Текст книги "Исповедь Джо Валачи"

Автор книги: Питер Маас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

«Даже если бы я был уверен, что Петрилли стукач, – говорит Валачи, – я бы все равно ничего плохого ему не сделал. Я не могу забыть, как он отвез меня в Бруклин и уберег от беды во время разборки с мистером Маранзано. Я очень расстроился, когда узнал, что Редкозубого больше нет. Поганое это было Рождество. Если честно, я крепко тогда надрался».

Глава 11

«Коза ностра» и торговля наркотиками, особенно героином, почти синонимы. Но, как и с остальной деятельностью мафий, характер этого бизнеса был не совсем таким, каким он представляется с первого взгляда. В 1948 году Фрэнк Костелло, будучи боссом «семьи» Лючиано, запретил своим людям заниматься наркотиками. По мнению Валачи, у осмотрительного Костелло на это было две причины. Во-первых, он ясно осознавал, что «рэкет рэкету рознь». Так, широкая публика относилась к незаконной торговле спиртным и организации азартных игр в общем-то с сочувствием или, в худшем случае, нейтрально. Что касается героина, то он не только вредил репутации мафии, но и побуждал правоохранительные органы активизировать свою борьбу с «Коза нострой» во всех сферах, где она присутствовала.

Более важным, однако, являлось упорное преследование со стороны Бюро по борьбе с наркотиками. «Коза ностра» презирала и в то же время побаивалась этой организации. По. признанию ее сотрудников, первое чувство было, впрочем, взаимным. Валачи жаловался, что Бюро «играет не по правилам». Действительно, не подлежит сомнению тот факт, что время от времени Бюро по борьбе с наркотиками применяет весьма сомнительные методы. Это в значительной степени объясняется тем, что Бюро, в отличие от других ведомств, сталкивалось с «Коза нострой» непосредственно, хорошо знало ее сущность и видело так много, что не считало себя связанным в отношении мафии какими-либо ограничениями морального характера. В отличие от ФБР, относящегося, кстати, к Бюро по борьбе с наркотиками несколько свысока, последнее черпает сведения о мафии не столько через информаторов, сколько через своих штатных сотрудников, внедрившихся в преступную организацию и ведущих в ней весьма опасную работу под каким-либо прикрытием. Это, конечно, оказывает влияние на людей, служащих в Бюро и, по сравнению со своими коллегами из других организаций, они более бесшабашны, отважны и изобретательны, менее дисциплинированны, нередко имеют личные счеты к мафии. Встречаются среди них и предатели. Кроме всего прочего, Бюро по борьбе с наркотиками первым признало существование «Коза ностры» как организации и вкладывало в свои операции провокационные элементы чаще, чем любой другой правоохранительный орган.

Решение Костелло относительно героина было встречено в «Коза ностре» по-разному. «Семья» Люччезе, вовсю занимавшаяся наркобизнесом, попросту его игнорировала. «Семья» Магаддино из Буффало, выразив на словах свое одобрение, продолжала торговать героином. Чикагская мафия, возглавляемая Тони Аккардо, пошла еще дальше, чем Костелло. Насколько известно Валачи, каждый член «семьи», отказавшийся от торговли наркотиками, получал двести долларов в неделю из «общака» в качестве компенсации за понесенные убытки.

Но даже в «семье» Аккардо введение запрета на наркобизнес привел к серьезному падению внутренней дисциплины. Соблазн быстрого заработка был слишком велик, и мафиози, особенно испытывающие серьезные финансовые трудности, настойчиво продолжали торговлю. Даже Вито Дженовезе, когда он в конце концов заменил Костелло и на словах подтвердил действительность запрета, смотрел на операции с героином сквозь пальцы, если ему давали снять сливки с каждой сделки.

(В «семьях», где наркобизнес был запрещен, включая и «семью» Дженовезе, попавшийся на героине мафиози не получал никакой поддержки. Рядовые члены «Коза ностры» делали регулярные взносы в так называемый «общак» – когда Валачи был в «семье» Дженовезе, они составили 25 долларов в месяц. Теоретически эти деньги предназначались для найма адвокатов или поддержки жены и детей мафиози, если он получал срок. Учитывая, что в «семье» Дженовезе насчитывалось 450 человек, за год в «общаке» накапливалась кругленькая сумма. Этими деньгами распоряжался босс, причем безотчетно. Но взятый на героине член мафии знал заранее, что финансовую помощь от своей «семьи» он не получит).

Бюро по борьбе с наркотиками заинтересовалось Валачи в середине сороковых годов. Впервые он попал в архивы как подозреваемый в 1944 году, затем в 1948. «Все думали, что я работаю с наркотой, – протестует Валачи, – но этого тогда не было. Это все из-за ребят, с которыми я общался. На самом деле в те годы я ни цента не сделал на героине».

В начале 1956 года Валачи был осужден на пять лет лишения свободы за незаконную торговлю наркотиками. Вместе с ним по делу проходил брат его жены Джиакома Рейна (Джек). По иронии судьбы это была все та же партия героина, переправку которой пытался организовать Еугенио Джианнини, когда его убили. Валачи впервые попал за решетку после своей первой отсидки в Синг-Синге в двадцатые годы. Однако скоро его выпустили под залог. В конце концов дело было пересмотрено, и приговор отменен, так как выяснилось, что вменяемое Валачи участие в преступлении не тянет на статью, по которой его судили. Это уголовное дело было очень запутанным, но надо признать, что роль Валачи в нем действительно не соответствовала обвинительному заключению и была весьма незначительна. По его собственному выражению, ему просто «пришили дело».

Есть веские основания полагать, что Валачи прав, настаивая, что его вина была ассоциативной. На допросе в ФБР и во время интервью с автором этой книги Валачи заявил, что он, а также проходившие с ним по делу Пэт Пагано и Пэт Моччио участвовали еще в одной сделке с героином, которая, видимо, не попала в поле зрения Бюро по борьбе с наркотиками. Она имела место примерно в 1952 году, и по словам Валачи, это был его первый опыт в наркобизнесе. Указанная сделка также наглядно демонстрирует, как «Коза ностра» придерживается своих этических норм в отношении членов мафии. «Это была грязная история, и я до сих пор жалею, что в нее ввязался. Но я хочу, чтобы ребята, которые пока еще не порвали с мафией, знали, как жадность боссов вредит нашему делу».

Сальваторе Шиллитани (Сэлли Шилдс), принятый в «Коза ностру» вместе с Валами, дал ему имя и адрес поставщика героина во Франции. Там героин в то время стоил 2500 долларов за килограмм, а оптовая цена на американском рынке составляла одиннадцать тысяч. Валачи решил, что эта вторая цифра слишком привлекательна, чтобы ее игнорировать, и, получив навод от Шиллитани, послал Пэта Пагано в Марсель. Там он должен был вступить в контакт с поставщиком по имени Доминик (фамилию Валачи не помнит)[22]22
  Вероятно, Доминик Рейсан, проживавший в Марселе корсиканец. В соответствии с информацией Бюро по борьбе с наркотиками, он занимался импортом во Францию морфиновой основы для переработки в героин и его последующего распространения в США.


[Закрыть]. В качестве пароля служила разорванная надвое долларовая купюра. Одна половина была отправлена Доминику по почте, другую взял с собой Пагано. Его вояж во Францию оказался удачным. Вернувшись, Пагано сообщил Валачи, что скоро их должны уведомить об отправке героина в Штаты. Известия не заставили себя долго ждать.

Пэт позвонил мне и сказал, что приехала жена Доминика и он собирается ее повидать. Встреча была в какой-то гостинице, я уже не помню названия, где-то в центре. Когда Пэт вернулся, он сообщил, что с нас хотят получить восемь тысяч задатка. Я забыл, говорил ли он тогда, сколько порошка мы должны получить. Но вообще-то, договор был насчет пятнадцати кило. А в одном кило 35 унций по-нашему.

Но прежде чем окончательно ввязаться в это дело, мне надо было хорошенько подумать. Есть закон, который запрещает заниматься наркотой, и тут без осторожности никак нельзя. Лучший способ подстраховаться – взять в долю Тони Бендера. Если бы он участвовал со мной в этом деле, волноваться было бы не о чем. Попадись я, и Тони пришлось бы встать на мою сторону. Он тоже занимался героином. Точно, конечно, я не знал, но кое-какие подозрения у меня были. Короче, я решил рискнуть и поговорить с Тони. Сейчас-то у меня душа болит, когда об этом вспоминаю, а тогда идея взять в долю Бен-дера казалась совсем неплохой. В общем, поговорил я с Тони, сказал, вот есть, мол, такое предложение. Вел я себя очень робко, хотел прощупать сначала его отношение.

Он вроде заинтересовался, и я рассказал ему все подробности. Тони дал мне восемь тысяч и еще тысячу, которую я попросил для Пэта, чтобы он развлек жену этого Доминика.

Деньги я отдал Пэту на следующий день. Но тут возникла проблема. Пэт начал мне рассказывать, как он понравился этой бабе. Я ему говорю: «Пэт, сделай одолжение, прекрати валять дурака с чужой женой. Занимайся с ней только делом». А он: «Она ко мне сама пристает». Я ему все равно посоветовал воздержаться.

Прошло четыре недели, и мы получили известие, что уже вышел пароход с порошком. Я хорошо помню, что корабль назывался «Юнайтед Стейтс», но это так, не для протокола. Тем временем арестовали Сэлли Шилдса по другому делу. Он получил пятнадцать лет и вышел из игры. Я сообщил о грузе Тони Сендеру, и он сказал, что поручит Пэтти Моччио все организовать. Надо было заплатить моряку, который вынесет с корабля на берег порошок, по тысяче за кило. Но зато на берегу он, конечно, начинает стоить уже по пятнадцать штук за кило. Кажется, там был один моряк. Впрочем, это неважно. Если ему кто и помогал, это его трудности. Я не знаю, как он вынес товар. И слава Богу, что мне не надо было во все это вникать.

Ладно, порошок на берегу. Теперь я должен объяснить, какие у нас были условия, Бендер получает половину после того, как мы отдаем ему долг – девять тысяч и полностью расплачиваемся с Домиником. Ему мы были должны 29500, но какая разница, если здесь его товар стоил 165 тысяч?

Вот тут-то и проявилась гнусная сущность Тони. Пока порошок плыл на корабле, он был весь такой ласковый, елейный. Но стоило ему наложить свою лапу на товар, как все переменилось. Тони меня вызывает и говорит, что Вито Дженовезе тоже в доле». «Старик должен Фрэнку Костелло двадцать тысяч по какому-то кредиту, и мы сделаем доброе дело, если вернем за него этот долг. Потом он сообщает, что взял в долю кое-каких ребят, «чтобы те могли заработать», и называет Винни Мауро, своего любимчика, Сандино, своего советника, Джона Жука (по-настоящему его звали Стоппели) и, конечно же, Моччио. И еще кого-то, уже не помню. Но это не важно, вы скоро поймете, почему.

Короче говоря, выяснилось, что у меня восемь партнеров, включая Пэта Пагано. Ну что я мог поделать, когда Тони мне об этом сказал? Все-таки он мой «лейтенант», и здесь ничего не попишешь. Я даже не мог объяснить Пэту (который еще был только «кандидатом», а не членом мафии), что мы были в руках у Бендера, так как заниматься наркотой не разрешалось. Пожаловаться кому-нибудь на него я тоже не мог.

В общем, со всеми вычетами, включая двадцать тысяч для Вито, остается девяносто одна с половиной. Я говорю Тони: «Ладно, отдай мне и Пэту то, что нам причитается». Скоро он присылает Пэта Моччио, чтобы узнать, чем бы мы хотели получить, товаром или наличными. Я посоветовался с Пэтом Пагано и, так как наши ребятишки – Джо, брат Пэта и мой племянник Фиоре – давно теребили нас, чтобы мы достали героина, ответил Тони, что хотим взять свою долю натурой. Он дал нам два кило.

Проходит примерно пара месяцев, и меня вызывают в Йонкерс. Это был дом Моряка, по-настоящему его звали де Кватро. Приезжаю я туда и кого вижу? Вито Дженовезе. Он меня спрашивает:

– Ты когда-нибудь занимался героином?

– Да.

– Ты что, не знаешь, что это не разрешается? Чтобы ничего подобного впредь я о тебе не слышал.

– Ладно.

Конечно, я не придал особого значения этому разговору. Такая уж у Вито была натура. Он просто хотел дать понять, что сделал для меня большое одолжение.

Вскоре после того, как Тони с нами расплатился, у меня был разговор с Джоном Жуком. Я поинтересовался, получил ли он уже свою долю.

– Какую долю? – спрашивает он.

– Тебе еще не заплатили? – удивляюсь я. – Ты же был среди партнеров.

– Каких партнеров? Партнеров по чему?

Тут я смекнул, что Жук ничего не знает об этом деле, и замолчал. Я не хотел, чтобы это дошло до Тони Бендера, и он заподозрил, что я его проверил. Так что я замял этот разговор.

Через много лет, в 1952 году, после того как меня взяли на героине, я встретился в Вест-Стрите[23]23
  Тюрьма предварительного заключения на улице Вест-Стрит, 427, г. Нью-Йорк.


[Закрыть] с Пэтти Моччио. Мне в голову не приходило, что Пэтти ничего не получил за эту сделку. Но вот разговор заходит о Джоне Жуке, и Пэтти, к моему огромному удивлению, говорит:

– По крайней мере, хоть вы получили два кило.

– Ты что, – спрашиваю я, – не получил свою долю?

Пэтти махнул рукой в том смысле, что нет, не получил.

– Боже мой! – говорю. Я чуть со стула не упал.

– Тони меня долго обхаживал. Говорил, деньги нужны на то, на это. Когда я пришел получать свою долю, уже ничего не осталось.

– Шутишь!

Пэтти снова махнул рукой и замолчал.

Ну, теперь вы понимаете, как было дело. Не существовало никаких восьми партнеров. Господа Тони Бендер и Вито Дженовезе просто поделили деньги между собой.

Вечером 2 мая 1957 года Франческо Кастилья, более известный под именем Фрэнк Костелло, ужинал в фешенебельном манхэттэнском ресторане «Аильон». Примерно в одиннадцать вечера Костелло приехал на такси к дому в районе Сентрал-парк-вест, где располагалась его квартира. Когда он пересекал холл, чей-то голос произнес: «Это для тебя, Фрэнк». Костелло обернулся, чтобы посмотреть на говорящего, и тут раздался выстрел. Вскоре его привезли в госпиталь Рузвельта. По лицу Костелло струилась кровь, однако он не был серьезно ранен. Стрелок в спешке плохо прицелился, и пуля всего лишь повредила кожу на черепе.

Это покушение явилось кульминацией борьбы Дженовезе против Костелло, начавшейся убийством Вилли Моретти. Оно же ознаменовало начало хаоса и потрясений в «Коза ностре», которых не было со времен Кастелламмарской войны. Хотя Дженовезе уже оттеснил Костелло с поста босса «семьи», он хотел закрепить свой успех в борьбе за власть. Более того, он мечтал о мантии «босса всех боссов», которую никто не надевал с веселых деньков Счастливчика Чарли Лючиано. На пути к ней стоял, по крайней мере символически, Фрэнк Костелло – царь империи казино и тотализаторов. Он не зависел от «семьи», обладал хорошей репутацией, к его советам прислушивались. Если воспользоваться термином «Коза ностры», он по-прежнему был «в авторитете». Такая ситуация для Дженовезе была невыносимой, он должен был избавиться от Костелло раз и навсегда.

Покушение не могло остаться незамеченным, и личность несостоявшегося убийцы стала известна не только всем членам «Коза ностры», но и нью-йоркской полиции. В Костелло стрелял «солдат» «семьи» Дженовезе, бывший боксер Винченте Джиганте, отличавшийся могучим телосложением и носивший прозвище Челюсть. Комментируя со знанием дела неуклюжее покушение, Валами сухо заметил: «Челюсть целый месяц потратил на тренировки».

Так как Костелло остался жив, для Дженовезе сохранялась реальная опасность мести с его стороны. Но самую большую угрозу представлял Альберт Анастазия. Сумасшедший Шляпник и Премьер-министр, как иногда называли Костелло, составляли странную, но довольно неразлучную пару. Поэтому на следующий день после покушения, как рассказывает Валачи, основные члены команды Тони Бендера, примерно тридцать «солдат», были собраны в одной из гостиниц западной части Манхэттэна. Между ними были распределены районы города, которые они должны были прикрывать в случае ответного удара. «Нам приказали, – вспоминает Валачи, – быть начеку. Могла начаться война». Ему и пятерым отданным в его подчинение «солдатам» была поручена восточная часть Гарлема.

Тем временем Дженовезе уехал в сопровождении примерно сорока телохранителей в свою загородную резиденцию. Туда он вызвал всех «лейтенантов» «семьи» для принятия от них заверений в преданности. Не смог приехать лишь стареющий Энтони Карфано (Малыш Ауджи Пизано), о чем он скоро пожалел. В тот момент Дженовезе добивался демонстрации полной сплоченности. За Карфано был послан Тони Бендер, знавший его лучше других. «Вито, – рассказывает Валачи, – приказал Тони привезти Малыша Ауджи, не то он, Тони, сыграет в ящик. Так что Бендер его привез. Дело было не в том, что Малыш Ауджи встал на сторону Фрэнка. Просто он испугался. Он был старым приятелем Фрэнка и опасался, что его из-за этого шлепнут».

То, что произошло на совещании «лейтенантов», постепенно стало известным рядовым членам «семьи». Дженовезе вежливо объяснил, что он был вынужден предпринять радикальные меры против Костелло, так как последний сам планировал убить Вито. Он также объявил, что Костелло должен быть лишен любых рычагов влияния ввиду его полного безразличия к материальному положению членов «семьи». В этой связи любой уличенный в контакте с Костелло будет держать ответ лично перед Дженовезе. Наконец, Вито официально утвердил себя в качестве босса «семьи», а чтобы на этот счет ни у кого не оставалось сомнений, назначил своим заместителем Джерардо (Джерри) Катена, который сменил Вилли Моретти в Нью-Джерси. «Ну, у кого, – отвечает Валачи, – могли возникнуть какие-то возражения?»

В это время нью-йоркская полиция быстро установила, что в Костелло, вероятнее всего, стрелял Джиганте. Он, однако, исчез, и вначале считалось, что его убрали за провал операции. Но нет. «Челюсть просто вывезли куда-то за город, – вспоминает Валачи, – чтобы он немножко похудел. В нем было примерно триста фунтов, такого человека трудно не запомнить. Выяснилось, что швейцар в доме Костелло подслеповат. Вот и было решено, что Челюсть должен как следует осунуться, чтобы швейцар его не узнал».

Ответный удар, которого опасался Дженовезе, так и не состоялся. Джиганте в конце концов перестал скрываться и, будучи арестованным, начал утверждать, что понятия не имел о существовавших в его отношении подозрениях. Костелло заявил на следствии, что не видел стрелявшего и не имел ни малейшего представления, кто мог бы хотеть его убрать. В результате единственным свидетелем по этому делу оказался престарелый швейцар, и адвокату Джиганте не составило большого труда доказать, что у старика было никудышное зрение.

Покладистая позиция Костелло все уладила. И, оставшись в живых, он не был больше опасен для Дженовезе.

Покушение, кроме того, привлекло к нему внимание властей в самый неподходящий для этого момент. В то время Костелло подал апелляцию в связи с вынесенным в его отношении приговором по делу об уклонении от уплаты налогов. В госпитале Рузвельта, пока врачи обрабатывали рану Костелло, детектив нашел в кармане его пальто клочок бумаги, вызвавший аршинные заголовки в газетах. На нем были записаны «выигрыши» в 661284 доллара, полученные за неопределенный период времени и являвшиеся процентами от доходов казино в пригородах Нового Орлеана и Лас-Вегасе. Костелло отказался отвечать на вопросы, касавшиеся этих денег. В конце концов его арестовали за неявку в суд, а потом он получил срок за неуплату налогов[24]24
  Квитанции казино, конечно, не были бы обнаружены, воздержись Костелло от посещения госпиталя. Во время интервью для одного из журналов я спросил Костелло, зачем он это сделал, если пуля всего лишь оцарапала его голову. «Ну, я пощупал рану и увидел, что вся моя рука в крови, – был ответ. – Я решил, что пуля осталась в голове».


[Закрыть].

Через несколько недель после инцидента с Костелло произошло покушение еще на одного высокопоставленного мафиози, на этот раз удачное. Оно тоже привело к переполоху в «Коза ностре», хотя и по совершенно другим причинам.

Написано очень много разной чепухи о «ритуале», которого придерживается «Коза ностра», казня одного из своих членов. Жертва, независимо от характера совершенного ею преступления, должна быть умерщвлена быстро и неожиданно. Перед расправой ей, кроме того, якобы полагается шикарная трапеза с вином. Пишут также, что, в соответствии с сицилийской традицией, для убийства должен, по возможности, использоваться дробовик. «Конечно, – сказал мне по этому поводу Валачи, – нельзя, чтобы человек догадался, что в него сейчас будут стрелять, иначе он сам в тебя выстрелит. Что касается всего остального, то я об этом в первый раз слышу. В таких делах главное быть осторожным и сделать все возможное, чтобы не допустить срыва».

Днем 17 июня 1957 года был убит шестидесятитрехлетний Фрэнк Скаличе (дон Чич), по словам Валачи, второй человек в «семье» Альберта Анастазия. Смерть настигла его в тот момент, когда он остановился, чтобы рассмотреть витрину овощного магазина в Бронксе, и четыре пули пробили его шею и голову. Выстрелы были сделаны, как указано в протоколе нью-йоркской полиции, «четырьмя неизвестными белыми мужчинами, скрывшимися с места происшествия на автомобиле». Как обычно, свидетелей не нашлось. Бюро по борьбе с наркотиками выдвинуло теорию, согласно которой Скаличе, контролировавший своей железной рукой, помимо всего прочего, строительство в Бронксе, был убит за то, что не отправил груз героина, за который заплатил один из его сообщников.

Истинная причина убийства была раскрыта Валачи и оказалась куда более серьезной. Она касалась так называемых «книг» членства «Коза ностры». «На самом деле это никакие не книги, – поясняет Валачи, – просто мы их так называли». Запись в «книги» была прекращена в начале тридцатых годов. После Второй мировой войны появилось достаточное количество «кандидатов», но официальная запись новых членов в «книги» состоялась только в 1954 году[25]25
  Среди тех, кто был принят в мафию по рекомендации Валачи, оказались его племянник Фиоре Сиано, братья Валачи и Винсент Мауро. Мауро был его любимчиком. «Он часто приходил в бильярдную на углу 108-й улицы и Первой авеню, – вспоминает Валачи. – Мы все там собирались. Винсент показался мне приятным малым, тихим таким. Так что я подружился с Мауро и брал его с собой в центр города – в «Виллидж Инн» и «Голливуд». Тони Бендеру он тоже понравился. Как-то вечером Тони позвонил мне и сказал: «не пудри парню мозги». Но я все равно пытался образумить Винсента, говорил, что у нас паршивая обстановка и ему следует работать в какой-нибудь другой команде. Он меня не послушал, конечно. Винсент так ничего и не получил от Тони. Сейчас он отсиживает пятнадцать лет за наркоту».


[Закрыть].

Скаличе стал одним из самых активных вербовщиков. Причина этому обнаружилась со временем. Выяснилось, что Скаличе продавал членство желающим за 50 тысяч, и Анастазия немедленно распорядился его убить. «Мы все обалдели, когда услышали, чем занимается Чич, – вспоминает Валачи. – Ничего подобного в тридцатые годы не было. Фрэнк Скаличе стал первым, кто начал превращать наше дело в коммерцию, и его продолжатели делают это и поныне, можете мне поверить. Они наживаются на нашем деле. Раньше такого не водилось. Ребята платят, так как хотят, чтобы их приняли и считали своими. В старые времена человек должен был делом доказать, что он этого достоин. Да сейчас, если поручить молодым кого-нибудь пришить, половину из них самих перестреляют».

История убийства Скаличе имела продолжение. Его брат, Джозеф Скаличе, возопил о мести, затем понял свою ошибку и стал скрываться. Потом он совершил еще большую ошибку. Анастазия окольными путями довел до сведения Джозефа, что простит его, если тот вернется, и он вернулся. 7 сентября сын Джозефа Сколиче заявил в полицию, что его отец пропал. Больше Джозефа не видели. По рассказам Валами, он был убит в доме «лейтенанта» Анастазия по имени Венсент Сквилланте, он же Джими Джером. Тело Скаличе было расчленено и вывезено из дома на идеальном для этого транспорте: Сквилланте контролировал сбор и вывоз мусора из нью-йоркских отелей, ресторанов и ночных клубов.

Так случилось, что описанное убийство было последним из совершенных по указанию Анастазия. Хотя Фрэнк Костелло, по-видимому, смирился со своей вынужденной отставкой, «Альберт А.» принялся во всеуслышанье заявлять о намерении начать борьбу за восстановление в правах своих друзей. Рассвирепевший Анастазия был способен заставить нервничать даже Дженовезе. Он и Анастазия отличались только тем, что жестокость первого обычно имела под собой какие-то основания, а жестокость второго – нет.

И тот, и другой при необходимости вносили выгодные им поправки в правила, по которым жила «Коза ностра». В 1951 году, примерно в то время, когда Дженовезе тщательно планировал убийство Вилли Моретти, Анастазия действовал более прямолинейно. Он несколько лет был заместителем босса «семьи» Винсента Мангано, одного из боссов, названных Маранзано после Кастелламмарской войны. Со временем Анастазия надоело находиться на вторых ролях. Мангано внезапно пропал и был в конце концов официально объявлен мертвым. Логическим продолжением стало исчезновение его брата, Филиппа Мангано, чье тело, впрочем, вскоре было найдено на одном из бруклинских пустырей. Несмотря на столь неуклюжую последовательность событий, правящий совет «Коза ностры» смиренно утвердил Анастазия в качестве нового босса «семьи».

Дженовезе обнаружил, что Анастазия тайно встречается с Костелло. По словам Валачи, эти двое разработали для своих встреч специальный шифр. Ряду отелей были присвоены особые номера. Если возникала необходимость поговорить, эти номера сообщались вместе с цифрами гостиничного номера.

Оценив ситуацию, Дженовезе вступил в контакт с честолюбивым «лейтенантом» Анастазия по имени Карло Гамбино и убедил его, что смерть босса пошла бы на пользу им обоим. «Без поддержки Вито, – считает Валачи, – Карло никогда не решился бы на это. Хотя у него появилось хорошее оправдание после того, как Альберт нарушил свое обещание Джо Скаличе. Этот поступок выставил в дурном свете тех ребят, которые заверяли Джо, что возвращаться было безопасно. К тому же Альберт стал слишком крут со своими людьми и обижал их, как никогда раньше».

По словам Валачи, Гамбино взял в сообщники своего верного дружка, Джозефа Биондо (Джо Бэнди). 25 октября 1957 года Анастазия расслаблялся с обмотанным горячим полотенцем лицом в парикмахерской манхэттэнского отеля «Парк-Шератон». В парикмахерскую вошли два вооруженных пистолетами человека и изрешетили Анастазия пулями. Таким образом Дженовезе ловко прикрыл свои фланги и мог с безопасного расстояния благодушно взирать на процесс занятия Гамбино поста главы семейства. Новым заместителем босса «семьи» стал Биондо.

(Министерство юстиции уже имело кое-какое представление о случившемся при помощи никого иного, как Тони Анастазио, который, несмотря на небольшое отличие в написании имени, являлся родным братом убитого босса. Анастазия поручил своему брату, официально считавшемуся простым «солдатом», контролировать гигантское 1814-е отделение Международной ассоциации портовых рабочих. В результате он свыкся с положением хозяина всех бруклинских причалов. Когда Гамбино стал боссом, Тони внезапно обнаружил, что превратился в простую пешку. Обида, связанная с понижением его статуса, развязала язык Анастазио, но он не успел превратиться в осведомителя полиции, умерев естественной смертью в 1963 году).

Убийство Анастазия вызвало сенсацию в прессе. Но несмотря на обилие предположений в газетах, в «Коза ностре» не было сомнений относительно того, кто стоял за этим делом. Случившееся всех задело за живое. Чего добивался Вито Дженовезе? И, самое важное, когда и где он был намерен остановиться? И прежде, чем он успел закончиться, это стало еще более очевидным.

14 ноября, через три недели после похорон Альберта Анастазия, в деревенском доме, расположенном в небольшом селении Апалачин, близ северной границы штата Нью-Йорк, состоялось самое важное в истории «Коза ностры» тайное совещание ее руководства. Подобные сборища проводились и ранее, но никогда они не были столь многолюдными. Присутствовало более ста мафиози. Это было крайне необычно для совещания такого рода, но атмосфера в мафии была напряженной, и ее боссы, не уверенные в своей судьбе, сочли за благо прибыть в сопровождении целых отрядов телохранителей.

Хотя Министерство юстиции уже начало из разрозненных сведений складывать мозаику того, что произошло на этой знаменитой конференции королей преступного мира, полностью картина прояснилась лишь с помощью Валачи. Совещание было созвано Дженовезе. То обстоятельство, что за короткий срок удалось собрать такое количество боссов мафии, само по себе явилось впечатляющей демонстрацией его авторитета.

Первоначально, рассказывает Валачи, Дженовезе хотел всех собрать в Чикаго. Поскольку это являлось, так сказать, общенациональным совещанием, Чикаго был удобен с точки зрения своего местоположения. Кроме того, в большом городе подобное мероприятие было легче провести незамеченным. Но Стефано Магаддино, босс из Буффало, выдвинул более подходящую идею. Почему бы не собраться в Апалачине, в доме одного из его «лейтенантов», старого кастелламмарца по имени Джозеф Барбара? В качестве аргументов Магаддино использовал то, что в сельской местности будет как нигде легче избежать всевидящего ока столичной полиции, а мирная деревенская атмосфера станет идеальным средством для успокоения расстроенных нервов. Дженовезе в конце концов согласился. Барбара, будучи извещенным о том, что ему надлежит играть роль принимающей стороны, послал своего сына бронировать места в местных мотелях и гостиницах, а сам направил срочный заказ на отборные бифштексы в Бингхэмптон, где располагался филиал компании «Армор». Но оговоренные в заказе толщина и качество бифштексов не соответствовали тому, что могли предоставить в Бингхэмптоне с его населением в 80 тысяч человек, поэтому искомый полуфабрикат был привезен специально посланным грузовиком с чикагского мясоперерабатывающего завода «Армор»[26]26
  Если «Коза ностра» что-нибудь и любит, так это хорошо покушать. Недавно в одном из манхэттэнских ресторанов я обратил внимание на значительное количество новых посетителей, которые не появлялись здесь раньше. Когда я указал на этот факт владельцу ресторана, он сказал: «О, у меня теперь работает их любимый шеф-повар. Он ушел было на пенсию, но теперь вот снова вернулся. Сразу появились и эти посетители, на днях у них здесь была большая вечеринка». Я поинтересовался, какие блюда они предпочитают, и владелец ответил: «Эти люди не делали заказа, а просто просили передать шефу, что они уже здесь, и чтобы еда поступала без перебоев до тех пор, пока ему не скажут, что хватит». Владелец ресторана был в восторге от своих новых и воспитанных клиентов. С оплатой счетов проблем не возникало: они платили новенькими стодолларовыми купюрами.


[Закрыть].

Главным пунктом повестки дня совещания было утверждение правящим советом Дженовезе в качестве босса «семьи». Хотя он стал настолько могущественным, что никто бы не стал оспаривать его право на это, имелась необходимость соблюсти определенные формальности с тем, чтобы не нарушать замысловатую, если не хрупкую организационную структуру «Коза ностры». Кроме того, Дженовезе предстояло снять с себя обвинения в том, что он, организовав покушение на Костелло, нарушил порядок, установленный правящим советом. Доводы Дженовезе оставались все теми же. Костелло с молчаливого согласия Анастазия замышлял его убийство. Никто этому верить, конечно, не собирался, но у Дженовезе был в запасе более весомый аргумент: излишнее внимание Костелло к своему предпринимательству и вытекающее из него небрежение делами «семьи» могло бы привести к гибели «Коза ностры» как таковой. Чтобы не допустить этого, в отношении Костелло необходимо было что-то предпринять.

Дженовезе также хотел добиться благословения со стороны своих коллег из руководства мафии на убийство Анастазия. И в этом случае никто не проявлял особого интереса к судьбе кровожадного босса, но существовала озабоченность, что процесс устранения мафиозных лидеров может принять неуправляемый характер. Поэтому правящий совет хотел получить от Дженовезе личные и официальные заверения, что ничего подобного не произойдет.

Дженовезе хотел, кроме того, выдвинуть обвинение против Анастазия, согласно которому последний имел какую-то прибыль от деятельности Фрэнка Скаличе по продаже членства «Коза ностры». Убийство же Скаличе было не чем иным, как попыткой спрятать концы в воду после того, как информация об их бизнесе дошла до других членов мафии.

В связи с этим на обсуждение было вынесено два предложения, принятие решений по которым так или иначе потребовало бы созыва совещания. Первое предполагало исключение из мафии всех новых «солдат», которые продемонстрировали свою бесполезность. Было решено, что исключение должно осуществляться под угрозой неминуемой смерти новобранца в случае разглашения им тайн «Коза ностры». Если верить Валачи, предполагалось, что лишение членства будет проходить под формулировкой «бесполезности и несоответствия требованиям». С момента возобновления записи в «книги» в мафии велась статистика всех неудавшихся убийств, запланированных «Коза нострой». «Всего, – рассказывает Валачи, – было двадцать семь операций, которые закончились промахами, легкими ранениями и трупами, оставленными прямо на улице». Другое предложение, вынесенное на обсуждение, предусматривало сохранение статус-кво в «семьях» и, соответственно, предотвращение новых неприятностей посредством прекращения записи в «книги».