Текст книги "Тихие убийцы. Всемирная история ядов и отравителей"
Автор книги: Питер Макиннис
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Уже в 1838 году прусское правительство запретило использовать ядовитые вещества при изготовлении обоев. К сожалению, в остальных германских государствах (Германия тогда ведь еще не была единым государством), а также в остальной части Европы правила не были столь жесткими. Как бы то ни было, для Наполеона этот запрет все равно запоздал…
Кое-что о действии соединений мышьяка, использовавшихся при изготовлении домашних обоев, стало известно уже в 1897 году, когда Бартоломео Гозио (1863–1944) доказал, что один из видов грибка, известный в то время под названием Penicillum brevicaulum, а сегодня как Scopulariopsis hrevicaula, пожирал крахмальный клейстер и грунтовку, выделяя в результате соединение мышьяка, которое исследователь не смог определить. Оно получило тогда название «газ Гозио», однако в наши дни это что-то говорит разве только очень узким специалистам, хотя в Риме, неподалеку от Тибра, даже есть улица, названная в его честь. Да, его уже мало кто помнит, но имя наверняка известно всем, кто отстаивает теорию, что причиной внезапной смерти младенца в колыбели, или СВДС (синдрома внезапной детской смерти), может быть воздействие «газа Гозио».
Гозио исследовал некоторое количество смертных случаев, которые, по-видимому, происходили в результате вдыхания летучего соединения мышьяка с запахом чеснока в сырых, затхлых помещениях с плесенью. Обои в них имели расцветку, которую давали мышьякосодержащие пигменты, и Гозио удалось выделить целый ряд микроорганизмов, которые имели отношение к выделению газа. Его ассистенту, по имени Биджинелли, удалось уловить некоторое количество этого газа в комплексе с хлористой ртутью – сулемой (HgCl2). После химического анализа он высказал мнение, что это, возможно, диэтиларсин – (C2H5)2AsH.
Когда Клэр Бут Люс была в начале 1950-х годов послом США в Италии, она оказалась отравлена мышьяком, хотя, как выяснилось, это произошло случайно, и можно было бы сохранить эту историю в тайне. Люс осознавала, что порой вдруг начинала вести себя иррационально, а потому доложила президенту Эйзенхауэру, что во время ряда официальных приемов у нее возникало ощущение, словно она находилась под воздействием алкоголя или даже какого-то наркотического средства. Ее отчет об этом был сделан достоянием общественности, когда пресс-секретарь Эйзенхауэра вставил фрагмент из него в программу одной из встреч президента с журналистами… Госпожа Люс никогда не утверждала, что была отравлена, она лишь писала, что иногда на ее поведение оказывала воздействие некая непонятная, неизвестная ей самой причина.
Позже Ричард Хелмс из ЦРУ[77]77
В 1966–1975 годах Хелмс был директором ЦРУ.
[Закрыть] установил, что на потолке спальни в доме, где жила посол США в Италии, находился мышьяк (однако такие потолки, с некоторым содержанием мышьяка в известке, существуют во многих итальянских домах) и что над постелью миссис Люс не было полагающегося в таких случаях балдахина (собственно, в докладе было сказано, что она спала на диване). Этажом выше в этом же доме находилась… прачечная самообслуживания, в результате чего потолок вибрировал во время работы стиральных машин, так что вниз постоянно сыпались песчинки. Осталось лишь задаться вопросом: если уж посол проживала в столь спартанских условиях – ночуя на диване в квартире под автоматической прачечной, где же размещались прочие сотрудники и персонал?
Американская пресса, разумеется, пришла в полный восторг: ведь и сама эта дама, и ее муж (а это был не кто иной, как сам Генри Люс, владелец крупнейших журналов того времени – «Лайф» и «Тайм»!) еще раньше, до итальянского инцидента, до случившегося в Италии были известны под прозвищем Мышьяк со своим Старым Люэсом[78]78
Супругов Люс назвала так Дороти Паркер (1893–1967), самая, пожалуй, ехидная журналистка и поэтесса Америки, долго работавшая в «Нью-Йоркере». Больше всего она прославилась именно своими яркими, расходившимися по всей стране остротами. Смысл данного каламбура в том, что до появления антибиотиков препараты мышьяка применяли для лечения сифилиса (латинское название этой болезни – люэс, lues).
[Закрыть]. Сообщение о том, что Мышьяк отравилась мышьяком, было слишком соблазнительным, чтобы пропустить его незамеченным, – хотя, пусть даже дело происходило в итальянских декорациях, никакое правительство за этим делом не стояло… Просто-напросто в старинных итальянских домах штукатуры издавна добавляли мышьяк в штукатурку.
Состав газа Гозио в конце концов определил английский химик Фредрик Челленджер в 1945 году, после завершения своих исследований, начатых еще в 1931 году, – это триметиларсин. Так что, когда в предполагаемых волосах Наполеона был обнаружен мышьяк, базовая информация уже была доступна. Позже, в 1980 году, Дэвид Джонс[79]79
Этот довольно эксцентричный современный английский специалист по спектроскопии и журналист стал известен своей теорией устойчивости движения велосипеда, исследованиями обоев в доме Наполеона на острове Святой Елены, а также весьма необычными изобретениями, отчасти шутливыми: чего стоит, например, его предложение о новом виде топлива для локомотива; двигаясь по рельсам, локомотив… стрижет специальную, быстрорастущую траву, посаженную между шпалами, и из нее якобы тут же, прямо на ходу, это топливо и изготавливается… Под псевдонимом Дедал он в 1970-е годы вел колонку «Нить Ариадны» в английском журнале New Scientist, где он обнародовал немало своих «безумных идей»: к примеру, шипучее мыло, водяной гравитационно-осмотический насос для пустынь, осмосслективный складчатый скафандр, полуспокойный вулкан как бесплатная плавильня для легких металлов. Среди них было и несколько «вечных двигателей»… Один, говорят, работал.
[Закрыть], сделавший по этой теме специальную радиопередачу, задался вопросом: а какого цвета были обои в доме Наполеона на острове Святой Елены?
Существует на свете особая порода совершенно восхитительных людей, из числа тех, кто все еще читает книги или слушает радио, – они порой пишут автору, упоминая интересные, даже ключевые факты, фрагменты, даты или имена. Если вы, дорогой читатель, относитесь к их числу, знайте – вам нет цены, потому что очень часто такие ваши письма становятся решающим связующим звеном между какими-то фактами или обстоятельствами, направляя ход мысли вашего адресата в совершенно ином, чем прежде, направлении! Еще раз скажу: будьте благословенны все вы, кто делится известными вам фактами или просто своими соображениями по какому-нибудь вопросу! Правда, сегодня такие люди уже почти не пишут писем, но зато кишмя кишат на различных форумах в Интернете.
А в ту пору, когда Интернета еще и в помине не было, Дэвид Джонс получил обычное письмо по почте от некоей Шерли Брэдли, которой по наследству достался альбом для наклеивания различных памятных вырезок. И в нем, представьте себе, был вклеен кусок обоев из дома Наполеона с острова Святой Елены… Его узор был в виде звездочек зеленого и коричневого цветов. По-видимому, изначально это были цвета Империи – зеленый и золотой, просто они выцвели от времени. Химический анализ этого куска обоев показал, что в нем содержался мышьяк – а значит, что если Наполеон и умер в результате отравления мышьяком, это могло случиться даже не по чьей-то злой воле, но в результате несчастного стечения обстоятельств. Если это в самом деле так, то можно рассматривать произошедшее как своеобразное поэтическое проявление верховной справедливости: ведь было широко известно в свое время, что и сам Наполеон не гнушался попытками отравить своих соперников, в особенности короля Людовика XVIII[80]80
После смерти от туберкулеза в 1795 году малолетнего сына казненного Людовика XVI младший брат последнего, живший в эмиграции по всей Европе граф Прованский, как старший в династии, принял имя Людовик XVIII. Но реально он смог им начать пользоваться только в 1814 году, после реставрации Бурбонов.
[Закрыть].
В 1804 году Людовик XVIII жил неподалеку от Варшавы, на территории, которая в то время принадлежала Пруссии. И вот однажды некоему Кулону, одному из челяди этого короля без трона, какие-то лица предложили 400 луидоров за то, чтобы он добавил несколько полых, наполненных внутри ядом морковок в суп, который должны были подать на стол королю-изгнаннику и его семье. Кулон был верен своему королю: луидоры он принял, а о тех, кто передал ему и деньги и морковь, сообщил «куда следует». Прусская полиция, однако, проявила известную нерасторопность, что дало возможность этим неизвестным лицам бесследно скрыться – и в результате как тогда, так и гораздо позже существовало подозрение, что за этим заговором стоял сам Наполеон, поскольку тогда именно в этих местах он имел большое влияние.
Когда эту морковь проверили, в ней обнаружили полости, заполненные белым, желтым и красным мышьяком. Причастность Наполеона к этому случаю так и не была доказана, однако известно, что позже, в 1870–1871 годах, во время Франко-прусской войны, его племянник, император Франции Наполеон III, без каких-либо колебаний предложил наносить цианиды на концы штыков французских солдат. Не исключено, конечно, что это он так пошутил: ведь синильная (цианистоводородная) кислота была известна под обиходным названием «прусская кислота»… Тогда, в 1870 году, подобные идеи вызвали всеобщий ужас. Правда, как увидим в главе 9, чувство ужаса и нежелание использовать яды в боевой обстановке сохранилось не слишком надолго…
* * *
Интересно поразмышлять над тем, стало ли сегодня у нас в домах больше или меньше ядов, нежели тогда, несколько поколений назад. В XIX веке в домашнем хозяйстве использовались щёлок (каустическая сода), чтобы варить собственное мыло, липкая бумага от мух с нанесенным слоем мышьяка, порошок мышьяка для обработки мест, куда проникали термиты, йод, а для очистки и промывки – железный купорос (сернокислое железо) и медный купорос (сернокислая медь). Спички изготавливали тогда с использованием фосфора, который также входил в состав средства от тараканов. В середине XIX века крысиный яд с содержанием мышьяка был заменен на крысиный яд на основе фосфора, однако и то и другое средства одинаково эффективно действовали и на людей, и на грызунов. В красках и в водопроводных трубах было немало свинца, в обоях имелся мышьяк, а хотя бы часть красителей для тканей скорее всего была ядовитой.
Сегодня в странах с холодным климатом используются такие потенциально ядовитые товары, как антифриз, разнообразные средства на основе щелочей для ликвидации закупорки канализации и очистители для сантехники, очистители жировых отложений для духовых шкафов, моющие средства для посудомоечных машин, отбеливатели, инсектициды, отравляющие средства для борьбы с крысами и мышами, жидкости для удаления лака с ногтей, растворители для краски, дезинфекционные препараты, нафталиновые или камфорные шарики от моли, алкогольные напитки, табачные изделия и, кое-где, отслаивающаяся токсичная краска. Как правило, сегодня на этикетках любых веществ, применяемых в домашнем хозяйстве, указано, что они ядовитые и опасные (если это так), а кроме того, к ним добавлены всевозможные маркеры – цветовые, вкусовые или ароматизирующие, которые не позволяют использовать такие вещества для незаметного отравления…
Избавиться от красок на основе соединений свинца все еще не просто, особенно если приходится делать ремонт старых зданий, однако по крайней мере сегодня уже всем известно о том, какие проблемы связаны с этими красками. Точно так же удаление ядов с рабочего места постепенно становится все более эффективным и лучше контролируется властями. Правда, факты из нашего прошлого не слишком хорошо характеризуют наше умение справляться с этой задачей, особенно в той ее части, которая касается токсичности окружающей среды – как на рабочем месте, так и в домашних условиях.
Глава 7
Отрава на работе?
Получив решение суда по своему делу – «не доказано», Мадлен Смит перебралась в Лондон и через какое-то время вышла замуж за Джорджа Уордла, одного из художников-прерафаэлитов. Его друзья с удовольствием приняли ее в свой круг, а когда Джордж Бернард Шоу позже познакомился с «Леной» Уордл, то рассказывал, что нашел в ней женщину приятную, отнюдь не мрачную или зловещую… У них с мужем было двое детей, однако, прожив в супружестве 28 лет, они расстались. Она вскоре уехала в Америку и в конце концов, вновь выйдя замуж, поселилась в Нью-Йорке, где и умерла в 1928 году.
Все это вовсе не так уж удивительно, как может показаться на первый взгляд. Яд – как реальный, так и самая его идея, чисто умозрительная – занимает немалое место в искусстве, и эта мысль едва ли явится неожиданностью для любого, кто когда-либо, пусть даже по касательной, сталкивался с искусствоведами, критиками или хотя бы администраторами, которые управляют культурными учреждениями. В кругу прерафаэлитов Мадлен, по-видимому, познакомилась с Элизабет Сиддал. Пусть даже она и знала ее мимолетно, но среди друзей ее мужа и его собратьев по профессии она наверняка знала очень многих, кто работал с ядами изо дня в день. И многие из известных ей людей были, скорее всего, хотя бы в некоторой степени отравлены теми материалами, с которыми они работали, а также применявшимися в студиях художников веществами.
Художники обычно используют пигменты на основе минералов – по той же самой причине, которой обязана своей огромной популярностью «швайнфуртская (парижская) зелень». Ведь растительные пигменты обесцвечиваются уже через несколько лет после их нанесения, тогда как краски на минеральной основе гораздо прочнее. Они, конечно, подвержены влиянию атмосферных воздействий и выгорают в естественных условиях, под открытым небом, однако если их нанести в виде масляного раствора на холст, они способны сохранить первоначальные оттенки цвета, находясь под защитой стен обычного жилого дома, мастерской художника или картинной галереи. Но вот незадача: проблема обычно в том, что красящие неорганические вещества являются токсичными, а значит, художникам приходится постоянно рисковать своим здоровьем – ведь, желая создать великие произведения искусства, которые останутся в веках, они могут отравиться в процессе работы.
Одной из этих ядовитых красок был свинцовый сурик (двойной оксид свинца), однако его состав со временем менялся. Древние римляне получали свой сурик из Испании. Они называли его «миниум» (minium), и слово это пришло из баскского языка, хотя сами баски использовали его для обозначения красной сернистой ртути. То же вещество имело название «киноварь» (cinnabar): это персидское слово, попавшее в латынь через древнегреческий. В английский язык слово «миниум» пришло позже, однако оно закрепилось за двойным оксидом двух– и четырехвалентного свинца, Pb3О4, который давал очень полезный цвет, когда требовалось что-нибудь особо выделить – этим цветом, например, выделяли «красную строку», то есть первую строку раздела или абзаца (а понятие «рубрика», то есть «раздел», «заголовок», происходит от латинского слова rubrica, означающего «красный цвет», «красная охра», «красная глина»). Действие, производимое с «миниумом», то есть написание первой буквы абзаца красным цветом, а также создание так называемого инициала (буквицы), в котором помещалась небольшая иллюстрация, обозначалось глаголом miniate, а конечный результат (то есть саму буквицу с миниатюрной картинкой) назвали – «миниатюра». Разумеется, аналогичным образом возникли в нашем календаре «красные дни», то есть выходные дни и праздники (их также отмечали красным цветом).
Соединения хрома, в том числе хромат свинца (хромовоксидый свинец), давали оранжевые, желтые и некоторые зеленые оттенки; соединения кадмия – все красные цвета и дополнительные желтые оттенки; свинцовые белила, или свинцовый сурик (свинцовый глёт), также известный как монооксид свинца, давали приятные матовые белые поверхности; а вот «вермильон» – это та же киноварь, только названная иначе. В неаполитанском желтом пигменте содержалась смесь свинца и сурьмы, и так далее по списку – весь спектр тяжелых металлов представлен среди пигментов. (Правда, не все минеральные пигменты одинаково стойки. Например, свинцовые белила, используемые на картинах некоторых старых мастеров в качестве основы, со временем стали представлять собой серьезную проблему: эти белила, постепенно реагируя с фосфоросодержащими загрязняющими веществами в атмосферном воздухе, превращаются в сульфид свинца, а он – черного цвета.)
Недобросовестные аптекари порой подмешивали кирпичную пыль к киновари, что солидно увеличивало их доходы, или же под видом куда более дорогого ультрамарина стремились подсунуть лазурит – вот почему художникам, особенно в давние времена, приходилось быть сведущими и в алхимии: они сами покупали минералы и растирали их в порошок, чтобы знать наверняка, что это именно то, что им нужно. А еще художники придумывали различные невероятные составы, которые позволяли бы закрепить эти минералы на холсте. И даже в наше время все же не мешает иметь представление о происходящих химических процессах: например, берлинская лазурь (пигмент «прусская синяя») разлагается в щелочной среде, а это значит, что этот пигмент нельзя использовать в акриловых красках. А поскольку в мастерских художников вечно гуляли сквозняки и в воздухе носилась всяческая пыль, то неудивительно, что еще в XVIII веке была известна так называемая «свинцовая колика», которая по-английски называется «коликой художника» (а по-латыни – для тех, кто предпочитает обращаться к первоисточнику, – colica pictorum). В 1767 году Бенджамин Франклин упоминает о том, что видел список ремесленников, которые страдали от этого заболевания в Париже:
Я с любопытством прочел сей перечень и сделал на его основании вывод, что все пациенты были представителями тех профессий, которые так или иначе имели дело со свинцом или же непосредственно работали с ним: там были водопроводчики, стеклодувы, художники и проч.; единственным исключением были, правда, две категории – каменотесы и солдаты. Этих последних я никак не мог бы соотнести с собственным представлением о том, что именно свинец может явиться причиной их заболеваний. Однако когда я упомянул об этом своем затруднении одному из врачей в той больнице, он сообщил мне, что каменотесы часто работают с расплавленным свинцом – всякий раз, когда требуется закрепить концы железных ограждений в камне; солдат же обычно нанимают себе в помощь художники – истирать краски в порошок.
Бенджамин Франклин, из письма Бенджамину Воэну, 1786
Достаточно недавно, в 1962 году, блистательный (хоть порой и немного путаный) бразильский художник Кандидо Портинари умер от отравления свинцом, который содержался в использовавшихся им желтых и белых пигментах, чью основу составляли соединения свинца. Еще в 1948 году он работал с краской на основе мышьяка и в результате впервые попал в больницу. Однако я вовсе не поэтому сказал, что он «немного путаный», нет, просто Портинари, с одной стороны, не верил в Бога, однако с другой – писал на своих картингах ангелов; еще он, состоя в коммунистической партии, написал официальный портрет диктатора страны – и тем не менее это был великолепный, талантливый художник.
Сегодня художники, как правило, гораздо больше знают о том, с какими ядами им приходится работать. И хотя есть основания полагать, что они обладали нужными познаниями в этой области уже довольно давно, однако, по-видимому, этого оказалось недостаточно, чтобы уберечь от опасности Рафаэля Пила, американского художника начала XIX века, автора множества натюрмортов. Его отец был владельцем музея естественной истории, в котором сам Рафаэль работал таксидермистом. Отец считал, что физические недостатки и эмоциональные проблемы у Рафаэля вызывали подагра и непомерное пристрастие к спиртному, однако на самом деле, по-видимому, дело было в том, что его организм был отравлен сочетанием соединений ртути и мышьяка… Рафаэль тем не менее хорошо знал, насколько опасен мышьяк, который использовался для защиты чучел птиц от различных паразитов, причем об этом говорили хотя бы развешанные им по всему музею объявления: «Не трогать птиц: они покрыты мышьячным [sic!] Ядом». Прожил он с 1774 до 1825 года, что по тем временам было не так-то уж и плохо – хотя, конечно, ничего выдающегося в этом тоже нет.
Еще в Древнем Риме было известно, что работать со свинцом опасно. Римский писатель Витрувий упоминает об этом, а еще о том, что богом-покровителем римских кузнецов неспроста был бог огня – Вулкан. Подобно ему (как его изображали), большинство кузнецов в Древнем Риме были хромыми, бледными и морщинистыми, однако такими они на самом деле становились под воздействием свинца, а вовсе не оттого, что их тоже в ярости сбросил с небес один из родителей Вулкана (существовали противоречащие одна другой версии – из-за кого именно Вулкан, сломав обе ноги при падении, навсегда остался хромым: из-за отца своего – Юпитера или же из-за матери – Юноны). Это также могло бы объяснить, почему свинец ассоциировался с Сатурном, главным богом в римской мифологии. Ассоциация была и с самим богом, и с планетой, поэтому иногда, когда приходится слышать загадочное слово «сатурнизм», стоит вспомнить, что это просто-напросто обыкновенное хроническое отравление свинцом, как бы ни хотелось перевести его в некие «высшие сферы».
В целом римляне считали свинец опасным для человека веществом, однако в малых дозах, как они думали, он безвреден. Что с того, если гибли рабы, добывавшие свинец в рудниках, – ведь ничего не может случиться с теми гражданами Рима, кто получал его в малых количествах с едой и питьем… Возможно, это – пример избирательной слепоты, точно такой же, как у промышленников в Викторианскую эпоху, которые не обращали внимания на тяжкую участь собственных рабочих, получавших отравление на рабочем месте, однако извинить нельзя ни тех ни других.
Гиппократ в 300 году до н. э. описал случай отравления свинцом, а Диоскорид оставил детальный медицинский отчет и об отравлении свинцом, и о вызванном им параличе. Упоминая в отчете о парах свинца, он в этой связи пишет о «молибдании» – по-видимому, это свинцовый глёт (монооксид свинца) – и о «миниуме», то есть свинцовом сурике. К XIX веку свинец стал играть все более зловещую роль, по крайней мере в промышленно развитых странах. Деятели искусства и филантропы – например, Роберт Шерард и Герберт Дж. Уэллс[82]82
Роберт Шерард (1861–1943) известен также как первый биограф Оскара Уайльда. Родоначальник современной научной фантастики Герберт Джордж Уэллс (1866–1946) был влиятельным журналистом и общественным деятелем.
[Закрыть] – стали активно выступать против вредоносных последствий свинца, несмотря на то что все общество старалось просто не обращать на него никакого внимания.
Шерард был журналистом и активистом, он писал статьи для «Пирсон’с мэгэзин», а впоследствии собрал их в книгу под названием «Белые рабы Англии»: в ней он рассматривал некоторые из видов профессиональной деятельности, которые приводили к физической деградации рабочих на английских предприятиях. У нас здесь просто нет места для того, чтобы описать все тяжелые профессиональные заболевания таких ремесленников, как гвоздоделы, месильщики штукатурного раствора, портные, чесальщики или изготовители цепей, поэтому давайте немного познакомимся лишь с теми, кому приходилось работать со щелочами и со свинцовыми белилами. Именно на этих примерах можно хорошо прочувствовать четкую и страшную картину того, что это означало – изо дня в день работать с ядом.
Шерард очень серьезно стал мешать промышленникам, которые, по-видимому, считали своим общественным и нравственным долгом разбогатеть, получая невероятные, нечестные прибыли. Подобно современным последователям так называемого «экономического рационализма», они считали, что все общественные беды можно исправить, если отдельные представители общества невероятно разбогатеют. А дальше, когда эти богачи начнут тратить доставшиеся им богатства, то все члены общества якобы получат свои выгоды от великодушия богатых, которое будет постепенно просачиваться во все более низкие слои общества, по всем звеньям экономической цепи… Единственным недостатком в таком грандиозном плане было одно обстоятельство: чтобы разбогатели немногие, надо было сделать многих, очень многих совсем бедными, очень больными или даже предоставить им возможность покинуть этот мир… Такие, как Роберт Шерард, однако, были полны решимости разоблачать богатеев, показать их в их истинном свете. Он тут же стал нежеланным человеком в их среде. Более того, в своей книге «Белые рабы Англии» Шерард упоминает о гнусных нападках, которыми он подвергался в связи со своими «непристойными наветами», «клеветой на приличных людей» и хуже того. Владельцы заводов не желали давать такому возмутителю спокойствия возможности свободного доступа к своим рабочим, а один из цеховых мастеров просто заметил, что нечего ему у них в цеху делать – и без того, мол, о рабочих слишком много пишут…
Свинцовоплавильные заводы тщательно охраняются. Они окружены высокими стенами, совсем как тюрьмы, а на всех входах в них стоят охранники. Ведь о том, что творится за этими стенами, не должна знать общественность. Постороннему скорее позволят осмотреть царский дворец в Гатчине, нежели выдадут пропуск на вход в большинство из заводов в Ньюкасле, где изготавливают свинцовые белила.
Роберт Шерард. Белые рабы Англии, 1897
И все-таки Шерарду удавалось проникать на эти «запретные территории». Однажды он сумел поговорить с врачом, который наблюдал за состоянием здоровья у фабричных рабочих. У врача не было никаких сомнений в том, каково воздействие свинца на организм рабочих;
Для контроля слишком быстрого роста народонаселения страны нельзя придумать ничего более эффективного, чем брать женщин работать на заводах свинцовых белил: ведь согласно долговременным наблюдениям доктора Оливера, у женщин, имеющих ежедневный контакт со свинцом, почти всегда наблюдается выкидыш, а если дети все же и рождаются, то выживают из них лишь немногие.
Роберт Шерард. Белые рабы Англии, 1897
Опасность, которую представляют собой свинцовые белила для беременных женщин и для новорожденных, была подтверждена фактами, собранными в 1930 году в Италии. В Милане, где в целом по населению показатель самопроизвольного прерывания беременности был от 4 до 4,5 процента, у жен типографских работников он уже составлял 14 процентов, тогда как для женщин, работавших в типографии, этот показатель достигал целых 24 процентов! В 1930 году в среднем показатель смертности младенцев за первый год жизни равнялся 150 на 1000 родившихся, а вот у женщин, которые имели отношение к типографскому производству, умирало 330 младенцев из 1000 родившихся! За несколько лет до этого один специалист, проводивший свои исследования в Японии, обнаружил, что у мужчин, работавших со свинцом на заводе аккумуляторных батарей, 24,7 процента браков были бесплодными (тогда как, для сравнения, у рабочих, не имевших дела со свинцом, бесплодными были лишь 14,8 процента браков), а в остальной категории 8,2 процента беременностей либо самопроизвольно прерывались на раннем этапе, либо же приводили к рождению мертвого ребенка, тогда как в контрольной группе аналогичный параметр составлял всего 0,2 процента.
Шерард описывал, как рабочих осматривали с целью выявить сатурнизм (отравление свинцом) – если проявлялись характерные признаки этого заболевания, им запрещали выходить на работу (то есть попросту давали расчет).
…существуют признаки, которые недвусмысленно свидетельствуют об отравлении свинцом, причем наиболее важным и неопровержимым является появление темно-синей или темно-серой каемки на деснах. Между прочим, такую темно-синюю каемку на деснах можно заметить у 75 процентов рабочих со свинцовых производств. Ее возникновение связано с действием сероводорода на свинец, циркулирующий в кровеносной системе, и это хорошо заметно даже у тех молодых работниц, которые отработали на таком производстве всего одну неделю.
Роберт Шерард. Белые рабы Англии, 1897
Надо ли говорить, что уволенные рабочие всеми силами старались симулировать полное отсутствие у них этого заболевания, лишь бы получить работу: они даже нанимались на другое предприятие под чужим именем. Почему под чужим? Да потому, что их собственное имя было включено в черные списки, которыми делились между собой владельцы этих заводов… Когда выбор приходилось делать между быстрой смертью от голода и медленной – от отравления свинцом, большинство рабочих делали свой выбор в пользу яда.
Одна женщина-работница, отмечал Шерард, рассказала ему, что, хотя свинцовое производство очень опасно, выбор для нее был весьма ограниченным: либо работать со свинцом, либо кормиться проституцией: «…а мы что угодно предпочтем бесчестью», – сказала она. Вместе с тем, как ни были убедительны доводы Шерарда, он, как говорится, читал проповедь перед уже обращенными в свою веру: тем, кто уже и так понимал, какие бедствия нес существовавший общественный строй слоям населения, которые оказались в положении жертв. Потребовалось вмешательство известного писателя, такого как Г. Дж. Уэллс, чтобы об этой проблеме услышали и более широкие общественные круги. В своем реалистическом романе «Новый Макиавелли» (1911) Уэллс сумел так описать паралич при отравлении свинцом, что британские домашние хозяйки начали требовать для использования на своих кухнях глазурованную посуду, а не традиционные кастрюли и глиняные горшки. При изготовлении фриттованной глазури свинец добавляли до спекания, так что он образовывал в основном нерастворимые соединения – силикат свинца и боросиликат свинца. В результате риск для здоровья как рабочих, изготавливавших глиняную посуду, и тех, кто ею пользовался, был значительно снижен.
Отточенная, совершенная проза Уэллса разоблачила в глазах общественности и самих владельцев производств, и их отношение ко всей этой проблеме. Тут уже невозможно было обвинить писателя в клевете и наветах, как обвиняли в этом Шерарда, тут уже возникал эффект диккенсовской прозы, ясной и простой. Вот, к примеру, образ Ричарда Ремингтона, будущего политического деятеля, который узнает о том, что происходит в «реальном мире», от собственного дядюшки, владельца гончарного предприятия, на котором многие страдают от сатурнизма.
– Без всякого этого вашего газа и прочей ерунды, – сказал он. – Все настоящее. Деньги верные и глазировка верная.
– Да, – заметил я, припоминая содержание рассеянно прочитанной брошюры и без всякого намерения насмехаться, – вам, должно быть, нельзя обойтись без свинца для глазури.
И тут я почувствовал, что затронул злейшую заботу, какая была в жизни моего дяди. Он ненавидел глазурь без свинца больше всего на свете, исключая тех добрых людей, которые организовали агитацию против свинцовой глазури.
– Горн без свинца годится разве только булки печь, – сказал он. – Я тебе скажу, дружок…
Голосом, в котором сначала звучало увещевание, потом перешедшее в гнев, он принялся объяснять мне всю суть дела. У меня неправильное представление обо всем. Во-первых, практически не случается никакого отравления свинцом. Во-вторых, не всякий подвержен отравлению свинцом и потому очень легко отобрать восприимчивые типы: как только они почувствуют отравление – перевести их на другую работу. В-третьих, дурные последствия отравления свинцом слишком сильно преувеличивают. В-четвертых, – тут он особенно понизил голос, – многие желают отравиться свинцом, особенно женщины, так как это влечет за собой выкидыш. Может быть, я этому не поверю, но ему это известно как факт. В-пятых, рабочие не понимают, насколько серьезна опасность: едят, не помыв руки, и подвергают себя всевозможному риску, так что, как выразился дядя, «поделом вору и мука». В-шестых, он и еще несколько фирм изобрели очень простой и выгодный способ страхования на случай отравления свинцом. В-седьмых, он не жалел денег на разумные (в отличие от чрезмерных, бесполезных и дорогих) меры предосторожности против этой болезни. В-восьмых, в плохо оборудованных складах его мелких конкурентов отравление свинцом было частым и непоправимым злом, и люди обобщают эти исключительные случаи.
– Мелкие фабрики, – заметил он, взглянув сквозь грязное, треснувшее стекло окна на видневшиеся в отдалении трубы, – можно было бы с успехом закрыть… […]
А несколько дальше Уэллс пишет вот что:
