он иностранный дипломат, у которого в городской политике Сенг Нгои интересов нет. Я, наверное, просто излишне вдумываюсь в его слова. Мой страх читает между строк.
Лонгвей смеется:
– Рад, что мы друг друга поняли. Ты пришел только поболтать или будешь платить?
– Я шел к ней, но, боюсь, что забыл букет. Женщина, которая обычно торгует ими на улице, сегодня не пришла. Мне нужно найти другого продавца.
Наркобарон продолжает хохотать, все громче и раскатистее.
– Тебе не нужны цветы, чтобы забраться к ней в постель, Осаму. Твоих денег вполне достаточно.
– Нет. Не думаю, что такой человек, как ты, способен оценить подобную тонкость, – бесстрашно говорит Осаму. – Мне нужны цветы. Скоро вернусь.
Задерживаю дыхание и прислушиваюсь, но слышу лишь удаляющиеся в другом направлении шаги. Осаму ушел. Хорошо.
Когда Фанг заводит меня обратно в комнату, мужчины по-прежнему лежат под кайфом на диванчиках, словно ничего и не произошло. Только Лонгвей в сознании, в его обычно ленивых глазах виднеется волнение.
– Ты можешь себе представить? – Он, кажется, не обращается ни к кому конкретно, но быстро находит меня взглядом. – Угрожать мне? Из-за какой-то обычной девки... Этот дурак одержим ею. Он приносит ей цветы и подарки, словно обычной возлюбленной. Он даже платит за целый месяц дополнительных услуг, так что мне пришлось переселить ее в единственную комнату, где есть окно.
Окно. Мой разум цепляется за это слово. Если есть окно, значит сюда можно пробраться другим путем.
Желание поразглагольствовать исчезает из темных глаз Логвея. Он изучающе смотрит на меня, и я понимаю, что капюшона у меня на голове нет.
– Сколько тебе лет, парень?
На краткий миг я думаю о том, чтобы соврать, но в этом нет необходимости. Если не сказать, что это было бы глупо.
– Восемнадцать.
– И ты до сих пор не присоединился ни к одной из группировок? Многие ребята твоего возраста уже давно бы так и поступили. Если только ты не ждешь особого приглашения...
Не трудно догадаться, что он намекает на приглашение вступить в Братство. Официально встать в один ряд с убийцами, ворами и наркоманами. Организованная преступность. Согласись я на приглашение, жизнь пойдет по-другому. Если бы я голодал, проживая день за днем как Джин или Куен, как многие другие бродяги, я бы не задумываясь крикнул "да". Умолял бы об этом.
Но Лонгвей ничего не предлагает. А если бы и предложил, я бы отказался. Это помогло бы мне втереться в доверие Братства, пройти через тщательно продуманный отбор и проверки... и провалиться. А потом меня разрежут на мелкие кусочки и прикончат. Мои тайны не удастся уберечь, если Лонгвей подберется слишком близко.
Рисковать не стоит. Не сейчас.
– Предпочитаю быть сам по себе. Так меньше проблем. – "Вот в чем правда", – едва не добавляю я.
– А что насчет второго парня? Джина?
Дерьмо. Старик ничего не упускает. Мне удается сохранить спокойствие на лице.
– Вы сказали, что для работы нужны двое. Нас двое. Он со мной на один раз.
– И все же именно ты познакомишься с моим ножом, если он не вернется... тот, который на один раз.
Его последнее предложение повисает в воздухе, словно приманка, вынуждающая меня кусаться, бороться, драться,
Упираюсь глазами в пальцы своих ног. Они напоминают мне об угрях в аквариумах рыбных ресторанов. Они живые, но их много, они лежат друг на друге, и для них совсем нет места, чтобы двигаться.
Не сопротивляйся ему. Ты здесь не за этим.
Разглядываю пальцы и думаю об окне. Мой следующий ход в игре с побегом.
– Парень вернулся, – кричит из коридора охранник.
– Вот как? – Лонгвей опускается обратно в кресло, принимая позу ленивого короля. – Что же, посмотрим, парень, правильно ли ты сделал, доверившись этому пацану.
Доверие. Это слово назойливо жужжит в голове, словно похмелье. Полагаю, это я и должен был сделать. Поверить, что он вернется. Довериться ему и остаться с ножом Лонгвея. Посмотрим, был ли я прав.
И хотя моя толстовка толстая и хорошо сохраняет тепло, я не могу не дрожать.
Джин Линь
В борделе Лонгвея гораздо теплее, чем под моим брезентом. Но я все равно трясусь. Кровь торговца смыло ливнем. Но его крик все еще стоит в ушах, с каждым моим шагом становясь все громче. Человек Лонгвея стоит позади меня. Он был там все время, пока я бежала обратно.
Пакет с наркотиками держу у груди. Так же, как обычно прижимаю Кма в те ночи, когда очень холодно. Дрожь, тряска, крик. Коридор все тянется и тянется. Дверь за дверью, дверь за дверью. Но наконец мы доходим до цели – кресла Лонгвея. Главарь Братства открывает свои налитые кровью глаза. Они направлены на пакет в моих руках. На мой провал.
Мне не стоило браться за эту работу.
Дей сидит на краешке дивана. Уверенная ухмылка исчезла с его лица. Кожа приобрела зеленоватый, словно мох, оттенок. Дей выглядит так, будто заболел.
Не стоит волноваться за него. Я не могу. Но вес ответственности за его жизнь продолжает давить. Давит на мои ребра и легкие. Напоминает, что у меня все еще есть сердце.
Я могу ранить ножом, но не могу позволить умереть. Не в мою смену.
– Проблемы? – рычит Лонгвей.
Во рту пересохло, как в засуху. Мне требуется несколько попыток, чтобы подобрать правильные слова.
– Я... я не смог завершить сделку, с-сэр. Я нашел человека, который торгует нефритовыми статуэтками. Отдал ему пакет, как вы мне и сказали.
– И? – Вопрос задан сурово. Леденит душу. Чтобы продолжить говорить, требуется все мое мужество.
– Он не захотел отдавать деньги. Сказал, что заплатит позже. Сказал, что вы поймете.
– Но ты ему не поверил?
Отрицательно качаю головой. А что, если дилер – один из хороших друзей Лонгвея? Половинка апельсина, что я съела прежде чем прийти сюда, крутанулась в животе.
Лонгвей показывает на пакет в моих влажных руках:
– И поэтому ты притащил это обратно? Просто так?
– Он хотел меня схватить, но я ударил его ножом. А потом сбежал.
Дей с резким звуком втягивает воздух. Его левая ступня постукивает по полу. Нервно. Точно так же, как бьется мое сердце.
– Это правда? – Лонгвей обращается не ко мне. Его темные глаза скользят мимо меня. Позади меня.
Мужчина в черном (моя неотступная тень) пожимает плечами:
– Он верещал как резаная свинья.
Главарь Братства смеется так сильно, что его трясет. Красный дракон на рукаве дрожит, словно вот-вот изрыгнет пламя. Он смеется, и я понимаю, что все слухи верны. Все.
Когда звук замирает, я осознаю, что наступила полнейшая тишина. Девушка в углу перестала теребить струны своего инструмента, а ступня Дея спокойно покоится на полу.
– Хотелось бы мне на это посмотреть. – Лонгвей вытирает уголок глаза. – Давай сюда пакет.
Я передаю ему брикет, держа его от себя как можно дальше. Он забирает наркотики и некоторое время их рассматривает.
– Все здесь, – говорит он. – Не удивлен, что это случилось. Он был новым клиентом. Другим он и раньше доставлял неприятности.
Из моих легких извергается несвежее дыхание. Смотрю на Дея, ожидая, что парень будет счастлив. По крайней мере, станет не таким зеленым.
– Значит это была проверка? – говорит Дей холодным голосом, но его ступня снова отбивает ритм. Быстрее, чем раньше.
– Более или менее, – равнодушно пожимает плечами Лонгвей. – Я искал хороших уличных мальчишек. Непросто найти таких курьеров, которым я мог бы доверять.
Но сегодня вы себя хорошо зарекомендовали. Как насчет того, чтобы работать только на меня и бегать для меня, выполняя... деликатные поручения? Я хорошо плачу. Каждый из вас получит свою долю. Во время этих забегов ему придется оставаться здесь. В качкстве подстраховки, вы же понимаете.
Это странно, почти жутко, что Лонгвей думает, будто заложник сработает. Будто мы способны доверять друг другу. Гадаю, проделывал ли он что-то подобное с другими бродягами. Если он посмотрит на меня своими черными глазищами, он просто, словно скальпелем, попадет в мою слабость. Мне нужна защита.
Молчу. Третье правило огнем горит в моих икрах. Все, чего я хочу, – бежать. Далеко-далеко от этого места с его вонючим дымом, грязными деньгами и страхом.
Раздается резкий щелчок – пальцы Лонгвея складываются вместе.
– Еще вина! И света! – кричит он через плечо.
Я уже было хотела отказаться, когда в комнату входит женщина. Подождите. Не женщина. Это девушка. На ее лице толстый слой макияжа. Как у той девушки в переулке. От ее вида: узкого красного платья и подноса в руках, у меня возникают ответы на ряд вопросов. Я вспоминаю, зачем я здесь.
Эта девушка. Я ее знаю. Она из моей провинции. С фермы, что за четыре ли к западу от нашей. Ее звали... зовут Инь Юй. Я видела ее лицо в заднее окошко грузовика, в котором увозили Мей Юи. И забрали ее той же ночью.
– Немного развлечений для плоти? – Лонгвей смеется еще пуще, пока в его бокал наливается вино. Оно отвратительно воняет – смесь алкоголя и сочной, сладкой сливы. – Здесь таких много. Если ты изволишь заплатить.
Отрицательно качаю головой. Эта девушка, Инь Юй, уходит. Ее шелковое платье вспыхивает красным, прежде чем раствориться в тени.
Если Инь Юй здесь, значит Мей Юи тоже. Не слишком много, за что можно зацепиться. Вообще-то, это ничто. Но сейчас, это единственное, что у меня есть.
Я должна принять предложение Лонгвея. Я должна продолжать поиск.
– Хорошо, – сухо говорю я, понимая, что пути назад не будет. – Я стану вашим курьером, если Дей согласится сидеть здесь.
Если он готов рисковать своей жизнью всякий раз, когда я выхожу на улицы. Если он думает, что готов мне довериться.
– Я посижу.
Видимо, готов. И доверяет.
Лонгвей даже не улыбается. Делает глоток вина, несколько капель которого проливаются ему на руку. Эти красные глубокие ручейки напоминают мне кровь торговца нефритом.
– Приходите завтра на закате. У меня для вас есть другая работа. Мой человек расплатится с вами у выхода, – говорит Лонгвей, махнув свободной рукой. Знак того, что нам пора уходить.
Мы идем за человеком Лонгвея к выходу, где он отдает нам оранжевый конверт, набитый наличными. Все двери по коридору до сих пор закрыты. Не могу не думать о том, что за одной из них может находиться моя сестра. Она ждет.
