Текст книги "Исповедь Джо Валачи"

Автор книги: Питер Маас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Валачи еще раз поблагодарил судьбу за то, что был членом «Коза ностры», когда узнал, что за Грином и Штейном стоял Голландец Шульц. Несмотря на все свое могущество, Шульц, как и полагалось, ничего не знал о внутренних делах мафии. «Когда Голландец подмял под себя «лотерею» в Гарлеме, – рассказывает Валачи, – он втерся в компанию Чиро Терранова и ребят со 116-й улицы. Но все, что Шульц знал обо мне и Бобби Дойле, так это то, что мы были на стороне Маранзано, когда тот сцепился с Чиро, Счастливчиком Чарли и Вито. Поэтому, когда Голландец узнал о бизнесе, который мы затеяли под самым его носом, он считал, что я и Дойл считаемся в мафии вне закона». Но ни для кого не было секретом, что Джозеф Рао близок с Терранова. Поэтому Шульц, естественно, сразу отстал от Валачи, когда Грин и Шульц доложили, что Рао является его партнером по «лотерее». Как позже выяснилось, все это было очередным гамбитом Лючиано, который проводил стратегию, направленную на превращение «Коза ностры» в самую могущественную силу американского преступного мира.

Как я понял, Голландец пришел к Чиро и поинтересовался, что, черт побери, происходит. А Чиро и самому невдомек, что Джо Рао работает со мной. Он начинает разбираться и выясняет, что «лотереей» нам разрешили заниматься лично Счастливчик Чарли и Вито. Звонит, значит, Чиро Счастливчику, а тот и говорит, чтобы он сказал Голландцу, что нам дали развернуться только для того, чтобы Чиро и Шульц пришли на все готовенькое и прибрали наш бизнес к рукам. Ясно, Чиро все так и сделал, как приказал ему Счастливчик. Когда я про это узнал, то сразу догадался, что Счастливчик Чарли имеет какие-то планы в отношении Шульца, но Чиро Терранова, который считался важной шишкой, вроде бы в эти планы не входит, и ему ничего не грозит.

Так и оказалось. Вскоре Вито Дженовезе сказал мне и Бобби Дойлу, что Голландец должен уйти. Еще он сообщил, что евреи против этого ничего не имеют. Вито сказал, чтобы мы Шульца специально не искали, но если он где-нибудь нам попадется, сразу его пришили. Другими словами, Голландец не должен был заподозрить, что за ним охотятся.

Голландец Шульц был естественной мишенью для Счастливчика Чарли Лючиано. Для Шульца являлось практической необходимостью заключить рабочий альянс в отношении Гарлемского «лотерейного» рэкета с кем-то наподобие Терранова. Поступи он иначе, и Голландцу пришлось бы иметь дело со всей итальянской мафией. Но Шульц упорно оставался в стороне от коалиций, которые Лючиано формировал вне «Коза ностры» с так называемой группировкой Жучка и Мейера, возглавляемой Мейером Лански и Бенджамином Зигелем (он же Жучок), а также бандой Лепке Бухальтера и Гурры Шапиро. В личном плане Лючиано ненавидел Шульца, представляющего собой карикатуру на гангстера: он любил привлекать к себе внимание, был крикливым и неумеренно эгоистичным. Но больше всего Лючиано раздражал его талант находить и реализовывать возможности нового бизнеса. Находясь на пике своей карьеры в качестве пивного короля в годы «сухого закона», он был одним из первых, кто понял перспективность «лотереи». Шульц кроме того организовал прибыльный ресторанный рэкет, пробив себе путь к контролю над профсоюзом официантов. Затем он открыл ресторан «Метрополитэн» и организовал «Ассоциацию владельцев кафе». Если хозяин ресторана хотел избежать забастовки или диверсии в обеденные часы (такой, как, например, пакет с тухлыми яйцами, раздавленными под столиком), он вступал в эту ассоциацию. Не бесплатно, конечно.

Лючиано всегда привлекала мысль о разделе империи Шульца. Но эту идею следовало воплощать весьма деликатно. Голландец был не из тех людей, с кем можно шутить. Родившись в Бронксе под именем Артур Флегенхаймер, он рано получил репутацию забияки. Из-за этого Голландец Шульц получил свое прозвище – так звали одного местного хулигана, который жил в Бронксе в начале века. Кличка прилипла – к большому смятению Шульца, когда даже ему пришлось признать, что он стал слишком «знаменитым». Однажды Голландец пожаловался, что его дурная слава во многом объясняется прозвищем, которое отлично подходило для газетных заголовков. «Если бы меня называли Артуром Флегенхаймером, – заметил он, – никто бы обо мне даже ни разу не услышал».

К концу двадцатых годов Шульц поставил под свой абсолютный контроль торговлю пивом в Бронксе. Методы, которыми он пользовался, делая свою карьеру, были невероятно жестокими. Последними оптовыми торговцами пивом, которые стояли у него на пути во время «сухого закона», являлись гангстеры-ирландцы Джон и Джозеф Рок. Джон Рок, прикинув возможности Шульца, решил оставить свой бизнес. Его брат, однако, предпочел бороться до конца. Вскоре он был похищен Шульцем и его людьми. Они избили Рока так сильно, что он на всю жизнь остался калекой. Но это было не все. Бандиты, прежде чем выбросить свою жертву на мостовую в Бронксе, вымазали гноем бинт и туго замотали его глаза. В результате Рок ослеп. Подобные приемы облегчили дальнейшую деятельность Шульца. Любой банкир «лотереи», владелец ресторана или профсоюзный лидер, собирающийся перечить Голландцу, всегда имел Джозефа Рока в качестве примера, чтобы призадуматься, стоит ли это делать.

Наконец у Лючиано появился шанс сделать первый ход. Это случилось, когда Шульцу было предъявлено обвинение в неуплате налогов, такое же, которое отправило в тюрьму Аль Капоне. Шульц скрывался около полутора лет, а его адвокаты все это время пытались уладить дело. Пока Голландец находился в бегах, Лючиано обрабатывал главного «лейтенанта» Шульца, Эйба (Боу) Вайнберга, с тем, чтобы он начал проводить более сговорчивую политику, нежели его босс. Договориться с Вайнбергом оказалось нетрудно. Но это, казалось, не имело большого значения: когда Шульц в конце концов сдался властям, доказательства его вины выглядели неоспоримыми. Однако Шульц не скупился на взятки, и был оправдан[18]18
  Под предлогом того, что Шульц не мог рассчитывать на непредвзятое судебное разбирательство в Нью-Йорке, процесс состоялся в крошечном городке Мэлоун, находящемся на севере штата. Крупнейшей акцией Шульца по оказанию выгодного ему влияния на присяжных явилась раздача цветов и конфет детям в местной больнице.


[Закрыть].

Первым, кому пришлось ощутить на себе возвращение Голландца, оказался Боу Вайнберг. Валачи услышал эту историю от Боба Дойла.

– Помнишь Вайнберга, которого ты считал таким хорошим парнем? – спросил он.

– Да, – ответил Валачи. – Ну и что?

– Да вот, похоронили его. Шульца рук дело.

– Ого, то-то я его в последнее время не вижу, – сказал Валачи. – А что случилось?

– Говорят, что Голландец прознал, что он крутит дела с Сицилийцем.

Тело Вайнберга так и не нашли. Он просто исчез. Если верить Валачи, его труп вынесли из манхэттэнского отеля в дорожном сундуке после горячей перепалки с Шульцем. «Когда я об этом услышал, – вспоминает Валачи, – я решил, что самому Голландцу тоже недолго осталось жить на этом свете».

На какое-то время между Лючиано и Шульцем установилось напряженное перемирие. Затем власти, не разрешив Шульцу выплатить налоги задним числом, стали готовить против него очередное обвинение. Большой суд присяжных Нью-Йорка, кроме того, начал разбираться в его причастности к «лотерее», задействовав перспективного прокурора из Министерства юстиции Томаса Е.Дьюи в качестве обвинителя по особым делам. Шульц был вне себя от ярости. Один из его адвокатов предупредил, что Дьюи «всех нас засадит», если не принять каких-то мер.

Однажды вечером перед Валачи на мгновение приоткрылось то состояние духа, в котором пребывал Шульц. Это случилось в ресторане «Фрэддиз Италлиан Гарден» на 46-й улице (к западу от Таймс-сквер), куда Валачи пришел сразу после того, как из ресторана уехал Голландец после ужина с Лючиано. Счастливчик остался и через некоторое время пригласил Валачи за свой стол. Когда кто-то из присутствовавших упомянул Шульца, Лючиано улыбнулся и заметил: «Все, о чем может сейчас говорить Голландец, это Том Дьюи. Дьюи сделал то, Дьюи сказал это…»

Выход из положения, который выбрал Шульц – убийство Дьюи, предоставил Лючиано долгожданный шанс. Почти все мафиозные лидеры согласились со Счастливчиком, что если Шульцу позволить убить Дьюи, это послужит толчком к фронтальному наступлению властей на организованную преступность, которого они изо всех сил хотели избежать. Поэтому было решено убрать самого Шульца. Как раз тогда Валачи и услышал от Вито Дженовезе, что Голландец должен быть убит сразу, как попадается кому-нибудь на глаза. Но, в конце концов, убийство было поручено конкретным исполнителям – трем боевикам из банды Лепке Бухальтера. Как заметил Валачи, «Счастливчик Чарли рассудил, что будет лучше, если сами евреи и займутся Голландцем».

23 октября 1935 года Шульц был застрелен в одном из гриль-баров города Ньюарк, штат Нью-Джерси. Он не умер на месте. Будучи евреем, принявшим католичество, Голландец получил последнее причастие в местной больнице. Вместе со священником там присутствовал полицейский стенографист, который записывал слова находящегося в полубреду Шульца. Впрочем, стенограмма напоминала сцену сумасшествия из «Короля Лира» и толку от нее было мало. Шульц воображал себя волевым и мужественным человеком, однако его последние слова походили на жалкое нытье: «Скажите им, чтобы они от меня отвязались».

Бухальтер унаследовал ресторанный рэкет Шульца, а Лючиано и Дженовезе забрали гигантский «лотерейный» банк в Гарлеме, к которому они уже давно присматривались. «Счастливчик Чарли разрешил заниматься «лотереей» всем членам «семьи», – рассказывает Валачи. – Нельзя было только работать не на своей территории или переманивать чужих «инспекторов» и «шестерок». Для контроля над «лотереей» вместо Чиро Терранова был назначен другой «лейтенант» из «семьи» Лючиано – Майк Коппола, по прозвищу Курок». Когда-то могущественный Артишоковый Король не стал протестовать; стареющий и больной Терранова был рад уйти на покой. Как заметил Валачи с сожалением в голосе, «Чиро дали возможность умереть в постели».

По существу, стратегия Лючиано была безошибочной, и в «Коза ностре» постепенно стала устанавливаться атмосфера всеобщего преуспевания. «Лотерейный» бизнес Валачи процветал до такой степени, что даже он не имел ничего против расходов на подкуп полиции по мере расширения своих операций. На доходы от «лотереи» он содержал «лошадиную комнату» в Уайт-Плейнсе, где почтенные дамы из пригорода могли скоротать послеобеденные часы, делая ставки на скачках, которые шли в различных городах страны. Валачи также начал понемножку баловаться ростовщичеством. «Если бы вы меня спросили, как у меня тогда шли дела, – говорит он, – мне бы пришлось ответить, что дела шли хорошо».

Но Голландцу Шульцу еще представилась возможность улыбнуться в своем гробу. Американская общественность долгое время относилась к рэкету с безразличием, если не с любопытством. В самом деле, Лючиано, да и Шульц, были не меньшими знаменитостями, чем какой-нибудь популярный писатель или актер. Внезапно, как это иногда случается, по стране начал нарастать гул благородного негодования в связи с деятельностью мафии – причем в самый неподходящий для Лючиано момент. Нью-йоркский прокурор по особым делам Дьюи, упрямый и обладающий политическими амбициями республиканец, не стесняющийся копаться в делах коррумпированного руководства демократической партии, решил сделать имя на борьбе с рэкетом. Лишенный Шульца в качестве своей мишени Дьюи перевел прицел на Лючиано, который (ирония судьбы!), по-видимому, спас его от неминуемой смерти. И чтобы привлечь всеобщее внимание, Дьюи выбрал беспроигрышный вариант – он обвинил Лючиано в подрыве общественной морали.

Подозрения о грядущих неприятностях появились у Валачи во время одного из его редких визитов в манхэттэнский бордель. «Вообще-то я этим делом не увлекался, – говорит он, – но в тот вечер я просто не смог не составить компанию ребятам, которые туда собирались. В борделе он случайно услышал, как одна из проституток испуганно прошептала своей товарке, что они являются ребятами Чарли, и с ними надо вести себя поосторожнее. Валачи подумал, что Лючиано вряд ли понравится упоминание его имени всуе, да еще в подобных обстоятельствах. Поэтому он решил доложить об услышанной беседе. Но прежде чем Валачи успел это сделать, Лючиано по просьбе Дьюи арестовали в Хот-Спрингсе, штат Арканзас, и доставили в Нью-Йорк, где Счастливчику предстояло предстать перед судом по многочисленным обвинениям в вовлечении в проституцию. «Я просто обалдел, когда об этом узнал, – вспоминает Валачи. – Счастливчик Чарли – это вам не какой-нибудь сводник. Он был боссом».

В каком-то смысле Валачи прав. Лючиано в общем-то не нуждался в проституции, как источнике доходов, но он занялся указанным бизнесом как раз потому, что к этому обязывало его положении в мафии. «Сухой закон», являвшийся для «Коза ностры» золотым дном, был отменен, и определенное количество мафиози осталось не у дел. В связи с этим поиск новых видов рэкета превратился в жизненную необходимость. В то время проституция в Нью-Йорке существовала на основе более или менее свободного предпринимательства. В городе имелось более двухсот независимых борделей, и бизнес там шел совсем неплохо. Вопрос стоял просто: либо Лючиано объединит их в один картель, либо инициатива будет упущена, и это сделает кто-либо еще, подобно Шульцу, перехватившему в свое время «лотерейный» бизнес.

Согласно документам, 17 июля 1936 года Лючиано приговорили к лишению свободы на срок от тридцати до пятидесяти лет. Особенно ужасным для отличавшегося привередливыми вкусами Лючиано было то, что наказание ему. Пришлось отбывать в Даннеморе. Эта мрачная, продуваемая ветрами тюрьма строгого режима расположена вблизи канадской границы и не без основания называется заключенными «Сибирью». Там Лючиано пробыл до 1942 года, когда началась его несколько скандальная деятельность, связанная со Второй мировой войной.

Военно-морские силы США стали проявлять озабоченность по поводу возможного саботажа и сбора разведывательных данных вражескими агентами в районе нью-йоркского порта. Каким-то образом возобладала идея, заключающаяся в привлечении членов портовых мафиозных группировок к борьбе с такой деятельностью. Но кто в этом деле мог лучше всех справиться с ролью посредника, как не сам мафиози номер один? Первой осязаемой выгодой от сотрудничества с властями для Лючиано стал его перевод из Даннемора в не столь отдаленную и более уютную тюрьму в Олбани, столицу штата Нью-Йорк. Широкой публике так и не удалось узнать, в чем конкретно заключалась помощь со стороны Лючиано. Но еще больше вопросов вызывают последовавшие события. В 1945 году адвокаты Лючиано стали добиваться его помилования в знак признания правительством заслуг Счастливчика в военные годы. В конце концов, он его получил. С решением о помиловании тесно связан тот факт, что Лючиано перед арестом так и не удосужился получить американское гражданство, и, получив свободу, он был немедленно депортирован в Италию. При этом власти исходили из ложной теории, что, оказавшись за пределами США, Счастливчик перестанет быть американской проблемой.

Успешное обвинение Лючиано, которое осуществил Дьюи, произвело такой взрыв в «Коза ностре», что организация послабее, пожалуй, его бы не вынесла. После Капоне в мафии не было столь могущественной фигуры, которую удалось убрать со сцены. Падение Лючиано, однако, было более драматичным, чем Капоне. Тот, в конце концов, представлял из себя не более чем неотесанного горлопана, в то время как Лючиано, с его городским лоском, считался «рэкетиром нового поколения», предпочитающим выглядеть нормальным бизнесменом-магнатом, управляющим своими делами из-за стола из красного дерева.

Для Валачи история с Лючиано стала гигантской личной потерей. «Боже мой, – говорит он, – ну почему это должно было случиться именно со Счастливчиком? Почему на его месте не оказался кто-нибудь другой? Мои дела шли так хорошо. Он мне сильно помог с «лотереей», и я становился к нему все ближе. А что со мной будет дальше? Поверьте, я чувствовал себя ужасно. Всякий раз, когда ко мне кто-нибудь начинал проявлять слишком много интереса, я понимал, как мне не хватает Чарли».

Уход Лючиано с преступной сцены имел еще один аспект, оказавший такое влияние на дальнейшую судьбу Валами, которое он в свое время не мог и представить. Осуждение Счастливчика открыло дорогу к власти для Вито Дженовезе, второго человека в мафии после Лючиано. Именно он приговорил к смерти Валачи двадцать лет спустя. Пока Лючиано, влекомый патриотическим порывом, делал все возможное для победы Соединенных Штатов (по крайней мере, так считается), Дженовезе пребывал – где бы вы думали? – в Италии. Как позже выяснилось, он стал таким фаворитом фашистского режима, что Муссолини лично вручил Дженовезе высшую награду, которой он имел право наградить гражданское лицо.

У Дженовезе были повадки византийского императора. «Если ты приходил к Вито, – рассказывает Валачи, – и говорил, что такой-то парень ведет нечестную игру, он приказывал пришить этого парня, а заодно и тебя за то, что ты его заложил». Дженовезе родился в 1897 году в пригородах Неаполя и получил образование, эквивалентное пяти классам в США. Он приехал в Штаты, когда ему было шестнадцать. Самым первым его пристанищем, как говорят, стал нью-йоркский район Гринвич-виллидж, где предпочитали селиться итальянские иммигранты, а также артисты и писатели. Он женился до 1924 года, но его жена в 1929 году умерла.

Позже он повстречался с любовью всей его жизни, Анной Петильо. Она была замужем, но брак оказался неудачным. Потом, как бы по счастливой случайности, ее мужа убили, и две недели спустя Дженовезе женился на Анне Петильо. В качестве свидетелей на гражданской церемонии присутствовали Энтони Стролло (Тони Бендер) с супругой. Муж Анны был убит Питером Мионе (Пити Маггинз) и Майклом Баррезе по распоряжению Дженовезе.

В тридцать втором году я был близок к Пити Маггинзу. Если вы помните, он был одним из тех ребят, которые проводили меня к Счастливчику Чарли и Вито, после того, как убили мистера Маранзано. Однажды мы разговаривали о Майке Баррезе из Гринвич-виллидж, который все время ошивался у нас в Гарлеме. Пити сказал, что этот парень стал ходить туда после того, как они вместе задушили какого-то малого на крыше дома в центре города, на Томпсон-стрит.

Пити сказал, что несколько людей видели, как они это делали. Ничего страшного, все удалось уладить, но Баррезе продолжал волноваться и не покидал Гарлема, где его никто не знает. Другими словами, он боялся показываться в центре. Пити говорил Баррезе, что так не годится. Он должен вернуться, дать легавым себя допросить, если им этого захочется, и все утрясется.

– А я ничего не знал. Что это был за парень, которого вы пришили? – спрашиваю я.

Пити нервно так огляделся и говорит:

– Джо, только ни одной живой душе. Если бы вместо тебя был кто-нибудь другой, я бы и рта не раскрыл. Тот парень был мужем Анны Дженовезе.

– Ого, – говорю, – так вот оно в чем дело.

Этот Баррезе исчез. Я никогда его больше не видел. Не знаю, что с ним случилось, но догадаться нетрудно.

(В соответствии с архивами нью-йоркской полиции, некто Джерард Вернотико, 29 лет, проживающий по адресу Принс-стрит, 191, был найден мертвым 16 марта 1932 г. в 14.15 на крыше дома 124 по улице Томпсон-стрит. Вдова Вернотико, носившая имя Анна Петильо, двенадцать дней спустя вышла замуж за Вито Дженовезе; брак зарегистрирован в здании муниципалитета в Манхэттэне. Руки и ноги Вернотико были связаны, шея туго стянута шнуром от фрамуги. На месте происшествия найден также труп некоего Антонио Лонцо, 33 лет, проживавшего по адресу 28-я улица, 305. Предполагается, что Лонцо был убит в связи с тем, что явился свидетелем убийства Вернотико. Следствие продолжается).

По крайней мере, любовь Дженовезе к Анне, похоже, оказалась вечной. Даже когда она во время бракоразводного процесса дала показания о преступной деятельности своего мужа, размерах и источниках его доходов, Анна (неслыханное дело) осталась невредимой. «Никто не мог взять в толк, почему Вито с ней ничего не сделал, – вспоминает Валами. – Все только и говорили, отчего он ее не убьет? Но, видно, Вито по-настоящему любил свою жену. Что-то он в ней находил особенное. Я помню, когда мы – Вито и я – сидели вместе в Атланте, он иногда рассказывал о своей жене, и в это время по его щекам катились слезы. Я просто глазам своим не верил».

Если даже и так, Анна осталась единственным различимым следом сентиментальности в кровавой карьере Дженовезе. В двадцатые годы он периодически арестовывался по различным обвинениям, включая убийство и разбойное нападение. Однако он лишь дважды был признан виновным, в обоих случаях за незаконное хранение и ношение оружия (пистолета). В первый раз, когда ему было двадцать, он получил шестьдесят дней принудительных работ, во второй – отделался штрафом в 250 долларов.

После этого, по мере все более заметного возвышения Дженовезе в «Коза ностре», ему в основном удавалось избегать встреч с полицией. В те годы имело место лишь одно небольшое исключение. В 1934 году Дженовезе и «лейтенант» Лючиано по имени Майкл (Майк) Миранда «обули» одного легковерного коммерсанта на 160 тысяч долларов. Проделали это они в два этапа – сначала путем шулерства в карточной игре, а затем с помощью древнего надувательства с машиной, которая якобы делает деньги. К великому раздражению Дженовезе и Миранда, им начал докучать некто Фердинанд Боччия, требуя тридцать пять тысяч долларов, обещанные ему за заманивание жертвы в их лапы.

Боччия следовало оставить Дженовезе и Миранда в покое, тем более, что он сам влез в эту аферу в надежде вернуть себе благосклонность Вито. Она была утеряна после того, как Боччия и шпана по имени Вильям Галло ограбили винный магазин, принадлежащий приятелю Дженовезе. Чтобы застать Боччия врасплох, его убийство было поручено Галло и другому мелкому хулигану по имени Эрнест Руполо, он же Ястреб. Однако на этот раз Дженовезе и Миранда слишком перемудрили. Они дали Руполо 175 долларов, чтобы тот убил Галло, после того, как с Боччия будет покончено.

Вскоре Дженовезе и Миранда, видимо, начали сомневаться, правильно ли они поступили, и в конце концов поручили убийство Боччия профессионалам из «Коза ностры». Валачи сгибается пополам от смеха всякий раз, когда вспоминает о нелепой цепи последовавших событий. После того, как Руполо услышал об убийстве Боччия, он приступил к осуществлению второго этапа первоначального плана. Дело было в Бруклине. Руполо и Галло в один из вечеров пошли в кино. После сеанса, когда они шли по улице, Руполо вытащил пистолет, приставил к голове Галло и нажал на спусковой крючок. Осечка. Когда Галло потребовал объяснить, что происходит, Руполо неуклюже обратил все это в шутку и сказал, что пистолет не заряжен. Потом они пошли к своему общему другу. В его доме Руполо осмотрел пистолет, обнаружил, что боек заржавел и смазал его. Выйдя из дома и миновав с Галло несколько домов, он выстрелил еще раз. Наконец пистолет сработал, но Руполо удалось лишь ранить свою жертву. Позже Галло показал, что Руполо пытался его убить, и тот получил от девяти до двадцати лет тюрьмы.

Какое-то время было тихо. Но потом начались разговоры о возможных участниках убийства Боччия, и Дженовезе вызвали в полицию. Следствию, впрочем, это ничего не дало. Затем возникла более угрожающая ситуация. После того, как Дьюи посадил Лючиано, он объявил Дженовезе «новым королем рэкета» и занялся расследованием его махинаций. Все это вместе взятое привело Дженовезе к мысли, что наступил самый подходящий момент на время исчезнуть. В 1933 году он пробыл три месяца в Италии. Говорят, ему там понравилось, и он снова уехал туда четыре года спустя.

Дженовезе рассказал Валачи в федеральной тюрьме Атланты, что прихватил с собой в Италию 750 тысяч долларов. Эта цифра вряд ли преувеличена. Жена Дженовезе показала на бракоразводном процессе, что ее муж имел гигантские суммы в различных банках Европы, включая полмиллиона, хранящиеся в Швейцарии. После того, как Дженовезе обнаружили в Италии в конце второй мировой войны, выяснилось, что он пожертвовал 250 тысяч на строительство штаб-квартиры фашистской партии.

Как-то Валачи сказал мне: «Когда посадили Счастливчика Чарли, а затем и Вито, мы все испытали огромный шок».