Текст книги "И летели наземь самураи..."

Автор книги: Ральф Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

     – Мы рассчитываем, что японцы не станут разрушать свою компьютерную систему, что бы ни произошло, – продолжал Тейлор. – Так как они не знают, что мы расшифровали их код, они будут считать, что мы не сможем войти в нее, даже если потратим год на то, чтобы разобрать ее на части. Повторяю, они считают, что система абсолютно недоступна, что-то вроде крепости будущего. Мы рассчитываем быстро приземлиться, ввести свои команды и скрыться. – Тейлор пристально посмотрел на президента. – Я хочу осуществить это завтра.

     Уотерс уклончиво кивнул.

     – Это очень трудное дело, – признался Тейлор. – У нас не будет времени на репетиции. Нам придется произвести одну дозаправку, и советские войска должны помочь нам сделать это. Мы не можем позволить себе серьезные потери – в ней должны быть задействованы минимальные силы. Мы рассчитываем на то, что, в силу своей чрезмерной самоуверенности, японцы не уничтожат свой компьютер управления и не остановят нас. Конечно, на обратном пути мы будем страшно уязвимы – по-видимому, японцы смогут обнаружить "М-100" со стороны задней полусферы. Господин президент, честно говоря, я не могу ручаться за исход операции. Все, что я вам сказал, это предположения. У нас, возможно, ничего не получится. Но… как американский солдат… я считаю, что было бы стыдно не попробовать.

     Налет твердой уверенности исчез с лица Тейлора, и он выглядел теперь как обычный человек, уязвимый и усталый.

     – Господин президент, мы нанесли им сокрушительный удар сегодня. Мы разрушили их лучшие системы передового базирования. Их фронт в Средней Азии разгромлен. – По всей вероятности, Тейлор подыскивал слова, с помощью которых он мог бы объяснить состояние дел. – Единственное, что еще объединяет их, – это успех этого нового оружия.

     – "Скрэмблеры", – произнес Уотерс, как будто пробуя слово на вкус.

     – Да, сэр. Иначе мы бы разбили их наголову. Видите ли, сэр, в войне часто проигрывает тот, кто первый уходит с поля сражения. Было много таких случаев, когда командующие считали, что они разбиты, хотя на самом деле у них было гораздо лучшее положение, чем у противника. Мы осознаем, какое серьезное поражение нам нанесли японцы. Но очень трудно правильно оценить истинное положение дел противника. – Глаза Тейлора просительно сверкали там далеко, за тысячи километров отсюда. – Господин президент, просто дайте нам шанс. Давайте не будем выходить из игры. Вспомните, какая была ситуация в стране после африканской интервенции, когда казалось, что все разваливается. Это была долгая-долгая дорога назад. Но мы ее уже преодолели. Давайте не будем выходить из игры, пока у нас есть хоть один шанс.

     Уотерс вздохнул.

     – Полковник Тейлор, – сказал он, – вы действительно считаете, что у вас есть шанс осуществить это?

     – Да, сэр, у нас есть шанс.

     – Никто больше, кажется, так не думает. Эксперты считают, что вам не удастся выполнить даже половины намеченного плана.

     – Сэр, я знаю, на что способны мои люди и мои машины. Сегодня я еще раз в этом убедился.

     – Советские власти хотят выйти из игры, – добавил Уотерс, – и хотя, конечно, я не хочу преуменьшать наши потери, но советская сторона потеряла население целого города и его окрестностей, хотя они еще не начали производить точные подсчеты. Как я понимаю, в городе – кажется, Орск? – было много беженцев из южных районов, где идут боевые действия. Я не уверен, что смогу убедить их в разумности этого шага, даже если бы мне самому эта идея и нравилась.

     – Господин президент, – сказал Тейлор, – я ничего на это не могу возразить. Все, что я могу вам сказать, по-моему, еще не наступило время для капитуляции.

     – Но, – вмешался госсекретарь, – речь не идет о капитуляции. Мы рассматриваем варианты возможных путей выхода из военных действий: можно либо просто выйти из зоны конфликта при взаимных или многосторонних гарантиях, или временно прекратить огонь в этой зоне, а затем урегулировать эту проблему на международном уровне.

     – Какие бы слова вы ни использовали, – сказал Тейлор холодно, – это все равно капитуляция.

     – Джордж, – перебил его председатель Комитета начальников штабов, – ты превышаешь свои полномочия, и причем очень сильно.

     Тейлор ничего не ответил.

     Уотерсу хотелось бы знать, что этот потрепанный в боях полковник действительно может предложить. Что составляет его сущность, кроется ли за военной формой подлинная тревога за страну.

     – Полковник Тейлор, – сказал Уотерс. – Я даже получил докладную от одного из наших подчиненных, полковника Рено, который полагает, что ваша компетентность не соответствует занимаемой вами должности. В своей докладной он представляет дело так, что сегодняшний день был для вас крайне неудачным.

     Выражение лица Тейлора осталось бесстрастным.

     – Господин президент, если у вас есть какие-нибудь сомнения в моей компетентности, вы сможете предать меня военно-полевому суду после того, как все это кончится. Сейчас же разрешите мне провести эту операцию.

     Уотерс старался понять, что это за человек. На мгновение он ощутил присутствие Тейлора более остро, более сильно, чем любого из находящихся в этой комнате советников. В этот момент время как бы приостановило свой ход, и Уотерс погрузился в старые воспоминания, все еще чувствуя во рту вкус чизбургера.

     – Полковник Тейлор, – спросил президент, – вас когда-нибудь кусала собака?

     – Нет, сэр.

     – Меня тоже. Но моего отца кусала. Это произошло, когда у него еще было пусто в кармане, но он был полон мечтаний. Он шел по дороге в штате Алабама, на него спустили собак… и моего отца очень сильно искусали. Это было очень давно. Меня тогда еще не было на свете. Но мой отец был очень хорошим рассказчиком. И когда он описывал тот страх, который он испытывал, увидев этих собак, его слушатели тоже начинали ощущать этот страх. Он был весь в крови и пытался убежать, но собаки продолжали рвать его на куски. Тем не менее на следующий день он опять был там, шел по дороге и пел. Он боялся в этот раз даже больше, чем в первый, но он всегда повторял мне, что мир был бы совсем другим, если бы он и еще несколько испуганных мужчин и женщин сдались. – Уотерс постучал карандашом по пустой фарфоровой чашке. – Мой отец… не дожил до того времени, когда его сын стал президентом Соединенных Штатов. Он умер от болезни Рансимана, когда я баллотировался в Конгресс и выступал перед все редеющей аудиторией. Но я знаю, что он хотел бы, чтобы я сейчас смело противостоял этим собакам. – Уотерс положил карандаш и посмотрел на изображение Тейлора на экране. – Единственная проблема состоит в том, что я не совсем уверен, что это означает в данной ситуации. Означает ли это, что я должен сейчас послать полковника Тейлора и его людей обратно в бой с шашками наголо, или же это будет просто трусость – послать других людей противостоять собакам вместо меня. Возможно… "противостоять собакам" означает взять на себя ответственность за собственные неправильные решения и сократить потери.

     – Господин президент, – сказал Тейлор прямо, – выйти из боя сейчас – это значит проявить трусость.

     – Достаточно, полковник, – сказал председатель Комитета начальников штабов.

     Уотерс только кивнул и посмотрел на свои руки. Они были совершенно гладкими, на них не было следов физического труда. Или следов от укусов собак.

     – Полковник Тейлор, – сказал он, – я должен принять решение. Я не собираюсь задерживать вас дольше, чем это будет необходимо. Мы сейчас прервем наш разговор, но я хотел бы, чтобы вы находились около пульта связи точно через тридцать минут. Я собираюсь обсудить все это в последний раз с моими советниками, присутствующими в этой комнате, затем я дам вам свой ответ. Да, между прочим, говоря о своем плане, вы ничего не сказали о беспорядках в Баку. Вы видели, что там происходит?

     – Да, сэр.

     – И что вы об этом думаете? Это усложняет проведение вашей операции?

     – Необязательно. На самом деле, если демонстрации будут продолжаться, они могут только помочь нам и отвлечь внимание японцев. Японцы, должно быть, очень обеспокоены попытками этих людей проникнуть через ограждение.

     Лицо Уотерса приняло удивленное выражение:

     – Что вы имеете в виду? Каковы, по-вашему мнению, причины демонстраций?

     – Ну, – сказал Тейлор, – начальник разведки моего полка считает, что все совершенно ясно. И я согласен с ним. Азербайджанцы преподают сейчас японцам такой же урок, какой мы получили в Тегеране.

     На мгновение Уотерс задумался:

     – Тоесть вы считаете, что эти демонстрации направлены против японцев?

     Казалось, что Тейлор был удивлен заданным ему вопросом.

     – Конечно, это очевидно.

     Уотерс кивнул, обдумывая эту совершенно новую для него точку зрения.

     – Спасибо, полковник Тейлор. Я дам вам ответ через тридцать минут.

     Изображение Тейлора исчезло.

     На какое-то мгновение в комнате воцарилось унылое молчание, вызванное вялостью уставших людей. Затем госсекретарь тряхнул своей аристократической головой и с удивлением произнес:

     – Этот человек сумасшедший.

     – Рад видеть тебя, Такер, – сказал Тейлор, поднявшись, чтобы поприветствовать своего старого товарища. Он старался улыбнуться, но не мог, так как какая-то часть его души еще была с президентом США и ожидала его решения.

     – Черт подери, Джордж, ты, как обычно, страшен, как черт. – Полковник Уильяме протянул руку.

     В ответ Тейлор протянул свою перевязанную руку.

     Прежде чем пожать ее, Уильяме неуверенно остановился.

     – Что, черт возьми, приключилось на этот раз, Джордж?

     Тейлор шагнул навстречу, схватил руку Уильямса.

     –   В последний момент он спасовал и сказал мне, что примет решение через некоторое время.

     – Насколько я понимаю, они там, в Вашингтоне, уже не в такой панике по поводу случившегося, в какой они были утром?

     Тейлор презрительно засмеялся:

     – Это чертовски слабо сказано. Даже здесь было слышно, как они там все разбегаются, чтобы попрятаться в кустах.

     – Могу побиться об заклад, что этот парень Боукветт сунул в это дело свой нос, – сказал Уильяме. – Вот уж типичная дерьмовая гражданская шишка. Я не знаю ни одного случая, когда бы он правильно разобрался в потоке разведывательной информации, но у него большие связи. Никогда не носил военной формы, разве что на каких-нибудь подготовительных курсах за рубежом. Но он считает, что отлично знает наше с тобой дело благодаря своему происхождению и интуиции.

     Тейлор не ответил. Он знал о Боукветте даже больше, чем ему хотелось бы. Из-за Дейзи.

     Ему очень хотелось знать, была ли Дейзи все еще там, в той же комнате, где и Уотерс. Но лучше сейчас не думать обо всем этом.

     – Тяжелый день, Джордж? – спросил Уильяме. По тону его голоса было видно, что он все понимает, как может понимать только солдат солдата.

     Тейлор взглянул на него.

     – Я потерял Дейва Хейфеца, – сказал он бесстрастно. – Во время нападения "Скрэмблеров". И Мэнни Мартинеса. Они засекли нас, когда мы летели из Омска.

     Уильяме задумался:

     – Я не был знаком с Мартинесом. Но Хейфец был чертовски хорошим солдатом.

     – Да, был. – Тейлор с отвращением отвернулся. – Я говорю о нем, как будто он мертв. А он, бедняга, лежит в самолете, мочится под себя и не понимает, что произошло… и что еще может произойти. – Тейлор отступил в сторону, как бы стараясь уйти от самого себя. – Боже всемогущий. Я просто не знаю, что для него можно сделать. И для всех остальных тоже. Что делать, Такер? Что делать, Господи? Ты ведь знаешь, что такое писать письма женам и родителям, когда погибает какой-нибудь несчастный десантник, но что, черт возьми, можно написать, когда домой возвращается не человек, а животное, без каких-нибудь эмоций, но с отличным восприятием окружающего мира. С воспоминанием о том, что такое женщины, с…

     – Джордж, ты устал.

     – Да нет. Боже, ну что же делать? Послать родителям каталог, рекламирующий кроваткикачалки для взрослых и одноразовые пеленки? Да, кстати, миссис Джонс, ваш муж, возможно, разочарует вас в некоторых отношениях, но это произошло из-за новых злополучных обстоятельств во время его службы в армии. Боже, Такер. Это ужасно страшно. Когда ты чувствуешь, что сожалеешь о том, что твои ребята не умерли.

     – Может, мы найдем средство их вылечить?

     – Едва ли.

     – Хейфец был чертовски хорошим парнем.

     – И жизнь чертовски здорово отблагодарила его за это. А Мэнни Мартинес, Такер. Мне трудно передать словами, каким хорошим человеком он был. Я просто пропадаю без него

     Уильяме улыбнулся:

     – Джордж, в твоей жизни не было такого случая, чтобы ты пропал. Ты ведь выбрался из Африки, хотя у тебя не было даже кредитной карточки и упаковки презервативов.

     Тейлор не смог сдержать улыбки. Затем он замолчал.

     – Ты помнишь, – продолжил Уильяме, – как мы лежали в этой чертовой палатке на Азорских островах и играли в покер со смертью. И я заставлял тебя выслушивать, какую я собираюсь провести чистку в военной разведке. Ты знаешь, что я всегда думал, Джордж? Я трепался и думал, о Боже, если бы у меня было то, что есть у этого парня Тейлора. Ты, бывало, лежал на своей койке и смотрел куда-то сквозь меня. Ты и без моих объяснений понимал, что представляет собой мир вокруг. Ты уже тогда многое понимал из того, что я только изо всех сил старался понять. – Уильяме улыбнулся своим собственным воспоминаниям. – Во всяком случае, мы добились большего, чем ожидали.

     – Но недостаточно.

     – Пока да. Но, возможно, мы недооцениваем президента. Возможно, он еще даст нам зеленый свет.

     – Я не знаю. Все советуют ему уйти в кусты.

     – Давай будем надеяться на лучшее.

     Тейлор вздохнул.

     – Я сделал все, что мог, Такер. Но я действительно чертовски устал. Я не мог найти нужных слов. Единственное, о чем я мог думать, – это как мне хочется протянуть руки, схватить его и вытрясти из него все дерьмо. Втолковать ему, что это означает, если мы сейчас выйдем из игры. Черт с ним, – сказал Тейлор. – Всю свою жизнь я испытывал уважение к слову. Я читал хорошие книги. Обращал внимание на язык. Я всегда старался писать оперативные приказы ясно и четко. Я очень высоко ценил слово, хотя это и звучит странно. Но когда мне действительно потребовались нужные слова, я не смог их найти.

     – Ты не можешь сделать все это сам, Джордж. Если, черт возьми, этот дерьмовый сукин сын скажет нам возвращаться домой, то это уже будут их трудности. Мы с тобой можем уйти в отставку и начать ходить на рыбалку.

     – Нет, – сказал Тейлор категорично. – Они свалят вину на нас. Армия потерпела поражение. Вот что будет написано черными буквами в истории.

     – А пошли они к такой матери.

     Тейлор посмотрел на грязную повязку на руке и чуть встряхнул обожженной рукой, даже и не думая о ней.

     – Если бы ты видел Счастливчика Дейва, – сказал он. – Такер, я действительно думал, что не смогу это пережить. Возможно, у меня нет тех качеств, которые необходимы человеку, чтобы стать солдатом.

     – Когда президент должен связаться с тобой?

     Тейлор взглянул на часы:

     – Через семь минут.

     Створка внутренней двери, расположенной на длинной стене убежища, отодвинулась в сторону, и в штабной комплекс вошел человек в форме советского офицера. Когда в тусклом свете комнаты человек выпрямился, то Тейлор узнал Козлова. Он был рад видеть его, так как был рад любой помощи. Сможет ли советское командование справиться со своей задачей?

     Пока Тейлор стоял и смотрел на Козлова, навстречу ему вышел Мерри Мередит и направился к русскому офицеру.

     Мерри был единственным, кто остался, единственным из тех, кому он верил и кого любил.

     Тейлор взглянул на Такера Уильямса. Странно, как в армии складываются отношения. Тейлор никогда до конца не знал, следует ли ему считать Уильямса другом или просто знакомым. В армии существует разная степень духовной близости между людьми. Тейлору всегда было хорошо работать с Уильямсом, он уважал его и с удовольствием распивал с ним несколько кружечек пива, когда они случайно встречались в каком-нибудь офицерском клубе, где разделение на группы было всегда очень заметным. Тем не менее какая-то неясная духовная пропасть всегда существовала между ними. Уильяме был прав, на Азорских островах Тейлор действительно смотрел мимо него и думал совсем о другом.

     Только Мередит, Мартинес и Хейфец принадлежали к тому братству, случайно возникшему в тот ужасный год, когда они благодаря, передислокации войск оказались вместе и обнаружили свое духовное родство. А теперь остался один только Мередит.

     – Мне лучше находиться около этой чертовой линии командной связи, – сказал Тейлор. – Постучи по дереву, Такер.

     – Хорошо.

     Тейлор стал поворачиваться, и как раз в этот момент его как будто ударило громом – он вспомнил. Ему пришлось собрать последние остатки воли, чтобы продолжать действовать дальше, и он говорил себе, что это вызвано чрезмерной чувствительностью, появившейся вместе с усталостью и физическим истощением. Такое совпадение казалось абсолютно невозможным.

     Он понял, кого ему напоминает молодой уорент-офицер, которого привел Уильяме. Это было сверхъестественно, как будто подтверждало правоту индусов относительно постоянных циклов, бесконечных и неизбежных переселений душ. Райдер напоминал ему молодого уорентофицера, который был у него вторым пилотом и стрелком в Заире, того сломавшегося мальчишку, просившего дать ему воды до тех пор, пока Тейлор не застрелил его.

     Дейзи слушала. Ей казалось, что она сойлет с ума. Ей хотелось сказать, закричать им, что наступило время положить конец этому безумию, но она не могла найти ни возможности, ни храбрости сделать это. Мужчины в комнате опять и опять обсуждали все аргументы против дальнейших военных действий, и ее мнения никто не спрашивал. Все советники президента разделяли точку зрения Дейзи, что было бы безрассудно и бессмысленно разрешить Тейлору выполнить то, что он задумал.

     Кроме того, советское командование не могло оказать никакой помощи. Когда Уотерс разговаривал с советским президентом, ему показалось, что тот чем-то озабочен и непонятно почему думает о вещах, не связанных с происходящим. С готовностью соглашаясь со всем, что предлагал Уотерс, советский президент, казалось, кроме всего прочего, хотел поскорее закончить разговор. Создавалось впечатление, что в Москве произошел раскол мнений. Комитет государственной безопасности открыто поддерживал мнение разведки армии США о необходимости нанесения удара по командной компьютерной системе японцев, в то время как Министерство обороны СССР, казалось, готово было выбросить белый флаг. Что-то очень тревожное происходило в Кремле, и Дейзи мучило, что она не может понять, что именно.

     В любом случае налет на японский штаб был полной бессмыслицей. Это был акт отчаяния, придуманный человеком, не желающим смириться с реальностью. Они все придерживались единого мнения. Но ей казалось, что ни один из них не смог изложить все достаточно убедительно. Ей хотелось быть абсолютно уверенной, что президент понимает аосурдность планов Тейлора. Она начала доверять здравому смыслу президента. Но, учитывая всю имеющуюся информацию, она не могла понять, почему президент продолжает так долго обсуждать этот вопрос. Не было сомнения, что Уотерс должен был как можно быстрее вывести из боя американские войска и отправить домой.

     Вернуть Тейлора домой. Вернуть живым.

     Это был тот единственный случай, когда она по праву могла бы высказать свое мнение, но она молчала. Президент в третий раз требовательно спрашивал у Боукветта о демонстрациях в Баку, но Боукветт продолжал повторять, что Тейлор был простым старым солдатом, ничего не понимающим в реальностях международных отношений. Не было сомнения, что демонстрации в Баку были в поддержку японцев и против американцев. Другая точка зрения была лишена всякого смысла.

     Но Дейзи думала иначе. Боукветт был по своей природе бюрократом, она же достигла своего высокого положения без какой-либо поддержки, только благодаря своему таланту аналитика. И когда она увидела первые изображения людей в центре Баку, а потом толпы, окружившие японский штаб, она мгновенно поняла, что у японцев неприятности. Тейлор же просто и коротко изложил ее точку зрения. Эти толпы людей были явно враждебно настроены.

     Но ее больше не интересовала правда. Ее больше не волновали судьбы наций. Она осознала, что все это было чепухой, игрой для взрослых мальчиков, не имеющих мужества признать настоящие ценности жизни.

     Если бы президент спросил, каково ее мнение, она бы встала и солгала.

     Единственное, о чем она мечтала, – вернуть этого израненного, уставшего, испуганного человека, чье лицо на короткое время появилось на экране монитора.

     – А что вы думаете относительно обвинения в служебном несоответствии? – спросил президент Уотерс. – Что вы знаете о подполковнике Рено? Следует ли мне доверять его обвинениям?

     Председатель Комитета начальников штабов поднял руку со стола, как будто выпускал на свободу маленькую птичку.

     – Я не знал подполковника Рено лично, господин президент. Но я знал его отца. Это очень хорошая семья. Все члены этой семьи служили в армии еще с тех времен, когда сам Христос был капралом. Если вы простите мне это сравнение, сэр.

     – Господин президент, – вскочил Боукветт, – я могу это подтвердить. Я служил у генерала Рено, когда он еще руководил бывшей межведомственной группой. Его сын наверняка обладает всеми проверенными временем качествами офицера.

     – Насколько я понимаю, – сказал Уотерс спокойно, – полковник Тейлор не происходит из старой добропорядочной семьи?

     Боукветт и председатель Комитета переглянулись, поняв, что они коснулись опасной темы. Поразмыслив немного, председатель Комитета бесстрастно сказал:

     – Господин президент, я ничего не знаю о предках полковника Тейлора.

     – Но у этого человека очень хорошая боевая репутация.

     – Да, сэр, у полковника Тейлора отличная боевая репутация. Но… даже самый отважный уличный драчун совсем не обязательно является хорошим материалом для того, чтобы стать олимпийским чемпионом по боксу. Лично мне всегда очень нравился Джордж Тейлор. Но мы должны учитывать, что, возможно, мы взяли отличного боевого солдата и назначили его на должность, не соответствующую его компетенции. Конечно, если бы мне пришлось опять возвратиться, скажем, в Мексику, я бы хотел, чтобы со мной в одном окопе оказался Джордж Тейлор. Он отличный солдат. Но, возможно, мы слишком многого от него хотели, назначив его на ответственную должность, требующую собственных решений.

     Уотерс кивнул:

     – Хорошо. Теперь следующий вопрос. Каковы шансы на успех операции, предлагаемой полковником Джорджем Тейлором, с чисто военной точки зрения?

     На этот раз председателю Комитета не потребовалось много времени для ответа.

     – Шансы минимальные. Один из десяти? Один из ста? Как сказал сам полковник Тейлор, эти шансы невозможно подсчитать. Но видите ли, господин президент, для выполнения операции такого рода требуется тщательная и широкомасштабная проработка, проверка боевой готовности… в течение нескольких недель… а может, месяцев. В идеале, например, надо построить макет японского штабного комплекса. Вы ведь слышали, что полковник Тейлор признался, что ему для дозаправки придется прибегать к помощи советских войск. Сейчас советское командование пытается оказать нам содействие, но я лично не верю, что они будут поддерживать какие-нибудь еще широкомасштабные наступательные операции, учитывая события, произошедшие в Орске. Вспомните, например, компьютерный мозг. Я подозреваю, что они просто хотели поскорее избавиться от этой чертовой штуки. Они передали ее нам, как горячую картофелину, так как им больше всего хотелось избавиться от нее, так она им жгла руки. – Председатель опустил взгляд на прекрасно отполированную поверхность стола. – Джордж Тейлор – хороший солдат, но он не хочет признать своего поражения. Я восхищаюсь им, но, сэр, мы должны смотреть на вещи шире. В любом случае вы не можете начинать операцию вот так, без подготовки. Прошу занести в протокол, что я категорически возражаю против проведения этой операции.

     – Вы не думаете, что отчаянные моменты диктуют отчаянные действия?

     Председатель Комитета положил руку на стол, как будто посадил выпущенную им на свободу птичку обратно в клетку.

     – Отчаянные – да, господин президент. Но не глупые же?

     – Если японцы нанесут нам какие-нибудь еще новые поражения, то это ослабит наш международный авторитет, – вступил в разговор госсекретарь. – Нынешнюю ситуацию мы можем даже расценивать как значительную победу наших войск, оснащенных оружием нового поколения. Кроме того, нам, возможно, удастся изменить отношение мировой общественности к японцам, если мы во всеуслышание заявим, что "Скрэмблеры" являются бесчеловечным видом оружия. Если мы будем вести себя осторожно и постараемся избежать дальнейших провокаций, то мы, возможно, даже сможем нажить себе на всем этом некоторый… и довольно значительный политический капитал.

     Уотерс кивнул.

     – Я очень хочу услышать ваше мнение, Майлз, – обратился он к советнику по государственной безопасности, усердно занимающемуся своими ногтями.

     Загнанный в тупик советник удивленно поднял глаза.

     – Но, господин президент, я думаю, все совершенно ясно. Русские считают, что это конец. Они направляются к спасательным лодкам. И мы будем дураками, если ввяжемся в это дело.

     Уотерс снова начал постукивать карандашом по фарфоровой чашке. Воздух в комнате был очень тяжелым, несмотря на все потуги вентиляционной системы.

     – Спасибо всем за оценку ситуации, – сказал Уотерс. – Теперь, Клифф, – он повернулся к Боукветту, – мы опять вернемся к разведке. Можете ли вы все еще нам гарантировать, что у японцев не будет новых сюрпризов?

     Боукветт выглядел смущенным. Он встал гораздо медленнее, чем обычно, поправил галстук.

     – К сожалению, господин президент, я не могу дать вам такую гарантию. Как вы знаете, разведка – это очень сложное дело. И должен признаться, что какая-то часть наших оценок оказывается неудачной. И вы знаете, что я уже разрабатываю проект плана модернизации и улучшения работы Разведывательного управления. Я сделаю все возможное, чтобы в будущем таких провалов не было, хотя, возможно, они вполне объяснимы.

     – Спасибо, Клифф.

     – Господин президент, – продолжал Боукветт. Он опять поправил свбй галстук, теперь уже ближе к узлу. – Я чувствую, что должен добавить несколько слов относительно полковника Уильямса, о котором шла речь. Того самого, который первым, по словам полковника Тейлора, предложил разгадку работы компьютерного мозга. Я знал полковника Уильямса много лет. Разведчики – это ведь одна большая семья. Тут уже было высказано правомерное сомнение в квалификации полковника Тейлора. Я должен твердо заявить, что и выдвижение полковника Уильямса на руководящую должность было серьезной ошибкой. Если бы он работал под моим началом, я бы его давно снял. Но некоторые люди иногда умудряются обмануть систему. Полковник Уильяме принадлежит к той категории людей, которые путают карты, а затем уходят в кусты, а другие, более исполнительные, должны потом все это приводить в порядок. Он как раз принадлежит к тому сорту людей, который дискредитирует успехи, достигнутые трудолюбивыми сотрудниками. Он занимается самовосхвалением и тянет одеяло на себя. Нет сомнений в том, что ему нельзя доверять.

     Президент Уотерс в последний раз сильно ударил карандашом по фарфоровой чашке и спросил:

     – Вы случайно не знаете, Клифф, происходит ли полковник Уильяме из старой добропорядочной семьи?

     – Господин президент, – заикаясь, сказал Боукветт, – как вы знаете, я не хотел сказать, что… но относительно полковника Рено… я лишь только упомянул, что я лично знал его семью. Но я, конечно, не имел в виду, что… в конце концов, мы все понимаем, что это Соединенные Штаты Америки…

     – Спасибо, Клифф.

     "Если даже я не сделаю ничего больше, – подумал Уотерс, – и если я потеряю свой пост и на выборах получу наименьшее в истории число голосов, а в книгах обо мне напишут, что я был самым плохим и самым жалким президентом США, я хотя бы получил удовлетворение от того, что привел Клиффа Рейнарда Боукветта в замешательство".

     Уотерс взглянул на часы, висящие на стене.

     – Ну что ж, господа, – сказал он. – Настало время, когда мне надо принять решение. Я чувствую, что вы уже достаточно ясно высказали свое мнение. Если у кого-нибудь есть еще какие-нибудь доводы, пожалуйста, высказывайтесь, но мне кажется, что вы все единодушно выступаете против проведения дальнейших военных действий и категорически возражаете против плана, предлагаемого полковником Тейлором.

     В комнате наступило тягостное молчание, затем госсекретарь сказал:

     – Я думаю, выводы напрашиваются сами собой, господин президент.

     Уотерс еще раз оглядел комнату и быстро взглянул на выражение лица каждого из присутствующих. Возьмем помощницу Боукветта, у нее горели глаза. Уотерс хорошо знал такой тип женщин. Умная, некрасивая, думающая, что история Жанны Д'Арк может иметь когда-либо счастливый конец.

     – Хорошо, – сказал Уотерс. – Свяжите меня с полковником Тейлором.

     Откладывать решение больше было нельзя. Через мгновение лицо Тейлора появилось на экране. Не вызывало сомнений, что он все это время ждал решения, и Уотерс по его измученному лицу понял, как он тревожился.

     "Судьба не была благосклонна к этому несчастному сукину сыну", – подумал Уотерс.

     – Полковник Тейлор, вы меня слышите?

     – Да, господин президент.

     – Полковник Тейлор, мы обсудили ваше предложение во всех деталях, и я должен сказать вам, что все мои советники единодушно возражают против дальнейших военных действий.

     Тейлор вздохнул, как будто его сильно ударили.

     – Да, господин президент.

     – Все единодушно придерживаются мнения, что у вас очень мало шансов на успех операции и что было бы безрассудством осуществить эту операцию и это только бы ухудшило нашу международную репутацию.

     – Господин президент…

     – Не перебивайте меня, полковник. Я еще не закончил. Как я уже сказал, все мои советники возражают против того, чтобы осуществлять эту операцию. Кажется, есть только два человека, которые еще не готовы вывесить белый флаг. По странному стечению обстоятельств, полковник, эти два человека – вы и я.