Текст книги "Тур Хейердал. Биография. Книга II. Человек и мир"
Автор книги: Рагнар Квам-мл.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
В следующих двух докладах Тур более подробно говорил о цели экспедиции на «Кон-Тики» и о том, что он считал основополагающей проблемой в полинезийской антропологии. Его выводы были ясны: чтобы понять развитие Полинезии, наука, учитывая современные знания, не должна терять из виду древнюю Америку. Доклады вызвали у слушателей большее сопротивление, но обошлось без серьезных стычек. Тур вместе с Ивонн смог вздохнуть с облегчением. Но он ощущал какую-то пустоту {229} . Чего он фактически добился?
Возможно, ответ пришел к концу конгресса. Человек, который сначала не хотел здороваться с одним из присутствующих профессоров, потому что принял его за Хейердала, звался Поль Риве. Он был французским этнологом и использовал лингвистику как свой главный инструмент для объяснения путей миграции. В 1943 году он издал работу о происхождении американцев {230} . Он считал, что первые американцы мигрировали из Австралии и Меланезии шесть тысяч лет назад. То, что они позднее вновь отправлялись в Тихий океан, как утверждал Тур Хейердал, он отвергал с негодованием. Это негодование было столь велико, что он не считал достойным себя присутствовать на выступлениях Тура Хейердала. Но это не помешало ему обратиться к конгрессу с предложением принять резолюцию об отмежевании от теории Хейердала. Конгресс отказался на том формальном основании, что делегаты не могли голосовать за предложение, выдвинутое лицом, отсутствовавшим на выступлениях Хейердала.
Основным мотивом предложения Риве было заставить конгресс объявить, что то, чем занимается Тур Хейердал, нельзя назвать наукой. Отвергнув предложение, конгресс фактически присоединился к мнению Биркет-Смита, который так неожиданно поблагодарил Хейердала за научный вклад.
Тем не менее Тур чувствовал некую пустоту, потому что несмотря на достаточный оптимизм, его теория не получила признания. Конгресс выслушал, но не принял ее.
«Никто не поддержал мою теорию», – сказал он корреспонденту «Афтенпостен». Но он утешал себя тем, что, по меньшей мере, удалось «разделить ему противостоявших». Основываясь на этом, он позволил себе считать результаты конгресса «значительным шагом вперед» в своей дальнейшей работе {231} .
В последний вечер состоялся прием для участников конгресса. Тур потягивал свой любимый напиток – сухой мартини, когда некий доброжелательный американец подошел к нему и взял его за руку {232} . Это был Самуэль Киркланд Лотроп, антрополог, который в начале 30-х годов заявил, что бальзовый плот пропитается водой и затонет через четырнадцать дней {233} . Это утверждение вскоре получило статус истины в научных кругах, или догмы, как это называл Хейердал.
Лотроп признал, что ошибался, и теперь хотел поздравить Хейердала с окончанием путешествия и с докладом. Да, его так впечатлили результаты норвежца, что он построил копию «Кон-Тики», которая стоит у него дома на пианино в гостиной {234} . Может, это и был тот случай, который больше всего порадовал Хейердала во время конгресса. Лотроп стал первым из крупных антропологов, признавших его теорию.
Тур не видел ни Карстена, ни Бака, ни Метро или Гейне-Гельдерна. Хотя отношение к нему в Кембридже сменилось с прохладного на дружественное, эти волки по-прежнему бродили вокруг. Но дальше он только мог надеяться, что они и остальные просто найдут время подробнее ознакомиться с теорией, которую он изложил в монографии. Поэтому основательная научная критика по-прежнему ожидала Хейердала.
С тех пор как в Финляндии Рафаэль Карстен заговорил о шарлатанстве, финская пресса пристально следила за развитием событий. О роли Хейердала на конгрессе в Кембридже главный редактор газеты «Хувудстадсбладет» Торстен Стейнби писал, что он выдержал первое испытание огнем после издания «Американских индейцев в Тихом океане». Стейнби, тем не менее, озвучил то, о чем многие думали, когда продолжил: «Посмотрим, что останется от Хейердаловой теории, когда эта критика закончится» {235} .
Когда поздней осенью 1949 года полемика с Туром Хейердалом достигла апогея, Карстен пообещал вернуться к его «безмозглой теории», дождавшись выхода монографии. И не сделал этого. Напротив, Финская академия наук попробовала организовать дискуссию между ними. Тур приехал в Хельсинки, но, несмотря на призывы организаторов и норвежского посольства, Карстен отказался участвовать в дебатах. По инициативе Тура было достигнуто соглашение, что они встретятся в частной беседе у Карстена дома {236} .
Тур позвонил в дверь со смешанными чувствами. Может быть, он думал о том, о чем ему писал Бенгт Даниельссон после газетного скандала с Карстеном? Бенгт хорошо знал Карстена, так как участвовал вместе с ним в одной из экспедиций на Амазонку.
«Этот тип совершенно сумасшедший, его нельзя воспринимать всерьез» – так звучала характеристика Бенгта. Он подчеркивал, что с умом или знаниями было все в порядке. Но у Карстена постоянно менялось настроение, и он легко выходил из себя. «И если он взволнован или зол, то не отдает себе отчета в том, что говорит или делает» {237} .
Если Тур хочет поставить Карстена на место, продолжал Бенгт, то проще всего это сделать, открыв книгу, где финский профессор пишет о культуре инков. В ней он, среди прочего, повествует о боге Солнца Кон-Тики, существование которого он в нападках на Хейердала отрицал {238} .
Экспедиция на Амазонку оказалась неудачной, и Карстен вернулся в плохом настроении. После своих многократных и долгосрочных визитов к индейцам в Анды он почувствовал на старости лет, что выработал своего рода право собственности на это поле исследований. Он мог дать отпор тем, кого считал незваными гостями, и коллеги называли его «воинственный профессор».
Его дочь Мэгги Карстен-Свеандер рассказывала о своих впечатлениях от войны отца с Хейердалом. Когда она достигла апогея, он мог метаться взад-вперед по комнате, как тигр в клетке, пока остальные члены семьи ходили на цыпочках {239} .
Именно она открыла дверь, когда Тур позвонил. Он вошел, приготовив в уме все аргументы, которые, по его мнению, могли произвести впечатление на этого историка религии. Подали чай и пирожные.
Туру так и не удалось сказать ни слова. Пока они ели пирожные, Карстен вспоминал о своих экспедициях в Южную Америку. Об экспедиции на «Кон-Тики» не было сказано ни слова.
Когда пришло время прощаться, Карстен проводил своего гостя к выходу. «К сожалению, я не могу разделить ваши взгляды. Но я больше не буду на вас нападать», – сказал он и закрыл за Хейердалом дверь {240} .
Роберт фон Гейне-Гельдерн, однако, не последовал его примеру. Вскоре после конгресса в Кембридже должен был состояться другой конгресс, в Вене, на этот раз для всех антропологов, не только американистов. Вена была родным городом Гейне-Гельдерна, и его удостоили чести быть вице-президентом конгресса.
По прибытии делегаты получили в руки доклад, не стоявший в официальном списке документов конгресса и по этой причине не разосланный заранее. Он был подготовлен Гейне-Гельдерном и содержал новый сильный выпад против Хейердала. Он особенно уцепился за утверждение, что система ветров в Тихом океане исключала прямую полинезийскую миграцию из Азии. Чтобы подтвердить достоверность утверждения, Гейне-Гельдерн изучил метеорологические наблюдения в Тихом океане со времен Джеймса Кука. Результаты показали, что западный ветер не был таким уж неизвестным феноменом, и поэтому было возможно отправиться на восток, в противовес мнению Хейердала.
Тур посетил кабинет Гейне-Гельдерна и попросил внести его в список докладчиков, чтобы представить свои аргументы. Но по формальным соображениям ему отказали, поскольку он не вписал себя, когда подавал заявку на участие в конгрессе.
Возмущенный и расстроенный, Хейердал вернулся в гостиницу. Он чувствовал, будто ему нанесли удар в спину. Быстрый взгляд на текст Гейне-Гельдерна свидетельствовал, кроме того, о том, что автор не потрудился ознакомиться с книгой «Американские индейцы в Тихом океане».
До начала конгресса оставалось еще пара дней. В спешке Тур написал ответный доклад, который он с помощью друзей напечатал и распространил до открытия конгресса.
В саркастическом тоне он признал способность Гейне-Гельдерна к интуиции, поскольку он смог вынести суждение о материале, не изучив его. И если бы он знал о метеорологической статистике Гейне-Гельдерна до своего плавания на «Кон-Тики», то два раза подумал бы об опасности вернуться обратно к берегам Перу. Но, к счастью, он рискнул и достиг своей цели.
Теперь он писал серьезно: «Действительно, всегда имеются исключения из правил, и это относится также к большому, открытому Тихому океану. Но если мы будем фокусироваться на исключениях и не станем обращать внимания на правила, то получим странные результаты, независимо от того, какой предмет мы изучаем» {241} .
Быстрый ответ Тура удивил Гейне-Гельдерна. Хейердалу показалось, что профессор побледнел, когда он вышел на кафедру открывать конгресс {242} . Гейне-Гельдерн больше не нападал, пока длился конгресс, и Хейердал расценил такое молчание как победу. В этот момент у него были основания для радости. Но по сути ситуация не изменилась. Гейне-Гельдерн по-прежнему оставался его злейшим противником. Единственные, кто поддержал Тура в Вене, – это студенты, которые организовали отдельную встречу с ним помимо конгресса.
Тура Хейердала в академических кругах по-прежнему не принимали.
Перед французской премьерой фильма о «Кон-Тики» в апреле 1952 года Альфред Метро дал интервью парижской газете «Каррфур». Там он назвал Тура Хейердала mauvais savant– плохим ученым. Когда Тур прибыл в город, чтобы присутствовать на премьере, газета попросила его прокомментировать высказывание. Тур отказался от интервью. Вместо этого он попросил о личной встрече с Метро. Журналист мог присутствовать при их разговоре.
Встреча состоялась в кабинете Метро. Тур хорошо подготовился. Сначала он выложил гранки «Американских индейцев в Тихом океане» на стол. Затем достал несколько фотографий каменных скульптур. Потом попросил Метро определить, какие из них с острова Пасхи, а какие – из Южной Америки. Эта задача не должна быть трудна для такого эксперта, который утверждал, что его скорее поразило различие между ними, чем сходство.
Метро не выдержал испытания. Он ошибся столько же раз, сколько ответил правильно. Журналист побежал в редакцию и написал статью под заголовком: «А. Метро наполовину убежден Туром Хейердалом» {243} . Но на самом деле этого не было.
Через полгода Альфред Метро написал рецензию на «Американских индейцев в Тихом океане» в «Гётеборгс хандель ог шёфартстиденде». Он искренне сожалел, что некоторые, и в том числе он сам, ранее подвергли Хейердала резкой критике на основании краткого представления о его теории, полученного из книги об экспедиции на «Кон-Тики». Поэтому Хейердал с полным правом чувствовал себя уязвленным после того презрения, которому он был подвергнут.
«Того, кто откроет эту работу на 821-й странице, поразит такой объем знаний. […] Я знаю немногих людей, способных на такое», – писал Метро о мощном библиографическом аппарате Тура Хейердала. Он черпал материал не только из этнографии. Он искал знаний в археологии, истории, лингвистике, ботанике, биологии, географии, океанографии, истории религии и, наконец, в физической антропологии.
Тем не менее Метро должен был признать, что книга Хейердала не убедила его даже наполовину.
В этот раз его занимала не дискуссия о способностях полинезийцев как мореплавателей или о том, относились ли они к культуре каменного века или нет. На этот раз лингвистические аргументы – или, вернее, их отсутствие – заставляли его по-прежнему упорствовать. Дав своей рецензии заголовок «Старые методы в новом костюме „Кон-Тики“», он также указывает, что исследовательские методы Хейердала уже начали отживать свой век.
Черновик. Тур писал свои книги от руки. Это страница монографии о «Кон-Тики». Неудивительно, что ему требовалась помощь для переписки начисто
Во время пребывания в Канаде до войны Хейердал встретился с канадским антропологом и лингвистом Чарльзом Хилл-Тоутом. В одной из работ 1898 года он утверждал, что язык североамериканских прибрежных индейцев, полинезийцев и малайцев имеет такое количество совпадений, что, должно быть, существовали связи через океан. Этот тезис Тур использовал как аргумент, что ветвь полинезийцев нашла дорогу к тихоокеанским островам через Северную Америку, и в монографии он развил этот аргумент. Это позволило Метро заметить, что за последние пятьдесят лет в американской лингвистике многое изменилось и что от выводов Хилл-Тоута отказались. Он называл лингвистику самой точной из гуманитарных наук и утверждал, что каждый, кто старается быть в курсе развития языкознания, увидит, насколько упрощенно Хейердал использовал эту науку, проводя свои аналогии.
Метро не удивлялся, что многие, кого привлекла дальновидность Хейердала, его мужество и знания, считают антропологов-скептиков реакционерами, поскольку они всегда противопоставляли традиционную науку новым веяниям. Но если методы Хейердала, а соответственно, и результат его не удовлетворяют, это вовсе не потому, что они представляют собой что-то новое, а потому, что они выходят за рамки антропологии, какой она всегда была, а не какой она станет на «нынешней или будущей стадии».
В качестве примера Метро напоминал: ученые XVI века считали, что следы финикийцев, египтян и многих других народов ведут в Южную Америку. Чтобы доказать этот тезис, они использовали методы, не очень отличающиеся от методов Хейердала, использованных им в его opus magnum [5]5
Великий труд (лат.).Главное произведение автора.
[Закрыть]. Они полагались на такие качества, как физическое сходство, языковое происхождение и бытовые предметы разного вида, все выбранные по принципу «с миру по нитке». Хейердал значительно превосходит своих предшественников в знаниях, но в общем и целом он использует методы той эпохи, когда еще не было необходимых знаний о генезисе культур или о том, как культуры развивались и перемещались. То, что отдельные элементы, принадлежащие различным регионам или эпохам, появляются в других культурах, не означает, что между этими культурами существовали контакты, как считает Тур Хейердал {244} .
Но, хотя Метро не принимал методов и выводов работы Хейердала, он больше не использовал ярлык mauvais savantв отношении человека с «Кон-Тики».
Дома в Норвегии на книгу первым отозвался Гутторм Гьессинг. Он получил сигнальный экземпляр и написал рецензию на «Американских индейцев в Тихом океане» в день выхода тиража. Для Гьессинга лингвистика также занимала центральное место в доказательстве миграции народов, и, как Метро, он ухватился за методы Хейердала по использованию лингвистики в своей работе. То, что слова могут переноситься из одной культуры в другую, не является чем-то необычным. Но структура языка – это уже совсем другое дело, ее нельзя так легко перенести. «Если бы кто-то нашел американскую структуру языка в Полинезии, это было бы весьма весомым аргументом в пользу точки зрения Хейердала. Но до сего момента этого не случилось», – писал Гьессинг {245} .
В своей рецензии на книгу в «Нью-Йорк таймс» профессор антропологии Йельского университета Вендел Беннет более подробно говорит об этом. Беннет – специалист по истории американских индейцев. Он писал, что если для полинезийского языка характерны мягкая фонетика, немногочисленные формы склонения и простое построение предложений, то для индейских языков Америки характерны твердые звуки и гораздо более развитый синтаксис. Такие различия не могут исчезнуть в результате некоего процесса смягчения, как утверждает Хейердал {246} . Как и практически все остальные, Беннет и Гьессинг указывают на сходство с малайскими языками.
Беннет не поддержал теорию Хейердала. Но он позволил себе восхититься качеством работы и посчитал, что вокруг нее следует начать дискуссию об американском влиянии на культуру полинезийцев. Этим он, по меньшей мере, признал, что теория поднимает проблемы, достойные дальнейшего исследования, что само по себе стало немаловажным признанием того, за что боролся Тур Хейердал.
Пожалуй, сильнейшей критике за легковесное отношение к лингвистике подверг Хейердала норвежский профессор классической филологии Эмиль Смит. Убедительные параллели можно найти где угодно по всему миру, если рассматривать языковое сходство поверхностно и если «не утруждать себя даже малейшим вниманием к гласным и согласным», – пишет он и приводит пример. Когда испанские летописцы записывали легенду о боге-родоначальнике Тики, они писали это имя по-латыни с с,поскольку это лучше всего соответствовало произношению слова. Но, когда эта же буква св испанском языке стоит перед i, она произносится наподобие thв английском слове thin.И хотя на письме «Тиси» испанцев похоже на устное «Тики» полинезийцев, языковед отрицает здесь наличие связи. «В целом, – пишет далее Смит, – необходимо подчеркнуть, что языковые построения автора [Хейердала] настолько наивны, что их, пожалуй, можно поместить разве что в сказки для детей» {247} .
Другая черта, отмеченная рецензентами и повторяющаяся в критике «Американских индейцев в Тихом океане», – это привычка Хейердала выбирать аргументы, подтверждающие его теорию и пропускать те, которые не подходят. Американский антрополог Гордон Экхольм, куратор американского Музея естественной истории и авторитет в области доколумбовой археологии в Мексике и Центральной Америке, в этих случаях был абсолютно беспощаден. Он считал, что использование Хейердалом результатов многих отраслей науки в попытке решить трудную проблему очень плодотворно. Но у Хейердала увлеченность своей теорией подавляет способность к объективной оценке при сопоставлении свидетельств друг с другом. Поэтому он не обращает внимания на аргументы, доказывающие противоположное.
Если, например, было так, что первые люди, населившие Полинезию, имели свои корни в Перу, тогда они происходили из района, знаменитого своими гончарами и ткачами. Но у полинезийцев не было ни глиняных горшков, ни ткачества, хотя на островах имелись и глина, и хлопок. Это можно объяснить только тем, что между Полинезией и Перу никогда не было никакого сообщения. Тур Хейердал так не считал. Он объяснял это тем, что упомянутые ремесленные традиции исчезли со временем.
Если полинезийцы происходили из Юго-Восточной Азии, то они пришли из района, где знали использование металлов. Но у полинезийцев не было металлических предметов. Это тоже можно было бы объяснить тем, что они утратили традицию со временем. Но для Хейердала это не так. Если у них нет металла, то между Полинезией и Юго-Восточной Азией никогда не существовало связей. Но как он может так уверенно об этом говорить, если в Полинезии нет естественных месторождений металлов?
При тщательном анализе, считает Экхольм, эти данные должны были дать обратный результат. Поскольку на островах нет металла, то, скорее всего, мигранты из Юго-Восточной Азии потеряли свои навыки работы с металлом, и менее вероятно, что гончарное искусство могло утратиться, если на островах есть глина. Однако логика явно не является сильной стороной Хейердала, и Экхольма поразило отсутствие у него склонности к критическому анализу источников.
Само собой разумеется, что Экхольм не нашел удовлетворительных доказательств в пользу гипотезы Хейердала. Но тем не менее он считал, что книга должна стимулировать обсуждение актуальных проблем тихоокеанской истории. Сам он в процессе чтения отказался от распространенного представления о том, что Тихий океан был барьером, препятствовавшим распространению культур и народов {248} .
Ральф Линтон согласился с этим в своей рецензии, опубликованной в «Америкэн Антрополоджист». Он констатировал, что неуемная увлеченность Хейердала своими собственными теориями имеет место на каждой странице работы. «То, что в одном абзаце представляется как возможность, в следующем уже становится действительностью, пока через полстраницы не станет очевидным фактом», – писал он {249} .
В родной стране Рафаэля Карстена главный редактор «Хувудстадсбладет» Торстен Стейнби задумался о том, что останется от Хейердаловых теорий после основательной научной критики. Будучи журналистом, Стейнби также был историком по образованию. Сам он не верил, что теория выстоит, поскольку для Хейердала она стала своего рода идеей фикс. Вместо основательного анализа аргументов как в пользу теории, так и против нее он выбирал то, что подходит, из различных отраслей науки. То, что не годилось, он оставлял в стороне. «В своей полемике […] Хейердал предстает скорее не как ученый, а как миссионер, для которого основная задача его жизни состоит в обращении сомневающихся, хотят они того или нет», – писал Стейнби в своей рецензии на «Американских индейцев в Тихом океане» {250} .
Как и другие критики, он, тем не менее, похвалил Хейердала за «исследование тихоокеанской этнографии и социологии». Он подчеркивал также умение Хейердала ставить вопросы и вызывать дискуссию.
В общем и целом серьезная критика работы Хейердала следовала в одном русле. Все высказавшиеся выразили восхищение его знаниями и количеством ссылок в «Американских индейцах в Тихом океане». В немалой степени они восхищались и экспедицией на «Кон-Тики», которая во многом изменила их представления о самом Тихом океане. Но догадки Торстена Стейнби оправдались. Мало кто поддержал теорию Тура Хейердала. Ее обсуждали, но она не произвела переворота в исследованиях Тихого океана. Ученые критиковали его методы, отсутствие внутренней связи в аргументации, а следовательно, и его выводы. То, что плот осуществил дрейф из Перу в Полинезию, доказывало, что такое путешествие было возможно, но оно не пошатнуло общепринятое мнение о том, что полинезийцы появились из Азии, – представление, во многом подтвержденное документальными лингвистическими доказательствами.
Иллюстрация к «Американским индейцам в Тихом океане»
У Хейердала не было достойных аргументов против языковедов. Полагаться на утверждение, что язык Анд в результате переноса через Тихий океан стал мягче, не имело смысла. То, что отдельные слова были похожи (например, батат называли «кумара» и в Перу, и в Полинезии), могло указывать на наличие контактов, но никак не на то, каким образом эти контакты осуществлялись. Однако у его противников не было доказательств против батата самого по себе, который, наряду с бальзовым плотом, являлся козырной картой Хейердала. Он утверждал, что бог Солнца Кон-Тики и его народ принесли с собой батат и его название, когда приплыли на запад. Ни один ученый не спорил с тем, что батат исконно южноамериканское растение. Поэтому его противникам следовало найти другое объяснение тому, как он распространился на полинезийских островах до первых контактов с европейцами. Без стройных доказательств они выдвинули гипотезу, согласно которой полинезийцы в конце концов достигли побережья у подножия Анд во время своих плаваний и принесли с собой батат, когда вернулись обратно. По этому вопросу велись споры, в том числе и после того, как Хейердал опубликовал «Американских индейцев в Тихом океане».
Но если Хейердал показал параллели между Южной Америкой и Полинезией, то его противникам не составило труда указать на общие черты между Полинезией и Азией. Кроме языка это касалось также культурных растений, таких, как банан, хлебное дерево и тростник, а также домашних животных – свиней, собак и кур. Это касалось также доисторических транспортных средств. Полинезийцы знали плот, но в первую очередь их основным транспортным средством являлись каноэ, оснащенные парусом и балансиром, – в таком виде они были созданы в индонезийских водах. Каноэ не могли перевозить такой большой груз, как плот, но они лучше подходили для плавания против ветра и течений, что способствовало их более широкому и уверенному применению.
Один из главных аргументов Хейердала о том, что ветры и течения в Тихом океане исключали заселение полинезийских островов с востока, не встретил понимания. Кроме Альфреда Метро также Гутторм Гьессинг считал, что Хейердал недооценивал «мореходные способности туземцев», когда он отказал им в способности двигаться против ветра. Недооценивать способности туземцев ориентироваться в окружающем мире – это свойство вообще-то не было характерно для Хейердала. Скорее наоборот, одним из его главных утверждений было то, что, хотя туземцы не имели современных вспомогательных средств, они от этого не были глупее. Однако в отношении мореходных качеств полинезийцев здесь все оказалось иначе. Еще раз можно увидеть, что он выбрал легкий путь вместо более трудного при доказательстве своей точки зрения.
Прочитав «Американских индейцев в Тихом океане», Гьессинг не сомневался, что народы плавали взад и вперед по Тихому океану. Для него это было более полезным результатом исследований Хейердала, чем «более романтические» утверждения, что полинезийцы пришли с востока, а не с запада. Но Хейердала такое соломоново решение не удовлетворяло. Он был убежден, что прав именно он,а не другие. Именно онисоздали догмы и по-прежнему на них уповают, а не он.
Однако, постоянно пытаясь доказать свою правоту, Тур Хейердал сам подвергался опасности создания догм. Когда он говорил, что полинезийцы не могли плавать против ветра и поэтому не могли приплыть напрямую из Азии, его утверждение принимало неоспоримую форму догмы. Таким образом, в упрямстве, в котором он обвинял других, вполне можно было обвинить его самого.
Одним из немногих поддержавших Хейердала стал Кристиан Гледич, председатель Норвежского географического общества. По образованию он был инженером и геодезистом и занимал должность директора Норвежской геодезической службы. Именно в этой ипостаси он предстал перед читателями «Арбейдербладет», когда опубликовал там рецензию на «Американских индейцев в Тихом океане».
По рецензии было видно, что он тщательно изучил материал. Он сам занимался философией науки, но будет честнее сказать, что по большей части в сфере исследований Хейердала он являлся любителем. Но в области его профессиональных знаний, в науках о Земле, представления Хейердала, по мнению Гледича, были вполне достойными. Если плотоводец «был любителем, когда он отправился в свое знаменитое путешествие, то теперь он явно таковым не является».
В глазах Гледича Хейердал бросил вызов традиционным мыслителям. Своей работой «он нашел простое решение искусно поставленного вопроса» – он разрубил гордиев узел. Однако это сделало его непопулярным среди тех, кто умело «получал докторские степени и стипендии за каждый свой шаг». Поскольку Хейердал не имел официального университетского образования, к нему можно было относиться с пренебрежением.
Однако и Гледичу не удалось обойти стороной тот факт, что Хейердал, при всем к нему уважении, не имел твердой почвы под ногами, когда дело касалось лингвистических рассуждений. Все же плохой лингвист может быть хорошим ученым в других областях. Ученый может быть прав, даже если многие его аргументы неверны. Гледич считал, что приверженцы традиционной точки зрения, по меньшей мере, должны отложить свои старые истины хотя бы на минутку и вместо этого посмотреть на теорию Хейердала как на рабочую гипотезу. Несмотря на ошибки, сделанные Хейердалом в области лингвистики, «если его противники не имеют лучшей альтернативы, то он тогда выиграл битву в этом раунде».
Это касалось и того, если «последующий опыт заставит нас отказаться от его теории», – писал Кристиан Гледич {251} .
Сэр Питер Бак, который считал, что Тур Хейердал выставил себя на посмешище, назвавшись ученым, никогда больше не напоминал о себе. До Тура дошел только слух, что он присутствовал на премьере фильма о «Кон-Тики» в Гонолулу. Стараясь закончить «Американских индейцев в Тихом океане», Тур писал своим друзьям и знакомым, обнадеживая их, что это будет эпохальная работа. Но, после того как внимание к монографии иссякло, он больше не упоминал о ней в своих письмах. Несмотря на определенный успех на конгрессе в Кембридже, трудно было отрицать, что работа, на которую он потратил столько сил, в результате получила прохладный прием. Открыто он этого не признавал, но в той степени, в какой можно было что-то прочитать между скупых строк, становится понятно, что он разочарован. Ни «Кон-Тики», ни его научное обоснование путешествия не произвели революции в антропологии.
Многие ученые ценили Хейердала за то, что он снова поставил на повестку дня старые проблемы, уже с точки зрения новых знаний, но то не были знания, сдвигающие горы. Это объяснялось недостатком доказательной силы предъявленных свидетельств и ненадежностью методов. Но это объяснялось и тем, что Тур Хейердал, как порой случается в науке, стал жертвой перемены ветра.
В начале XX века в западном мире еще мало знали о тихоокеанской культуре. Внезапное признание, что эта культура подавляется и исчезнет, если ее не исследовать, привело к значительному притоку средств на данные изыскания в невиданном доселе объеме, особенно со стороны американцев. Сначала в поле отправились этнографы, лингвисты и антропологи и лишь несколько археологов. Результаты начали всерьез заявлять о себе в 20-х годах. Если кто-то и считал, что в полинезийской культуре прослеживается определенное южноамериканское влияние, то теперь от этой точки зрения отказались совершенно. Группа ученых во главе с Питером Баком в 30-е годы сделала азиатский след единственно верным.
В первую очередь именно эти широкомасштабные исследования сформировали знания Тура Хейердала о Тихом океане и поэтому во многом заложили основы его стиля мышления. Но к 1952 году данные исследования уже устарели, как заметил, среди прочего, Метро. Главной причиной тому был выход на сцену большого числа археологов. Ранее они уделяли внимание лишь тому, что находили на поверхности в форме жертвенников, стен и скульптур. В 50-е годы они начали серьезные раскопки, чтобы, если возможно, найти следы ранних поселений. Археологическая датировка получила авторитет как доказательство, и ученые смогли представить находки, дополнительно подкрепляющие теорию о миграции с запада. Основополагающие данные и методы монографии «Американские индейцы в Тихом океане» в одночасье потеряли актуальность. В этой связи работа стала жертвой незаслуженного раннего забвения. Внимания широкой публики она также не привлекла. Британское издательство «Джордж Аллен и Алвин» потеряло на издании 6100 фунтов стерлингов, или примерно полмиллиона крон в валюте того времени.
