Текст книги "Исповедь Джо Валачи"

Автор книги: Питер Маас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7

После того, как Лючиано и Дженовезе сошли со сцены, Фрэнк Костелло стал во главе «семьи» Лючиано. А это грозило Валачи скорыми и весьма серьезными последствиями. Но не потому, что у него не сложились личные отношения с Костелло. «Фрэнк, – отмечает он, – был миролюбивым парнем; дипломатом, можно сказать». Дело в том, что он не был очень близок с Костелло, и поэтому уязвим для придирок своего «лейтенанта», Тони Бендера, которого он невзлюбил с первого взгляда.

Более того, Костелло не очень-то заботился о делах «семьи», сосредоточив внимание на благополучии своего быстро растущего бизнеса. Он расставлял свои игорные автоматы уже по всей стране: создал широкую систему букмекерских контор, имел свой интерес в игорном бизнесе и казино, в частности, владея известным клубом «Беверли» в окрестностях Нового Орлеана. Еще с тех пор, когда он занимался нелегальной торговлей спиртным, он принимал живое, но непременно тайное, участие в деятельности фирмы по оптовой продаже алкогольных напитков, которая имела ежемесячный оборот в 35000 долларов, являясь монопольным поставщиком на рынок США шотландского виски «Кингс Рэнсом».

В своих интервью Костелло любил подчеркивать, что у него вполне легальные интересы в торговле недвижимостью, добыче нефти и других подобных сферах и, собственно говоря, он является одним из немногих руководителей «Коза ностры», которые смогли достичь большого успеха в легальном бизнесе. Ему было не чуждо чувство юмора. Когда его однажды загнали в угол вопросами о его роли в игорном бизнесе, он заметил:

– Есть обычные игроки, я игрок необычный[19]19
  Несколько лет назад мне пришлось писать о нем статью для одного журнала. Мы встретились с Костелло, даже пообедали вместе. Во время обеда к нему подошел лакей и подал вечернюю газету. На первой полосе была напечатана большая статья о Костелло. Я спросил, узнает ли он из таких статей что-нибудь новое о себе, или газетчики все время мусолят старые сплетни. «Знаете, – ответил он своим скрипучим голосом, который стал столь известен во время судебных слушаний по делу Кефаувера, – в это трудно поверить, но то, что я вам скажу, сущая правда, ей Богу. Я никогда не читаю материалов, где упоминается мое имя. Знаете, почему? У меня от этого случается расстройство желудка».


[Закрыть].

Однако, когда ему этого хотелось, Костелло, не колеблясь, прибегал к силовому давлению. У него была привычка ходить в парную баню в один из отелей Манхэттэна, как только у него выпадала свободная минута. Однажды в бане к нему подошел распорядитель и сообщил, что другие посетители выражают недовольство его присутствием.

– Ты имеешь в виду, что мне больше не стоит сюда ходить? – спросил Костелло.

– Если бы это зависело от меня, – ответил банщик, – приходите, когда вам заблагорассудится. Но это уже не первая жалоба. Ну, вы знаете, есть люди, которым вы не по душе…

На следующее утро ни один из работников гостиницы не вышел на работу: горничные, официанты, лифтеры, ремонтники, кухонные рабочие и так далее. В конце концов, генеральный директор, потрясенный случившимся, узнал, что именно произошло, и немедленно позвонил Костелло.

– А для чего вы мне обо всем этом рассказываете? – осведомился тот. – Я никоим образом не связан с профсоюзами.

– Я знаю, мистер Костелло. Собственно, я звоню вам, чтобы извиниться за досадное недоразумение, которое произошло вчера вечером.

– Вы имеете в виду, что я могу приходить в баню?

– В любое время, сэр.

Через несколько часов все служащие гостиницы прибыли на свои рабочие места.

Для увеличения своего богатства Костелло предпочитал использовать политические рычаги, нежели действовать грубой силой. Но послушать его, так у него влияние было не больше, чем у любого другого жителя округи, прожившего там много лет. Это тот самый Костелло, о ком руководитель «Таммани-Хол» сказал:

– Если я понадоблюсь Костелло, он пришлет за мной.

Вскоре после того, как губернатор Хью-Лонг предложил Костелло установить свои игровые автоматы в Новом Орлеане, мистер Лонг был убит; однако это совсем не обеспокоило Костелло – он просто стал делиться частью прибыли с политическими наследниками Лонга. Иногда политическая власть Костелло приводила к конфузам. Один из таких казусов случился, когда Костелло поддерживал назначение Томаса Аурелио в состав Верховного суда Нью-Йорка. В это время телефон Костелло прослушивался полицией. Помимо других звонков, подслушивающая аппаратура зафиксировала звонок от Аурелио, который тепло благодарил «дона Франческо» за поддержку и уверял его в своей преданности. Относительно своей сверхъестественной способности убеждать политических деятелей в своей правоте Костелло говорил так:

– Я их знаю, очень хорошо знаю, и, возможно, они мне тоже немного доверяют.

Бывший мэр города Вильям О'Дуайер предложил более прозаическое объяснение. Когда у него спросили, как он может объяснить причины такого влияния Костелло на политиков, О'Дуайер сказал:

– Не имеет значения, кто он – банкир, бизнесмен или гангстер, его бумажник всегда выглядит привлекательно.

Столь высокий уровень закулисных махинаций не оставлял ему времени для занятий текущими делами «Коза ностры», даже если он действительно хотел ими заниматься. Из-за этого небрежения делами мафии многие «лейтенанты» семейства Лючиано, среди них Вилли Мур, Энтони (Малыш Ауджи Пизано) Карфано, Джо Адонис, Курок Майк Коппола, Доминик (Моряк Дом) де Кватро и Энтони (Тони Бендер) Стролло, набирали силу. Для Валами ситуация усугублялась еще и тем, что помимо его непосредственного подчинения Бендеру, стали ухудшаться его взаимоотношения с партнером по «лотерейному» рэкету Бобби Дойлом.

Я и не подозревал, что имею дело с такой первостатейной сволочью. Я говорю об этом подонке, Бобби Дойле. С ним никто не сравнится в коварстве, разве что Тони Бендер; а в том, что Тони стал почитать себя большой шишкой, я лично виню Вито Дженовезе. Они все, как бешеные псы. Я очень жалею, что связался с ними.

После того как убили мистера Маранзано, Бобби уломал меня перейти под начало Вито Дженовезе, а он в то время был заместителем босса «семьи» Счастливчика Чарли. Вито поставил нас с Бобби в команду Тони Бендера. Он стал теперь моим «лейтенантом», его слово – законом. К кому мне было идти? Есть Фрэнк Костелло, но я с ним не встречаюсь. Он был занят только тем, что делал деньги. У меня никаких претензий к Фрэнку нет, но я должен сказать правду. Я проклинаю тот день, когда я отказался пойти к Томми Брауну, настоящая его фамилия Луччезе. Он был хорошим другом отца Милдред, и он бы помог мне.

С самого начала я понял, что Тони Бендер не даст мне житья. Вскоре выяснилось, что я был прав. Однажды из города приехал Бобби Доил, он в Виллидж встречался с Тони Бендером, и сказал, что братья Вэкки раскроили башку Эдди Старру из-за какой-то девчонки. Его настоящее имя Эдди Капобьянко. А кличка прилипла к нему, когда он ухаживал за одной танцовщицей, которую звали Мэри Старр. В общем, Бобби спрашивает:

– Ты знаешь братьев Вэкки?

– Да, – говорю, – они держат «лотерею» и работают на Винса Рао.

– Ладно, – говорит мне он, – Тони хочет, чтобы ты ими занялся.

Надо сказать, что братья Вэкки и Винс Рао были из «семьи» Томми Брауна. Я и говорю:

– Бобби, ты знаешь, как я отношусь к Томми. Почему выбрали именно меня? Зачем мне осложнять с ним отношения?

– Успокойся, убирать их не надо.

– А что же?

– Просто обработать их, как надо.

Что мне было делать? Только надеяться на то, что Тони Бендер знает, что творит.

– Ну, ладно, – спрашиваю, – где их искать?

– Не знаю, – отвечает. – Ищи сам.

Что же, думаю, если я их не смогу найти, то оно и к лучшему". Но на следующее утро мне звонит Толстяк Тони Салерно и спрашивает, нужны ли мне братья Вэкки.

– Да, – отвечаю, – нужны.

– А какой из них?

– Не все ли равно? Мне просто сказали, что надо найти братьев Вэкки.

Потом Толстяк Тони сообщил, что он должен встретиться по делу с одним из братьев на углу 97-й улицы и Третьей авеню в два часа дня. Он немного опоздает, так что у меня будет возможность прихватить одного братца. Понимаете, меня загнали в угол. Теперь я уже не могу сказать, что я их не смог найти. Они нарочно подставили мне Толстяка Тони.

Мне уже сказали, кто будет помогать. Один – Джонни Ди, вышибала Тони Бендера, всегда разбирался с теми, кто лез в их «лотерейные» дела. Хотя это я привел его в организацию. Джонни был полным идиотом. У него были выбиты все зубы, и однажды Вито Дженовезе сказал ему:

– Когда мы встретимся с тобой в следующий раз, мне бы хотелось, чтобы у тебя было хоть несколько зубов.

Потом Джонни говорит мне:

– Видишь? Он очень заинтересован во мне.

Вторым был Томми Рай. Его настоящая фамилия – Эболи, полиции он еще известен как Томми Райан, но я его знал под именем Томми Рай. Сейчас он большая шишка, а тогда был просто мелкой шпаной. Так или иначе, у обоих были бейсбольные биты. У меня с собой ничего не было: я был за главного. Мы немного поездили по округе, а потом остановились на 97-й улице.

Как и сказал Толстяк Тони, появился один из братьев, но с ним был еще один парень. Мы выскочили из машины. Он увидел нас и словно окаменел. Ну, Томми и Джонни Ди начали его обрабатывать, а я тем временем придерживал второго парня. Я ему говорю:

– Не лезь не в свое дело. Этот сукин сын стукнул одного парня по голове вчера вечером.

В таких случаях обычно обрабатывают ноги, но Томми и Джонни охаживали его по голове и по другим местам, пока я их не остановил. Если вам интересно, что в это время делали прохожие, то скажу: ничего. Они просто проходили мимо, как будто ничего особенного не происходило.

По-моему, он даже ни разу не вскрикнул. Просто пытался заслониться от ударов. Когда он свалился на асфальт, я оттащил от него ребят. Он свое получил. Ведь его надо было просто отделать, а не убить. Если бы он умер, то это было бы нечаянно: мы же не собирались его убивать. Я слышал, что после этого случая он полгода провалялся в больнице.

И вот теперь я попал в немилость к Томми Брауну, потому что братья Векки находились под его защитой, это я уже объяснял, а Тони Бендер ничего с ним не урегулировал. Вместо того, чтобы отправлять меня на разборку с одним из них, как это сделал Тони, надо было вызвать их на «суд»: это похоже на предварительное слушание дела в суде. Если что-то пойдет не так, как надо, Тони Бендер подстраховался: вся вина ляжет на меня. Я выяснил это, когда мне позвонил Бобби Дойл, и сказал, что мне придется ответить за это дело. «Почему это?» – спросил я, а Бобби говорит, что с этим делом Тони влип по самые уши. Я-то по этому случаю траур носить не буду, но и ничего хорошего из этого не получится.

Мне просто повезло, что Томми Браун был лучшим другом моего тестя, упокой, Господи, его душу. Ведь после того, что произошло, мне предстоял «суд». Было Рождество, и все это дело отложили до «после праздников». Обычно Томми приглашал нас с женой к себе на каждые рождественские праздники, и я просто изумился, когда Милдред сказала мне, что ей позвонила жена Томми, Китти, и пригласила нас в гости. Естественно, я доложил об этом Тони. Я и сейчас помню номер его телефона: Клифсайд, 6-7835 или 3570, что-то в этом роде. Тони сказал, что это хороший признак, и мне надо идти. Как будто я сам этого не знал.

Когда я приехал к Томми, мы немного выпили, а потом он пригласил меня наверх и спросил, кто дал команду на разборку. Тони Бендер был моим «лейтенантом», и если бы я его заложил, мне было бы только хуже. Может, началась бы новая война. Поэтому я сказал:

– Томми, все это я сам устроил. Если я скажу тебе что-то другое, что со мной будет?

– Слушай, – говорит он, – я могу убрать с дороги Тони Бендера.

– Томми, – отвечаю, – я тебе кое-что хочу сказать. Я понимаю, что ты имеешь в виду, но давай договоримся: я это сделал по собственной инициативе.

Потом он снова сделал жест рукой, что, де-мол, все в порядке. После праздников состоялся «суд». Это было в ресторане Чарли Джонса на 14-й улице. Там были Томми и Винс Рао. С нашей стороны были Тони Бендер и советник «семьи», Сандино. Последний, конечно, был большим засранцем, но голова у него варила неплохо. Когда назначался «суд», он всегда садился рядом с Тони, чтобы тот не сболтнул чего лишнего.

Пока они обсуждали это дело, я сидел в стороне. Мне составил компанию Бобби Дойл, он шепнул: «Ты только не волнуйся, если дела пойдут не так, как надо». Мне показалось, что он говорил это искренне, и я утешил себя, что мне удалось уладить свои отношения с Томми Брауном. Собственно, Томми не очень-то жаждал крови, но должен сказать, что после этого его ребята всегда относились ко мне прохладно. После «суда» все встали, попрощались, а Тони Бендер подошел ко мне и сказал: «Все в порядке», – имея в виду, что никаких выводов не последует.

Это был не последний случай, когда Тони меня подставил.

В течение некоторого времени после этого Валачи еще поддерживал какую-то видимость добрых отношений с Бобби Дойлом: их связывала совместная работа по организации игры в «полисы». Однако Джо начал заниматься и другими делами. Во-первых, он занялся ростовщичеством: стал давать деньги под проценты, причем большие проценты, тем, кто не мог или не хотел получить ссуду законным путем.

– Бобби мне уже изрядно надоел, но отказываться из-за него от «лотереи» я не собирался, – говорил Валачи. – Я решил, что надо немного подождать и осмотреться – насчет других дел. Вито больше нет, всем заправляет Тони; что же, я понял, что мне придется самому позаботиться о своем будущем. Я не говорю, что Вито – подарок, но соображал он все же неплохо. Одно я знал точно: от Тони Бендера надо было держаться подальше. Он в основном торчал у себя в Гринвич-виллидж, ну а я, естественно, в Гарлеме. И ездил к нему только тогда, когда меня вызывали.

Теперь у меня стали появляться кое-какие доходы от «лотереи», и часть денег я смог снова пускать в дело. Займы шли под 20 процентов, мы это называли «наваром». Например, вы даете взаймы 1000 долларов, клиент должен еженедельно возвращать 100 долларов, то есть ссуда погашается в течение двенадцати недель. Эти 200 долларов, что вы на этом заработали, и есть навар. Иначе говоря, за каждые 5 долларов, данные взаймы на одну неделю, вы получаете 6 долларов.

С чего я начинал? Ну, сначала вы даете одну или две ссуды – спрос на них всегда был. Боже мой, если давать деньги взаймы любому, кто попросит, то тогда вы должны, как минимум, стать владельцем Римского банка. А по округе тем временем идет слух. Меня знали в Бронксе – я там жил, знали в Гарлеме, потому что там вертелись мои игорные дела. Там я и начал работать. Деньги, конечно, надо давать только тем, в ком ты уверен.

Иногда я сам попадал впросак: не хватало наличных, и приходилось самому брать взаймы. Мне давали деньги под 10 процентов, а я давал ссуду под 20, но ведь мой кредитор знал, что мне можно доверять. Он был уверен, что я верну ему долг при любых обстоятельствах. То есть он ничем не рискует.

В газетах много писали всякой ерунды о подпольных ссудных кассах, я имею в виду, про крутые дела. Я могу говорить только о себе. Каждый делал свои дела по-своему. Я старался вести дело как бизнесмен. Я не хотел никого избивать, только хотел делать деньги. Главное, чтобы средства все время были в обороте. Что толку, если они будут лежать без движения? Если вы мне не верите, спросите у людей. Истинная правда: меня ни разу не замели за ростовщичество, а я занимался этим делом многие годы. Правда, не постоянно, но я жил с этого дела. Оно было небольшое. В конце концов вы убедитесь, что это был как бы побочный приработок. Другими словами, это не было моим главным бизнесом.

На этом деле я не потерял ни единого цента. И всегда получал обратно свои деньги. Дело в том, что я очень аккуратно выбирал клиентов. С бизнесменами, то есть с легально действующими деловыми людьми, я обычно не связывался. Через какое-то время такой человек начинает размышлять о размере процентов, которые он платит по ссуде. Получив одну ссуду, он потом приходит за второй и влезает все глубже и глубже. А потом вдруг вы узнаете, что он побежал в полицию или к окружному прокурору. То же самое с работягами. Как раз к ним-то и приходится применять силу, поэтому с ними я тоже дела не имел.

Одно время у меня было сто пятьдесят постоянных клиентов. Я потихоньку избавлялся от тех, у кого вечно были какие-то проблемы, и обслуживал тех, с кем можно было спокойно работать: букмекеров, «шестерок» из «лотерейных» контор, всяких подпольных дельцов, иногда содержателей питейных заведений, в общем, такого рода людей. Честно говоря, к ним силу применять не приходилось. Поэтому я слыл лучшим ростовщиком в округе. Я вел дела с умом. Почему было не позволить кому-то задержаться с платежом на недельку? Остальные деньги все равно были в обороте, потому я не волновался, когда кто-то попадал в трудное положение, ну, например, если букмекер попадал в передрягу. Кто мог точно сказать, что там у него стряслось? Мне казалось, что в таких случаях лучше всего было дать ему передышку. Именно так я и поступал.

Скажем, клиенту нужна тысяча долларов, но выплачивать еженедельно по сто долларов он просто не может. Если у него хорошая репутация, я, допустим, могу установить выплату в 80 долларов, и никаких дополнительных процентов с него за это не брать. Естественно, когда он возвращает деньги, я снова отдаю их в ссуду. Деньги опять в обороте. Когда мои деньги ходили по рукам, я никогда не мог точно сказать, какой процент с них я получаю. Это было просто невозможно. Для этого мне бы потребовался бухгалтер.

Валачи предпочитал стабильную клиентуру, у которой не приходилось выколачивать долги. Он отмечал:

– По мере того, как вы работаете в этой области, вы убеждаетесь, что большинство клиентов приобретают привычку снова брать ссуды, причем до того, как погашен предыдущий долг.

Для ростовщика, каковым и был Валачи, такие варианты были сущим кладом: повторный заем, или как его называли в этих кругах, «сладкая» ссуда. Если клиенту, не расплатившемуся по старой ссуде, снова требуются деньги, ростовщик просто вычитает из новой ссуды причитающуюся ему сумму непогашенного долга, а ссудный процент берет с полной суммы займа. Практически это означает, что он удваивает свой «навар».

Я приведу один пример. Был один букмекер по имени Хьюго. Однажды он попал в тяжелейшее положение, причем в это время он был мне должен 300 долларов по пятисотдолларовой ссуде. Я зашел к нему, чтобы получить еженедельный платеж: он платил по 50 долларов в неделю. И узнаю, что он влетел, и ему нужна еще одна ссуда в 500 долларов. Поскольку он мне должен 300 долларов, я выдаю ему 200 зеленых. Но мой процент составляет уже 100 долларов, так как это новый займ в 500 долларов, и мой навар составляет 200 процентов. Поэтому самое выгодное – повторные ссуды. Практически я даю ему 200 долларов наличными, а наживаю на них 100 долларов. В таких случаях самое лучшее дать ему шанс немного перевести дух. Дело ведь не в том, чтобы раскроить ему башку, это любой дурак сделать может. Суть в том, что нужно все время держать деньги в обороте.

Действуя таким образом, скоро Валачи имел около 10 тысяч долларов в «уличном обороте», что в среднем приносило ему 1500 долларов в неделю.

– Однако, – поспешил он добавить, – у меня были большие расходы. Мне казалось, что каждую неделю кто-то женится или выходит замуж; только эти события требовали от 50 до 100 долларов на подношение «свадебного» конверта. Мне не хотелось, чтобы меня считали дешевкой.

Когда у Джо появился партнер, Джон (Джонни Робертс) Робилотто, объем его ссудных операций значительно возрос. Напарник финансировал его, а Валачи отвечал за расширение клиентуры и осуществлял текущее руководство «бизнесом».

Джонни был классный парень – крепко сбитый, пяти футов восьми дюймов ростом, и поверьте, он никогда не говорил «нет». Он работал в паре с Тони Бендером в таких клубах, как «Голливуд», «Виллидж-Инн», «Хоул-19», «Блэк Кэт». Чем бы ни занимался Джонни, всегда его напарником был Тони Бендер. Ума не приложу, почему такой отличный парень постоянно имел дела с Тони. Кто сможет это объяснить? У него же не станешь спрашивать.

В то время Джонни еще не был членом организации. Он работал с Тони Бендером, но тому никак не удавалось ввести Джонни в наш круг: его брат служил в полиции. Другими словами, даже у Тони не хватало влияния, чтобы убедить боссов закрыть на это глаза. Много позже Джонни начал общаться с Альбертом Анастазия, и тот ввел его в свою «семью». Вы понимаете, что я имею в виду под словом «ввел». Он сделал его членом организации «Коза ностры». Это случилось неожиданно. Когда и как это произошло, я точно не знаю, но когда придет время, я поясню – с Альбертом Анастазия шутить было опасно. Я, конечно, никогда в этом не сомневался. Просто я был рад, что Джонни стал членом его «семьи».

Валачи встретился с Робилотто в одном из клубов. Он слышал, что Робилотто держал большую винокурню в районе доков на Гудзоне. «Конечно, – говорил он, – сухой закон уже давно отменили, но это вовсе не означало, что спрос на алкогольные напитки совсем упал». Валачи знал несколько человек в Бронксе, которые с удовольствием приобрели бы самодельные алкогольные напитки, и он рассчитывал получить комиссионные за то, что сведет их с Робилотто. «Я думал, что для Джонни это будет выгодный сделкой, – заметил он, – потому что эти ребята купят у него все оптом, и ему не придется бегать взад-вперед, продавая свое зелье в розницу. Однако Робилотто заявил, что он делает ровно столько, сколько может продать. Валачи поверил ему на слово и больше к этому вопросу не возвращался. Через несколько дней к нему пришел Бобби Дойл; Джо был до глубины души возмущен его предложением.

– Я слыхал, у тебя есть покупатели на товар Джонни, – сказал Дойл. – Мы поговорили насчет этого дела с Тони и обо всем договорились.

Для Валачи эти слова были лишним доказательством низости Дойла. «Видите, какая это была сволочь, – зло сказал он. – Он обязательно должен быть влезть в каждое дело, которым я занимался. Так вот, это означало, что я должен поделить комиссионные – около 500 долларов в неделю – с Бобби». Валачи обнаружил, что Робилотто сам сожалел о том, что отказал ему в первый раз:

– Я не мог совершить с тобой эту сделку без одобрения Тони.

– Джонни, – ответил ему Валачи, – я все понимаю. Это не твоя вина.

Впоследствии они подружились. Однажды вечером Валачи был в клубе «Голливуд», и к нему обратился клиент за ссудой в 2000 долларов. У Валачи таких денег с собой не было.

– Всю наличность я вложил в дело, – объяснил он.

Однако этот разговор случайно услышал Робилотто и предложил Валачи требуемую сумму. После того, как Джо вернул ему деньги, Робилотто весьма заинтересовался, каким образом работает Валачи. Наконец, он признался:

– Мне нравится, как ты работаешь. Может, ты возьмешь меня в долю?

Вскоре Робилотто передал ему 20 тысяч долларов.

Он велел мне взять деньги и пустить их в оборот, а доход предложил поделить пополам. «Пусти их в дело, – сказал он, – пока я их не промотал», «Поверьте, он говорил правду. Он совершенно не умел обращаться с деньгами. Однажды я встретил его где-то в районе Ист-Сайда, кажется на 14-й улице. Он играл в кости, причем проигрывал неимоверно быстро. Не успел я и глазом моргнуть, как он просадил 15 тысяч. Я дал ему взаймы 2 тысячи долларов – все, что у меня с собой было, но эти деньги он снова спустил. Потом он занял 5 тысяч у хозяина заведения – его там знали – и когда у него остались последние 600 долларов, появился малыш Джо, который работал у меня «шестеркой» в «лотерее» и помогал мне по ссудным делам. Он искал меня – я предупредил своих, где можно найти. Джо всегда везло: когда он поймает талию, может десять раз подряд выбросить выигрышную комбинацию. Вот я и говорю Джонни: «Пусть он сыграет за тебя».

А потом случилось чудо. Джо выбрасывает «четверку», а это выигрышное число, и берет банк с первого захода. Потом он два раза подряд выбрасывает «семерку» и снова выигрывает. Потом Джонни ставит на «девятку», а Джо выбрасывает подряд две или три, я точно не помню, «девятки»; Джонни ставит на «пятерку» и Джо выбрасывает «пятерку» – тут все просто с ума посходили. Так все оно и было, правда.

Короче говоря, Джонни отыгрался и даже выиграл несколько тысяч, вернул мне долг. Я буквально оттащил его от стола, и он дал малышу Джо тысячу долларов за труды. А потом мне сказали, что игроки рассердились на меня, потому что я заставил Джонни прекратить игру; они даже додумались до того, что решили меж себя не пускать меня больше в это заведение. А мне что до этого? Все одно, я не очень-то любил играть в кости.

С теми деньгами, что дал мне Джонни Робертс, мои ссудные дела пошли хорошо. Я думаю, у нас в обороте было около 60 тысяч долларов, и, естественно, Тони Бендер знал об этом. Тони довольно много проигрывал на скачках, и однажды Джонни намекнул мне, что Тони сильно интересуется нашей ссудной кассой. Другими словами, он хочет получить свою долю доходов. Раз так, то речь пойдет об одной трети. Джонни постоянно находился у него под каблуком, деваться было некуда. А я решил, что на это не пойду. Они меня уже один раз потрясли со спиртным, которое гнал Джонни, и я решил, что больше так продолжаться не может. Пойдет слух, что если ты хочешь кого-нибудь потрясти, то трясти надо Джо Каго – он сопротивляться не будет. И я сказал Джонни:

– Слушай, если Тони задает так много вопросов, и ты считаешь, что ему надо отстегивать его долю, то это касается только тебя лично, потому что я своей долей делиться не намерен.

Мне тут же передали, что Тони Бендер хочет меня видеть, и мы встретились в ресторане Дьюка[20]20
  Ресторан Дьюка располагался в Клифсайд-Парке, штат Нью-Джерси. Он закрылся в 1950 году, а до этого был любимым местом сбора главарей «Коза ностры», которые переехали на жительство в пригороды Нью-Йорка. Среди них Вилли Моретти, Вито Дженовезе, Альберт Анастазия, Джо Адонис.


[Закрыть] в Джерси. Я не помню точно, где он находился – в Форт-Ли или Клифсайде, эти городки так слились, что никогда не скажешь, где именно ты находишься. Так или иначе, все местные ребята ошивались в ресторане Дьюка. Тони сказал мне, что Джонни Робертс больше со мной работать не будет, и мне надлежит немедленно собрать с кредиторов его деньги. Он добавил, что сожалеет об этом, но ему как можно скорее нужны наличные, чтобы играть на скачках.

Я сказал Тони, что все деньги у меня на работе, клиенты исправно платят долги, и я не могу так просто потребовать у них возврата всей суммы. В конце концов, это бизнес. Я пообещал, что подсчитаю причитающуюся Джонни сумму и перехвачу ее в другой ссудной кассе, однако высчитаю с этой суммы десять процентов.

– Так это практически съест все его доходы, – проворчал Тони.

– Слушай, – ответил я, – ведь это не моя затея. Деньги ведь нужны тебе, а не мне; таковы правила.

Он согласился.

Вот так мы перестали работать в паре с Джонни. Возможно, я поступил неправильно. Попросту говоря, я бы лучше свернул все предприятие, чем стал делиться доходами с Тони Бен-дером или позволил бы ему влезть в это дело. А когда все было оговорено и сделано, у меня в обороте осталось около 30 тысяч долларов своих денег, и я был доволен.

Методы предоставления ссуд, которыми пользовался Валачи, мало-помалу привели его в ту область, по которой сходила с ума вся мафия – проникновение в легальный бизнес. Вместо того, чтобы выколачивать деньги из одного клиента, который просрочил все платежи из-за крупного проигрыша в карты, Валачи принял его предложение и стал совладельцем ресторана под названием «Пэрэдайз» в Манхэттэне. Как обычно, с окончательным решением он не спешил.

– Я сказал ему, что мне надо подумать, – вспоминал он. – Этот парень, его звали Эдди, сделал мне серьезное предложение, но я сначала хотел убедиться, что это не ловушка.

Во-первых, в течение нескольких дней он наблюдал за работой ресторана, во-вторых, тщательно опросил барменов. Поторговавшись относительно вносимой им доли, Валачи согласился дать девять тысяч наличными, за вычетом долга в 3500 долларов.

– Теперь у меня было свое заведение, – говорил он мне, – пусть даже половина; я почти все время там проводил. Занимался выдачей ссуд, нанял нового шеф-повара, и все ребята стали ходить туда. Я получал с него около 800 долларов в месяц.

Долевое участие Валачи во владении рестораном нельзя было оформить официально, потому что в связи с его судимостями ему бы отказали в выдаче разрешения на право торговли спиртными напитками. Чтобы как-то обезопасить себя, он оформил частный договор, а жена его совладельца подписала его в качестве свидетеля. Теперь ему приходилось заботиться о каком-то прикрытии от налоговой службы, как-то объяснять источник своих доходов. Этот вопрос разрешился в подобных же обстоятельствах; ему удалось внедриться в предприятие по пошиву одежды.

Его звали Мэтти. У него был цех по пошиву одежды в Бронксе, Проспект авеню, 595, – контора так и называлась: «Проспект дресс энд неглижей компани». Этот парень был одним из моих лучших клиентов. Он занимал и перезанимал деньги, при этом задолжав мне несколько тысяч долларов, но аккуратно, по пятницам, выплачивал причитающиеся мне суммы. Вдруг однажды он спросил, нельзя ли ему задержать платежи на пару недель. Когда эти две недели истекли, он попросил еще недельную отсрочку. Я встретился с ним и спросил: «Мэтти, в чем дело?» А он говорит, что у него сложилась трудная ситуация на производстве: износилось оборудование по обметыванию петель, и прочее. Я осмотрел цех, и он мне понравился. Мэтти был не дурак, он сразу понял, что у меня на уме, и предложил войти с ним в долю. Я поговорил с его главным посредником; он сказал, что если Мэтти купит новое оборудование, то он даст ему такие объемы заказов, какие он только сможет принять. К тому же он пообещал устроить так, чтобы фасоны одежды, заказываемые фабрике, не менялись каждые пять минут.

Следующий вопрос, который меня волновал, это профсоюзы. Я поехал в район, где располагались пошивочные предприятия, чтобы переговорить с Джимми Дойлом, настоящая фамилия – Плюмьери, или с одним из братьев Дио (Диогварди), Джонни или Томми. Сейчас я точно не помню, с кем именно я говорил, кажется, с Джимми, но это роли не играет, потому что братья Дио – племянники Дойла, и если ты говоришь с одним из них, то это значит, что ты договариваешься со всей «семьей». Они все были членами «семьи» Томми Брауна и могли утрясти любую проблему с профсоюзом, по-моему, это было 25-е отделение профсоюза текстильщиков. Я рассказал Джимми, в чем проблема, и что я собираюсь заняться пошивом одежды, но совсем не хочу иметь дело с профсоюзами. Тем более что посредник, от которого все зависит, решать проблемы с профсоюзами не сможет. Джимми говорит: «Не беспокойся. До тех пор, пока ты будешь вести дела в Бронксе, все будет о'кей. Проблем у тебя не будет, мы это гарантируем. Но в Манхэттэн не лезь».

Вот и все. Я вернулся и сказал посреднику, что вхожу в долю с Мэтти, а насчет профсоюзов беспокоиться нечего. «Как тебе это удалось?» – спрашивает он. Я в ответ просто упомянул имена нескольких людей, с которыми я разговаривал по этому поводу, и это произвело на него большое впечатление. Я занимался пошивом одежды около двенадцати лет, и только пару раз у нас были неприятности по профсоюзной линии. Как только на горизонте появлялся какой-нибудь профсоюзный деятель, я звонил Джону или Томми Дио, и проблемы решались сами собой. Однажды я пришел в цех, а как раз передо мной там побывал какой-то профсоюзный чин и, как говорится, «выключил рубильник». Другими словами, он распорядился остановить производство. Я сказал Мэтти: «Дурачок, никогда не допускай таких вещей. Я же тебе говорил, что все уладил». Я бы сразу выгнал этого парня вон, но Мэтти уважал закон. Он перепугался до полусмерти и остановил цех. Этот профсоюзный деятель пригрозил Мэтти, что подаст на нас жалобу, поэтому я позвонил Джонни Дио, и на этом все кончилось.