355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рангея Рагхав » Гибель великого города » Текст книги (страница 12)
Гибель великого города
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 03:04

Текст книги "Гибель великого города"


Автор книги: Рангея Рагхав



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Словно обновленный, поднялся он с колен – печаль в сердце уступила место чувству удовлетворения и радости. Львиной поступью направился Манибандх к выходу. Сейчас он был великолепен: настоящий, истинно сильный мужчина, повелитель. Казалось, будто богиня дала ему частицу своей силы и сказала: «Манибандх! Не отчаивайся! Разве нынешний день для тебя страшней того далекого дня, когда жалкое деревянное суденышко беспомощно металось во мраке под ударами волн? Вспомни, как люди, устав бороться с волнами, падали на колени, моля небо о пощаде! Кто в тот день утихомирил бурю? Кто выбросил суденышко на берег?»

Неподалеку от храма Манибандх заметил аскета, неподвижно сидевшего на земле. Купец долго смотрел на этого изможденного, человека, который молчаливо и покойно, словно привязанный к месту, сидел здесь, удалившись от тщеты жизни, не замечая бега времени. Неужели богатство и разнообразие жизни не привлекали этого беднягу? Неужели никогда не влекла его к себе красота женщины?

Женщина! Махамаи!

Толстый слой камня может вспыхнуть от солнца, как пламя светильника, эхо уйдет из гор, океан навсегда застынет в неподвижности, но женщина не перестанет бросать на мужчину лукавые взгляды. Это природное, вечное оружие всех женщин – от возлюбленной фараона до последней рабыни. Женщина полна великой силы. Вся мудрость Манибандха ничто перед ней, ибо не может утихомирить жар сердца.

Сам великий бог Махадев пробуждается от забвения, когда супруга его, Махамаи, начинает свою сладострастную пляску.

Но кто нарушит святое раздумье великого царя йогов. Кто превзойдет его в величии и достоинстве? Что дает ему силы равнодушно взирать на соблазны жизни? Почему, временами пробуждаясь, он опять погружается в священный сон? Неужели это безбрежное забвенье выше всех тревог и забот человеческой жизни, такой бурной и деятельной?

Когда Манибандх всходил на колесницу, кто-то протянул к нему руку и попросил подаяния:

– Господин! Я давно ничего не ел!

Манибандх взглянул на нищего. По виду это был деревенский житель из страны дравидов, что лежит к северу от Мохенджо-Даро. Глаза нищего сверкали голодным блеском. Одежды его так износились, что не прикрывали выступавших, на теле ребер, и это вызывало жалость и отвращение к несчастному. Но, видимо, он давно перестал заботиться о своем внешнем облике, – жажда жизни поборола в нем все другие чувства.

Обрывистые берега сострадания – ничто перед несокрушимой скалой равнодушия, ибо человек, даже исполняя святой долг перед ближним, прежде всего помышляет о своей корысти. Манибандх швырнул нищему золотую монету. Блестящий кусочек золота, за который можно сразу приобрести мальчика-раба и двух телят, валялся в пыли! Нищий не верил своим глазам. Неужели это сделал простой смертный? Ведь только богам доступны такая доброта и милосердие! Дравид забыл о том, что люди щедры лишь в богатстве, когда минутный порыв сострадания стоит им недорого.

Проезжавший мимо эламский жрец восхищенно наблюдал эту сцену.

– Хвала вам, высокочтимый! – закричал он. – Хвала! Воистину неистощима ваша щедрость!

Колесница его остановилась. Эламский жрец нараспев произнес несколько молитв на своем языке. Их никто не понял, и он перешел на язык великого города.

– В городе Ур есть счастье, – учтиво сказал он. – но несчастье – в людях Ура. В богатстве тоже счастье, но несчастье в расточительности. Вы, высокочтимый, счастье для людей!

– Я не достоин твоих похвал, великий жрец! – ответил Манибандх. Речь жреца ему понравилась, но он не был столь бесстыдным, чтобы выслушивать похвалы из уст святых мудрецов, посылающих молитвы богам.

– Нет, я знаю цену истинному величию, высокочтимый! Есть ли в мире человек, который остановился бы в накоплении богатств? – со вздохом ответил эламский жрец. – Самое дорогое сокровище среди люден – вы, высокочтимый! Даруя, вы получаете сторицей!

– Пусть хранят людей боги! – засмеялся Манибандх. – Только этого хочу я достигнуть своими дарами.

Эламский жрец уехал. Нищий дравид ушел, забыв поблагодарить купца. Он был скорее потрясен, чем обрадован. Очевидно, он не знал, как подойти к торговцам с золотой монетой. Еще сочтут его за вора, а что он ответит судье?

Манибандх казался довольным. Слова жреца польстили, ему, хотя беспокойство вновь пробудилось в его душе. Если, рассыпая дары, он не чувствует любви к людям, то не значит ли это, что он, Манибандх, грешник? Основа жалости – страх. Каждый видит себя на месте страждущего, и лишь потому в нем просыпается милосердие. Ушел нищий, онемевший от неожиданного дара, и с глаз Манибандха спала пелена. Да, он, Манибандх, уже мертв душой. В счастье он не вспоминает о других, а в беде не желает оставаться в одиночестве. «Но ведь так предопределено богами! – говорил себе Манибандх. – Страх и любовь – самые верные признаки жизни в человеке. Только аскет ни о чем не заботится. Он подобен мухе, минующей тенета жизни. Но паук все равно сосет другую жертву. Все идет своим чередом, у каждого свой путь…»

Медленно расстилалась темнота. Повсюду зажглись светильники. Наступил вечер – время совершения сладострастных плясок, время власти роскоши. Но разве в этом есть покой? Разве ощущение пустоты в сердце от этого исчезает? У кого нет сокровищ, тот молит о них богиню Махамаи; кто обладает ими – испытывает разочарование. Почему человек никогда не чувствует себя довольным?

– Сайндхав! Поезжай переулками! – приказал Манибандх. Ему хотелось взглянуть на жизнь простых людей.

Колесница покатилась по узким улочкам. Поразительно тихо и неторопливо текла здесь жизнь. На главной улице людской поток силой несет прохожих, а тут каждый волен двигаться как пожелает. Здесь не ощущалась высокомерная, пышная суета великого города. Попав в эти тихие места, вы поневоле вспоминали обо всем хорошем; вас не подгоняли и не преследовали гам и сутолока. Улочки походили на спокойно текущий слой воды под бурными волнами реки.

Всю жизнь Манибандх был поглощен своим стремительным бегом к богатству и славе, он не мог остановиться и поразмыслить, перед ним был заранее очерченный круг жизни. Завидев нищего, он никогда не испытывал боли в сердце. «От даров – слава дающему», – так говорили знатные люди, раздавая милостыню. Вот и теперь он лишь исполнил обычай и равнодушно ушел, словно понимая, что показное милосердие ничем не утверждает его собственное бытие.

Среди небольшой толпы кружилась в танце какая-то женщина. Сайндхав, придержав буйволов, закричал:

– Эй, посторонись!

Но Манибандх прервал его строгим окриком:

– Сайндхав!

Возничий замолк в изумлении. Пользуясь темнотой, Манибандх сошел с колесницы и втиснулся в толпу. Люди оглянулись на него, но никто не удивился. Сюда часто приходили знатные горожане, изменив свой облик, – здесь жили уличные женщины.

Танец был непристоен до чрезвычайности. Видимо, толпу потешала гетера, опьяневшая от обильного возлияния с очередным своим возлюбленным и теперь ни в чем не знающая удержу. Манибандх понял это по наряду: гетеры в великом городе ничем не прикрывали тело выше пояса.

То была не Вени, но Манибандху стало стыдно: совсем недавно Вени так же танцевала на улицах!

Он поехал дальше. Глаза его снова принялись блуждать по сторонам. В одной из винных лавок торговала молодая женщина. Она все время улыбалась, проворно наполняя чаши вином и подавая их гостям, сидевшим вокруг тускло светящихся ламп. Она показалась Манибандху на редкость привлекательной. Ее одежды были причудливой смесью городского и деревенского вкусов. Тело ее от талии до щиколоток закрывало дхоти, на плечи был накинут кусок ткани, который едва скрывал нагие груди. Серебряные запястья красиво выделялись на смуглой коже рук. Она была соблазнительна, и Манибандх стал думать о том, как бы ему остаться здесь одному. Выход нашелся легко.

– Возничий! Почему ты едва плетешься? – спросил купец.

Возничего мучил голод, но он не смел сказать об этом.

– Господин, быки утомились и давно ждут корма, – смиренно ответил он.

Возничий знал, что могучие буйволы, были любимцами Манибандха. Почему не сослаться на них?

Манибандх рассмеялся и бросил возничему золотую монету, – он понял, о чем думает слуга.

– Ступай поешь, Сайндхав! Мои буйволы не так слабы, как ты! Ты не мог сказать мне прямо, что хочешь есть, глупец? Разве я купил тебя для того, чтобы уморить голодной смертью?

– Господин, простите виновного… – пробормотал возничий.

– Иди! Я знаю твои мысли. Я останусь в колеснице! Делай, что я сказал! Кто, кроме меня, хозяин твоего счастья?

Обрадованный возничий, еще раз поклонившись, ушел. Скрывшись с глаз господина, он повернул к дому. Там его покормит жена, а золотую монету сохранит про запас – всему свое место. Жизнь движется милостью богатых людей.

Манибандх стоял возле колесницы. Торговка вином улыбалась. Улица была почти безлюдной. Изредка показывались одинокие фигуры людей – одни медленно брели, истомленные работой, другие пьяно пошатывались. Жители этих улочек влачат жалкое существование, они имеют деньги лишь на пищу, счастье не написано им на роду. Только соблюдение религиозных обрядов в дни праздников вливает в их души какое-то подобие радости.

Торговка, все так же посмеиваясь, разливала вино и готовила бетель. У нее хороший барыш; каждому посетителю она ласково улыбается, и никто не уходит, не заплатив за эту улыбку. Попугай, сидящий в клетке над ее головой, иногда вскрикивает: «лукавые глаза…», «поселись в моем сердце…».

И гости довольно хохочут.

Перед глазами Манибандха одна за другой промелькнули картины прошлых, далеких лет. Те дни оставили в сердце неизгладимые следы, их не выжечь каленым железом… Почему человек вспоминает именно о том, что хочет забыть? Прошлое – это ужасный демон, который витает над настоящим и будущим!

Манибандх отвел буйволов в сторону и, беспечно оставив их в темноте, сделал несколько шагов по направлению к лавке.

Лавка опустела, торговка вином стала причесываться, затем достала склянку и, обмакнув в нее спицу, черной краской подвела ресницы. Считая себя укрытой от постороннего взора, поправила одежду на груди. Манибандха взволновал этот жест. Ему вдруг захотелось порвать все путы, связывающие его теперь, и вернуться к прежним своим привычкам… Но то было в Египте, в дни разгульной молодости, о которых здесь никто не знает. Сейчас он всеми уважаемый человек в Мохенджо-Даро…

Прочь все приличия и правила, если они мешают наслаждаться радостями жизни! Манибандху нужно так мало – непринужденно и весело поболтать с женщиной… Но потом эта торговка будет с гордостью всем рассказывать: «У меня был сам Манибандх…»

Что тогда скажут именитые люди? Манибандх был у простой гетеры! Они вправе осудить его. Разве ему недостает знатных женщин?

И все же Манибандх должен быть владыкой своих радостей! Он разорвет и отбросит сковывающие его цепи! Пусть кто-нибудь посмеет выступить против него, он раздавит наглеца… Сердце его учащенно забилось. Ведь было время – ему тогда миновало семнадцать лет – когда на грязных египетских базарах он знавал многих уличных женщин… И вряд ли хоть одна из них осталась недовольна им, не посылала за ним еще и еще раз…

К лавке подошел посетитель отвратительной внешности. Незнакомец был высок ростом и старался держаться прямо, выпячивая грудь, отчего его спина казалась вогнутой. Он говорил, скривив лицо, поминутно гримасничая и бросая вокруг недобрые взгляды. Манибандху казалось, что зверь невежества вселился в этого человека и свирепо пожирает его мозг. А торговка разговаривала с уродом, так же посмеиваясь и улыбаясь. Хлестнуть бы их обоих бичом!

Манибандх отступил назад в темноту. Посетитель приблизился к лампе, и купец увидел, что лицо его покрыто омерзительными пятнами, кожа на теле потрескалась. Манибандх почувствовал к нему дикую ненависть; его раздражали не столько эти отвратительные пятна, сколько самоуверенная и надменная осанка наглеца.

Урод ущипнул торговку за щеку. Она налила ему вина. Тот выпил, бросил медную монету и повернулся чтобы уйти.

– Эй, эй, – закричала торговка, – сначала заплати что положено!

– Что еще? Разве я не заплатил?

– Но разве ты только пил вино?

– А что еще? О чем ты говоришь, глупая?

Торговка вдруг завопила:

– Ай, ай, ограбили! Помогите! Помогите!

На ее крик из глубины лавки выбежал коренастый мужчина и схватил долговязого за горло. Манибандху даже показалось, будто в нем что-то хрустнуло. Получив пару затрещин, обманщик швырнул несколько монет. Верзила наградил его еще одним пинком и оставил в покое. Тот бросился бежать, а торговка визгливо захохотала. Коренастый подошел к ней и сел рядом. Манибандху стало весело, опять вспомнилось прошлое. Довольный развязкой этого маленького происшествия, он пошел к своей колеснице.

Негодяю досталось поделом. Будет знать, как строить из себя повесу! Но если б Манибандх подошел к этой женщине, не пришлось ли и ему бы испытать подобное? Нет, в таких местах не следует появляться без телохранителей. Он не напрасно остерегался. Он не труслив, а дальновиден и мудр. Манибандх поднялся на колесницу, и скоро ее колеса снова покатились по главной улице.

Взошла луна. Хочет ли кто-нибудь видеть сейчас Манибандха? Волнуется ли чье-либо сердце при мысли о нем? Является ли он для кого-нибудь желанным и милым? Все видят в нем только «высокочтимого», богатство и слава сделали его сильным. Весь город униженно ползает у его ног…

Какой холодный прием уготовила ему суровая правда жизни! Никто не любит в нем человека…

Колесница выехала на дорогу, кольцом опоясывающую город.

Будь он женат, супруга любила бы его, а сын сделал бы узы любви неразрывными…

…Но неужели счастье человека в этих узах? Разве его свобода – не благо? Он одинок сейчас и всегда останется одиноким. Но он одержит победу над всем вокруг, он встанет над миром единовластным владыкой!..

Вдруг что-то кольнуло Манибандха в самое сердце. Разве это не гордыня? Разве не меркнет вся его надменность перед подвигом аскета? Тщеславие томит знатного человека, как жажда, будя в нем желание действовать, но разве жажда – не признак слабости?..

Многое в этом мире достижимо для Манибандха. Так неужели единственное, чего он желает, – это любви женщины, равнодушной к нему? Ради чего хочет он замутить неукротимое течение своей жизни? Пусть женщина разыграет перед ним извечный фарс любовной страсти, пусть она готова отдать за него даже жизнь, – это ли венец его честолюбивых желаний?

Опечаленный, он повернул назад.

Ничего не нужно Манибандху. Зачем он родился на свет? Чтобы тяжело страдать? И зачем он был брошен в океан богатства, зачем барахтается в нем до сих нор? Ведь стоит сделать неверное движение, и он станет причиной собственной гибели! Взволнованный своими мыслями, Манибандх хлестнул мечом буйволов.

Великолепие главной улицы ужалило его в сердце, словно змея. Разве счастливы эти сластолюбивые горожане? А женщины, выставляющие напоказ свои высокие груди и пышные ягодицы? Разве знают они, что ждет их впереди? К чему вся эта спесь, это неистовое веселье, если им даже неизвестно, по какому пути шествуют они!

Вот он – великий город, вот они – пышность и великолепие, вот она – неодолимая мощь! Но ради чего существует все это? Великий удав времени одним дыханием заглатывает в свою страшную пасть и человека, и золотого оленя богатства.

Как он заблуждался! Он дерзнул осудить великого царя йогов! Он, который доныне бьется в жестоких руках судьбы, который свою слабость почитает за силу, которому поражение кажется торжеством.

Колесница остановилась. Манибандх вошел во дворец.

Он сел на ложе, прислонившись спиной к стене. Мышцы расслабились, но голова была тяжелой. Настала еще одна ночь, но разве эта ночь не растворится в свете дня? Ночь приходит и уходит – зачем? И трепещущий лунный свет! Как странно, даже эта ночная красавица, приносящая прохладу, напомнила ему нестерпимый дрожащий зной египетских пустынь и жаркие вздохи желаний!

Послышались шаги. Вошла рабыня.

– Господин! Прикажете принести еду?

– Что тебе? – очнулся от задумчивости Манибандх.

Рабыне показалось, что хозяин недоволен тем, что его потревожили. Она затрепетала.

– Господин! Управитель Акшай ждет вашего приказания, чтобы принести кушанья.

– Ах вот что! Я не хочу есть!

Рабыня склонила голову в покорном поклоне. Манибандх заметил, что она взволнована.

– Рабыня, как твое имя?

– Меня зовут Тара, господин!

– Тара![17]17
  Тара – звезда (древнеинд.).


[Закрыть]

Глаза Манибандха сами собой устремились к окну, через которое проглядывало звездное небо. Сколько звезд! Они так далеко! Кажется, они зовут к себе своим мерцанием… но это – души умерших, которые трепетно сияют во тьме, и нужно умереть, чтобы приблизиться к ним.

– Ступай, Тара! Я не голоден. Съешьте мой обед, – сказал он терпеливо ожидавшей рабыне.

Когда она передала слова купца управителю, тот подумал немного, затем сказал с усмешкой:

– Ну что ж, приходи, Тара. Мы с тобой попируем.

Все рабыни знали, что это означает.

А Манибандх и в самом деле не хотел есть. Манибандх![18]18
  Манибандх – ожерелье, связка драгоценных камней (древнеинд.).


[Закрыть]
Как странно звучит это имя! Да, он – Манибандх, связка драгоценных камней, которые дороже золота. Если он все бросит, его богатства захватят другие – эти собаки, которые, высунув язык от жадности, всюду рыщут без устали, пытаясь сделаться Манибандхом. Да, манибандхи встречаются во все времена! Но его уже не манил этот образ…

Пробил колокол. Полночь. Где-то опустили в воду металлическую миску, и этот тихо звенящий звук ясно слышен в ночной тишине…

От жажды пересохло в горле. Позвать рабыню? Он мог бы получить несколько мгновений радости… Нет, сегодня это его не отвлечет от тяжких мыслей… Манибандх сам наполнил чашу вином и осушил одним залпом. Затем наполнил чашу снова. Вино утолило жажду, но не придало бодрости. Он выпустил чашу из рук, она беззвучно покатилась по мягкому ковру.

Эти звезды в пустом и неподвижном ночном небо! Зачем они манят к себе? Почему они так жадны до человеческих душ? И каким таинственным образом душа после смерти человека проделывает такой длинный путь? Где-то далеко за звездами обитает всемогущий великий бог… Что мы все перед ним?

Манибандх уронил голову. Вино затуманило его сознание. Ему вдруг захотелось петь. Он хотел, чтобы песня заполнила окружающую пустоту и безмолвие, чтобы обратилась она в черную, несущую прохладу тучу, которая заволокла бы небо над жаркой пустыней его души; пусть эта туча свершит над ней свой царственно-медлительный танец, пусть она оросит эту пустыню животворящей влагой и угасит ее бесплодный зной…

Он вспомнил Нилуфар. В такую же звездную ночь между ними родилась любовь. Где теперь его возлюбленная? Он пошел в комнату египтянки и, как прежде, присел на край ее кровати. Все так же россыпью лежали украшения вокруг брошенного ларца. Он удивился. Неужели все так напуганы, что не осмелились, притронуться к драгоценностям?

Он осмотрел комнату. Где же Нилуфар? Кому поет сейчас она свои песни? Где та чарующая слух, трепетная песня свирели, от которой начинали звенеть ножные кольца? Ничего нет на свете радостней этой божественной музыки. Это высший дар на земле. Ноги сами начинают двигаться, всё тело до последнего волоска трепещет от проникновенных, нежных звуков. Но оскорбленная купцом Нилуфар ушла. И вот он, самый гордый и надменный человек в Мохенджо-Даро, совсем одинок. Где та, чью честь он не сумел защитить?

Небо затянули тучи. В отчаянье Манибандх заметался по покоям, словно раненый леопард. Над ним смеется весь город! Люди ненавидят его, потому что он показывает свое пренебрежение к ним! Они смеют издеваться над ним! Достоинство Манибандха лежит во прахе, раздавленное демонами его собственного сладострастия! Ему захотелось громко, во весь голос закричать. Закричать, что все это ложь!

Он возвысил рабыню, любил ее и лелеял, но разве тем самым он связал себя? Разве мужчина обязан связать себя с одной женщиной? Есть ли такой закон? Если иметь нескольких женщин предосудительно, то почему древние восхваляли этот обычай? Нет, Манибандх не может стать рабом женщины. Он свободен!

А Нилуфар? Подобает ли ей такая гордыня? Разве ей неведомо, что падающий с горы поток всюду прокладывает себе путь, разрывая грудь земли? Как могла она подумать, что Манибандх, тот самый Манибандх, смелый и прославленный, который не испугался даже зловещих объятий океана, сочтет объятия слабой женщины за весь мир и загасит сверкающий фонарь своих желаний?!

В ночной темноте Манибандх бесшумно выскользнул через задние ворота на улицу. Сегодня он предмет зависти для именитых богачей великого города; он высокочтимый, при виде чьих несметных сокровищ дрогнул сам жестокий фараон; чей мужественный облик зажигал страстью глаза знаменитых красавиц города Киша; перед кем почтительно склоняли головы шумерские богатыри-воины и эламские знатоки священных законов; на корабли которого с изумлением взирали жители Крита, богатого острова в далеком-далеком море; перед вознесшейся славою которого смирились Пания, Кикат, Шанью, Кират; чье имя звучит эхом в горах; следы чьих ног заставляют замужних женщин забывать о своей чести – сегодня он как безумный шагал по темным улицам, спеша на берег Инда. Пешком шел тот, под чьими ногами рассыпано золото, по чьему мановению решалась судьба многих людей! Сегодня он, встревоженный и потрясенный, стремился к великой реке!

…Манибандх остановился. Он смотрел на ревущие волны. Такая сила все сметет на своем пути! Несчастный, слабый человек! Почему хочешь ты погубить себя гордыней, надменностью? Грозно раздавался рев волн в безмолвии ночи. Что им до Манибандха?

В каждом мгновении – смерть, и в каждом мгновении – жизнь. Жизнь и смерть! Смерть и жизнь! В каждом мгновении… И больше ничего, ничего…

Но Манибандх!

Господин!

Насмешливый, всепобеждающий рев великой реки…

Всех ждет один конец…

Сколько звериной, разрушительной силы в этой реке! Сколько крови она несет! А человек? Человек тоже велик, если его слава написана кровью. Манибандх разъярился.

– Крови! – выкрикнул он в темноту. – Человеческой крови! Славы! Написанной кровью славы!

Вдруг раздался грохот. Загудела земли. Зловеще завыл ветер: «Нет, никогда!» Молния и гром воскликнули: «Мы сотрем в пыль твою гордыню!» Удивленный, испуганный Манибандх смотрел со страхом в разверзшуюся пасть неба. «Гибель! Гибель всему!» – вещал громовой голос.

Налетела с неистовым воем буря, сейчас она начнет свой адский танец… Укройся! Укройся от этого неба, с которого смотрят души умерших!.. Луна в страхе спряталась за тучи. Ее лучи с жалобным криком вонзились в волны Инда, и те от боли вздыбились, крича: «Берегись!»

Манибандх опустился на прибрежный песок. «Что это?» – с ужасом думал он. Устрашающий рев земли, достигнув конца света, мчится теперь, расколов горизонт на куски, к небесам, бросая вызов великому богу. Но нет! Вся сила богини земли Махамаи сломится, как былинка, перед мощью великого бога, и небесный владыка захохочет над миром в этом зловещем мраке!..

Манибандх с трудом поднялся и пошел. По берегу неслись тучи песка. Ветер гнал их в Инд. Угрожающе ревели волны, отбиваясь от песка. Стало трудно дышать. Теперь Манибандх думал лишь об одном – поскорее уйти. Но ветер дул с такой силой, что то и дело валил его с ног. Руки его были широко расставлены и отчаянно упирались в грудь ветру. В тучах песка и пыли потонуло все.

Манибандх шел вперед с закрытыми глазами. Он спотыкался, падал, снова упрямо шел вперед. Ураган ревел, земля сотрясалась…

Вдруг распростертые руки Манибандха нащупали что-то мягкое. Он ухватился за эту опору, но тут же потерял равновесие и вместе с находкой покатился по склону. Когда он наконец остановился, то увидел рядом с собой человека.

Ураган стих так же внезапно, как и начался. Манибандх потряс неизвестного за плечи и спросил, задыхаясь от усталости и страха:

– Ты жив?

Ответа не было.

Манибандх с трудом приподнял безжизненное тело и нагнулся над ним.

– Кто ты, путник? Куда ты шел? – кричал Манибандх.

Но тот молчал. Манибандх пристально всматривался в незнакомое лицо. На мгновение луна вышла из облаков, Манибандх дико закричал – перед ним была Вени!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю