Текст книги "Тур Хейердал. Биография. Книга II. Человек и мир"
Автор книги: Рагнар Квам-мл.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Следующие раунды, однако, оказались в пользу истцов. Слушая разъяснения сторон, прямо противоположные друг другу, присутствующие не могли не заметить, что судья, казалось, принял сторону госпожи Розин {197} . Дело осложнилось и тем, что, к абсолютному удивлению Тура Хейердала, адвокаты представили письменной свидетельство от госпожи Андреа де Бальманн, где она полностью поддерживала версию подруги {198} . После двух дней в суде сомнения вновь начали мучить Тура. Ему приходилось признать, что «все выглядело довольно мрачно» {199} .
Однако при перекрестных допросах дело повернулось в сторону Хейердала. Его адвокаты атаковали госпожу Розин, которая в конце концов совершенно растерялась. Она призналась, что смотрела в камеру во время съемок и полностью понимала, что ее снимают. Выяснилось также, что она мечтала о том, чтобы стать киноактрисой. Самыми же убийственными для нее стали сведения о том, что она была на Таити, когда Бенгт Даниельссон показывал там фильм, и не выражала никакого протеста.
Тур Хейердал, обаятельный и красноречивый, превратился в гения коммуникации и не замедлил нанести ответный удар. Да, сказал он, это так, у него нет письменного соглашения с госпожой Розин – по той простой причине, что он никогда не подвергал сомнению ее честность. Как человек, желающий блага своему острову, она более чем охотно согласилась танцевать для фильма, который подчеркивал таитянское гостеприимство. Этот энтузиазм не пропал и тогда, когда Хейердал рассказал ей, что американские кинокомпании проявили интерес к фильму об экспедиции на «Кон-Тики» {200} .
На пятый день судебного разбирательства судья Скотт решил, что услышал и увидел достаточно. У него создалось впечатление, что обиженная выдвинула иск против Тура Хейердала потому, что сцены с танцами повредили ее репутации на Таити. Но, после того как он сам посмотрел фильм, судья не смог увидеть там ничего такого, что можно было бы назвать «вызывающим, наглым, нескромным, похабным или еще каким-то образом неприличным». Наоборот – там была показана женщина артистичная и грациозная, отлично владеющая исполняемым ею танцем. Вместо того чтобы чувствовать себя обиженной, она должна бы считать, что ей польстили, она и ее друзья должны этим гордиться! {201}
Госпожа Арлетт Розин проиграла по всем пунктам, и, кроме того, ей присудили оплатить как судебные издержки, так и расходы Хейердала.
Тур, конечно, радовался. И он быстренько, впрочем, не без оснований, приписал себе часть заслуг. «Я не хвастаюсь, но скажу, что если бы меня здесь не было […], то Пуреа выиграла бы дело», – писал он Олле Нордемару. Тем не менее он не забыл упомянуть своих адвокатов, сказав, что они были «первоклассными» {202} .
Радовался не только Тур. Голливуд тоже праздновал. Впервые судья постановил, что нет необходимости заключать письменное соглашение между кинокомпанией и участвующим в съемках лицом, когда это касается документального фильма. Другими словами, данное дело положило начало новой судебной практике по очень спорному вопросу, и в кинематографических кругах это расценили как сенсацию.
Суд стал для Тура Хейердала еще одним знаком его популярности. Танцовщица хула-хула, осмелившаяся посягнуть на мировую знаменитость, – это была редкая удача. Кроме широкого освещения в американской прессе, на лакомый кусок набросилась и европейская пресса, особенно английская, французская и скандинавская. Тур получил также газетные вырезки из таких далеких стран, как Южная Африка и Австралия. Вообще-то такого внимания он был бы рад избежать, отчасти потому, что оно отняло драгоценное время от работы над монографией, отчасти потому, что дело по сути не было значительным.
Тем не менее это стало для него уроком. Данный эпизод явился «дьявольски неприятным» переживанием {203} . «Если я снова буду продавать кинофильм, я позабочусь о том, чтобы каждый мальчишка-негр поставил свое имя на „релизе“» {204} !
Оставалась одна невыясненная проблема. В суде Арлетт Пуреа представила заверенное свидетельство, подписанное Андреа. Но как она могла его раздобыть? В промежутке между двумя рейсами, в Париже, Тур взял такси и отправился к Андреа и ее мужу. Они очень обрадовались, что он выиграл дело против Арлетт. Однако, когда он рассказал о свидетельских показаниях, оба побледнели. Андреа получила проект свидетельства, которое, как хотела подруга, она должна была подписать. Но она никогда этого не делала и не ходила к нотариусу, чтобы заверить подпись. Она утверждала, что Арлетт Пуреа и ее адвокаты сфальсифицировали как свидетельство, так и подпись. Супруг так рассердился из-за Андреа, что был готов выдвинуть против Арлетт иск с обвинением в мошенничестве {205} . Однако этого так и не произошло.
Тур держал в курсе остальных членов экспедиции на «Кон-Тики» по ходу дела. Эрик Хессельберг был вместе с Туром во время съемок, и, наверное, он подобрал для этого самые удачные слова, когда все закончилось. Он написал Туру: «Твой длинный рассказ из суда США я прочитал с превеликим злорадством. Подумай только о Пуреа и ее муже после такого удара в суде – это как будто ободрать всю задницу о колючую проволоку и получить кучу осиных укусов после попытки украсть у соседа красивые яблоки» {206} .
После короткого визита к отцу в Ларвик Тур вернулся в Углевику 3 ноября. Как обычно, его ждала гора писем.
Однако важнее всего остального была монография, которая до суда выросла до полутора тысяч рукописных страниц. Он надеялся, что она выйдет готовой книгой в январе 1952 года {207} . Однако оставалось несколько страниц текста плюс долгая и тщательная корректура. Еще раз пришлось отсрочить публикацию, и ни издатель, ни автор не могли с уверенностью сказать, когда же она наконец выйдет в свет. Но в конце августа того же года должен был состояться так называемый конгресс американистов в Кембридже, тридцатый по счету. Туда должны были съехаться эксперты-антропологи со всего мира, и многие из них, кто принадлежал к самым яростным противникам Тура Хейердала, также собирались приехать.
Тур тоже хотел там быть, и к тому времени монография должнабыла быть готова в своем окончательном варианте.
Монография
Группа журналистов из крупнейших газет Осло устремилась вперед через знаменитую медную дверь издательства «Гильдендаль норск форлаг». По редакциям разошлось сообщение о том, что Тур Хейердал собирается представить свою научную работу «Американские индейцы в Тихом океане» с подзаголовком «Теоретическое обоснование экспедиции на „Кон-Тики“». Издание осуществлялось совместно со шведским издательством «Форум» и британским «Джордж Аллен и Алвин». Официальная презентация должна была состояться несколькими днями позже, 12 августа 1952 года.
Ожидание было для Тура долгим. После настоящего рывка, в котором также в полной мере приняли участие Ивонн и ее сестра Берглиот, весной окончательный вариант рукописи сдали в печать. Книгу должны были печатать в Швеции, предполагалось, что первые экземпляры в переплете появятся в начале июня. Их было достаточно «до окончательного выхода в свет, для того чтобы все ученые прочитали [книгу] до начала международного конгресса в Кембридже, где я буду выступать с лекцией», – писал Тур своей матери {208} . Однако снова случилась задержка, и Хейердал потерял еще два месяца. Когда 18 августа, всего лишь неделю спустя после выхода книги в свет, началась работа конгресса, очень немногие успели с ней ознакомиться. Но как вышло, так вышло. Самое важное для Тура было то, что он все-таки пришел к финишу.
Книга, которую Хейердал представил на пресс-конференции, была объемной: 821 страница была поделена на десять основных частей, каждая из которых состояла из множества подразделов. Только список литературы насчитывал около тысячи книг и составлял 32 страницы мелким шрифтом. В конце прилагался подробный предметный указатель на 23 страницах. Сам текст перемежался ссылками и уточняющими сносками.
Помощницы-машинистки. Ивонн (в центре) была не только женой своего мужа, но и его секретарем. Сестра Берглиот тоже пришла на помощь, когда начался аврал
Хейердал начал пресс-конференцию с предыстории, как он работал над материалом с 1937 года, с отсутствия интереса к его идеям, потому что все находились во власти догматических представлений о том, что южноамериканские индейцы не имели морских транспортных средств, и с того, как ему в конце концов пришлось предпринять такое рискованное дело, как путешествие на плоту, чтобы заставить говорить ученых и издателей. С годами рукопись и менялась, и увеличивалась; в итоге книга получилась такой объемной вследствие того, что пришлось отражать множество нападок, которым экспедиция на «Кон-Тики» подверглась со стороны ученых {209} .
Затем Тур перешел к теории. Для него не было никаких сомнений в том, что полинезийское население пришло из Южной Америки. Но он не отрицал, что одна из ветвей полинезийских предков, как он говорил, прибыла из земель, расположенных в западной части Тихого океана. Они использовали старинный маршрут миграции через северную часть Тихого океана, как и часть исконных американских индейцев {210} .
Для журналистов книга имела вес. Они держали в руках не обычный рассказ о путешествии, а нечто большее. Андерс Финслад из «Афтенпостен» спросил:
– Не собираетесь ли вы представить эту работу в качестве монографии для докторской степени?
Тур Хейердал посмотрел на него. Еще во время пребывания в Белла-Куле в Британской Колумбии, до войны, мысль о докторской диссертации, посвященной путям миграции полинезийцев, пришла ему в голову. Наскальные рисунки, которые он там нашел, так походили на те, что он видел на Фату-Хиве, что это немогло быть простым совпадением. Когда он в 1941 году приехал в Балтимор, в Университет Джонса Хопкинса, то твердо решил, что будет защищать здесь докторскую диссертацию. Но началась война и сорвала все планы.
– Об этом я еще серьезно не думал, – ответил Хейердал. – Я посмотрю {211} . Но это станет возможным в том случае, если моим оппонентом выступит финский профессор Карстен, – добавил он {212} .
Хейердал, вероятнее всего, пошутил. В любом случае особых надежд на осуществимость такого плана у него не было. Карстен фактически заклеймил Тура Хейердала как научного шарлатана, и не в порядке дискуссии он говорил о шарлатанстве, – это была черная метка. Но упоминание Хейердалом имени Карстена могло иметь и другой, более философский смысл. Оно свидетельствовало о желании защищать себя «где угодно и когда угодно», если это потребуется {213} .
Правда заключалась в том, что мысль о докторской была давно оставлена. Он еще думал об этом, пока служил в армии: как только он снова станет штатским, то тут же возьмется за дело. Но после войны Хейердал не говорил и не писал о том, что готовится к защите диссертации. После перерыва в обучении в Университете Осло он лишь в исключительных случаях появлялся в научной среде, часто в качестве приглашенного лектора. Таким образом, монография «Американские индейцы в Тихом океане» оказалась в научном вакууме. Это частично можно объяснить серьезными и прихотливыми поворотами в его судьбе, пока монография не была готова, но даже на заключительной стадии Тур не обратился к научной трибуне, чтобы обсудить занимавшие его тезисы. И здесь наблюдается удивительный парадокс – в то время, как он стремился к научному пониманию, да и практически жаждал его, он не хотел иметь дела с академическими учреждениями. Поэтому он никогда не сдавал экзаменов – ни на низких, ни на высоких ступенях, как будто проверка знаний его не касалась.
Это парадокс может в некоторой степени объяснить тот негативный тон, с которым Хейердала с самого начала восприняли ведущие исследователи. Как бы много он ни читал, он не был одним из них. У него не было научных регалий, которые подразумевала докторская степень, и поэтому он не обладал необходимым инструментарием.
Была ли его теория, стоявшая за путешествием на «Кон-Тики», достойна академической докторской степени? Об этом мы никогда не узнаем, поскольку попыток защитить диссертацию Тур не предпринимал. Его сторонники, несомненно, могли считать, что достойна, но противники, во главе с Карстеном и Баком, при поддержке Метро, положили бы его на обе лопатки.
Гуманитарные науки принципиально отличаются от точных. То, что один считает ошибкой, может быть правильным для другого. Поэтому, если какие-то утверждения и окажутся ошибочными, это не снизит качества докторской диссертации, пока сама постановка вопроса имеет смысл и пока использованные методы соответствуют научным стандартам.
Имела ли смысл дискуссия о происхождении полинезийцев? Многие исследователи считали, что нет, поскольку ответ был очевиден: они пришли из Азии. Но внимание, которое привлекло к себе путешествие на «Кон-Тики», заставило ученых не сразу, но обратить внимание на утверждения Хейердала. Постановка вопроса, говоря другими словами, имела смысл.
Что можно сказать о методах, с помощью которых Хейердал решал проблему? Учитывал ли он надлежащим образом научные критерии при сборе материала и его последующем анализе, формируя свою теорию? Именно этот вопрос и вызвал спор между теми, кто считал, что здесь действует дилетант, и теми, кто в Туре Хейердале видел нового доктора Земмельвейса.
На пресс-конференции журналист от «Афтенпостен» хотел узнать, не изменит ли монография позицию его противников.
– Я надеюсь получить поддержку в среде нейтральных ученых, – ответил Хейердал. – Но от тех, кто придерживается мнения финского этнографа и социолога Рафаэля Карстена, я не жду ничего другого, кроме того, что «мы стоим на своем».
В этот раз газеты проявили гораздо больший интерес к монографии, чем к самому путешествию и книге о «Кон-Тики». Там, где есть борьба, есть и драматизм. Тем не менее на эту борьбу за пределами научных кругов никто не обратил бы внимания, если бы не шумиха вокруг главного героя.
В то время, когда появилась монография, эйфория вокруг «Кон-Тики» достигла апогея. Книга била рекорды продаж по всему миру. Однако этим дело не ограничивалось. После мировой премьеры фильма о «Кон-Тики» в Стокгольме в январе 1950 года, прошедшей с большой помпой, в присутствии наследника шведского престола, Тура Хейердала и большинства членов команды «Кон-Тики», он начал завоевывать киноаудиторию страна за страной, пока наконец не получил «Оскара» за лучший документальный фильм. Это произошло в марте 1952 года. Тур все еще сидел над последней корректурой монографии и не смог сам быть на церемонии. Но затем, 4 июля, в национальный праздник США, он смог получить статуэтку – не в Голливуде, а дома, в Музее «Кон-Тики» на Бюгдёй-аллее, и от кого? От Сола Лессера, легенды Голливуда, партнера по судебным баталиям в Лос-Анджелесе полгода назад, когда они боялись, что танцовщица хула-хула Арлетт Пуреа их разорит.
Высокая оценка. Тур Хейердал выступает перед показом фильма о «Кон-Тики» в США. В 1952 году он получил «Оскара», первого для Норвегии
Редакторы новостей не объявляли победителей в этом споре. Только время покажет, промахнулся Тур Хейердал или нет – писал репортер «Афтенпостен». Но они серьезнее, чем раньше, прислушались к выступлению Хейердала. Никто не сомневался, что он представил хорошо обоснованную научную работу, и многие почувствовали, что она вывела автора на официальный уровень. Видно, что интервью, которые Хейердал дал в связи с презентацией, и основательность книги произвели впечатление.
«Хейердал бросил перчатку науке» – так назывался репортаж с пресс-конференции в газете «Верденс Ганг». И в лучшем Земмельвейс-стиле газета писала, что если это и не произведет революцию, то в любом случае пробьет брешь в традиционных научных подходах и догматических суждениях.
Как-то еще до издания «Американских индейцев в Тихом океане» Тур послал матери такое письмо: «Поскольку ты единственная привила мне интерес к науке и исследованиям, поскольку твое понимание, помощь и поддержка сделали возможной мою первую поездку на острова в Южном океане и поскольку ты всегда была готова пожертвовать всем, чтобы я добился цели со своей теорией, то научный труд своей жизни я посвящаю тебе. Твой сын Тур».
Книгу об экспедиции на «Кон-Тики» он посвятил отцу, признавая, что без его значительной материальной поддержки экспедиция, возможно, не состоялась бы. Размышляя о том, кому посвятить «научный труд своей жизни», он выбрал мать. Как писал Хейердал, она «единственная» пробудила в нем интерес к науке. С детства она привила ему интерес к теории эволюции Дарвина, и именно она проигнорировала условности и сломила сопротивление других, когда он, будучи двадцати двух лет от роду, заявил, что собирается писать докторскую диссертацию по зоологии, изучая жизнь животных на южноокеанском острове. Ни занятий зоологией, ни докторской не получилось, зато получилось нечто более серьезное: труд всей жизни, который, как он чувствовал, должен изменить всю науку о Тихом океане.
Именно этот труд всей жизни он собирался защищать на международном конгрессе американистов в Кембридже. Эти конгрессы проходили с 1875-го с промежутком в два или три года и были главным форумом для антропологов, занимавшихся исследованием культур в Северной и Южной Америке, особенно в доколумбову эпоху.
На конгрессе в Нью-Йорке в 1949 году датский ученый Кай Биркет-Смит заявил, что правильнее всего замалчивать теорию Тура Хейердала. Такая тактика, очевидно, была соблазнительна для тех, кого больше всего раздражал выскочка, но Хейердал был популярен и игнорировать его больше не представлялось возможным. Самой разумной виделась другая крайность – пригласить в хорошее общество, чтобы там его как следует отделать. По правилам, участники конгресса могли заявить максимум три доклада каждый. Хейердал подал заявку на полную квоту.
Неужели его никто не поддерживал? Нет, это не так: еще осенью 1949 года, одновременно со шведским изданием книги о «Кон-Тики» в переводе Бенгта Даниельссона, он услышал первые слова признания. По настоянию всемирно известного шведского путешественника Свена Хедина Хейердала пригласили выступить с лекцией в престижном шведском Обществе антропологии и географии. Он согласился и представил обстоятельное изложение своей теории, встреченное аплодисментами полутысячи ведущих шведских ученых и исследователей {214} . И прежде чем он успел что-то сказать, на сцену вышел Свен Хедин и восторженно сказал, так чтобы все слышали: «Вы правы! Это решение проблемы! Я верю в вас, в конце концов вы победите!» {215}
Хедин стал известен благодаря своим многочисленным экспедициям во внутренние районы Азии в первой половине XX века и завоевал известность как в научных кругах, так и у широкой шведской публики, и его быстро выбрали членом Шведской академии наук. Его поддержка согревала душу, жаждущую научного признания, но на эту поддержку Хейердалу было трудно опереться. Хотя Хедин не хотел видеть нацизм в своей собственной стране, он питал большую симпатию к Адольфу Гитлеру, которого считал борцом против славянского влияния в Европе. Как и Кнут Гамсун, Хедин написал некролог фюреру, где он назвал его «одним из величайших людей в истории» {216} .
В 1949 году Хедин был старым, но еще ясно мыслящим человеком, по-прежнему питавшим интерес ко всему немецкому и публиковавшим статьи в фашистской и национал-социалистической прессе. Однако он уже не имел никакого влияния, и старейшины Шведской академии наук приняли его весьма холодно. Некоторые даже отказались сидеть с ним рядом {217} .
Тур Хейердал очень уважал Хедина как путешественника, но должен был признать, что «с политической точки зрения хвастаться его именем не стоило» {218} . Поэтому было трудно хвастать им и в других областях.
Тем не менее Хейердал не ушел с пустыми руками со встречи со шведским Обществом антропологии и географии. Среди его членов был один молодой профессор-ботаник, Олоф Селлинг. Он являлся экспертом по растениям в Тихоокеанском регионе и первым использовал анализ пыльцы растений, произрастающих в Полинезии. Он был коллегой профессора Карла Скоттсберга, который написал рецензию об экспедиции на «Кон-Тики» в газете «Гётеборгс хандель ог шёфартстиденде», он также встречался с сэром Питером Баком. Но в отличие от них Селлинг полностью принял теорию Хейердала, которая, по его мнению, имеет и ботанические доказательства.
Опасная игра. Увлечение «Кон-Тики» принимало разные формы. В Тронхейме пришлось вмешаться полиции, чтобы остановить мальчишек, собравшихся отправиться на плоту в Мункхолмен
Олоф Селлинг предложил отметить Тура Хейердала. С 1910 года Общество присуждало медаль Ретциуса ученым, проявившим себя в антропологии. Медаль носила имя анатома и антрополога Андерса Ретциуса, который в начале XIX века ввел классификацию длинноголовых и короткоголовых черепов, утверждая, что люди с длинными черепами принадлежат к более высокой расе, поскольку форма их головы открыта для лучшего развития мозга. Присуждалась также и серебряная медаль за значительный, но не столь выдающийся вклад в развитие антропологии. Тур Хейердал получил серебряную медаль, но не за свою теорию, а в знак признания, что экспедиция на «Кон-Тики» имела научную цель и поэтому представляла собой нечто большее, чем просто спортивное мероприятие.
«Меня, пожалуй, такие вещи волнуют меньше, чем других, – писал он позднее Торстейну Роби. – Но это было больше, чем просто награждение серебряной медалью, это была демонстрация, которую я чертовски ценю, поскольку она случилась в тот момент, когда все остальные были полны агрессии, ненависти или презрения» {219} .
Пока ученые других стран обсуждали теорию Хейердала, в Норвегии поначалу она не вызвала интереса. В первую очередь это объяснялось тем, что среди норвежских академиков мало кто интересовался Тихим океаном и полинезийцами. В отличие от Финляндии, где имелся свой Карстен, Швеции со своим Скоттсбергом и Рюденом, Австрии с Гейне-Гельдерном и Франции со своим Метро, в Норвегии не оказалось солидной научной базы, чтобы вступить в дискуссии о теории Хейердала. Единственным «ускорителем» в этой области был Гутторм Гьессинг. Как и Тур Хейердал, он нашел впечатляющее сходство между наскальными рисунками северо-западного американского побережья и Полинезии. Не занимая какой-либо четкой позиции по отношению к самой теории, он считал, что Хейердал продвинул исследования «на много шагов вперед». Гьессинг по этой причине не сомневался, что такая «большая работа [Хейердала] разрушит многие старые предрассудки», как он писал в предисловии к первому изданию книги об экспедиции на «Кон-Тики». Многообещающие слова, но они не смогли положить начало дискуссии.
Только в сентябре 1950-го, через три года после экспедиции, научные круги Норвегии сочли, что пришло время выяснить, чем же занимается Тур Хейердал. Частично под влиянием дебатов в Швеции Норвежская академия наук пригласила его выступить с докладом в своем величественном здании на улице Драмменсвейен в Осло.
Доклада ждали с интересом, в немалой степени потому, что обещал присутствовать король Хокон. Когда Хейердал вышел на трибуну, в зале сидела и его мать Алисон. Гутторм Гьессинг заранее предупредил, что против ее сына ожидаются серьезные выпады со стороны лингвистов. Это Алисон не волновало. Глаза ее блестели, она заняла место недалеко от короля.
Важным аргументом в пользу азиатского происхождения полинезийцев было то, что полинезийский язык имеет свои корни в малайском. Но Хейердал считал, что имеется языковое сходство и в другом направлении, между полинезийцами и индейцами с Анд. В статье, опубликованной им в прошлом году в «Джиогрэфикл джорнал», он привел примеры ряда индейских и полинезийских слов, идентичных как по форме, так и по содержанию, и было ли это случайно?
Но, поскольку его теория миграции частично строилась на том, что полинезийские переселенцы попали на свои острова в Тихом океане через японское течение и североамериканский континент, он признавал, что в их языке имеется и малайское влияние. Ожидаемого нападения со стороны лингвистов не состоялось. Когда они, несмотря на призывы выступить с комментариями, продолжали хранить молчание, король Хокон бросил «одобрительный взгляд» {220} , который выражал молчаливую овацию.
Затем последовали и другие знаки внимания со стороны короля. Через год, в сентябре 1951-го, Хейердал был удостоен звания командора ордена Святого Олафа. После доклада в Норвежском географическом обществе его председатель Кристиан Гледич имел честь повесить орден ему на шею. Одновременно Общество провозгласило Хейердала своим почетным членом. Из Англии пришло известие, что британская королевская чета во дворце Сандрингэм в Норфолке с удовольствием посмотрела фильм о «Кон-Тики».
Высокие гости. Тур Хейердал проводит экскурсию по Музею «Кон-Тики» для короля Хокона VII и герцога Эдинбургского
Президент Гарри Трумэн по-прежнему с интересом следил за развитием событий вокруг «Кон-Тики». Из Белого дома он писал, что с удовольствием прочел книгу и посмотрел фильм. В то же время он выразил беспокойство, что современные люди больше не ценят такие испытания, какие выдержали люди на плоту, но вместо этого позволяют себе лениться и толстеть; такого сценария развития для своей страны он опасался {221} .
Спустя некоторое время Хейердал получил также награды от географических обществ Франции, Шотландии, Перу и Филадельфии. Он вел «обширную переписку с учеными по всему миру, которые хотели знать или сообщали что-то и [которые] в большинстве своем относились очень положительно» {222} . В письмах семье и друзьям он рассказывал о том, как во время выступлений с лекциями по Европе он постоянно встречал профессоров, которые «обращались», как он любил это называть {223} .
Проблема, тем не менее, заключалась в том, что среди этих «новообращенных» не было настоящих корифеев. Это были либо новички, либо эксперты в совершенно других областях, чем культура индейцев и полинезийцев. Здесь не имели силы признания королей и президентов, равно как и россыпи медалей от национальных географических обществ. Когда в Кембридже в университете собрался конгресс американистов, Хейердал ждал, что вот теперь решающий кирпичик встанет на место. Теперь, когда он представил монографию, все должно измениться. Он добьется признания, которое даст ему место в мировом научном сообществе.
Однако перспектива выглядела не особенно радужно. «Афтенпостен» послала на конгресс собственного корреспондента.
Он сообщал, что перед открытием слышал реплики: «Теперь Тур Хейердал получит по ушам». Он также писал, что монография, которую Хейердал сам представил в Лондоне на встрече с прессой, была принята хорошо, но те, кто отзывался о книге, избегали занимать четкую позицию в отношении теории. «Афтенпостен» напоминала, что антропологи во многих странах говорили: «Путешествие фактически ничего не доказало» {224} .
Конгресс собрал около ста пятидесяти антропологов и археологов из двух десятков стран. Тема, которую собирался поднять Хейердал, была лишь одним из пунктов в обширной программе. Но именно к ней обратился всеобщий интерес. Явным признаком этого было присутствие множества журналистов, сновавших повсюду, – непривычное явление для конгресса.
Тем не менее Хейердал почувствовал, что теплого приема ему ждать не приходится. Ему казалось, что он видел множество кривых усмешек, когда он вошел в здание конгресса; он даже заметил, что некоторые отворачивались, когда он проходил мимо {225} .
Тур взял с собой Ивонн. Во время одного из перерывов она стояла и разговаривала с неким шведским профессором. Их прервал один из участников конгресса, который подошел к ним и попросил прощения у профессора за то, что не поприветствовал его раньше: «Я думал, что вы Тур Хейердал» {226} .
Тур никогда не чувствовал себя таким ничтожным. Настроение упало еще сильнее, когда он понял, что дискуссию по его докладу будет вести Кай Биркет-Смит, датский ученый, который публично провозглашал, что экспедицию на «Кон-Тики» следует полностью игнорировать.
Первый доклад Тура был о мореплавании в Перу в доколумбову эпоху и о «практической возможности» распространения культур в Полинезию.
Было утро вторника, второго дня конгресса. Тур стоял третьим на очереди в списке докладчиков, но он и Ивонн пришли пораньше, чтобы занять места. Когда первый докладчик был вызван на кафедру, в зале сидело лишь несколько слушателей. Затрагиваемая им тема явно не вызывала интереса.
Слушателей не прибавилось, когда пришла очередь второго докладчика, и никто не встал с места, когда Биркет-Смит назвал имя. Докладчик по какой-то причине отсутствовал. Обычно в таких случаях в заседании объявлялся перерыв до того времени, на которое назначен доклад Тура. Но Биркет-Смит попросил Хейердала начинать прямо сейчас.
Тур взял рукопись и взошел на кафедру. В растерянности он оглядывал почти пустой зал. Такое впечатление, будто момент, которого он так долго ждал и к которому так хорошо подготовился, вдруг внезапно пропал.
Когда он начал говорить, слов почти не было слышно. Пустые скамейки создавали эхо. А в президиуме сидел Биркет-Смит с безучастным лицом.
И тут Тур увидел, что Ивонн встала. Как можно тише она выскользнула из дверей в коридор, и спустя секунды он услышал звук голосов. Там находились те, кто должен был быть здесь.
Итак, дверь с шумом открылась, и делегаты вместе со щелкающими фотоаппаратами журналистами устремились внутрь, заполнив зал так, что остались только стоячие места. Тур взял паузу, Ивонн хитро улыбнулась. Зал успокоился, и Тур продолжил с того места, где остановился.
– Сначала! – закричали многие присутствовавшие.
Тур посмотрел на Биркет-Смита.
– Сначала, – кивнул он.
Весь следующий час зал сидел, затаив дыхание. Тур рассказывал, что в первую очередь он подумал о бальзовом плоте и что современные ученые ошибались, утверждая, что он недостаточно плавуч, чтобы выдержать путь из Перу в Полинезию. Бросая вызов традиционным убеждениям, он отправился на «Кон-Тики», зная, что другие уже предпринимали подобные путешествия в доисторическую эпоху.
Ангел-хранитель. Во время конгресса американистов в Кембридже в 1952 году Тур благодаря находчивости Ивонн избежал унижения
Он перевернул последнюю страницу рукописи, и Биркет-Смит дал слово всем желающим. Зал сидел тихо, никаких выпадов, к удивлению Хейердала, никаких злых слов {227} . Затем последовали вопросы, но то, о чем его спрашивали, не вызвало недоумения. Тур еще больше удивился, когда Биркет-Смит наконец встал и поблагодарил его, «заявив о том, какое необычайное значение имело исследование Хейердала» {228} . После этих слов зал разразился аплодисментами.
