Текст книги "Вернись домой (СИ)"

Автор книги: Рая Рост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2

Алан Дебарго, черный барс

Уже очень давно я потерял покой: зверь изнутри без конца царапал меня, стараясь выбраться наружу. Я бы и хотел его успокоить, да не мог. У меня давно идет борьба с моим зверем: он хочет найти свою самку, а ее просто нет. Множество раз объезжая разные края, я искал. Искал и среди оборотней, и среди эльфов, и среди нагов. Мне посчастливилось, и нас со старшим братом пропустили даже к драконам. Они очень мудрые создания и, понимая, что для моего брата это последний шанс, впустили и дали увидеть всех женщин. Которых у них остались единицы, впрочем, как уже и среди всех народов.

Уже около семи столетий назад Богиня обиделась на гордые народы, которые не стали мириться между собою после долгой войны за право сильнейшего. И она нас наказала – всех, даже драконов, сказав им лишь одно: «Вы ничего не сделали, хотя могли».

С тех пор все народы давно помирились и даже перемешались в какой-то степени. Но вот девочки как не рождались с тех пор, так и не рождаются. Все женщины этого мира уже давно не молоды, многие вышли из детородного возраста. К матронам примыкает все больше мужчин, но в большинстве своем это просто нужда, а не истинность. Мужчины стремятся быть ближе к женскому теплу, а женщинам нравится обкладываться молодыми мужчинами.

Но ни я, ни мой брат из оборотней-барсов не захотели себе такой жизни. Мы последние из альф всего нашего народа, последняя надежда. Только вот если остаться не с той женщиной, зверь уйдет, не поняв человеческого выбора, просто затоскует и покинет своего хозяина. А на это не могли пойти ни я, ни мой старший брат.

Сегодня его отловили где-то в горах, где он бегал вот уже несколько месяцев. Это была страшная схватка: поймать такого обезумевшего зверя – та еще задача. Из оборотней я выделил около пятидесяти лучших воинов, экипировал их лучшими доспехами и артефактами, потому как не мог потерять ни одного из них. Слишком дорог в наше время каждый.

Это мой народ, вернее, был наш. Пока брат не потерял способность вернуть себе человеческий облик.

– Глава! – вбежал порядочно потрепанный Стенли. Он, как и я, был из наземных барсов и имел черный окрас. – Глава Денли во внутреннем дворе.

Немного задыхаясь и нервно перебирая свою потрепанную в битве с главой одежду, он виновато посмотрел на меня. Так же, как и я, и все оставшиеся оборотни наземных, снежных и лесных барсов, он продолжал считать моего брата главою. Брат старше меня и воспитывал еще ребенком, фактически заменяя всю семью, которой у меня никогда не было. А сейчас стал обезумевшим зверем.

– Идем, – глухо прорычал я, готовя себя к неминуемому ужасу.

Это был его зверь – большой белоснежный барс, шкуру которого сейчас окрасили разводы уже подсыхающей крови, кое-где виднелись проплешины с выдранной шерстью. Он хрипел и рычал, морда без конца открывалась в оскале, демонстрируя сабли клыков, усы дрожали, а когти на лапах крошили камни в пыль. Сейчас на нем был надет ошейник – артефакт, созданный когда-то еще первыми барсами, когда нужно было успокоить зверя. Вот он теперь и пригодился.

Все оборотни, которые в зове своего зверя не находили самки, могли превратиться в вот такое неконтролируемое животное или же уйти к одной из оставшихся женщин, чтобы потерять своего зверя от его тоски.

– Брат, – стал осторожно подходить я к своему самому родному существу. – Что же ты с собой сделал?

Слез не было у меня в глазах, но душа плакала, мне хотелось обнять моего такого гордого, свободолюбивого, но такого ранимого брата. Медленно ступая, я поднял ладонь перед собою и, отведя взгляд, чтобы не провоцировать зверя, стал подходить все ближе.

– Брат, откликнись, – я сделал еще один шаг, – ты мне нужен.

Но он зарычал, не подпуская к себе на оставшиеся несколько шагов. Если бы хотел, он бы уже кинулся, но он любил меня так же, как и я его, и пока только пугал.

– Брат, прошу, очнись, – моя душа просто рыдала при виде свежей раны, которая еще не успела исчезнуть.

Смотреть на своих бойцов я вообще опасался – все же мне сообщили, что все живы, и это главное. А настоящий бой, с главой, всегда был чреват для любого.

– Брат, прости, что не смог помочь, брат, прошу, выслушай.

Меня полоснули острыми как бритва когтями, я даже не успел увидеть его удар, настолько это было быстро, – только и осознал, что уже отлетаю от брата.

Уже на следующий день я смог подойти к нему снова. Моя рана едва зажила, и я сразу же направился к нему.

– Молодой глава, – обратился ко мне оборотень. Зрелый, гораздо старше меня, он занимал должность управляющего уже многие годы, а до этого был неплохим главой – начальником, пока не пришел к одной из оборотниц, с опущенной головой, боясь, как и многие, потерять свою человеческую сущность. С ней он потерял своего зверя, и как только это случилось, он вернулся в замок, чтобы, как и всегда, быть рядом со своими альфами.

Я привык уже, что ко мне обращаются так, и никогда с этим не спорил, но вот сейчас почему-то стало особенно грустно, потому как я понимал, что самого главу, моего брата, уже не смогу вернуть.

– Слушаю тебя, Уистли, – я остановился, смотря на белые волосы, как и у моего брата, на голубые глаза и не понимая, за что Богиня наказала такого преданного и верного барса, никогда не видя от него ни фальши, ни злобы, а только понимание и сострадание – к друзьям, к нашему народу, к этому миру.

– Замок хочет посетить Эмилья Стенховская, просит вашего дозволения, – он отвесил почтительный поклон.

– Я никого не принимаю, – резче, чем хотелось, ответил я другу.

– Как прикажете, молодой глава, – он опять склонился.

Уже выбегая во внутренний двор, залитый лучами солнечного света, я заметил, что зверь спокойно лежит на разломанных им же камнях и как будто не дышит.

С криком отчаяния я бросился к брату, потому как уже было все равно, что он мне сделает, только бы быть вместе, как всю мою жизнь.

Зверь не ожидал от меня такого напора и, скорее всего, подпустил, оценив всю наглость. Но когда я обнял обеими руками его большущую шею, он принюхался и не стал больше отталкивать.

Так прошло около недели. Я сам кормил своего брата, сам менял ему воду и сам же умирал от понимания: все, что я делаю, только рвет Денли изнутри все сильнее.

– Молодой глава, – за ужином в пустующей столовой, потому как я никому сейчас не разрешал приезжать в замок, оставляя возле себя только самых надежных оборотней, ко мне присоединился начальник охраны, мой старый друг из лесных барсов. – Я хочу, чтобы вы меня выслушали.

Я отложил вилку и устало положил руки на стол, уже зная, что хочет мне сказать тот, кто когда-то нас еще зелеными юнцами взял под свою защиту.

– Говори, Билли, – я не смотрел ему в глаза, я не смотрел на свои руки, я смотрел в пустоту, где не видел даже проблеска надежды.

– Так не может дальше продолжаться, – громким голосом пробасил он.

Могучий, широкоплечий, с множеством боев за плечами, он сейчас стоял, ссутулившись, и не верил сам себе, своим словам, своему голосу.

– Вы должны его отпустить, он мучается, терпит ради вас, но мучается, – сглотнув вязкую слюну, уже более решительно сказал он и, положив руку мне на плечо, заставил взглянуть в его такие теплые карие глаза. – Вы должны его убить, только у вас это получится.

– Нет! – мой крик, наверное, слышали во всем замке: так кричат раненые животные, идя на верную смерть, так кричат те, кто теряют все в один миг. – Я не смогу.

А потом я, по-моему, заплакал, и никто из присутствующих в столовой меня не осудил, я только видел, как все вытирают скупые мужские слезы следом.

Еще через неделю я вымылся в своей большой купели и надел праздничную одежду, чтобы проводить своего брата в последний путь – туда, откуда уже не возвращаются.

Уже давно стояла ночь, я приказал зажечь во всем замке магические огни, чтобы больше было света, чтобы эта темнота ушла не только из моего дома, но и из души.

– Пойдем, брат, – я обнял его за шею и, похлопав по мощной груди, направился в сторону леса.

Мы шли медленно, вышагивая плавной поступью. Денли не издавал ни звука, да и я молчал. Что мне сказать брату – что я сейчас его убью, что он не должен сопротивляться? Так он и сам это знал, он шел рядом, покорно, не пытаясь что-то изменить. У большого озера, где мы еще юношами любили купаться, я снял с него ошейник и показал на озеро, мне почему-то захотелось, чтобы он опять засверкал своей белоснежной шерсткой, на которую при свете солнца было больно смотреть.

Он и тут не стал спорить: нырнул с головой в воду и, отфыркиваясь, как неразумный детеныш, принялся сигать в воде, разбрасывая миллиарды капель воды, светящихся от света двух спутников.

Я смеялся, запрокинув голову к небу, а может, рыдал. Я не знаю.

Когда время было на исходе и нам пришла пора прощаться, я почувствовал чудесный запах самки, именно тот запах, который всю свою жизнь искал. Совершенно ничего не понимая, стал еще интенсивнее принюхиваться, а вот брат, ведомый более остро ощущаемыми инстинктами, первым потрусил в направлении запаха. Сперва я заволновался, даже слегка испугался, ведь он хоть немного и сумел вернуть себе разум, все равно далеко отличался от того разумного, кем являлся всю свою жизнь. Но его вел запах, как и меня. Это и его самка, а своей самке зверь никогда не причинит вреда.

На поляне сидела девушка, еще совершенно молоденькая, судя по запаху, едва ли вышедшая из подросткового возраста. Ее густые шелковистые светлые локоны развевал ветерок, а глаза были устремлены к лунам. Мы с братом как завороженные смотрели на это чудо. Тоненький стан, стройненькие ножки, прикрытые причудливой коротенькой тряпицей, и совершенно невероятное свечение кожи. Полностью одурманенные запахом, сперва просто стояли и наблюдали за ней, а потом медленной крадущейся походкой направились к своей самочке.

Я пытался задавать ей вопросы, но получал непонятные ответы, которые меня совершенно озадачивали. Кто она, что тут делает, откуда?

О Богиня! Я возносил благодарственные молитвы за свое и брата спасение, за то, что не оставила своих детей, за то, что не сделала меня братоубийцей.

Когда эта невероятная девушка принялась ласкать и гладить Денли, нисколечко его не боясь, я просто обмяк рядом с ней, пытаясь не растечься лужицей. Мой брат мурчал, призывая свою самочку все сильнее, а она и не думала отстраняться. Мне тоже захотелось, чтобы она дотронулась до меня. Но она, потрясающе улыбнувшись, приказала мне превратиться тоже в барса, чтобы она могла посмотреть и на моего зверя.

Конечно, я тут же все выполнил, она имеет право его увидеть, ведь самке позволено все. То, как и где она нас с братом ласкала, мне было сложно осознавать, потому что возбуждение накрыло такой лавиной, которую я не скоро смогу разгрести.

А потом она сама предложила нам пожениться. На миг и я, и мой брат замерли, ведь, зная нас не больше часа, она уже согласна на единение – это просто запредельное счастье. Все самки заставляют годами ухаживать, добиваться, одаривать подарками. Да я и был готов на это – и на что угодно, только бы чувствовать ее запах рядом. А она сама предложила.

Немедленно перекинувшись обратно в человека, я тут же ей подставил свою шею – пусть ставит метку, потому как я уже не уверен, что если бы она сама не предложила, то не ползал бы перед нею на коленях, моля об этом.

Какое-то время она сомневалась, я и мой брат замерли, не решаясь как-то повлиять. Но потом она отбросила все сомнения и укусила меня. О Богиня! Как же это было сладко, я чуть было не излился себе же в брюки. Было сложно сдержаться, а когда она уже зализывала метку, то я дрожал, как младенец, первый раз ощутивший тепло.

Денли! Я улыбался брату, который, окончательно придя в себя, тоже подставил ей свою шею для укуса. Малышка не думала, ее вели инстинкты, как и нас. И она так же, как и меня, укусила брата, выпив его крови. Было видно, как она наслаждается, как сходит с ума от своих самцов, а мы улыбались друг другу, не веря, что нашли ее.

Когда она зализала брату метку, мы, переглянувшись, впились и в ее шейку, пробуя вкус крови, чтобы привязаться, окончательно ставя и на ней свои метки. Как же это было сладко – она невообразимо вкусная, желанная, нужная и такая бесконечно родная!

Похоже, с одновременно поставленными метками мы немного заигрались, потому как наша малышка потеряла сознание. Но мы чувствовали, испив ее крови, что с ней все в порядке, просто переутомилась и спит. Улыбаясь, стали зализывать свои метки, а потом и метки друг друга, чтобы быстрее зажили и не приносили этой хрупкой самочке дискомфорта.

– Ну здравствуй, Алан, – улыбнулся мне брат, притягивая к себе за шею и прижимаясь к моему лбу своим. – Ты сильно рисковал, подходя к моему обезумевшему зверю.

– Я знаю, брат, – я тоже его держал за сильную и такую крепкую шею. – Но я не смог бы жить без тебя.

Мы одновременно посмотрели на спящую девочку, которая удобно разместилась на наших коленях, придерживаемая нашими свободными руками.

– Значит, она спасла нас обоих, – брат рассматривал точеное личико малышки, черные бровки идеальной формы, пушистые, словно веера, реснички, аккуратный небольшой носик и пухлые розовые губки, сейчас немного приоткрытые, словно ждущие поцелуя.

Денли, словно завороженный, облизнулся, но мне не хотелось его останавливать: все же она теперь жена и мы имеем право на ее тело.

Брат лизнул ее губки и осторожно провел по ним своими губами.

– Какая же она сладкая, – прохрипел уже очень возбужденный Денли.

– Дай я попробую, – улыбнулся брату, которому явно не помешало бы искупаться в холодном озере еще раз, как, впрочем, и мне.

            Но губки жены я все же попробовал. Это было сравнимо с попаданием молнии в спину: меня всего прострелило такой волной возбуждения, что если бы она сейчас не спала, то была бы уже подо мной и выкрикивала бы мое имя.

Глава 3

Денли Риарно, снежный барс

Смотря на брата, такого счастливого и такого растерянного, я тоже улыбался. Потому как встретить на исходе здравомыслия свою пару – это очень дорогого стоит. Особенно мне и брату, в крови у которых осталась сила последних альф оборотней. Если мы не передадим свою кровь дальше, то наш народ потеряет свою связь со зверем, не станет больше его, все просто одичают или вымрут. То, что нас с братом осталось только двое, это очень плохо, от этого многие территории нашего края остались пустыми. Барсы не могут долго жить без энергетики своих альф, вот и стараются селиться поближе.

Мы шли в наш родовой замок, который, как никогда, освещался всеми огнями. И я нес нашу самочку, словно что-то хрупкое и неземное. Будто она может разлететься на мелкие осколки, если чуть сильнее прижать ее к себе.

Брат подхватил ее вещи, немного покрутил в руках незнакомые нам предметы. И, сняв с себя рубашку, завернул ножки нашей самочки, потому как показать ее подданным в одной лишь коротенькой тряпочке было совершенно неприлично.

У меня не было рубашки, лишь затертые брюки, которые я изрядно изорвал, когда в горах пытался перевоплотиться в человека. Я мигал тогда, как огонек, – то зверь, то человек. Падал с гор, увязал в снегах, причинял себе боль, но все равно победил зверь. Без самки любой зверь становится диким, только истинная способна удерживать зверя в своей власти, потому как только ей он готов подчиняться.

С драконами все было еще хуже: их звери крупнее и более жестокие, они не только себя могут в гневе покалечить, но и окружающих. Их рода прерывались, как потухающие спички на ветру. Сейчас я слышал, что остались только три рода: водные, земные и воздушные. Самые опасные и жестокие были у них огненные, но они быстрее сошли с ума и покинули этот мир.

У эльфов и нагов все обстоит не лучше, только они не сходят с ума, а просто умирают от тоски.

Некогда великие четыре народа теперь жалкая кучка доходяг. Я с болью вспоминал то время, когда все было иначе, когда было достаточно самочек и каждый мог найти свою. В жизни у оборотней, как у барсов, так и у драконов, всегда были случаи, когда зверь чуял подходящую пару, а выбрать ее или нет, уже решал сам человек. Конечно, каждый старался при первом таком принятии связать самку браком. Но и случаи, когда человек все же уходил от вкусно пахнущей самочки, тоже были. Но тогда был выбор, а сейчас вымирание.

У нагов и эльфов тоже что-то подобное. Только вот у эльфов при соприкосновении с подходящей парой сияют глаза, а у нагов меняется окрас чешуи, становясь более насыщенного цвета.

Поэтому все наги и эльфы вечно трутся со всеми женщинами, что когда-то и разобщило мирные народы. Слишком мы все разные, но вот пострадали от гнева Богини одинаково.

Глядя на свою самочку, я до конца не верил, что я нашел, что мне так повезло. Конечно, мы с братом тут же согласились на ее предложение о браке, разве какой-либо мужчина смог бы отказаться от такого подарка? Вот и мы не смогли.

Раз она захотела сразу пожениться, значит, мы оба ей очень сильно понравились. Конечно, я слышал, что когда-то были случаи, что самки быстро выходили замуж, но там были обстоятельства разные. Может, и ей пришлось – мне почему-то стало страшно: а вдруг ей что-то угрожает? А если она так быстро предложила потому, что чувствовала опасность и ей нужна была защита?

Ну, тогда она попала в надежные руки, мы с братом сможем легко ее защитить. Только вот странной она расы. Девушка была очень сильно похожа на эльфиечку – такая же хрупкая, нежная и изящная. Только вот ушки были как у нас в человеческой форме, да и таких глаз у эльфиек не бывает, скорее она больше похожа на кошечку, но ее зверя я не чувствую, его просто нет. А непонятное свечение ее кожи вообще вводит в ступор. Такого я не видел ни у одного народа.

Кто смог родить ее и где скрывали столько лет? Я шел к замку и все больше задавался вопросами. Брат тоже молчал – видимо, как и я, пытался анализировать ситуацию, все же я неплохо его обучил, раз он научился думать. Усмехнувшись сам себе, я зашел на огромный мост, который засветился, отдавая проблески всему замку. Так реагировала родовая магия на нас с братом, мы являлись живыми батарейками не только для своего народа, но даже для стен и всех артефактов родового замка.

Наши подданные с вытаращенными в неверии глазами выстроились во внутреннем дворе. Из замка высыпали все: и прислуга, и повара, и охранники, и даже дозорные с башен.

Они все принюхивались, не веря в происходящее, каждый буквально дрожал от запаха малышки, но на ней уже были запахи меток – моей и брата. И это останавливало всех от того, чтобы подойти и показать своего зверя тем, у кого он еще остался.

            Все же она правильно сделала, что предложила нам брак. Это лучшее решение – принести жену домой, а не невесту. Так всем и сразу будет ясно, что она под нами, и никто без нашего на то дозволения к ней даже подойти не сможет.

Глава 4

Марина Шиляева

Просыпалась я долго: сперва слышала какие-то голоса, потом даже шелестение одежды, а потом – опять беспамятство. Еще пару раз приходя в себя, слышала, как кто-то стучится в дверь, да и в коридоре явно что-то происходило. Я даже поглубже зарылась в одеяло, потому как уже привыкла, что в общежитии не бывает понятия дня и ночи, молодые ребята шумят всегда.

Наконец я всё-таки смогла открыть глаза. Внутри поселилось чувство беспокойства и неправильности. Я хорошо помнила, что должна была добраться до вокзала, чтобы там переночевать. Но сейчас не чувствовала под собою ни жесткой лавочки, ни даже голой земли, куда я все же могла вчера упасть, не добравшись до своей цели.

Мне было удобно. Даже не так – мне было очень удобно, со всех сторон меня ласкала шелковистая ткань простыней и одеял, я утопала в мягкости и тепле. А запах, который окружал меня со всех сторон, вообще уносил в какую-то негу.

Открыв свои тяжелые веера ресниц, я не ощутила какого-то неудобства из-за них, как вчера. Видимо, уже привыкла. Я очень осторожно потерла уголочки глаз, чтобы не касаться самих ресничек. Засыпать с линзами – идея вообще так себе, но вчерашняя ночь для меня была из разряда «совсем ничего не помню». Потому спокойненько приподняла голову и попыталась осторожно открыть глаза.

Я лежала на очень большой постели с белыми простынями из незнакомой мне ткани. Она была на ощупь как кожица персика, а на вид тоненькая, как паутинка. Сама я спала во все той же футболке и уже изрядно измявшейся юбке. Обуви, как и ветровки, на себе я не обнаружила.

Зато увидела, как две горы мышц тихонечко спят по обеим сторонам от меня. Они лежали на животах, развернутые ко мне лицом, и мирно сопели. Это уже было совсем непонятно. Вернее, что это мужчины, я поняла как бы сразу. Но вот то, что они находятся в моей постели, меня напрягло. Но потом мозг включился и подсказал, что постель как бы вообще не моя.

У брата в квартире я спала в гостиной на диване, в общежитии – на узенькой кровати. А дома у родителей вообще где приходилось. Вечно для меня там не было места – сперва в комнате родителей на кушетке, потом переселили в отдельную комнату, когда старший брат уехал. А когда женился младший из братьев и привел в дом невестку, то переселили в проходную комнату. Там, на диване, я и спала последний год, пока не уехала учиться.

А вот тут была целая комната. Вся такая утонченная, стильная – мебель из светлого дерева, множество зеркал, на окнах белые воздушные занавеси, на полу белый ковер с длинным ворсом. Комната словно дышала легким ароматом цветов и сладостей. На небольшом столике недалеко от кровати действительно стояли цветы и большой поднос со сладостями.

Почувствовав, как мужчины шевелятся, я посильнее на себя натянула одеяло, хоть и была полностью одета, – видимо, инстинкт. Это были именно те, кого я помнила со вчерашней ночи, – красивые, выразительные аполлоны, с которых наверняка можно лепить статуи и писать картины. Они оба спали в коротких облегающих штанах, напоминающих мне моду средневековья. Торсы были обнажены, что позволяло хорошо рассмотреть перекатывающиеся мышцы спины под бронзовой кожей.

У них у обоих были длинноватые волосы – наверное, до лопаток, но сейчас в хаотичном беспорядке разбросанные по подушкам. Белый и черный кот.

Я даже сперва улыбнулась, а потом осознала, что видела именно котов, вернее, огромных барсов. Только вот вчера я была под действием какого-то газа, а сейчас, получается, все еще не пришла в себя?

Сильно напрягая мозги, я принялась методично перебирать каждую деталь вчерашнего помутнения: помню, как гладила сперва одного, потом другого, да и обоих сразу, а потом даже укусила!

При воспоминании о том, как я зубами буквально прокусывала кожу и их кровь текла по моей гортани, меня немного передернуло. Ведь все же неплохо так ударило по мозгам. Если все это вспоминается так реалистично. Но внимательнее присмотревшись к одному из мужчин, я все же увидела след от укуса, и размер ранки был именно под мои зубы. Теперь мне стало совсем плохо, и я даже не знала, чего хочу больше – чтобы мои мозги и дальше пребывали в дурмане или же чтобы я пришла в себя. Хотя с такой действительностью пусть будет первое.

Мужчины, заворочавшись сильнее, стали просыпаться. Я вот всегда знала, что взглядом можно не только убивать, но еще и будить. Вот они и стали просыпаться, потому как я смотрела на них во все глаза и, наверное, прожигала в них дырки. Когда они открыли свои нереально красивые глаза и настороженно посмотрели на меня, я не решилась даже пошевелиться.

– Доброе утро, – обратил мое внимание на себя беленький.

Я резко повернула голову к нему и сразу же отпрянула, потому как он умудрился моментально встать на локти и потянуться ко мне, отчего наши глаза оказались на одном уровне.

– Доброе утро, – я девушка культурная, так что тоже решила поздороваться.

– Меня зовут Денли, мы вчера не успели познакомиться, – он и не думал от меня отстраняться, а даже с каким-то внутренним благоговением внюхивался в меня.

Честно признаться, меня это напрягало, я как-то не очень привыкла, чтобы мною дышали. Хотя как же красиво звучит, когда дышат лишь тобою… Опять попытавшись вразумить свои мозги или хотя бы немного загнать их на место, я уже перевела взгляд на черненького.

– А я Алан, – он так заразительно улыбался, что мне не осталось ничего иного, как улыбнуться в ответ.

– Мари, – почему-то представилась я своим коротким именем.

– Мари, – промурчали эти коты.

Я даже огляделась по сторонам, чтобы понять, не изменяют ли мне уши, и точно ли я слышу это урчание именно от этих людей.

– Где я? – не стала я церемониться и решила сразу же выяснить, куда меня занесло, стараясь не думать о вчерашнем бреде или же сегодняшнем продолжении.

– Дома, в замке, – взял слово беленький. Он приподнялся и сел на кровати, опираясь на одну руку.

Мышцы на руках тут же пришли в движение, отчего я завороженно засмотрелась на эту красоту. Честно признаться, я никогда вблизи не видела так красиво сложенных мужчин. Особенно когда у них вот такие хорошо прочерченные, четко выделяющиеся мышцы. Все эти кубики на животе, да и накачанная грудь с бусинками сосков не оставили меня равнодушной.

Я любила все красивое, а красивыми людьми просто восхищалась. Сама я не могла похвастаться идеальной фигурой – кое-где намечался жирок, а где-то неплохо было бы и подкачаться. Но вот то, что было сейчас передо мной, просто восхищало, заставляя предательскую слюнку собираться во рту.

– Какой красивый рисунок, – теперь уже отвлек меня черненький.

Я проследила направление его взгляда – это оказалась моя рука с той самой временной татушкой, которую мне нарисовали красками в студии красоты. Только теперь это был не простой рисунок птицы, а настоящий, словно живой, огненный феникс в полете. Язычки пламени срывались с его крыльев, а глаза аквамаринового цвета горели ярким напоминанием о цвете моих линз. Сейчас я их совершенно не ощущала, видимо, закончился мой вчерашний порыв стать другой, стать более нужной и любимой.

Удивленно еще раз посмотрев на татушку, я потерла ее пальцем и даже поскребла ноготком. Увидев, что моего прекрасного френча уже нет на ногтях, опять расстроилась, ведь ему еще рано слезать было.

– Что-то не так? – спросил меня тот самый черненький, который так же внимательно рассматривал птичку вместе со мной.

– Все так, – не стала я ему рассказывать о женских проблемах, когда красивый маникюр начинает портиться или же, не дай бог, ломается ноготь прямо перед важным мероприятием.

– Так все-таки, где я нахожусь? – дом, замок – это, конечно, все чудненько, но вот более реальный ответ меня бы устроил больше.

А замков, которые бы находились в нашем городке, я никогда не видела, так что адреса, естественно, не знала. И желательно его выяснить до момента, когда меня попросят отсюда. Все же такси заказать заранее лучше, чем потом, как дурочка, стоять на улице в одиночестве и ждать его.

– Это родовой замок Кении, – черненький уже с интересом разглядывал меня.

А я была после сна, вся помятая и, скорее всего, непрезентабельная. Неловко отстранилась и посмотрела на второго мужчину, который так же, как и черненький, не спускал с меня глаз.

– А где он находится? – я не то чтобы теряла терпение, но все же никак не оставляло беспокойство, что еще с самого пробуждения маленьким червячком поселилось в душе.

– Как где? – растерялся черненький, который представился Аланом.

– В Кении и находится, – помог беленький Денли, теперь уже интенсивнее переглядываясь с черненьким.

– Хорошо, – как учительница, добивающаяся ответа от нерадивого ученика, я попыталась еще раз. – А где находится эта ваша Кения?

– На Расшарде, – тоже как дурочке стал говорить Алан, правда при этом не переставал смотреть на беленького. – А ты думала где?

Я хмыкнула и нервно почесала лоб. Все, что со мной вчера происходило, было очень странно. Но вот то, что сегодня странности не закончились, – это уже начинало беспокоить.

– Я вообще-то думала, что нахожусь в своем городе на Земле, – ляпнула не подумав. – А вот смотря на вас, уже совсем ничего не понимаю.

– На Земле? – задумался Денли, и желваки на его лице заходили от явного переживания. – Что ты помнишь перед тем, как оказалась на той поляне, где мы встретились?

Я помнила все, но вот то, что это помнить нельзя (во всяком случае, врачам в белых халатах лучше об этом не говорить), я тоже хорошо помнила.

– Я шла на вокзал, – стала я скармливать самую обыденную историю, чтобы ни в коем случае обо мне не подумали не пойми что. – Решила пройти через парк, чтобы срезать дорогу. А там, видимо, прорвало газовую трубу, вот я и надышалась этой дрянью.

Я возмущенно посмотрела на своих собеседников, ожидая, что они меня поддержат и скажут: мол, кто же трубы оставляет в таком состоянии? Но они молчали, и лишь их удивленные мордашки выдавали что они меня слушают.

– Ну а потом было что-то странное, и когда я пришла в себя, то оказалась на той поляне. Хотя нет, – я задумчиво побарабанила указательным пальчиком по нижней губе. Она всегда было немного пухлее верхней, и мне нравилось ее трогать. – Я сначала долго шла по тропинке, пытаясь выйти из парка, а потом уже нашла эту поляну. Да, так все и было.

Рассказывать дальше – что я представила их вчера котами, да еще укусила, – не стала, а то вдруг на смех подымут, не хотелось перед ними краснеть. Мне они уж очень понравились, а предстать перед ними шизофреничкой не хотелось. Хотя укус на шее увидела и у второго мужчины, и услужливая память тут же подкинула мне картинки, как я его кусаю и при этом еще и наслаждаюсь. А ведь там, в воспоминаниях, и они меня кусали.

Скорее всего, я становлюсь извращенкой, это все стресс от расставания. Мужчины все еще молчали и задумчиво поглядывали на меня.

– Кто твоя мать, Мари? – первый отмер беленький.

– Екатерина Степановна Шиляева, – тут же выдала я нужную им информацию. – Отец – Борис Анатольевич Шиляев.

Не знаю зачем, но я решила сразу все рассказать, чтобы у них не возникло никакого сомнения в моей адекватности, потому как у меня сомнения уже появлялись.

– А где ты родилась? – тут же спросил меня Алан.

Он продолжал нежно улыбаться и при этом играл мышцами – видимо, все-таки заметили, как долго я пялилась на кубики пресса Денли.

– В селе Черемушки.

– Это такой край? – уточнил Алан.

– Вы что, с луны свалились? – тут уж я не выдержала и засмеялась – значит, не одной мне до сих пор плохо. – Вы еще спросите, с какой я планеты.

– С какой? – тут же включился в игру Денли и тоже стал улыбаться, давая мне вволю высмеяться.

– Ну вы, парни, даете! – давно я так не смеялась. Демонстративно осторожно вытерла набежавшую влагу на глаза. – С вами, конечно, очень весело, но мне правда пора. Может, все же скажете мне адрес? Я сейчас такси вызову.