Текст книги "Молчаливый гром"

Автор книги: Питер Таскер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Стрельба и крики прекратились. Сирена умолкла. Здание погрузилось в полную темноту. Лишь языки голубого и красного пламени вились над генератором. В этом освещении Мори различил в стене из хрупкого композитного материала изрядный пролом, появившийся от взрыва.

Безмолвие продолжалось недолго. Затем опять раздались крики, и зазвучал мегафон лейтенанта Ито. На этот раз Мори мог хорошо различить слова, ударявшие, как колокол:

– Говорит полиция. Предлагаю выйти из помещений и сдать оружие. Применение оружия в любой форме является уголовным преступлением. Выходя, всем садиться на землю, положив руки на голову.

Пламя всасывалось в здание сквозь пролом. Оно цеплялось за пластмассовую мебель, и языки его взлетали ко второму этажу, а дым заслонял созвездия. Видимо, надо было как-то тушить пожар, уже набиравший силу. В темноте возле общежития Мори различил темные фигуры людей, жмущихся ко входу. Десять – двенадцать служащих уже выполнили команду Ито. Они сидели на земле и выглядели провинившимися школьниками. Когда Мори проходил мимо, они и не взглянули на него.

В здании было темно, пахло дымом, люди теснились на лестнице. В голосах были слышны смятение, злоба и страх.

– Вернись… Тебе приказывает командир отделения…

– Пожар распространяется. Полиция выкуривает нас!

– Мы поджаримся живьем…

– Всем вернуться на свои посты! Во имя сэнсэя…

– Воздуха, воздуха мне…

Мори протискивался сквозь тела, бормоча что попало…

На третьем этаже отсветы пламени с заднего двора пульсировали на стенах коридора. Люди выбрасывали из комнат все ценное. Воняло жженой пластмассой.

По коридору бежал человек с тряпкой, накрученной на рот и нос. По мышками у него были папки с бумагами. Он налетел на Мори и начальственно распорядился:

– Заберите это отсюда! Это надо сохранить, чего бы ни стоило.

– Понятно! – молодцевато сказал Мори, взял у него документы и пошел на четвертый этаж, к этому времени уже опустевший.

Убедившись, что за ним не наблюдают, он локтем распахнул окно и выбросил папки в ночь. Несколько листов полетели в восходящих потоках жара к опушке леса, как маленькие бумажные змеи. С пятого этажа, перепрыгивая через ступеньки, промчались двое охранников с огнетушителями в руках. На него они даже не взглянули.

На восьмом путь ему преградил охранник с автоматом и подался вперед: стараясь разглядеть его лицо. Мори ощутил сладковатый запах сакэ.

– Ты что здесь делаешь? – прорычал охранник. – Не знаешь, что нет прохода?

За его спиной висел огнетушитель.

– Огнетушитель, – крикнул Мори. – Нужен немедленно!

– Вот и бери его сам, – проворчал охранник, пропуская Мори.

Тот снял огнетушитель с кронштейна и стал не спеша откручивать вентиль. Баллон был тяжелый, очень старый.

– Интересно, он еще в рабочем состоянии? – как бы самому себе пробормотал Мори.

Охранник повернулся к нему и сощурился.

– Из какого ты отдела? Где твой значок?

Придерживая баллон, Мори нащупал защелку.

– Лучше проверить, – сказал он со вздохом. – На всякий случай…

– А ну-ка, покажи значок! Здесь запретная… Уаах…

Из сопла вырвалась струя и ударила в лицо охраннику, выронившему автомат. Мори хладнокровно поливал его кремовой пеной, пока охранник не сел, отмахиваясь и задыхаясь. Мори перехватил баллон как таран и с размаху ударил охранника между ног. Тот согнулся вдвое и повалился на бок. Мори стукнул его дополнительно по голове, облил неподвижное тело пеной, бросил опустевший баллон и понесся наверх.

В коридоре девятого этажа никого не было, но из кабинета Иванаги пробивалось свечение. Дверь была чуть приоткрыта. Мори остановился перед ней и минуту прислушивался. Казалось, сердце бьется громко, как метроном. Он уже решил войти, когда услышал знакомый голос:

– Не стой там, не дыши, как охотник за жемчугом. Входи и дай на себя посмотреть.

Мори ногой толкнул дверь и вошел. Иванага сидел на полу, поджав под себя ноги. Перед ним стоял невысокий столик с тремя белыми свечами, используемыми во время буддийских церемоний. На нем было темное кимоно с открытой грудью, на лбу – повязка с эмблемой восходящего солнца. В тусклом свете свечей маленький диск казался черным.

– А, Мори! Ну, вы действительно человек неудобный. Постоянно суете нос в дела, не доступные вашему пониманию.

Иванага будто забавлялся, будто играл какую-то роль. Тени и красные отсветы ритуальных огней, чередуясь на его лице, подчеркивали резкость черт. Они были простыми и твердыми, как на плакате.

– Все кончено, сэнсэй, – сказал Мори. – Здесь полиция. Ваш персонал арестован.

Иванага выгнул бровь.

– Возможно, – сказал он. – Но это ничего не значит. Мы можем еще подождать, не так ли?

Мори прошел к столику и опустился на колени напротив Иванаги.

– Чего подождать, сэнсэй? Как я понял, вы реваншист. Ждать реванша?

Иванага покачал головой.

– Вы не поймете, – сказал он. – Реванш! Скудность мысли, стерильность воображения! Мы признательны Западу. В нас пробужден дух истории.

– Эту речь я уже слышал, – отрезал Мори. – Мне неинтересно.

Губы Иванаги скривились, он поднял руку, делая жест иронического смирения. Камень на его пальце кроваво блеснул.

– Я знаю, как вы рассуждаете, – сказал он тихо. – Вы думаете, мы – фанатики, каких Япония производила веками? Нет, друг мой. Я ведь предприниматель, и я реализую главное предприятие моей жизни. Вы ведь представляете цели предпринимательства, Мори?

– Обогатиться, – ответил Мори, пожав плечами.

– Правильно, – сказал Иванага. – Цель – максимальные прибыли. Здесь, на этом нашем производстве, мы бы добились большей прибыли, чем любой бизнесмен в истории человечества. Богатства сильных государств готовы упасть в наши руки, как спелая хурма.

– Жаль, что все это идет прахом, – посочувствовал Мори.

Иванага подался вперед, глаза его блеснули, как черные жемчужины. Мори знал, что надо отвести взгляд, но не смог. Иванага элементарно гипнотизировал его.

– Это еще возможно, – медленно сказал сэнсэй. – Вы лично можете помочь нам.

– Помочь вам? – тупо переспросил Мори.

– Пойдемте со мной. Мы вместе вернемся в главный офис. У меня есть средства. Вы станете так богаты, что до конца жизни не вспомните о деньгах. Они всегда у вас будут, в любую минуту, в любом количестве. Вы понимаете?

Его голос звучал, как с неба. В его немигающих глазах стояли язычки красного пламени свечей – и колебались, колебались…

– Нет, я не понимаю, – с усилием сказал Мори. – Я не понимаю смысла ваших слов.

– Я говорю о свободе, – сказал Иванага полушепотом. – О свободе быть собой, как вы всегда хотели. Я говорю о времени, о том, чтобы оно было всецело вашим. Не придется тратить его на то, что вы презираете, и на никчемных людей. Стоит ведь стать живым среди полумертвых.

Богатство, свобода, время… Слова Иванаги были всего лишь словами. С новым усилием он оторвал свой взгляд от блестящих глаз сэнсэя, и лицо Иванаги напоминало ему ритуальную маску сектантов.

– А я живой, – сказал Мори. – Я и так живой. А вы, сэнсэй, пожалуй, уже на пороге небытия.

Иванага уставился на пламя свечей.

– Делаете слишком много ошибок, – сказал он, не поднимая головы. – Для сыщика непростительных.

Мори услышал шаги за спиной и тотчас получил сокрушающий удар сбоку по голове. В глазах его потемнело, и он повалился на пол. Когда он снова смог различить перемены, то увидел двоих: охранника с пистолетом и рядом Ёсимуру. Иванага Сидел в той-же позе перед свечами, лицо его было невозмутимо.

– У нас мало времени, – морщась, сказал Ёсимура. – Внизу повсюду полиция. Вертолет должен забрать нас с крыши ровно через пять минут.

Иванага кивнул.

– Благоразумнее отступить, – сказал он. – Эти недоумки решили, что мы в западне… И напрасно.

Он встал и разгладил складки кимоно.

Охранник ткнул Мори ногой в живот.

– А что с этим? – спросил он. – Может, выкинуть его в костер на улицу?

– Веди его на крышу, – сказал Ёсимура. – Он нам понадобится на случай, если придется говорить с полицией.

Охранник схватил Мори за воротник куртки и дернул так, поднимая на ноги, чтобы голова Мори задела угол письменного стола. От удара лопнула кожа, и по лицу заструилась теплая кровь.

– Осторожно, – сказал Ёсимура, – он нам нужен дееспособным.

Охранник вытолкал Мори в коридор, держа пистолет у его затылка. Ёсимура и Иванага последовали за ними.

Они вышли на наружную лестницу и взобрались на крышу. Ёсимура взял пистолет у охранника.

– Еще три минуты, – сказал он. – Ты знаешь, что делать.

Охранник отсалютовал и исчез в направлении пожарной лестницы. Трое стояли молча. Огонь, разгоравшийся снизу, давал мрачный отсвет, в ночное небо летели искры.

– Они просто не дадут взлететь вертолету, – сказал Мори.

– Увидим, – самодовольно произнес Ёсимура.

Минуту спустя Мори услышал гул вертолетного винта внизу.

– Прекратить немедленно. Отойти от вертолета и сесть на землю! Руки за голову! – Это командовал лейтенант Ито в свой мегафон. – Немедленно покинуть вертолет и…

Затрещала автоматная очередь. Ито заткнулся. Затем еще очередь с другой стороны.

– Отлично, – сказал Ёсимура, взглянув на часы.

Рев вертолета стал громче, и вот он поднялся над кромкой крыши и подлетел, как чудовищное насекомое. Покачавшись, он опустился.

– Пора оставить гостей, – сказал Иванага, шагнув к ступенькам трапа.

– А что с этим? – выкрикнул Ёсимура сквозь грохот, показав на Мори пальцем. – Он слишком много знает.

Иванага приостановился. Вертолет грохотал, но его слова доходили до ушей.

– Мори – вредный человек, – сказал он.

– Что будем делать? Пущу его в расход?

– Нет, это опасно. Вы – вредный, но везучий человек, Мори. Мы вас подвезем немного и сбросим где-нибудь в наиболее подходящем месте.

Ёсимура прищелкнул языком, оценив остроумие сэнсэя, и ткнул Мори пистолетом в спину. Иванага приказал пилоту выйти на крышу и сам сел за рычаги управления. Ёсимура пистолетом толкнул Мори на заднее сиденье.

– Не беспокойся, – крикнул он ему в ухо. – Полет будет плавным. А для тебя недолгим.

Пилот стоял возле машины по струнке. Когда вертолет оторвался, он салютовал сэнсэю.

Иванага по-самолетному направил машину к лесу. Выскользнув из-за тяжелых туч, луна очертила горы и лес волшебными тенями.

– Эта ночь редкой красоты, – сказал, оборачиваясь, Иванага. – Не хватает музыки.

Мори взглянул на Ёсимуру. Тот кивал, как заводная кукла.

– Музыка очищает душу и готовит ее к новым свершениям, – сказал он напыщенно.

– Так послушаем музыку.

Иванага щелкнул выключателем, и кабину заполнили первые такты «Торжественной увертюры „1812 год“». [19]19
  Произведение П. И. Чайковского.


[Закрыть]

Гул двигателей музыке не мешал. В салоне была хорошая звукоизоляция.

– В молодости, – продолжал Иванага, я ненавидел русских. Их зверства в Маньчжурии, совершаемые от трусости, я воспринял так, будто они глумились над моей семьей. И я не терпел музыку их композиторов… А вы, Мори? – спросил он совсем неожиданно.

– Мне всегда нравился Рахманинов, – сказал Мори.

– Ах, Рахманинов…

Иванага кивал головой в такт увертюре, он слегка дирижировал, подняв руку.

– Здесь не просто неистовство, – сказал он через плечо. – В этой музыке – знание. В ней – страдание. А без знания и страдания нет величия. Забыв это, станем американцами. Вы меня пронимаете, Мори?

– Я думаю, – солгал Мори.

– Почему нет великих японских композиторов? – спросил Иванага, оживившись. – Первоклассные пианисты, первоклассные скрипачи, первоклассные дирижеры, а композиторов – нет. Почему нет великих композиторов?

Ёсимура, сожалея, покачал головой. Мори не ответил. Как и другие вопросы Иванаги, этот был риторическим.

– Техника – да, – воскликнул Иванага. – У нас прекрасные виртуозы. Но нет знания, нет величия духа. Мы должны обрести величие духа!

Ёсимура поддакивал. Иванага увеличил громкость музыкального центрами все в кабинете, казалось, уже резонировало.

Машина неслась над освещенным луной лесным массивом. Местность становилась все более пересеченной. Наземных ориентиров, света жилья, речных долин не было видно, но Иванага держал курс, не глядя на карту. Через несколько минут вертолет взмыл и завис над вершиной, венчающей горный хребет.

– Вот и прибыли, Мори, – сказал он, уменьшив громкость музыки. – Здесь нам придется расстаться. Ёсимура-кун, проводите, пожалуйста, гостя.

Ёсимура встал и раскрыл дверцу, и в салон ворвался порыв леденящего ветра. Пистолетом он указал Мори на выход.

– Давай, – сказал он. – Вот самый короткий путь.

– Ты так же проводил и Хару, – сказал Мори.

– Это было необходимо, – рявкнул Ёсимура. – Он обманул нас всех.

– По моим сведениям, дело было не так. Насколько я знаю, ты врешь.

Лицо Ёсимуры исказилось. Он снизил прицел.

– Плевать я хотел на то, что ты знаешь. Заткнись и прыгай, а то сперва прострелю тебе яйца. Но не стоит пачкать салон.

Мори поднялся и сделал неспешное движение к дверце. Иванага наблюдал с места пилота.

– Печально, – выкрикнул он. – Вам бы принять мое предложение. Я бы нашел работу для такого человека, как вы, Мори.

– Благодарю, – сказал Мори, задержавшись в шаге от дверцы. – Ну, прошу прощения, если чем-нибудь вас огорчил.

– Ну ты, прыгай! – заорал Ёсимура.

Холодный ветер ударил в лицо. До густого леса под ними было добрых триста метров. Ему вспомнились фотоснимки Танигути.

Он повернулся к Ёсимуре, прилипшему к стенке у выхода.

– Передавай привет своей жене, – сказал он тихо, чтобы не слышал Иванага. – Нельзя оставлять такую женщину в одиночестве. Это жестоко.

– О чем ты? – растерявшись, спросил Ёсимура.

– Я навестил ее две недели назад. Она не забудет того, что я дал ей второпях, это уж наверняка. Соседи тоже не позабудут.

– Ты лжешь!

– Это не ложь, – сказал Мори. – Квартирка с китайскими вазами в прихожей на «Бэйвью хейтс», дом двадцать два, не так ли?

– Что ты делал в моем доме, подлец?

Глаза Ёсимуры налились кровью.

– Ты мне должен быть благодарен. Она была ненасытной. А какие острые зубы, приятель!

Мори непристойно подмигнул. Ёсимура шагнул вперед и ткнул дулом пистолета в висок Мори. Тот пригнулся, схватил его запястье, потянул его руку вперед и вниз. Оружие выпало и ударилось о пол. На мгновение Мори накренился в проеме, левой рукой ища, за что уцепиться, а правой затягивая Ёсимуру.

– Отбрасывай его, дурак, – заорал Иванага.

Но Мори нашел положение равновесия, как только взмахнул свободной рукой. Они сцепились.

– Сбрасывай же! – орал Иванага. – Выталкивай его!

Крикнув, Ёсимура сделал толчок вперед, как в борьбе сумо. Мори мягко ушел, подставил ему бедро и перекинул за куртку наружу. Ёсимура повис над лесом, вцепившись рукой в куртку Мори.

– Нет! Падаю! Сэнсэй!

– Где твое достоинство! – рявкнул Иванага. – Смерть это друг. Обними его с достоинством.

– Сэнсэй, – вопил Ёсимура, и его лицо погружалось в пустоту.

Иванага вдруг взял рычаги управления в обе руки и накренил машину так, что Мори влетел внутрь и ударился о сиденье, а хватка Ёсимуры была разорвана. Послышался вскрик, затем – тишина.

– Никакого достоинства, – сказал Иванага в пространство. – Смерть – самый важный момент человеческой жизни. Встретить ее следует достойно.

Мори поднял пистолет.

– Ладно, – сказал он. – Возвращаемся на комплекс.

– Не думаю, что придется, – отрывисто сказал Иванага.

– Вы что? – спросил Мори. – У меня пистолет.

– Знаю, – сказал Иванага. – Но вы не управитесь с этой машиной и не навяжете мне свою волю, Мори. Я буду следовать к месту моего назначения.

– Пора прекратить игрушки, Иванага. Разворачивайте-ка эту штуку или…

Иванага повернулся и посмотрел Мори в лицо.

– Вы пытаетесь угрожать? – удивленно сказал он. – Вот еще одна ваша ошибка. Я говорил, что вы делаете слишком много ошибок.

Он увеличил громкость музыки до раздирающего уши уровня и перевел вертолет в пикирование.

– Что вы делаете? – закричал Мори.

– Даю вам урок, – откликнулся Иванага. – Учу умирать с достоинством.

– Стоп! – завопил Мори, но не мог перекричать музыку – звон тарелок, колоколов, гул орудий.

Они падали на деревья. Иванага, замерев, слушал музыку. Внизу, в прогале, блеснула вода озерка, образовавшегося в кратере старого вулкана. Мори перекатился к открытой дверце и оттолкнулся ногами от вертолета. Несколько бесконечных секунд он крутился и кувыркался над темной водой, группируясь, прежде чем она ударит его.

Удар был резкий, как взрыв. Он проник в кости. Дальше был мрак и ледяной холод. Мори шел в глубину, как камень, но жизнь из него не ушла, и он очнулся от того, что инстинктивно задержал дыхание; глаза готовы были вылезти из орбит.

Он шумно вырвался на поверхность. С воды ему была видна вспышка света и слышен грохот, как от разрыва снаряда. Вертолет разбился на склоне хребта над озером. Мори выплыл на берег озера и полежал на мягкой земле, дрожа от холода. Из носа текла кровь, от удара ныла левая лодыжка. Он заставлял себя раздеться, выжал все вещи, надел их и заковылял сквозь подлесок.

Ему пришлось идти минут двадцать, прежде чем он увидел догорающий пожар там, куда рухнул вертолет. Машина была искорежена, винт скручен, обшивка почернела от пламени. Пахло жженой пластмассой. Мори заглянул внутрь, готовый увидеть останки сэнсэя. От дыма и жара резало глаза, но одно было очевидным: вертолет был пуст.

Мори потратил минут пятнадцать, осматривая подлесок вокруг. Тело Иванаги мог выбросить удар. Он ничего не нашел и сел чуть поодаль, глядя, как умирают язычки пламени. Ночь была безветренной. Луну затянуло тучами, и тьма сгустилась.

Мори внезапно уснул. Его свалила усталость.

Проснулся он от голосов. Голова раскалывалась, во рту горчило и пересохло как после грандиозной попойки. Солнце светило ему в лицо. Слышались голоса людей и птичий щебет. «Откуда тут взялись люди и птицы? – лениво подумал он. – Они, что же, прятались, наблюдая за нами всю ночь?»

– А, Мори, вот вы где. Решили поспать, а?

Он тотчас узнал этот голос. Возле него стояли лейтенант Ито и сыщики.

– А что такое? – промямлил Мори. – Где Иванага?

Голова его раскалывалась, его мутило. Жар солнца сменился ознобом. Он весь горел.

– И я хочу вас спросить, где Иванага! Насколько я понимаю, вы помогли ему скрыться, а перед этим поставили под угрозу успех операции. Ближайшие десять лет вы можете провести за решеткой.

Голос Ито дрожал от негодования.

– А по-моему, Мори действовал правильно, – подал вдруг реплику молодой полицейский.

– Замолчи, ты, дурак! Мори нельзя доверять. По нашим данным, он с самого начала был заодно с Иванагой. Прежде всего его следует допросить.

Но молодой сыщик оказался не из робких. Он заговорил рассчитано медленно и спокойно:

– Многие наши трудности были вызваны тем, что мы не вняли советам и предупреждениям Мори и наделали глупостей, без которых можно было обойтись.

После минуты тяжелого безмолвия еще двое полицейских поддержали коллегу.

– Правильно, – сказал один.

– Надо было уделить внимание, – сказал другой.

Лейтенант Ито выпучил глаза, как глубоководная рыбка, поднятая на поверхность.

– Ну хватит, – выпалил он. – Взять его отсюда!

Когда болельщик «Великанов» схватил его под мышки и поднял на ноги, Мори сказал:

– Иванага где-то рядом. Остановите его.

– Не беспокойтесь, – мрачно ответил Ито, – оставьте это профессионалам.

– Правильно, – сказал болельщик, ударив Мори меж лопаток. – Мы, профессионалы, только и делаем, что убираем мусор, оставленный любителями, везде сующим нос.

У Мори кружилась голова, он покачивался, его тошнило.

– Приятно слышать, – пробурчал он и, стащив кепку с надписью «Великаны» с головы болельщика, рывком поднес ее ко рту.

Тот в ужасе смотрел на него.

– Ты чего это делаешь? Эй!

Изо рта Мори бурно вырвались сгустки рвоты с желчью, и кепка провисла под тяжестью извержений его желудка.

– Благодарю, – сказал он, вытирая липкий рот. – Теперь легче.

Он упал и потерял сознание.

Глава 16

Неделю назад бюро прогнозов погоды объявило, что лето кончилось. Закрылись пивные бары на открытом воздухе, была спущена вода из бассейнов, цикады умерили громкость. Днем солнце еще парило, но воздух стал суше, и вечером можно было отключать кондиционеры. Служащие в Токио как по команде надели рубашки с длинными рукавами, а служащие женщины – кожаные юбки, закрытую обувь, бархатные береты и прочее, продиктованное осенними модами.

«Великаны Гэндай» готовились в третий раз завоевать вымпел Центральной лиги, а «Львы Сэйкю» заняли последнее место в Тихоокеанской лиге. Курс Иены соревновался с курсом доллара без эксцессов. Исидзака неожиданно снял свою кандидатуру в борьбе за пост премьер-министра. На его место партия выдвинула лидера основной фракции – морщинистого и сонливого политического деятеля, схожего с енотовидной собакой. Это был мастер фракционных интриг и крупный специалист по созданию общественных фондов. Новый премьер-министр обещал иностранцам «предпринять необходимые условия для достижения консенсуса, отвечающего современным задачам подготовки совместных решений».

Намерение министерства финансов «рекомендовать» ликвидацию компании «Маруити секьюритис» потрясло мир, как ударная волна. Еженедельные журналы опубликовали слух о некоем заговоре. Наиболее распространенная версия сводилась к тому, что решение министерства инициировано финансистами США, объединившимися с компанией «Ямамура секьюритис».

Смена руководства на фирме «Ниппон инфосистемс» тоже стала сенсацией ранней осени. Обыватели разошлись во мнениях. Когда малоизвестная американская компания официально предложила свое сотрудничество в делах реорганизации «Ниппон инфосистемс», обыватели иронически защелкали пальцами и причмокнули. Причмокивание, однако, сменилось едва ли не ступором после сообщений, что крупные банки Японии, страховые компании и пенсионные фонды единодушно голосовали за это предложение, обставленное непривычными условиями.

В один прекрасный вечер господин Колесо и господин Промышленник принимали сенатора США, представляющего в конгрессе один из штатов Среднего Запада. Его с супругой повели в кукольный театр Бунраку. Спектакль повествовал о запретной любви, конфликте долга и совести, разума и чувства, мести и двойном самоубийстве. Господин Колесо видел этот спектакль уже десять раз, но и в одиннадцатый его взволновала кульминационная сцена, в который несчастные влюбленные бросились в морскую пучину. Главный кукольник, получивший за свое мастерство титул «Живое сокровище культуры», управлял действиями героя с исключительной нежностью, с глубоким пониманием феноменов страсти и судьбы. Он глубже проникал в образ, чем любой из артистов, известных господину Колесо.

Сенатор с супругой большую часть представления проспали, после чего их уважительно пригласили в ресторан, где подали американский бифштекс. По сравнению с говядиной из Кобэ, с изящными прослойками жира, бифштекс был, в сущности, несъедобен, но оба японца из вежливости прожевали его. Они очень старались. Сенатор стремился поговорить о поставках сои, о пожертвованиях на новый «Японский центр» в университете его штата, а также об инвестициях в автомобильный завод, лет пять назад построенный господином Колесо. Но господин Промышленник предпочитал беседовать о политике.

– А ведь большой был сюрприз, когда провалился сенатор Рекард, не правда ли? – спросил он. – Японские деятели не уходят из политической жизни столь молодыми. По сути, большинство из них политикой занимается до собственных похорон.

Но издал лающий смешок.

– Дискредитация Рекарда поразила нас, – согласился сенатор. Это было для всех как снег с ясного неба. Впрочем, ходили всякие сплетни: будто бы – алкоголь, женщины, деньги… Но вряд ли вам интересны подробности.

Гостей обратно в отель проводили рано. Супруга сенатора собиралась с утра лететь в Гонконг за покупками, и ему пообещали назавтра вечером показать кое-что в мужской компании. Кстати и обсудить перспективы сотрудничества.

Распрощавшись с американцами у отеля «Нью-Отани», господин Колесо и господин Промышленник пошли в заведение с гейшами в Кагурадзаке. После нескольких порций спиртного и серии игр они отпустили женщин.

– План осуществляется нормально, сказал господин Промышленник. – Скоро все вернется в свое русло.

– Правильно, – сказал господин Колесо. – А все же многие из них на свободе. Правильно ли это? Они опасны.

– Так лучше. Нельзя допустить, чтобы о случившемся узнала общественность или чтобы наши торговые партнеры получили нужную информацию. Будет катастрофа. И потом…

Господин Промышленник пожал плечами и осушил чашечку сакэ. Господин Колесо понапрасну ждал, когда тот закончит фразу.

– И потом что? – спросил наконец господин Колесо.

– Они делали это не для своей выгоды, – мягко сказал господин Промышленник. – Они думали о благе Японии.

Господин Колесо пристально посмотрел на господина Промышленника, осознавая, что между ними разница в десять лет, да и дело не в возрасте. Видимо, господин Промышленник не случайно говорил с явной ностальгией о попытке переворота 1936 года и о духе товарищества, проявившемся в ту снежную ночь в Акасаке.

– Может, и так, – сказал господин Колесо, – но сейчас мир иной.

– Это верно, – ответил господин Промышленник без воодушевления. – Мир иной.

Они допили сакэ и позвали женщин.

За двадцать тысяч километров от Токио Том Коно допил свое пиво. В Лондоне было два часа дня. Том сидел у стойки своего излюбленного пивного бара за пинтой любимого им настоящего эля и слушал Тревора, объясняющего, почему непобедима ливерпульская футбольная команда.

– Индивидуальная техника ведения мяча, конечно, – говорил Тревор, – это само собой. Но в команде нет незаменимых. Это культурная команда. Она очень слажена, взаимодействие игроков на поле…

– Ты говоришь будто о фирме, а не о футбольной команде, – заметил Том.

– Вот именно. Ливерпульцы действуют как отлаженная японская компания, прямо как «Сумикава» в первый ее период, когда я пришел к вам работать.

– Теперь «Сумикава» больше похожа на «Эвертон», да?

– Ну, не настолько плоха. Скорее «Ноттс форест», я бы сказал. Блестящий управляющий, много энергии, напористость, но все же команда не классная. Нет агрессивности, нет напора.

Они поднялись и двинулись обратно в офис. В давние времена Том не пошел бы в пивной бар в обеденный перерыв, но теперь у него хватало на это времени. После нескольких недель кропотливой работы ему удалось распутать финансовую «корзиночку», оставленную Симадой и брокерами «Мицутомо» и «Дайниппон». Дальнейшее требовало уже многих месяцев упорной работы.

Вернувшись в свой кабинет, выходящий окнами на собор Святого Павла, Том вспомнил беседу в Тревором. Действительно, европейское отделение банка «Сумикава» уже не пользовалось былым авторитетом. Слишком часто менялось руководство, ушли хорошие люди. Управляя отделением, Том прежде всего повысил в должности Тревора и дал ему возможность брать на работу лучших людей, каких тот мог найти. Том упразднил различия в положении английских и японских служащих и дал всем понять, что продвижение по службе теперь зависит лишь от отдачи работника, от его способностей, а не от возраста, образования или национальности. В офисе восстанавливались дружелюбие и раскованность, когда-то так злившие управляющего Ямагути. Но Ямагути перевели на Хоккайдо заместителем управляющего по общим вопросам в том самом маленьком отделении банка «Сумикава».

Погода в Лондоне ухудшилась. Автобусы и такси включили фары. Купол собора Святого Павла затянуло дождем. Дождь обрушился на башни, шпили и небоскребы Сити. Нигде и никогда в жизни Коно не чувствовал себя так уютно, как здесь и сейчас.

По одинокой горе над старым Киото, по замшелым ступеням, ведущим в храм, взбиралась тень. Двигалась она быстро и мягко, Не касаясь ветвей, хранящих капли дождя, не тревожа лесных голубей. Достигнув верхней ступени, тень остановилась, посторонясь от воды, вылитой сверху через окно монахом. Затем двинулась через двор. У крыльца мелькнула полоска света, дверь отворилась и сразу закрылась.

Тень медленно продвигалась по помещениям храма. Она прошла сквозь дымок фимиама и сутру, читаемую нараспев, и ни одни из монахов не оторвал своих глаз от молитвы. Она сунула нос на кухню, где в большом медном чане варились овощи. Она проскользнула по деревянным коридорам, не скрипнув половицей.

Наконец она подошла к комнатке без окон, где при мерцающем желтом свете Сидел, читая книгу старик. Когда тень проскользнула в полуоткрытую дверь, он поднял голову и улыбнулся.

– Я так и думал, что ты придешь, – прозвучал шепот из репродуктора на столе. – В последнее время я много о тебе думаю.

– Странно, что ты вообще еще можешь обо мне думать. После всего ты должен меня бояться.

Из репродуктора донеслись удивительные звуки. Беззубый рот старика был широко открыт, его грудь вздымалась и опадала.

– Прости мне этот смех, – сказал репродуктор. – Просто ты говоришь сейчас как тогда, когда мой брат впервые привел тебя сюда. Злой, запальчивый мальчишка.

– Я не шучу, дядя. Ты сделался моим врагом.

– Идиот! Ничему не научился!

– Я много узнал о тебе. Ты уничтожил меня, как уничтожил когда-то моего отца.

– Мой брат сам себя уничтожил. Он был храбрый и сильный, но тоже глупый. Я предупреждал его. Он умирал, и я просил его доверить мне твое воспитание, но он предпочел оставить тебя у твоих приемных родителей. И вот результат. В тебе нет скромности, нет смирения, ты ничего о себе не знаешь. Печально…

– Для чего в наше время скромность и смирение? Под угрозой сам дух Японии.

– Дух Японии! Ха-ха! Твои планы, с самого начала бессмысленные, навредили стране и народу. Ты вел к власти врагов Японии, не понимая, что делаешь. Что за каша в твоей голове?

– Это было необходимо, дядя. Мой расчет был на то, что наибольшую часть работы выполнят для нас американцы. И далее – кризис, в котором народ откроет свое настоящее назначение. Катарсис. Народ пересмотрит судьбу страны – об этом мечтал мой отец.

Старик покачал головой. Его шепот ослаб, с трудом можно было разобрать, что он говорит.

– Ты говоришь о своем отце так, будто он был богом, а ведь он приобрел тебя в доме с гейшами, отняв у матери после родов, и не признавал тебя членом семьи. Забудь его! Иначе ты несвободен.

– Я родился как Маруока и умру Маруокой. Отец, затравленный американцами, по сути, так и не успел узнать меня. Всеми моими поступками руководил дух Маруоки. Впрочем, ты, дядя, кажется, давно забыл о нем.

Его голос звучал запальчиво и по-юношески срывался. Старик подался вперед. Морщины на его лице загрубели, как старые трещины на открытых камнях.

– Что ты знаешь о духе Маруоки! – заскрежетал шепот, налившийся новой энергией и перемежаемый прибоем глубокого дыхания. – Твои совершенно абсурдные прожекты опозорили род!

Старик тяжело закашлялся. У него началась отдышка. Ему не хватало воздуха.