Текст книги "Жена чародея"

Автор книги: Пола Вольски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Ульф радостно рванулся к ней – и споткнулся о тело лежащего без чувств гвардейца. Он упал и в падении ударился головой об угол восьмиугольного стола. Тяжко приземлившись, он застыл в неподвижности. И тело, и голова были разбиты. Он испытывал смертельную усталость и не понимал, что ему делать.

Но скоро отлично развитый инстинкт самосохранения помог командору прийти в себя и он мало-помалу зашевелился. Медленно перевел тело в сидячее положение и сделал паузу, чтобы собраться с силами. Дыхание у него было сбито, ориентироваться в комнате он перестал, голова раскалывалась. Тьма запечатала глаза, а крики и вопли обезумевших воинов заложили уши.

Ульф решил поискать хоть какой-нибудь источник света, но ничего не нашел. Тут рядом с ним споткнулся один из гвардейцев и в падении рухнул на своего начальника. Этот удар выколотил из легких Ульфа последние остатки воздуха, но все же ему удалось выругаться:

– Черт бы тебя побрал!

Узнать его по голосу было сейчас невозможно. Остающийся невидимым гвардеец испустил истошный вопль:

– Колдун! Он здесь! Он живой!

– Да ты что, идиот… – начал было Ульф, но договорить ему не пришлось.

Острое лезвие, просвистев во мраке, впилось ему в тело.

Ульф чудовищно закричал, почувствовав, как из свежей раны хлынула кровь. В ответ на этот крик его ударили снова – и на этот раз меч вонзился в жизненно важные органы.

Говорить Ульф уже не мог. Обливаясь кровью, испытывая невыносимую боль, он, однако же, оставался в сознании и вполне понимал, что именно с ним происходит. Он застонал – и новые удары обрушились на него, жаля, как слепые змеи. На этот раз за дело взялись несколько мечей сразу. Крик переполошившегося гвардейца привлек к себе внимание его собратьев – и теперь они яростно били, крушили, рубили в капусту простершееся на полу тело до тех пор, пока оно не застыло в полной неподвижности. И только тогда его оставили в покое.

Судьба оказалась немилосердна по отношению к лорду Хаику Ульфу – и его беспамятство обернулось лишь обмороком. Очнувшись, он обнаружил, что лежит на полу, весь израненный, однако в здравом уме и ясной памяти. Лежал он, хотя это так и осталось для него неведомым, всего в нескольких футах от бездыханного тела Грижни. В комнате по-прежнему царила непроглядная тьма, однако убийственный жар и грозный треск сверху подсказали Ульфу, что пожар свирепствует уже где-то совсем рядом. Вокруг него раздавались отчаянные крики его гвардейцев, многим из которых так и не удалось выбраться из Черной комнаты. Ответить тем же командор уже не мог, но все же один звук он издал, иронически простонав. При всей своей грубости и жестокости командор Хаик Ульф не был лишен чувства юмора.

Гвардеец Кронил, волей-неволей оставшийся за главного, в конце концов обнаружил дверь.

– Сюда, – призвал он своих товарищей. Но и это прозвучало хриплым шепотом, потому что воздуха в легких у него уже не оставалось. – Здесь выход!

Кое-кто расслышал его слова, подтянулся к Кронилу и, в свою очередь, начал скликать остальных. Но слишком долго оставаться здесь они не посмели, потому что пламя бушевало уже прямо над головой. Кронил с несколькими гвардейцами вырвался из Черной комнаты в коридор.

И как только они покинули колдовскую западню Фал-Грижни, к ним вернулась былая смелость. Здесь было точно так же жарко, точно так же было нечем дышать, но страх, объявший их под покровом противоестественной тьмы, прошел. Одного взгляда оказалось для Кронила достаточным, чтобы понять, что конец коридора, в котором находилась лестница, превратился в огненный ад. Пламя быстро двигалось по направлению к Черной комнате. Единственный путь к спасению пролегал в дальнем конце коридора, причем и этот путь, судя по всему, должен был остаться сравнительно безопасным уже совсем недолго. Кронил в последний раз посмотрел на разверстую дверь Черной комнаты. Там по-прежнему стояла и оттуда по-прежнему просачивалась невыразимая, невозможная тьма. Из этой тьмы доносились отчаянные крики и стоны. Но, как это ни странно, звучали они так, словно раздавались где-то вдали. В последний раз Кронил обратился к своим обреченным товарищам, но никто из них не отозвался из мрака на этот зов. И вот он вместе с немногими спутниками бросился прочь, оставляя позади огонь, тьму, разрушение и гибель.

На бегу Кронил бормотал себе под нос:

– Безмозглые идиоты! Нам ведь было велено взять Фал-Грижни живьем. А теперь за все придется держать ответ. Да Ульф нам за такое руки-ноги поотрывает. – И тут он заговорил в полный голос: – Кому-нибудь известно, где командор? – Никто не ответил. – Должно быть, давно выбрался оттуда. А где домочадцы Грижни?

– Все они мертвы, – ответил гвардеец, бегущий рядом с ним. – Зарублены, сгорели и закололи себя сами. Кроме… – Он помедлил, произносить следующую фразу ему явно не хотелось. – А кому-нибудь известно, куда подевалась его жена?

Глава 20

Хорошо еще, что Ниду был знаком тайный подземный ход, потому что Верран бы одной отсюда ни за что не выбраться. В прошлом Фал-Грижни готовил этот секретный лаз для себя самого. Существование подземного хода давало магу возможность покидать дворец и возвращаться туда незамеченным. Чем и обеспечивалась неожиданность его ночных вылазок в город, которым он во многом и был обязан своей репутацией человека всезнающего и вездесущего. Однако Грижни в своей гордыне и помыслить не мог, что когда-нибудь этим подземным ходом воспользуются для бегства. Поэтому лаз был снабжен всевозможными западнями и ловушками, чтобы остановить непрошенных гостей.

Фонарь в руке у Нида освещал сухой каменный пол, арочный каменный потолок и стены, в которых с неравными интервалами можно было заметить ниши. С виду эти ниши казались весьма невинными, и Верран была застигнута врасплох, когда вскоре после их с Нидом появления в подземном ходе из одной ниши вырвалась и тут же набросилась на нее и на мутанта стая крылатых созданий с клыками и когтями, а также с чрезвычайно ядовитым дыханием. На мгновение все вокруг наполнилось хлопаньем крыльев, блеском кровожадных глаз и истошными криками. Верран тоже закричала и, попятившись, прикрыла одной рукой лицо, а другой живот. Раздалось боевое шипение Нида, и он описал по воздуху широкую дугу фонарем, пламя которого было открыто. Искра задела одно из ужасных созданий, и оно с грохотом взорвалось. На мгновение крупный огненный шар завис в воздухе, затем исчез. Нид, шипя, вновь принялся размахивать фонарем. Искры полетели одна за другой, и одна за другой крылатые твари стали взрываться, превращаясь в огненные шары. Разъяренные и испуганные, они метались по подземному ходу подобно летучим мышам. Одна из них опустилась на плечо Ниду и впилась когтями в его волосатую шею, на время ослепив его мельканием своих крыльев. Тщетно мутант, крутясь всем телом, пытался сбросить с себя мучительницу. Та вцепилась в него когтями, а потом еще и клювом намертво. В конце концов он исхитрился поднести фонарь к самой пасти гадины, зная о том, что ее дыхание представляет собой горючую смесь. Возникший в результате этого взрыв опалил самого Нида – от затылка до сакральных колючек на спине. Яростно зашипев, он принялся вовсю размахивать фонарем. И неистовство мутанта распугало последних гадин, убравшихся в конце концов в ту нишу, из которой они вылетели. Миазмы их ядовитого дыхания еще висели в воздухе. Схватка началась и закончилась всего за несколько секунд.

Нид посмотрел на Верран. Она лежала, скорчившись, на полу, обеими руками обнимая огромный живот. Поняв, что опасность миновала, она поднялась.

– Тебя ранили, Нид, – встревоженно сказала она. – Мне так жаль, дорогой мой. Когда к нам присоединится лорд Грижни, он тебя вылечит. И он будет гордиться тобою, тем, что ты сделал.

Нид, уловив нотки сочувствия в ее голосе, растроганно зашипел. При упоминании имени лорда Грижни его уши затрепетали. Однако он был ранен куда серьезнее, чем сейчас казалось им обоим. В раны, оставленные когтями и клювом, попал яд. Нид взял сверток с рукописями лорда Грижни, который выронил в ходе схватки, и они с Верран продолжили путь.

Нападение крылатой нечисти оказалось лишь первой из опасностей, справиться с которыми Верран помогло присутствие Нида. Именно Нид знал обходной, кружный путь, позволивший им не попасть под удары чудовищных газообразных пальцев, которые, выбиваясь из трещин в потолке, грозили расправиться со странной парочкой. Именно Нид знал, как обойти коварные камни, которые, едва ты ступишь на них, вырывались из пола и взлетали к потолку с такой скоростью, словно ими выстрелили из катапульты. Нид знал, где спрятаны под ногами стеклянные резервуары с ядовитой кислотой и где затаилась неразрываемая паутина. Нид знал, где висят живые провода, наполовину металлические и наполовину телесные, – висят, кормятся, плодятся и выпускают свои смертоносные усики. Он объяснил и показал Верран, как нужно проползти по полу, чтобы избежать взрыва в пространстве, созданном ее мужем и названном отпугивающим вакуумом. Он сумел целой и невредимой провести ее мимо певучих сетей и разинутых мраморных челюстей. А ведь все это грозило им обоим неминуемой гибелью. Леди Верран, и вообще-то нежная и слабая, сейчас пребывала в положении, особенно не подходящем для такого рода испытаний. И лишь мысль о том, что именно такова воля мужа, заставляла ее идти вперед, держась в трех-четырех шагах за спиной у поводыря. Что же касается Нида, то он испытывал страшные мучения. Неистово болела обожженная спина, в которую к тому же попал яд. Он шел, ведомый некою обреченностью, которую его примитивный разум не смог бы назвать роком. Он не понимал, почему его собственное тело внезапно восстало против него и почему его одолевает такая тревога именно теперь, когда главные испытания уже остались позади. Нид пытался скрыть от Верран владеющее им отчаяние и в какой-то мере ему это удавалось. Фонарь у него в руке горел ровным пламенем, а его неуклюжая походка была точно такою же, что и всегда. Его леди по-прежнему могла на него положиться.

А самой Верран вполне удавалось справляться со своими страхами. Разве не Фал-Грижни позаботился о ее побеге? Разве он не пообещал, что сам скоро присоединится к ней? И разве когда-нибудь бывало так, чтобы у него не выходило что-нибудь из задуманного? В туннеле становилось все теплее – и это напоминало Верран, что дворец у нее над головой объят пламенем, но она не сомневалась, что победа в конце концов останется за ее мужем.

И вот Нид довел ее до самого конца туннеля. Выход из подземного хода был тщательно замаскирован кустами. Они, соблюдая все меры предосторожности, вышли и обнаружили, что находятся под ночным небом в саду на другом берегу и в дальнем конце канала Лурейс. Повернувшись, Верран посмотрела поверх деревьев в ту сторону, где остался дворец, и не сдержала крика ужаса. Дворец Грижни навеки погиб; пожар, который бушевал там, остановить было невозможно – и такой пожар наверняка не пощадит ничего. Уже рухнула самая высокая из башен. Пламя вырывалось из-под крыши и самым фантастическим образом отражалось в главном куполе, изготовленном из литого серебра. Орнамент, украшающий крышу, частично обрушился, а частично сгорел, и даже изумрудно-зеленое знамя рода Грижни, горделиво вознесенное над дворцом, было сейчас объято пламенем. В водах канала отражались миллионы огней, миллиарды искр. Многие из соседних причалов были забиты зеваками, на воду спущен целый флот лодок и всевозможных суденышек. Все население Ланти-Юма не усидело по домам, спеша стать свидетелями грандиозного и невероятного события – падения древнего дома Грижни. Многие из них следили за происходящим, разинув рот, и относились к нему как к чему-то, явно превышающему пределы их разумения. Но многие другие откровенно ликовали по поводу победы светской а значит, человеческой власти над всемогущим царем демонов. Пожарище было окружено и полностью блокировано гвардейцами герцога, шлемы и панцири которых в отсветах пламени сверкали столь же грозно, как и мечи. Все гвардейцы стояли лицом к дворцу, чтобы пресечь в корне малейшую возможность побега. Разумеется, посмотреть на канал и на сад в дальнем его конце даже не приходило им в голову.

Лодка, как и посулил Грижни, была привязана неподалеку – маленькое полированное судно с высоким резным носом, легкое и изящное на воде, как лебедь. Сиденья были обтянуты черной кожей, а на дне, как и пообещал Грижни, лежали покрывала. Нид осторожно огляделся по сторонам. Хотя он, покидая подземный ход, и загасил фонарь, света вокруг было предостаточно: ночь озарял пожар во дворце Грижни, кроме того, фонари и факелы горели на всех лодках, с которых любовались грандиозным зрелищем горожане. Но взгляды всех были неотрывно прикованы к полыхающему дворцу – Нид удовлетворенно кивнул головой. Верран тут же вышла из потайного места в кустах. С такой уверенностью, как будто она все это не раз репетировала, она подошла к лодке, волоча по грязной воде подол платья, с удивительной легкостью и ловкостью спустилась на судно, свернулась клубочком на дне и прикрылась покрывалами. До сих пор события развивались в точности так, как предсказывал ее муж. Нид влез на борт, и теперь, когда Верран больше не видела его, позволил себе расслабиться. Потом отложил в сторону сверток, взялся за весла и начал грести.

Черная лодка скользила по водам с акробатической легкостью, как будто ее владелец дал ей волевой наказ как можно быстрей и безопасней доставить пассажиров к месту назначения. Ни зеваки, ни гвардейцы не обратили на беглецов внимания. Нид сидел нахохлившись и низко опустив голову – в равной мере и от усталости, и из хитрости. Лишь один раз поднял он глаза, поглядев на объятый пламенем дворец, и изо рта у него вырвалось горестное шипение. Звериный инстинкт, оказавшийся куда вернее доводов разума, которыми руководствовалась Верран, подсказал ему, что Фал-Грижни непременно погибнет. Жаркие воздушные волны накатились на него со стороны дворца, отозвавшись в обожженной спине новой болью. Мутант еще ниже пригнул голову и еще крепче вцепился в весла. И когда они проплыли мимо пожара, ночь стала прохладнее и темней, да и шум всеобщего ликования остался позади. Нид понял, что проплывает уже приграничными каналами Ланти-Юма.

Лодка скользила по водам; в воздухе пахло травами, цветами, дымом и отчаянием. Ее пассажиры не привлекали к себе внимания – население Ланти-Юма глазело на грандиозный пожар. И вот лодка вплыла в обширную тень крепости Вейно. С обеих сторон над шлюзом горели фонари. Шлюз, как и предупреждал Фал-Грижни, оказался закрыт – здесь никого не впускали и не выпускали.

Нид ввел судно в небольшую гавань и быстро направил его к сторожевому посту. Могло показаться, что здесь никого нет. Жалкие окрестные домишки стояли с темными окнами, оттуда не доносилось ни звука, в воздухе пахло нищетой. Слышно было только, как плещет вода в канале. Мутант выбрался на причал, вынес и положил рядом с собой сверток, затем помог выбраться леди Верран.

– Здесь кто-то должен быть, – сказала Верран, но ее нежный голосок прозвучал неуверенно. – Он сказал, что непременно кто-то будет.

Нид поднял голову, принюхался и, развернувшись, оказался лицом к лицу с густой тьмой, лежащей от него по правую руку. Оттуда послышался тихий свист, а затем из дверного проема, в котором он прятался, наблюдая за прибытием лодки, вышел какой-то мужчина. Он оказался молод, высокого роста и атлетического сложения, хотя, пожалуй, уже переходящего в полноту, его мясистое лицо было довольно благообразно. Молодой человек был одет в форму герцогской гвардии.

– Вы опоздали, – без обиняков начал он. – Мне сказали, что вы появитесь еще час назад. Или вы не понимаете, какому риску я подвергаюсь, дожидаясь вас?

– Мы прибыли, как только смогли, – сказала Верран. Вид этого странного человека, на котором была форма заклятых врагов ее мужа, рассердил и расстроил Верран. – Вы гвардеец Ранзо?

– Он самый. Послушайте, вам следует знать, в какой вы опасности. Пока я тут стою, прошли три разных патруля, и все спрашивали у меня, не попадались ли вы мне на глаза… – Не закончив своих пояснений, Ранзо бросил первый пристальный взгляд на Нида и пришел в изумление. – А это еще что такое?

– Это проводник, которого послал со мною муж.

– Нечто среднее между обезьяной и ручным медведем. А что у него со спиной?

– Его ранили. Прошу вас, – взмолилась Верран. – Прошу вас, пропустите нас. Вы ведь откроете нам шлюз?

– Нет, этого делать я не собираюсь. Я пропущу вас вон через это. – Он указал на маленькую дверцу в городской стене; таких дверец было по всему периметру стены великое множество. – По ту сторону вас дожидается экипаж и там же найдется продовольствие. Я все предусмотрел, так что беспокоиться вам не о чем. Но сам я рискую ради вас головой, вы это понимаете?

– Фал-Грижни этого не забудет.

Произнося это, Верран, конечно, не знала, что в эту минуту залитый кровью труп ее мужа сгорает в пламени пожара.

– Правда? Но я на это не рассчитываю. Вы понимаете, что случится со мной, если меня уличат в том, что я вам помогаю? – Ответа не последовало, и он добавил: – Я уж не говорю о том, во сколько мне обошлись экипаж и продовольствие. И после всего этого не удостоить меня даже мимолетным взглядом?

Верран по-прежнему ничего не ответила, а Нид предостерегающе зашипел, почуяв в словах гвардейца нечто недоброе.

– Когда я иду на такого рода риск, я имею право потребовать, чтобы это оценили. Я ведь вам, знаете ли, не слуга. И помогать вам вовсе не обязан.

– Лорд Грижни наверняка оценит…

– Лорд Грижни, если хотите знать, на данный момент, скорее всего, погиб!

– Это неправда!

– А если еще не погиб, то его казнят через несколько часов. Так как бы вы на моем месте…

– Это ложь. – В словах леди Верран прозвучало столько страсти, что гвардеец в недоумении посмотрел на нее. – У лорда Грижни все в порядке!

Поглядев на ее ставшее смертельно бледным лицо, Ранзо решил не продолжать спора на эту тему.

– Так или иначе, речь идет о том, что я у вас не на жалованье.

– Ну и что же?

– Я уже сказал, что ко мне отнеслись несправедливо, – рассерженно пояснил Ранзо. – Меня в любую минуту могли, да и могут убить, но вам это безразлично, верно, леди? То, что я делаю, стоит куда больше того, что мне заплатили.

– Такими делами занимается мой муж…

– Вашего мужа здесь нет. А вы есть. Так что давайте не тратить времени понапрасну. Сколько у вас с собой денег?

– Я не… у меня нет… – залепетала Верран.

– Не понимаю, вы хотите выбраться из города или не хотите? А если хотите, то извольте со мною немедленно расплатиться.

– Сколько же вы просите? – с трудом сдерживая слезы, осведомилась Верран.

– Я же сказал, давайте не будем терять времени понапрасну. Наверняка вы бежите из города не с пустыми руками. Как насчет драгоценностей? Может, они зашиты в платье? – Он нагло осмотрел ее с ног до головы. Потом ткнул ей большим пальцем в живот. – Настоящий? Или вы туда что-то спрятали?

Верран отпрянула, но стражник, взяв ее за плечо, придержал ее на месте. Однако тут к ней вернулась всегдашняя храбрость.

– Руки прочь! – сказала она. – Я уж прослежу за тем, чтобы вас посадили в клетку и утопили в Большом болоте.

На мгновение Ранзо растерялся. Но затем, окинув еще одним взглядом ее беззащитную фигурку и вспомнив о том, что ее мужа уже убили или взяли под арест, решил, что ему ничего не угрожает.

– Что ж, давайте посмотрим, что у вас там, – оскалился он и начал шарить руками по ее платью.

Прежде чем Верран успела хотя бы вскрикнуть, Нид рванулся вперед. Одной лапой он отшвырнул свою госпожу в сторону. Другою – обхватил гвардейца и притянул его вплотную к себе – к разинутому, грозно шипящему рту с торчащими из него клыками. Охнув, Ранзо с трудом разомкнул этот захват и отскочил в сторону. Одновременно он выхватил из ножен широкий палаш. Какое-то мгновение человек и мутант смотрели друг на друга с расстояния в несколько футов.

– Нид, нельзя! – крикнула Верран, но ее спутник не обратил на это никакого внимания.

Яростно зашипев, мутант бросился на противника. Ранзо взмахнул кинжалом, и из плеча у Нида брызнула кровь. Зашипев от внезапной боли, мутант, однако же, не отступил и не отступился. Его напор прижал гвардейца к стене ближайшего дома. Через мгновение лицо Ранзо залилось кровью: клыки Нида распороли ему правую щеку. Схватив растерявшегося противника за горло, Нид повалил его наземь. Падая, тот сильно ударился головой о камень, несколько раз дернулся и затих.

Верран перевязала рану Нида шелковым шарфом, но кровь проступила через тонкую ткань почти сразу же.

– Обопрись о меня, – сказала она. – И пошли отсюда, пока он не очухался.

Но мутант совершенно вышел из повиновения. Если бы он обладал даром речи, он сказал бы Верран, что этот гвардеец не очухается уже никогда.

– Я сама понесу сверток, – сказала Верран.

Но Нид воспротивился и этому. Судя по всему, он относился к вещам, врученным ему господином, как к священному бремени.

– Остается надеяться, что он не солгал насчет экипажа.

Они подергали дверцу и обнаружили, что она заперта. Пока Верран ломала голову над тем, как быть дальше, Нид тщетно впился в деревянную дверцу клыками.

– Это не поможет, – сказала Верран. – Она слишком массивная. У этого человека при себе должен быть ключ. Я… да, я сама поищу его, – сделав над собой усилие, сказала она. – Если, конечно, он не очнется.

Верран присела на корточки возле неподвижно застывшего гвардейца. На мгновение ее парализовало тошнотворное отвращение, но затем она осторожно отстегнула от пояса Ранзо кожаный кошель. Он не шевельнулся – и тут ей впервые закралась в голову мысль о том, что, возможно, она обшаривает мертвеца. Задрожав, она отпрянула от бездыханного тела.

В кошельке нашлась серебряная монета, немного мелочи, вошебойка, пара дешевых игральных костей, изготовленных из дерева, и брелок, на котором болталось с полдюжины ключей. Верран вынула из кошелька ключи, оставив нетронутым все остальное. Самый большой и заржавленный ключ оказался тем, который она искала. Он подошел к замку, однако не повернулся в нем. Понадобилась вся сила Нида, чтобы дверь наконец удалось отпереть. За нею открылась глухая тьма, лишь в самом конце которой горел слабый огонек. Верран крепко взяла Нида за лапу, и он обрадованно зашипел. Вдвоем они прошли под городской стеной, толщина которой составляла шестнадцать футов. Дверью в дальнем конце коридора служила железная решетка, сквозь которую еле пробивался свет звезд. Нид откинул проржавленный засов, и решетка – на этот раз без труда – отворилась.

– Надеюсь, он не солгал про экипаж, – еще раз сказала Верран, переступая через порог.

Как выяснилось, гвардеец и не солгал, и солгал одновременно. Средство передвижения им действительно было приготовлено, но это оказался вовсе не экипаж, о котором он столько толковал. Беглецов дожидалась открытая деревянная телега, в которую была впряжена тощая серая лошаденка, наверняка самая великовозрастная, самая низкорослая и самая печальная представительница своей породы. Кляча посмотрела на них унылыми глазами и астматически заржала.

– Не может быть, чтобы такое приготовил для меня лорд Грижни, – воскликнула Верран.

И она не ошиблась. Но деньги, заблаговременно выданные Фал-Грижни гвардейцу Ранзо на приобретение комфортабельного экипажа на конной тяге и запаса продовольствия, тот просадил за игорным столом в местной таверне. Время от времени Верран забывала о том, как слабо разбирается ее муж в делах и нравах простых людей, но сейчас она вспомнила об этом.

Верран взяла в руки поводья. Не по росту огромная голова клячи уныло поникла, загривок ее был изъеден чесоткой, половина хвоста отсутствовала. Верран подумала, хватит ли у клячи сил тащить телегу, и попыталась не думать о том, что будет в противном случае. Если бы ей был ведом хоть один из заговоров мужа, с помощью которых молодость и сила возвращаются старым и немощным! Но он никогда не предлагал научить ее своему искусству, считая это ненужным, а она не догадалась попросить его. Но сейчас было уже слишком поздно.

Верран кое-как умостилась на неудобный облучок. Нид, усевшись рядом с ней, взял поводья. Заговор, возвращающий силу, пригодился бы сейчас Ниду не меньше, а может, и больше, чем лошади, хотя он из последних сил старался это скрыть. А силы у него и впрямь оставались самые последние, причем и они быстро шли на убыль. Яд, попавший через спину в кровь, распространился по всему телу. Раненое плечо болело, ему необходим был полный покой. Мутант, устало зашипев, тронул поводья – и кляча с явным неудовольствием тронула с места.

У них за спиной оставалась крепость Вейно. Перед ними были не то хижины, не то небольшие домики, в последние годы появившиеся по другую сторону городской стены. Дорога вилась по полям и лугам, на которых крестьяне выращивали пшеницу и пасли овец, а затем описывала круг у подножия горы Морлин. На вершине горы стоял замок Ио-Веша, представляющий собой родовое гнездо Уэйт-Базефов. В ясные дни этот замок можно было разглядеть из города Ланти-Юм. Обогнув замок, дорога шла мимо отдельных хуторов и одиноких хижин, а затем упиралась в гранитный массив, называвшийся просто Скалы, и, повернув, тянулась по продуваемой всеми ветрами пустоши Гравула. Здесь дорога как таковая заканчивалась, разбившись на множество троп и тропок. Самая широкая из них вела на север, в Назара-Син – область, сравнительно часто посещаемую людьми. Остальными дорогами практически не пользовались, поскольку они вели в неизведанные внутренние земли. Жизнь на огромном острове Далион развивалась главным образом в прибрежных городах-государствах, среди которых Ланти-Юм был и самым древним, и самым красивым. Внутренние районы были не изучены и не заселены цивилизованными людьми. Тамошние обитатели поддерживали подобный порядок вещей и встречали случайных путников далеко не с распростертыми объятиями. Сравнительно ровные и широкие дороги связывали между собою лишь прибрежные города, тогда как все остальные были почти непроезжими, порой и непроходимыми, а в плохую погоду имели тенденцию исчезать вовсе. Именно по такой дороге и везла теперь дряхлая кляча Верран и Нида.

Много часов они тащились в ночной тьме. У Верран появилось время обо многом задуматься, и она так и сделала, от чего ее страхи только усилились. Во-первых, необходимо было считаться с возможностью погони. Кет Ранзо рассказал о том, что три различных патруля осведомлялись о беглянке. Интересно, откуда у них взялись такая стремительность и такая уверенность? Откуда им было знать, какой именно маршрут изберет она в своем бегстве, к каким воротам устремится? И главное, как им удалось прибыть на место встречи с Ранзо раньше нее самой? Если они способны перемещаться на такой скорости, то наверняка для них не составит труда догнать ее сейчас. Простодушной Верран, даже не пришло в голову, что Ранзо мог солгать, набивая цену.

По мере того как шло время, мысли Верран становились все мрачнее. Что же, терзалась она, стало с Фал-Грижни? С тех пор как она столкнулась с результатами житейской непрактичности мужа, которая свидетельствовала о его уязвимости, она в полной мере осознала размеры угрожающей ему опасности. При всем своем блеске, при всей своей мудрости, он не был всемогущим. «Да какая разница, – тщетно внушала она себе. – Так или иначе, Фал-Грижни все равно одержит победу».

И наконец, Нид. Несчастный мутант страшно мучился и слабел буквально час от часу. Ему все труднее становилось орудовать кнутом, заставляя лошадь тащить телегу. И хотя ему позарез требовалось отдохнуть, он категорически отказывался передать вожжи Верран. Много раз за ночь она предпринимала такие попытки – и неизменно сталкивалась с отчаянным сопротивлением. Все ее жесты и негодующие возгласы оставались тщетными. Нид в ответ шипел и не выпускал поводья из лап.

Небо на востоке начало светлеть. У Верран затекло все тело, она страшно устала, ее поташнивало. Ребенок сучил ножками у нее в животе, причиняя дополнительное беспокойство. Вопреки всему этому ей удалось забыться легкой дремотой, причем она продолжала сидеть прямо в тряской телеге. Когда она проснулась, бледное зимнее солнце уже сияло на синем небе. Перед ней расстилалась безлюдная пустошь Гравула. Резкий свежий ветер хлестал по сероватым холмам и чахлым кустам, насквозь продувал он и узкую дорогу меж высоких скал. Телега стояла на месте, потому что Нид спал. Голова его упала на грудь, и вожжи выскользнули из лапы. Утреннее солнце нещадно жгло его и без того обожженную спину, и это зрелище заставило Верран содрогнуться от ужаса и сострадания. Лошадь терпеливо пощипывала клочья пожухлой травы на обочине и время от времени принюхивалась к земле в тщетной надежде найти что-нибудь более питательное.

Верран решила предоставить Ниду возможность еще отдохнуть. Она почувствовала голод и принялась обшаривать телегу в поисках продовольствия, о котором толковал Ранзо. Она и впрямь скоро нашла еду, правда оказавшуюся столь же вонючей и ни на что не годной, как и сама телега. Рядом со свертком, в котором хранились драгоценные записи Фал-Грижни, лежала отсыревшая сумка, в которой Верран обнаружила несколько ломтей черного хлеба, горсть черствого печенья, маленькую колбаску, голову сыра, пару луковиц и кожаную фляжку с вином. Один взгляд на все это отбил у нее аппетит. И все же она заставила себя пожевать хлеб. Ей отчаянно захотелось домой. Ветер Гравулы был одновременно освежающим и пронзительным. Дрожа от холода, Верран отхлебнула вина, оказавшегося слишком разбавленным, чтобы им можно было согреться.

Трава и кусты вольно покачивались на ветру. Недалеко впереди возвышались утесы, именуемые в народе Гранитными старцами, – в их устремленной к небу симметрии и впрямь было нечто мистическое. Большинство из них представляло собой гигантские гранитные призмы, которые ни в коем случае не могли бы возникнуть естественным образом. Молва утверждала, будто эти камни обозначают вход в преисподнюю. Считалось, что здесь обитают призраки, и Верран не хотелось бы оказаться в этих местах под покровом ночи. Она обернулась и окинула взглядом пространство до самой линии горизонта. Там что-то движется? Или ей почудилось? Кажется, кто-то верхом на коне… Гвардеец герцога? Нет, по склону холма бежало всего лишь какое-то животное. Время было двигаться дальше. Верран не без труда растолкала Нида. И после сна вид у него был удручающе страдальческий. Она предложила ему поесть, но он отказался. Она с тревогой смотрела на мутанта, пока он брал в лапы вожжи. Лошадь по-прежнему щипала траву. Если она и понимала, чего от нее ждут, то виду не подавала. Нид щелкнул кнутом и угрожающе зашипел. В ответ кляча недовольно фыркнула и продолжала жевать. Нид зашипел свирепо и принялся хлестать клячу по облезлым бокам со всей силы, которой у него, впрочем, оставалось немного. Наконец животина соизволила тронуться с места. Нид устало откинулся назад и на этот раз без всяких возражений передал поводья своей спутнице.