Текст книги "Пропавший мальчик, пропавшая девочка"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Боюсь, ты решишь, что я сошел с ума, – сказал я.

Том открыл глаза

– Когда мы остановились у Соборной площади, в окне «Старбакса» я видел Марка Он был с Люси Кливленд.

– В смысле, с Лили Калиндар? – уточнил Том.

– Неважно, как она себя называет, – сказал я. – Жаль, ты не видел ее.

– Так же прекрасна, как Марк рассказывал своему другу?

– Ты даже представить себе не можешь.

– Если б ты сказал мне, я б тоже на них взглянул.

– В тот момент я просто онемел. А потом испытал радость и облегчение.

– Ты уверен, что это был Марк?

– Том, я не мог ошибиться.

– Как он выглядел?

– Немного старше. Взрослее. И очень-очень счастливый.

– Как я понимаю, это явление не было случайностью.

– Он хотел, чтоб я увидел их. Он хотел, чтоб я знал: у него все хорошо.

И тогда Том произнес нечто странное:

– Возможно, ты чувствуешь, что у Марка все хорошо потому, что «убийцу из парка Шермана» сегодня вечером арестуют. – Когда до него дошло, что я не понял, Том добавил: – Ведь он может сообщить нам, где спрятаны тела

– Прости, что-то я тебя не пойму.

– Места их последнего упокоения и тому подобное. Пристойные похороны. Родственники больше не терзаются догадками. Все могут предаться скорби.

– Мне не надо предаваться скорби по Марку, – упорствовал я. – Я снова увижусь с ним, там, здесь – где угодно он может показаться мне. При этом с ним рядом всегда будет Люси Кливленд.

– Могу предположить, что так оно и есть, – сказал Том. – И ты сможешь видеть его где угодно.

– А это означает, Том, что Марк не стал жертвой монстра, с которым я сегодня общался. Его не похитили и не мучили. Он не был объектом вожделения этого выродка То, что случилось с Шейном Ослендером, Дьюи Дэллом и другими, обошло стороной Марка Андерхилла. Его имени нет в скорбном списке.

– Понимаю, – проронил Том Это означало, что он ничего не понимает.

– Поймешь, – сказал я. – Я сейчас покажу тебе кое-что. Пойдем прогуляемся до твоей компьютерной комнаты.

– Ты хочешь показать мне это «кое-что» на компьютере? – Он уже поднимался.

– Я хочу показать тебе кое-что на моем компьютере.

Том повел меня наверх. Войдя в компьютерную, он пошел вдоль столов, включая лампы.

– Все равно, какая машина? – спросил я.

– Нет, садись, пожалуйста, вон за тот, на котором я искал адрес.

Я устроился перед клавиатурой и напечатал «Gotomypc.com» – это сайт, который позволяет с помощью удаленного компьютера видеть изображение на экране монитора, стоящего у меня дома

Я зашел на сайт и ввел имя пользователя и пароль. Намного быстрее, чем на компьютере Марка, экран обновился и запросил у меня код доступа – я ввел код.

На красивом девятнадцатидюймовом экране Тома появился мой семнадцатидюймовый, чуть поменьше и не такой чистый, как в реальной жизни, зато такой родной...

– Поразительно, – раздался за спиной голос Тома. – Ты пользуешься такими программами?

– Да где уж мне, – ответил я и открыл «Outlook Express».

Три четверти заголовков были спамом. «Размер не имеет значения, заработайте 50ООО долларов за три дня, не выходя из дома, найдите себе пару, холостяки в вашем районе, бесплатная упаковка "Виагры". Секунда ушла на то, чтобы удалить хлам.

– А теперь взгляни-ка на это. – Я кликнул мышкой на «Тема: пропавший мальчик пропавшая девочка; От: munderhill». – И обрати внимание на дату.

– Хм... Получается, отправлено в воскресенье, двадцатого июня.

– Через два дня после того, как Марк пропал.

– Боже мой. – Прикрыв рот ладонью, Том нагнулся и вгляделся в экран. – Ты прав. Невероятно.

На экране моего монитора и, соответственно, монитора Тома появилось письмо Марка:

От:munderhill

Кому: [email protected]

Дата: суббота, 20 июня 2003, 04:32

Тема: пропавший мальчик пропавшая девочка

а знаешь ты славно потрудился

отдыхай старина писатель

мы вместе

в ином мире

что прямо по соседству

м.

– Распечатай, – попросил Том

– Тогда распечатается на моем принтере, а не на твоем

Том скривился. Милый Том, он всегда оставался верным себе:

– «Отдыхай старина писатель»?

– Это Марк так просит меня не волноваться за него.

– «А знаешь ты славно потрудился»? Здесь о чем? Просит тебя прекратить заниматься писательством?

– Нет, он пишет, что я достаточно сделал для него, – ответил я. – Сделал все, что мог.

– Не вижу в заголовке доменного имени, – обратил внимание Том. – Откуда он послал его?

– Оттуда, где они сейчас с Люси.

– Поразительно: два дня спустя...

– Вернувшись в Нью-Йорк, – рассказал я Тому, – прежде чем я узнал, что мать Марка покончила с собой, я как-то на улице обратил внимание на слова «пропавший мальчик пропавшая девочка», нанесенные по трафарету на тротуаре. Черной краской. Когда чуть позже решил еще раз взглянуть на них – надписи не было.

– Реклама... Обычное дело.

– Знаю, Том. Просто рассказываю тебе о том, что видел. Марку, кстати, я об этом не говорил.

– Тебе, наверно, просто понравилась фраза, – предположил Том. – Ты заметил надпись на тротуаре, и фраза, как это бывает, запала в голову. И не обратил внимания, что рассказал о ней Марку. Именно так ты для него и «потрудился». Именно так и «трудятся» все писатели.

– Ты просто не знаешь всего, – сказал я.

Том вложил руки в карманы жилета и склонил голову, нахмурившись и глядя на свои туфли.

– Тим, – заговорил он. Голос его был расслабленным и мягким, как старая перчатка. – Скажи мне, мы говорим о реальных вещах?

– Реальней не бывает, – ответил я.

Влажным солнечным июньским днем Марк Андерхилл сидел на нижней ступеньке лестницы пустого дома, который, он знал, вовсе не пуст. И, думал Марк, никогда не был пустым. Присутствие поселилось в нем с самого начала. Присутствие было женщиной, и женщина эта пришла за ним. Ее появление в доме, бывшем когда-то местом действия неописуемых мистических ужасов, «сбило» его со скейтборда и направило к центру Мичиган-стрит. В те дни, показавшиеся ему последними днями детства, она буквально остановила его на лету. Она шепнула нечто заветное его разуму, его сердцу, и он внял, не слыша ее шепота.

Шорох легких шагов донесся откуда-то сверху – кто-то крадучись прошел то ли через спальню, то ли по скрытому за ней коридору.

Дверь наверху то ли открылась, то ли закрылась. Тело Марка напряглось и расслабилось. Ему показалось, что откуда-то издалека прилетел тихий смех.

Когда он подумал о гигантской кровати, весь дом наполнился жаром и светом Уродливая комната пристройки, где стояла кровать, гудела и вибрировала на утробной звучной ноте, которая секунду назад влилась в материю пола и стен – будто сильным ударом пробудили огромный камертон. Это было то, что он вызвал к жизни, думал Марк: нечто огромное, только что успевшее скрыться из виду. Длинные перья могучих крыльев рассекали воздух, а в кильватере полета бесконечно тянулась гибельная тьма. Сердце замерло.

Марк услышал, как легкие шаги спускаются по лестнице, параллельной той, на которой он сидел, но более узкой и крутой, скрытой за стеной. Когда она наконец покажется, если это сегодня произойдет, она выйдет из-за дверцы кладовки, что в десяти футах слева от него. Едва слышные звуки шагов были ритмичны, словно мазки кистью. Словно кто-то отмерял шагами лесенку в его голове.

Марку казалось, будто дом 3323 по Мичиган-стрит непостижимым образом уменьшился и стал частью его тела, а тело обратилось в вихрь горячечного возбуждения. «Мазки кисти» опустились пониже – на один уровень с ним.

Этот звук хлопающих крыльев, гудящая в ушах кровь... Нет, подумал Марк, и в самом деле хлопают крылья – только нездешних птиц, а если уж разобраться, то и не птиц вовсе.

Он не мог и представить, что случится дальше. Он сознательно пришел сюда, и даже если сейчас произойдет какая-то немыслимая перемена – будь что будет. Она ждала его с того самого мгновения, когда дом вдруг возник перед его глазами, как сказочный дворец поднимается из залитой туманом долины.

Весь дрожа, Марк поднялся на ноги и вгляделся в дверь кладовки. Из-за ее двери донесся шорох, затем легкий щелчок: дверная ручка стала поворачиваться. За четверть секунды до того, как начала раскрываться дверь, время для Марка Андерхилла остановилось.

Пылинки недвижимо повисли в воздухе.

Затем раздался звук, поначалу едва слышный, характер которого понять было невозможно. Звук нарастал, и Марк подумал, что это обертон фортепьянного баса, зависший в воздухе после того, как сама нота угасла...

Потом ему показалось, что он слышит звонкое металлическое жужжание тысяч цикад. Механический гул, энергичный, назойливый... Откуда в Миллхэйвене цикады?

«Цикады? – подумал он. – Я даже не знаю, как она, цикада, выглядит!»

В десяти футах слева стала поворачиваться на петлях дверь, и, будто выпущенный из запертой потайной двери памяти, аромат шоколадного печенья заструился к нему – мама поставила их в духовку, и вот они, вырастая из своих формочек, становились все пышнее и пышнее... Хрупкий силуэт скользнул в комнату.

В тот день она назвала ему свое имя.

На следующий она сорвала свои простенькие одежды, раздела его и увлекла к накрытому простынкой дивану. После этого Марк почувствовал, будто родился заново и стал совершенно другим Держа за руку, она повела его к зловещей гигантской кровати и научила, как можно удобно устроить тело на ложбинах и пазах жуткого ложа, и ложе приняло их обоих, и они словно переделали кровать заново под собой в то время, когда двигались.

Разве мог он сказать Джимбо: «Я был облачен в ее тело, будто во вторую кожу».

«Реально?» – спросил тот.

«Реальней не бывает, – ответила она. – Настолько, насколько я в силах сделать это».

Время, сбросив свой древний-древний нрав, явило им свое истинное лицо. Один час стремительно обернулся тягуче-ленивым месяцем. Они перестали замечать время – его просто не было.

«Теперь ступай и подумай, – сказала она. – Покидаешь ли ты свой мир со мной или выберешь путь попроще? Поскольку всем и каждому в твоем мире приходит собственный срок покинуть его».

И еще она сказала: «Торопись, торопись, солнце клонится к закату, Черный человек идет. Однако ты можешь уйти со мной».

Марк встретился со своим единственным другом и понял, что их встреча была последней. Летним вечером он отправился в парк и сел на знакомую скамью. Первое дыхание ночной прохлады коснулось его щеки. Ветерок шепнул: «Торопись, торопись...» Вскоре он поднялся и пошел.

ГЛАВА 23

– По-видимому, он хочет с тобой пообщаться, – сказал Филип. – И ты в курсе, я же тебе говорил.

Филип свернул на парковку в квартале от управления полиции, где примерно девятнадцать часов назад Рональда Ллойд-Джонса сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, отобрали личные вещи и ценности и предъявили официальное обвинение в убийстве нескольких человек Присутствовавших при этом офицеров полиции озадачило то, что он принял свое унижение с долей хорошего юмора. Он отказался сделать заявление до прибытия своего адвоката, но – вы представляете, его адвокат в настоящий момент на отдыхе, играет в гольф на Сен-Круа и вернется не ранее чем через два-три дня. В силу таких обстоятельств Ллойд-Джонс потребовал себе одиночную камеру, регулярное питание и право пользования блокнотом формата 33х40,6 см и письменными принадлежностями, которые позволят ему, как он высказался, «начать подготовку своей защиты». О, кстати, – а не имеют ли отношения к его аресту два джентльмена, что подъезжали сегодня днем к его дому и спрашивали, как проехать на Лоблолли-роуд? Первые шесть полицейских, которые с ним работали, ничего об этом не знали и, испытывая отвращение к своему громадному улыбчивому пленнику, ничего бы не сказали, даже если бы знали ответ на вопрос. Седьмым офицером, которого Ллойд-Джонс увидел в этот хлопотливый день, был сержант Франц Полхаус. Полхаус сообщил Ллойд-Джонсу, что тот не должен задавать подобных вопросов.

– Скажите, – поинтересовался Ллойд-Джонс, – раз уж вы считаете, что у вас есть веские основания для моего ареста, вы действовали на основании опознания по словесному портрету?

Сержант Полхаус признал, что фоторобот сыграл определенную роль в событиях сегодняшнего дня.

– А вашим свидетелем, со слов которого составили мой портрет, не была ли та пожилая дама, что подходила ко мне в парке Шермана в тот момент, когда я был вовлечен в абсолютно невинную беседу?

– Все может быть, сэр.

– Я воспринимаю ваш ответ как утвердительный. А мужчина, который сегодня подходил к двери моего дома, проверял сходство моей внешности с фотороботом, составленным со слов той пожилой дамы?

– Этого я не могу вам сказать, сэр.

– С тем мужчиной был еще один человек. Если не ошибаюсь, джентльмен, сопровождавший его, это Томас Пасмор.

– Вы не ошиблись, – сказал сержант.

– Я чрезвычайно польщен.

В таком духе и продолжалось весь остаток вечера. Просьба Рональда Ллойд-Джонса была удовлетворена: он получил одиночную камеру, ужин (есть он отказался) и письменные принадлежности. На следующее утро сержант еще раз встретился с Ллойд-Джонсом в комнате для допросов. Ллойд-Джонс пожаловался, что не может принять ванну или хотя бы душ, и Полхаус объяснил, что он не сможет принять ванну или хотя бы душ до завершения процедур предварительного следствия. Однако если мистер Ллойд-Джонс захочет сейчас дать полное искреннее признание, похода в душ придется ждать всего лишь до момента прибытия его адвоката.

– Вот, значит, как, – сказал Ллойд-Джонс. – На вашем месте, сержант, я бы очень постарался, чтобы такой заключенный, как я, был устроен с комфортом.

– Мне кажется, вы устроены с невероятным комфортом, – ответил сержант.

Ллойд-Джонс сообщил, что кое о чем размышлял накануне, большей частью о Томасе Пасморе.

– Видите ли, я, как и любой другой, читаю газеты и имею кое-какое представление о том, как мистер Пасмор творит свои чудеса. Использование открытых для общественности документов и архивов – отличное подспорье, не правда ли?

– Это общеизвестно, – кивнул Полхаус.

– По-моему, человек, который «на ты» с компьютерами, кодами доступа, паролями, может нажить себе большие неприятности, забираясь куда не следует. Ежели в процессе поисков ему придется выйти за рамки дозволенного, то есть преступить закон, любое найденное им свидетельство будет считаться неприемлемым, ведь так?

Это был нелегкий момент для сержанта. Полхаус не имел представления, сколько границ дозволенного переступил Том Пасмор.

– Не могли бы вы мне назвать имя того человека, другого – с которым я говорил?

– Поскольку рано или поздно вам придется узнать его – пожалуйста: это Тимоти Андерхилл

– Писатель Тимоти Андерхилл?

– Совершенно верно.

– Вы разыгрываете меня.

Полхаус бросил на него взгляд, который мог бы прожечь насквозь обыкновенного человека

– Забудьте обо всем, что я наговорил вам, – сказал Ллойд-Джонс. – Пожалуйста, привезите Тима Андерхилла, мне очень надо с ним поговорить. И пока вы этого не сделаете, я никому не скажу ни слова.

– Мне кажется, он знает вас, – сказал Тиму Полхаус, когда они втроем пробирались по лабиринтам коридоров. – Я хотел сказать, ваши книги.

– Почему вы так решили?

– По его реакции на ваше имя.

Тим немного запыхался от гонки по коридорам. В спешке он обратил внимание только на возбуждение Полхауса и приколотые к доске объявлений, мимо которой они прошли, визитки с предложениями услуг адвокатов, специализировавшихся на разводах. Наконец Полхаус остановился напротив зеленой двери с буквой «В».

– Он хочет поговорить с вами наедине, – сообщил сержант. – Ваш брат, я и лейтенант из отдела убийств будем наблюдать через одностороннее зеркало. Диктофон зафиксирует все сказанное вами обоими.

– Что я должен сделать? – спросил Тим.

– Пусть выговорится. Посмотрим, вдруг вам удастся заставить его проболтаться о вашем племяннике. Можете спросить о Джозефе Калиндаре. Повезет – обмолвится о том, где он спрятал тела. Так что конкретных указаний нет: чем больше расскажет, тем лучше.

– Он сейчас там?

На секунду Тимом овладел беспричинный страх. Несмотря на острейшее любопытство, меньше всего ему сейчас хотелось перешагнуть порог этой комнаты.

Полхаус кивнул:

– Пойдемте, я вас представлю.

Он открыл дверь, и на секунду Тому почудилось, будто он слышит резкий, с привкусом дымка, горький запах. Полхаус шагнул в комнату, и запах исчез. Справившись с побуждением развернуться и уйти, Тим последовал за широкой и прямой спиной сержанта. Человек у дальнего конца зеленого металлического стола уже поднялся на ноги и пристально вглядывался в него с выжидательной улыбкой. Если не принимать в расчет горящих глаз и выражения комической досады, он сейчас очень напоминал страстного поклонника в ожидании автографа.

– Вы уже встречались, – сказал Полхаус. – Тим Андерхилл, Рональд Ллойд-Джонс

Ллойд-Джонс ухмыльнулся и протянул крепкую розовую ладонь, и Тим неохотно пожал ее.

– Мистер Ллойд-Джонс, разрешите вам напомнить, что ваша встреча будет проходить под наблюдением и разговор ваш записывается. И еще раз: все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Прошу также подтвердить, что вы отказываетесь от присутствия вашего адвоката на этой встрече.

– Бобби придет попозже, – ответил Ллойд-Джонс.

– В таком случае я вас оставляю.

Как только Полхаус вышел, Ллойд-Джонс указал жестом на стул на другом конце стола и сказал:

– Давайте устроимся поудобнее.

Не желая так быстро потерять контроль над ситуацией, Тим спросил

– Удовлетворите мое любопытство, для чего вы добивались встречи со мной?

– Причина одна – ваши книги. Вы один из моих любимых писателей. Прошу вас, присаживайтесь.

Оба опустились на стулья.

– Мой друг, вам просто необходимо обновить ваши фотографии, – начал Ллойд-Джонс. – Не назови мне сержант вашего имени, ни за что б вас не узнал. Снимки старые?

– Боюсь, что да.

– Велите вашему издателю постараться и найти фотографа с хорошим вкусом. Скажу откровенно, у вас очень приятное лицо, и следовало бы извлекать из этого максимальную пользу.

«Как, например, извлекаешь ты», – сказал про себя Тим

И тут же понял, что именно этого и хотел Ллойд-Джонс – чтобы он так подумал. К Тимоти Андерхиллу он не питал особого интереса, он просто хотел развлечься. Никакое лишение свободы не могло удержать его от любимых игр.

– Мне очень стыдно, что я сразу не узнал Тома Пасмора – спохватился, когда вы уже отъехали. Один из самых знаменитых жителей Миллхэйвена, не правда ли?

Тим кивнул. У него вдруг возникло ощущение: еще немного – и он станет кротким и покорным воле Ронни.

– Полагаю, мистер Пасмор решил, что я достоин его визита – для того чтобы сравнить мою внешность с рисунком, не так ли?

– Так.

– Чем же я привлек его внимание?

– Всплыло ваше имя.

Ллойд-Джонс улыбнулся ему с неподдельной симпатией. В его немного слишком близко посаженных глазах плясали искорки.

– Давайте вот на этом акцентируем наше внимание. Из того, что я читал о вашем друге, я понял, что львиную долю своих, скажем так, «вдохновений» он черпает из общедоступных источников. Я всегда думал – как же это мудро! Если помните, я уже интересовался, не из такого ли рода источников «всплыло» мое имя и привлекло внимание мистера Пасмора. И ваше внимание, разумеется, тоже.

– Вы правы.

– Том Пасмор верен себе. А что это за документы, где они, Тим? Налоговые декларации, что-то вроде этого, да?

– Мы хотели выяснить, кто владелец дома, принадлежавшего прежде Джозефу Калиндару, – сказал Тим. – Так и всплыло ваше имя.

Ллойд-Джонс моргнул, и тень скрытого ликования мелькнула на его лице. Почти мгновенно он обрел контроль над собой.

– Ах да, конечно. Я приобрел эту недвижимость для вложения капитала, но так ничего с домом и не сделал. Давайте теперь поговорим о том, что имеет для меня значение куда большее. Итак, вот он я, опознанный вами как человек, словесный портрет которого дала полиции некая престарелая мадам, чье внимание привлекла какая-то нелепость. Причиной ее беспокойства была моя невинная беседа с очаровательным юношей в парке Шермана. Легко допускаю, что похож на человека с портрета, поскольку и в самом деле являюсь тем самым человеком, что разговаривал с мальчиком. Вот, пожалуй, и все, что у них есть, не так ли?

В комнате будто стало на пару градусов теплее и чуть темнее, как если бы верхний свет потускнел.

– О чем это вы?

– Об опознании. Женщина видит меня в парке, полицейский художник делает набросок, вы усматриваете сходство человека на портрете со мной... – Подняв голову, Ронни смотрел в зеркало поверх головы Тима – И что это доказывает, сержант? Ровным счетом ничего. Это никоим образом нельзя считать основанием для ареста, если только общение с человеком в парке вдруг не стало квалифицироваться как преступление.

– Полагаю, у них есть кое-что еще, – сказал Тим.

Ллойд-Джонс посмотрел на Тима как на милого, но туповатого школьника

– Ума не приложу, чем же так заинтересовал вас и мистера Пасмора домишко на Мичиган-стрит?

Тим достал из кармана фотографию, которую ему дал Филип, и подтолкнул ее по столу к сидящему напротив Ллойд-Джонсу. Тот ласково взглянул на снимок, брови его взлетели вверх, и он спросил

– Какой симпатичный юноша. Ваш сын?

– Племянник Марк Андерхилл. Вам знакомо его лицо? Не приходилось ли вам прежде встречаться с ним?

– Дайте подумать... – Ронни подтянул фотографию поближе и склонился над ней.

От мысли о том, что он прикоснется к ней, Тиму стало тошно.

Ллойд-Джордж улыбнулся ему и, коснувшись снимка лишь кончиками пальцев, пустил его по столу назад к Тиму.

– Нет, лицо мне не кажется знакомым, хотя наверняка утверждать не могу, особенно по такой старой фотографии.

– Марк был буквально околдован тем, что вы назвали «домишком на Мичиган-стрит». Со слов его лучшего друга, он даже забрался туда и осмотрел дом. И нашел уйму интереснейших вещей. Ему не составило большого труда понять, что происходило там.

– А вот это совсем нехорошо. Признаться, вы меня очень расстроили.

– Чем же, мистер Ллойд-Джонс?

– Пожалуйста, зовите меня Ронни. Я настаиваю.

Подумав о том, что из-за зеркала наблюдает Франц Полхаус, Тим уступил.

– Извольте.

– Благодарю. Разумеется, вызывает сожаление тот факт, что ваш племянник нарушил границы моей собственности. И поскольку вы рассказали мне об этом, я должен признаться: несмотря на то что мне не удалось узнать его на этой фотографии, я вообще-то обратил внимание, что время от времени какой-то подросток крутится вокруг тою дома.

– А как вам удалось заметить его, Ронни?

– Изнутри – как же еще! Из окна. Я периодически пользовался этим домом как местом уединения. Любил приезжать туда, чтобы собраться с мыслями. Там мне было невероятно покойно. Я просто сидел в потемках и – как вы, наверное, выразились бы – медитировал Пристальное и настойчивое внимание вашего племянника чрезвычайно нарушало мой покой. Как-то раз вечером они с другом даже осветили фонарем окно. А я как раз сидел в комнате и, так сказать, показался им. Глупые мальчишки напугались до смерти.

– Вы еще когда-нибудь пробовали «показываться» моему племяннику?

Уголки губ Ронни дрогнули в улыбке:

– Да, пару раз. Однажды я стоял на вершине холма спиной к нему. Пару раз я проделывал такие вещи. Хотел чуть припугнуть его, только и всего.

– Вы бывали у него дома? В частности, в день похорон матери Марка – не заходили к ним на кухню?

Ронни изобразил изумление:

– Пожалуйста, примите мои искренние соболезнования по случаю кончины вашей невестки. Нет, что вы, не заходил. Подобного у меня и в мыслях не было.

– А почему вы решили, что если повернетесь спиной к Марку, то напугаете его?

– Разумеется, тут все дело в Джозефе Калиндаре. У него была привычка поворачиваться к фотографам спиной. Он проделывал это при первой возможности. Полагаю, именно в личности Калиндара кроется причина пристального интереса мальчика к моим владениям.

– Да вы и сами интересовались Джозефом Калиндаром, разве нет?

– Было время – в этом городе многие интересовались Джозефом Калиндаром.

– Может, и было – в восьмидесятом Но не теперь.

– Не стал бы так категорично утверждать, Тим. Разве забыли люди о Джеке Потрошителе? Личностей с выдающимися достоинствами, как правило, помнят долгие годы после их смерти. Ведь так, согласитесь?

Стены комнаты будто сдвинулись, и стало трудно дышать в отравленном воздухе. Злоба и тоска, которые буквально излучал улыбающийся Ронни Ллойд-Джонс, заставили Тима почувствовать себя так, будто его замуровали в пещере вместе с ним. Будто Ронни стоял обеими ногами на его груди.

– Соглашусь – до некоторой степени.

– Я очень, очень рад слышать от вас это, Тим. Видите ли, у меня есть предложение для вас.

Тим догадывался, что за предложение сейчас последует, и ему вновь стало не по себе.

– Вы позволите мне быть искренним, Тим? Это лучшее, что я могу сделать сейчас.

– Да, прошу вас.

Тим был не в силах оторвать взгляд от точки на столе между своих широко расставленных рук. Мышцы шеи и плеч начали ныть. Давным-давно кто-то перочинным ножом вырезал на столешнице: «фсе копы сцуки».

– Вы превосходный писатель, Тим. Вы необычайно проницательны. Вы блестящий рассказчик.

– Оставьте, – попросил Тим.

– Мы можем принести друг другу уйму пользы. Я бы хотел, чтоб у нас с вами возникло что-то вроде партнерства. Как только я узнал, что за человек позвонил в мою дверь вчера, я в ту же секунду понял, зачем вы пришли. Вы единственный на свете, кто может по-настоящему рассказать мою историю.

Не дав Тиму времени отреагировать, Ллойд-Джонс подался вперед и заставил его – будто силами черной магии – встретиться с ним взглядом.

– Только, пожалуйста, поймите меня правильно – я ни в чем не собираюсь признаваться. Я говорю вам это в глаза, лично, и нас записывают. Я не имею никакого отношения к убийствам в парке Шермана, а следовательно, не могу признаться в совершении их. Единственное, что я могу сделать, и, я уверен, это всем поможет, – я опишу некую гипотетическую ситуацию. Рассмотрим эту гипотетическую ситуацию?

– Не думаю, что я вправе остановить вас, – сказал я.

– Предположим, что я – «убийца из парка Шермана». Если бы я совершил эти убийства, я смог бы рассказать вам в деталях о каждом, возвращаясь к тому времени, когда люди еще не знали о существовании «убийцы из парка Шермана». Если бы я был виновен, я бы дал вам доступ к любой подробности моей жизни. Продолжая рассуждать гипотетически, я бы рассказал вам, где искать тела. Все до единого. Уверяю вас, цифра была бы совсем небольшой.

– Неправдоподобно, – сказал Тим.

– Единственное, чего я добиваюсь, – это польза, которую могла бы принести моя гипотетическая точка зрения. Непредвзятость и разумность – вот главное, к чему мы должны прийти. Частью всего этого должен стать Джозеф Калиндар. Духовная связь, мера его успеха. Мера моего успеха плюс внимательный взгляд на работу моей души. Позвольте, Тим, немного упростить вам задачу. Если согласитесь, я гарантирую вам вознаграждение в размере одного миллиона долларов. Я дам вам вдвое больше, если книга получится такой, какой ее вижу я. Причем вне зависимости от любого аванса, который вы получите от издателей. Ваши издатели озолотятся. Помните «Песнь палача» Нормана Мейлера?[34]34
  Мейлер Норман, американский прозаик, эссеист, публицист. Его книга «Песнь палача» (The Executioner's Song), документальный рассказ о деле Гэри Гилмора, ставшего убийцей и приговорившего себя к смерти, принесла Мейлеру вторую Пулитцеровскую премию.


[Закрыть] Я могу сотворить чудо с вашей карьерой.

– Я больше не в силах слушать этот бред, – оглянувшись на зеркало за спиной, проговорил Тим. – Я ухожу.

Через пару секунд сержант Полхаус вошел в комнату и сказал

– Свидание окончено.

Когда Полхаус вывел Тима из комнаты для допросов, Филип рванулся к нему:

– Да что с тобой такое? Еще чуть-чуть – и он сказал бы, где похоронил моего сына!

– Мистер Андерхилл, – обратился к нему Полхаус. Властные нотки в его голосе мгновенно остудили Филипа. – Вероятность того, что Ллойд-Джонс скажет вашему брату правду, была ничтожно мала. Ронни так и продолжал бы развлекаться, рассказывая одну сказку за другой.

– Простите, если я не оправдал ваших надежд, – сказал Тим, – но я не мог согласиться работать с ним. Я даже не мог солгать ему.

– Вы отлично потрудились, – сказал Полхаус. – Я очень доволен услышанным.

– В первый раз в жизни вижу человека, отказавшегося от двух миллионов долларов, – сказал Филип. – Тебе нравится швыряться такими деньгами?

Не в силах совладать с собой, Тим расхохотался.

– Нет никаких двух миллионов, – сказал Полхаус. – Эти деньги – наживка, как те диски, что он обещал мальчикам. Мистер Ллойд-Джонс прекрасно понимает, что остаток жизни ему придется коротать за решеткой, и пытается придумать себе занятие на этот срок. Плюс все, что можно выгадать, заставив вашего брата написать о нем. Давайте зайдем сюда – Сержант открыл дверь в комнату, где проходила его встреча с родителями пропавших мальчиков.

– Я думал, мы закончили, сержант, – сказал Филип.

– Сделайте милость, прошу вас, мистер Андерхилл.

Пройдя в комнату, они расселись на прежние места за столом: Полхаус во главе, а Тим и Филип – справа от него.

Полхаус, подавшись телом вперед, посмотрел на Тима:

– Вы обратили внимание, в какой момент Ронни потерял самообладание?

– Когда я спросил, бывал ли он у Филипа дома?

– И зачем ты это сделал? – взревел Филип.

Полхаус проигнорировал его.

– Это произошло, когда вы сказали ему, что Том Пасмор раскопал имя владельца старого дома Джозефа Калиндара.

– Что ваши люди обнаружили в его доме? – спросил Тим. – Фотографии Калиндара?

– Фотографии, статьи, газетные вырезки, даже одежду, как у Калиндара... Одна из комнат вообще смахивает на музей Калиндара.

– Это не подошьешь к делу в качестве обвинения, – выпалил Филип.

– Обвинение не проблема, – спокойно продолжил Полхаус. – Мы нашли фотографии мальчиков в состоянии наркотического опьянения, фотографии связанных мальчиков и фотографии мальчиков явно мертвых. Ллойд-Джонс не предполагал, что его дом может подвергнуться обыску. Он хранил бумажники жертв, наручные часы, одежду.

– Вы нашли одежду Марка? – спросил Филип.

– Пока мы еще не проводили опознание вещей, – ответил Полхаус. – Но в скором времени обязательно сделаем это. Однако фотографии и одежда – это еще не все. У Ронни аудиоаппаратура потрясающего качества и, как он и говорил, тысячи компакт-дисков. А рядом с проигрывателем лежали диски, которые он записывал на своем лэптопе, подключив к нему камеру. Этакое домашнее видео. Я просмотрел один: там снято, как мальчики умоляют сохранить им жизнь.

– Он их всех убивал в доме на Олд-Пойнт-Харбор? – спросил Тим.

– Да, в прекрасном и уединенном месте.

– Но это не дает ответа на вопрос, почему он так встревожился, услышав, что нам известен владелец дома Калиндара.

– Вот именно, – сказал Полхаус. – Я хочу отправиться туда и хорошенько все осмотреть. Если обещаете хорошо себя вести, я захвачу с собой и вас. Просто не мешайте мне и ничего не трогайте, договорились?

– Прямо сейчас? – спросил Тим. – А что, почему бы и нет.