Текст книги "Женская хитрость "

Автор книги: Пола Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Он поднял Джейн на руки, бережно опустил на мат, служивший ему постелью, и лег рядом с ней, нежно лаская ее изумительное тело.

Неожиданно Джейн вскрикнула, широко открыв глаза: мужская плоть коснулась ее лона, и пламя страсти с новой силой охватило все ее существо. Джейн содрогалась от сладостной муки, страшась неведомого и в то же время стремясь к нему всем своим естеством.

– Пожалуйста... пожалуйста...

– Пожалуйста – что? – требовательно и хрипло спросил Фрэнк.

О нет, она не может произнести того, чего жаждет ее пылающее тело.

– Фрэнк, прошу тебя! – в экстазе молила она.

Он улыбнулся, услышав настойчивость в ее голосе.

– Чего ты хочешь, Джейн, чего ты хочешь, ради бога, скажи!

– Тебя, – простонала она.

– Ты вправду хочешь меня? – Его дымчато-серые глаза излучали тепло и гордость Мужчины, которого хочет Женщина. – Ты хочешь, чтобы я овладел тобой?

– Да, – смущенно прошептала она, изнемогая от ожидания.

Фрэнк быстро сбросил одежду и склонился над Джейн.

Джейн казалось, что тело ее, став невесомым, вдруг воспарило, чтобы принять в себя Фрэнка. Такого ослепительного счастья, такого полного слияния с другим человеком она ждала всю жизнь. Без этого мига ее существование просто не имело бы смысла. И эту сладостную боль, предшественницу оглушительного счастья, она могла бы терпеть бесконечно.

Еще одно страстное, сильное движение, и Фрэнк почувствовал, как ее нежные бедра сомкнулись вокруг него, подобно створкам розовой раковины.

– О Джейн, благодарю тебя!

Джейн подняла на него сияющие, влажные глаза. Ничего более прекрасного, чем полное гордости и умиротворения лицо мужчины, свершившего предназначенное природой, она не видела. Ей вспомнились греческие мифы, которые она читала в детстве, и лицо Фрэнка показалось ей лицом молодого бога, овладевшего земной красавицей. И все же... все же женская интуиция подсказывала ей: есть нечто, чего она еще не испытала, но Джейн отмахнулась от этой вздорной мысли.

– Прости меня, – прошептал Фрэнк, уткнувшись в изгиб ее шеи.

– Но Фрэнк...

Простить? За что? Она чувствовала щекочущее трепетание его густых ресниц на своей коже, и по ее телу опять разлилось сладостное томление.

– Из-за вас, леди, я полностью потерял самообладание.

Его губы слегка коснулись чувственной ямочки ниже уха, и едва заметная дрожь пробежала по ее разгоряченному телу.

– Я знаю, дорогая, что не сумел дать тебе всего, чего ты хотела. Но я непременно исправлюсь.

– О чем ты говоришь, милый?

– Обещаю тебе. – Уж я-то постараюсь, чтобы в следующий раз она была так же неистова в своей страсти, как и я, подумал Фрэнк.

И вдруг... Он побледнел, стиснул зубы и закрыл глаза, пытаясь унять внезапную, мучительную боль, пронзившую мышцы больной ноги.

– Фрэнк! – испуганно вскрикнула Джейн, вскакивая. – Тебе помочь?

Она склонилась над ним, пораженная бледностью его искаженного страданием лица.

– Нет! – остановил он ее. – Нет, не трогай меня!

Не обращая внимания на его резкий окрик, Джейн опустилась рядом с ним на колени.

– Пожалуйста, – задыхаясь, повторил Фрэнк, – это пройдет. Просто... Просто оставь меня, – выдавил он сквозь стиснутые зубы.

Затем он услышал, как Джейн, покорившись, встала и ушла. Черт побери! Какой же я слабак! – думал он, пытаясь размять одеревеневшие мышцы. И тогда, с тем пьяным придурком, и теперь... Такая, как Джейн, достойна лучшего.

Фрэнк ненавидел себя за беспомощность. Он стиснул зубы, стараясь не стонать, хотя боль была чудовищной.

Джейн начала подниматься по лестнице, но ноги ее не слушались: как можно оставить Фрэнка одного, совершенно беспомощного? Она не выдержала и вернулась, вновь опустилась на колени возле скорчившегося от боли Фрэнка.

Он повернул к ней голову:

– Не волнуйся, родная, просто...

– Тише! Тише! – Это был суровый приказ, и он подчинился.

Фрэнк лежал, тяжело дыша, вцепившись пальцами в край мата, так прошло несколько долгих минут, и наконец боль отпустила. Он прильнул щекой к ее руке.

– Фрэнк? – тихонько позвала Джейн.

Но он не откликнулся – его сморил сон.

Джейн с каким-то материнским чувством смотрела на спящего Фрэнка. Красные рубцы, изуродовавшие его тело, уже побледнели, но они останутся навсегда – как память о тех нечеловеческих испытаниях, через которые он прошел. Эти шрамы, подумала Джейн, являются таким же символом чести, как и те медали, которые он заслужил. Она гордилась Фрэнком и испытывала чуждое ей доселе острое чувство собственности – Фрэнк принадлежит ей и только ей.

Ощущение покоя и счастья заполнило все ее существо.

Она любит его. Этого упрямого, гордого, самолюбивого мужчину, душа которого скрывается за непроницаемыми дымчато-серыми глазами.

Джейн боялась поверить в свое открытие: да, она любит Фрэнка и была права, скрывая до времени свою любовь. Веди она себя иначе, эта волшебная ночь никогда бы не состоялась.

Ночная прохлада начала проникать в застекленный солярий. Охваченная внезапным порывом, Джейн вбежала в спальню Фрэнка и сняла с постели одеяло. Вернувшись в солярий, она, уютно устроившись, легла рядом с ним на мат и натянула на себя и Фрэнка одеяло. Он слегка подвинулся, инстинктивно освобождая для нее место. Потом прошептал ее имя и привлек к себе.

Джейн уснула только глубоко за полночь.

Фрэнк проснулся от ощущения, что он один. Джейн исчезла.

Может быть, все случившееся ему только пригрезилось? И не было этой сказочной ночи? Или все-таки его безумные мечты сбылись, и Джейн действительно принадлежала ему?

Фрэнк протер заспанные глаза. Сколько же сейчас времени? Должно быть, немало. Солнечный свет широким потоком струился сквозь стеклянную крышу солярия. Впервые за много месяцев страданий и боли он почувствовал себя отдохнувшим.

И все же его счастье не было полным. Даже в то чудесное мгновение, когда он овладел Джейн, чувство вины не исчезло. Оно лишь затаилось в глубине его сознания, чтобы с новой силой вспыхнуть утром. Однако Джейн тоже хотела его. И это несколько смягчило угрызения совести, которые не отпускали его последние тринадцать лет.

Сбросив пушистое одеяло, он взглянул на мат. Откуда здесь кровь? Неужели открылась давно затянувшаяся рана? Но боли нет, да и шов не разошелся. Что за чудеса?..

И вдруг Фрэнк все понял! Джейн была невинна, как святая. Он оказался первым мужчиной, сделавшим ее женщиной.

Теперь он понял, почему она странно вела себя минувшей ночью. Неуверенность, противоречащая чувственному пылу, непроизвольный страх в голосе и в глазах, странная напряженность, а особенно неестественное спокойствие, когда он вторгся в ее нетронутое лоно...

Идиот, законченный идиот! О том, что Джейн девственна, догадался бы даже ребенок! Фрэнк обрушил на себя поток отборной брани, которую успел забыть со времен армейской службы.

Беспечный эгоист, казнил себя Фрэнк, соблазнивший невинную девушку в отчем доме. Овладевший ею на полу, как какой-нибудь девкой. Вбивший себе в голову, что в природе не существуют двадцатичетырехлетние девственницы. Он надругался над ее невинностью, даже не поняв, что делает. Какую же физическую и душевную боль он причинил Джейн!

Фрэнк задыхался от стыда и жалости к ней.

Почему она выбрала меня, чтобы вручить мне самый ценный подарок? – размышлял он. И почему, в конце концов, она скрыла от меня тайну своего девичества? Знай я об этом, все произошло бы иначе. Совершенно иначе! Как осторожно, бережно и благоговейно я вел бы себя!

А тебе не приходит в голову, Фрэнк Беррингтон, что в этом случае ты бы вообще к ней не приблизился? – думал он, отправляясь на поиски Джейн. Так что довольствуйся тем, что ты сделал первую для Джейн ночь земной плотской любви жалким подобием истинного блаженства: получив удовольствие, оставил ее страстное желание неутоленным. Он был беспощаден к себе.

Фрэнк нашел Джейн на кухне. Она снова была в халатике, по-детски взъерошенная, милая и юная. Волна нежности захлестнула Фрэнка.

Джейн разговаривала по телефону. Он, незамеченный, остановился в дверях, чтобы не мешать ей.

– Я знаю, – сказала она, медленно помешивая чай.

Фрэнк решил подождать Джейн в библиотеке: рано или поздно она зайдет туда. Но услышанные им слова пригвоздили его к полу:

– Да, да, сожалеет, что причинил мне боль. Мне его тоже жаль. Ты же знаешь, дорогая, с моей стороны это было всего лишь временным увлечением. – Джейн презрительно хмыкнула. – Теперь я знаю, что у него столько же опыта, сколько...

Возникла пауза, потом Джейн сдержанно рассмеялась, видимо, собеседница подобрал нужное слово.

– Нет, это моя вина. Мне следовало подумать, прежде чем позволить ему зайти так далеко. Он вообще не в моем вкусе. Я должна была понять это намного раньше.

Фрэнку хотелось бежать, бежать, куда глаза глядят. Сердечная боль, опалившая его, была сильнее той, что он перенес под пытками Рамиро. Когда в тебя стреляют, можно либо скрыться, либо умереть под пулями. Но сейчас – полная безысходность: ноги его не слушались, он не мог двинуться с места. Он просто стоял и слушал слова, разрушающие его мечты, ломающие его жизнь...

– Возможно, я и совершала в жизни ошибки, но что-то не помню ни одной подобной.

И легкий, веселый смех Джейн, который он так любил, острым ножом вонзился в его сердце.

8

Продолжая казнить себя за доверчивость, за непростительное легкомыслие, Фрэнк еле добрел до своей комнаты и рухнул в кресло. Его раздирали самые противоречивые чувства.

Ты знал, что Джейн не твоего поля ягода, и все же попался в ловушку, говорил он себе. По какой-то непостижимой причине она спустилась с Олимпа и теперь сожалеет об этом. Временное увлечение, прихоть, каприз – вот какими словами выражается ее отношение к тебе, жалкий калека.

Однако у нее есть основания чувствовать себя униженной, Фрэнк! Ты обращался с ней, как с девкой или с красивой куклой, не оценив, с каким самозабвением она отдавалась тебе. Ты набросился на нее, как изголодавшийся по женщине солдат. Чего же ты после всего этого ожидал? Ты получил по заслугам, дружище! Так что исчезни из ее жизни, из этого дома. Сохрани хотя бы крохи достоинства. И, если эта женщина никогда не простит тебя, не суди ее за это.

Теперь у него осталась только одна цель – исполнить свою клятву: превратить жизнь полковника Агуэйру Рамиро в ад или уничтожить его.

Чтобы хоть как-то успокоиться, Фрэнк принял душ. Хорошо бы смыть из памяти образ Джейн, как я смысл только что ее кровь – символ непорочности, думал он. Забыть бы навсегда ночь, проведенную с ней.

Но куда же мне деваться? Уильям предупредил, что мою квартиру он сдал – я не платил за нее больше двух месяцев. И кроме того, у меня нет наличных денег, хотя Уильям сказал, что зарплата ждет меня в любое время, когда мне понадобится.

Фрэнк набрал номера офиса и связался с бухгалтерией. Там ему разъяснили, что его чек аннулирован, и на оформление нового уйдет два дня.

– Минуточку. – Фрэнк задумался. Можно занять у Уильяма, но это небезопасно: въедливый генерал, конечно же, заинтересуется, почему я так тороплюсь уехать, а я не намерен посвящать его в свои дела. – Восстановите чек, – распорядился он. – Я заеду и заберу его.

Он повесил трубку, обернулся и в дверях увидел Джейн, удивленно смотревшую на него.

– Дверь была открыта... А я беспокоилась. – Джейн прикусила губу, так и не услышав ответа. – Ты... уезжаешь?

– А почему бы и нет? – безмятежно откликнулся Фрэнк.

Будь я проклят, если позволю ей думать, что уезжаю из-за нее.

– Но я... – Джейн запнулась и покраснела. – Ты ведь еще не здоров, и твоя нога...

– Все в полном порядке, – тем же тоном сказал он.

– Как ты можешь это говорить, когда...

– Послушай, – резко перебил Фрэнк, его наигранное спокойствие исчезло, – я не отношусь к твоим многочисленным поклонникам, запомни это!

Джейн, ничего не понимая, растерянно смотрела на него. В ее янтарных глазах стояли слезы. Черт побери, подумал Фрэнк, до чего же искренне она изображает страдание. Какой бы у нее был видок, узнай она, что я подслушал ее разговор по телефону.

– Что... что происходит? Объясни, ради бога! Прошлой ночью...

– О да! – Он одарил ее иронической улыбкой. – Мне было интересно, сохранило ли мое тело прежнюю мужскую силу. Теперь я спокоен.

Джейн побледнела, негодование охватило ее как пламя.

– Ч-что?

– Прими мою благодарность, – ухмыльнулся Фрэнк. – Ты мне очень помогла. Я понял, что способен обладать женщиной, даже столь непорочной, как ты... Джейн Ренкли вовремя оказалась под рукой. И перестань изображать жертву. Пора бы повзрослеть. Инфантильность – не лучший союзник в интимных отношениях с мужчиной, хотя...

Не дослушав, Джейн выбежала из комнаты. Фрэнка трясло, как в лихорадке...

Когда же он пришел в себя, то почувствовал, что мир превратился в темный холодный мрак. И вокруг – ни одного огонька...

Джейн и не подозревала, что можно так долго и неутешно плакать. Она пыталась успокоиться, но слезы текли и текли из глаз. Когда ей сказали о гибели Спота, она тоже плакала, но то была жалкая лужица по сравнению с морем слез, пролитых ею сейчас. Однако слезы не принесли облегчения.

«Пора бы повзрослеть», – сказал он. Что ж, теперь она знает: наивно было думать, что такой мужчина, как Фрэнк Беррингтон, увлечется неопытной восторженной девицей, почти не знающей жизни. А она-то поверила в его любовь. Да и как не поверить: он желал ее так сильно, в его дымчато-серых глазах было столько страсти!

Ну что, теперь ты поумнела? – спросила себя Джейн. Ты думала о любви, а все оказалось куда проще. Единственное, что было нужно этому человеку – узнать, сохранилась ли его мужская сила. Ты прекрасно справилась с ролью подопытного кролика, мисс Ренкли.

Ее женская гордость, ее достоинство цинично попрали. Над ней жестоко надругались, использовали как обыкновенную шлюху. Но почему же у нее нет ненависти к Фрэнку? Почему не померк его образ? Почему в ушах по-прежнему звучат его слова любви?

Вопросы, вопросы, на которые нет ответа... И не будет, в этом Джейн не сомневалась.

Фрэнк вернулся домой довольно поздно. На подъездной дорожке стоял зеленый джип Джейн. В солярии было темно, но он настолько хорошо изучил помещение, что мог обходиться без света. Интересно, подумал он, что будет делать Джейн со всеми этими тренажерами после моего отъезда? Вдруг он уловил какой-то звук и сразу же включил свет.

– Джейн?

Она сидела в одном из шезлонгов, волосы растрепаны, туфли валяются на полу. Обхватив колени руками, она отрешенно смотрела сквозь стеклянную крышу в ночное небо. Ее знобило, тяжелое дыхание высоко вздымало легкую кофточку.

– Бог мой! – испуганно прошептал Фрэнк.

Джейн была бледной как полотно. Под заплаканными глазами с набухшими веками виднелись темные тени. Они придавали ее лицу измученный и страдальческий вид.

Фрэнк встал перед ней на колени и ласковыми движением протянул руки. Джейн со страхом и, как показалось Фрэнку, с отвращением отшатнулась, вжавшись в шезлонг, словно ища там защиты. Его появление, видимо, усугубило ее душевную боль.

Самолюбие Фрэнка было задето. Он мысленно обругал себя за неуместную сентиментальность и сухо, с плохо скрываемой насмешкой, сказал:

– Прошу прощения. Я только хотел помочь.

Джейн пробормотала что-то нечленораздельное.

– Извините, мисс Ренкли. Я узнал неприглядную правду, только когда столкнулся с ней лицом к лицу. Я не понял, что вы сказали?

Она смотрела на него невидящими глазами.

– Что случилось, мисс Ренкли? Лошадь потеряла подкову? – продолжал он в том же насмешливом тоне.

Джейн вздрогнула, и ее лицо исказила неприязненная гримаса. Потом соскользнула с шезлонга и неверной походкой направилась к двери. Фрэнк и не думал ее останавливать.

– С глаз долой – из сердца вон, – неуверенно проговорил он, понимая, что это чистый воды самообман. Образ Джейн, какой бы вероломной она ни оказалась, навсегда поселился в его сердце. Его не прогнать, не забыть.

Фрэнк потерял счет времени, предаваясь раздумьям о своей горькой любви, об удивительной девушке по имени Джейн Ренкли. Звук открываемой двери вывел его из оцепенения.

– Вот, дорогая, поешь и...

Ниниан с подносом в руках в удивлении остановилась в дверях.

– Простите, я думала, что Джейн здесь.

– Она... была здесь, – ответил Фрэнк, вопрошающе глядя на экономку: если бы Джейн серьезно заболела, Ниниан не стала бы беспокоиться о каком-то печенье и молоке. Эта мысль немного его успокоила.

– Куда она пошла?

– Не знаю. Скорее всего – наверх.

– Что ж, тогда отнесу ей поднос туда. Должна же она хоть что-нибудь съесть.

– Мне показалось... она нездорова.

– Бедная девочка, сколько она настрадалась за свою жизнь.

Фрэнк понял: Ниниан все известно. Но почему тогда она заговорила с ним? Почему вообще стоит в этой комнате, лицом к лицу с обидчиком своей дорогой девочки?

– Я... Хотелось бы... Мне очень жаль...

О, замолчи, Беррингтон, к чему твои жалкие извинения!

– Мне тоже, – тихо промолвила Ниниан. – Бедный, бедный ребенок.

Фрэнк вздрогнул.

– Она уже не ребенок, смею вас заверить.

– Прошу прощения, мистер Беррингтон. Я не понимаю вас, – сухо сказала Ниниан.

– Джейн двадцать четыре года. Вряд ли ее можно назвать ребенком, – все так же резко проговорил Фрэнк.

– Джейн? – удивилась Ниниан. – Но я говорю о том несчастном ребенке.

– О ребенке?

– Как, вы не знаете? Разве она вам не сказала?

– Нет. Она... она была не в состоянии говорить.

Во всяком случае, со мной.

– О, моя бедная девочка!

Фрэнк ничего не понимал. В событиях последних дней он упустил что-то очень важное. Бедный ребенок, бедная девочка... Что же, черт побери, произошло?

– Ниниан, – сдержанно попросил Фрэнк, – расскажите, пожалуйста, что произошло, о чем вы толкуете?

– Как о чем? Да ведь это просто ужасно. Я никогда не видела ее такой подавленной, кроме того раза, когда она покалечилась, а Спот погиб.

– Что – ужасно? – Голос его нервно дрожал.

– Ее любимый ученик, один из тех, с кем она занималась...

– Какой ученик?

– Джимми. Джимми Хоган. Его не стало сегодня.

9

Не может быть! – твердил Фрэнк, потрясенный гибелью веселого рыжеволосого парнишки. Фрэнк повидал немало смертей, но неожиданная смерть ребенка потрясла его.

– Он был... совсем еще...

– ...Ребенком, – закончила Ниниан. – Но сейчас я волнуюсь о своей крошке. Она так любила этого мальчонку.

Джейн, милая моя Джейн, что же я с тобой сделал, подумал он. Что сделал? Воткнул нож в сердце и повернул его. Фрэнк напрочь забыл обо всем, все померкло перед мыслями о невыносимых душевных страданиях Джейн.

– Я... сам отнесу ей поднос.

Ниниан колебалась.

– Разрешите. Я должен... – бормотал Фрэнк, с трудом подбирая слова.

Но Ниниан, казалось, все поняла и с готовностью протянула ему поднос.

– Тогда я пойду к себе. Скажите ей: если что-нибудь понадобится, пусть позовет. Спокойной ночи, сэр. – И Ниниан удалилась.

Фрэнк волновался, как перед сражением. Джейн, без сомнения, выставит его за дверь. Он готов к этому. Но все же не отступит.

Фрэнк подошел к лестнице и увидел, что в библиотеке горит свет, а дверь открыта. Конечно, подумал он, где же еще она может скрываться, когда ей плохо? Фрэнк вошел в библиотеку и недоуменно огляделся – там никого не было. Поставив поднос на стол, он подошел к закрытой двери ванной и тихо постучал. Оттуда раздался слабый стон. Он рванул дверь и увидел сидящую на полу возле раковины Джейн.

Фрэнк бросился к ней и опустился на колени, но она сделала слабый жест рукой, пытаясь отстранить его. Полотенце, в которое она зарылась лицом, дрожало в ее руках. Джейн бил озноб, ей нездоровилось. Это было так же ясно, как то, что она не хотела его видеть.

Но ему было все равно. Он поднял ее на руки и, невзирая на град ударов, причем довольно чувствительных, которыми осыпала его Джейн, понес ее в библиотеку.

– Не трогай меня... пусти... пусти!..

– Тише, не волнуйся...

Он нес ее осторожно, как ребенка. Джейн перестала биться в его руках и лишь тихонько стонала. Фрэнк бережно опустил ее на просторный диван, сам сел рядом.

– Не надо...

– Тихо, глупышка, – нежно сказал Фрэнк, усаживая ее к себе на колени. – Знаю, ты не хочешь меня видеть, презираешь меня, но тебе нельзя быть одной, сейчас, по крайней мере.

Джейн извивалась в его объятиях, пытаясь освободиться, но Фрэнк крепко держал ее.

– Ну успокойся же, малыш!

Ласковые слова вырвались у него совершенно непроизвольно, но, к удивлению своему, он почувствовал, что она замерла в его объятиях. Правда, всего на одно мгновение.

– Убирайся, Фрэнк. – Она сказала это тихим, усталым голосом, полным страдания.

Фрэнк понял, что потерпел поражение.

– Ты была права – наши отношения зашли слишком далеко. И ты не можешь простить себе такого легкомысленного поступка, или, точнее «временного увлечения», как ты изволила выразиться, – обреченно, как бы подводя итог, проговорил он.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Джейн.

– Я нечаянно подслушал твой разговор по телефону.

– По телефону?

– Не притворяйся, Джейн! Тебе стало стыдно, что ты сошлась с человеком не твоего круга. Скомпрометировала и себя, и Мартина.

– Фрэнк, опомнись, что ты говоришь?

– Не оправдывайся. Я тебя ни в чем не виню: между нами и в самом деле пропасть. И возможно, связь со мной – самая непростительная ошибка в твоей жизни. Да и в моей тоже. Я не имел права прикасаться к дочери Мартина Ренкли. Я понимал это, но мое чувство оказалось сильнее доводов разума.

– Ты... слышал тот разговор?

– Так уж получилось, – сказал он, чувствуя себя неловко. – Я искал тебя, чтобы... извиниться. Понимаешь, я слишком поздно догадался, что стал первым мужчиной в твоей жизни. Знай я об этом раньше, все было бы по-другому. Мне нет прощения, Джейн.

– Боже милостивый! Фрэнк! Я говорила о Джоне!

Фрэнку показалось, что он ослышался.

– О Джоне?

– Ну да. Пьяный Джон ввязался в драку в каком-то кабаке. Моя подруга узнала об этом и позвонила мне. Она думала, что мы... встречаемся. – Джейн перевела дыхание. – Вот что я имела в виду, когда сказала, что позволила ему зайти слишком далеко.

– Ты... Так это и было твоей ошибкой?

– Конечно. – Джейн смахнула слезу. – А ты подумал, что я говорила о тебе?

Фрэнк молча кивнул.

– И ты на это намекал, когда говорил о... моих многочисленных поклонниках?

– Я решил, что ты отдалась мне из жалости.

– О Фрэнк, какую злую шутку сыграла с нами судьба! – И Джейн горько заплакала. – Нет, нет, – говорила она сквозь слезы, – ты не ошибка, ты самое прекрасное, что подарила мне жизнь, Фрэнк Беррингтон!

– Джейн, любимая, прости меня за все: за то, что я подслушал тот телефонный разговор, за все грубости, которые я наговорил тебе, за глупый сарказм. Прости!

Она подавленно молчала, глядя ему в глаза:

– Ты сказал... что хотел извиниться?

– Джейн, произошло трагическое недоразумение. Я почувствовал себя преступником, когда понял: я первый мужчина в твоей жизни.

– Мне приятно, что ты был первым, – смущенно улыбнулась Джейн.

– Но я был в полном смятении. Когда я представил, что ты подарила мне... – Он вдруг забыл все слова. – А я оказался толстокожим и был непростительно груб с тобой...

– Это не твоя вина. Но ты сказал, что не был уверен... сможешь ли после...

– Джейн, забудь об этом! Это была дешевая бравада, непростительная пошлость. Как только я увидел тебя, то сразу понял: я – полноценный мужчина, способный на безумную, безудержную страсть. – Собравшись, как перед атакой, Фрэнк продолжал: – Ты была в тот день в легком золотистом одеянии с распущенными волосами, похожими на струящийся шелк, словно сошла с картины эпохи Возрождения. Но когда я взглянул в твои янтарные глаза, то понял, что пропал, влюбился без памяти.

– О Фрэнк, дорогой, – счастливая Джейн крепко обняла его, – все так нелепо. Я никак не могла понять, что случилось. Я думала, может быть, та ночь... может быть, ты был... разочарован...

– Разочарован? Да я просто сходил с ума, я пылал как факел. Как ты думаешь, почему я... не смог справиться с собой?

– Я не поняла... – Она покраснела. – Но я была безмерно счастлива на следующее утро, а потом...

– Скажи мне, что было потом? Я боялся, что ты возненавидишь меня.

Джейн покачала головой.

– Я не смогла бы возненавидеть тебя, даже если бы очень хотела. Для этого нужно разлюбить, а это не в моих силах. Не только браки, но и любовь освещается небесами.

Фрэнк крепче прижал ее к себе.

– Мне все время казалось, что ты продолжаешь страдать. Какое-то шестое чувство подсказывало мне: что-то в ту ночь не так, что-то не до конца сложилось между нами. – Он нежно коснулся губами ее волос.

– Почему же ты просто не спросил?

– Сам не знаю. Глупость, растерянность... Скорее всего – гордость.

Джейн опустила голову ему на плечо, и Фрэнк почувствовал ее теплое душистое дыхание.

– Джейн!..

– Прошу тебя, Фрэнк, люби меня, – взмолилась она. – Мне... так важно снова почувствовать себя женщиной, которую любят.

– Я боюсь... не хочу, чтобы ты снова испытала боль.

Джейн с легкой улыбкой посмотрела на него, и ее щеки зарделись.

– Этого больше не случится, я повзрослела, мистер Беррингтон.

Это был гортанный, низкий голос чувственной, уверенной в себе женщины. От былой скованности и девичьей робости не осталось и следа.

– Обещаю, теперь все будет хорошо.

Фрэнк погрузил свое лицо в пышное золото ее волос и слегка коснулся ее губ, но Джейн ответила ему жадным, страстным поцелуем: она прильнула к нему так, словно пила из целебного источника. Джейн ласкала его грудь легкими возбуждающими движениями, которые доводили Фрэнка до исступления. Она оказалась способной ученицей, быстро овладевшей древним искусством обольщения.

Джейн изнывала от сладострастного томления. И когда Фрэнк коснулся ее сосков, она в экстазе прогнулась под его теплыми сильными руками и сомкнула руки на его спине, но тут же в страхе разжала объятия, воскликнув:

– Твоя спина!..

– Я знаю, к этим рубцам нелегко прикасаться.

– О нет! – воскликнула Джейн, – Не в этом дело, я боялась причинить тебе боль.

– Твои волшебные прикосновения не могут причинить боль. Они вызывают совсем другие, сладостные ощущения.

Фрэнк снял с нее оставшуюся одежду, лаская каждое ее сокровенное местечко, покрывая поцелуями каждый дюйм ее великолепного тела, спускаясь все ниже и ниже.

– Джейн, – прошептал он, – позволь мне исправить недоразумение первой ночи. Я хочу доставить тебе истинное наслаждение, секретом которого владеет опытный и любящий мужчина.

И Фрэнк исполнил свое обещание: теперь он не был ни агрессивен, ни настойчив – он бережно и осторожно касался ее, длил чувственную истому, и Джейн таяла в его объятиях. Ее возбуждение нарастало, становилось нестерпимым. Она хотела – нет, жаждала! – Фрэнка каждой клеточкой своего тела.

– О Фрэнк, Фрэнк, я не могу больше! – стонала Джейн.

– Не торопись, дорогая. – Он прижался к ее жаждущей сокровенной плоти, и Джейн уже не принадлежала себе...

А потом они тихо лежали, спокойные и умиротворенные. И Джейн смотрела на Фрэнка глазами, полными восхищения и благодарности.

– Я не могла и представить, какое это блаженство принадлежать любимому мужчине.

Фрэнк еще сильнее обнял ее.

– И все равно я чувствую себя виноватым. Прошлой ночью тебе не пришлось испытать всю полноту утоленного желания.

– Поэтому ты и попросил... прощения? Потому что я не... – Она смутилась и замолчала.

Фрэнк кивнул.

– Я не должен был торопиться. Наша полная близость могла стать для тебя счастливым откровением. Будь я не так поглощен собой, я бы понял, – раскаивался он, но Джейн остановила его самобичевания, приложив палец к его губам:

– Забудь. Это уже в прошлом.

Однако Фрэнку хотелось выговориться:

– Все могло быть иначе. Но у меня никогда не было невинных девушек.

– Зато теперь есть.

– Да, пробел в моей биографии восполнен.

– Может... попробуем еще? – неуверенно спросила она. – Ты заслужил вознаграждение.

– О Джейн, ты сама щедрость!

И он получил обещанное вознаграждение: их любовный дуэт превзошел все возможное, все, отпущенное природой. Казалось, сам Эрос покровительствовал им, закружив в вихре страсти, унося все выше и выше, к небесам, где нет ни страданий, ни зла, а есть только любовь, любовь Мужчины и Женщины, дарующая Жизнь.

Они лежали молча, медленно спускаясь с небес, и земные заботы постепенно вторгались в их безоблачный рай. И, как ни старался Фрэнк отогнать их, пришлось вернуться к реальной жизни:

– Джейн!

– Что, милый?

– Мне очень жаль Джимми.

– У него была лейкемия.

Так вот оно что! Незаметный убийца подкрался неслышно и сделал свое черное дело.

– Его лечили всеми современными способами, – в голосе Джейн зазвучали слезы, – но эта болезнь пока непобедима. Врачи надеялись, что Джимми проживет еще несколько лет, и вдруг... Господи! За что?

– Ты хочешь сказать... Он умер не от лейкемии?

– Да нет же! На него наехал грузовик, просто вылетел неизвестно откуда и сбил его велосипед. Джимми был такой мужественный, – сквозь слезы шептала Джейн. – Умирая, он держал меня за руку и повторял, как рад, что Бой выиграл главный приз. А ведь он едва мог говорить. – Джейн вздрогнула. – Он взял с меня обещание, что я позабочусь о его лошади. Через пять минут его не стало.

– Господи, Джейн, какая трагедия! Я не знал... что ты была там.

– Его родители позвонили мне. Он хотел меня видеть.

– А я был таким толстокожим эгоистом!

– Ты ведь не знал этого.

– И все же мне нет оправдания.

– Прошу тебя, Фрэнк, не мучайся!

Фрэнк держал Джейн в объятиях, баюкая ее, словно ребенка. Мягкая дрема начала опутывать Джейн, но вдруг она вспомнила, что он собирался уйти, и встрепенулась:

– Пожалуйста, останься, – сквозь сон пробормотала она.

– Любимая, мне бы очень хотелось остаться. Очень! Но ты же знаешь, в любую минуту может войти Ниниан.

– Ну и пусть, меня это не волнует.

– Будет волновать, если Ниниан увидит нас голыми на этом диване и все поймет.

– Ну что же, мне нечего скрывать. Я не собираюсь утаивать нашу любовь. Пожалуйста, Фрэнк, не уходи!

Фрэнк сдался. Приподняв одеяло, он лег рядом с ней и погрузил свое лицо в пушистое облако ее волос, с трудом подавляя нахлынувшее желание. И в тот момент ни горькие воспоминания о выгоревшей унылой стране, ни жажда мести кровавому полковнику – ничто не могло омрачить его счастья. Даже смерть Джимми отступила куда-то в дальний уголок его сознания. Пусть это только одна ночь, один час, один миг, но в этом мгновении они существуют только друг для друга, и все прекрасное принадлежит им.

Джейн крепко прижалась к своему любимому, и тепло ее тела, превзошедшее в своей сладостной неге физическую близость, открыло ему еще одну истину: просто быть рядом – это тоже счастье, прекрасное, возвышающее душу чувство.

Фрэнк проснулся внезапно, его разбудил доносившийся из холла шум. Уже светало, и небо подернулось розоватой дымкой. Из-за горизонта всплывало неторопливое солнце.