Текст книги "Профессионал"

Автор книги: Ранульф Файнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 6

Сена, музыка невидимого аккордеона и галльская суета блошиного рынка Вернэзон окружали цыганское кафе, убаюкивая его клиентов, преимущественно туристов, до ностальгической дремы. Официанты-цыгане в черных беретах и фартуках сновали между столиками, и их аккуратно подстриженные усики презрительно топорщились. Старший официант, мнивший себя кем-то вроде комиссара Мегрэ, решил, что три господина за седьмым столиком являются иностранными бизнесменами. Отсутствие дождевиков позволяло предположить, что они пришли из единственной гостиницы, расположенной поблизости, – «Георга V». Старший официант заключил, что все трое уже провели пару ночей под крышей гостиницы, поскольку ее собственный ресторан «Ле прэнс» славился изысканной кухней, а подвалы предлагали отличный выбор вин.

Старший официант толкнул в бок своего помощника.

– Пусть седьмым столиком займется Санчо. Эти трое из «Георга». Если они могут выкладывать по девять сотен за ночь, то не моргнув глазом добавят двадцать процентов за обслуживание.

Де Вилльерс и Дэвис и впрямь походили на топ-менеджеров, но Майер на их фоне явно выглядел лишним. Его костюм из плотной твидовой ткани бы измят, брюки, хотя и больше на два размера, не могли скрыть стоптанных башмаков, а стекла очков в стальной оправе нуждались в чистке.

– Этот бифштекс чересчур сладок для говяжьего, – пробормотал Дэвис.

– Может, конина? – предположил де Вилльерс. – Но не бери в голову. Чипсы выглядят аппетитно.

– Картофель фри, – поправил Дэвис.

Де Вилльерс пожал плечами. Официант принес ему омара, которого он сам выбрал в аквариуме, где бедные существа ожидали, когда их сварят живьем. Де Вилльерс повернулся спиной к кастрюле с кипящей водой, куда бросили омара. Так он мог наблюдать за входом в кафе, но при этом не видеть мучений морского рака, чьи безмолвные крики совпали по времени с такими же криками Патрика Сайминса, висевшего в одиночестве под люстрой у себя в спальне. Однако омар ничем не заслужил подобной кары.

За кофе и коньяком члены «Клиники» беседовали о делах. Их разговор тонул в гомоне голосов посетителей кафе и шуме улицы. Майер единственный из троих владел французским. Он рассказал о том освещении, которого удостоилось убийство судьи в средствах массовой информации, точнее, о подозрительном отсутствии такого освещения.

Де Вилльерса это совсем не обрадовало.

– Почему молчат? Это ведь как раз та самая грязь, которую газетчики обожают выплескивать на первую полосу. Все необходимые ингредиенты присутствуют. – Он пожал плечами. – Очень плохо; нам ведь заплатили именно за то, чтобы поднялась шумиха.

У Майера, успевшего разнюхать, что к чему, уже были кое-какие ответы.

– Судья имел отношение к спорам пятилетней давности о международных правах атолла Муруроа. Тогда французы здорово обожглись на своих ядерных испытаниях. Наверное, у них есть веские основания молчать.

Таким оживленным де Вилльерс не видел Дэвиса его уже несколько лет. Это дельце в Париже полностью соответствовало его темпераменту, и де Вилльерс, сегодня утром получив с клиентки оставшуюся часть суммы, уже выдал обоим помощникам их долю. Пятнадцать процентов общего гонорара в четыреста пятьдесят тысяч долларов пойдут агентству «Таднамс», выступавшему в качестве посредника, тридцать пять процентов останутся у де Вилльерса, а остальное – Дэвису и Майеру, поровну. Разница в десять процентов между долей де Вилльерса и долями его помощников помогала укрепить его положение лидера. Де Вилльерс сохранял такой принцип распределения денег во всех заказах, выполненных «Клиникой», даже если непосредственных исполнителей было всего двое.

Майер, от природы необщительный, оживлялся только тогда, когда получал возможность утолить свою страсть к хитроумной технике. Де Вилльерс не сомневался, что он потратит все деньги, заработанные в Париже, на дорогие модели радиоуправляемых самолетов, а остаток спустит на экзотических шлюх.

Дэвис поспешит в Кардифф, к очаровательной женушке, нагруженный подарками, и преподнесет ей чек на солидную сумму, которую благоверная вложит в свою фирму по оформлению жилых интерьеров. Де Вилльерс подозревал, что миссис Дэвис изменяет мужу во время его длительных «командировок», однако, сознавая, что вряд ли удастся найти другого мужчину, так же слепо боготворящего ее и такого же щедрого, она тщательно скрывает свои похождения, с благодарностью принимая деньги для латания дыр в прожорливом бюджете своего бизнеса. Миссис Дэвис с рождения была начисто лишена вкуса и осталась ханжой, несмотря на дорогостоящее обучение в Лондонской школе дизайна. Каждый заказ на оформление интерьера, полученный ею, – а многие заказы доставались в обмен за щедрое предоставление ее тела состоятельным холостякам, которые на самом деле и не собирались переделывать свой дом, – лишний раз доказывал ее потрясающее безвкусие.

Де Вилльерс опасался, что настанет день, когда Дэвис, вернувшись домой, застанет свою женушку в постели с каким-нибудь богатеньким бедолагой, квартиру которого она вознамерилась превратить в конфетку. И последствия будут самые ужасные, ибо Дэвис, будучи в ярости, относится к нормам цивилизованного общества без должного уважения.

Хотя де Вилльерсу было известно о его подельниках практически все, его собственное прошлое и настоящее оставалось для обоих запретной темой, которую они уже давно научились не трогать. Дэвис и Майер безоговорочно верили своему лидеру просто потому, что он, насколько им было известно, всегда вел себя по отношению к ним честно. Де Вилльерс же верил им, потому что не ленился быть в курсе всех их проблем и знать их возможности.

В мире измен и ударов в спину, в ремесле, которым девять из десяти предпочитают заниматься в одиночку, «Клинике» удавалось оставаться эффективной и сплоченной группой на протяжении вот уже четырех лет. И это, разумеется, в значительной степени благодаря личности де Вилльерса. Искренний и прямолинейный, он производил впечатление позитивиста, которому не свойственны рефлексии. Это определялось его характером, в отличие от характера его подручных, людей крайне агрессивных. Глубоко внутри у де Вилльерса бурлила ярость, лютая ненависть к несправедливой судьбе и отчаянная тоска по своим корням и материнской любви.

Был ли он нормальным человеком? Может ли наемный убийца быть нормальным человеком? Безусловно, нормальные люди способны совершать жестокие и даже садистские поступки, но не регулярно, не на заказ. Такие люди в повседневной жизни практически всегда выглядят грубыми, нервными или даже агрессивными. Напротив, безжалостность де Вилльерса никак не проявлялась в его обычном поведении. Он мог зверски расправиться с молодой женщиной тем способом, какой больше подходил контракту на убийство, а через считаные минуты наслаждаться банальностями в разговоре за обеденным столом и вкусом хороших блюд.

Его натура Джекила и Хайда [7]7
  Герой известной повести Р. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Доктор Джекил, добропорядочный гражданин, открыл способ превращаться в жестокого и злобного Хайда.


[Закрыть]без труда сохраняла эту двойственность, никак не выказывая внутреннего недовольства. Если бы де Вилльерс когда-либо задумался над этим, он бы с чистым сердцем сказал себе, что убивал только для того, чтобы иметь средства к существованию. Он бы категорически отрицал душевную тягу к преступлениям, жгучую потребность сквитаться с судьбой.

Поскольку де Вилльерс взял за непреложное правило лично встречаться с будущими клиентами и тщательно изучать заказы, прежде чем их принимать, свободного времени у него оставалось меньше, чем у Майера и Дэвиса. В среднем он отдыхал три-четыре недели в году; отпуск неизменно посвящал охоте на редких животных, вооруженный лучшей фотоаппаратурой, какую только можно купить.

Де Вилльерс расплатился, не оставив чаевых, поскольку в счете было ясно указано: «Все услуги включены». Ему было стыдно, что он с таким удовольствием съел восхитительного омара. Остальные разошлись и, сев в такси, отправились в свои любимые злачные места. Де Вилльерс задумался об уроках, усвоенных в Париже, о заведенных здесь связях, которые могут оказаться полезны в будущем. После второй рюмки коньяка он вернулся в свою гостиницу по адресу: авеню Георга V, дом 31, и позвонил в Южную Африку, в Капскую провинцию. Ответа не последовало. Положив трубку, де Вилльерс ощутил прикосновение одиночества. Он отправился в бар, где посидел, предаваясь своему излюбленному занятию – наблюдению за людьми. Однако подопытный материал был небогатым. Два бармена-гомосексуалиста, стареющая голливудская кинозвезда со своим молчаливым мальчиком и свободный от дежурства администратор, уткнувшийся в журнал «Пари матч».

Де Вилльерс прошел через молчаливый вестибюль, увешанный замечательными гобеленами, и одарил щедрыми чаевыми портье, принесшего ему конверт на серебряном подносе. Вернувшись в свой номер, он двадцать минут занимался упражнениями, после чего, достав из мини-бара бутылку минеральной воды, лег на кровать и прочитал сообщение из «Таднамса». Ему предстояло немедленно отправиться в Эрлс-Корт и быть готовым к полету на юг Аравийского полуострова.

Глава 7

Замусоренный пруд обозначает северо-восточную границу безопасности для тех, кто занимается оздоровительным бегом в Центральном парке Нью-Йорка. Дальше можно углубляться только на свой страх и риск, если только ты не бедный и у тебя не черная кожа. Это правило действовало осенью 1964 года, но богатенький парень из Оклахомы понятия не имел о том, что можно и чего нельзя делать в Нижнем Гарлеме. Гостя у своей бабушки в просторных апартаментах на Парк-авеню, он согласился вывести ее гончую на вечернюю прогулку.

Минут через пять ходьбы по заросшей кустами территории между музеем и центральным озером парень нашел травянистую лужайку, спустил гончую с поводка и бросил ей резиновый мяч. Собака, для которой резвая игра на улице сделалась большой редкостью, побежала неспешной трусцой. Остановившись у мяча, она обернулась к парню, виляя хвостом и скалясь так, как умеют одни только гончие, и тут ей в шею вонзилась шестидюймовая стрела. Собака рухнула, не издав ни звука.

Парень огляделся по сторонам. В тени стояли три юнца в кожаных куртках. Один держал в руке арбалет со стальным луком, а через плечо у него была перекинута сумка из-под клюшек для гольфа.

– Приятель, пора читать отходную собачке.

У говорившего был короткий «ежик» на голове и мышцы атлета-гиревика.

Обезумев, парень бросился на арбалетчика и с размаху ударил его поводком. По случайности стальной карабин на конце попал юнцу в глаз и переносицу.

– Ах ты, сука! – воскликнул тот.

Он оказался на какое-то время ослеплен, однако его дружки прижали мальчишку к дереву и стали ждать, когда стрелок придет в себя. Заливаясь слезами боли, опасаясь за свой глаз, арбалетчик зарычал, давая выход ярости:

– Разденьте мерзавца догола и привяжите к дереву! Сейчас он узнает, с кем связался!

Юнцы своими ремнями и рубашкой мальчишки, разорванной на полосы, стянули ему руки так, чтобы он стоял спиной к дереву. Рот оклахомцу заткнули его собственным носовым платком. От страха он наделал в штаны. Две стрелы пронзили ему правую ногу выше колена, третья впилась в левое бедро, и мальчишка потерял сознание. Вероятно, злорадные вопли приятелей стрелка спасли ему жизнь, так как привлекли внимание мужчины, совершавшего пробежку по парку. На нем были спортивные брюки и свободная футболка защитного цвета. Он выбежал на лужайку, не обращая внимания ни на мальчишку, ни на собаку, ни на арбалет.

– Здравствуйте, друзья. – Замедлив бег, мужчина приветственно протянул руку. – В какую сторону к озеру?

Арбалетчик задумался, стараясь подобрать подходящий уклончивый ответ, но тут бегун стремительно вскинул руку, втыкая палец ему в здоровый глаз. За этим тотчас же последовал простой удар ногой в пах ближайшего юнца. Третий парень в кожаной куртке успел выхватить нож с выкидным лезвием, но бегун, подобрав с земли арбалет и обнаружив, что тот заряжен, нажал на спусковой крючок. Заточенная напильником стрела легко прошла сквозь внутренности и застряла в позвоночнике. Юнец завопил от боли, но тут приклад арбалета обрушился ему на затылок, и наступила полная тишина, нарушаемая лишь писком серых белок.

Опустившись на корточки рядом с гончей, бегун осторожно ощупал ее, стараясь уловить сердцебиение. Надавив на мягкие ткани вокруг раны, он вытащил стрелу, а затем перевязал собаке шею своей футболкой.

– Ты еще поживешь, девочка, – ласково произнес бегун, поглаживая гончей отвислые уши.

Положив собаку на землю, он занялся мальчишкой, у которого, похоже, ранение в бедро вызвало сильное внутреннее кровотечение.

Отыскав на проходящей поблизости Восточной 85-й улице полицейского, занятого регулировкой движения, бегун назвал себя – капитан Дэниел де Вилльерс – и адрес своего приятеля, морского пехотинца, у которого гостил. Он дождался прибытия «скорой помощи», но на вопрос о состоянии хулиганов, мальчишки и собаки изобразил полное незнание. Де Вилльерс долго еще гадал, вмешался бы он, если бы не гончая. Жестокое обращение с животными было его слабым местом.

В детском доме в Ванкувере жила бродячая кошка, а позднее, в Бронксе, у приемной матери был вечно голодный попугай. Дэниел никак не мог понять эту женщину, поскольку она нещадно лупила его за малейшее нарушение установленного ею «кодекса хороших манер», однако поражала искренним состраданием, когда он приходил из школы с разбитым носом или распухшей бровью. После того как она умерла, харкая кровью, де Вилльерс устроился работать ассистентом фотографа, а по ночам он лазил в форточки по квартирам. Когда попугай сдох, Дэниелу было семнадцать лет, у него имелись сбережения в банке и не было никаких амбиций, кроме как заниматься животными. Он записался в армию, однако его выдающиеся физические данные и способность трезво мыслить привлекли внимание сержанта-вербовщика из корпуса морской пехоты задолго до того, как де Вилльерс смог добраться до своей первоначальной цели – военной ветеринарной службы.

В двадцать три года, имея за плечами четыре кошмарных года во Вьетнаме, де Вилльерс мог продолжать успешную карьеру в армии. Возможно, он так бы и поступил, если бы не заветная мечта разыскать свои корни, найти семью.

Год де Вилльерс провел в канцелярии на базе Брэдли, все свободное время отдавая вместе с сослуживцами пешим прогулкам по горам Кэтскиллс. Зимой 1964 года он ушел в отставку и забрал из банка все свои деньги. Но главным его сокровищем была отцовская Библия, с дарственной надписью на титульном листе: «Пиету от любящей матери. Вриде-Хойс, Токай, 1891 год».

Глава 8

В те времена, когда подразделения специального назначения, в том числе специальная морская десантная рота, еще не подчинялись штабу SAS, а сам штаб еще не перебрался в новый центр управления, он в течение многих лет располагался неподалеку от Солун-сквер. Высшее командование SAS размещалось на мансардном этаже центрального здания казарм герцога Йоркского. Все кабинеты выходили в центральный коридор, куда можно было подняться по одной-единственной бетонной лестнице, оборудованной камерами видеонаблюдения; на ее верхней площадке была двойная стальная дверь герметичной «камеры обыска».

В начале семидесятых охрана сочла окна кабинетов не защищенными от современных технических средств наблюдения, которые могли находиться в квартирах жилых домов на Челтнэм-террейс, напротив гарнизонной спортплощадки. Были установлены защитные экраны, однако в целом система безопасности оставалась слабой. Непосредственно под мансардным этажом располагался пустой зал, который командование сдавало в аренду для проведения более или менее многолюдных мероприятий, требующих просторного помещения. Утром в среду 5 января 1977 года Гордон Джексон и другие актеры телесериала «Вверх по лестнице, вниз по лестнице», который в то время транслировался Би-би-си на весь мир, вышли гурьбой из зала, освобождая его для заседания благотворительной организации.

В тот день на входе дежурили двое гражданских охранников, дружелюбных выходцев из Западной Африки. Зная, что на утро назначено заседание попечительской группы королевского госпиталя «Челси», они с радостью пропускали всех, кто упоминал название этой организации. «Знаете, куда идти?» – вот единственный вопрос, который они задавали.

Первым прибыл Боб Мантелл, бывший офицер 2-го полка спецназначения, удалившийся на покой банкир из Сити. Он убрал скомканные листы сценария и выбросил окурки из пепельниц, бормоча под нос нелестные слова про нерях из Би-би-си. Мантелл разложил листы бумаги формата А4 и карандаши перед старыми шаткими стульями, расставленными вокруг квадратного стола, – другой мебели в угрюмом зале не было.

Остальные подходили поодиночке и группами. Звучали слова приветствия – как сердечные, так и ворчливые. Огест Грейвс, шестидесятипятилетний таксист и заядлый радиолюбитель, был горазд пошуметь до и после заседания, однако во время его открывал рот, только если к этому вынуждали. Однако его способность разузнать все, что угодно, о любом человеке в Большом Лондоне граничила с чудом. К тому же он выполнял роль посредника в общении с преступным миром, хотя сам и никогда не сворачивал с прямого и честного пути. Грейвс пришел в обществе Профессора, недавно оставившего кафедру в Университете Уорика.

Близнецы, которым сейчас было за семьдесят, хотя выглядели они старше, познакомились друг с другом в тюрьме, перед самым началом Второй мировой войны. Обоих условно-досрочно освободили, они записались добровольцами в королевские инженерные войска, а после окончания войны стали водопроводчиками. Занимаясь этим ремеслом в конце шестидесятых, Близнецы познакомились с Основателем. Как и Огест Грейвс, они хорошо знали улицу и имели обширные связи, что было крайне важным для Комитета.

Джейн, чью фамилию никто никогда не вспоминал, вошла, поглощенная оживленным спором с Блетчли, закостенелым консерватором, противником всего нового, который в настоящий момент занимал пост председателя.

– Оборотень, – пробормотала Джейн. – Худший тип предателя. У Вильсона [8]8
  Вильсон Гарольд (1916–1995) – английский политик-лейборист, в 1974–1976 гг. занимал пост премьер-министра.


[Закрыть]хватило глупости назначить его министром внутренних дел, и только посмотрите, чем он занимается – выставляет нас всех на посмешище. И ради чего?

– Видишь ли, дорогая моя, – возразил Блетчли, – у него хватает здравого смысла понимать, что наша страна является частью Европы. Хит прав. Британского содружества больше нет, и мы уже не можем выжить в одиночку. Рой Дженкинс – один из немногих социалистов, признающих этот факт. Привет, Мантелл. Насколько я вижу, все готово. Вот и отлично.

Заняв место во главе стола, Блетчли погрузился в изучение своих записей. По крайней мере, выглядел он по-прежнему неплохо.

Джейн, высоконравственная дама, очень строгая и привередливая, боготворила Основателя. Предыдущие заседания, созываемые раз в два месяца, проходили в ее доме в Хэмпстеде, где Джейн беззаветно ухаживала за своей больной матерью, пока та не умерла несколько лет назад. Как и Профессор, во время Второй мировой войны Джейн сотрудничала с разведкой. Достав из пакета десять пластмассовых кружек, она распределила их вокруг стола, а четырехпинтовый термос с кофе поставила рядом со своим местом, напротив председателя. Для Джейн жизнь состояла именно из таких маленьких ритуалов.

Последними пришли полковник Томми Макферсон, председатель лондонского отделения КБП [9]9
  Конфедерация британской промышленности (КБП) – организация, объединяющая британских предпринимателей.


[Закрыть], а также Майкл Пэнни и Спайк Аллен.

– С какой новости начнем, с хорошей или плохой? – в своей обычной полушутливой манере обратился к собравшимся Пэнни.

Этот человек очень старался производить положительное впечатление на окружающих. Несмотря на это, остальные ему не симпатизировали. Но вынуждены были скрывать свою неприязнь, поскольку он, бывший юрист-экономист, кладезь информации из недр Сити, являлся протеже Блетчли. Никто ему не ответил.

– Что ж, плохая новость заключается в том, что Рой Дженкинс подал в отставку. Хорошая новость: этих сквернословов из рок-группы «Sex Pistols» выставила за дверь их собственная фирма грамзаписи.

Спайк занял место рядом с Блетчли, которого он недолюбливал – о чем никто даже не подозревал, поскольку Спайк выказывал эмоций не больше, чем нежащаяся на солнце кобра. Спайк предпочитал те заседания, на которых согласно очередности председательствовал Макферсон. Он понимал, что по поводу бристольского дела будет много споров, поэтому решил сперва доложить о том, что произошло в Айлингтоне.

Полковник Томми Макферсон и Блетчли вместе с Основателем были в Комитете со дня его основания. И вот сейчас, восемь лет спустя, после многих успешных дел Макферсон смотрел на Блетчли и гадал, как Основатель, великолепно разбирающийся в людях, мог вообще выбрать этого человека. Однако и сам он вначале считал Блетчли одним из лучших. Если задуматься, тогда Блетчли был отменным игроком, неиссякаемым источником вдохновения. Это он придумал название «пушинки» – «потому что у нас такое легкое прикосновение». Но где-то в пути с Блетчли произошла перемена.

Макферсон знал Основателя уже больше сорока лет. Оба принадлежали к горным шотландским кланам, в военную пору служили в войсках специального назначения и побывали в немецком плену (Основатель томился в лагере Колдитц), но, несмотря на все это, Макферсон так по-настоящему и не понимал внутренних процессов, происходящих в блестящем уме Основателя. Истинные мотивы создания им Комитета затерялись в тумане времени, однако ходили слухи о личной трагедии. Якобы в 1968 году Основатель потерял близкого человека, чью гибель можно было бы предотвратить, если бы полиция действовала надлежащим образом. Однако виной всему была не халатность правоохранительных органов, а недостаточное финансирование и нехватка людей. Просто в нужное время в нужном месте не оказалось полицейских.

Сама природа демократии препятствует предотвращению многих преступлений. В Белфасте британской армии известны личности пары десятков убийц из ИРА [10]10
  Ирландская республиканская армия (ИРА) – военизированная радикальная группировка, выступает за объединение всей Ирландии, включая Ольстер.


[Закрыть], однако закон запрещает «убрать» их, поэтому террористы наносят все новые удары. То же самое верно в отношении торговцев наркотиками, сутенеров и прочей нечисти, вольготно чувствующей себя в Великобритании.

Пределы своих возможностей Основатель понимал и не собирался искоренять зло во всей стране. Он занимал строго определенную нишу, поскольку благотворительность начинается у себя дома. Будучи тесно связан с семьями военнослужащих SAS, он вознамерился создать группу «сторожевых псов», которая заботилась бы о благополучии двух с лишним тысяч бывших бойцов роты снайперов и других подразделений спецназа. Этой группе также предстояло откликаться на призывы о помощи в тех случаях, когда официальные правоохранительные органы оказывались бессильны.

В начале пятидесятых 21-й полк SAS размещался неподалеку от вокзала Сент-Панкрас, а командовал им знаменитый ветеран коммандос полковник Чарльз Ньюмен, кавалер ордена «Крест Виктории». Этому полку вообще везло на начальников-сорвиголов, достаточно упомянуть полковников Лапрайка, Сазерленда и Билла Макферсона. Последний, которому в ближайшее время предстояло возглавить клан Макферсон, приходился родственником полковнику Томми Макферсону.

Как-то раз один ветеран-сержант обратился к Ньюмену и пожаловался на то, что его семье, проживающей в Ноттинг-Хилле, не дают покоя местные хулиганы. Ньюмен пригласил с полдюжины здоровяков-десантников, и те, переодевшись в штатское, отправились в Нотинг-Хилл и мирно побеседовали с виновниками напряженных отношений. Тактика увенчалась успехом, и это дошло до слуха Основателя. Формально не были нарушены никакие законы страны, поскольку бандиты Ноттинг-Хилла предпочли не связываться с десантниками и обошлось без насилия.

Все вопросы, которыми занимался Комитет, ставил Боб Мантелл. У него было множество источников по всей стране, в основном бывшие десантники, нашедшие себя в самых разных профессиях, в том числе и в полиции. Если Мантеллу удавалось убедить потерпевших, чтобы они решали свои проблемы с помощью полиции, его это вполне устраивало. Но очень часто оказывалось, что в полицию уже обращались, вот только она не могла ничего предпринять.

После обычного вступления Блетчли начал заседание с краткого перечня второстепенных дел, требующих решения, и действий, оказавшихся неэффективными. Примерно через час очередь дошла до двух тем, которые Блетчли назвал деликатными. Обе они относились к ведению Спайка Аллена.

Спайк не любил многословия.

– В Айлингтоне, – начал он, оторвавшись от своих записей, – все прошло хорошо. Информация Огеста оказалась надежной, и наши друзья уже получили обратно своей «мерседес», а также тысячу фунтов наличными за доставленное беспокойство.

Блетчли кивнул.

– Полиция? – уточнил он.

Спайк был готов к этому вопросу.

– Наш «местный» навел справки в отделении. Мистер Джеймс заявил об угоне сразу же, как только его машина исчезла. У него были основания считать, что авторемонтная мастерская Давенхэмов в сговоре с айлингтонской группировкой, и он предполагал, что машина по крайней мере в течение трех часов будет находиться в покрасочном цеху. – Спайк пролистал свой отчет назад. – Полиция перезвонила мистеру Джеймсу через два дня, и он услышал обычные причитания. Машина нигде не обнаружена, а осматривать мастерскую Давенхэмов без ордера на обыск нельзя.

– Сколько человек вы направили к Давенхэмам? – спросил Блетчли.

Он всегда особо требовал обходиться минимальными средствами.

– Трех, – ответил Спайк. – Все накачанные.

– Майкл, вы довольны? – обратился Блетчли к бывшему юристу Пэнни.

Тот кивнул.

– Огест хорошо знает братьев Давенхэмов. Эта мелюзга не будет поднимать шум, только чтобы ублажить свое самолюбие. И уж тем более они не пожалуются в полицию, что их принудили силой вернуть краденое законному владельцу. Нет, полагаю, Спайк провел это дело, используя нажим в самом что ни на есть нужном объеме.

Спайк, никогда не стремившийся к лаврам, поблагодарил Близнецов, которые подсказали ему, какой степени устрашения будет достаточно для возвращения машины. На том же самом дыхании он перешел к отчету о бристольском деле, надеясь сыграть на хороших эмоциях, вызванных успехом в Айлингтоне.

– Теперь Бристоль, – объявил Спайк. – Операция, которую Комитет санкционировал на сентябрьском заседании в прошлом году. Она была проведена в ноябре, и сейчас уже можно с полным основанием предположить, что не будет ни ответных действий полиции, ни освещения в средствах массовой информации. У нашего «местного» хорошие связи в городе, и он подтверждает, что Сайминс, человек, непосредственно виновный в гибели дочери нашего друга, уехал из Бристоля. – Спайк похлопал ладонью по лежащей перед ним синей папке. – Джейн раздала всем копии моего подробного отчета.

Профессор поднял взгляд.

– Ну, подробным его едва ли назовешь, – пробормотал он. – Всего две страницы, и то полностью посвященные объекту. Мне бы хотелось побольше узнать о наших действиях. Я прекрасно понимаю, что они позволили добиться желаемого результата, но как именно это произошло? Поскольку акция проведена от нашего имени, мы должны быть уверены в том, что нас устраивают методы, которыми воспользовались ваши «местные». Вы согласны?

Как и ожидал Спайк, остальные откликнулись одобрительным гулом.

– Я воспользовался советом членов Комитета относительно того, каким способом лучше всего решить эту проблему. – Он не повернулся к Близнецам, но те разом погрузились в изучение своих бумаг. – Меня заверили в том, что в данной ситуации любые менее убедительные действия будут лишь пустой тратой времени. В операции принимали участие всего двое «местных», и они прекрасно понимали, как далеко можно зайти. У Сайминса на теле почти не осталось следов насилия.

Лицо Профессора стало мрачным.

– Значит, вы подвергли этого человека пытке?

Спайк объяснил, какими методами воспользовались Халлет и Мейсон. Он не называл их по фамилиям, поскольку Мантелл, составивший основные правила деятельности Комитета, особо подчеркнул, что лишь Спайку должны быть известны личности «местных». Если кто-нибудь из них «протухнет», он сможет выдать из Комитета одного только Спайка. Никто из «местных» не знал ни настоящего имени Спайка, ни его адреса – им были известны лишь номер его автоответчика и почтовый ящик. В случае смерти Спайка его душеприказчики перешлют Блетчли и Макферсону запечатанные конверты с контактными данными «местных».

– И что с того, что нет ни синяков, ни шрамов? – стоял на своем Профессор. – Мы, Комитет, категорически запретили применение пыток, какими бы ни были цели и задачи. Да или нет?

– Не спешите, приятель. – Это был Огест с раскрасневшимися от волнения щеками. – Спайку было поручено избавиться от этого мерзавца, от этого детоубийцы, не причинив ему травмы. Что ж, Спайк с задачей справился, и я приношу свои поздравления ему и его ребятам. Черт побери, Профессор, а вы чего ожидали? – Он хлопнул папкой по столу. – Грецкий орех ведь не расколешь ножницами.

Профессор сохранял спокойствие.

– Никто не говорит о ножницах. Однако подвешивание на дыбе – излюбленная пытка самых гнусных режимов в мире. Ее широко использовали нацисты, а в настоящее время она распространена по всему Ближнему Востоку. Только почитайте доклады «Международной амнистии». Дыба способна меньше чем за день свести человека с ума. Такого бесчеловечного мучения я не пожелаю своему заклятому врагу.

Тот из Близнецов, что потолще, пробормотал:

– Профессор, вашим самым заклятым врагом, вероятно, является налоговый инспектор. Дружище, вы спрятали голову в песок. С наркодельцами церемониться бесполезно, они понимают только грубую силу. Если бы наш Спайк не напугал подонка до полусмерти, тот не повел бы и бровью и уж тем более не прекратил бы травить бристольских детей.

Такой была самая длинная речь, на памяти членов Комитета произнесенная одним из Близнецов.

– Мы для того и объединились, чтобы иметь дело с людьми этой породы, – возразил Профессор. – Но мы не имеем права отвечать на насилие насилием. Не сомневаюсь в том, что можно было запугать этого типа и не прибегая к пытке. Я вовсе не предлагаю колоть орехи ножницами, Огест, но я настоятельно рекомендую резать стекло, испуская луч нужной частоты. Мы должны вести игру наподобие шахмат, игру, основанную на знании психологии и точном расчете. Первым делом мы собираем самую свежую и достоверную информацию, после чего наносим удар, используя хитрость, а не грубую физическую силу. Только так мы остаемся в рамках закона и сохраняем порядочность.

– Возможно, – мягко предположил Блетчли, – Спайк не смог собрать достаточно информации и как следствие вынужден был переусердствовать?