Текст книги "Последний Герой. Том 9 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2

Вслед за начальником местного отделения мы пошли в его кабинет. Здесь всё тоже будто застыло во времени. Один в один будто кабинеты из прошлой жизни, когда стены обшивали листами полировки, а от пола до потолка – встроенные шкафы из того же материала. Там, где проходили батареи, просто сверлили круглые отверстия прямо в панелях, чтобы панели не вспучило и от батарей хоть какой толк был.

Не хватало только портрета Дзержинского на стене и плаката с Ельциным – с той самой надписью: «Голосуй, или проиграешь». Хотя Дзержинский при дальнейшем осмотре всё же нашёлся – в виде серого бюста на подоконнике, рядом с огромным кактусом с пожелтевшими от старости колючками.

– Ремонт бы тебе не помешал, Вадим Владимирович, – проговорил Мордюков, морщась и невольно сравнивая кабинет Черноусова со своим, в Новознаменске.

– Да мне… это самое, – отмахнулся Черноусов. – И так нормально. Перед кем мне тут, это самое, выделываться? В этом кабинете ещё с советских времён мой наставник работал. Георгич. Он меня всему научил. Вот я ничего и не меняю. Да и денег, честно говоря, на ремонт не особо дают.

Он усмехнулся, покачал головой.

– Я лучше следствию сделаю ремонт. Девчонки молодые жалуются, что у них каблуки в щелях между половиц застревают. А я-то что, у меня каблуков нету, мне нормально.

– М-да, – покачал головой Мордюков.

– Ну, так как вы тут устроились? Где разместились? – спросил Черноусов, усаживаясь за стол.

Мы сели на стулья. Дивана у него не было – только несколько колченогих стульев, на одном обшивка уже протёрлась, из-под неё торчала пожелтевшая вата.

– Мы ещё не заселялись, – сказал Мордюков. – Сразу в отдел приехали, так сказать, окунуться в рабочую атмосферу. А окунулись, извини, конечно, в чёрт знает что.

– Да ладно, Алексеич, – отмахнулся майор. – Мы тут люди простые. Но я тебе скажу, что за результаты я со всех спрашиваю. Ты не думай. У меня народ с головой. У меня – ух! И вот ты приехал, это самое… А я тебе вот что скажу: чтобы в глубинке работать, надо по-другому к людям относиться. И подход иметь.

– Вот это всё – демагогия, – оборвал его Мордюков. – Давай, Вадик, рассказывай, что там, что да как по делу. Какие обстоятельства убийства, как всё было?

– Ну, это самое… – морщил лоб Черноусов. – Там Васильченко, он это, домик один решил проверить за городом, в лесу. И там вот его… ну, в общем, нашли. С распоротым животом, аж по самую грудь.

Он махнул поперёк себя рукой и покачал головой.

– А как нашли его, кто обнаружил? – спросил я.

– Так это… машину заметили люди, странно же – стоит и стоит служебная. Уазик у него приметный, на дороге. Ага. Ну, значит, мы поехали, всё там обыскали. Заходим в домик – а там это самое… вот, – Черноусов задумался, почесал затылок.

– Поехали, что ли, посмотрим этот домик, – сказал Мордюков.

– Так, а что его смотреть-то, – жевал губу майор, – мы там всё изъяли, всё сфоткали. Протокол осмотра есть. Вот фотки у меня в компьютере можете глянуть, ага. Дело-то, конечно, сейчас не у нас, а в Следственном комитете. Ну, как в комитете – у нас один следак комитетский только. Вот, к нему заскочите – можете глянуть протокол осмотра места происшествия

– Нет, поехали на место преступления, – настоял Мордюков. – Смотреть лучше, чем читать.

Я был согласен с шефом. Всегда нужно начинать с места происшествия. Даже если всё уже изъято и отработано, всё равно нужно увидеть своими глазами, понять, вникнуть, прочувствовать. Очутиться на миг в шкуре преступника, прокрутить его действия в голове – тогда начинаешь понимать его мотивы, цели, маршрут. Иногда это помогает смотреть куда надо – и заметить то, чего другие не видят.

– Так… Ладно, съездим. Сейчас я водителю своему позвоню.

Он достал телефон.

– Мишка, выгоняй машину. Ага, поедем сейчас до домика того, лесного. К крыльцу подгони… В смысле, ты не на работе⁈ Мухой на службу!

Послушал ответ, нахмурился.

– В смысле, не в городе? У меня отпросился на сегодня? Да когда? Бардак какой-то! – буркнул он и сбросил звонок.

Мы с Мордюковым переглянулись, оба невольно улыбнулись. До местного руководства, похоже, начинало доходить, что бардак тут поголовный, вошедший в привычку. Того гляди, ещё поймут, что вообще-то так дело делать неудобно.

Но это не сейчас.

– Ладно, я сам за рулём, – махнул рукой Черноусов. – Так вы, значит, не заселились ещё?

– А где у вас тут гостиница? – уточнил Мордюков. – Приличная.

– Раскатал губу, товарищ полковник, – ответил Черноусов. – Откуда у нас в Нижнереченске гостиница? Сами подумайте.

– Не понял, – опешил Мордюков. – А мы где должны жить-то? В кабинете на стульях? Что, вообще ничего не предусмотрено для командировочных?

– Почему не предусмотрено? – пожал плечами Черноусов. – Можете у меня пожить. У меня дом большой.

– У тебя? – поднял брови Мордюков.

– Ну, там, конечно, у меня ещё и родственник, и жена, и кошка с собакой, – проговорил Черноусов и вдруг хлопнул ладонью по столу. – Точно! Придумал!

Хлопнул он громко, так что Семен Алексеевич аж вздрогнул.

– Поживёте в доме Васильченко. Ему теперь дом за ненадобностью, вот и заезжайте.

– А близкие его? – поинтересовался я.

– Да не было у него близких. Один он жил.

– А жилье, дом-то чей?

– Чей-чей, – ответил Черноусов. – Служебный. В пользовании МВД. Вот и заселяйтесь. Сейчас заедем в дом, кинете сумки, а потом я отвезу вас на место происшествия.

– Нет, – сказал Мордюков. – Давай, Вадим, сделаем так: сначала на место преступления, а потом уже на заселение, чтобы не дёргаться. Лишь бы посветлу всё осмотреть.

– Да что вы там собрались осматривать, коллеги, – развёл руками Черноусов. – Ну ладно, ваше дело, хозяин – барин.

Он вывел с территории отдела «Волгу» – служебную, из бокса. Машина громыхала и тарахтела, как старый трактор.

– Сто лет на такой колымаге не ездил, – пробормотал Мордюков, с удивлением оглядывая авто. – А что, поприличнее машину из области выделить не могут тебе? Как начальнику?

– Так мне зачем? – отмахнулся Черноусов. – Она же просторная, мотор тянет. Мы с ней уже десять годков вместе. Не променяю ни на одну новомодную. Тут железо – с палец толщиной, не то что у этих пузотёрок современных. Пальцем надавишь – и вмятина.

Он любовно похлопал ладонью по боку машины, та ответила гулом. Мы уселись в «Волгу». Поехали.

– Музычку включить? – спросил Черноусов.

– Не помешает, – кивнул Мордюков.

Старая магнитола щёлкнула, заглотила кассету.

– Да ладно… кассета? – удивился Семён Алексеевич.

– Ну, тут только такая магнитола, – развёл руками Черноусов. – Кассеты можно ещё купить. Ну, правда, только через тырнет. В магазинах-то не найти уже.

Из динамиков заиграла знакомая мелодия – «Белый снег, серый лёд…» – старая песня, еще советских времен, но ставшая символом девяностых.

Мы выехали за город. Сначала шёл асфальт, потом свернули на грунтовку. Дорога становилась всё уже. Вскоре и она закончилась – осталась тропа.

– Дальше пешком, – сказал Черноусов, остановив машину и сам выйдя из «Волги». – Вон на той сопке полянка, там домик притаился.

– А чей это дом вообще был – раньше? – спросил я.

– Да кто его знает, – пожал плечами майор. – Построили, может, охотники, может, браконьеры, может, кто ещё. Народ думает – домик лесника. Все так и называют его. А лесник у нас в пятиэтажке живёт, в городе. Дурак он, что ли, в хибаре этой жить.

Черноусов шел впереди, отмахиваясь от веток.

– Я когда маленький был, – продолжил он, – дом этот уже стоял. Никто там не жил. Представляете, мне сейчас под пятьдесят, значит, полвека назад он уже был старый.

Он усмехнулся, вспоминая.

– Бабка моя рассказывала, что ведьма там обитала. Но это когда она сама ещё девчонкой была. А бабке тогда за семьдесят уже было. Так что представляете, какой этот дом старый. Я бы сказал даже – древний.

– Ведьма, людоеды… – хмыкнул Мордюков. – Слушай, Вадик, что у тебя в городе вообще происходит? Ты вообще под контролем держишь ситуацию?

Мы поднимались по склону. Полковник начал задыхаться, хрипел, а Черноусов шёл бодро, привычно, не замедляя шага.

– Ой, да всё это россказни, – отмахнулся майор. – Людоед, не людоед… Странная история, честно. Нет… то что убил, расчленил и сварил – это да… Но неясно, зачем.

– Как не людоед? – поднял брови Мордюков. – Сожрал же человека.

– Да не человека сожрал, – возразил Черноусов.

– Как это – не человека? – удивились мы, даже остановились.

Майор поднял указательный палец.

– Двоих человеков слопал, – сказал он. – Там два трупа были. Один мужской, другой женский. Вперемешку, блин-на.

Мы подошли к самому домику. Мрачное строение даже при дневном свете выглядело отталкивающе. Вошли внутрь – запах стоял как в морге, только без примеси антисептиков. Тела, конечно, уже отсюда увезли на судмедэкспертизу, но дух не уходил.

Пилу и топорик тоже изъяли. Всё это я уже видел на фотографиях, которые показывал нам Черноусов на компьютере. Так что обстановку я знал по кадрам осмотра, но вживую всё выглядело иначе – пусто, заброшено. Разве что засохшие пятна крови повсюду. При тусклом свете они больше напоминали чёрную гниль, чем следы крови.

– Вот, – сказал Черноусов, показывая на дощатый стол. – Два человека разрубил злодей.

Широким жестом он обвёл рукой помещение. Доски стола изрезаны, прорези на их поверхности – тёмные, пропитанные кровью.

– М-да… – зажал нос пальцами Мордюков. – Серийник, получается?

– Здесь разделал, значит, – продолжил Вадим Владимирович. – Эксперты сказали – мужчина и женщина. Жертвы. Сейчас образцы на генетическую экспертизу в область отправили. Но если они сами – не криминальные личности, то вряд ли по базе совпадут.

– В смысле, вы личности убитых еще не установили? – нахмурился и удивился Мордюков.

– Нет, – спокойно ответил Черноусов.

– Ёшкин-матрёшкин, Вадик, вы как тут вообще работаете? – вспыхнул шеф. – И ты так спокойно об этом говоришь! У тебя двойное убийство, людоедство, а вы даже не знаете, кто жертвы!

– Так мы работаем, – пожал плечами майор. – Устанавливаем. Ага…

– Блин! Да меня бы за такое уже наш генерал вздрючил бы и за усы подвесил, – выдохнул Мордюков.

– Так у меня усов нет, – невозмутимо ответил Черноусов.

– Это фигура речи такая! – рявкнул полковник. – Или ты думаешь, меня подвешивали?

– Может, и подвешивали, – хмыкнул майор. – У меня бы после тоже все усы выпали. Вон, у тебя и у самого усов нет.

Мордюков зыркнул на него, но Черноусов только развёл руками:

– Ну что ты разбухтелся, Алексеич. Посуди сам: заявлений о пропавших в городе не было. За год только дед один пропал, нашли потом – труп в лесу. За грибами пошёл, да сердечко прихватило. И бабушка, её не нашли, конечно, но по возрасту она не бьётся с жертвами.

Он понизил голос:

– Головы-то сварены были, не опознать. Ни татуировок, ни перстней, ни колец, никаких родимых пятен – ничего, за что зацепиться. Обычные разрубленные голые тела.

– Обычные? – хмыкнул Мордюков. – Разрубленные – это уже необычно.

– Да понятно, что необычно, – гнул свою линию Черноусов. – Мы ориентировки разослали, по регионам на учёт поставили. Сейчас по ДНК ещё пробьют, поставят профиль в базу как неопознанный труп. Всё, что надо, мы делаем.

– Ладно, – сказал Мордюков, осматриваясь, – поехали заселяться.

– Погодите, – остановил я.

Я посветил телефоном – пока начальники переругивались, прошёлся вдоль стен. В углу, в щели между досками пола, что-то блеснуло. Наклонился, подцепил ногтем и вытащил маленький блестящий предмет.

– Пуговица, – сказал я, разглядывая находку. – Золотистая, с двуглавым орлом. От форменной одежды МВД. Хотя такие встречаются и в других силовых структурах. На ней, кажется, присохшая кровь.

– Да? – Мордюков обернулся.

– Да вот, улику, видимо, пропустили, – ответил я.

– Так эта пуговка, – махнул рукой Черноусов. – От участкового, наверное, отпала. Что, мы все его запчасти забирать должны? Ясное дело, от формы нашей.

– От нашей – да не совсем, – задумчиво проговорил я. – Эта пуговица ставится на погоны и куртки ПШ старого образца. А у участкового, я помню по фотографиям, была куртка нового образца – там пуговицы пластиковые, тёмно-серые, цвета мокрого асфальта. Герб, конечно, тот же, но материал совсем другой.

– Ну, значит, с погона отпала, – пробурчал Черноусов.

– Надо заскочить в морг и проверить одежду трупа, – сказал я. – Особенно погоны.

– Да ты что, Максим, – пожал плечами Черноусов. – Думаешь, это не от участкового, что ли?

– Думаю, что не исключено, – ответил я. – Может, кто-то из жертв тоже был сотрудником.

– Из этих, кого сожрали? – усмехнулся Черноусов. – Ну, вряд ли, конечно, но…

– И ещё есть такая возможность, – продолжил я, – что пуговица отпала не от жертвы.

– А от кого же? – нахмурился Черноусов.

– Ну а кто здесь ещё был? Например, от убийцы, – сказал я.

– Погоди, ты что, – всплеснул руками Черноусов. – Ты хочешь сказать, убийца – сотрудник? То есть это мой сотрудник? Это что за версия такая? Вот вы, городские, даёте, – пыхтел он.

Теперь его, наконец, зацепило, а то и бровью не вёл на все наши вопросы.

– Это не версия, – спокойно ответил я. – Это улика. Потом, может, она и ляжет в основу версии, а пока – просто факт. Нужно изымать всё. Чем больше мы соберём следов, тем надёжнее будет доказательная база. Чем больше фактов, тем увереннее сможем вырабатывать версии.

– О как загнул, – удивился майор. – Молодой, смотрю, а говорить могёшь. Сколько ты в органах-то уже, это самое?

– Второй год, а, если со школой милиции считать, то получается… – ответил я.

– Да школа милиции не считается, – отмахнулся Черноусов. – Ну, второй год… А уже такой, ага… вот потому-то ты и приехал.

Он посмотрел на Мордюкова и добавил:

– Вот потому-то ты, Семён, и взял его. Головастый парень. Ну ладно. Давай-давай мне пуговку, передам, скажу, чтобы в протокол вписали.

– Так, может, как положено сделать? – сказал я. – Пусть приедет следак, сделает дополнительный осмотр, изымет пуговицу, упакует, оформит.

– Да ну, что ездить туды-сюды, – отмахнулся Черноусов, хитро глядя на меня. – Там у него место всегда остаётся в протокольчике – кое-что вписать, дописать, впихнуть. Всё как надо будет. Пакетик ему эксперт свернёт, запечатает. Всё по правилам. Так что давай пуговку.

Я передал ему пуговицу, а сам подумал: «У них тут всё просто и быстро… прямо как в девяностых».

Что ж, мне на эту специальность переучиваться не нужно – на подкорке сидит.

* * *

– Вот, – сказал, отомкнув служебный дом, Черноусов. – Располагайтесь.

Домик, конечно, оказался не ахти. Бревенчатый, в одну комнату – она и кухня, и спальня, и прихожка. И печка здесь же.

– Диван есть, кровать есть, – сказал он, широко шагая по скрипучим половицам. – Тараканов нет. Только печку топить надо.

– А газ? – удивился Мордюков.

– Да откуда газ-то у нас? – пожал плечами Черноусов. – Вон, дрова во дворе.

– А душ? – поморщился Мордюков.

– Так банька во дворе.

– А, банька – это хорошо, – уголки губ у Мордюкова поползли вверх. – Пойду включу.

– Кого включишь? – удивился Черноусов.

– Ну, баньку включу, тэны нагреваться будут.

– Какие тэны, Алексеич? – рассмеялся майор. – Баньку тоже дровами топить надо.

– Ёшкин кот, – выдохнул Мордюков. – Всё у вас не как у людей.

– Наоборот, Алексеич, у нас-то как раз всё, как раньше, как у людей, – усмехнулся Черноусов. – Ну ладно. Печку затопите – и ко мне на ужин приезжайте. А то что вы сегодня будете мёрзнуть? Пока дом нагреется – ночь пройдёт. Да и поужинать надо.

– Куда к тебе на ужин? – не понял Мордюков.

– Домой, куда ж ещё, – улыбнулся Черноусов. – Приглашаю. Жена приготовит вкуснятину. Так что давайте, приезжайте.

Он продиктовал адрес.

– Не знаю, – замялся Мордюков. – Мы с дороги, устали, надо отдохнуть.

– Мы приедем, – сказал я потвёрже, но дружелюбно. – Тем более, и правда здесь дубак. Пока натопим, пускай греется.

– Вот и славно, – заулыбался Черноусов. – Всё, через часик-полтора жду вас.

* * *

Дом Черноусова оказался вполне приличным – не старым, просторным, ухоженным. Мы сидели на закрытой теплой веранде, уплетали жаркое, приготовленное его супругой.

Супругу звали Вика – улыбчивая, полная женщина с добрыми глазами и суетливыми движениями.

– Ох, я ж вам вот это ещё не дала попробовать, – сказала она, выставляя на стол тарелку с домашними пирожками – с картошкой, яйцом и луком. – О, а сейчас ещё ушица подоспеет!

Она метнулась в дом и вернулась с чугунком – пар оттуда шёл такой, что запах в момент по всей веранде разошёлся. Внутри была уха с лавровым листом и перцем-горошком.

– А наливки вам принести? – спросила Вика. – А у меня ещё грибочки, сама солила, сама собирала. Так, сейчас укропчику порежу, лучку добавлю да сметанки – и всё будет как надо.

– Да сядь ты уже, женщина, угомонись, – проговорил Черноусов с улыбкой. – Всего у нас, Викуся, хватает.

Он разлил по стопкам.

– Давайте выпьем за встречу!

– Ой, ну выпейте, я-то не буду вам мешать, – замахала руками Вика.

– А ты нам не мешаешь, – сказал майор.

– Да нет, пойду я, – засуетилась она. – Что я буду в ваш мужской разговор лезть. Вы тут работу обсуждаете, а я, сам знаешь, не люблю все эти разговоры про убийства. Ой, фу, ещё и людоед, видано ли дело, людей кушает – вообще ни в какие ворота.

Вика поставила на стол оставшиеся блюда, вытерла руки о фартук и упорхнула в дом.

– Завтра рабочий день, – поморщился Мордюков, глядя, как рука майора тянется к графину с наливкой. – А ты предлагаешь бухать.

– Да кто ж тут бухает, Сёма, – проговорил Черноусов. – Мы ж так, для аппетита.

– М-м, для аппетита, – проворчал полковник. – Ну ладно, по одной, по пятьдесят, и всё.

– Конечно, конечно, завтра же на работу, – выкатил грудь вперёд Черноусов, довольный, что уговорил. – Только по одной, по пятьдесят – и всё.

– О, хорошо пошла, – сказал он, когда выпили, закусили и вдохнули через рукав. – Ты закусывай, Сёма, закусывай. Вот огурчик бери, вот помидорчик, вот чесночок попробуй.

– Да ну. Завтра вонять изо рта будет, – пробурчал Мордюков.

– От чеснока всегда воняет, – усмехнулся майор. – А ты перед кем собрался тут рисоваться, Алексеич? Ты ж на работу идёшь, не на смотрины. Вот попадёшь к этому людоеду, как дыхнёшь на него – сразу и обезвредишь. Ха!

Я улыбнулся, а Мордюков нахмурился, не заметил, как Черноусов уже налил вторую.

– Ну, по второй – за родителей, – сказал майор.

– Так ты ж говорил – по одной! – возмутился Мордюков.

– Сёма, ну за родителей никак нельзя пропускать, – улыбнулся Черноусов. – Святое дело, сам понимаешь. Ты ж русский?

– Ладно, – вздохнул Мордюков. – За родителей – и всё.

– За родителей, – кивнул Черноусов.

Выпили. Закусили. Поговорили. И не заметили, как Черноусов уже тихо наливал третью.

– А сейчас не чокаясь, товарищи, – поднялся майор со стопкой в руке. – Сейчас за любовь. Потому что за любовь не чокаются. За чокнутую любовь давайте, но не чокаясь.

– Мы ж все по последней выпили, – пробормотал Мордюков, но уже не так уверенно – язык начал заплетаться.

– Сёма, ты что, любви не хочешь? – положил ему на плечо руку Черноусов.

– Хочу.

– Пей тогда.

Выпили. Закусили. Потом выпили ещё – за работу, за то, чтобы высокое начальство нас понимало, за мир во всём мире, и даже за выживание морских котиков в суровой северной воде, «чтоб не перевелись они, родимые, как и мы, мужики».

Вечер удался. Мордюков наконец расслабился, забыл все свои раздражения, что накопились за день. К концу вечера уже братался с Черноусовым и заплетающимся языком поучал его:

– Вот смотри, Вадик, ты начальник органа. Ты голова. А у тебя людоед на подведомственной территории непойманный. У тебя личный состав должен сейчас в три смены пахать, ух!

– Эх, Сёма, Сёма, – вздохнул Черноусов. – Да если я всех сейчас в поля выгоню, кто завтра работать будет? Людоед он что – сегодня есть, завтра нет, а работа она всегда есть. Как ты не поймёшь? Ты, вроде, из города крупного, полковник целый, а о людях не думаешь.

– А что о них думать? – хмыкнул Мордюков. – Они в погонах – они не люди. Они сотрудники.

В этот момент изнутри дома раздался крик. Пронзительный, дикий. Кто-то кричал из окна второго этажа, прямо над верандой.

Крик повторился. Мы насторожились.

– Это что? – икнул Мордюков.

– А это родственничек, – отмахнулся Черноусов. – Приболел.

– Какой родственничек? – спросил я.

– Да живёт у меня, квартируется родственник. Бывает, блажит, – сказал Черноусов и махнул рукой.

Мы переглянулись, посмотрели наверх. На втором этаже действительно было окно, забранное толстой решёткой. На других окнах решёток не было.

– А чего он орёт-то? – спросил я.

– Так я же говорю – болеет. Нехорошо человеку. Да не обращайте внимания, поорёт – перестанет, – ответил Черноусов. – Это так оно бывает.

Крик повторился.

– А-а-а! – снова раздалось сверху.

– Да что ж ты будешь делать, – раздражённо сказал Черноусов, встал, – сейчас я его успокою.

Он вышел с веранды, скрылся в доме.

В это время к нам подошла Вика. Её лицо было другим – без улыбки, без прежней мягкости. Глаза бегали, в них стоял страх.

– Ой, мне так неудобно вам говорить, – бормотала она. – Я прошу вас… помогите ему. Помогите, пожалуйста.

– Кому? – нахмурился Мордюков.

Послышались шаги. На веранду вернулся Черноусов. Вика тут же натянула на лицо улыбку и, обращаясь к мужу, сказала:

– Вадик, я тут гостям чай хочу предложить. Какой? Чёрный или зелёный?

Он посмотрел на неё с подозрением.

– Зелёный, – коротко бросил он и перевёл взгляд на нас. – Вы же не против?

– Нормально, – ответили мы, кивая.

Вика опустила взгляд и снова упорхнула в дом.