Текст книги "Жена чародея"

Автор книги: Пола Вольски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Да. Вот к этому.

Она протянула ему чертеж вместе со списком, и он принял их у нее из рук.

– Можете заходить сюда, когда вам заблагорассудится, но больше никогда ни к чему не прикасайтесь без разрешения. Дайте мне слово, что так оно впредь и будет!

Голоса он не повысил, однако его тон заставил Верран поежиться.

Она собралась с духом.

– Мне хотелось бы знать, для чего вам понадобился этот план. А еще хотелось бы знать, что вы с вашими друзьями замышляете.

Он взглянул на нее как на незнакомку.

– А какое вам до этого дело, мадам?

– Да вот уж такое, – ответила Верран. – Вы мой муж, и мне есть дело до всего, чем вы занимаетесь. Тем более, если вам угрожает опасность.

– А вы решили, что мне угрожает опасность? – Верран кивнула. – Но почему?

– Мне кажется, что, занимаясь тем, чем вы занимаетесь, вы подвергаете себя риску.

– Вас пугают призраки, мадам. Мне не хотелось бы волновать вас в вашем нынешнем состоянии, вот почему я не посвящаю вас в свои планы.

– Значит, я никогда не удостоюсь доверия лорда Грижни?

– Меня интересует ваша безопасность. С доверием или недоверием это никак не связано.

– А я полагаю, что связано. Но сейчас вам придется довериться мне независимо от того, доверяете вы мне или нет. Потому что я, кажется, поняла, к чему вы стремитесь.

– Давайте не будем это обсуждать. Прошу вас вернуться к себе в покои.

Она глянула ему в глаза, ледяные и темные, как глубь моря. Губы его были бесстрастно поджаты. Но она уже научилась читать выражения этого лица и этих глаз и сейчас недвусмысленно поняла, что в своем предположении не ошиблась.

– Вы вместе с другими магами задумали вооруженное восстание или что-то в этом роде. Я понимаю, что политика герцога и опасность, угрожающая из-за нее всему государству, повергают вас в отчаяние. И теперь вы решили силой заставить его править страной надлежащим образом. Скажите мне, неужели я ошибаюсь? – По его лицу скользнула легкая тень, однако он промолчал. – Вы не отвечаете? Мой дорогой лорд, неужели вы не понимаете, как много для меня значит сознание, что мой муж одарил меня своим доверием? А если этого не произойдет, то сможем ли мы называть друг друга мужем и женой?

Он смотрел на нее, и постепенно жесткие линии его лица смягчались.

– Как вы пришли к этому выводу, мадам?

– Уже несколько недель мне ясно, что происходит нечто странное, – с готовностью пояснила Верран. – Странное и в то же время важное, однако я и понятия не имела, что это такое. Затем я пришла сюда и увидела план дворца, на котором помечены все сторожевые посты, и приложенный к нему список магов. Ну, и одно с другим сочеталось у меня в голове, и внезапно я поняла, что вы что-то замышляете против герцога. А единственное, что вы могли бы замыслить, сводится к тому, чтобы заставить его произвести некоторые перемены в политике. Скажем, вернуть наши крепости, отданные Гард-Ламмису. Я права?

– Отчасти. Ваша интуиция хороша, однако не безупречна.

– Что вы имеете в виду?

– Неужели вы полагаете, что герцога можно перевоспитать? Что его разум поддается реформированию? Что его вкусы, амбиции и предпочтения могут измениться или же быть изменены?

– Не знаю. А что, это имеет значение? Или если вы с вашими друзьями заставите герцога Повона вести себя надлежащим образом, ему это не понравится?

– Надлежащим образом! А вы так уверены в том, что я знаю, как следует поступать надлежащим образом?

– Разумеется, – без колебаний и раздумий ответила Верран.

– Но почему?

– Я это чувствую.

– Вы отвечаете, как следует не подумав и не обладая полнотой информации. Это сомнительный вывод.

– Так что же, Террз, мне не следует вам доверять?

– Сначала выслушайте, а уж потом составьте свое мнение. Если допустить, что я и впрямь могу заставить герцога вести себя надлежащим образом, как вы изволили выразиться, то как, по-вашему, станет его высочество относиться к Избранным при таком повороте событий?

– Он рассердится. Он станет вашим врагом. Но он и так вам враг, так что большой разницы это не составит. Да и что он сможет против вас предпринять? Избранные неуязвимы.

– Вы рассуждаете довольно наивно. Но поразмыслите хорошенько. Можно ли заставить насквозь порочного человека править страной справедливо? Может ли человек, у которого отсутствуют интеллект, сила и честь, править мудро? Может ли невежда, а с недавних пор и уголовный преступник хоть когда-нибудь превратиться во что-то иное, нежели позор и вечную угрозу для города-государства, которым он правит?

– Но если он и впрямь так плох, то не можете ли вы прибегнуть к помощи Познания с тем, чтобы его исправить?

– Вы даже не представляете себе всех осложнений, связанных с осуществлением вашего предложения.

– Но Избранные способны сотворить практически все, что угодно, разве не так?

– Вы переоцениваете наши возможности. Наша власть значительна, но не безгранична. Достаточно упомянуть о том, что мы не смогли бы, да и не имели бы права менять главные черты характера нашего государя. Мы не смогли бы целиком и полностью контролировать его действия. А поскольку мы собираемся действовать в интересах всего Ланти-Юма, то что же нам остается, мадам?

Верран задумалась, но выводы, к которым она пришла, показались ей неприемлемыми.

– Не знаю, – неуверенно сказала она.

– А ведь ответ так прост.

Однако именно простота ответа ей и не нравилась. Лишь сделав над собой усилие, она смогла произнести то, что представлялось ей самой немыслимым.

– Лорд, – медленно начала она, – не хотите ли вы сказать мне, что вы вместе с другими магами замышляете убить герцога?

– Нет. Его надлежит отправить в изгнание.

– А с этим вы справитесь?

– Имеются препятствия, но они не кажутся непреодолимыми.

– Но я просто не могу поверить… я и не представляла себе…

– Вы вплотную подошли к правильной разгадке. Так что лучше вам теперь узнать всю правду – по причинам, которые вы сами справедливо привели.

– Но… – Пребывая в растерянности, Верран лишь с трудом формулировала мало-мальски осмысленные вопросы. – Когда это должно случиться?

– В самом ближайшем будущем.

– А разве это не опасно? У герцога есть друзья и приверженцы. И потом гвардия…

– Главные сторонники герцога – Кор-Малифон, Дьюл Парнис и им подобные – будут брошены в тюрьму или же отправлены в изгнание вместе со своим патроном. Всем, кто выкажет готовность присягнуть новому правительству, будет дарована амнистия. Всем, за исключением Хаика Ульфа. Он будет посажен в тюрьму, а его имущество конфисковано. Как вам известно, в случае с Ульфом у меня имеются личные мотивы, – по-прежнему бесстрастно завершил свой рассказ Фал-Грижни.

– Вы предложите людям присягнуть новому правительству, лорд? А что же это будет за правительство? Старшему сыну герцога десять лет от роду, и он слывет полоумным. Он ни в коем случае не сможет управлять государством.

– Совершенно верно. И следовательно, до его совершеннолетия будет править регент, выбранный магами из ордена Избранных.

– И этим регентом…

– По всей вероятности, стану я.

– К этому вы и стремитесь, милорд?

– Я стремлюсь к свержению герцога.

– И тогда вы будете править вместо него. Но как долго это продлится? Если герцог со своими сторонниками удалится в изгнание в какое-нибудь соседнее государство, то не сможет ли он собрать там войско и пойти войною на Ланти-Юм?

– Не исключено. Но я не сомневаюсь в том, что мы сумеем разбить его армию.

– Однако множество людей погибнет, не так ли?

– Да. Единственная альтернатива заключается в том, чтобы казнить самого герцога. Однако такая расправа более чем вероятно вызовет восстание в самом городе.

– И опять-таки множество людей погибнет.

– Да. И в этом случае прольется только лантийская кровь.

– Значит, избежать кровопролития не удастся ни в коем случае? И обязательно должны будут погибнуть невинные люди? И тогда их жизни останутся на вашей совести.

– Так тому и быть. Конечно, человеческие жизни – это высокая цена за спасение Ланти-Юма, но город-государство надлежит спасти любой ценой. А теперь, мадам… – Голос Фал-Грижни зазвучал чуть насмешливо. – Теперь ваше любопытство удовлетворено. Только что вы были готовы заранее назвать мои действия справедливыми. А теперь, узнав их истинный смысл, готовы ли вы повторить эти слова?

– Не знаю, – тихим голосом ответила Верран. – Я и сама начала догадываться о том, что герцог представляет собой опасность для всей страны, и его смещение должно меня радовать. Но когда я подумаю о неизбежной войне, которая разразится после этого, о страданиях, о разрушениях и о смерти, тогда может показаться, что никакие преимущества, которых можно добиться его изгнанием, этого не стоят. Нет, сама не знаю.

– Меня самого одолевают сомнения, – к удивлению Верран, признался ее муж. – Я не политик. Стезя, на которую я вступаю, мне не нравится.

– Тогда остановитесь!

– Мое решение остается неизменным.

Верран понимала, что с ним лучше не спорить.

– Что ж, в таком случае у меня имеется еще один вопрос. Вы ведь помните слова вашей союзницы мадам Вей-Ненневей. Она сказала, что Избранным нельзя вмешиваться в дела государства. И сказала также, что, людьми нельзя править с помощью Познания. Что это их уничтожит. Но ведь вы замышляете именно это.

– Правление Избранных вводится лишь временно.

– Многие дурные дела начинались на время. – Верран была совсем молода и, конечно, в таком разговоре вступала на зыбкую почву, поэтому она подбирала слова с предельной осторожностью. – А потом, по той или иной причине, временное превращалось в постоянное.

– На этот раз так не будет.

– Я понимаю, что сами вы так и намереваетесь поступить. Но… такое случается как бы само собой. Да ведь и вы не оспорили суждения мадам Вей-Ненневей. А сейчас, во имя высших государственных интересов, вы замышляете дело, которое, как вам самому прекрасно понятно, поставит под угрозу жизнь наших сограждан.

– Этот риск будет сведен к минимуму. Но герцога необходимо сместить, чего бы это ни стоило.

– Чего бы это ни стоило? Но тогда, Террз, выходит, что я ошиблась. Вы не во всем стремитесь к справедливости. Вы ставите успех превыше нее. И вы добьетесь успеха, а Ланти-Юм пострадает.

– Я вовсе не собираюсь причинять никому страдания.

– И все же причините. Да и как вам удастся избежать этого, если вашей высшей целью является вовсе не благо сограждан?

– Моей высшей целью является благо сограждан?

– Ах, оставьте! И о чем это вы так печетесь, лорд? Об архитектурных памятниках? Об искусстве? О каналах? Говоря о благе, вы имеете в виду именно это?

– Означает ли это, мадам, что я лишился вашей поддержки? – резко осведомился Фал-Грижни.

– Вы никогда не лишитесь ее. И даже если вы ошибаетесь, это не имеет значения. Ошибаетесь вы или нет, но вы остаетесь моим возлюбленным супругом и отцом моего ребенка. И я навсегда останусь верна вам.

Она посмотрела на мужа и поняла, что он ей поверил.

– Тогда, мадам, давайте до поры до времени забудем о герцоге.

Глава 16

Когда двое офицеров Гард-Ламмиса были убиты лантийцами в стычке неподалеку от крепости Вейно, келдхар потребовал за это серьезного возмещения, и герцог Повон счел себя вынужденным согласиться. Келдхар, будучи человеком сугубо практического склада, не стал настаивать на немедленной выплате долга. Во избежание серьезных неприятностей, которые в противоположном случае ожидали бы «его возлюбленного кузена из Ланти-Юма», ламмийский государь изъявил готовность принять выкуп в форме раздела с ним налогов, взыскиваемых лантийским государством с определенных торговых промыслов. Ко всеобщему удивлению, герцог Повон не только пошел на это, но и осуществил немедленные платежи. Люди, достаточно хорошо знакомые с делами герцога, могли предположить, что сам герцог кровно заинтересован в торговых промыслах, привлекших к себе теперь внимание келдхара, однако подобные подозрения не были преданы широкой огласке.

Герцог Повон обратился к герцогу Хурбы с просьбой о срочном займе, который и был ему предоставлен, правда, на менее выгодных условиях, чем те, которые в обычных условиях выставлял Гард-Ламмис. Чтобы платить проценты по займу, предоставленному герцогом Хурбы, войско которого славилось своей силой и боеспособностью, герцог Повон обложил налогом вяленую и соленую рыбу, представляющие собой основной рацион лантийцев в зимнее время.

Горожане не замедлили выказать герцогу свое неудовольствие. Целые сутки они буянили на высоком золоченом причале возле герцогского дворца, а тех, кому в это время приходилось выходить из дворца, забрасывали вяленой и соленой рыбой. Герцог Повон и сам едва осмеливался переступать через порог собственной спальни. Почему, горько сетовал он, его подданные относятся к нему так несправедливо? Почему они не хотят войти в его положение? Или им неизвестно, что он в любой момент может повелеть своей гвардии навести на причале порядок? Неизвестно, что Хаик Ульф может порубить их в лапшу в считанные мгновения? Однако герцогу не хотелось прибегать к подобным средствам без крайней необходимости, потому что герцог любил своих подданных.

Наутро второго дня в поведении бунтующей толпы наметилась перемена. Яростный пыл пошел на убыль, люди мало-помалу начали расходиться по домам. На причале оставалось все меньше и меньше негодующих лантийцев. К полудню толпа рассеялась окончательно, причал опустел, и чувствующие себя узниками обитатели герцогского дворца начали выбираться наружу.

Недовольные разбрелись по городу, и герцог не мог понять, куда они подевались, пока ливрейный лакей не подал ему листок бумаги, найденный среди прочего мусора на причале. Это была листовка, выпущенная анонимным, но законопослушным союзом патриотов. Как всегда, в листовке была помещена злобная карикатура на Фал-Грижни, снабженная подписью: «Царь демонов, источник наших несчастий». В тексте речь шла о персональной ответственности Грижни за переживаемые городом-государством финансовые затруднения. Здесь сообщалось, что магистр ордена Избранных из чистой вредности лишил покровительства со стороны Избранных традиционные морские пути торгового флота. В результате произошли многочисленные аварии и прочие несчастья, повлекшие за собой как человеческие жертвы, так и значительный материальный ущерб. Настолько значительный, что он подорвал экономику города. Вдобавок здесь авторитетно сообщалось о том, что Фал-Грижни и его зловещие помощники, пресловутые белые демоны, произвели налет на городское казначейство. В результате были похищены сотни тысяч серебряных монет, и все это богатство хранится теперь в подземельях дворца Грижни. Поэтому Фал-Грижни является вампиром, сосущим кровь Ланти-Юма и его жителей как в прямом, так и в переносном смысле слова. Именно по этим причинам всемилостивый герцог Повон, чувствуя себя вынужденным отдать долг чести, образовавшийся у государства, и пошел на введение нового налога, принесшего жителям города дополнительные трудности. Листовка заканчивалась требованием казнить Фал-Грижни.

Повон, ознакомившись с этим текстом, испытывал облегчение и удовлетворение. Как приятно было узнать, что хоть какая-то часть его подданных хранит верность своему государю! Выступление союза патриотов позволило герцогу вновь поверить в людей. Что ж, возможно, у него когда-нибудь появится шанс отблагодарить этих примерных подданных.

Герцог решил отправиться в портшезе по улицам на причал Парниса, у которого бросила якорь его возлюбленная «Великолепная». На ее борту он обретет покой, не в последнюю очередь и потому, что изысканные напитки и эликсиры, предоставленные Саксасом Глесс-Валледжем, еще ни разу не подводили герцога, неизменно поднимая ему настроение. А поднять настроение Повону было остро необходимо.

Поездка по городу привела герцога на Зелень. Так называемая Зелень представляла собой на самом деле вымощенную гранитом площадь. Это была самая большая площадь во всем городе,: она приобрела особое значение еще со времен основания Ланти-Юма, когда она и впрямь представляла собой зеленый луг.. Здесь устраивали всенародные собрания, здесь же проводились и публичные казни.

Выехав на площадь, герцог Повон понял, куда отправились с причала возмущенные толпы. Здесь было великое, людское сборище, причем его участники, пребывали в самом свирепом расположении духа. «Интересно, – подумал Повон, – почему люди вечно сердятся? Почему они никогда не бывают довольными? В какие ужасные времена мы живем!»

В центре площади развели гигантский костер. Сгрудившиеся вокруг него толпы изрыгали яростные проклятия. Этот митинг явно должен был перерасти в нечто большее. Пока Повон наблюдал за происходящим из окошка портшеза, на заостренные колья над пламенем втащили какого-то человека. Судя по всему, здесь свершалась незаконная казнь, и герцог испытал досаду, замешенную на любопытстве. Что за злодею уготовила толпа столь мучительную гибель? Чья-нибудь жена, отравившая своего муженька и на этом пойманная? Чрезмерно жестокий сборщик налогов? Но если уж толпа и впрямь решила принести в жертву своему гневу какого-нибудь человека, то не мог ли оказаться таковым хотя бы один из личных врагов самого герцога?

Пристальней вглядевшись в происходящее, герцог понял, что его желание в каком-то смысле исполнилось. Объектом всенародного гнева стало чучело – вернее говоря, обыкновенный тюфяк, набитый соломой. Чучело, однако же, было облачено в черный плащ с изображением двуглавого дракона. У него были черные волосы и точно такая же борода, а грубо намалеванное лицо снабжено большими темными глазами и открытым ухмыляющимся ртом. На шее у чучела висела табличка:

«ФАЛ-ГРИЖНИ, ЦАРЬ ДЕМОНОВ».

Итак, они жгут Грижни! К сожалению, не самого его, а только чучело.

Темная фигура под восторженные крики толпы рухнула в пламя. Пламя взметнулось ввысь, во все стороны полетели искры, а толпа продолжала ликовать.

Повон решил незаметно удалиться с места мнимой казни. «Великолепная» поджидала его. Но его желанию не суждено было сбыться. Кто-то из толпы обратил внимание на герб Дил-Шоннетов на дверце портшеза. Отовсюду зазвучали новые крики, и в мгновение ока портшез окружила толпа зевак. Герцог почувствовал мгновенный укол страха. Как знать, что замышляют эти злобно орущие дикари? Если бы только рядом с ним оказался в эту минуту Хаик Ульф во главе своих гвардейцев! Или Саксас, обладающий силой Познания!

Саксас и впрямь отсутствовал, однако в толпе было несколько магов. Неподалеку от герцогского портшеза стояли Джинзин Фарни и его всегдашний спутник Чес Килмо. Оба были в партикулярной уличной одежде. Фарни, со своей обманчиво простецкой внешностью, совершенно слился с толпой, До слуха герцога донеслись гневные речи и голоса:

– Правосудия, ваше высочество! Ваш народ требует правосудия!

Судя по всему, эти люди не собирались причинить герцогу никакого вреда. Повон судорожно сглотнул, затем откинул шелковую занавеску, скрывавшую его от толпы, и осторожно высунул голову из окна.

Раздались приветственные клики и одновременно с ними новые призывы к правосудию.

– Чего хотят мои возлюбленные подданные? – неуверенно осведомился герцог.

На мгновение на площади воцарилась тишина, затем кряжистый, неброско одетый мужчина, судя по внешнему виду, купец или торговец, вышел вперед, чтобы говорить от имени народа.

– Ваши подданные, ваше высочество, просят правосудия, милосердия и избавления.

– А кто ты?

– Меня зовут Белдо я, ваше высочество, пекарь.

– Что ж, добрый Белдо, от какого зла жаждут избавиться мои подданные?

– От зла! Ваше высочество сами произнесли это слово! Мы хотим избавиться от зла, от притеснения, от тирании. Мы хотим избавиться от повелителя демонов!

Толпа, соглашаясь с оратором, взревела.

– Ты говоришь о магистре ордена Избранных Фал-Грижни?

Толпа ответила радостным ревом.

– Мои возлюбленные подданные, чем же обидел вас магистр?

Новые крики.

Наконец Белдо удалось перекричать общий шум:

– Ваше высочество, простой люд Ланти-Юма не слеп и не спит круглыми сутками. Мы знаем, в чем корень бед, обрушившихся на наш город. Мы опознали своего врага, нам известно, к чему он стремится, и мы требуем все это остановить.

– Но в чем же вы обвиняете магистра? – осведомился герцог.

Беседа получилась неожиданно приятной, и он начал мало-помалу получать от нее удовольствие.

– Как могу я ответить на этот вопрос? Всем ведомо, что он ненавидит простой народ. Он совершил множество мерзостей, и большинство из них настолько гнусны, что я не решаюсь назвать их вслух. А теперь он обложил налогом соленую и вяленую рыбу, чтобы мы все зимой перемерли от голоду, а он со своими демонами будет жить в роскоши. Этому надо положить конец.

– Ну и как же ты предлагаешь положить этому конец, друг мой Белдо? – спросил герцог.

– Казните его или бросьте в темницу, – не раздумывая, ответил пекарь. – Ваше высочество – государь нашей страны.

И толпа разразилась рукоплесканиями.

Повон с улыбкой наклонил голову.

– Друзья мои, ваше законопослушание согревает мне душу. Что же касается магистра, то какие доказательства его вины можете вы предъявить?

– У союза патриотов имеется достаточно доказательств. Союз и создали только затем, чтобы защитить нас от Фал-Грижни. А такое не могло бы произойти, не будь на то причины, не так ли?

– Так, может быть, кто-нибудь из членов союза патриотов выйдет вперед и предъявит нам свои доказательства? Я всегда готов послужить моему народу.

На Зелени вновь воцарилось молчание. Люди переминались с ноги на ногу, однако никто не осмеливался выйти вперед и заговорить.

В конце концов за всех ответил пекарь Белдо:

– Ваше высочество, союз патриотов – тайное общество, и, судя по всему, его членам не хочется открываться принародно. Нам надо уважать их волю— ведь они действуют в наших интересах, в интересах простого люда, как же нам после этого их не уважать? Но вот чего я не могу понять – и тут со мною, наверное, согласятся все. Какие еще вам нужны доказательства, если о его преступлениях известно всем и каждому? Или Фал-Грижни заслуживает особого снисхождения только потому, что он богат? Или кому-нибудь слишком страшно положить конец его бесчинствам?

– Нет! – Повон заговорил с неожиданным жаром. – Богат или беден, могущественен или бессилен, магистр ордена Террз Фал-Грижни обладает точно такими же правами и привилегиями, что и все остальные жители Ланти-Юма, не большими и не меньшими. И тем самым ему обеспечена защита нашей безупречной правоохранительной системы, освобождающей человека от наказания до тех пор, пока его вина не будет целиком и полностью доказана.

Из этого правила имелись бесчисленные исключения, но сейчас герцог предпочел не упоминать об этом.

– Но он виновен, – выпятив челюсть, заорал Белдо. – И мы все знаем это. И ваше высочество тоже это знает.

– Тогда давайте обзаведемся доказательствами, – предложил Повон. – Закон Ланти-Юма объединяет нас всех – простой народ, герцога и магистра ордена Избранных. Я не могу предпринять никаких действий, пока у меня не появятся доказательства. Это имело бы отношение к тебе, друг мой Белдо, к твоей жене и детям, и это же имеет отношение к магистру Грижни. Но если обвинения, выдвинутые против него, могут быть доказаны, тогда мой народ увидит, каким я порой бываю строгим и беспощадным. Тогда мои лантийцы убедятся в том, каким преданным другом для них является их герцог! Найдите мне доказательства, друзья мои, и вы получите правосудие, о котором взываете. Ибо превыше всего на свете для меня правосудие.

Повон подал знак носильщикам, и они, подхватив портшез, понесли его дальше. Толпа раздалась, давая герцогу проехать. Кое-где послышались восторженные клики, однако по большей части толпа пребывала в растерянности. Портшез миновал костер, на котором догорали остатки чучела, и проследовал дальше по Зелени к причалу, у которого стояла на якоре «Великолепная».

Маг Джинзин Фарни, обратившись к своему коллеге Чесу Килмо, сказал:

– Фал-Грижни нельзя больше мешкать.