Текст книги "Сердце василиска (СИ)"
Автор книги: Полина Флер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Я снова энергично закивала.
– И сказала, что у нас будет ребенок?
– Будет, Дитер! – радостно сказала я и прижала ладонь к груди. – Разве не чудесно?
– Чудесно, – улыбнулся Дитер, но как-то бесцветно, и я забеспокоилась
– Ты не рад?
Дитер погладил мое плечо, наклонился и поцеловал в щеку.
– Ты же знаешь, птичка. Я хочу наследника не меньше тебя. Но сейчас не самое лучшее время для этого. Я должен сказать кое-что и тебе… то, о чем мы говорили в Зале Воинской славы. То, что решили…
Мое сердце застыло.
– Что вы решили? – одними губами спросила я.
– Положение крайне серьезное, Мэрион, – ответил генерал, выпрямляясь. – Кентария стянула свои войска на границе с Фессалией. Еще не объявляет войну, но приграничье жалуется, что на их земли совершаются набеги, посевы жгут, скот убивают, по домам ходят мародеры. В Южном море стоят кентарийские корабли. Фессалия просит Альтара выступить союзником в вопросе урегулирования этого конфликта. И Альтар согласен, потому что Кентария – наш общий враг.
Я ощутила, как внутри меня все переворачивается от страха. Война! Какое страшное слово. Она проходит катком по людским судьбам, и не щадит ни детей, ни стариков.
– Я так и знала, – прошептала, кусая губы от подкатывающих слез. – Так и знала, что они завербуют тебя…
– Меня невозможно завербовать, пичужка, – ответил Дитер. – Есть такая профессия: Родину защищать. Я рожден для войны, и вся моя жизнь была войной… правда, пока не появилась ты. Теперь мне есть, что терять…
– Так уйдем! – взмолилась я. – Поедем еще дальше, на плато Ленг, в пустынные земли. Куда угодно! Уедем, Дитер!
– И бросим людей на произвол судьбы? – он крепко сжал мои ладони, и я тоже сжалась, видя, как в глубине его глаз закручиваются золотые вихри. – Я никогда не был ни трусом, ни дезертиром! – пылко продолжал Дитер, и каждое слово падало вниз, как камень, тянуло нас обоих на дно. – Я люблю тебя больше жизни. Но и Фессалию люблю тоже. Ее заливные луга, ее горные кряжи, свое родовое поместье, своих скакунов и виверн. Я не могу допустить, чтобы разорили мой дом, чтобы сожгли портрет моей матери. Чтобы моих соотечественников растерзали кентарийские псы! Я должен предотвратить это все. Ради моей Родины! Ради будущего! Ради нашего ребенка…
Он поцеловал меня сначала в левую, потом в правую ладонь. И слезы, наконец, покатились по моим щекам градом.
– Но ты не на службе, – попыталась все еще возразить я. – Ты больше не генерал…
– Никто не подписывал мою отставку, – сухо возразил Дитер. Вскочил с кровати, прошел к секретеру, и вытащил конверт. – Вот, это передал мне Император. А я показываю тебе, Мэрион, потому что открыт и честен перед тобой. Потому что люблю тебя. Прочитай, пожалуйста.
Я взяла конверт в дрожащие руки, повернула, ища глазами адресат. Хотя и так знала, кто им являлся. Знакомый вензель на сорванной печати, инициалы и завитушками: «М.С.» и крупная цифра «четыре».
Максимилиан Сарториус Четвертый. Король Фессалийский.
Я вытащила письмо и принялась читать.
«Его Сиятельству герцогу, главнокомандующему Фессалийской армией генералу Дитеру фон Мейердорфу! – так начиналось письмо. Тут же виднелся королевский герб в виде извивающегося дракона, рядом подчищенная клякса. Мне подумалось, что король Максимилиан наверняка нервничал, когда писал это письмо. Вон и официоза в следующей строчке поубавилось: – Дорогой и возлюбленный кузен! Пишу это письмо с тяжестью на сердце, прошу дочитать до конца…»
Тут снова на бумаге расплывалась россыпь крохотных точек – интересно, Максимилиан Сарториус Четвертый пролил слезы или духи? Судя по аромату, второе.
«Ты знаешь, в какую сложную ситуацию попала Фессалия, – читала я дальше. – Не буду скрывать: в текущем положении дел виноват и я сам. Моя недальновидность и мои амбиции помешали разглядеть пригретого аспида на своей груди, ядовитую кобру в королевском капюшоне, мою супругу, предательницу и отравительницу. Она, она, трижды проклятая Анна Луиза, столкнула кузенов лбами! Убила кентарийского посла! Предала Фессалию! И подвела нас к порогу войны».
Тут я едва сдержалась, чтобы возмущенно не воскликнуть:
«Гляди-ка! А вы, Ваше Величество, весь в белом!»
Я еще хорошо помнила, как он пытался шантажировать меня и обещал освободить несправедливо обвиняемого Дитера в обмен на мои заверения стать королевской фавориткой. Брошенный бумеранг всегда возвращается к тому, кто его бросил. Жалко ли мне было короля? Вряд ли. Верила я ему? Нет. Но все же читала дальше:
«Теперь змея и ведьма выслана из страны и навеки заточена в башне, где не пробегает дикий зверь и не пролетает птица, и уж тем более не ступает нога человека. Так, навеки мучаясь от вины и справедливого наказания, Анна Луиза умрет, а ее имя станет нарицательным для черных колдунов и предателей Родины. И поэтому повторяю снова и снова: я был несправедлив к тебе, дорогой кузен Дитер. К тебе и твоей супруге Мэрион. За что нижайше прошу прощения. Мне, королю, не пристало смиренно молить, но если бы я стоял сейчас перед вами обоими, то вы бы увидели, как я преклоняю колени. Не оттого, что сам нуждаюсь в жалости и прощении! О, нет! А оттого, что болею сердцем за свою Родину, свою Фессалию…»
«Ищи дурака!» – зло подумала я и закусила губу.
«Кентария угрожает войной, – так продолжал писать король, все более поспешно, буквы складывались в неразборчивые завитушки. – Она еще не объявлена, мы изо всех сил пытаемся сдержать натиск врага. Каждый день мои послы отправляются на переговоры, но не приходят ни к чему. Кентарийский вождь опасен и зол, он отрицает, что его армия опустошает приграничные земли. Но мне со всей границы поступают неутешительные сведения, будто некие черные воины, – тут я вздрогнула, и буквы перед глазами качнулись, – вовсю мародерствуют в крестьянских домах и маленьких городках. Все чаще случаются пожары и падеж скота, вода в колодцах оказывается загрязненной, и люди мучаются животами и инфекциями, посевы гибнут. Мои солдаты пытались дать отпор черной кавалерии, но те пропадают без следа, словно призраки. Нет никаких опознавательных знаков, никаких доказательств, что мародеры связаны с Кентарией, однако, всадники каждый раз появляются со стороны границы, а мои подданные слышали кентарийскую речь. Поэтому фессалийские мудрецы уверены, что черные всадники являются духами или демонами, с помощью магии призванными кентарийским вождем в наш мир с той стороны Черного зеркала…»
Мои руки задрожали так, что я едва не выронила письмо. Пульс колотился крохотными молоточками, дыхание перехватывало. Я не смела поднять на Дитера глаз, чтобы он не заметил моего волнения, но он все равно чувствовал меня, а я ощущала, как макушку жжет сверлящий золотой взгляд моего василиска.
«Прошу и умоляю, мой дорогой кузен, – дочитывала я, скользя по прыгающим строчкам, – не я один прошу ради живота своего, а просит вся страна, весь несчастный народ Фессалии: спаси нас! Во имя Родины! Во имя малых и сирых, обиженных и убитых, во имя своих солдат, ждущих командира, который поведет их в бой, и во имя будущего.
За сим раскланиваюсь и припадаю к стопам, трижды несчастный король Фессалии и твой провинившийся кузен Макс».
– Кузен Макс! – повторила я, опуская на колени письмо. – Хорошо же он умеет подольститься! Когда помощь нужна ему – так он любящий кузен, а когда нам – так король, и слово его закон!
– Он престолонаследник, – ответил Дитер, цедя слова сквозь зубы. – Родился таким.
Я поглядела на мужа снизу вверх: даже в домашнем халате, хмурый, сосредоточенный, с твердым подбородком и расправленными плечами он сразу выдавал принадлежность к военным.
– А ты солдат, – тихо и задумчиво проговорила я. – Родился таким.
Все пророчества, что говорила Оракул, вдруг обрели пугающий и очень реальный смысл. Черные воины, пришедшие с той стороны Зеркала, посланники иных миров. Война, конец которой положит мое дитя с большим сердцем, полным любви. И мой Дитер, который всегда будет делать то, что считает правильным, который не предаст своих соотечественников и друзей, который…
– Люблю тебя, пичужка, – сказал Дитер и обнял меня крепко-крепко, точно прощаясь, прижал к груди. Я затихла в его руках, уткнув нос в грудь, и думала ни о чем и обо всем сразу, слышала, как он говорит мне нежно и тихо: – Ты появилась словно звезда. Вспыхнула и озарила мой темный мир, в котором не было любви, а только одиночество и холод. Я не помню о прошлом, я без тебя не жил. Но все же я не могу предать Фессалию. Ты понимаешь?
– Понимаю, – всхлипнула я, приподнимая мокрое лицо. – Я тоже была совсем другой… ты не знал меня прежней, Дитер! Какой я была глупой и смешно! И как повзрослела с тобой, раскрылась, как роза, цвела для тебя! Что будет со мной, если ты уйдешь и… никогда… не верне…
Я проглотила окончание слова, слезы душили, стояли в горле комом. Дитер наклонился и принялся осыпать поцелуями мое лицо, ловил своими губами мои губы, пил мои слезы, шептал на ушко:
– Ну что ты, птичка? Успокойся, моя маленькая. Это будет не первая военная кампания, я профессионал, я василиск, гроза и гордость Фессалии. За моей спиной будет весь Альтар, а в моем сердце – ты одна. Что со мной может случиться, пока ты молишься обо мне и ждешь?
– Жду? – я на мгновенье отстранилась и принахмурила брови. – Разве ты не возьмешь меня с собой?
– В армию? – в свою очередь нахмурился Дитер. – Какие глупости! Война – это кровь, грязь, постоянные походы. Я не хочу подвергать тебя опасности!
– Почему? – с жаром подхватила я, развивая мысль. – Я могу оставаться при штабе. Могу помогать тебе советом или тихонько ждать с задания. Только позволь быть рядом! Знать, что с тобой все в порядке!
– Я буду писать письма.
– Письма не посмотрят ласково, так, как ты, – возразила я. – Не обнимут, не поцелуют, не передадут твой запах. Бумага мертва, а мне нужен живой Дитер. Такой, как сейчас!
– Ты не знаешь, чего просишь! – мой генерал аккуратно отстранился и поднялся на ноги. – Женщине не место в армии, это дурная примета.
– А куртизанки, значит, примета хорошая? – парировала я, тоже вскакивая и упирая кулаки в бока.
– Это совсем…
– Что? – вспылила я, комкая подушку. – Другое? Уу! Только попробуй сказатЬ, что это другое. И получишь подушкой… нет, вот этой чашкой! Нет, подносом по лбу!
Я намекающе постучала по подносу на столике, и Дитер обмяк.
– Прости, – пробормотал он. – Конечно, я не собираюсь изменять тебе, пичужка. Клянусь! Но все-таки не могу рисковать твоей жизнью.
– Обещай хотя бы подумать!
Дитер вздохнул, обогнул кровать и подошел ко мне, взял мои ладони в свои.
– Обещаю, – тихо сказал он, глядя в мое лицо. – Я обещаю, пичужка. Я слишком тебя люблю…
Мы обнялись и стояли так, вжимаясь друг в друга и слушая, как внизу топочет прислуга, как за окном шумят сады. Я не знала, сколько нам отмерено времени перед расставанием, и не хотела терять ни минуты.
Этот день принадлежал нам. Мы гуляли по тенистым аллеям держась за руки и переговариваясь обо всякой ерунде. Смеялись, играя в салки. Дитер прокатил меня на виверне, и я немного поуправляла Крошкой Цахесом в небе, отдаваясь восторгу полета и стараясь не думать о завтрашнем дне. К ужину небо заволокло тучами, в отдалении порыкивала гроза, и Дитер извинился и сказал, что ему нужно навестить Ю Шэн-Ли, так что к ужину его ждать не нужно.
– Лучше погрей мне кровать, дорогая, – с улыбкой сказал он. – Когда я вернусь, то сразу приду к тебе, моя роза.
– Я буду ждать моего дракона, – прошептала я, целуя мужа в губы и приглаживая его непослушную седую прядь за ухом. – Но если ты не вернешься, поднос все-таки познакомится с твоим упрямым лбом, договорились?
– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа, – расшаркался Дитер.
Одной мне было не по себе. Вечер тянулся, ливень обходил нас стороной, но где-то далеко посверкивали белые нити молний, а здесь тихонько шуршал дождь, сбивая со сливовых деревьев последнюю цветочную пену. Я легла рано и читала под светом лампы, прислушиваясь к каждому шороху. Дитер не обманул: он явился к полуночи.
– Что сказал Шэн? – спросила я, откладывая книгу и выжидая, пока Дитер разденется.
– Он тоже собирается в составе отряда как переговорщик, – ответил генерал, юркая ко мне в постель и прижимаясь холодным боком. Я вскрикнула и оттолкнула его ладони.
– Брр! Лягушонок!
– На улице дождь, мой цветочек, – усмехнулся Дитер. – Согреешь усталого путника?
– Если только усталый путник скажет, что он решил по одному маленькому вопросу, – надула губы я.
Дитер засмеялся и поцеловал их.
– Скажу завтра. Утро вечера мудренее.
– Обещаешь? – я ответила на поцелуй и обвила его гибкими руками.
– Обещаю, пичужка, – шепнул он, лаская мое тело, так что вскоре меня бросило в жар. Я отзывалась на его ласки стоном, как хорошо настроенный музыкальный инструмент. Касания Дитера были легки и умелы, страсть и магия снова клубилась вокруг, накапливая статическое электричество и покалывая наши тела крохотными молниями удовольствия. Мы снова занимались любовью, сначала размеренно и нежно, потом напористее и грубей. Я кричала, содрогаясь в сладостных судорогах и ощущала, как внутри меня выбрасывает свое напряжение Дитер. Словно губка, я впитывала его любовь каждой порой на коже и все не могла насытиться. И провалилась в счастливое забытье, обвивая Дитера руками. Наверное, я улыбалась во сне, и в ту ночь меня не беспокоило ни Черное зеркало, ни Оракул, заплетающий узелки.
Разбудил меня мерный стук по подоконнику. Открыв глаза, я долго не могла понять, почему за окном все еще темно. Большие настенные часы показывали девять утра, за окном едва брезжил серенький рассвет, и стук, разбудивший меня, оказался моросящим дождиком.
– А дождь все идет и идет, – спросонья пробормотала я и повернулась с боку на бок, чтобы приветствовать Дитера поцелуем. Но рядом на подушке никого не было. Постель оказалась пуста и прохладна: если Дитер и проснулся, то сделал это довольно давно.
– Милый? – позвала я, потягиваясь и протирая глаза. Наверное он, как и вчера, уже вышел в гостиную, чтобы налить чая и принести его в постель. На сердце потеплело, и я улыбнулась, заплетая в косу растрепавшиеся волосы. Мой взгляд упал на прикроватный столик, где, придавленная пресс-папье, лежала вдвое свернутая записка.
Расслабленность сразу покинула меня, вместо нее сердце кольнуло тревогой. Схватив записку, я развернула ее и тут же прижала к груди ладонь: внутри, под ребрами, что-то назрело и лопнуло, обдав меня слепящей болью.
«Моя дорогая, любимая Мэрион! – начиналось письмо. – Я хорошо подумал и принял решение. Я генерал фессалийской армии и останусь им, поэтому сегодня же на рассвете приказал оседлать виверн, и, когда ты прочтешь это письмо, я и Ганс уже будем в Альтарской столице. Нет розы без шипов, а любви без разлук, поэтому прости, что дал ложную надежду, но подвергать тебя опасности не хочу. Прости, что уехал так рано, не разбудив тебя, расставание слишком тяжело для нас обоих. Я поцеловал тебя в щеку… да-да, как раз туда, возле ушка, где ты когда-то отрезала локон, чтобы получить у монахов-отшельников зелье Гиш. Я остаюсь с тобой навеки душой, а ты приходи ко мне во сне, ладно? Жди, и я обязательно вернусь. Твой сердцем и душой, вечный солдат Фессалии, Дитер».
Письмо выскользнуло из рук и закружилось, падая на простыню. Я подскочила с кровати, но едва не упала от головокружения, ухватилась за подголовник и слабо позвала:
– Жюли… Жюли!
Сначала было тихо, потом за дверь застучали дробные шаги, и в комнату заглянула не Жюли, а Гретхен.
– Простите, фрау! – испуганно проговорила она. – Она не может подойти, ее муж, Ганс, утром без предупреждения отбыл вместе с герцогом в неизвестном направлении.
– И Ганс! – в отчаянии проговорила я и закрыла лицо руками. – Что же вы наделали… что же…
Я глубоко вздохнула, утерла выступившие слезы и отчеканила:
– Прикажи конюхам седлать виверн, Гретхен.
Девушка помялась у порога и мотнула головой.
– Виверн нет, – осторожно ответила она. – Его Сиятельство и герр адъютант уехали на них верхом.
– Тогда пусть оседлают коней! – закричала я, и откинула косу за спину. Она хлестнула меня по лопаткам, точно подстегнула в спину. – Скорей, Гретхен! Скорей!
– Вы хотите догнать Его Сиятельство? – всплеснула руками служанка. – Но это невозможно! Виверны слишком быстро летят, а господа слишком рано отбыли, не сказав никому и слова, даже слугам!
– Знаю, – отчеканила я. – Поеду в поместье к Ю Шэн-Ли. Мне, как и Дитеру, есть, что с ним обсудить.
4. Умник и Забияка
На улице было свежо, в карете – душно, на душе – тоскливо.
Я комкала в руках платок с инициалами Д.М., от него все еще пахло духами Дитера: крепкими, с табачными нотками. Я подгоняла кучера, умоляя ехать быстрее. Только бы успеть! Только бы Ю Шэн-Ли не умчался вместе с Дитером! Тогда я останусь совсем одна, в опустевшем поместье, и мне останется только ждать, ждать, ждать… Бог, знает сколько времени! Я не смогу вынести этого постоянного ожидания и одиночества! Я не за это сражалась с фессалийскими монархами, и не собираюсь сдаваться!
Пагода Ю Шэн-Ли заметна издалека. Покатые крыши с золочеными коньками выныривали из облетающей пены садов, на воротах – красно-белый дракон. Посматривал на меня мудрым сапфировым глазом и усмехался в длинные усы, словно спрашивал:
«И что ты собираешься делать, пичужка?»
– Сама не знаю, – пробормотала я и вошла в калитку. Лакей-альтарец смотрел на меня вопросительно и немного с недоверием. Наверное, я выглядела слишком воинственно для женщины: растрепанные волосы, собранные в простой хвост на затылке, шерстяное платье для конных прогулок, минимум украшений, максимум напора.
– Дома ли господин? – спросила я по-альтарски.
Лакей поклонился, сложив ладони на груди.
– Дома, госпожа, – ответил он, не поднимая взгляда. – Но занят сейчас, он собирает вещи к отбытию.
– Так и знала! – с досадой воскликнула я. – Мне нужно его видеть!
– Что доложить господину? – снова поклонился альтарец.
– Что его хочет видеть одна фессалийская птица, – раздраженно ответила я. – Мэрион. Передай, что его хочет видеть Мэрион фон Мейердорф.
Лакей поклонился опять. Я прикрыла глаза, подумав, что больше не могу выносить этих поклонов и прочей этикетной мишуры. Но, взяв себя в руки, пошла по мощеной тропинке следом за альтарцем, ругаясь про себя, что лакей идет так медленно. Что ж, в Империи Солнца не терпели суеты.
«Наверное, поэтому их и захватили фессалийские драконы!» – хихикнул кто-то над ухом препротивным голосом. Кожу кольнуло на уровне кулона. Я схватилась за него и завертела головой, пытаясь понять, кто говорит? Рядом не было никого, только ветви шелестели под порывами ветра да мелкий дождик моросил и тихонько постукивал в навес.
Показалось… Выдохнув, вошла следом за лакеем.
Каждый дом – отражение хозяина.
Замок Мейрдорфского герцога и моего мужа был потемневшим от времени и случившегося там пожара, он хранил древнюю историю, местами мрачную, местами романтичную, и благодаря реставрационным работам расцветал на глазах, впуская все больше солнечного света и любви.
Дворец короля Фессалии – нагромождение золота и безвкусицы, слишком богато, слишком броско, снаружи помпезно и пусто внутри.
Дом Ю Шэн-Ли был крепким и очень уютным, обставленным почти аскетично, но с альтарским изяществом. Здесь пахло сандалом и дымом, в кабинете посла развешены изречения мудрецов в рамках красного дерева и коллекционные кинжалы. Сам Шэн в черно-алом одеянии сидел на циновке, поджав ноги, и пил чай.
– Пусть солнце освещает твой дом, – поприветствовала я.
Ю Шэн-Ли улыбнулся и указал на место рядом с собой.
– Раздели со мной чаепитие, Мэри-Он. Последнее, которое я совершаю в родном доме перед тем, как снова надолго отправлюсь на чужбину.
Я сняла туфли и опустилась на циновку, принимая из рук красивенькой служанки теплую чашку. Ю Шэн-Ли не был женат, но наверняка сожительствовал с одной из своих служанок. А, может, и с несколькими, в Альтаре это не возбранялось, поэтому не было ничего удивительного в том, что нахальный капитан принял меня за императорскую наложницу.
– Спасибо, Шэн, – искренне поблагодарила я и отхлебнула ароматный напиток. – Мм, как вкусно!
– Твое наслаждение радует меня, – нараспев проговорил Ю Шэн-Ли. Он улыбался, но глаза были сосредоточены и серьезны. Он знал, зачем я приехала, и готовился к неприятному разговору.
– Не будем тянуть, – я сразу перешла к делу. – Шэн, я приехала, чтобы поговорить о Дитере.
– Разумеется, – ответил альтарец и снова отхлебнул чая.
– Вчера он приезжал к тебе, – продолжила я, следя, чтобы голос нигде не дрогнул. – С утра же собрал вещи и покинул поместье. Я знаю, он уехал в Фессалию.
Сделала паузу и из-под полуприкрытых ресниц окинула альтарца взглядом: тот сидел, выпрямив спину в струнку, невозмутимый, как гипсовый божок.
– Ты не отговорил его! – продолжила я, отставляя чашку. Кулон снова кольнул жаром, но я не обратила внимания. – Почему ты не отговорил его?!
– Я не собирался, – качнул головой Ю Шэн-Ли. – Когда родине угрожает опасность, мужчине приходится принимать трудные решения. И Дитер их принял. Он настоящий мужчина и настоящий воин. Это его долг.
– А какой долг у меня? – прошипела я, сглатывая не вовремя подступившие слезы. – Ждать, пока его убьют? Сидеть над рукоделием с утра до вечера? Отсчитывать дни, пока цветы на вишнях сменяются плодами, а те потом собирают служанки на варенье?
«Киндер, кюхе, кирхе[1]», – подсказал все тот же ехидный голос, который я слышала раньше в саду. Кулон подскочил, как живой, и я накрыла его ладонью.
«Так что в этом плохого? – возразил другой призрачный голос, мягкий и теплый, отозвавшийся в кулоне легкой вибрацией. – Женщина – очаг, и нашей Мэрион подходит домашний уют».
«Синичке подходит уют, пока орлы не заклюют, – подколол первый. – Черные воины сейчас опустошают приграничье Фессалии, а скоро придут и в Альтар. Как долго нам бегать, скажи пожалуйста, Умник?»
«А тебе лишь бы воевать, Забияка! – обидчиво парировал мягкий голос. – А что ей остается? Не на войну ведь ехать!»
– Довольно! – вскрикнула я и зажала уши ладонями. Сердце колотилось, в голове стоял звон, и Ю Шэн-Ли сидел напротив с очень удивленным выражением лица.
– Прости, – пробормотала я, заливаясь краской. – Не пойму, что со мной творится. Наверное, от волнения…
Взяла чашку трясущимися руками и сделала большой глоток.
– Понимаю, – мягко сказал Ю Шэн-Ли. – Трудно принять выбор, еще труднее решить, что делать самому.
– Не знаю, – выдохнула я и почувствовала, как слезы обожгли веки. – Я не знаю, Шэн. Я так люблю его… и так за него боюсь!
Ю Шэн-Ли поднялся и подошел ко мне, погладил по волосам широкой и теплой ладонью.
– В Альтаре говорят: разлука для любви, как ветер для огня. Слабую гасит, а большую раздувает. Ты справишься, Мэрион. Не зря Небесный Дракон послал тебя Дитеру. Он скоро вернется, обещаю.
– А если нет? – я подняла заплаканные глаза. – Я знаю про черных всадников. Знаю про угрозу, которую несут посланники с той стороны Зеркала.
При этих слова лицо Шэна побледнело, глаза потускнели, лоб прорезали морщины.
– Ди рассказал о них? – тихо спросил он.
Я кивнула.
– Да. И знаю, что если они победят, если прорвут границу, то пройдут еще дальше. Уничтожат и Фессалию, и Альтар. От них нигде не спрячешься, ни в Ниэле, ни в Афаде, ни даже в пустынях Канто.
Ю Шэн-Ли молчал, по-прежнему задумчиво гладил меня по волосам. Я ощущала, как напряжены его мышцы, дрожала от предчувствия чего-то важного, что должно случиться вот-вот, и продолжала говорить:
– Когда приходит беда, решения принимают не только мужчины, но и женщины. Я выросла в тех краях, где грудью защищали Родину. Где как один вставали, чтобы дать отпор врагу. Где матери защищали своих сыновей, а жены – мужей. Где вытаскивали солдат из-под огня, где все стояли бок о бок, потому что защитить свою Родину, своих любимых и близких – священный долг каждого!
«Молодец, птичка!» – шепнул в голове колючий голос, тот, что прежде ехидничал. Я отмахнулась от него, как от надоедливого комара, крепче сжала подпрыгнувший кулон.
– Я не могу ждать, Шэн! – с жаром сказала я, глядя в его посерьезневшее лицо. – Если мне суждено было встретиться с Дитером, я пройду рядом с ним плечо к плечу. Если суждено погибнуть – погибну рядом с ним. Если суждено быть счастливой – буду!
– Ты что-то решила, Мэри-Он? – тихо спросил Ю Шэн-Ли.
– Да, – я поднялась на ноги и стояла теперь вровень, выпрямив спину и глядя глаза в глаза. – Знаю, ты собираешься в Фессалию. И я пришла, чтобы попросить взять меня с собой.
Ю Шэн-Ли смотрел на меня так, словно я говорила с ним на каком-то непонятном языке. Морщил гладкий лоб, двигал губами, точно порывался что-то сказать.
– Прошу, – прошептала я. – Возьми меня с собой в Фессалию.
– Юная госпожа, – наконец, осторожно ответил Шэн и продолжил, подбирая слова. – я альтарский посол, и хотя еду в Фессалию с мирной миссией, но я тоже мужчина и в случае чего смогу выйти против черных всадников с оружием. Но ты – женщина, Роза, спустившаяся с неба.
– У каждой розы есть шипы, – напомнила я. – Не забывай об этом. Думаешь, я не умею постоять за себя?
Шэн молчал, тогда я продолжила с еще большим жаром:
– Вспомни, как я прикинулась служанкой королевы, когда искала доказательства ее вины в смерти кентарийского посла! Вспомни, как не побоялась подлить зелье подчинения королю, чтобы спасти Дитера. Я не какая-нибудь изнеженная принцесса, Шэн!
– Но ты все еще женщина, – мягко напомнил Ю Шэн-Ли.
Я закусила губу. С этим не поспоришь, ни в альтарской, ни в фессалийской армии женщинам нет места. Даже если Шэн согласится, меня с позором изгонит высшее командование. Как убедить его? Как добраться до Дитера? Прикинуться куртизанкой, или…
Мой взгляд упал на развешанные по стенам кинжалы, пробежал по фигуре Ю Шэн-Ли – подтянутой, не слишком высокой.
«Ты почти с него ростом», – поддакнул ехидный голос.
Слегка мешковатая одежда, скрадывающая очертания фигуры, волосы до плеч, всегда стянутые в узел на затылке. Если одеться как альтарец, то вполне могу…
«Уверена?» – шепнул мягкий бесплотный голос.
– Да! – я вскинула подбородок и смело поглядела в глаза Ю Шэн-Ли. – Шэн, я умею ездить верхом, Дитер меня немного научил стрелять из мушкета, ты научить рукопашной схватке. Шэн, я поеду с тобой не как женщина или куртизанка, а как воин и твой ученик.
«Малютка-воин», – вспомнились слова Оракула, и меня обдало ознобом, но кулон успокаивающе запульсировал на груди, и оба голоса одновременно дохнули мне в уши:
«Получится… получится!»
– Это… Небесный Дракон знает, что такое, – медленно произнес Ю Шэн-Ли. Его грудь тяжело вздымалась, он отошел на шаг и оперся ладонями о край чайного столика. Я не понимала, гневается он или нет, но мышцы на лице подрагивали и хмурились черные брови.
– Это плохая идея, Мэри-Он, – начал он, но я пылко перебила его:
– Это очень хорошая идея! Ведь ты посол, тебе не нужно быть на передовой! И я могу всегда быть рядом. Я не буду бесполезной, о, нет! Я умею немного писать по-альтарски, и очень хорошо по-фессалийски, могу исполнять поручения в качестве гонца. Я хорошо держусь в седле! Могу готовить, мыть полы, ухаживать за ранеными… да много чего еще! Никто никогда не узнает! Никто не раскроет, если ты согласишься прикрыть меня!
– А если раскроет, мы оба пойдем под трибунал, – мрачно ответил Ю Шэн-Ли, ладонью прикрывая глаза. – Я обещал другу заботиться о его жене, и вот… нет, нет! Это безумная затея! Не позволю…
Я вскинула руки в жесте отчаяния, в груди клокотал огонь.
– Ты знаешь, что такое любовь? – срываясь, продолжила я. – Что значит пустой миг без родного прикосновения, взгляда, без теплого слова? Однажды я чуть не потеряла Дитера, и не хочу потерять его снова! Ты должен меня понять, Шэн! Если ты когда-либо любил…
Сложив ладони на груди, я умоляюще поглядела на альтарца. Он молчал, непрошибаемый, как статуя. Его глаза темнели, глубокие, как колодцы. И я почувствовала, что почти проваливаюсь в них. Кулон снова кольнул шею, точно подтолкнул меня к падению. И вдруг границы черноты раздвинулись, и я увидела женщину. Альтарку.
Она сидела в задумчивости под облетающем сливовым деревом, а у ее ног играла девочка, складывая пирамидку из гладко отшлифованных голышей.
– Я маленькое яблочко, – напевала она, – душистое и сладкое, с красными щечками. Кто любит меня больше всех? Конечно, мама и папа!
«Ее зовут Ю-Мин, – подсказал мягкий голос. – И она похожа на мать».
«Больше на отца, – возразил ехидный голос. – Посмотри-ка на форму подбородка! Такой же острый и упрямый».
– Ю-Мин, – тихо повторила я.
Изображение смазалось и исчезло, оставив после себя только легкую зыбь перед глазами, да еще побелевшее, ошарашенное лицо Шэна.
– Что? – услышала я точно сквозь вату. – Что ты сказала?!
– Она похожа на маму и папу, – сонно произнесла я, – маленькое яблочко с красными щечками. Кто любит ее больше…
– Откуда?! – вдруг закричал Ю Шэн-Ли. На какой-то момент показалось, что он накинется на меня и хорошенько встряхнет за плечи. Но я не отступила, а он взял себя в руки, и только дышал тяжело, сверля меня отчаянным взглядом.
– Откуда ты знаешь это имя? – снова спросил он, и голос дрогнул.
– Увидела, – ответила я, стряхивая дремотную слабость. – Только что… У нее упрямый подбородок, как у отца… как у тебя, Шэн! Кто она?! Твоя… – догадка кольнула меня в висок вместе с тихим шепотом: «Его дочь».
Альтарец выдохнул и пригладил ладонью блестящие черные волосы.
– Никто не знает о ней, – сказал он. – Даже Ди-тер… я не говорил ему никогда, это моя самая большая тайна.
– Почему? – спросила я, подходя ближе и заглядывая в его лицо. Теперь оно немного осунулось, стало печальным и бледным. – Ты никогда не рассказывал о себе, Шэн. Почему даже Дитер не знает, что у тебя есть дочь?
– Потому что Ю-Мин мой внебрачный ребенок, – тихо ответил Ю Шэн-Ли, и в его глазах замерцала грусть. – Это давняя история…
– Расскажи? – я взяла его за руку и приготовилась слушать.
– Давно, когда я еще был очень молод, – начал рассказывать Шэн, – я полюбил девушку из очень богатого и очень знатного рода. Мы познакомились на балу, который ежегодно устраивает альтарская военная академия. Любовь… ты говорила о любви, Мэри-Он, но ведь и я знаю, что это такое. Она вспыхнула между нами очень быстро и была слаще меда, крепче вина. О, это был самый чудесный год! – Ю Шэн-Ли улыбнулся, погружаясь в воспоминания. Я ждала, все еще держа его за руку. Мне чудилась тихая-тихая песня, звучащая вдали, виделись силуэты лодок, скользящих по ночной реке, огромная луна, плавающая в черном небе, как желтая круглая рыба. Наверное, я считывала воспоминания Шэна… но как? Пока я не находила объяснений. Я чувствовала только магию, от которой слегка потрескивал кулон, и слышала странные голоса. Наверное, была в этом какая-то связь.
