Текст книги "Последний Герой. Том 9 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А ты уверен, что так ему будет лучше? Может, стоило его в клинику поместить?

– Да пробовали уже, – махнул рукой Черноусов, – Сбежал, гад. Вот и держим теперь у себя. Жена говорит – нельзя совсем дозы лишать. Я, мол, в интернете где-то читала, что надо помаленьку давать, иначе умереть может человек. Страдания, шок. Я говорю: нет. Я так в 90-х двоих наркоманов отвадил, закрыл их на 15 суток, вот их корежило, как только ни выворачивало, зато потом от привычки они отказались, все спасибо сказали! И с этим я так же хочу, понимаешь. А он сбежал, да – и вот сейчас примет дозу и всё, и все его страдания псу под хвост. Да как ему объяснить? Вот мне надо его срочно найти, пока он не успел, пакостник эдакий, принять дозу, это самое.

Он сунул мне фотографию.

– Вот, кстати, его фотка, – сказал он. – Тоже где-то, может, по городу будешь мотаться, мало ли – встретишь.

Он отдал мне распечатанный, размноженный на струйнике снимок.

У него еще было несколько таких, видимо, раздавал их всем сотрудникам. Я внимательно посмотрел на фото – там был худой, с пожелтевшей кожей и с красными глазами, типичный нарик неопределенного возраста.

– А знаешь, что я думаю? – продолжил Черноусов. – Вижу, что у тебя есть жилка, не то что у моих остолопов. Можешь помочь найти его?

Я не успел даже сказать что-то, только с некоторым удивлением взглянул на него, как он тут же добавил:

– Нет, я тебя не прошу бегать по улицам, проверять дворы, чердаки, где он там может ныкаться. Ну, просто подумай, где и как его лучше выловить. Ты же здесь официально по обмену опытом, вот и покажи свой опыт.

Я про себя подумал, что даже не знаю, насколько искренне просил меня об этом Черноусов. Может, он просто проверял меня, и это был ответный, завуалированный укол в адрес Мордюкова, который поучал его и давал наставления при каждом удобном случае. А что, в своём роде это даже хитрый ход. Если, допустим, я не найду наркомана, а найдут его сотрудники Черноусова, он всегда может сказать: вот, Семен Алексеич, учишь ты нас работать, а на практике пшик получился, даже какого-то наркомана не нашли.

Как знать, был такой подтекст или не был, но почему-то меня это с профессиональной точки зацепило. Мне непременно захотелось найти этого беглеца. Парня звали Андрей, но многие знали его по прозвищу Тритон.

– Ну, если будет время, я поищу твоего родственничка, – сказал я, наконец. – Только сейчас пока у нас людоед в приоритете, сам знаешь.

– Да, понятно, – кивнул он.

* * *

Чтобы найти наркомана, нужно найти место, где он может принять или купить дозу. Это было яснее ясного. Торчок, который дорвался до свободы, первым делом пойдет на поиски вещества. Значит, надо искать его там, где ему эту дозу могут предоставить.

– Саня, – спросил я Сальникова, – а где у вас тут в городе наркотой барыжат?

Тот даже опешил.

– Да ты что, Макс, у нас же не 90-е, – воскликнул он. – Никто у нас ничем не барыжит. Сейчас все грамотные стали. Через интернет заказывают и через закладки получают товар. Продавца такого невозможно поймать с поличным. Хорошо, если возьмешь покупателя в тот самый миг, когда он нашел закладку и сунул в карман. Но что толку? Торговцы остаются на свободе… А торчков всех не пересажаешь.

Вот она какая хитрая, современность, даже и в этом богом забытом уголке.

Я подумал, выходя из кабинета, что через закладку этому Тритону дозу получать слишком долго, надо же заказ сделать, деньги перевести. А значит, он будет искать другой способ. Нужно навести, так сказать, оперативные позиции в городе. А кто у нас всё знает про город и его жителей?

Ну, конечно, парикмахерша. Нюра. Ее и навещу.

* * *

Я направился к ней в салон. Заодно решил проверить 99-ю. Подкачал ей шины компрессором в боксе, поправил чехлы. Надо будет еще на мойку сгонять.

Коробка немного похрустывала, но в целом тачка была еще бодрая. Правда, багажник плохо закрывался, приходилось хлопать очень сильно. Но для меня это было вообще не критично.

Я подъехал к парикмахерской. Вошел. Нюра колдовала над какой-то важной женщиной в возрасте, мазала ей волосы чем-то непонятным и довольно вонючим. Завидев меня, она выдохнула радостно.

– О, Максим, привет! Ты окантовочку заскочил сделать?

– Да нет, рано еще, – ответил я. – Нам бы переговорить, с глазу на глаз.

– А, конечно, – обрадовалась Нюра. – Мария Степановна, посидите, я сейчас, пусть впитается.

Женщина только кивнула, хотя разглядывала меня через зеркало с каким-то недобрым любопытством – мол, увел я ее мастера, отвлекаю.

Нюра же накинула пальтишко и пошла за мной.

– Давай, покурим, – улыбнулась она.

Мы вышли на улицу. Она достала сигарету, прикурила, прищурилась и посмотрела на меня так, будто ожидала приглашения на свидание.

Но я выдал другое, спросил напрямик.

– Слушай, ты мне про родственника Черноусова рассказывала, который у него живет. Ты правда думаешь, что он его в плену держит и голодом морит?

Нюра сделала вдох, усмехнулась, но в глазах была нотка разочарования. Очевидно, она рассчитывала как минимум на поход в кино со мной.

– Да фиг знает… – выдохнула она. – Люди-то что угодно напоют. Я вообще слышала, что он уже сбежал…

Тут я её снова удивил, уверенно кивнув.

– Сбежал, верная у тебя инфа. Но знаешь… Черноусов говорит, что он нарик. Я хочу проверить, если он действительно торчит, надо знать, где он может дозу достать прямо в городе. Где в Нижнереченске барыжат?

Нюра пожала плечами.

– Да ты ж знаешь, – начала она, оглядываясь, будто чтобы не слышали посторонние, хотя мы были одни на улице, проезжающие авто не в счет, – сейчас через интернет, через закладки у всех. Но… у меня в соседнем подъезде живет такой типок, раньше кололся, а теперь – спайсами балуется, так вот он – говорят, барыжит. Как его зовут, не знаю, но все Черепом кличут, вроде. Он и торгует, и сам употребляет. Так что если Тритона ломает, он может туда сунуться.

– Отлично, Нюра, молодец, диктуй адрес!

– А что мне за это будет? – кокетливо улыбнулась парикмахерша, затягиваясь сигаретой. Сигарета у неё была тонкая, с запахом ментола, явно Нюра думала, что это придаёт ей аристократичности.

– А что хочешь? – прямо спросил я.

– Ой, да ладно… я же пошутила, – надула губы девушка, давая понять, что жирных намеков я не понимаю, и продиктовала адрес.

– Спасибо, – подмигнул я ей и стал садиться в машину.

– Да не за что, – жеманно протянула она, туша сигарету. – Ну ты заходи, если что, забегай. Дорогу знаешь.

– Ага, забегу, – ответил я и двинулся обратно в отдел.

Странно… а Сальников ничего мне про этого Черепа не говорил.

Вернувшись в отдел, этот вопрос и я сразу задал Сальникову.

– Ой, да что про этого Черепа говорить, – авторитетно заявил начальник УГРО. – Сколько ни пытались его повязать, ничего не выходило.

– Почему? – спросил я.

– Не могли хлопнуть, – пояснил он. – Там он хитро делает, этот Череп. Вроде как, дурь продаёт, но только с условием – употреблять у него же в квартире. Вот и получается, не подловишь его.

Хитро, подумал я. Обычно барыг брали на контрольной закупке: подсылали своего человека, тот брал товар, выходил – оформляли, изымали вещество при понятых, и уже были основания ломать дверь, проводить обыск. Ну или хлопали тех, кто закупился. Тоже изымали вещество с понятыми. А если нет на кармане вещества – оснований нет. Ломиться в хату нельзя. По нарику, конечно, можно сделать освидетельствование, отвезти в наркологичку, найти вещество в крови, но тут и выхлоп совсем другой. Это всего лишь административка – употребление.

Если он прямо не скажет, где покупал, то и к сбытчику вопросов нет.

– Санёк, и все же, надо было рассказать мне про Черепа… Что у него тут притончик или точка…

– Ну, чо-т не подумал. Кстати, а ты откуда про него узнал? – насторожился Сальников, будто подумал, что я собираюсь у него отобрать его «оперской хлеб».

– Да так, навёл некоторые справочки.

– Ого, быстро ты, – хмыкнул он. – а нафига тебе это? Ну, собираются они там, употребляют, но они же пускают только своих и ничего не выносят. Оснований нет. Сколько ни хлопали тех, кто выходил оттуда, – все под кайфом, но говорят, что употребляли раньше, дома, а не в квартире у Черепа. Так что на притон не натянешь. Продуманный этот Череп, прошаренный. А чего это ты за него стал узнавать, Макс?

Он подозрительно прищурился.

– А то, что этот родственничек Черноусова может там быть. Поехали, проверим.

– Ну, кстати, да, – кивнул Сальников. – Как я сам не догадался.

* * *

Мы поехали по адресу. Я был за рулём.

– Макс, ты и адрес знаешь, – удивился Саня, когда мы подкатили к нужной пятиэтажке. – Только это… он разговаривать с нами не станет и внутрь нас не пустит. Открывает только своим, проверенным, и так, и сяк крутились, поверь. Как мы в квартиру-то попадём?

– Разберёмся, – сказал я.

– А! Нужно подождать, пока кто-нибудь туда пойдёт, мы за ним хвостом? Так? – попробовал угадать опер.

– Это долго… есть другой вариант – более быстрый.

Мы вошли в подъезд. Нужная квартира была на третьем этаже. Мы поднялись на второй, я постучал в дверь квартиры, что находилась под притоном.

Дверь открыл небритый мужик с кружкой в руке, который при этом ещё что-то жевал.

– Чего надо? – буркнул он.

– Полиция, – сказал я и раскрыл удостоверение.

– Ага… и что надо? – повторил он, но уже осторожнее.

– Тебя нарики сверху не беспокоят? Череп, или как его там?

– Да нет, они тихо сидят, – пожал плечами он.

– Не хочешь помочь органам, так сказать, проучить его?

– Ха, больно надо. Потом ведь он мне морду набьёт или ещё что похуже.

– Значит, мотивация тебе нужна, да? – я достал пятитысячную и помахал перед его носом.

– О-о, – мужик потянул руку. – Это другое дело.

Я убрал купюру.

– Сначала дело, потом деньги. Короче, идёшь сейчас наверх, стучишься к Черепу и говоришь, что он тебя затапливает. Он откроет дверь – мы заходим. А ты получаешь чаевые, и свободен.

– Ну не знаю, рискованно как-то, – пробормотал он.

– Чем ты рискуешь? – сказал я. – Только тем, что сегодня не бухнешь, потому что профукаешь пять кусков.

Мужик сглотнул, жадно глядя на купюру.

– Ну давай, согласен.

Мы пошли наверх. С Саньком встали за углом, спрятались. Мужик поднялся и громко забарабанил в дверь:

– Череп! Ёж твою медь! Ты что там творишь! Затопил меня совсем! Вырубай воду! У меня с потолка течёт!

Через несколько секунд дверь распахнулась. На пороге появился худой парень, по пояс голый, весь в татуировках. На теле – непонятные узоры: переплетения кельтских символов, руны, какие-то скандинавские орнаменты, всё вперемешку. Модные, свежие, но покрывали его торс они так густо, что казалось, тело просто измазано в грязи.

– Дюша, ты офонарел? – возмутился он. – У меня нигде вода не включена!

– А, ну я, наверное, ошибся. Может, кто-то другой, – пробурчал мужик и развернулся, чтобы уйти.

Череп потянул дверь, чтобы закрыть – и тут подскочили мы.

– День добрый, Череп, – улыбнулся я.

– А вы кто такие? – уставился он на нас, пытаясь закрыть дверь, но я подставил ногу и плечо. Закрыть не получилось.

– Как – кто? – сказал я и кивнул на Сальникова. – Ты не видишь?

– Не вижу! – с вызовом проговорил тот, выкатив грудь.

Я не убирал ногу. Ну да, подумал я. Признаться, я-то думал, такой контингент сразу узнает начальника уголовного розыска. Если жульманы не знают начальника УГРО – это, мягко говоря, не очень хорошо. Недоработка.

Череп снова дернул дверь, но я не дал – толкнул его внутрь. Он чуть не завалился, сделал несколько шагов назад, спиной упёрся в стену.

– Э, ты чё⁈ – заорал он. – Я сейчас ментов вызову!

– Менты уже здесь, – я сверкнул корочками.

Череп опешил, отшатнулся.

– А чё за беспредел? Я сейчас в прокуратуру позвоню! У вас санкция есть⁈

– Есть, – ответил я.

Он рванул к туалету – ясно, прятать или сливать. Я успел раньше, хлопнул дверью прямо перед ним. Дверь ударила его по спине, тот завыл, упал на пол.

Я подошёл, взял его за нос, приподнял.

– Больно, пусти! – прохрипел он.

Я, конечно, не отпускал.

– Пусти, чё творишь, беспредел!

Я показал ему фото Тритона.

– Вот этого видел?

– Не видел, – забормотал он, явно чтобы что-то сказать, – первый раз вижу.

Я крутанул нос сильнее.

– А! Да, да! Приходил сегодня!

– Где он?

– Не знаю, ушёл.

– А зачем приходил?

– Ну, повидаться…

Ну, конечно. С тобой только беседы вести интересные, подумал я.

– Ты один в квартире?

– Да-да, один.

– Врёшь ведь, – сказал я. – Вон, в коридоре кроссовки не твоего размера. Похоже, Тритон у тебя где-то здесь.

Я проговорил громко:

– Тритон! Выходи, Тритоша! Мы ничего плохого тебе не сделаем.

Наконец, я отпустил нос Черепа. Тот держался за лицо и зло сопел.

В это время Сальников обшарил туалет и нашёл несколько пакетиков с белым порошком, спрятанных в вытяжке.

– Ого, вот, – сказал он, – а только как мы это оформлять будем? Мы же сюда незаконно вошли.

– Как-как, – поморщился я. – Напиши в рапорте: дверь была открыта, услышали крики, зашли, среагировали. И вот, валяется, – я взял один пакет, рассыпал по полу в прихожей. – Смотри, вещество рассыпано, возникли вопросы к хозяину квартиры – вызвал опергруппу. Всё логично?

– Ну да… Ну, Макс, ну ты даёшь, – удивился Саня.

Череп сидел, сгорбившись, бубнил про беспредел и про то, что будет жаловаться в прокуратуру.

Сальников тем временем позвонил в дежурку, сделал сообщение, вызвал опергруппу, а я прошёлся по квартире. Дверца у шкафа была приоткрыта.

Я подошел и резко распахнул ее. Внутри, сгорбившись, сидел какой-то человек. Он вздрогнул и волком зыркнул на меня. Я сразу узнал его.

– Привет, Андрей, – сказал я. – Выходи, что ли…

Я смотрел, как из шкафа выбирается Андрей, а в голове звучала песня Аллегровой.

Глава 5

Яровой выловил Андрея и доставил в отдел, передав Черноусову. Тот был удивлен, что командировочному так быстро удалось найти беглеца. Поблагодарил, и дав втыка незадачливому нарику, усадил своего родственничка на переднее сиденье «Волги», повёз домой, к себе.

– Утырок! – ругался он. – Наркоманская душонка! Уже успел принять, да? Всё насмарку, всё, что прошли, претерпели – всё псу под хвост! Теперь заново начинать.

– А нечего меня взаперти держать! – возмутился Андрей. – Отпусти меня! Ещё и ментов своих натравил! Я не просил… ещё и Черепа подставил! Из-за меня его повязали… эти твои!

– О Черепе он беспокоится! – зло бросил майор, выворачивая руль. – Ты бы о сестре подумал, о Вике!

– А она против таких методов твоих!

– Много она понимает… – продолжал он, сворачивая на улицу. – Вот если бы не она… Гори ты в аду, катись, блин, лесом! Но… я ей обещал. Она моя жена, и я ей обещал! Черт, что за жизнь такая…

– Жена, обещал… – хмыкнул Андрей. – Да пошли вы все! Когда у меня была жена, вам всем было пофиг!

– Да не жена она тебе была! – рявкнул Черноусов. – А так приблудная! Сучка наркоманская.

– Не говори так про нее! – взорвался Андрей. – Ты её убил!

Глаза наркомана вспыхнули гневом.

– Ты! Ты виноват!

– Да тише, не ори ты тут на всю улицу! – Черноусов испуганно оглянулся.

Хотя из машины всё равно ничего не было слышно – даже если бы прохожие шли рядом. А на дороге, с обычной скоростью – тем более.

– А что, боишься, что узнают? – торжествующе процедил Андрей. – Ха! Вижу, что боишься… Тогда тебя посадят, несмотря на то, что ты мент!

– Заткнись, – сжал руль Черноусов. – Я с себя вины не снимаю. Я… много думал об этом. Но всё равно считаю, что поступил скорее правильно, чем неправильно.

Его желваки двигались, глаза сузились.

– Что⁈ Правильно?.. – процедил сквозь зубы Андрей. – Как ты можешь так говорить, тварь, когда ты убил ее!

Черноусов не сдержался. Ударил кулаком сидящего рядом Андрея – выстрелил рукой вбок, попал в ухо. Тот ойкнул, схватился за ухо. Тогда майор добавил локтем под дых. Андрей закашлялся, стал задыхаться, хотя тычок был, в общем, слабенький, за рулём не размахнёшься.

– Во-во, – проворчал майор, – совсем скоро лёгкие выплюнешь и печёнку. Всё, это твоя дурь. Из-за неё гниёшь заживо, как ты не можешь понять.

– Нет, – откашлялся Андрей, – ты виноват, что я умираю заживо. Я тоскую по ней, вот и подсел плотно.

– Тоже мне, вдовец-страдалец. Не п*зди мне, – оборвал его майор. – Это она тебя и приучила к этой дряни.

Андрей с трудом распрямился, глаза полыхали.

– Всё равно сбегу, – прохрипел он с гневом, словно революционер на баррикадах. – Всё равно сбегу и всем расскажу. И всем твоим ментам расскажу, и не только твоим. Пойду куда угодно, хоть в газету, хоть на телевидение. Скажу, что начальник местной полиции – убийца.

Черноусов резко свернул, дал по тормозам, развернулся и поехал в другую сторону.

– Куда ты меня везёшь? – насторожился Андрей.

– Туда же, куда и её отвез, – ответил майор.

– Вези домой, к себе, – запросил тогда Андрей. – К Вике вези.

– Не заслужил ты жить, Андрюша, – прохрипел на это Вадим Владимирович. – Хватит кровь нам пить с Викой. Сейчас увезу тебя в лесок и прикопаю.

– Так меня же искать будут, – взвыл Андрей. – Все видели, меня менты повязали, тебе сдали. Молодой этот… который меня нашел, Яровой, кажется… ага… так он подтвердит, он скажет, что меня поймал и тебе сдал. Как ты меня убьёшь?

Черноусов ухмыльнулся, злорадно и холодно.

– Подумай своей башкой, – сказал он. – Я же запросто могу сказать, что снова ты убежал. И всё, я тебя больше не видел.

В салоне на секунду повисла тишина, только похрипывал замученный мотор.

– Э-э-э, подожди, – заблеял Андрей. – Я это, я погорячился, я не собирался тебя сдавать никому, да и кто мне поверит? Ты начальник полиции, уважаемый человек, майор – а я кто? А я никто.

– Вот именно, Андрюшенька, – зло проговорил майор, – ты никто, ты грязь, которая налипла жирным куском на мой ботинок. И не даёшь ходить по-чистому, не даёшь нормально жить. Всё, хватит, надоело.

Машина уже выезжала за город, в сторону леса. Листья давно опали. Серые голые деревья смотрелись зловеще. Ветки без листьев Андрею казались огромными когтями, что так и целились, чтобы впиться в него, желали его кровушки.

– Не надо… – пролепетал наркоман.

– Я тебя не убью, – сказал тихо майор, – если ты напишешь расписку, что будешь соблюдать все правила. Мои правила.

– Какие правила? Какую ещё расписку? – испуганно пролепетал Андрей.

– На, пиши, – Черноусов порыскал одной рукой в бардачке, вытащил небольшой блокнот и шариковую ручку прямо на ходу, не останавливаясь. – Вырви листочек, напиши: я, такой-то такой-то, обязуюсь соблюдать правила.

– Вадик, что за бред? – спросил Андрей, голос у него дрожал, будто на эти слова уходили последние силы тщедушного тела. – Ты будешь верить какой-то бумажке?

– Знаешь, – перебил его майор, – мне так будет спокойнее. У меня такой бзик, да, Андрюшенька. Пиши.

– Да, да, я напишу, – промямлил Андрей. – А что писать? Остановись. Я не могу так, на ходу. Бумагу порву.

– Пиши на ходу, сука, – уже орал Черноусов, сжимая руль.

Наркоман вырвал листок, схватился за ручку и на мгновение замер. В глазах был страх.

Он быстро написал три слова. Одну строчку. Следом три восклицательных знака. Подчеркнул всё это тремя чертами подряд.

– Написал? – спросил Черноусов, оглядываясь на родственника.

Андрей испуганно спрятал записку в нагрудный карман куртки.

– Показывай, что написал! – приказал Черноусов. – Ну!.. Или тебе крышка!

– Нет, ты не сделаешь это! – внезапно заорал Андрей, резко вцепился в руль «Волги» и крутанул его на себя.

– Ты что творишь, дебил! – закричал Черноусов, пытаясь удержать руль, но машину резко повело.

Она взвизгнула, рев мотора и визг шин слились в один громкий звук, который резал по ушам и не давал думать. «Волгу» кинуло в сторону, она чуть не перевернулась. Майор в последний момент вдавил тормоз. Скрип, визг – машина съехала на обочину и угодила в кювет.

Бам! Черноусов ударился головой о руль, в глазах потемнело.

– Ах, ты сука, – шипел он, пытаясь проморгаться.

Кровь бежала по лицу, заливала глаза. Бровь была рассечена. Он тер рукой лицо, шарил по пассажирскому сиденью, пытался схватить ублюдка, который чуть не угробил их, но рука провалилась в пустоту. Подёргал за ручку – толку нет. Водительская дверь уперлась в куст и не давала выйти.

«Сбежал», – мелькнуло в голове. – «Сбежал гаденыш».

Он проскользнул по сиденьям и вылез через пассажирскую дверь. Кровь снова застилала глаза, он проморгался, вытерся рукавом и огляделся. Впереди серый лес. Ни следа, ни шороха. Наркоман исчез.

– Вот гад, – выдавил Черноусов сквозь зубы.

Во рту был привкус металла.

– Черт, черт, как же я так лоханулся-то, – пробормотал он. – Что я скажу Вике? А и бес с ним! Скажу правду. Вез, а он сбежал. Чуть меня не угробил и машину заодно. С-сука!

Вадим обошёл «Волгу» и с удовлетворением выдохнул. Целая, только бок поцарапан кустами. Надо чем-нибудь дернуть её, найти буксир, подумал он.

Он сел снова за руль, завёл мотор и попытался выехать самостоятельно. Колёса буксовали, вырывали дерн, грязь летела клочьями, камни сыпались из-под задних колёс. Чем больше он давил на газ, тем глубже садилась машина. Эх, на буксир придется все-таки брать.

Достал телефон, хотел позвонить, но задумался, помедлив, и убрал его в карман. Вышел из машины и открыл багажник. Там лежал комплект камуфляжа на случай рыбалки или охоты, он всегда возил его с собой, бывало, после работы выезжал на шашлычок на берег. Майор переоделся, вместо форменных ботинок натянул утеплённые берцы из багажника. Взял ещё охотничий нож, большой, острый, как бритва. Нож был самодельный, когда-то отобранный у одного из жуликов. Официально изъятие не проводили, а клинок приглянулся Вадиму. Был в нём тусклый хищный блеск стали. Он одним движением перерубал ветку толщиной в палец.

«Добрый нож», – подумал майор и повесил его на пояс.

Замкнул «Волгу», погладил по капоту и прошептал, будто обещая живому человеку: «Ничего, потерпи, я за тобой вернусь». Почему-то был уверен, что Андрей не пойдёт в город, где его будут ловить. Скорее, потопает в лес. А в лесу Вадим ориентировался лучше многих местных.

«Сука», – выдохнул он, – «Я тебя найду».

И двинулся в сторону чащи, растворяясь в ельнике.

* * *

Андрей бежал, мчась куда глаза глядят. Он задыхался, падал, вставал. Ноги слабели, лёгкие будто готовы были выпрыгнуть – кашель душил, не давая дышать.

– Господи… – прошептал он, – если я выживу, я завяжу. Точно завяжу. Обещаю.

Только сейчас, когда смерть дышала в спину, он вдруг понял, как хочет жить. Как тянется к жизни и не хочет умирать.

А раньше, когда он убивал своё тело и мозг дозой за дозой, об этом не думалось. Тогда всё казалось лёгким и жизнь казалась еще долгой. Долгая, бесконечная, похожая на жизнь, но без самой жизни внутри.

Теперь же, когда ноги отказывали, мышцы горели, а дыхание рвалось наружу, он понял, насколько страшно умирать. Он упал на холодную землю, едва не проваливаясь в беспамятство.

«Только не спать, только не останавливаться», – мелькало в голове.

Он встал, пошатываясь, с трудом осмотрелся, нашёл палку, опёрся на неё и пошёл. Шёл, шатаясь, прямо, не разбирая дороги. Да и дороги тут никакой не было. Только тропка, да и та – звериная.

Куда шёл – не знал. Сколько прошёл – не понимал. Потерял счёт времени. Казалось, прошла целая вечность.

Начинало вечереть. Сумерки опускались на лес. Длинные тени от деревьев ложились на тропу, как чёрные руки, будто пытались схватить его за ноги, задержать.

И вдруг он увидел дом. Скорее – избушку, перекошенную, вросшую в землю.

Он не знал, что это тот самый дом, где убили участкового Васильченко и нашли расчленённые тела еще двух жертв.

Андрей при виде этого странного строения обрадовался, на лице даже расцвела диковатая улыбка. Здесь можно попросить помощи, переждать, отдохнуть, подумать, что делать дальше.

Но уже в следующий миг он понял, что дом нежилой. Маленькие окна, больше похожие на бойницы, смотрели на него чёрной пустотой.

Он вздрогнул. Вдруг показалось, что сам дом смотрит на него. И вдруг Андрей вспомнил – этот дом он уже видел. Тот самый, про который в детстве рассказывали, будто там жила ведьма или колдунья.

Когда он был пацаном, они с ребятами обходили его стороной, никто не решался подойти ближе. Все боялись.

И вот теперь он взрослый – и снова оказался перед этим домом. А тот стоит, никуда не делся – будто призрак из прошлого. Из прошлого, когда он был счастлив. До того, как всё пошло под откос. До того, как он встретил её. До того, как она показала ему «счастье». Никакое это было не счастье, краткий кайф с кошмарной расплатой.

Всё изменилось. Андрей, которого по имени звали только Вика и Вадим, вдруг почувствовал себя стариком. Но повернуть назад уже не смог. Или не захотел.

А ведь всё время без неё, после её смерти, ему казалось, что всё равно – плевать на жизнь, на здоровье. До этого самого момента.

Сейчас он впервые ощутил дыхание смерти. Во рту стоял мерзкий привкус железа – вкус крови, вкус страха.

– Нет… я не умру, – прохрипел он.

Зубы стучали от холода. Он продрог. Куда ему деваться? Нет, единственное спасение – дом.

Он потянул дверь. Петли зловеще скрипнули. Изнутри пахнуло мерзким, кладбищенским духом.

«Ну, это ладно… – подумал Андрей. – Это ничего. Дом же старый. Запах – ерунда, можно пережить».

Он вошёл внутрь.

В темноте он не заметил побуревших пятен крови на огромном столе и на полу. Они были повсюду, но уже почернели и слились с грязным цветом старого дерева.

Андрей пошарился по полкам и нашёл спички и огарок свечи. Зажёг – и сразу же на душе стало немного теплее.

Жив. Живой. Жизнь ещё теплится, но трепещет слабо, как этот огонёк на огарке свечи – будто вот-вот оборвётся.

Он бережно поставил огарок в кружку, намотал туда какую-то тряпицу, разорвал, закрепил свечку, потер от холода руки. Даже в доме изо рта шёл пар.

«Ненамного тут теплее, чем на улице», – подумал он. – «Надо растопить печь».

Он открыл дверцу печи и, к своей радости, увидел, что внутри – целый запас хвороста. Печь была доверху набита ветками, а внизу под ними аккуратно уложены обрывки газет. Кто-то всё подготовил, чтобы легко разжечь.

Сначала должны были загореться тонкие веточки, потом более толстые сучья. Надо же, как будто кто-то заранее умело готовил очаг, но так и не успел зажечь. Газету уже присыпало пылью и сажей.

Это радовало Андрея. Значит, дом пуст. Никого нет. Ему повезло, он будет здесь один. Отдохнёт, поспит. А утром, когда выглянет солнце, станет видно – что дальше делать.

Он представил, как выйдет на дорогу, поймает попутку и уедет из этого чёртового города, который чуть не погубил его в самом расцвете сил. Ему ведь ещё не было сорока, а чувствовал он себя глубоким стариком.

Он чиркнул спичкой. Огонёк робко лизнул бумагу, затрещал, побежал по ней, грызя сухие веточки, тонкие, как лучинки. Пламя разгоралось, гудело, набирало силу, превращаясь в живого хищника, что пожирал всё, что ему давали.

Андрей заворожённо смотрел на огонь. Давно он не видел, как горит живой огонь, не газовая горелка. Настоящее пламя. Горячее, дышащее. Оно завораживало его.

«Вот бы обрести такую силу, – подумал он, – вот бы быть таким же: из маленькой искры превратиться в бушующий пожар».

Вдруг он услышал шаги. Ясно, отчётливо – кто-то протопал по доскам, что служили настилом вместо крыльца. Низкий, прогнивший настил хрустнул под тяжестью шага. Снаружи кто-то был.

Андрей вздрогнул, оторвался от печки. «Кто там?» – мелькнуло в голове.

Если это хозяин дома, я скажу, что ничего не трогал, я же просто по человечески попрошу приюта, думал он, лихорадочно озираясь.

Он успел захлопнуть дверцу печки, схватил железную кружку со свечой, чтобы подсветить.

Но слишком резко притянул кружку к себе, и огонёк дрогнул и погас. Свеча зашипела, расплавленный воск плюнул брызгами, и дом погрузился в темноту.

В следующую секунду дверь распахнулась. На пороге замер чёрный силуэт. Не разглядеть, кто это. Только тусклый блеск металла чуть отсвечивал – это был огромный нож в руке незнакомца.

– Кто ты⁈.. Эй! Ты кто⁈.. – испуганно выдохнул Андрей, пятясь к стене. – Не подходи! Не подходи!.. Это ты⁈ Как ты меня нашел?

Ещё шаг назад – но дальше некуда, только куртка шуршит по стене.

– А-а-а!..

Это был его последний крик.

Лезвие ножа вспороло ему живот от пупа до грудины. Но странное дело – наркоман не сразу умер. Он ещё дёргался, ловил ртом воздух, глаза бегали, мозг цеплялся за жизнь.

Его тщедушное тело всё ещё жило, словно не желало сдаваться. Даже убийца, казалось, удивился, когда нож снова вошёл в плоть – на этот раз под рёбра. Острие скрипнуло, отодвинув кость, достало до сердца.

И только тогда Андрей перестал трепыхаться.

А последней его мыслью была странная, почти детская: «Если бы я выжил… я бы точно завязал. Точно. Точно».

Но в этот миг мир для него навсегда погас.

* * *

Утро началось недобро.

Мы приехали на место происшествия – на городскую свалку.

За городом сразу начиналось поле под свалку: отходы, перемешанные с почвой и глиной, по которым иногда проходил бульдозер.

Смрад стоял густой, вонь резала ноздри. Вороньё. Кругом вороньё. Где-то горело, где-то коптило, тлело.

И вот среди этого мусора, на сером ветру, лежало тело Андрея. Слегка присыпанное, припорошенное утренним хилым снежком.

Черноусов ходил мрачнее тучи, раздавал указания. Следователь следственного комитета писал осмотр места происшествия. Это был патлатый парень с засаленными чёрными волосами и редкой щетиной. Он казался немного неряшливым, хотя и одет прилично – брюки, рубашка, куртка.

Всё это давно потеряло лоск, но с его внешностью странным образом гармонировало.

Имя у него было необычное – Аполлон Самсонович. Корни, говорили, с Кавказа, но сам он на кавказца совсем не был похож. Разве что глаза и волосы чёрные. А вот борода – не росла.

Тут же копошился судмедэксперт Костя – тот самый, с которым мы уже как-то говорили, по прозвищу Студент. Чемоданчик, перчаточки – выглядел он цивильнее всех. Под чемодан даже подстелил одноразовую пелёнку, чтобы не испачкать его в грязи.

«Чистоплюй», – подумал я с усмешкой.

– Ну что там, Студент? – спросил Аполлон, глядя в сторону судмеда.

Хоть он и был сам примерно того же возраста, но, видимо, получал удовольствие, называя эксперта прилюдно «студентом». А Студент не обижался, наоборот, охотно отзывался.

– Его убили не здесь, – задумчиво сообщил Костя. – Труп сюда привезли. Судя по следам крови и по трупным пятнам, его перевозили небрежно, бросили куда-то, может, в багажник, может, в кузов, привезли и выкинули сюда.

– Странно, – сказал я, – что не закопали, не скрыли, не попытались замести следы. Такое ощущение, что тот, кто его привёз, буквально хотел, чтобы мы тело нашли.

– Может, кто-то его спугнул, – хмуро предположил Черноусов. – Тот выбросил и смотался. Мы не знаем, как всё было. Может, и собирался закопать.