Текст книги "Мечта моего сердца"

Автор книги: Полин Эш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Он испытующе взглянул на Лейлу, которая делала свои записи. Подождав, пока она кончит, он сказал:

– Бонн здесь, я думаю, ни при чем?

– Думаю, нет, сэр, – осторожно ответила Лейла.

– Почему вы так считаете? Вы, верно, что-то недоговариваете?

– Нет, на самом деле ничего такого… он просто взглянул на меня так, словно ожидал увидеть кого-то другого, и, когда он сказал «Ром», я решила, что это имя. Он выглядел словно бы… разочарованным, когда понял, что не знает меня. Такое у меня создалось впечатление. Но может быть, мне все это показалось.

Керни знал, что ей не показалось, но не стал говорить этого вслух.

– А он может вскоре снова очнуться? Заговорить?

– Очень вероятно. Если он что-то скажет, запишите. Я обещал дать сестре знать, даже ночью, если он заговорит.

Лейла кивнула. Ей хотелось, чтобы он скорее ушел. Его присутствие всегда вызывало в ней странное беспокойство. Но он продолжал стоять и озабоченно смотреть на нее, словно хотел попросить о чем-то еще, но сомневался – стоит ли. Керни Холдстоку это было совсем не свойственно…

Она ждала, но он сказал только:

– Я скоро снова зайду. Мне нужно кое-что обсудить с вами. – И тихо вышел.

Вздохнув с облегчением, Лейла воспользовалась случаем, чтобы зайти в палату к Джефри Филби поздороваться. При ее появлении его лицо, как всегда, озарилось радостью.

– Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? – прошептала она.

– Прекрасно. А я ждал вас. Хотел спросить кое о чем, – проговорил он с нетерпением в голосе.

– О чем? Я могу чем-то помочь?

– Да. Помните, я рассказывал вам о малышке Кристин?

– Конечно помню. Но вам можно за нее не волноваться, она хорошо устроена.

– Да. Но скоро у нее день рождения, и как мне быть с подарком?

– Так, тут надо подумать, – весело ответила Лейла. – У вас уже есть что-то на примете?

– Не знаю. – На его лице снова появилось потерянное выражение, которого она давно у него не замечала. – Этим всегда занималась жена.

– Но, мистер Филби, все знают, что девять мужчин из десяти заходят в тупик, когда предстоит выбрать подарок женщине. Вы, наверное, из них. Не переживайте – на этот случай у вас есть под рукой человек, готовый сделать работу за вас, – я!

Он взглянул в ее оживленное лицо.

– Вот только я не представляю, что попросить вас купить для нее.

– Расскажите о ней поподробнее. Она любит читать или до сих пор предпочитает играть в куклы и другие игрушки? Вы даже не говорили, сколько ей лет.

– Семь. И я сам не знаю толком, что она любит.

Его слова озадачили Лейлу. Он посмотрел на нее.

– Понимаете, ведь она не наш ребенок. Жена очень хотела детей. Ей не нужны были горы…

Он сморщился и отвернулся. Его кровать стояла в ряду последней. Он уставился в стену, стиснул в кулаки задрожавшие руки.

– Я загляну попозже, хорошо? – пробормотала девушка. – Думаю, у меня появятся удачные мысли.

Он не оглянулся, ничем не дал понять, что слышит. Ее подозвала медсестра.

– Ну как, Ричи, сумела узнать, отчего он сегодня так взволнован? Если ты не смогла, то уж и не знаю, кто сможет.

– Это его маленькая племянница. Он хочет послать ей подарок, но не знает, что понравится девочке.

– Понятно! Надеюсь, ты ему что-нибудь подскажешь. Хотя ты ведь сейчас занимаешься мистером Таппенденом… Кстати, сейчас время пить чай.

Лейла и забыла про чай. Она спустилась вниз, не переставая думать о трагедии, постигшей Джефри Филби, и о его жене. Сумеет ли он простить себя за то, что навязывал жене свое хобби? Она читала где-то, что альпинисты влюблены в горы – а может, они, наоборот, ненавидят их так сильно, что стремятся покорить их во что бы то ни стало, даже ценой жизни? Разве такой человек имеет право впускать в свое сердце любовь к женщине, если им уже владеет всепоглощающая страсть? Джефри Филби хотел, чтобы жена разделила с ним эту страсть, и потерпел крах.

Когда, попив чаю, Лейла вернулась в палату, где лежал Марвуд Таппенден, она решила, что маленькой Кристин не следует пока знать о миссис Филби, которая, вероятно, была к ней добра. Лейла знала молодых женщин, которые страстно хотели детей, и их нежность изливалась на ребенка родных или друзей. Кристин будет страшно тосковать по молодой женщине, пытавшейся заменить ей мать.

Лейла бесшумно вошла в палату и увидела, что Керни Холдсток уже там. Дежурившая студентка-стажер встала и пододвинула к ней карту. Они молча заглянули в нее, затем студентка вышла, и Лейла заняла свое место.

Она сразу отметила, что Керни Холдсток смотрит на нее выжидающе. Интересно, о чем он собрался с ней говорить? Уж точно не о Джефри Филби. Она надеялась, что он не станет снова выражать свое недовольство, ведь он видел, как она несла книги для него. Это у библиотекарши есть повод сердиться, а не у главного хирурга.

Керни подошел к Лейле.

– Ну что же, няня, он не приходил в себя до того, как вы ушли на перерыв?

– Нет, сэр.

– Я подумал… не записать ли на диктофон то, что он станет говорить, но это, конечно, не практикуется.

– Разве это так важно?

– Сестра думает, что он волнуется из-за работы. У него остались невыполненными кое-какие дела, и если его беспокоит работа… – Он замолчал и сильно потер ладонью затылок.

– У вашей сестры сильный стресс… – отважилась заговорить Лейла, но не закончила, потому что Керни Холдсток резко обернулся к ней.

– Только никакой самодеятельности с этим больным! Здесь никаких проблем не будет. У Филби они есть, не спорю, у Марчмонта тоже, но не у моего зятя. Их брак абсолютно счастливый, они преданы друг другу безраздельно. Поэтому моя сестра едва держит себя в руках. И я уверен, что говорил он о работе.

– Хорошо, сэр, – покорно произнесла Лейла, готовясь выслушать все, что он скажет этим резким, неприятным тоном. Но он больше ничего не добавил, и, когда его вскоре позвали к телефону, Лейла подумала, что он яснее некуда высказал сейчас предельное неодобрение ее вмешательству в личные дела больных, и ей стоит переложить проблемы Джефри Филби на кого-то другого, лучше на руководство больницы, которое Керни Холдсток уже не сможет выбранить за помощь бедному мистеру Филби.

Вдруг она осознала, что больной смотрит прямо на нее! Лейла резко выпрямилась на стуле. Задумавшись, она не заметила, как он пришел в себя. Она виновато взглянула на часы и увидела с облегчением, что на самом деле прошли лишь какие-то секунды. Взгляд у больного теперь был полностью осмысленным.

Она наклонилась к нему, и он слабо сжал ей локоть и произнес тихо, но настойчиво:

– Надо забрать его, Ром.

Теперь Лейла нисколько не сомневалась, что Ром – это человек, но бесполезно было сейчас объяснять ему, что она не этот человек. И она просто спросила:

– Что забрать?

– Письмо! – Он словно слегка удивился, что приходится это объяснять.

Лейла понимала, что следует позвать сестру или кого-то из врачей, но всех волновало, что на уме у больного, и в этот момент ей показалось, что важнее остаться и выслушать остальное, чем бежать за сестрой, рискуя, что в ее отсутствие он снова потеряет сознание и оставит их в неведении насчет тревожащей его проблемы.

– Письмо?.. – мягко повторила она.

– Да. Которое я… нес на почту… когда…

Но тут силы его покинули, и он снова закрыл глаза. Лейла медленно опустилась на стул. Письмо? Ну разумеется, все только и говорили о письме, которое он хотел срочно отправить и на которое жена уговаривала его не тратить время. Это письмо он не хотел доверить никому другому, в особенности домработнице. А письмо было адресовано кому-то по имени Ром – и это, видимо, девушка. Девушка, за которую он принял Лейлу…

Глава 4

Больше Марвуд не разговаривал. Позднее он снова открыл глаза, но тогда в палате были медсестра и Керни Холдсток, и он не сказал ничего. Керни спросил Лейлу, есть ли ей что сообщить, но едва она начала рассказывать, что больной беспокоился из-за письма, которое собирался отправить, как главный хирург махнул рукой.

– Ах, это? Думаю, об этом можно забыть. Он лишь вспомнил момент, предшествующий катастрофе. Нет, я имел в виду – говорил ли он о чем-то связанном с работой? Сестра считает, что именно это у него на уме.

Лейла покачала головой:

– Нет, о работе он не упоминал. Только о письме.

Она тихо вздохнула. Керни Холдсток не был тем человеком, с которым она могла поделиться своими соображениями. Главный хирург наверняка рассердился бы, расскажи она, как больной называл ее Ром – после того как он только что говорил об идеальном браке сестры.

И она больше ничего не сказала. В конце концов, в словах больного не было ничего такого уж особенного.

Но все же ее беспокойная совесть теребила ее, и позже Лейла спросила у Опал, что она по этому поводу думает.

– Как же ты изводишь себя из-за пациентов! – взорвалась Опал. – Честное слово, будь я на твоем месте, я бы просто записала его слова и передала сестре или кому другому и умыла руки. Ведь меня это в самом деле не касается, и тебя, кстати, тоже.

– Ох, Опал, как у тебя все просто, – вздохнула Лейла. – Но только представь, что письмо было адресовано какой-то девушке, по имени Ром.

– Ну хорошо, представила. И жена о ней ничего не знает, так? Если расскажешь дорогуше Керни Холдстоку, он просто смертельно оскорбится. Разве не знаешь, как он опекает сестренку?

– Да, мне тоже кажется, что он сильно к ней привязан, – признала Лейла со скорбной улыбкой. – Он, кстати, сказал мне, что его сестра с мужем в высшей степени счастливы в браке и смотрят только друг на друга, так что никакой другой женщины просто в принципе быть не может.

– Вот видишь! Ну предположим, что он и писал какой-то девице. И теперь жутко напуган, что об этом узнают, а ты хочешь всем растрепать? Так-то ты заботишься о пациентах.

Лейла так расстроилась, что Опал внезапно предложила:

– Лучше мы вот что сделаем! Нелли Фрит и Абни зовут компанией сходить в кино. У нас как раз будет время. Я сказала, что спрошу тебя. К началу немного опоздаем, но у дружка Абни «лендровер», мы все туда втиснемся и потом успеем вовремя вернуться. Ну, что скажешь?

Лейла сказала, что согласна. Если отвлечься от текущих проблем, решение само собой придет на ум.

Было очень приятно сменить униформу на новое платье, светло-коричневое, с вытканным орнаментом – расходящиеся из одной точки четыре листика, черные и бежевые. Она причесывала волосы до тех пор, пока они не заблестели, а кончики не завились наружу.

– Не хочешь подкраситься? – предложила Опал, не отрываясь от зеркала, но Лейла покачала головой. Сама Опал сделала полный макияж, который выигрышно подчеркнул ее внешность, но Лейла больше нравилась себе без косметики. Опал недавно сделала короткую стрижку с пышной челкой и сейчас, без форменной шапочки, выглядела совсем по-другому. – Пойдем, все уже ждут внизу, – поторапливала она подругу.

Нелли Фрит выглядела тоже очень непривычно в розовом пальто с капюшоном и с зелеными тенями над печальными собачьими глазами. Абни в суперкоротком мини, кажется, чувствовала себя неловко. Их знакомые, веселые студенты-медики, острили не переставая и веселили всю компанию. Они лихо промчались по улицам на «лендровере», но в кинотеатре несколько угомонились.

Оказавшись за стенами больницы, Лейла вздохнула свободнее и приготовилась насладиться фильмом.

В перерыве к ним присоединился брат Нелли, принес пакетики с хрустящими чипсами, пахнущими уксусом. Йен Фрит работал в патоморфологической лаборатории в Инглвике, и разговор неизбежно перешел на недавний пожар. Когда свет погас, разговор прервался, но возобновился снова, когда после кино все зашли в кафетерий по соседству с кинотеатром выпить кофе с бутербродами.

– Этот Марчмонт, – рассказывал Йен, – собирался домой на выходные, но поссорился со своей девушкой. Девушку эту нашла ему мать и мечтала, чтобы у них что-то получилось, а он избегал приезжать домой, чтобы не встречаться с ней лишний раз. И вот что случилось! Он сильно пострадал?

Нелли ответила, что нельзя не пострадать, если лезешь в самый в огонь. Абни заметила, что руки-то ему следовало поберечь, раз они для него так ценны. Студенты возразили, что когда бросаешься в объятую огнем комнату кого-то спасать, то не думаешь, какую часть тела жальче всего. Все шумно заспорили, но тут Лейла снова задала вопрос:

– Что за картины он писал?

– А ты какие-нибудь видела?

– Я слышала, что в Инглвике была его выставка, но не успела там побывать, – призналась Лейла.

– По правде говоря, он здорово пишет. Мой шеф заказал ему портрет младшей дочери, но теперь он, как видно, останется незаконченным. Как я понимаю, руки у него совсем не работают?

– Совсем, – подтвердила Лейла.

– Да и краски держать в общей палате антисанитарно.

– В высшей степени, – сказала Лейла, блеснув глазами.

– Ох, не подначивай ее, Йен, – вмешалась Опал. – Поглядите на нее! Она уже забрала что-то в голову, а если Ричи что задумала, она добивается своего всеми правдами и неправдами. Если бы ты знал, как она возится с некоторыми больными, то не стал бы ее поощрять.

– Что, правда? – Йен задумчиво посмотрел на Лейлу.

– Отчасти, – признала та. – Видишь ли, сначала мы просто беседуем.

– Ну, это понятно, – произнес Йен.

– А когда я вижу, что их нужно отвлечь от мрачных мыслей, то как-то сами собой приходят некоторые полезные идеи.

– Как, например? – встряла Опал снова. – Что сегодня ты приготовишь Дадли Марчмонту на обед? Смотри, чтобы не узнала его мать. Это просто устрашающая особа.

– Правда, какая она? – спросила Лейла. Визит миссис Марчмонт не совпал с дежурством Лейлы в палате.

– Типичная бой-баба. И высокомерия через край. Подняла скандал, почему ее сына положили в общую, но ей объяснили, что так удобнее, принимая во внимание его травмы. Сильно досадует из-за ссоры сына с его девушкой, поскольку одобряла ее и уже мечтала о свадебных колоколах и о том еще, как Дадли к Новому году попадет в список награжденных за свой последний портрет.

– О господи, – тихо пробормотала Лейла.

– И она не скажет тебе спасибо за то, что ты вскружила голову ее сыну. Она хочет, чтобы для него существовала только Мерси.

– Кто?

– Так звать девушку – Мерси Лилбурн. Она, кстати, племянница епископа.

– Караул, – проговорила Лейла.

– Лучше тебе держаться от них подальше, – серьезно посоветовал Йен. – Ни к чему лезть в семейные разборки. Есть предложение – в следующий раз поехать в Инглвик, поглядеть город, где-нибудь перекусить и потанцевать.

– Я бы с удовольствием посмотрела Инглвик!

Йен подозрительно прищурился.

– Не в связи с пожаром, надеюсь? В тот конец города я вас везти не собирался.

Она мило улыбнулась:

– Ты ведь позволишь мне только взглянуть одним глазком? Больной попросил меня узнать, во что превратилась его квартира.

– Не лезь в это дело, Лейла, – повторно предостерег ее Йен. – Пусть этим займутся его мать и друзья.

– Хорошо, – внезапно сдалась Лейла. Но она уже ухватилась за свою идею и была рада, что никто ее не расспрашивает.

Йен казался славным парнем. Когда она расставались, он сказал:

– Значит, договорились. Как только я уточню, когда снова смогу вырваться, то сразу же позвоню. И не связывайся, Лейла, с Марчмонтами. Я обязательно поручу сестре за тобой присматривать.

Лейла пообещала и собиралась сдержать обещание, как Нелли Фрит поделилась потом с Опал. Но кто мог знать, что обстоятельствам предстояло резко измениться…

– Бедняжка Ричи сама не понимает, какие неприятности навлекает на себя, – вздохнула Опал. – Твой брат, похоже, ею увлекся. Нам надо поддерживать их отношения. Не нравится мне, какими глазами на нее смотрит наш главный. Ты замечала?

– Мне Керни Холдсток вообще не нравится, – категорично заявила Нелли. – Впрочем, и он мне платит тем же. Но на Ричи он глядит по-другому. Я все хотела с тобой это обсудить.

– Ну и как, по-твоему, он на нее смотрит? – хмыкнула Опал. – Смотрит букой, как и на всех.

– Нет. На нее он смотрит так, будто ищет, к чему придраться, но так, как придираются к тому, кто очень нравится.

Опал изумленно уставилась на нее.

– Вот уж чего никогда не замечала! В следующий раз, когда он столкнется с Ричи, я буду начеку. Но это полное идиотство, Фрити. Все знают, что Керни Холдсток найдет себе девушку из утонченного окружения своей сестры, если только когда-нибудь надумает обзавестись подругой.

– Я как раз это и хотела сказать, – серьезно кивнула Нелли. – И это будет ужасно для Ричи, если она всерьез начнет им интересоваться.

Но несмотря на их решимость понаблюдать за Керни Холдстоком и Лейлой, это оказалось не простой задачей. Керни регулярно видел Лейлу, когда она дежурила у постели его зятя, а в прочее время умудрялся говорить с ней, когда никого не оказывалось поблизости, как в то утро, когда ее остановил Альф Пилмер.

Пилмеры проживали в Ларквилле, в одном из маленьких домишек для пролетариев за домом Арабеллы. Миссис Пилмер помогала Арабелле по хозяйству, а Альф работал в больнице котельщиком. Этим утром он явно был чем-то крайне обеспокоен.

– Няня, правду говорят, что вы дежурите около мистера Таппендена? – спросил он Лейлу.

– Да, правда, пока дежурю я, – подтвердила Лейла, дружелюбно улыбаясь.

– У меня проблема, няня. Моя жена, видите ли, убирает у Таппенденов, а мистер Таппенден шел с письмом на почту, когда с ним это случилось.

Лейла мгновенно подобралась.

– С письмом? Вы знаете, куда оно делось?

– Нет, но я вас хотел спросить, может, знаете вы? Может, он что говорил про это письмо?

Лейла посмотрела в озабоченное лицо котельщика, прикидывая, сказать ему все или только самый минимум.

– А почему вы вообще заговорили о письме? – спросила она осторожно. – Если вы расскажете, это может помочь – вдруг мистер Таппенден спросит о нем. Я слышала, он хотел непременно сам отправить это письмо.

При этих словах Альф заметно успокоился.

– Так, значит, вам все известно! Я-то сомневался, стоит ли говорить, да жену мою это сильно тревожит. Дело в том, что кто-то позвонил. Молодой женский голос, а миссис Таппенден не было дома – она как раз навещала мужа в больнице. Трубку сняла моя жена.

– И что же? – мягко спросила Лейла.

– Ну, эта особа называться не стала, но сказала, что слышала про несчастье, и нету ли письма, потому как мистер Таппенден обещал о чем-то ей сообщить, и вот она ждет. Она не хотела, чтобы об этом узнала миссис Таппенден, и очень настоятельно об этом просила.

– Почему же? – быстро спросила Лейла.

– Эта особа сказала, что мистер Таппенден готовил жене сюрприз и не хотел, чтобы она узнала. Именно так она сказала. Если поверить в это… ну, не знаю, что тут правда, а что нет.

– Но ведь это все объясняет, – сказала решительно Лейла, улыбаясь котельщику подкупающей улыбкой. Нельзя, чтобы котельщик вбил себе в голову, что тут дело нечисто, и разнес слух по всей больнице. Но конечно, нельзя не признать, что звучало это по меньшей мере странно. – Я скажу, как мы поступим. Мистер Таппенден готовил сюрприз, поэтому мы сохраним все в тайне, пока он не окрепнет настолько, чтобы смог распорядиться сам. А если письмо найдется, вы принесите его мне, а я передам ему, хорошо?

– Как скажете, няня, – с явной неохотой произнес Альф.

– Только помните, что это секрет, – повторила она настойчиво.

– Ладно, няня, буду помалкивать, – согласился он.

Спеша по переходу в мужское отделение к своим обязанностям у постели Марвуда Таппендена, она столкнулась с Керни Холдстоком.

– Вы идете к моему зятю, няня Ричмонд?

Лейла кивнула.

– Я пойду с вами. Моя сестра желает повидать вас.

– Для чего?

– Да не волнуйтесь вы так. Она просто спросила о сиделке, которая дежурит у ее мужа, и выразила желание поближе познакомиться. Он никогда прежде не попадал в больницу.

Лейла почувствовала, что главный хирург хотел поговорить о чем-то совсем другом, и подняла на него вопросительный взгляд.

– Хотя мой зять и побывал в разных странах, это не то же самое, что побывать в больнице. Сестре кажется, что она должна находиться при нем постоянно, но раз это невозможно, она хочет иногда справляться о нем у вас по телефону.

– Ну разумеется, – согласилась Лейла, хотя Арабелла не оставила у нее такого впечатления.

– Вы пробудете с зятем некоторое время. Фактически он сейчас беспомощен. Пока он не привыкнет к новому состоянию, проследите, чтобы он сохранял спокойствие. Не позволяйте ему перевозбуждаться.

– Постараюсь, – ответила она неуверенно. – А он станет перевозбуждаться?

– Думаю, он будет трудным пациентом, насколько я его знаю и судя по тому, что случилось ночью, – произнес он сухо. – Он пытался встать! Мой зять очень энергичный и деятельный человек, для него невыносима сама мысль, что он оказался в больнице. Он еще не знает, до какой степени серьезны его травмы. И я не хочу, чтобы он знал.

В палату вошла медсестра, и вместе с Керни Холдстоком они осмотрели больного, затем вышли, и Лейла осталась с ним одна.

Марвуд лежал, глядя перед собой. Когда Керни заговорил с ним, было очевидно, что он узнал его, но никак не откликнулся. Керни предстоял большой обход, но ему очень не хотелось покидать мужа сестры.

– Тебе удобно, Марвуд? – спросил он негромко.

Марвуд Таппенден смотрел на него некоторое время, затем закрыл глаза.

– Он вас слышит, как думаете, сэр? – прошептала сестра.

– Да, он слышит, – мрачно сказал Керни и вышел из палаты в сопровождении медсестры.

Некоторое время в палате царила полная тишина, затем больной открыл глаза и в упор посмотрел на Лейлу.

– Снова вы, – произнес он. Говорил он явно с большим трудом, но, видимо, считал необходимым сказать то, что хотел.

– Да, это я, – с улыбкой подтвердила Лейла. – Может быть, позвать мистера Холдстока назад?

– Нет, не надо. Пускай только вы. Я подумал, что вы Ром.

– Я знаю. Может, вам что-нибудь принести?

– Нет! – беспокойно воскликнул он, затем повернул к ней голову. – Нет. Слушайте. Моя одежда – где она? Мне нужно… то письмо.

– То, которое вы несли на почту? – улыбнулась ему Лейла. – Но ведь это может подождать, пока вы не почувствуете себя лучше. Это был какой-то сюрприз для вашей жены, да?

Ее слова, кажется, его ужаснули.

– Нет! Конечно нет. Ей… нельзя знать.

Лейла пристально смотрела на него. Вид у него был крайне обессиленный.

– Вам лучше сейчас поспать, – пробормотала она.

Он закрыл глаза, тогда как она лихорадочно обдумывала услышанное. Добраться до его вещей она никак не могла. Их вообще могли выбросить – если они были порваны, залиты кровью, ни на что больше не годны. Но если в кармане лежало письмо, на что он, по-видимому, намекал, и оно содержало что-то очень для него важное, как ей успокоить его? Если сказать, что одежда уничтожена, это едва ли поможет.

Он открыл глаза и снова заговорил:

– Мы можете пойти туда, где… мои вещи, и… взять письмо?

– Вы хотите, чтобы его отправили? – спросила она мягко.

– Я просто… хочу его.

– Не знаю, смогу ли я. Я, по правде сказать, не знаю, где ваши вещи. Послушайте, я понимаю, как это тяжело – лежать и быть не в состоянии даже дойти до почты. Может быть, вы продиктуете мне это письмо заново? Потом вы подпишете его, а я отправлю. Как вы на это смотрите?

– Нет. Вы не поняли. – И он посмотрел на нее с тоской, а она не знала, чем ему помочь.

Позднее, когда ее сменила другая сиделка, она пошла навестить Дадли Марчмонта. Художник пребывал в сильном раздражении.

– Удалось вам узнать? – нетерпеливо спросил он. – Хоть что-нибудь сумели спасти?

– Боюсь, что немного. Слишком там много было легковоспламеняемых материалов.

Он бессильно откинулся на подушке и уставился на свои руки.

– Могу представить – все вспыхнуло, словно трут! И что мне делать теперь? Что мне делать?

– Вы можете заняться чем-то, вместо того чтобы просто лежать, – мягко проговорила она.

– Чем же? – Его лицо исказила гримаса. – Да, мне сказали, что скоро я смогу сидеть, только зачем? Зачем? – Он свирепо уставился в ее улыбающееся лицо. – Может, вы не в курсе, но для моего занятия нужны руки, а теперь я даже карандаша в них не могу удержать.

– Да, мне говорили. В палате все равно нельзя хранить краски, но как насчет графических рисунков?

– Вы совсем не кажетесь жестокой, – проговорил он тихо, – но сейчас вы поступаете жестоко. Вы наверняка понимаете, что мне не просто надо чем-то заняться. Может быть, я вообще больше никогда не смогу пользоваться руками. Никогда.

– Об этом я ничего не знаю, – сказала Лейла. – И никто не знает. Сейчас такие чудеса творят. Вам просто надо набраться терпения. Я знаю, что призывать к терпению легче, чем терпеть. Но ведь вы можете пока изучать что-нибудь новое?

– Например? Я все это время ждал вас с нетерпением, потому что вы внушали надежду. Но теперь я думаю, что вы каждому больному твердите одно и то же. Вы гипнотизируете их вашим голосом, вашей улыбкой, но за этим только одна пустота. Вы не можете сказать ничего нового!

– Наверное, не могу, – печально подтвердила она, поднимаясь со стула. – И наверное, это глупо – предположить, что вы могли бы рисовать, держа во рту карандаш, вставленный в длинный мундштук. Это слишком трудно. Ну что же, мистер Марчмонт, простите. Но я буду заходить к вам, когда только смогу.

– Нет, постойте! Одну минуту, няня.

Она вернулась назад. И увидела, что в его бледное осунувшееся лицо вернулась жизнь.

– Вы и правда считаете, что я мог бы попробовать? Но как это устроить?

– Есть подставка для книг, вроде нотного пюпитра. Можно с ее помощью зафиксировать прикроватный столик под нужным наклоном. Очень многие пациенты с забинтованными руками этим пользуются. И я поищу длинный мундштук, если у вас нет своего.

Он пришел в такое возбуждение, что Лейла даже засомневалась в разумности своего предложения.

– Можно просто попробовать, мистер Марчмонт, а если не получится, мы еще что-нибудь придумаем, – мягко сказала она.

– Я хочу попробовать, – произнес он севшим голосом. – Подойдите ближе. Нет, еще ближе. Дайте посмотреть на вас. Простите, что я нагрубил. Когда вы вошли, я ненавидел все и всех на свете. Я был на переделе отчаяния. Но сейчас это, правда, прошло. Я попытаюсь сделать что-то в этом роде.

– И тут нет ничего оригинального, – сказала она. – Я читала, что люди это делают, даже кистью рисуют на специальных мольбертах.

– У меня есть заказы, – проговорил он с прежним волнением. – Я не хочу их потерять. Никаких других источников доходов я не имею. Если я не смогу зарабатывать, мне придется вернуться домой… О господи, Ричи, незачем вам все это знать. Я взываю к вашей доброте и прошу вашей помощи. Но нет, как я могу обременять… только эта проклятая беспомощность!

– Просто скажите, что вам нужно, и я попытаюсь все достать, – очень мягко сказала она, вынула из кармана блокнотик и нацелила в него карандашик, готовясь записать все, что он продиктует.

– Я и писать мог бы таким способом, – покривил он губы, – если только у кого-то потом хватит терпения разбирать мои каракули.

– Не переживайте. Ведь мы договорились, что я вам помогу, правда?

– Но все равно – какой в этом прок! – снова взорвался он. – Я только что вспомнил… Все наброски ведь пропали, а без них что я смогу? Сюда они ей не позволят приходить позировать, в мужскую палату… Господи боже, и о чем я только размечтался!

– О ком вы говорите?

– О девочке, портрет которой мне заказали.

– Погодите-ка – это ее отец патологоанатом? – опрометчиво спросила Лейла.

– Откуда вы узнали? – насторожился он сразу.

– Один мой знакомый работает в Инглвике в анатомической лаборатории, и он упомянул, что его шеф заказал вам портрет дочки.

– Вот как? – горько проговорил Дадли. – Теперь, наверное, все об этом судачат. Марчмонт больше неспособен выполнить заказы! Нет, это невозможно! Все без толку.

– Я подумала, что, раз ее отец отчасти тоже медик, он мог бы договориться, чтобы девочку пускали сюда с кем-нибудь. Вы как считаете? Сначала потренируйтесь, посмотрите, как будет получаться, а потом мы эту идею подкинем шефу моего друга.

– Знаете, вы выдвигаете самые смелые и шокирующие идеи с на редкость невинным видом, – сказал Дадли. Глаза его горели, лицо ожило.

– У вас снова получилось, няня! – произнес Джо Дилкинс с соседней кровати. – А то он лежит тут, все жалеет себя, а вы пришли и в одну-то минуточку его расшевелили. И теперь все у него получится, можно не сомневаться. Вы, одно слово, волшебница.

– Тише, мистер Дилкинс, а то у меня будут неприятности, – широко улыбнулась Лейла и уже хотела уходить, но спохватилась и снова вернулась к Дадли: – Вы рисовали детей. Какого возраста?

Он пожал плечами и сморщился от боли.

– Разного. Этой, последней, восемь. А что?

– Как вы занимаете их во время сеансов? Что им нравится? Я не просто так спрашиваю – тут у одного больного семилетняя дочка, и он хочет послать ей подарок, но не знает, что ей понравится.

Дадли криво усмехнулся.

– Мой метод не всем подойдет. Я обычно даю им трудное задание и делаю вид, будто не верю, что они справятся. Большинство деток пытаются – чтобы доказать, как ошибся глупый дядя.

Лейла ушла, тихо смеясь, хотя совет Дадли мало чем мог ей пригодиться в случае с ребенком Филби. Ей снова пришло в голову самой написать девочке, и если та ответит, то ее письмо может навести на какие-то мысли. А может быть, лучше написать директрисе интерната?

До возвращения на пост у Марвуда Таппендена еще оставалось время забежать к Джефри Филби.

Джефри лежал, глядя в потолок, но при виде Лейлы повернул голову и протянул ей руку. Она взяла ее в свою.

– Здравствуйте. Сестра разрешила мне побыть с вами пять минут, потому что прямо сейчас мне надо на дежурство.

– Куда? – спросил он.

– Я сейчас ухаживаю за больным в боксе в конце коридора.

– А, это, наверное, зять нашего хирурга. Какой он из себя?

Едва ли Джефри принесло бы облегчение услышать, что Марвуд Таппенден красив и молод, хотя Лейла знала, что все сиделки обсуждают его внешность, как обсуждали бы внешность кинозвезды. Она сказала только:

– Бедный, выглядит он очень плохо, и пока еще никто не знает, насколько он сможет реабилитироваться.

– Такой же безнадежный случай, как мой? – горько спросил Джефри.

– Ну, ваш жребий не самый тяжкий, – отозвалась Лейла. – Вы по крайней мере можете отдохнуть в кровати. А если бы пришлось быть все время на ногах, как я? Иногда ноги так горят, словно стоишь на раскаленной печке.

– Не верю, – сухо произнес он. – Уж про ноги мне все известно, и, если бы ваши вас беспокоили, боль непременно проявилась бы на лице – морщинами. Лицо отлично отражает состояние ног. У пяти сиделок в этом отделении проблемы с ногами действительно есть, у прочих нету. Некоторым людям ноги доставляют настоящие мучения, а другим все нипочем, даже если они многие часы проводят на них. Я могу лекцию прочесть о ногах, подходящей обуви, носках, супинаторах. Впрочем, кому это интересно?