Текст книги "Музыкант и модель"
Автор книги: Полина Поплавская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Ты бесчувственный сухарь. – Том дружески похлопал Маковски по плечу, для чего ему пришлось чуть потянуться. – Я не променяю эту яхту даже на самое быстроходное судно в мире! Я обзавелся «Жемчужиной», когда еще был молод, и ежегодно чинил ее своими руками.
– В это время продажи в твоих лавчонках падали, как звезды в счастливую ночь, – продолжал шутить Дэвид, сверкая исподлобья зелеными глазами.
– Ничего подобного. Мои дорогие гости, разве я продержался бы на книжном рынке столько лет, если бы у меня не было настоящих, всамделишных приключений?! А вот и Мари!
На палубе появилась его жена. Она была не намного старше Люсии. Ее волосы вились мелкими кудряшками, белое кружевное платье подчеркивало непринужденность обстановки, крошечные, острые, как у подростка, грудки торчали нарочито откровенно, что особенно бросалось в глаза, когда Том прижал жену к своему необъятному животу.
– Он до сих пор читает детские романы, не пропускает ни одного, – рассекретила Мари капитана.
Антонио, к удивлению Люсии, сразу же нашел себе собеседника. Им оказался Фрэдди – респектабельно выглядящий, лет тридцати мужчина, с тщательно расчесанными на пробор волосами, как можно было понять из разговора, – переводчик. Это привело Люсию в полный восторг: Тони будет с кем поговорить, ему не придется тужиться, повторяя свой небогатый английский лексикон, а ей – всюду сопровождать беспомощного молчуна. Она подошла поближе. В старомодном пиджаке Тони выглядел школьником, но вид имел бодрый. Он протянул руку в ее сторону, желая как бы между прочим показать свое главное сокровище:
– Люсия тоже в некотором роде переводчик. Мы собираемся пожениться. Я взял ее с собой на медицинский симпозиум.
Она внутренне съежилась. Разве с этого стоит начинать знакомство? Ну какой она переводчик, просто говорит по-английски. Это был первый опыт в ее жизни. Несколько раз чуть было не запуталась из-за бешеного темпа! Если Фрэдди сейчас спросит, какие еще языки она знает и что переводит, можно умереть от стыда. И зачем было говорить о женитьбе, какое это имеет значение!
– Я не переводчик, я изучаю психологию. Тони преувеличивает мои таланты. А вы тоже приплыли на яхте?
– Да.
– По вашему виду этого не скажешь, – попыталась заинтересовать его Люсия.
– Знаете, за время путешествия так надоедает рабочая одежда. Вполне можно одичать. – Фрэдди пригубил бокал и облокотился о борт. Его чрезмерная серьезность не понравилась Люсии.
Появился исчезнувший было Дэвид в сопровождении обаятельной парочки и белобрысого, ширококостного парня. Это был Майкл, он зазывно громыхал роскошными бутылками. Джек и Сьюзи походили друг на друга, как брат и сестра: если присмотреться, их черты различались, но с первого взгляда – были одинаково мягкими, какими-то кошачьими. Они были дорого, что сразу отметила Люсия, одеты, но выражения лиц имели простодушные и вели себя скромно. Беседа становилась все более оживленной.
Люсия решила выпить для смелости и почти залпом опустошила бокал. Происходящее настолько не вязалось с ее представлением об окружающей жизни, что казалось почти нереальным. Вино расслабило ее, она охотно обменивалась с присутствующими короткими фразами, только чтобы убедиться, что это ей не снится. Имея светские манеры и положение в обществе, оказывается, можно самому чинить яхту, сбивать руки в кровь, пытаясь спустить лавировочные паруса до начала шторма, преодолевать огромные расстояния, стремясь к Суэцкому каналу. И все это для того, чтобы вот так у каменистого берега пить вино, слушать море, шутить и вспоминать виденное в дороге.
– Вроде бы все собрались? – спросил Маковски.
– А где Лиз? – недоуменно осмотрел палубу Джек.
– Боже мой, неужели она все еще спит? Может быть, ей нездоровится. – Дэвид оставил бутылку с воткнутым штопором и, извинившись, спустился вниз.
Подняли бокалы. Включили дополнительные огни. Люсия удивилась, как просторно на яхте, издалека она казалась меньше. Том пытался быть заводилой.
– Господа, я предлагаю вам выпить за того неизвестного, кому первому пришло в голову натянуть лоскут и поймать в него ветер, – деловито произнес он.
– Том в своем репертуаре. Как не поддержать старого романтика! – Фрэдди налил себе виски.
Люсии хотелось, чтобы вернулся Дэвид. Она не могла не осознавать, что расстроена его равнодушием. Зародившиеся было подозрения не оправдывались: сейчас он совсем не выглядел ловеласом. Как это ни странно, она бы предпочла обратное. Вероятно, вино подействовало на нее слишком быстро. Тони обнял ее сзади за плечи, но ей захотелось освободиться из его объятий. «Лиз… Кто это?» – промелькнуло в голове.
Небо чернело облаками, но иногда на нем вырисовывались темно-розовые косые полоски. Люсия вдыхала глубже. Ей было немного обидно, что она не очень хорошо понимает, о чем говорят моряки-любители. Тони подсунул ей воздушное пирожное и, сообразив, что нужно не мешать нахлынувшей на нее мечтательности, удалился, оставив девушку стоять у борта с запрокинутой головой.
– Лиз, дорогая, где вы пропадали, вам лучше? – Голос Тома заставил Люсию забыть о небесном орнаменте.
В сопровождении Маковски появилась немолодая женщина с тяжелым узлом волос на затылке и огромными, выразительными глазами. Она едва доставала ему до плеча, а ее лицо и фигура, хоть и сохранили, что называется, остатки былой красоты, но источали какую-то хроническую усталость. Ее с радостью приветствовали. Она сухо улыбалась, держалась прямо и иногда делала пространные жесты большими красивыми руками.
– Позвольте мне познакомить вас со своей женой. – Дэвид подошел к Люсии сзади совсем неслышно и несколько испугал ее.
Она ощутила выше локтя слабое, но властное прикосновение и послушно подошла к маленькой женщине, подталкиваемая кончиками пальцев, как клавиша.
– Лиз, это наша гостья из Мадрида – Люсия. Люсия, это моя жена Лиз. Надеюсь, вы понравитесь друг другу. – Проникновенный голос Маковски прекрасно сочетался с размеренным хлюпаньем прибоя.
– А как же иначе. Мне очень приятно. Дэвид всегда заботится о том, чтобы у нас не было скучно. Ему интересны люди, а мне интересен его выбор. Он так тонко чувствует, кто может стать другом нашей семьи. По-моему, в вас он не ошибся. Хотите фисташкового мороженого? – Лиз несколько озадачила Люсию таким монологом. А Маковски исчез так же незаметно, как и появился.
– Спасибо. Я была на концерте вашего мужа в Тель-Авиве и получила такое удовольствие!
Лиз посмотрела на нее внимательнее:
– В Тель-Авиве? Вы там были?
– Да, мой друг Тони получил приглашение на медицинский симпозиум и взял с собой меня.
– Так вы не одни в Эйлате? Где же вы оставили своего ученого друга?
– Там, на носу. Он беседует с Фрэдди на испанском.
Лиз приподняла тонкие брови. Она будто источала спокойствие. Ее умиротворенный взгляд остановился на какое-то время на отливающей зеленым блеском груди Люсии, но тут же равнодушно скользнул прочь. Она искала Дэвида.
– Ты неестественно оживлен, Дэйв… Лучше легкое вино, – почти прошептала заботливая, по всей видимости, жена.
Люсия подумала, что если кто и оживлен сверх меры, так это она, Люсия. Ей было не оторвать взгляда от складок белой шелковой блузы, от длинных пальцев с ровными ободками ногтей, от по-юношески стройных ног в обтягивающих элегантных брюках. Она отвернулась к морю и попыталась нарисовать только что виденный образ, но не смогла. Лицо не складывалось. Наверное, у него очень тонкая душа, ведь каждую секунду в сплетении убегающих, неспокойных черт можно прочесть что-то новое.
– У меня сюрприз! Внимание! – Из-за рубки появился Майкл, с трудом тащивший что-то огромное, накрытое черной тканью. Сзади с ухмылкой заговорщика и сигарой во рту вышагивал Том.
Любопытство объединило гостей. Даже Тони спохватился, что оставил Люсию без внимания. На счет «раз-два-три» сдернули покрывало, и тут же послышались восторженные возгласы: огромный старинный патефон с фигурным краем позеленевшей от старости трубы был именно тем, чего не хватало в этот вечер.
– Он в отличном состоянии. Можно устроить танцы. Том, позволите мне пригласить вашу очаровательную жену?
– А крутить ручку вы предлагаете мне?
– Ну один разок!
– Только потому, Майкл, что вы лучший рулевой из всех, с кем мне доводилось плавать. – Том окружил себя кольцами дыма.
Мелодии двадцатых—тридцатых годов в сочетании с дорогим французским вином окончательно запутали Люсию во времени, пространстве и ощущениях. Тони потащил ее танцевать. Рядом элегантно, слаженно покачивались Джек и Сьюзи. Они представляли собой нечто неразделимое, это нельзя было не заметить…
– Тебе нравится здесь? – попытался обратить на себя ее внимание Тони. Партнерша уже минут пять смотрела поверх его плеча.
– Да, несомненно… Кстати, Фрэдди интересный собеседник?
– Менее интересный, чем ты, но за неимением лучшего… У него совершенно превратное представление о перспективах кардиологии, но в общем медицинские темы ему близки, как и многим людям за сорок.
– А ему за сорок? Я думала, он намного моложе.
– Ну, я не спрашивал, но думаю, что не ошибаюсь.
– Надеюсь, ты убедил его в том, что бояться за свою жизнь с каждым годом нужно все меньше.
– Он пытался убедить меня, что бояться будут, даже если мы откроем секрет бессмертия.
– Судя по докладам на твоем симпозиуме, секрету бессмертия пока не грозит быть открытым.
– Ну вот, и ты туда же. Во времена этого патефона не умели толком лечить даже воспаление легких. Патефон еще не утратил свойства крутиться и издавать свои трещащие звуки, а мы уже столько тайн постигли.
– Может, это тайны постигли нас.
– Что за несуразицу ты говоришь? Пей меньше вина, а то я не дотащу тебя до отеля. – Он поцеловал ее в висок и поблагодарил за танец.
– Вы прекрасно смотритесь вместе, – подоспел с наполненными бокалами Фрэдди. – Не хотели бы отправиться в свадебное путешествие на яхте?
– Вряд ли это будет под силу без предварительных тренировок. – Тони посмотрел на Люсию: она тревожно озиралась по сторонам. Пришлось как можно более незаметно подтолкнуть ее локтем, чтобы заставить включиться в разговор.
– Что? На яхте? Если вы не откажетесь дать нам несколько уроков. Надеюсь, это не так рискованно, как плавать с аквалангом?
– Гораздо более, моя милая, – ответил за Фрэдди Тони.
Снова зазвучала музыка. Том и Майкл соревновались в праве пригласить резвую, пушистоголовую Мари. Антонио сыпал тезисами своего доклада. Спиной почувствовав взгляд, острый, как стрела, Люсия позволила себе предположить: «Неужели он направляется ко мне?» Обернуться? Так оно и есть: Дэвид Маковски был в двух шагах от нее. Неужели пройдет мимо?
– Вы танцуете? Антонио, вы не будете против, если я приглашу вашу подругу? По-моему, проблемы современной науки наводят на нее скуку.
Уже знакомое прикосновение, нежное, почти неощутимое, но властное, растопило ее. Дэвид небрежно вывел свою партнершу на небольшой пятачок палубы, превращенный в танцевальную площадку. Но сейчас этот пятачок был для Люсии целым жизненным пространством: он вмещал в себя просторы морских далей, надежд, тонкие, только начинающие сплетаться сети взаимоотношений. Люсия осознала, что на яхте нет ни одного человека, который был бы ей неприятен. Эти люди непривычно сдержанны, в них угадывается огонек, который способен стать пожаром, но никогда не станет им. Он выходит из небытия и возвращается туда же, только слегка засветившись в человеческих глазах. Так мы, стоя на холодной, мокрой от дождя улице, замечаем свет ночной лампы в окне последнего этажа.
Патефон, предмет гордости Тома и Майкла, внезапно заскрежетал и сбился, не закончив музыкальной фразы. Зеленые пятна старости на его потускневших боках казались пятнами злости: ну чего вы от меня хотите! Пары застыли, готовые вернуться в размеренное, медленное плавание. Дэвид немного придерживал партнершу, чтобы она вдруг не упорхнула от него. Но Люсия спокойно отнеслась к заминке и молча смотрела на суету вокруг патефона.
Она воспринимала Дэвида как короля бала, и сама не могла понять почему. Он пригласил ее сюда, не более того. Его позиция здесь, на яхте, была теневой, он выходил на свет, только чтобы бросить пару милых шуток, колющих, но не больно, как массажер. Но Люсия помнила его концерт, и этого было достаточно для ее самолюбия. Если бы все, что с ней сейчас происходит, видели подружки по университету! Ее приглашает на танец такая знаменитость…
– Я видел, как вы танцевали с вашим мужем, – нарушил тишину Дэвид.
– Мы с Тони еще не женаты.
Он не обратил внимания на ее замечание:
– Вы замечательно двигаетесь. И насколько я смог заметить, вы относитесь к тому типу женщин, что стремятся лидировать.
Люсия не поняла, комплимент ли это в его устах, но ей захотелось сказать ему в ответ что-нибудь приятное.
– Мистер Маковски, я удивлена: вы так талантливы, но при этом совершенно не замкнулись в своем творчестве. Это тоже своего рода талант – быть внимательным к окружающему миру, – неуверенно прошептала она.
Дэвиду стало смешно, и он ответил, с трудом подавив улыбку:
– Если ты не в ладах с жизнью, то не сыграешь даже гамму. Я всю жизнь учился делать музыку, а не извлекать звуки, говорят, к старости это мне удалось.
– Вам еще рано говорить о старости. Маковски косо улыбнулся. Люсия посмотрела на его лицо: с такими чертами в юности выглядят взрослее сверстников, но остаются в одной поре десятилетиями. Его подвижное, немного нервное лицо могло принадлежать как старцу, так и юноше, пожалуй, лишь морщины на шее Маковски выдавали человека, чьи лучшие годы остались позади и были весьма насыщены событиями. Все это интриговало Люсию, ей хотелось прочесть этого мужчину, как увлекательную книгу. Попытки сравнить его с кем-нибудь из знакомых ни к чему не привели: даже приблизительных аналогий не находилось. Ее отец в чем-то мог быть похожим на Дэвида, но был гораздо более прост и понятен. А может, у Люсии никогда не возникало желания так пристально присматриваться к отцу. Она воспринимала Филиппа как человека старшего поколения, и исследовать тот мир было неинтересно – пока ей хватало собственного. Дэвид же в ее представлении разрушал границы этих двух миров.
– Вы как-то погрустнели, Люсия. Может, нам выпить, пока Том кряхтит над своей бандуриной?
Они направились было к бару, но тут вновь зазвучала музыка. Люсия положила руку на пальцы Дэвида и, чтобы насладиться как следует ситуацией, еще раз вспомнила концерт в Тель-Авиве: это те самые руки, за которыми восторженно следили тысячи глаз, и сейчас они держат ее ладонь. Каких только сюрпризов не готовит нам жизнь!
– Я так и не спросил еще о роде ваших занятий. В вашем возрасте обычно мечтают стать моделями.
– Я не мечтаю, я уже работаю моделью… Но это не главное в моей жизни.
– А что же главное? Хотите быть в дальнейшем голливудской дивой или матерью десяти очаровательных крошек?
– Нет, только не последнее. Моя мама хотела, чтобы я была актрисой или телеведущей, но я решила изучать в университете психологию.
– Наверное, это правильное решение. Вы слишком мечтательны, для того чтобы тараторить перед камерой. Задумаетесь в неподходящий момент – и конец карьере. А актриса из вас и вообще никакая.
– Я сейчас обижусь, – засмеялась Люсия. – В школьном театре мне говорили обратное.
– Вам льстили. То, что вы чувствуете, отпечатывается у вас на лбу.
– И что же вы можете сейчас там прочесть?
– Полное замешательство. Вы не знаете, что с вами будет через пятнадцать минут, а хотели бы, как и большинство людей, видеть у себя на ладони, как в зеркале, всю дальнейшую жизнь. Но это только любопытство ума, а вашей душе хорошо в неведении. Это для нее новое, еще не знакомое состояние.
– Вам бы читать лекции у нас в университете.
– Упаси Бог! Чем хороша музыка – в ней есть живая, еще не сформировавшаяся мысль. Мысль жива, только пока она формируется, а человек жив, пока не знает своего будущего.
– Невозможно знать будущее. Вы же, например, не знаете своего.
– Ну, мое будущее мне, к сожалению, нетрудно представить.
– А если ветер вдруг переменится и принесет вам что-нибудь невиданное, необыкновенное? – В груди у Люсии словно загорелось множество маленьких фонариков, и она чувствовала себя в силах передать их этому человеку…
– Есть ветры, которые дуют только в одну сторону, – помешал ее мыслям Дэвид. – Жаль, что этот танец не вечен. Проводить вас к вашему другу?
– Мы, кажется, собирались выпить вина.
Она пригубила бокал и отвернулась в сторону моря. Волны поглаживали борт и так пьяняще рябили, что не хотелось отрывать глаз от их извилистой поверхности. Она понимала, что следует подойти к Тони, что она слишком мало общается с ним в этот вечер, но двигаться не хотелось. В конце концов, с Тони ей предстоит прожить если не всю жизнь, то хотя бы ее часть, а люди, окружившие ее в этот вечер теплом и вниманием, скорее всего, завтра исчезнут навсегда, превратятся в призраков – героев воспоминаний.
…Дэвида несколько удивила застенчивость девушки. Впрочем, и сам он был усмирен этим просоленным ночным ветром. На противоположном конце яхты Мари оживленно разговаривала с его женой – можно быть спокойным, Лиз не заметит, что бокал его почти не бывает пустым, и не расстроится. О чем они могут беседовать с увлечением, две такие разные женщины?
– Утром вы признались мне, что бываете в Англии, – обратился он наконец к Люсии.
– Мой отец там живет, я навещаю его во время каникул. Он, кстати, тоже музыкант, хотя и не так знаменит, как вы. Но мы с мамой всегда восхищались им. Он играет в Лондонском филармоническом оркестре. Вторая скрипка.
Маковски насторожился. Такие моменты всегда радовали его и заставляли особенно остро чувствовать жизнь – движение, не подвластное разумению.
– Должно быть, я знаю вашего отца. Мне, конечно, не раз доводилось выступать с этим оркестром.
– Его зовут Филипп Нортон.
– Нисколько не сомневался, что вы произнесете именно это имя. У вас такой же детский нос. И такой же рассеянный взгляд.
– Всегда считалось, что я больше похожа на мать.
– Несомненно… – Дэвид изучающе поглаживал Люсию взглядом. – Вы как салат, в котором то, что досталось вам от матери, – составляющие, а то, что от отца, – заправка.
Она так удивленно смотрела на Дэвида, что даже не отреагировала на его шутку.
– Вы знаете мою мать?
– Мы несколько раз встречались. Она, если мне не изменяет память, связана с балетом?
– Она танцовщица фламенко. Сейчас уже, как это ни грустно, всего лишь преподаватель.
– Почему же это должно быть грустно? Выходить на сцену – не цель, а необходимость, и если она отпадает – ради Бога! Основную работу мы все равно делаем за кулисами. Я помню вашу мать почему-то невеселой, этакой букой, грозящей разразиться громом. – Дэвид теперь смотрел на Люсию совсем по-отечески, и это расстроило ее. Так приятно было находиться в ощущении полной свободы от прошлого и будущего, и вдруг – они вновь соединились.
– Мы с мамой живем в Испании: ни ей, ни мне не нравится Англия. Мама говорит, что эта страна отняла у нее ноги.
– Но у вас-то, надеюсь, она ничего не отняла?
– Только время. Для моих сокурсниц каникулы – загадка, всякий раз новая, а я заранее знаю, что буду скучать на Острове. Там сыро даже в мозгах. – Люсия опомнилась, что сказала что-то неуместное, но было уже поздно, оставалось только покрыться румянцем. В сумраке ночи он, к счастью, остался незамеченным.
– Как вы нас лихо раскритиковали! – Дэвид слишком, пожалуй, приблизился к своей собеседнице. Но появившаяся рядом с ними Лиз никак не отреагировала на их длительное уединение. Дэвид спросил у жены, помнит ли она отца Люсии. В больших глазах Лиз мелькнула какая-то тень, и, бросив беглый взгляд на молодую красавицу, она нервно поправила выбившуюся из узла прядь волос.
– Да, конечно. Он хороший музыкант. И очень добрый человек. Ваш отец однажды очень выручил нас, когда мы оказались в сложном финансовом положении. Помнишь, Дэйв… – Но Лиз не стала продолжать, так как ее муж явно ничего не помнил. Помолчав, она добавила: – Надо же, ведь мы с Филиппом ровесники. Такая взрослая дочь.
Дэвид предложил жене шампанского, она отказалась. Люсия почувствовала себя лишней, но не знала, удобно ли оставить их сейчас. Ее присутствие, должно быть, навевало задумчивой супруге Маковски грустные мысли… Но вдруг она оживилась.
– А у вас нет сестры? – задержала она своим вопросом собравшуюся отойти Люсию.
– Нет. Родители и со мной-то натерпелись…
Лиз неожиданно совсем утратила свою серьезность:
– Дэвид, помнишь, в каком же году это было? Ты репетировал с оркестром, кажется, Чайковского, и Филипп иногда приводил с собой белокурую девочку. Ты рассказывал, что крошка уходила в конец зала и танцевала там, нисколько не смущаясь.
– Да, черт возьми. Получается, что это были вы. – Он сказал это Люсии так спокойно, будто они все эти годы жили в соседних домах. – У вас еще в детстве было прекрасное чувство ритма. В вашу сторону нельзя было смотреть без риска рассмеяться в самый неподходящий момент.
Он, как и Лиз, тоже необыкновенно развеселился. Разговоры о молодости внезапно объединили их, сделав даже чем-то похожими друг на друга. «Сейчас они обнимутся и уйдут вместе – предаваться своим воспоминаниям, а я останусь стоять тут одна», – подумала Люсия. Но тут рядом с ними появился Антонио.
– Как жаль, что я не могу ничего добавить к вашим воспоминаниям, – постаралась она закрыть тему.
…Гости и хозяева незаметно собрались вместе. И тут Джек заговорил о том, что привлек их на юг Израиля вовсе не солнечный Эйлат, не Красное море, а он самый, виртуоз, скромно попивающий вино у дальнего бортика. Маковски, по всей видимости, давно привык к таким речам и воспринимал его слова как что-то само собой разумеющееся.
– Может, ему не хватало аудитории и поэтому он позвал нас? – спросил Тони, но Люсия уверенно возразила:
– Он не нуждается в комплиментах.
Ветер усиливался, и Том предложил выйти ненадолго в море и совершить прогулку под парусами. Ему зааплодировали. И вскоре «Жемчужина» отошла от берега.
Берег медленно удалялся, и они наслаждались хлестким ветром, забыв о неоконченных спорах, интересных и не очень темах бесед и просто любезностях. Когда яхта оказалась со всех сторон окруженной черной водой, Люсии захотелось выпрыгнуть за борт и смыть вместе с косметикой все страхи, сомнения, обязанности, условности… Остановились, выключили мотор, и тогда мир обрел свою завершенность: он был теперь не только видимым, но и слышимым. Ни единым звуком близлежащая цивилизация не давала о себе знать. Развернулись, расправились, выползли из своих бутонов паруса, и тут же их заметил ветер, подхватил и понес, не подозревая, что люди используют его силу и приспосабливаются к ней.
Тони следил за работой команды. Легкость, с которой Фрэдди и Майкл управлялись с рулем и парусами, восхищала его.
– Показательное выступление! Ишь, какие красавцы, не то что в шторм на прошлой неделе, – Мари очень забавляло присутствие на яхте гостей. Она подошла, чтобы посмотреть на реакцию Люсии. – Как я вам завидую. Когда долго не ходишь под парусами, в первые минуты просто захлебываешься романтикой. А потом уже – ежедневная работа, и смотришь по сторонам, чтобы только определить фарватер.
– У вас большой опыт?
– Не очень. Меня не всегда охотно берут, но раз в год мне удается уговорить их отправиться в дальнее плавание с женщиной на корабле. И я еще ни разу не принесла им неудачи. – Мари засмеялась.
– Я вам завидую, – сказала Люсия.
– Ну что вы! Вам должно очень везти в жизни. Вы такая красивая, как на картинке.
– Я… далеко не совершенство.
– Не смейте скромничать, Мари права, – подхватил подошедший Дэвид.
– Мне действительно везет. Хотя бы в том, что я попала на «Жемчужину», – вывернулась Люсия.
– О да, море не может не притягивать. И моя музыка – ничто в сравнении с музыкой моря. Я только черпаю отсюда вдохновение, – мечтательно произнес Маковски.
Мари приняла иронический вид.
– Вы, Дэвид, видимо, изрядно выпили, – с улыбкой сказала она. – В мире культуры вы уже заняли свою нишу. Следующая цель – мир природы, но он, увы, недосягаем.
– Но я на него и не претендую. – Дэвид погладил хрупкие, прикрытые негустым кружевом лопатки Мари.
Люсия напряженно следила за диалогом. – Милые дамы, – сказал он, обращаясь уже к обеим, – вы так хороши в своем неведении.
– Тот, кто все время твердит, что очень много знает, не может не вызывать подозрений, – не унималась Мари.
Ее лицо было игривым, но, похоже, она все-таки не кокетничала, а действительно подтрунивала над ним. А как относится к этому Дэвид?
– Вы пробовали долго смотреть на море, не отводя глаз? – Его вопрос был обращен именно к ней.
– Да, я могу просидеть так полдня. По крайней мере, могла в детстве. Но когда наступали сумерки, я уходила домой – мне становилось страшно.
– Отчего же? – Мари тряхнула кудряшками, как бы показывая, что она не пугается по таким пустякам.
– Это необъяснимая тревога. Ночь делает меня беспомощной. Ночью сложнее отправиться в дальнюю дорогу. Кажется, что теряешь почву под ногами. Я люблю солнце, но сейчас темно, а мне совсем не страшно.
– Чего же бояться? До берега не более двух миль, и «Жемчужина» только что отремонтирована. К тому же дно в этих местах проверено, на риф не напорешься. – Мари хотелось казаться сухой и трезвомыслящей, она подшучивала как над гостями, так и над собой, но ее настрой не передавался собеседникам. Ей было непонятно, почему они стоят на своем и не уступают ей.
– Мари, вы не поверите, но я думал, что знаю Люсию с сегодняшнего утра, а оказалось – почти с самого рождения.
– Да что вы говорите? – У жены капитана так заострился носик, будто она думала: «Какая же я дурочка, что сразу не догадалась!»
Вернулся Тони, он был в хорошем расположении духа: управление яхтой оказалось не слишком сложным занятием, и радость познания сделала молодого ученого оживленным, полным энергии и чувства собственного достоинства. Люсия не слушала пересказ секретов мореплавания в его исполнении. Она взяла своего друга за руку, чтобы он, не дай Бог, не заметил скептических взглядов Дэвида, и уставилась на наполненные ветром паруса.
– Ну как, проветрились? – приближаясь к ним, спросил Том.
– Еще немножечко! – Мари догадалась, что яхту хотят повернуть к берегу. – Какой же ты лентяй!
– Я стал лентяем только сегодня.
Яхта тихонько поскрипывала, будто ей уже хотелось отдохнуть от плавания, как и ее хозяину. Чтобы продлить удовольствие, с Томом заговорили о политике. Он тут же забыл свои намерения, тем более что в разговор включился Джек, которому Том безоговорочно доверял и ни за что не поверил бы, что добродушный мальчик таким образом помогает всем заставить капитана не думать о возвращении.
Улучив подходящий момент, Дэвид увел Люсию подальше от остальных пассажиров. Ее замкнутость, скромный наряд и туго собранные волосы будоражили его воображение. Девушка, несомненно, заинтересована им. Белокурый ребенок – воспоминание молодости – стоял у него перед глазами, прижимался к ногам Филиппа, показывал язык и смеялся: прошли, мол, времена, когда мы были совсем другими, не знали и не видели даже половины того, что составляет наш внутренний мир сейчас, и были счастливы совсем по-другому. Дэвид попытался представить себя лет на пятнадцать моложе, но у него не получилось. Подумать только, ведь уже тогда он был сложившимся, взрослым человеком. Но эта девочка стремительно росла и формировалась все эти годы, а он пускал какие-то ненужные молодые побеги из своего старого ствола и сейчас представляет собой нелепое образование, вроде тех живых заграждений, у которых срезана верхушка и на ее месте – букет светло-зеленых веточек.
– Я бы дорого дал за возможность на полчаса вернуться в прошлое, посмотреть снова на вас маленькую.
– Разве я не нравлюсь вам большой?
– Конечно нравитесь. Это я себе не нравлюсь таким, какой я сейчас. Вернее, не совсем нравлюсь.
– А раньше вы были довольны собой?
– Наверное, да. По крайней мере, я об этом не задумывался. Я познавал жизнь, мне хотелось увидеть все, что происходит в этом мире, или хотя бы узнать обо всем. Вести о предстоящих гастролях были для меня сами по себе пьянящей музыкой. Я благодарил Бога за то, что он дал мне музыкальный дар. Талант был для меня только средством, поводом вести тот образ жизни, который мне нравился. Мне не были нужны ни дорогие дома и виллы с видом на море, ни солидные гонорары. Это пришло ко мне само собой. А свобода… Оказалось, что это только мираж, за которым сколько ни гонись, удается поймать ненадолго только край ее подола. Мне ее всегда мало.
– А если выбросить вас сейчас в море и оставить – это будет свободой?
– Мои физиологические представления о необходимости заставят меня выплыть на берег и пойти в сторону огней, а не в противоположную.
Люсия посмотрела на светящийся одной жирной точкой Эйлат:
– Я тоже думаю, что свобода нам просто не нужна. Это человек из тщеславия выдумал, что ему не хватает свободы. Он же не плывет наобум в никуда, а строит комфортабельные яхты.
– Вы умная девочка. Из соображений о ненужности свободы вы собрались замуж?
– Из соображений о необходимости тепла и норы, в которую можно забиться после того, как выплывешь на берег, – с некоторой злобой ответила она.
– Я всегда предполагал, что женщины мудрее мужчин: выбирают самый короткий путь к счастью и не стыдятся этого.
– Я немного стыжусь.
– Ваш избранник выроет вам удобную норку, не сомневайтесь. Ради этого можно забыть про стыд.
– По вашему мнению, он оправдан?
– Стыд?
– Да.
– Это гордыня, которая, хоть и грех, но украшает человека. Мы ведь любим животных, которые кусаются до последнего, хотя и знают, что хозяин сильнее и им не прожить без него. Даже более любим, чем преданных нам. Впрочем, это дело вкуса.
– Простите, но если бы я была зверем, то непременно вцепилась бы в вас.
Он выбросил недокуренную сигару, облокотился одной рукой о борт, заглядывая ей в глаза.
– Жаль, что я не ваш хозяин. – Он легко улыбнулся. – Кажется, я нашел вашу ахиллесову пяту. Чертовски приятно пощекотать ее, но не стану этого делать, чтобы не испугать вас.
– Я ненавижу щекотку.
– Вы, Люсия, в самом деле как котенок. Извините меня, пожалуйста. Все это я делаю из-за того, что вам идет… гнев. Ваши глаза становятся еще ярче. Думаю, что разбудил в вас наконец-то вашу испанскую половину крови. Вы сногсшибательны. Если бы я раньше заметил, что надоедливые, сопливые девочки вырастают потом в таких огнедышащих красавиц, обзавелся бы дюжиной дочерей. А то я, недалекий, думал, что для услаждения взора существуют только взрослые женщины.
