Текст книги "Грязная любовь (СИ)"

Автор книги: Полина Диева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 18

– Не знаю. Папа велел не вскрывать его до последнего. До тех пор, пока мы не сможем выживать самостоятельно. Думаю, этот момент настал.

Я молча кивнула и пошла зажигать свечи – на ферме давно не было электричества. Зато была печка и запас дров. А ещё какие-то овощи, фрукты, одичалые куры. Идеальное место для зимовки. Ни соседей, ни голода. Только грустное пение улетающих на юг птиц... Казалось бы, нужно радоваться. Но я не могла. Мне до жути обидно, что отец не доверился мне. И очень страшно за наше будущее – вдруг Юлька просто придумала папин тайник? Она после всего пережитого не в себе и я боюсь за неё. Лучше бы она рыдала, уткнувшись в подушку.

– Юль, ты спишь?

Прошло около недели. Ферма достаточно большая, но, как и раньше мы предпочитаем спать вместе. Перетащили вторую кровать в одну в одну из спален, проветрили постельное бельё. Зимой придётся переехать ближе к камину – отапливать огромный дом непозволительная роскошь.

Какой же молодец дядя Алека. До последнего не запускал свою ферму. С первого взгляда казалось, что хозяева покинули её от силы пару недель назад. Всё аккуратно расставлено по своим местам, даже стол сервирован на двух человек. Странно... Со слов Алека дядька жил один. Внезапная догадка заставила меня улыбнуться и отвлечься от скорбных мыслей. А старичок влюбился!

Улыбка тут же сползла с моего лица. Если он влюбился взаимно и его пассия до сих пор жива, она наверняка захочет проведать могилку своего поклонника. Придёт привычной тропой на ферму и обнаружит нас! Только несчастных вдовушек нам с Юлькой для счастья и не хватало.

Первым делом я бросилась к могиле деда. Ничего необычного – она заросла сорняками. Впрочем, это мало что значит. Может, его женщина не хочет травмировать руки и не любит высаживать цветы. Мне нужно...

В современном мире нет интернета. Люди встречаются, влюбляются, может даже женятся и вместе воспитывают детей, если живут недалеко друг от друга. А значит и возможную тайную возлюбленную деда нужно искать неподалёку.

Я дождалась темноты, вытащила старенький велосипед из сарая и отправилась изучать окрестности. Двигалась по едва заметным, заросшим тропам. По ним хоть и с трудом, но можно передвигаться на велосипеде. Да и вероятность того, что влюблённая соседка бегала на свидания, прыгая по лесу, минимальна. В принципе, она могла приезжать на машине, но от фермы до трассы нет дороги. И я всё равно не смогу проехать на велике то расстояние, которое способен проехать автомобиль. Остаётся надеяться, что женщина живёт неподалёку и ходила к деду пешком. Не знаю, что буду делать, когда найду её, но хотя бы подсмотрю за жизнью... Язык не поворачивался назвать выживших людей деградантами. Ну не могла же отупеть целая страна! Что-то не так в этом мире. Слишком много странностей.

– Заткни её, – грубый мужской голос доносился из окна ближайшей к нам фермы.

– Она голодна, – едва слышно произнесла запуганная женщина.

Я бросила велосипед у ограды и прокралась к дому.

– Так покорми её!

– Не кричи, разбудишь старших.

– Мне плевать. Засунь свою дряблую титьку в рот очередному выкидышу и не болтай.

Этот мудак даже не деградант! Они бы не назвали женскую грудь дряблой, а новорожденного ребёнка выкидышем.

– Мне нельзя ещё. Из меня кровь течёт, – сквозь слёзы произнесла женщина.

– Можно. По крайней мере, ты не забеременеешь снова. Заткни свою дочь, если не хочешь, чтобы я придушил её.

Ребёнок наконец-то умолк, его сменил скрип кровати и сиплая одышка дорвавшегося до секса мужика. Он никуда не торопился – мучил свою жену около часа.

– Заткнись уже! Твоя вагина – как чёрная дыра. Кончать в такую всё одно, что мусорку ебать. Кончай, сука, рожать.

Женщина только всхлипнула в ответ, но в тот же миг раздался звук удара.

– Кто защищал тебя все эти годы? Кто кормил тебя и твоих гадов? Какой мне прок от них? Скажи спасибо, что всё ещё живу с тобой и забочусь.

– Мне надо в больницу, – она говорила так тихо, что я не уверена в том, что услышала.

– Какая больница? У нас денег нет на лекарство. Полей себя водой холодной и ложись спать. Да не со мной – на пол. Матрас испортишь!

Опять раздался детский плач, и я со всех ног ринулась подальше от этого ужаса. Знать не хочу, что будет дальше. Неужели в такой кошмар превратились все современные семьи? Явно разумный мужчина называл своих детей выкидышами. Совокуплялся с женой, которая, похоже, родила на днях. Ещё и «чёрной дырой» её назвал...

Эта несчастная женщина точно не могла быть любовницей нашего деда. Слишком молода. Слишком много детей. И муж-тиран. У таких жёны не изменяют. Никогда. Слишком боятся мести. Не столько себе, сколько детям.

Завтра меня ждёт новый день и новый кошмар жизни. Один плюс – я забуду о сострадании молодой матери. Даже счастливицей её сочту. Разумные люди теряют человеческое лицо, живя среди зверей, но всё равно остаются людьми. А неразумные...

ГЛАВА 19

– Сто один... сто два... сто три...

Я подтягиваюсь на самодельной перекладине, а отец считает и говорит со мной.

– Ты веришь мужчинам. Сто четыре... сто пять... Потому что я – мужчина. И это твоя слабость. Борись с ней ты сильная. Сто шесть... Сто семь... Мужчины выродились и очень опасны. Сто восемь. Если бы у тебя был брат, ты могла бы доверять мужчине. Только одному. Я воспитал бы из него защитника. Но брата у тебя нет, и ты не можешь доверять никому. Сто девятнадцать... Отдыхай. Посмотри на меня. Мне тоже ты не можешь доверять. Я слаб.

– Папа не говори так! – мне семнадцать и я негодую.

– Не можешь. Меня могут сломать, и я могу подставить вас с сестрой. Меня не учили терпеть пытки...

Я проснулась в холодном поту. Иногда давно забытые воспоминания настигают нас во сне. Они переносят нас в прошлое и заставляют пережить старые кошмары. В тот день, услышав про пытки, я убежала от отца. Бросилась на грудь матери и разрыдалась.

– Зачем ты пугаешь детей, – она смотрела на отца с укором.

– Я не пугаю – учу жизни. И ты должна.

– Ты слишком торопишься!

– Наоборот, я слишком поздно начал. Нельзя было верить в хороший конец нашей несчастной страны.

Мама согласно кивнула, стёрла слёзы с моих глаз и произнесла:

– Отец прав. Нам с ним недолго осталось, вы с сестрой должны научиться защищать себя и друг друга. Запомни, кроме неё у тебя никого нет. Весь мир не имеет значения. Только ты и она...

Мы с Юлькой знали всё об этом мире и не знали ничего. Что стоят безликие рассказы об ужасах жизни в новой реальности? Сегодня я посмотрела в лицо одной из жертв. И мне очень не понравилось то, что я увидела. Но нельзя просто закрыть глаза и не обращать внимания на происходящее...

– Ты где была? – Юлька убила одну из кур и сварила из неё суп, который мы и ели на завтрак.

– Гуляла.

– На велике?

– Да. Хотела покататься.

– На трассу, надеюсь, не выезжала?

– Нет, конечно. Что за вопросы? Когда мы с тобой последний раз катались на велосипедах?

– В другой жизни.

Сестра действительно изменилась и очень сильно. Она никогда раньше не убивала и не ощипывала кур. Не знает, как это делается. Но сделала это. Как? Разве что...

– Юль, тебе отец ведь не только про тайник рассказал?

– Ты была слишком взрослой, – она устало вздохнула. – А я маленькой и восприимчивой. Не волнуйся, я помню, что тело – это всего лишь тело. Главное – душа. Со мной всё хорошо. В отличие от тебя, я фактически выросла в новой реальности и приспособлена лучше. Вспомни свою поездку в город. Мы ведь могли продержаться дольше, но ты не захотела потерпеть ещё немного.

– Мне жаль. Я не думала, что так всё обернётся.

– Я знаю. Не извиняйся. Ты – дитя прошлого. Я – настоящего. Нам повезло, что неприкасаемой оказалась ты, а не я.

И она права. Стыдно признавать, но я бы сломалась на её месте. Не выдержала. Ушла в себя. Или сорвалась с цепи, убив и её и себя. У Юльки было оружие в руках, но она не стала мстить. Даже охранников не тронула. Я бы так не смогла.

– Всё будет хорошо, Алис. Мы рождены для того, чтобы построить нормальный мир. И нам повезло попасть на Ковчег. Теперь у нас есть твой хахаль. Он может нам пригодиться...

Опять она говорит загадками. Две девочки, запертые в доме. Не видевшие солнечный свет годами. Что мы можем изменить?

– Ладно, пошли.

– Куда?

– Копать картошку. Я нашла лопаты.

Зима будет долгой, но нам повезло – ферма кормила не только своего хозяина. Поле, размером не меньше двух гектар, когда-то было полностью засеяно картофелем. Он выродился, новый урожай разве что на корм скоту годился – клубни слишком мелкие. Но мы не в том положении, чтобы капризничать.

– До конца зимы дотянем точно! – радостно воскликнула Юлька, выкопав десятый куст.

– А что весной?

– Весной нас здесь не будет.

– И ты не скажешь мне, почему?

– Не скажу. Потому что сама не знаю. Кстати, как там наши соседи поживают?

– Откуда ты знаешь, что я подглядывала за соседями?

– Ты предсказуема. Идеальный боец и никчёмный разведчик. Жаль, мама не разрешила приучать тебя к боли. Не езди больше по округе – спалишься. Нас ищут, ты помнишь.

– Мы должны знать, кто живёт недалеко от фермы, – неуклюже парировала.

– Тётка, каждый год рожающая по ребёнку, – Юлька загибала пальцы. – Мужик, который скончается на днях, с тремя сыновьями. Богатенький озабоченный буратинка, выжигающий на теле каждой своей любовницы клеймо. Не волнуйся, они все слишком заняты своими делами и не заметят нашего появления.

– Когда ты успела?

– Я умею быстро крутить педали.

ГЛАВА 20

После этого разговора я перестала ощущать себя старшей сестрой. Теперь я просто орудие в руках Юльки. Она знает больше, чем говорит. И подготовлена лучше, чем я. Выпытывать у неё подробности – бесполезно. Кататься по окрестностям тоже. Вот теперь я точно ничего не могу сделать. Не потому, что фантазия закончилась, а потому что я так хочу. Я устала. Действительно, устала. И впервые в жизни пожалела, что у меня нет пениса. Зима будет долгой и суровой, если верить народным приметам, но мы за это время сможем отдохнуть.

– Ты готова? – Юлька разбудила меня на рассвете, не предупредив заранее о своих планах.

– К чему? – с трудом открываю глаза и пытаюсь разглядеть в темноте её лицо.

– К возвращению домой, – пафосно отвечает мне.

Вскакиваю с кровати и возмущаюсь:

– Какого чёрта? Октябрь только начался. Днём можно без курток ходить.

Дядя Алека оставил нам не только дом, кучу еды и кур, но ещё и комплект отсыревшей, но вполне годной одежды. Мужской. Но тем лучше – в ней мы будем меньше привлекать внимание.

– Ночами вторую неделю заморозки. В их бараках нет отопления и тёплых одеял тоже нет. Они уехали, я не сомневаюсь.

– Юль, ты слишком торопишься, – сжала её руку со всей силы. – Они могли задержаться из-за нас. Нельзя торопиться.

– Не хочешь ехать – оставайся здесь. Я хочу как можно быстрее узнать содержание папиной инструкции.

– Но ты же сама не хотела вскрывать его тайник, – у меня почти закончились аргументы.

– Хотела. Но не могла.

– У нас всё хорошо, одумайся. Папа велел терпеть до тех пор, пока не станет совсем плохо.

– Но он не думал, что нам придётся перебраться в другое убежище. Алис, наши бывшие соседи совсем одичали. Они могут спалить дом и тогда всё пропало. Ты уверена, что военные запрут дом перед отъездом?

Значит тайник в доме. Забавно, я полагала, что папа закопал его где-то у забора. Ехать сейчас – действительно опасно, но и ждать дольше нельзя. Деграданты не станут палить дом до тех пор, пока не вынесут из него всё ценное. Снимут ламинат с пола, чтобы пустить его на обогрев. Разберут лестницу. Это займёт около двух недель. А потом они просто утроят пожар. Им не нужно свободное жильё по соседству. Им не нужны новые друзья и новые соседи, которые рано или поздно заселятся в опустевший дом.

– Я готова, – расчёсываю волосы и одеваюсь одновременно.

– Отлично. Я приготовила нам бутерброды. Позавтракаем по дороге.

Бутербродами Юлька назвала странную конструкцию из разрезанной варёной картошки и куриного мяса. Петухи так и не нашлись, так что рассчитывать на яйца и прибавления в курином семействе не приходится.

– Жаль, соли нет.

– Без соли тоже вкусно.

Мы должны подъехать к нашему бывшему дому после захода солнца. Юлька идеально просчитала время. Две девушки на велосипедах, одетые в мешковатую, мужскую одежду, совсем не привлекали внимание. Мы ехали прямо по трассе, и первое время я дёргалась из-за каждого, проезжающего мимо автомобиля. А потом поняла – все принимают нас за подростков, катающихся со скуки. Только военных могли заинтересовать наши персоны. Но военные покинули базу...

– Тсс, – Юлька приложила палец к губам, бросила велик на обочине, и нырнула в придорожные кусты.

Я последовала за ней, стараясь не отставать – не хватало ещё потеряться в темноте.

– Пригнись и не высовывайся, – сестра плюхнулась в грязную лужу, потянув меня за собой. – Нужно осмотреться.

Минут пятнадцать мы вглядывались в сумрак ночи, глаза привыкли к темноте и вскоре стали чётко различать окружающий пейзаж и контуры дома, возвышающегося за забором.

– Здесь нет никого, – зубы стучат от холода.

– Ладно, пошли, – Юлька будто бы не чувствовала дискомфорта от промокшей одежды.

Как две тени мы прошмыгнули по кратчайшему пути к забору и очень медленно пошли вдоль него. В паре метров от калитки Юлька остановилась и начала руками раскапывать землю.

– Что ты делаешь? – прошептала я, оглядываясь по сторонам.

– Калитка заперта.

Военные всё же не стали оставлять дом на растерзание соседям. Ещё пара минут и в руках сестры оказались три заржавевших от времени ключа.

– Идём.

Немного возни с замком, который отказывался подчиняться пролежавшему несколько лет в земле ключу. Еле слышный скрип калитки и мы во дворе. Ещё раз оглядываемся, заходим внутрь дома. Юлька в этот раз не замечает разгром, как ни в чём не бывало, перешагивает через остатки мебели и раскиданные вещи, спускается в подвал и начинает простукивать стены.

– Зажги свечи, – она не просит – приказывает.

Я достаю из рюкзака, позаимствованного у скончавшегося дядьки Алека, небольшой подсвечник. Трясущимися от холода и волнения руками, вставляю в него три свечи.

– Посвети здесь. Идиоты. Разобрали пол, но совсем забыли о стенах! Хотя нет, не забыли.

Один из блоков вырван из кладки и отброшен в сторону. Внутри тайника пусто, но Юлька не выглядит расстроенной. Наоборот – довольно улыбается.

– Точно идиоты. Найди что-нибудь тяжёлое.

– Топор для дров должен быть во дворе, под навесом для дров, – хвалю себя за гениальность.

– Нет, – Юлька качает головой. – Лучше большой камень. Или что-то подобное.

Вместе выходим из подвала. Перебираем разобранные вещи. В углу находится молоток для отбивания мяса.

– Подойдёт? – протягиваю его сестре.

– Надеюсь.

Юлька берёт в руки тяжёлый кусок металла и начинает аккуратно стачать им по блоку, отбивая от него крошечные куски бетона. Кропотливая работа затягивается, я предлагаю ей помощь, но она отказывается.

– Он очень хрупкий. Одно неловкое движение и... – не сдерживает радостный возглас.

– Кто он? – я заинтригована, до последнего думала, что внутри всего лишь адреса людей, которые смогут нам помочь.

ГЛАВА 21

Маленькая стеклянная коробочка блеснула при свете свечей. Внутри неё крошечный паук, выглядящий как живой. Шевелит лапками, красные глаза светятся в темноте.

– Что это?

– Чип. И ключ.

– Чип? Ты же не собираешься его вживлять? Власти не просто так чипировали всех, до кого смогли добраться.

Зачем отец оставил нам чип? Столько лет прятал от властей, а после смерти решил сдать? И почему чип всего один, нас же двое? Или он предполагал, что крайняя ситуация наступит, когда одна из нас погибнет?

– Не собираюсь. По крайней мере, пока, – Юлька откровенно любовалась пауком. – Этот чип не сдаст нас властям. Наоборот. Он перепрограммирует легальный чип. Представь, с ним можно не бояться военных. При любой проверке он создаст для нас нужный образ.

– Какой образ? – я не удержалась от нервного смешка. – Забыла, кем считают женщин в новой реальности?

– Объектами. Собственностью государства. Но только не всех. Личности некоторых людей, не только мужчин, засекречены. Во время проверки их чипов высвечивается только «не чинить препятствий, оказать всестороннюю помощь». Никаких фотографий, имён, персональных данных. Ничего, что позволило бы идентифицировать человека. Только представь себе, с помощью этого малютки можно свободно передвигаться по стране, пересечь границу, попасть на любой объект. Паучок спит и никак не выдаёт тебя, для активации нужно слегка нажать на него помассировав шею.

– И как он нам поможет? – я не разделяла её воодушевления. – Нас двое, а он один. И неизвестно, работает он или нет. В любом случае, нам нужна помощь. Реальная помощь живого человека, а не паука с красными глазами. Возвращаемся на ферму.

Я уже было развернулась, собираясь покинуть дом, но в этот момент во дворе послышался какой-то шорох.

– Прячься, – Юлька ринулась к свечам и начала сжигать какую-то бумажку. – Вживляй паука! – Дверь распахнулась, и в дом ворвались десятки военных.

Я спряталась за перевёрнутым столом. Волею судьбы паук на момент начала облавы, оказался в моих руках. Люди в форме уже схватили Юльку, и мне не осталось ничего другого, как достать чип из бокса. Понятия не имею, как его вживлять. Нужно как то запихнуть его под кожу? Но паук не нуждался в моей помощи. Почувствовав тепло человеческого тела, он оживился и как клещ пополз по руке.

Когда военные надевали на меня наручники, он уже добрался до нужной ему точки. Я почувствовала лёгкий укол. Всё. Он спрятался.

***

– Куда вы нас ведёте? Мы ничего не сделали! – военные тащили нас не к трассе, а вглубь посёлка.

Сонные соседи проснулись и высыпали на улицы. Вот же твари! Военные прилетели на вертолёте, а значит, нас сдал кто-то из местных. Они оставили кому-то из них спутниковый телефон и приказали следить за нашим домом. Зря мы поторопились. Нужно было дождаться морозов. Может быть тогда... Впрочем, нет никаких гарантий, что нас не схватили бы позднее. Нужно успокоиться и придумать, как поговорить с Юлькой так, чтобы никто из военных не заметил.

Она была так воодушевлена папиным чипом, что не успела рассказать о содержании бумаги. Судя потому, как быстро она начала её сжигать, даже не попытавшись спрятаться или сбежать, там было что-то очень важное. То, что не должны узнать власти. Уверена, она собиралась вживить паука в себя, но у неё просто не осталось времени на это.

Я попробовала идти быстрее, чтобы догнать сестру, но не позволили. В вертолёте нас посадили максимально далеко друг от друга. Шум лопастей, непроницаемые лица военных вокруг... У меня есть пропуск во все засекреченные дыры этой страны. Юлька знает, куда нам нужно ехать, но она скована по рукам и ногам. Впрочем, как и я. Нам не позволят поговорить. Не позволят остаться наедине. Её увезут на Шахты, а меня на Остров. И, скорее всего, промоют мозги как сестре Алека.

Алек! Я вспомнила каждое его слово и очень внимательно осмотрела лица военных. Они все были офицерами в одинаковой форме, не переговаривались и даже не смотрели друг на друга. Но по выправке, возрасту и чересчур властному взгляду я вычислила их командира.

– Спасибо что спасли меня, – прокричала изо всех сил.

– Заткнись.

– Я хотела, чтобы вы знали, я не хотела бежать. Мне стыдно перед Алеком. Стыдно перед вами. Я просто испугалась, что меня отдадут на поругание солдатам. Вы не сделаете этого?

Пусть думают, что я опасалась группового изнасилования. Буду изображать из себя истинную патриотку и образец послушания. Алек говорил, что полковника наказали за то, что он позволил сделать с Юлькой. Если повезёт, власти поверят в моё раскаяние. В конце концов, их человек нарушил инструкции и превысил свои полномочия. Пусть и отвечает за наш побег...

Пока я пускала скупую девичью слезу, пытаясь вызвать сочувствие у мужчин, которые привыкли убивать, Юлька предприняла нелепую попытку сбежать. Куда? Зачем? Вертолёт летит в неизвестном направлении над вершинами деревьев. Прыгать с такой высоты – самоубийство.

– Стой! – командир даже не встал со своего места.

– Вот же тварь! До крови укусила.

– Не скули как баба!

Короткий бунт подавлен в считанные секунды. Юлька за это время почти успела добраться до пилота и укусить, схватившего её военного.

– Ты что задумала, дура? – командир разговорился. – Разбиться хочешь?

– Мне терять нечего, – сестра с показной ненавистью посмотрела на меня.

– А нам есть чего. Сиди и не рыпайся.

На этом разговор на повышенных тонах, не столько из-за шума мотора и лопастей, сколько из-за нахлынувших эмоций, закончился. Оставшаяся часть пути прошла в полном молчании.