Текст книги "Исповедь Джо Валачи"

Автор книги: Питер Маас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Валачи, по-видимому, удалось убедить Дженовезе, что он не имеет отношения к делишкам Бендера, и у него, наконец появилась возможность со спокойной душой предаться рутине тюремной жизни. Его назначили постоянным дежурным по столовой, что означало ежедневный подъем в пять часов утра. Так как Валачи страдает легкой формой диабета и, теоретически, подвержен приступам слабости, ему удалось добиться перевода на работу в более благоприятную среду – в парниковое хозяйство. В августе 1961 года Валачи внезапно увезли из Атланты в Нью-Йорк, на еще один процесс по делу о наркотиках. Именно тогда, как утверждает Валачи, его «подставили», что и привело затем к «беде». Среди однодельцев Валачи были все те, кто помог ему бежать в Канаду: Винсент Мауро, Фрэнк Карузо, Альберт и Вито Агуечи.

Из них только братья Агуечи попали в тюрьму на Вест-стрит, Мауро и Карузо удалось скрыться. Валачи рассказывает, что Вито ему сразу не понравился, зато с Альбертом сложились хорошие отношения.

Первыми словами Альберта были: «Джо, мне жаль, что тебя впутали в это дело». Да, плохо, что он попался. Я старался как-то помочь ему, но некоторые люди просто не могут вынести заключения. Мне сразу стало ясно, что Альберт Агуечи долго не протянет. Он только и говорил о том, что его выпустят под залог и как его жена собирает деньги для этого дела, и что он собирается сделать, если Магаддино не выручит из тюрьмы его брата. Альберт имел в виду, что он всем расскажет об участии Стива, его босса, в сделке, на которой их повязали. Это, кстати, было правдой.

Я спросил Альберта, сколько ему лет.

– Тридцать восемь, – отвечает он.

– Хочешь совет? – говорю я. – Ты слишком многое передаешь на волю. Возьми меня, например. Когда меня арестовали в первый раз, я никому не звонил, не передавал никаких записок. Я нашел поручителя и дал ему залог. Все так делают. А ты шлешь письма и не получаешь никакого ответа. Эти твои записочки до добра не доведут. Ты должен быть рад до смерти, что к тебе хоть адвоката прислали.

Но Альберт меня не слушал, говорил, что ему плевать. Его все-таки выпустили под залог после того, как жена продала дом и внесла пятнадцать тысяч. Ну и что? Не прошло и двух недель, как мы по радио узнали, что Альберта нашли в каком-то поле всего обожженного. С трупа сняли отпечаток пальца, только так и опознали.

Когда убили Альберта, сумму залога для его брата подняли до пятидесяти тысяч. Только это уже не играло никакой роли. – Последнее, что тогда хотел бы Вито Агуечи, так это оказаться на воле.

(После освобождения Альберта Агуечи под залог ФБР перехватило в Буффало телефонный разговор двух «лейтенантов» из «семьи» Магаддино, который, к сожалению, не мог фигурировать в качестве доказательства в суде. «Лейтенанты» обсуждали, как Агуечи ходил к Магаддино и угрожал ему. Потом они начали хихикать над перспективой «подрезать» Агуечи и говорили о том, что лучше всего было бы «заняться» им на «ферме Мэри». ФБР посчитало, что эта ферма находится где-то в окрестностях Буффало, и сконцентрировало свои поиски там. На самом же деле она была расположена под Рочестером, в штате Нью-Йорк, где 23 ноября 1961 года и нашли труп Агуечи, лежащим в поле. Его руки были связаны за спиной куском белья, потом облили бензином и подожгли. Вскрытие показало, что когда Агуечи был еще жив, с его тела срезали около тридцати фунтов мяса).

Суд все-таки начался без Мауро и Карузо, которые по-прежнему находились в бегах. «Это сделало меня, – отмечает Валачи, – самым важным парнем на скамье подсудимых». Он признал знакомство с главным свидетелем, «рабочим» Мауро по имени Сальваторе Ринальдо. Валачи не стал оспаривать вину других лиц, проходивших по делу, но он настаивал, что сам к нему не имеет никакого отношения. «Этот Ринальдо, – утверждает Валачи, – специально подтасовал все даты, чтобы я вписался в схему его показаний». В течение всего процесса, однако, Валачи в основном молчал, и в феврале 1962 года был признан виновным вместе с одиннадцатью другими подсудимыми. Валачи получил двадцать лет лишения свободы, которые он должен был начать отсиживать одновременно с остатком уже имевшегося срока.

Через три недели Валачи отвезли назад в Атланту. По дороге туда он думал над тем, как ему вести себя с Дженовезе. «Я знал, конечно, – поясняет Валачи, – что Вито считает Тони Бендера участником этой сделки и опять чувствует себя обделенным. А это означало, что я снова влип». Он пробыл в тюрьме всего три дня, пока его снова не забрали в Нью-Йорк для участия в том, что, по словам Валачи, стало первым выстрелом в войне нервов, начатой Бюро с мафией. Во время его краткого пребывания в Атланте Дженовезе так и не вышел из своей камеры. Валачи поэтому не удалось встретиться с боссом, но перед своим отъездом он получил зловещую записку, в которой выражалась «надежда», что они «еще увидятся». Было еще одно обстоятельство, которое наводило Валачи на размышления. Ральфа Вагнера переместили в камеру Дженовезе. «Я не знаю, чья это идея, Ральфа или Вито, – говорит Валачи. – Да это и неважно, без соизволения Вито этого бы все равно не произошло. Что Ральф мог рассказать Дженовезе, сидя с ним в одной камере? Только то, что, по его указанию, старик хотел бы услышать».

В Нью-Йорке, по словам Валачи, сотрудники Бюро по борьбе с наркотиками снова начали его интенсивно допрашивать. Он не «сломался» и отказался говорить, несмотря на угрозы следователей «пришить» ему еще одно дело по обвинению в торговле героином. Во время допроса Валачи узнал ошеломившую его новость. Ему сообщили, что Тони Бендер убит, и он является следующим в списке Дженовезе.

(Энтони Стролло, он же Тони Бендер, исчез 8 апреля 1962 года. По показаниям миссис Тролло, последними ее словами к мужу были: «Тебе лучше надеть пальто, сегодня холодно». На что он ответил: «Я вернусь через несколько минут. К тому же на мне теплые кальсоны». Больше Бендера не видели. Супруга заявила, что не могла понять причину его загадочного исчезновения. Она настаивает, что Бедер «был добрым человеком и не имел врагов; его все очень любили»).

Через несколько дней Валачи услышал по радио, что Бендер действительно исчез, и его, как считают в полиции, уже нет в живых. В указанном сообщении Валачи усмотрел свою собственную судьбу, но никому в этом не признался. Наоборот, он исполнился ненависти к Бюро, так как хотел бороться за свое будущее без чьей-либо помощи или подсказки. «Я не хотел, чтобы они, легавые то есть, радовались, как они все правильно рассчитали, когда сообщили мне о смерти Тони».

Но тут появился новый момент. Валачи сообщили, что его собираются вернуть в тюрьму Атланты. Одновременно выяснилось, что у него будет попутчик – Вито Агуечи. Сначала Валачи не мог взять в толк, как все это следовало понимать. Будучи в тюрьме на улице Вест-стрит, ему доводилось слышать, что Агуечи, вместо того, чтобы быть отправленным в федеральную тюрьму, оказался в вестчерской окружной тюрьме, где, по выражению Валачи, «держат всех сук». Как бы в подтверждение имевшихся у него подозрений, Агуечи по пути в Атланту вел себя исключительно нервно. «Он постоянно спрашивал, – вспоминает Валачи, – что о нем думают все остальные».

Но в Атланте Агуечи поместили в обычный тридцатидневный карантин для новоприбывших, и Валачи забыл о нем. Его больше занимал Дженовезе. Босс, к удивлению Валачи, встретил его очень сердечно и даже предложил переселиться в свою камеру[30]30
  В интересах поддержания нормальной психологической атмосферы в американских тюрьмах заключенным разрешают, если тому нет каких-либо препятствий, самим выбирать своих соседей по камере.


[Закрыть]. «Конечно, мне следовало знать о всех этих штучках, – рассказывает Валачи, – но я подумал, что если Вито будет за мной приглядывать, у меня появится точно такая же возможность приглядывать за ним. Поэтому я, конечно, высказался в том смысле, что если вы хотите жить со мной в одной камере, то я не прочь переселиться. Да и как я мог ему отказать?»

В рассчитанной на восемь человек камере жило шесть заключенных. «Помимо меня и Вито, – вспоминает Валачи, – там сидел, естественно, Ральф Вагнер, еще один парень – он не был нашим, но дружил с Ральфом; кроме того в камере жил один калека по имени Анджело (через него Вито общался с остальными заключенными в тюрьме) и китаец, который ни хрена не понимал, что вокруг происходит». В это время пришло тревожное известие: Винсент Мауро и Фрэнк Карузо были арестованы в Испании и привезены в Нью-Йорк, как раз перед отъездом оттуда Валачи[31]31
  На суде они признали себя виновными.


[Закрыть].

– Что рассказывали ребята, которые проходили по делу вместе с тобой? – как-то спросил Дженовезе у Валачи.

– Неужели вы думаете, что они стали бы мне что-нибудь рассказывать, зная, что я после суда попаду к вам? Если вам интересно, что я думаю, а не то, что мне рассказали…

– Нет, – раздраженно прервал его Дженовезе. – Мне не интересно, что ты думаешь. Мне интересно, что ты знаешь.

Помолчав, он продолжил:

– Им известно, что случилось с Тони?

– Конечно, известно. Все в Вест-Стрите знают о Тони, – ответил Валачи.

– Ну и как они к этому отнеслись?

– Не очень хорошо, это уж точно.

– Что ж, – сказал Дженовезе равнодушно, – это лучшее, что могло случиться с Тони. У него, в отличие от нас с тобой, не хватило бы мужества сесть за решетку.

Валачи подумал, что Дженовезе собирается рассказать ему о том, что Тони был стукачом. Но он внезапно прервал разговор:

– Забудем об этом, – сказал Дженовезе. – Давай-ка лучше спать.

В середине мая Вито Агуечи вышел из карантина и, по словам Валачи, стал проявлять большую активность в тюремном дворе. Сначала Валачи заметил его вместе с Джоном Диогарди (Джонни Дио), сидевшим в Атланте за уклонение от уплаты налогов. Затем он увидел Агуечи трущимся около Джозефа ди Палермо (Джо Бек), которого посадили по тому же делу, что и Дженовезе. Наконец, от своих соседей Валачи узнал, что Агуечи имел продолжительную беседу с самим Дженовезе. «Конечно, мне хотелось разобраться, что происходит, – говорит Валачи. – Но я подумал и решил делать вид, что мне все это безразлично».

С его точки зрения, Агуечи, боясь прослыть стукачом, сказал Дженовезе, что Валачи не только занимался героином втайне от своего босса, но и стал сотрудничать с Бюро по борьбе с наркотиками. По мнению Валачи, Бюро как раз и рассчитывало на такой ход событий. Однако это ведомство, признавая, что Агуечи начал работать в качестве его информатора, утверждает, что это случилось на два года позже описываемых Валачи событий.

Как бы то ни было, Дженовезе стал все больше и больше отдаляться от Валачи. Другие члены «Коза ностры» тоже начали его сторониться. В один прекрасный день Валачи обнаружил, что оказался совершенно изолированным в той части столовой, где сидели нью-йоркцы. «Надвигалось что-то серьезное, и я это чувствовал, – вспоминает Валачи. – Было похоже, что они хотят, чтобы я сорвался, но я не позволял этому случиться. Я подошел к Вито и спросил, почему он позволяет обращаться со мной, как с собакой. Дженовезе сказал, что он все уладит, но так ничего и не сделал. Ведь он сам за всем этим стоял».

Однажды после окончания рабочего дня ди Палермо предложил Валачи сэндвич с бифштексом, якобы вынесенным из тюремной кухни. «Джо Бек со мной в последнее время даже не разговаривал, – рассказывает Валачи, – и вот теперь вдруг предлагает мне сэндвич. Конечно, я подумал, что они в него чего-нибудь подложили, и этот сэндвич выбросил». Опасаясь быть отравленным, Валачи начал есть пищу в фабричной упаковке, которую покупал в тюремном ларьке. Он также стал избегать ходить в душевую – излюбленное место для расправы над неугодными заключенными. «Не успел я опомниться, как ко мне обратился Джонни Дио. Он работал тогда в душевой, выдавал всем чистое белье. Джонни сказал, что у меня, видно, много работы, раз я пропустил два банных дня подряд. Он предложил прийти завтра, сказал, что будет там и выдаст мне белье. Ну, мол, иначе я буду ходить грязным до самой субботы, когда у нас банный день (разговор был во вторник). Я обещал прийти, но, конечно, не пришел».

Несколько вечеров спустя Дженовезе прочитал Валачи короткую проповедь насчет того, что необходимо выбросить из бочки гнилое яблоко, пока из-за него не испортились остальные. После этого он торжественно поцеловал Валачи. «Поцелуй смерти», как его предупредил тогда Ральф Вагнер.

(Вагнер поступил бы, пожалуй, умнее, если бы воздержался от комментариев. Он получил условное освобождение и покинул Атланту в октябре 1967 года. Через две недели Вагнер исчез. В последний раз его видели в одном из манхэттэнских баров в 4 часа утра 19 октября. Он сказал своим собутыльникам, что едет на какое-то важное совещание в Бронксе. Позже пустой автомобиль Вагнера был обнаружен на пересечении Бродвея и 72-й улицы).

После этого уже никто не притворялся. Следующим вечером, когда Валачи проходил мимо площадки для игры в «боччи», Вито Агуечи, игравший поблизости на скамейке в карты, разразился в его адрес потоком итальянских ругательств. «Я уж и не помню, что он там орал, – рассказывает Валачи, – да и какая разница? Обычные вещи – что я, мол, сука вонючая, крыса, ну и так далее. Я глянул на него и увидел рядом с ним целую толпу ребят. Если бы я прыгнул на Агуечи, эти козлы окружили бы меня со своими ножичками, и Джо Каго была бы хана. Так что я сделал вид, что ничего не слышу, и пошел себе дальше».

По словам Валачи, даже Дженовезе не мог скрыть удивления, когда он вернулся в камеру живым. Они ничего не сказали друг другу. Валачи всю ночь пролежал на своем топчане, не сомкнув глаз. Утром он попросился в одиночку. «Идя на это, я сам себе подписывал смертный приговор. Это все равно что на воле самому сдаться в полицию. Но какая разница? Если эта кодла возьмет меня в кольцо, мне все равно крышка. Сколько я еще мог продержаться и не подпускать к себе ребят Вито?»

В одиночке Валачи объявил голодовку. Он предпринял безуспешные попытки добиться встречи с Джорджем Гэффни, возглавлявшим в то время нью-йоркское отделение Бюро по борьбе с наркотиками. Но даже тогда у Валачи не было намерения начать давать показания. «Я просто хотел затеять с ним канитель, чтобы выбраться из тюрьмы в Атланте», – объясняет он. Последняя надежда Валачи рухнула, когда тюремная администрация вернула письмо, посредством которого он надеялся через свою жену заручиться помощью Томаса Люччезе. С этого момента Валачи решил, что если ему суждено умереть, он прихватит с собой на тот свет хотя бы еще кого-нибудь. Но Валачи не собирался нападать на Дженовезе. «Я хотел, чтобы Вито остался жить, – вспоминает он. – Я хотел, чтобы когда-нибудь наступил день, когда ему придется ответить за то, как он обращается со своими людьми».

22 июня 1962 года Валачи приказали вернуться в общую зону, так как он не мог дать удовлетворительного объяснения причин, побудивших его просить одиночного заключения. Валачи передвигался по тюремному двору, как заводная кукла. «Вы можете представить, как я себя чувствовал, – говорит он. – Я не понимал, куда я иду и откуда». Когда Валачи увидел за трибуной на бейсбольной площадке троих притаившихся и, очевидно, поджидавших его заключенных, он начал пятиться, пока не заметил лежащий на земле кусок металлической трубы. В этот момент рядом оказался еще один человек, который, как показалось Валачи, был ди Палермо. Накопившиеся в Валачи страх и отчаяние, наконец, вырвались наружу. Ди Палермо был одним из главных его мучителей. Как раз перед уходом Валачи в одиночку ди Палермо спросил его: «Ну, и какие теперь у тебя отношения с нашим стариком?»

Валачи схватил трубу и убил проходившего мимо совершенно постороннего человека.

Глава 13

С тех пор как Валачи порвал с «Коза нострой», умерли два члена правящего совета – Томас Люччезе (Трехпалый Браун) и Джозеф Профачи. Они скончались от естественных причин. Обычно правящий совет, или «комиссионе», состоит из 9-12 боссов «семей». На момент написания этой книги, по оценкам Министерства юстиции, ими являются: Вито Дженовезе, находящийся в левенвортской тюрьме (он по-прежнему внушает такой страх, что никто не решается заменить его на посту босса); Карло Гамбино, Джозеф Бонанно (Джо Банан) и Джозеф Коломбо, преемник Профачи – все трое из Нью-Йорка; Джон Скэлиш из Кливленда; Джозеф Зерилли из Детройта; Сальваторе (Сэм) Джианкана из Чикаго; Стефано Магаддино из Буффало; Анджело Бруно из Филадельфии; Карло Марчелло из Нового Орлеана – столь же могущественный, как и любой другой босс в совете, и присутствующий время от времени на его совещаниях, он предпочитает, похоже, лишь выполнять уже готовые решения. Рэймонд Патриарха, который до недавнего времени также являлся членом совета, полностью лишился своего авторитета, позволив себя арестовать и осудить по делу об убийстве.

В самое ближайшее время в составе «комиссионе» произойдут неминуемые изменения. Магаддино семьдесят пять лет; Гамбино каждый раз оправдывает свои неявки в зал суда сердечными приступами. Это продолжается так долго, что, говорят, он и сам начал беспокоиться по этому поводу. Джозеф Зерилли, которому нравится считать себя опорой населения привилегированного детройтского района Грос-пойнт, также становится слишком стар. Джианкана из Чикаго затравлен ФБР до такой степени, что его эффективность в роли босса «семьи» в настоящее время практически равна нулю.

Кроме этих, в общем-то нормальных, перемен, вызванных естественными причинами, а также действиями правоохранительных органов, в «Коза ностре» отмечаются и более неожиданные изменения. Даже после того, как Дженовезе отправился за решетку, никто не спешил оспаривать его лидирующую роль в мафии из опасений, что он мог добиться пересмотра своего приговора по делу о наркотиках.

(Его попытки сделать это не увенчались успехом. Дженовезе выйдет на свободу не раньше, чем б февраля 1970 года, и сразу же ему будет предъявлено решение о депортации. Это не значит, что он обязательно уедет из страны. Пол де Лючия, он же Пол Рикка, он же Официант, заменил Фрэнка Нитти и пробыл какое-то время на посту босса старой «семьи» Каноне. Решение о депортации было ему объявлено в 1957 году, но он до сих пор в Штатах и борется за его отмену. У Дженовезе, однако, возникнут неизмеримо более серьезные проблемы с самой «Коза нострой». Ведь это в его «семье» оказался человек, который публично заговорил о делах мафии и окончательно подтвердил существование в стране преступного картеля. Откровения Валачи не только сфокусировали внимание общественности на «Коза ностре», но и подстегнули общенациональную кампанию по борьбе с преступностью, которая направлена против мафии; она продолжается по сей день. Положение Дженовезе осложняется тем, что его необоснованные обвинения в стукачестве, направленные против Валачи, и подтолкнули последнего к раскрытию правды о мафии. Теперь Дженовезе все это предстоит объяснить своим коллегам-боссам из правящего совета).

Когда стало очевидным, что Дженовезе не выпустят раньше срока, Джозеф Бонанно решил пойти по его стопам. Он уже вышел за пределы своей бруклинской базы и, укрепив свои позиции в Фениксе, штат Аризона, начал претендовать на порядочную часть юго-западных районов США. Потом он решил пойти ва-банк и отдал распоряжение убрать по крайней мере троих боссов: Фрэнка де Симоне из Лос-Анджелеса, уважаемого всеми Магаддино из Буффало и его бруклинского коллегу Карло Гамбино. Правящий совет проходил уже через все это с Дженовезе, поэтому его ответная реакция последовала незамедлительно. Сразу после полуночи 15 октября 1964 года Бонанно был похищен под дулом пистолета с одной из манхэттэнских улиц двумя членами «семьи» Магаддино. Бонанно, однако, удалось откупиться: он пообещал за свою свободу целый пакет имевшихся у него рэкетов, отставку с поста босса и уход на мирную пенсионную жизнь в Фениксе. Два года о Бонанно ничего не было слышно, затем он вернулся и возобновил борьбу. В настоящее время он пытается отвоевать интересы Магаддино в Канаде. К великому сожалению «Коза ностры», его имя регулярно появляется в заголовках нью-йоркских газет: Магаддино усеивает улицы города трупами, пытаясь подавить бунт в своей собственной «семье», начатый теми ее членами, которые решили, что Бонанно и впрямь ушел в отставку.

Вообще-то известность такого рода несовместима с деятельностью нынешней «Коза ностры». Мафия склонна теперь заниматься более солидными делами и рассматривает подобные эксцессы как нежелательные отголоски из своего прошлого. Нельзя, конечно, это понимать так, что молодое поколение, сдерживаемое цепляющимися за власть стариками, не предпримет каких-нибудь резких шагов. Или что оно не будет подражать повадкам своих предшественников. Представители филадельфийской «семьи» Анджело Бруно практически разорили город Ридинг, называемый его жителями «столицей соленых крендельков» и расположенный в живописном центре штата Пенсильвания. Большинство членов муниципалитета, начиная с мэра и ниже, было коррумпированно мафией и действовало в сговоре с лидером местного преступного мира. Результатом этого стало сооружение мощнейшего со времен «сухого закона» подпольного цеха по производству виски, который был подключен к городской системе водоснабжения; открытие самого большого количества публичных домов на всем восточном побережье и создание крупнейшего игорного притона к востоку от Миссисипи, легко досягаемого на автомобиле как жителями Нью-Йорка, так и Филадельфии. Для города же ничего не делалось. Промышленные предприятия стали закрываться, центр выражаться слишком громко, на муниципальную сцену незамедлительно вышли так называемые «реформаторы», также полностью контролируемые мафией.

Работавшее в Ридинге подразделение Министерства юстиции обратило внимание на то, что единственным признаком прогресса в увядающем на глазах городе были новенькие счетчики на парковках. Выяснилось, что установившая их компания имеет богатый опыт получения муниципальных подрядов путем подкупа властей. Потянув за эту ниточку, следователям, наконец, удалось скинуть покрывало с того бардака, который творился в Ридинге, однако город так и не мог постоять за себя, пока не пришла помощь со стороны.

Коррупция муниципальных властей всегда была краеугольным камнем деятельности «Коза ностры». Самым свежим примером тому является Нью-Йорк. Антонио Коралло (Тони Дакс), «лейтенанту» из старой «семьи» Люччезе, специализирующемуся на профсоюзном и ростовщическом рэкете, удалось вонзить свои когти в одного из приближенных нью-йоркского мэра. Коралло выручил его наличностью после того, как тот запутался в своих махинациях на Уоллстрит. Мафии это открывало путь к неисчерпаемому кладезю спекулятивных контрактов по благоустройству города и сомнительных сделок с недвижимостью. Однако осуществление планов «Коза ностры» фактически даже и не успело начаться – одна из ролей во всем этом деле была отведена человеку, оказавшемуся информатором ФБР. Сколько в США есть еще городов, где творятся такие же вещи, но где не оказалось осведомителей, сказать трудно.

Виды рэкета, которыми теперь занимается «Коза ностра», не являются поводом для газетных сенсаций, зато они служат надежным источником доходов. В результате деятельности Бюро по борьбе с наркотиками мафия несколько сдала свои позиции на рынке героина. Хотя «Коза ностра» по-прежнему контролирует основную часть импорта этого наркотика, она продолжает все больше уступать оптовую торговлю в США чернокожим и пуэрториканским преступникам. Мафия, однако, все так же получает огромные доходы от незаконного игорного бизнеса в «снятия сливок» – утаивания от налогообложения части прибыли заведений с большим оборотом наличных денег – «точек», где установлены торговые и музыкальные автоматы и лицензированных казино – наверное, самых доходных таких мест.

Современной тенденцией в «Коза ностре» является проникновение в легальный бизнес. Ее рычагом являются новые и более утонченные формы ростовщичества, уступающие по своей прибыльности только игорному рэкету. Жертвой ростовщического кредита по-прежнему оказываются те, кто, казалось бы, менее всего могут себе его позволить – люди небольшого достатка. Ростовщики ищут быстрой наживы и среди таких старых и надежных источников, как букмекеры и содержатели притонов.

Сегодня главная идея заключается в отмывании мафиозных денег. Сначала использовались довольно очевидные способы. Если кто-то брал кредит для приобретения концессии и не успевал вовремя выплачивать проценты, он попросту внезапно обнаруживал, что у него появился новый партнер по бизнесу. Вместо того, чтобы тратить время, выколачивая деньги из владельца салуна, не выполняющего финансовых обязательств перед мафией, его вынуждали разместить в своем заведении принадлежащие «Коза ностре» музыкальные и торговые автоматы. В наше время границы преступной деятельности значительно расширились. Все средства хороши в эпоху стремительного развития экономики, прерываемого периодами острой нехватки средств, во время которых самый что ни на есть законопослушный бизнесмен может пойти на отчаянный шаг, чтобы достать деньги. Фирма на Уолл-стрит, специализирующаяся на операциях с ценными бумагами и застигнутая врасплох внезапным изменением конъюнктуры рынка. Строитель, попавшийся в ловушку кредиторов. Производитель одежды, не угадавший, что будет модным в текущем году. Давая деньги, «Коза ностра» чаще всего требует взамен право на участие в бизнесе.

Попав в действующую на законных основаниях фирму, мафиози обычно не отказываются от своих рэкетирских повадок. Чтобы дела шли как надо, они применяют террористическую тактику для устранения конкуренции или заключения выгодных трудовых договоров с помощью купленных ими профсоюзных лидеров. Иногда мафия решает попросту ограбить попавшую ей в лапы компанию. Классическим примером тому может служить история с участием Джозефа Пагано, старинного протеже Валачи. Администрация крупной нью-йоркской фирмы, занимавшейся оптовой торговлей мясной продукцией, имела неосторожность взять кредит у «Коза ностры». Под предлогом обеспечения возврата полученных средств фирму попросили назначить Пагано на должность ее нового президента. Как только это случилось, коллеги Пагано по мафии принялись за работу. В течение десяти дней они заработали 1300000 долларов, закупая по кредиту огромные партии мяса и птицы и тут же продавая их за наличные по ценам ниже рыночных. Когда все было кончено, мафия с полной беспечностью отдала распоряжение запуганной насмерть администрации объявить свою фирму банкротом.

Хотя «Коза ностра» любит оставаться в тени (и ей это часто удается), ее деятельность затрагивает каждого, независимо от того, догадывается он об этом или нет. Когда мафии удается монополизировать какую-то отрасль или проникнуть в порт, фирму, занимающуюся автоперевозками, в такой крупный грузотранспортный центр, как международный аэропорт Кеннеди, в городские службы (отвечающие, например, за уборку мусора), неизбежно происходит одно: стоимость услуг повышается и первыми от этого страдают простые граждане. Но больше всего за деятельность мафии приходится расплачиваться профсоюзам, когда рэкетиры вынуждают их лидеров подписывать невыгодные контракты или, как это особенно ярко проявилось в истории с профсоюзом водителей грузового транспорта, используют пенсионные фонды для финансирования сомнительных строительных проектов.

«Коза ностра» наносит такой гигантский ущерб американской экономике, что, если бы мафия декларировала вдруг все свои незаконные доходы, страна могла бы позволить себе десятипроцентное снижение налогов (вместо такого же повышения) – и при этом выполнить все бюджетные обязательства. И нигде деятельность «Коза ностры» не сказывается так пагубно, как в нищих городских гетто, где люди играют в «лотерею» не забавы ради, а отчаянно пытаясь заработать себе на жизнь. Только в одном Нью-Йорке «лотерейный» рэкет приносит мафии примерно 250 миллионов долларов в год. Вся эта сумма выкачивается «Коза нострой» из трущоб, и лишь ничтожная ее часть возвращается назад в виде выигрышей.

«Коза ностра» и сегодня остается преуспевающим концерном. Но кое-что в ней изменилось, и изменилось навсегда. Ее сила в значительной степени основывалась на неуловимой, таинственной природе мафии. Мистицизм секретности, продержавшийся столько лет, заставлял ее членов считать «Коза ностру» всемогущей организацией. Отдельные личности могли погибать, но мафия была неистребима, она всегда была рядом – реальная и молчаливая, как ночь. Благодаря Джозефу Валачи этот мистицизм был навсегда рассеян. С тех пор как он раскрыл секреты «Коза ностры» – и остался в живых, – впервые удалось разговорить и других мафиози, хотя их рассказы не могут сравниться с той информацией, которую предоставил Валачи.

(Самый свежий пример – Паскуале Калабрезе, «солдат» из «семьи» Магаддино, базирующейся в Буффало. Он переехал в другую часть страны, где и живет под вымышленным именем вместе со своей женой и детьми. Калабрезе подтвердил сведения о структуре «Коза ностры», полученные ранее от Валачи. Его информация, кроме того, привела к осуждению нескольких членов «семьи» Магаддино и срыву ряда ее операций).

Почему Валачи решился на свою исповедь? Об этом он написал мне в одном из своих писем:

Конечно, я бы не отказался начать свою жизнь заново. Да и кто бы отказался? Теперь я остался в этом мире совсем один. Вы ведь знаете, я не пишу своей жене и сыну, потому что они не хотят иметь со мной ничего общего. И я не могу их упрекать за это.

Во всем виноват Вито Дженовезе.

Он поверил тому, что обо мне рассказывали. Но когда Вито начал копать под меня, мне пришлось принять ответные меры. Все-таки он узнал, что в тюрьме не проходят вещи, которые он вытворял на воле. Все, что я делал в Атланте, – это защищал свою жизнь.

Я надеюсь, что американский народ выиграет, узнав правду о мафии. Погибни я в Атланте, и все так или иначе считали бы меня стукачом, хотя я ни в чем не был виноват. Так что же я потерял, начав говорить?