Текст книги "Витки времени"

Автор книги: Питер Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Налитыми кровью глазами Гилдер уставился в туман, скрывший джунгли. Еще не слишком поздно. Очевидно, его подданные мигрировали в какое-то место, где было много еды и воды, где лето не поджарило джунгли до состояния чипсов и не высушило все реки... туда где человек мог жить и работать. Ведь местные жители точно животные. Это у них в крови. Какой-то инстинкт, заставивший их перейти на другое место, точно так же, как на Земле инстинкт заставляет перелетных птиц лететь на север. Если бы у него была хоть капля мозгов, то он собрался бы и пошел вместе с ними. Но у него все еще есть Энни. Она знает, куда идти. Он все же может последовать за всеми!

Из корзин и полос ткани Джо сделал рюкзаки для них обоих. Положил туда несколько вещичек – король должен всегда быть платежеспособен, – а остальное место забил консервами. Он с трудом сумел вскинуть рюкзак на плечи. Для Энни рюкзак мог оказаться слишком тяжел, хотя эти местные девки сильны, как лошади...

Джо оставил ее рюкзак у двери и шагнул в полутьму хижины, где Энни печально лежала в углу, вздыхая и всхлипывая. Джо тронул ее за плечо – оно было холодным и безжизненным. Он осторожно потряс его.

– Энни, – прошептал он, – давай, пойдем, прямо сейчас. Мы найдем твоих людей. Вставай, пойдем...

Она замерла, перестала даже дышать. Джо не увидел, а скорее почувствовал, как ее круглые глаза вопросительно уставились на него в темноте. Он взял ее безвольную руку. Рука была холодной и влажной.

– Ну, – сказал он, – давай, идем.

Она внезапно вскочила и безумно бросилась из хижины. Пронеслась мимо него со скоростью пчелы, из двери и по тропинке, не обращая внимания на его крики.

ГИЛДЕР, РУГАЯСЬ, побежал за ней. Она должна вернуться за своим рюкзаком, или у него будет желтая беглянка! Он взревел во весь голос, но стройная фигурка Энни стрелой пролетела в ворота и направилась к пересохшей реке и лесу за ней.

Джо бежал по ее следам, рюкзак неловко мотался у него за спиной. Затем одна лямка лопнула, и корзина перевернулась прямо в сухие сорняки возле тропинки. Джо поставил ее там и погнался за девушкой с винтовкой в руках, сердито вопя. Затем он увидел, что она ждет его в конце естественной запруды, где он держал свою силовую установку. Она помахала руками в ответ на его крики, исчезла в тумане, затем появилась снова и принялась нетерпеливо приплясывать то на одной, то на другой ноге, пока он лез к ней на холм.

Затем Энни побежала к нему навстречу, схватила за руку и потащила вперед. Глаза ее радостно горели, все тело извивалось от нетерпения. Затем они добрались до края водоема.

Джо не был здесь ни разу за последние недели. Водоем практически высох – осталось обширное пространство черного ила с желтой пеной у края запруды. Возле берега дно было похоже на уложенные кирпичи – растрескалось на квадраты и прямоугольники, но в том месте запруды, где Джо установил генератор, еще оставался тонкий слой воды поверх грязи, окруженный желтыми, как сера, водорослями. Вся поверхность этой грязи была усеяна странными выемками.

Энни проворно спустилась с дамбы и остановилась у края вонючей лужи, поджидая его.

Ее гладкое желтое тело блестело, точно смазанное. Джо погрозил ей кулаком. Энни, смеясь, отмахнулась. Затем, прежде чем Джо успел что-то крикнуть, она подняла блестящие руки выше головы и, с красивым разворотом, прыгнула головой вперед, прямо в грязь.

Джо пораженно застыл на месте. По поверхности лужи с желтой пеной пошли волны. Дыра, оставленная телом Энни в густой грязи, тут же начала заполняться. А Энни исчезла!

Джо Гилдер задрожал. Его толстое, рыхлое тело затряслось, словно в лихорадке. Губы скривились, все лицо сморщилось, будто у плачущего младенца, плечи опустились. Он остался совсем один.

Затем он осторожно спустился с дамбы. Он боялся этой воды и смертельно боялся этой грязи. Он зажмурился, но перед глазами буквально стояли туземцы, которые, один за другим, погружаются в водоем, извиваясь и крича, пока ил поглощает их. Джо буквально видел, как черный ил доходит им сначала до горла, затем до подбородка, и вот уже скрывает рот и нос. Потом на поверхности грязной воды остаются плавать, как водоросли, их распущенные волосы, да из глубины время от времени поднимаются и с шумом лопаются большие пузыри.

Джо содрогнулся и открыл глаза. На том месте, где исчезла Энни, не было никаких пузырей.

Джо попытался пройти вперед, пока корка высохшей грязи держала его. Потом корка принялась трескаться, и он отступил, сопя и всхлипывая. Энни исчезла. От дыры на том месте, где она погрузилась в ил, осталась лишь мелкая впадина в грязи, как и множество других впадин, испещряющих поверхность водоема.

Как и множество других!.. Перед глазами Джо Гилдера словно разорвалась багровая бомба. Когда он немного пришел в себя, то обнаружил, что стоит на коленях на грязевой корке, и колотит по ней прикладом винтовки, взламывает ее острой палкой, потом сует пальцы в трещины и отламывает куски. Корка не выдержала, и Джо сунул палку в теплую грязь как можно глубже, затем принялся шарить ей, пока на что-то не наткнулся.

Потом из сухой лозы он сделал петлю, погрузил ее в грязь и поймал то, что там было. Потащил. Это оказалась кру-женщина из его деревни. Она ушла одной из первых. Женщина свернулась клубком, уткнув подбородок в подтянутые колени, а колени поддерживая руками. Волосы мантией облепляли ее, и вся она была покрыта твердой, прозрачной янтарной оболочкой, точно невиданный высохший плод. Оболочка походила на кокон из какой-то застывшей жидкости. Она была тонкой. Вытаскивая, Джо повредил ее на плече, и увидел, как влажную кожу медленно затягивает медового цвета патока, и тут же застывает на воздухе, восстанавливая поврежденный кокон.

Постепенно Джо вытащил полдесятка спящих кру из их грязевых могил и положил рядом с расширенной прорубью на солнце. Он чувствовал тепло их неподвижных тел и редкие удары сердец. Энни наверняка была теперь такая же. Она ушла, чтобы выжить.

ДЖО ПРИШЕЛ в себя, услышав чьи-то голоса. Голоса раздавались из-за дамбы. У Джо раздулись ноздри. Белые люди!

Он поднял винтовку, обтер с нее грязь и встал у дамбы, ожидая, кода они появятся в поле зрения. Через мгновение из-за конца дамбы вышел человек и направился было от водоема к холму, но тут же остановился, заметив Гилдера. За ним появились еще трое – три человека в черных с серебром мундирах Патруля! А первый человек оказался Ходжем, тем самым Ходжем, который должен был валяться где-то в реке с пулей в спине и служить кормом для рыб!

Их винтовки прогремели одновременно. Пуля с визгом отскочила от каменной дамбы в нескольких сантиметрах от Джо, а он сам ухитрился попасть в одного их троих патрульных. Плюхнувшись на живот на неровную гальку, Джо по-крабьи пополз от водоема. Если бы он сумел добраться до подлеска, то мог бы сделать крюк по лесу и скрыться за частоколом, окружавшим деревню. А там, с винтовкой и большим запасом боеприпасов, он мог бы продержаться много дней.

Джо полз задом наперед, а когда решил, что отполз достаточно далеко, вскочил на ноги и помчался к лесу. Пуля просвистела мимо его головы, Джо бросился плашмя на сухую траву и выстрелил в ответ.

В непокрывшейся еще коркой грязи водоема что-то зашевелилось. Джо уловил это движение краешком глаза. Что-то выбралось из ила и полезло на дамбу. Что-то, с чего стекала вода и грязь. Потом Джо узнал, что это такое. Это была Энни... Энни, возвращающаяся за ним!

Он вскочил на ноги и закричал. Первая пуля Ходжа попала ему чуть выше поясницы, вторая раздробила плечо, а третья пропахала запрокинутое лицо и вонзилась в хитроумный мозг Гилдера. И Джо Гилдер, король Венеры и ее впадающих в летнюю спячку полулюдей-полуамфибий, рухнул на колени, а потом медленно сел на сухую землю.

С жалостливым выражением лица Ходж глядел на кру-девушку, которую Мердок-Гилдер звал Энни. Она стояла на солнце, глядя туда, где неподвижно лежал ее белый повелитель. В воздухе расплывался легкий, голубоватый дымок, только и всего. Она медленно отвернулась, секунду постояла на краю водоема, а потом погрузилась в грязь.

Вскоре она все забудет. Кру быстро обучаются, но все забывают за время длинного летнего сна, в котором замирает само время, и они проводят долгие месяцы иссушающего пекла в своих янтарных оболочках под толстым слоем ила высыхающих водоемов Венеры.

Ходж глядел, как ил затягивает дыру, которое пробило ее нырнувшее вглубь тело. Мердок был умен. Он проделал с кру буквально чудеса за то короткое время, что у него было. Возможно, приехав в начала сезона зимних дождей, другой человек мог бы добиться больших успехов – человек, который прекрасно знает Венеру и условия жизни на ней, а не тот, который плюет на все и считает себя королем и цивилизатором, несущим на себе бремя белого человека.

In the good old summertime, (Astounding, 1940 № 3)

Пер. с англ. Андрей Бурцев.

Злоключения на Танталусе

РОКОТ БАРАБАНОВ из бычьих шкур пульсировал в мокрой темноте. Моран сильнее прижал ухо к покрытой травой земле и прислушался.

БУМ, бум, бум, бум. БУМ, бум, бум, бум.

Теперь они били с трех сторон. На востоке, юге и севере от него шаманы синекожих с вызывающими усмешками били в барабаны, плясали свои бешеные пляски, обещая своей молодежи, что череп его, Морана, украсит деревенскую пирамиду, а кожа будет натянута на барабан, который будет рокотать, бушевать и бахвалиться, как любой другой барабан в вонючих джунглях Танталуса.

На востоке, юге и севере рокотали барабаны, так что не оставалось выбора, куда нужно бежать. Там высились большие, дотягивающиеся до неба вершины Ночных Гор, постоянно скрытые облаками, прорезанные бездонными пропастями, пропитанные бесконечными дождями, они стояли по колено в болотной жиже, в которой лежал сейчас Моран, слушая шум верхушек деревьев над головой. И где-то там была таинственная Черная Дыра, бесследно засосавшая бессчетное множество эфирных кораблей с тех пор, как нога человека ступила на эту проклятую Богом планету. Здесь...

Где-то впереди застучал еще один барабан. Taп, тап, тап. Маленький барабан, визгливый барабан, барабан из натянутой человеческой кожи. Tап, тап, тап. Глумящийся, насмехающийся барабан, бросающий ему вызов, подстрекающий идти и сражаться. Тап, тап, тап. Моран знал этот барабан. Знал он и синекожего дьявола, который снял кожу Пита Дэвиса с побелевших костей Пита Дэвиса, и оставил свой знак, о котором Морану рассказал один старый валлагаш. Высохшее ухо, прикрепленное к стене лачуги в Талусе, вот был его знак. И это ухо скучало одно, ждало себе пары, уха того, кто лежал сейчас в темноте, слушая стук барабана из кожи Пита, загорелой кожи с живота Пита. Пит Дэвис умер. А Моран сейчас лежал, вглядываясь в кромешную темноту, злой и усталый. Барабаны рокотали на севере, юге, востоке и западе. Моран попался, и они знали это. Ну, что ж, клянусь Небесами, они узнают, что такое настоящая схватка

Шесть футов шесть дюймов роста Морана поднялись из зловонной жижи. Черная грязь испятнала его рыжую бороду и рыжую гриву волос. Черный ил медленно стекал по его белой бочкообразной груди. Он стиснул кулаком толстую, шипастую ветку и рванул ее вниз. Затем переломил через колено и одобрительно осмотрел.

С такой дубинкой в руке Падди Моран может разбивать головы, пока из него не выпустят кишки, а может, еще немного и после этого.

БУМ бум, бум, бум. БУМ, бум, бум, бум.

Они не натянут мою кожу на барабан, клянусь всеми святыми! Они не вырежут непристойных знаков на моих отбеленных золенных костях, чтобы творить заклинания против белых людей с Земли. Да, они прикончат его, но то, что останется от него при этом, не хватит и кошке на ужин Так подумал Моран и содрогнулся, вспомнив легенду, где говорилось, что у Морана, как и у любого другого, есть свой баньши, который прилетит, когда настанет время, к Месту его Гибели и станет рыдать, оплакивая его. Но вот интересно, как он не заблудится, ведь ему придется преодолеть множество миллионов миль космического пространства. Сириус был не самой далекой звездой, когда земляне начали межзвездные перелеты, но все же находился достаточно далеко, а Танталус стоял в длинной очереди наименее приятных планет.

Теперь Моран не пытался таиться. Это надо было делать раньше. Он ломился через мокрый подлесок к насмешливо бьющему на западе барабану. По мере приближения, барабан рокотал все громче, и Моран уже слышал эхо, отражающееся от отвесной скалы откоса. Затем барабан неожиданно замолчал.

Моран застыл неподвижно, точно прислушивающийся олень. Далеко на севере все еще рокотал один-единственный барабан, затем прервался на половине удара, и все стихло, лишь дождик барабанил по листьям, да в болотную жижу шлепались крупные капли. Моран так стиснул свою дубину, что чуть не порвалась кожа на костяшках пальцев. Иголочки страха пробежали по позвоночнику. Что за дьявольщина там происходит?

И затем он услышал.

Скорее, почувствовал. Земля задрожала от медленных, ритмичных шагов. Раз-два, три-четыре. Словно отряд солдат. Как медлительная поступь гигантской кошки. Как...

Великие святители! Как ловчие

Бусинки пота выступили на лбу. С синекожими можно сражаться. Синекожие такие же, как люди. Но ловчие были самой ужасной легендой здешних мест!

Моран прислушивался, затаив дыхание. Они ходили, как кошки, с кошачьей хитростью и кошачьей жестокой уверенностью. Они были черными, как чертова яма, совершенно невидимыми ночью. Они были людоедами, демонами, вампирами. Они были самой Смертью!

Где-то позади в ужасе закричал синекожий – высокий, безумный вопль перепуганного животного. Кричали слишком далеко, должно быть, ловчий был не один. Легенда гласит, что они бродят парами. По ногам, от дрожащей трясины и дальше по синапсам до самого мозга передавалось эхо медленно приближающихся шагов. Раз-два, три-четыре...

Справа затрещало дерево, полетели, шлепаясь в грязь, сломанные ветки. Моран вертел головой, безуспешно вглядываясь в окружающую черноту. Он там?

Сверху появился лучик света. Серебристо блеснули раскинувшиеся далеко по сторонам корни лесного гиганта. Моран медленно, с бесконечной осторожностью опуская поочередно ноги в болотную жижу, передвинулся к ним. Втиснувшись в щель между корнями, он уставился на призрачный столбик света, пробивавшийся сверху. Ловчий должен непременно пересечь его. И Моран увидел бы это чудовище, хотя бы в виде контуров на фоне серебристого столбика. Усиленные резонирующими корнями, в которых он прятался, шаги сотрясли напряженное тело Морана. Бух! Бух! Бух!

Затем они замерли. Грязная, животная вонь буквально задушила его. А затем когти толщиной с человеческое тело, сомкнулись на Моране и вытащили, отбивающегося и дергающегося, из сплетения корней.

МОРАН ПРИШЕЛ в чувства. Сильный мускусный запах все еще забивал ему нос. Воздух буквально был насыщен им. От него плыла голова. Моран неподвижно лежал в темноте, пытаясь понять, где находится. Под его пальцами был какой-то бархатный ковер. Сухой и горячий, он колебался в медленном ритме, соответствующем бухающим шагам.

Моран неуверенно поднялся и широко расставил ноги, чтобы удержать равновесие. Затем протянул руку и коснулся чего-то живого и морщинистого, отскочившего с воплем. Что-то метнулось мимо него в темноте. Что-то прошелестело позади. Потом раздалось медленное, методическое сосание, от которого все волоски встали дыбом на теле. Моран сделал один осторожный шаг...

Нога ударилась обо что-то, что, вертясь, отлетело в сторону. Он наклонился и пошарил рукой. Это была его дубинка. Затем Моран вспомнил о сумке на поясе. В ней была зажигалка. Пальцы нашарили и открыли сумку, нашли металлический цилиндрик с пьезоэлементом. И когда вспыхнуло крошечное пламя, его челюсть отвисла от изумления.

Он находился в узкой комнате без окон, застеленной черным бархатом. Весь дальний конец занимало алое яйцо вдвое выше его самого. А к его основанию прижималось такое сборище, какое могли породить лишь безумные черные джунгли Танталуса.

Две небольшие тварюшки, больше всего похожие на розовых плюшевых мишек, дружно жались к алой оболочке яйца. Их громадные переливающиеся глаза искрились в ярком свете слепым ужасом. А за ними мрачно стояло на одной ноге подобие бескрылого аиста, с колючими, ярко-голубыми усами, окаймляющими его клюв, и косилось на Морана единственным глазом. Еще тут был плоский, пятнистый диск с короткими красными ручками по краям, который пытался спрятаться под яйцом. А почти у самых его ног тварь, напоминающая гигантскую черную ласку с трубчатой глоткой, впилась в горло синекожей женщины и жадно высасывала ее.

Очевидно, некое шестое чувство предупредило Морана. Он отпрянул, и тут же восьмидюймовый стеклянный дротик пролетел мимо его уха и разбился об яйцо. Моран развернулся на полусогнутых ногах, поднимая дубинку. У стены скорчился старый валлагаш, с оскалом на морщинистом лице и красным огнем ненависти в единственном скошенном глазу. В его когтях было что-то вроде стального вертела три фута в длину и острого, как игла. Издав кудахчущий звук, он прыгнул, но в это время Моран опустил дубину.

Рука шамана упала, поврежденная в локте. Тут же Моран ударил его кулаком в подбородок. Второй удар попал в живот, а третий – в оскаленный рот с черными губами. Затем Моран схватил его за тощее горло и стал трясти, как собака дичь.

Валлагаш обмяк. Моран нагнулся и подобрал упавшую зажигалку. Старый урод! Все синекожие были уродливы, с острыми ушами и раскосыми глазами, со скалящимися, острозубыми ртами и телами, слепленными словно в насмешку над человеческими. Ходили слухи, будто они были творением какого-то сумасшедшего ученого, который первым высадился на эту планету, поименованную в космических лоциях Танталусом. Грязный пучок волос висел на поясе мертвого вождя и шамана. Белокурых волос. Женских волос! Моран тут же узнал эти обесцвеченные волосы – он знал их очень хорошо. Так вот почему Пит Дэвис начал свой безумный крестовый поход против синекожих. Моран только пожал плечами. Ну, и что из этого получилось? Можно найти другую женщину, но вот шкура у человека только одна.

Моран повернулся спиной к тому, что осталось от валлагаша. Здесь была и другая опасность. Эта ласка... Моран уже слышал о таких. Ходили слухи, что могут выслеживать человека, дожидаясь, пока тот ляжет и уснет, а затем высасывают из него жизнь в то время, как он видит чарующие сны. Моран научился с уважением относиться к подобным слухам. Он взял острый меч мертвого синекожего...

– О, человек!

Голос раздался где-то сверху. Он походил на карканье марсианского ворона. Моран завертел головой. На верхушке великолепного алого яйца сидело создание, превосходящее все, что он когда-либо видел.

Оно было величиной с бульдога, с лицом вампира и копной колючих, темных волос, растущих между длинными ушами. Оно было черным, как грех, покрытым странной короткой шерсткой, покрывающей все его пузатое тельце до самых лодыжек феноменально гибких ног. Ноги были с когтями, обтянутые голой, черной кожей и, казалось, совсем не имели костей. Кроме того, существо завернулось, как в плащ, в огромные крылья, как у летучих мышей, а над головой, точно свернутые флаги, торчали крючковатые запястья.

И еще его глаза, точно кроваво-красные бусинки, острые, как булавки, прячущиеся в глубоких глазных впадинах. Один глаз развернулся вверх, рассматривая тени над головой, а другой оценивающе уставился на Морана.

– Меня зовут Шаг, я мюрат, – прокаркало существо.

МОРАН УЖЕ слышал о мюратах. Они были истинной туземной расой Танталуса, томящейся в рабстве у полуцивилизованных синекожих, которые обитали в черных каменных городах в обширных болотах за Ночными Горами. Немногие из людей побывали там, и еще меньше вернулись, потому что, хотя у синекожих из городов и отсутствовали некоторые дурные привычки своих более диких собратьев, но они были раздражительны и имели тенденции к атавизму.

– Не трогай шитага, – прокаркало существо. – Он закричит и разбудит ловчего. Я могу выбраться отсюда. Я могу привести помощь.

Шитаг и был существом, похожим на ласку. Но какое отношение эта обитая бархатом комната имела к ловчим? Что вообще происходит?

– Где мы? – резко спросил Моран. – Что все это значит?

Маленькое существо нетерпеливо зашелестело крыльями.

– Нам непременно нужно говорить? – спросила оно. – Ладно. Это – яйцо ловчего. Оно лежит в его инкубационной сумке. Может, детеныш ловчего вылупится из яйца и сожрет нас. Может, сделает что-то еще. Я не знаю. И никто не знает. Я только знаю, что могу выбраться, если ты поможешь. Пожалуйста, залезь сюда.

Моран пожал плечами. Половина его жизни прошла в космосе и на планетах чужих звезд. Его давно уже перестали удивлять странные ситуации. Он с трудом втиснул плечи в узкое пространство между красным яйцом и стеной комнаты, потом сунул туда колено и стал подниматься.

Шикарная черная стена комнаты, в которую упиралась его стена, пульсировала в ритме, отличавшемся от того, что он чувствовал прежде. Это походило на большую артерию, живую, непрерывно пульсирующую. А что, если это и есть артерия? Что, если это действительно инкубационная сумка ловчего, о которой говорил Шаг? Но, во имя Небес, на что тогда походит ловчий?

Мюрат протянул ногу с длинными пальцами и помог ему выбраться на закругленную вершину яйца. Рук у него не было, только два больших крыла, в размахе не меньше двадцати футов. А грудь этого странного создания походила на киль яхты.

Морану пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о потолок. Колени упирались в черный мех. Наверху черная кожа покрывала два ряда мышц, запиравших сумку. Моран поднял руку. Они были теплыми, точно живые. Но они и были живыми!

Отвратительное личико мюрата повернулось к нему.

– Ты можешь открыть его, – бесстрастно сказал Шаг. – Ты сильный. И я вылезу наружу. Я маленький. Я приведу помощь. Я умею летать.

Коготком он ударил в полосу мышц над головой.

– Вот здесь сумка слабее. Ты сильный. Ты заставишь ее открыться. И будешь держать, пока я не вылезу. Я полечу и приведу помощь.

Моран покрепче уперся ногами и ухватился обеими руками за те места, на которые указал мюрат. Он был уверен, что сумеет открыть их – если они вообще открываются. Что же касается предложения этой крыски выпустить ее – а что еще оставалось делать? Моран стиснул зубы и стал распрямляться. К его удивлению, створки мышц довольно легко разошлись. Моран протолкнул в разрыв плечи, уперся коленями в стенку и оттолкнулся.

Вокруг светили звезды. Футов на пятьдесят ниже крутились какие-то облака. А над ними громадное черное тело постепенно закрывало звезды. Это и был ловчий Эта тварь шла куда-то в горы!

Голова мюрата протиснулась у его ног. Шаг вылез наружу и залез на выступ сумки, озирая высившиеся вокруг громадные скалы. Ловчий был в сердце каких-то гор и с каждый шагом уносил их все дальше. Затем внизу раздался вдруг пронзительный, полный гнева крик. Шитаг! Ловчий остановился.

Раскинув два широких крыла летучей мыши, Шаг взмыл вверх. Его крошечное тельце раскачивалось, как виноградина на ветке, между большими черными крыльями. Крылья медленно махали и поднимали его все выше, выше и выше, унося с каждым взмахом от колоссального тела ловчего. Затем из крутящегося моря облаков вынырнула кошмарная фигура – еще один ловчий

Двести, триста футов в высоту – как можно точно измерить его в этом призрачном свете? Только Танталус с его слабым притяжением мог создать таких чудовищ. Туман кипел на его плечах, окружал талию, тащился за ногами. А сами ноги были, как столбы вековых деревьев. Тело было широким, точно эфирный корабль, изогнутым на фоне неба. Искривленные желтые глаза сияли, точно круглые луны. А руки, как цепы Смерти, били по воздуху, стараясь попасть по крошечной летящей фигурке.

Коготь пролетел совсем рядом с ней... и промахнулся. Крылатая фигурка ловко увернулась. Черные крылья свернулись, и Шаг упал, как камень, с кипящий туман. Только борозды, оставленные крыльями, указывали, где он летит.

Спазмы встряхнули стенки мышцы, в которых был зажат Моран. Он вылетел наружу и полетел вниз, в туман, кружась, как оторвавшийся с дерева листик. Но тут, откуда ни возьмись, появился гигант и поймал его громадной ручищей, сдавил так, что Моран потерял сознание...

Моран плыл в какой-то непостижимой глубине. Гладкая стена простиралась перед ним, закрывая от света. Он бил в нее кулаками, орал изо всех сил, надсаждая легкие. Ноги его твердо стояли на твердых камнях, и Моран кричал, проклиная Бога, людей и вообще всю Вселенную.

Затем он увидел город ловчих.

Каменная стена раскололась и взлетела вверх, в облака. Моран стоял на тысячефутовой высоте над долиной, а там, на каменной террасе, было гротескное сборище лачуг, словно детские кубики, кучей набросанные на стол. Серые гранитные плиты, наваленные в кучу, перемежались с блоками более мягкого камня. Кучи грязных валунов образовывали целые холмы. А кругом были растрескавшиеся, пронизанные ущельями скалы. И этот бесконечный лабиринт блоков, остатков разрушенных некогда величественных зданий, тянулся по дну долины на много миль.

Город... вернее, одни воспоминания, оставшиеся от города.

Гиганты создали его тогда, когда Танталус был еще юн. Гиганты жили теперь в лачугах, скопившихся в тени его колоссальных стен. Гиганты, более громадные и ужасные, чем любые творения человеческого разума, когда-то славное племя, но воспоминания об этой славе были давно забыты и мертвы.

Из долины вели вверх ступени, каждая ступень высокой в три человеческих роста. А у подножия этой чудовищной лестницы стояли ловчие. Их было не очень много – все, что осталось от расы, построившей некогда этот громадный город. Тела их были пародиями на человеческие: по-обезьяньи свисающие, длинные руки с тремя когтистыми пальцами, странно вывернутые ноги с раздвоенными копытами. Головы походили на перекрученные клинья бразильских орехов, плоские кривые тела были нагнуты немного вперед, а по их спинам тянулись зубчатые, костяные гребни. Обращали на себя внимание наклоненные лица с большими желтыми, фасеточными глазами, глядящими из углублений эластичной черной плоти. Остальное лицо представляло собой клин, на вершине которого торчал похожий на клюв рот, из его алых губ раздавался гул, словно утробное рычание гигантской кошки.

А сзади раздалась трель ответа – пронзительная, сладкая... и ужасная!

МОРАН РЕЗКО повернулся. Каменные опоры поддерживали с обеих сторон громадный проход в утесах. А за ним, отгороженная от остального города, была яма, перегороженная от стены к стене. Яма... И в яме сидела жаба!

Большие перепончатые лапы прятались под обесцвеченным, белым брюхом. Плоская бородавчатая голова поднялась на один уровень с террасой, где стоял Моран. Золотистые глаза сонно замигали, гипнотически воздействуя на маленькую группу существ, сжавшихся на краю террасы – тех, кто прежде находился в сумке ловчего.

Страх заморозил кровь в их жилах, страх от этих удивительных горящих глаз. Они начали раскачиваться, в такт к бормотанию ловчих и пронзительным трелям чудовищной жабы. Но вот трели резко прекратились. И тут же один из розовых медвежат развернулся и побежал. На мгновение мелькнул бледный язык жабы, мелькнул с быстротой молнии и исчез. И вместе с ним исчез пытавшийся убежать плюшевый медвежонок. В долине снова раздалось радостной бормотание ловчих.

В голове Морана промелькнула цепочка образов. Земля, мальчик, лежащий в прохладной зеленой траве возле небольшого ручья и наблюдающий, как жаба ест муравьев. Раз за разом мелькал с быстротой молнии язык, и всякий раз исчезал муравей. И это всегда был бегущий муравей!

Муравей, который бежал Мышцы Морана напряглись. Миллиарды миллиардов километров отделяли это чудовище от маленьких, безопасных жаб Земли, но, очевидно, эволюция, которая порождала их, действовала одинаково на Земле и в этом безумном, черном мире. Возможно, и эта жаба видела лишь то, что двигалось.

Медленно, очень медленно пальцы Морана поползли по бедру за спину, где был кинжал. Стиснув его, рука медленно поползла обратно. Моран не сводил глаз с ярких, выпуклых глаз жабы и ждал тот момент, когда прекратится ее смертоносная трель. Вот сейчас...

И прежде, чем трель прекратилась, Моран метнул кинжал. Тот полетел по широкой дуге и воткнулся в пушистое плечо существа, похожего на ласку, Шаг назвал ее шитагом. С гневным криком та повернулась и метнулась черной стрелой к Морану, но жаба оказалась быстрее. Мелькнул ее язык, исчез – а вместе с ним и шитаг. И в тот же момент Моран рванулся вперед.

Пять больших шагов – и он уже на краю ямы. Ноги, которые могли устоять при гравитации в пять «же», бросили его в воздух. И, падая сверху, Моран ударил ногами прямо между большими, пристальными глазами жабы. Поскользнулся, рухнул на колени, но, прежде чем медлительный мозг чудовища успел осознать, что происходит, он уже снова был на ногах, прыгнул и очутился на скалистом дне ущелья. Позади него мурлыканье ловчих превратилось в сердитый гул. Моран услышал стук их копыт по громадным ступенькам, удары перепончатых лап жабы по стенкам ямы, когда она поворачивалась, и тут же вскочил на ноги.

Ущелье винтом уходило вверх между чистыми, твердыми скалистыми стенами. Пол был отполирован бесчисленными ногами в течение бесконечных лет. В сотне метров над головой он увидел черную полосу, образовавшуюся в том месте, где поколения ловчих терлись грязными плечами о камень. Ниже, на высоте человеческого роста, были еще полосы, которые проделали какие-то существа гораздо меньших размеров. Что или кто произвел их здесь, в пустынном сердце гор?

По мере подъема по ущелью Моран почувствовал ветер. Долина ловчих была защищена от ветров, но теперь, когда он поднялся выше уровня ограничивающих утесов, под самыми облаками, ветер стал усиливаться, пока не превратился в воющую бурю. Снова пошел дождь, неторопливый дождь, и капли ужалили лицо и полураздетое тело Морана, смывая засохшую на них грязь.

К тому времени, как он достиг вершины прохода, он уже полз на четвереньках, вонзая пальцы в трещины скалы, прижимаясь к краям ущелья в поисках укрытия. Теперь он был среди облаков, отыскивая путь наощупь в непроницаемой вуали, освещенной сверху странным голубым светом далекого Сириуса.

Он полз все дальше и дальше, полностью доверившись слепому инстинкту, ведущего его среди тумана и бури. Но что бы ни случилось, Моран не вернется. Что-то манило его, звало вперед, как звало в течение невообразимого числа веков множество других существ из иных миров.