Текст книги "Последнее дело Даймонда"

Автор книги: Питер Ловси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Что вы сделали после того, как попили воды?

– Ушла.

– Тем же путем – через заднюю дверь?

– Да. Добралась до машины и рванула домой.

– А затем?

– Насколько помню, выпила коньяку.

– Когда это было?

– Примерно между двенадцатью и часом дня.

– Может, помнит ваш сын?

– Нет, он обедает в школе.

– Каковы были ваши дальнейшие действия?

– Посидела, немного подумала. Включила телевизор, стараясь выбросить из головы стоявшую перед глазами картину.

– Вы не заявили в полицию о том, что обнаружили?

– Нет.

– Ни в тот день, ни в тот вечер, ни на следующий день, никогда? Почему вы нас не известили?

Дана промолчала.

– Обсуждали с кем-нибудь то, что увидели?

Она покачала головой. Суперинтендант положил руки на стол и выпрямился:

– Вы сознаете, что это свидетельствует не в вашу пользу?

Она опять не ответила.

– Взгляните на дело с нашей точки зрения, – предложил Даймонд. – Когда сегодня утром мы к вам пришли, вы скрылись через заднюю дверь. Затем предложили сотрудничать, кое-что рассказали и старались внушить, будто это все, что вы знаете. Признались, что находились в доме миссис Джекман в тот день, когда ее в последний раз видели живой, только потому, что мы вам сообщили: вашу машину заметили поблизости. А теперь пытаетесь заставить поверить, что обнаружили Джеральдин мертвой, но по какой-то неведомой причине не сообщили в полицию. Нехорошо, миссис Дидриксон. Все выглядит очень подозрительно.

От волнения и напряжения щеки Даны подрагивали, а губы были по-прежнему крепко сжаты. Суперинтендант пункт за пунктом перечислял все, что она им заявляла, и просил объяснений, но Дана не говорила ни слова. Даймонд чувствовал нетерпение инспектора – тот не понимал, зачем тянуть, и не мог дождаться, когда сумеет подтвердить свою версию. Что ж, пусть попробует. Он кивнул Уигфулу. Тот с ходу заявил:

– Взглянем правде в глаза, миссис Дидриксон. Вы ведь с Джекманом любовники?

Она отшатнулась:

– Нет!

– Нет? Его брак оказался неудачным. Вы разведены. Случайно познакомившись, вы нашли друг друга привлекательными и поступили так, как поступают миллионы людей.

– Неправда! – возразила она.

– Никакого секса?

– Никакого.

– Да будет вам, Дана! Мы взрослые люди.

– Вы ошибаетесь, – не сдавалась она. – Мы ничего подобного не делали. Никогда. Даже ни разу не поцеловались. – Последние слова подразумевали нечто большее, чем Дана собиралась сказать, и Уигфул, секунду помолчав, с улыбкой предположил:

– Но вы бы не отказались поцеловаться?

Она покраснела.

– Это невыносимо!

– Но ведь правда?

– Вы получили мой ответ.

– Вполне разумный. Вы сказали, что с Джекманом не спали.

– Это соответствует действительности.

– Надеюсь, все, что вы нам говорите, соответствует действительности. Тогда позвольте напомнить вот что: вы думали, что письма Джейн Остен обрадуют профессора.

– Что в этом плохого?

– Ни перед чем не остановились, чтобы приобрести их. В глубине души вы надеялись возвыситься в его глазах.

– Почему бы и нет?

– Письма были не только благодарностью за спасение Мэтью. Но также попыткой завоевать его любовь.

– Я не потому их подарила.

– Но признайтесь, что в тот день, возвращаясь из Кровкерна, вы тешили себя надеждой?

Ее щеки снова тронула краска.

– Никто не сможет вас обвинить за то, что вы нафантазировали, – не отступал инспектор.

– Если даже так, это вовсе не то, что вы утверждали секунду назад.

– Но по большому счету правда?

– По большому счету нет.

– Ну хотя бы в малой степени?

– Хорошо, пусть в малой степени.

Инспектор добился важного успеха и хотел развить его:

– Вы возвращаетесь домой, а там Джеральдин, которая устраивает скандал – обвиняет, что вы – какое она употребила слово? – трахаетесь с ее мужем, что не соответствует действительности. Все это в присутствии вашего сына, что вас, разумеется, возмущает. Более того, рушит ваши романтические мечты, какими бы неопределенными они ни были. Ни вы, ни Мэтью больше не можете встречаться с профессором Джекманом. Вы не знаете, как поступить с письмами.

Инспектор давил, а Даймонд понимал, что коллега строит версию на недостаточных фактах. По тому, как до сих пор вела себя Дана Дидриксон, она не собиралась сдаваться и делать признание. Если потребуется, будет всю ночь стоять как стена. Нужны более веские доказательства. С достойной похвалы сдержанностью он дослушал до конца монолог Уигфула и категоричные ответы Даны. Затем, воспользовавшись мгновением, когда инспектор переводил дыхание, спросил у нее, не станет ли она возражать, если у нее возьмут отпечатки пальцев. Дана согласилась, после чего суперинтендант объявил, что допрос завершен.

Выйдя из допросной, Уигфул великодушно признал, что перестарался, добавив, что версию необходимо подкрепить уликами.

– Надо также проверить ее машину.

– Да, – кивнул Даймонд. – Утром я собираюсь попросить у нее ключи.

– Не нужно. – Инспектор порылся в кармане и звякнул ключами. – Разве вы забыли: последним за рулем сидел я.

Какой умник, подумал суперинтендант.

Глава третья

Утром Даймонд позволил себе поваляться в постели до восьми часов, а потом плотно позавтракал. Почему бы и нет? Его присутствие в Бате спозаранку не требовалось. Процедуры снятия отпечатков пальцев и анализ крови назначены на половину девятого. Примерно в то же время отвезут на криминалистическую экспертизу «Мерседес». Пусть Уигфул порадуется, целый час изображая начальника отдела по расследованию убийств.

Подкрепившись, Даймонд отправился в город. Солнце стояло уже достаточно высоко, чтобы высветить все многоуровневые ряды георгианских домов, и с Уэллс-роуд на склоне открывался знакомый живописный вид: сияющий известняк зданий, увенчанных шиферными крышами, словно серо-голубой задник района Лэнсдаун. На переднем плане – выстроенный в форме замка железнодорожный виадук с его арками, спроектированный так, чтобы сочетаться с возвышающейся позади остроконечной башней аббатства. И все это размывалось золотыми и медными пятнами листвы. В такие дни Даймонд почти готов был забыть, что изнанка красивых улиц и стоявших полукругом домов резала глаз почерневшей кладкой, уже два столетия отданной на откуп непогоде, строителям и водопроводчикам. Почти готов, но не забыл. Полицейский в нем не мог оставить без внимания скрытые стороны жизни, как не мог судить о горожанах Бата исключительно по тому, кем они стараются казаться.

Питер надеялся, что цинизм не коренится в основе его характера. Предпочитал думать об этом качестве в положительном ключе – как о специфике своей профессии. Опыт подсказывал, что никого нельзя сбрасывать со счетов в качестве возможного убийцы. Сталкиваясь с такими образцами невинности, как епископ или составитель букетов, надо быть тем более настороже и не позволять себе размякать. Дело Джекмана прекрасно демонстрировало данный принцип. Кто, кроме опытного зачерствевшего полицейского, поверит, что университетского профессора опоила и чуть не сожгла его сумасшедшая жена? А другая женщина – сама зарабатывающая на жизнь и одна воспитывающая сына – задушила эту отвратительную мегеру, а ее труп утопила в озере? Но если бы на этой стадии на него стали давить, заставляя выдвинуть против нее обвинение, он бы отказался. Да, Дана крутит и изворачивается, но он, в отличие от Уигфула, не настолько уверен в ее виновности. Своими уловками она себя дискредитировала, теперь требовались улики. К концу дня суперинтендант рассчитывал получить их из криминалистической лаборатории. И к концу дня его будет мучить сожаление. В глубине души он с уважением относился к этой женщине. Очевидно, в нем все-таки осталась капля романтики.

Его настроение привычно упало, когда между баптистской церковью и национальным автомобильным парком показалось солидное четырехугольное здание. Самое лучшее, что можно было сказать о полицейском участке на Мэнверс-стрит – это одно из немногих строений в Бате, которое с тыла выглядело не хуже, чем с фасада. Внутри входящего встречала типично послевоенная архитектура – уныло функциональная, с дешевой деревянной обивкой и люминесцентным освещением. Требовалось большое усилие, чтобы в таком месте начать рабочий день в приятном расположении духа. Его «Прекрасная погода, правда?» не вызвало отклика дежурных, и это было понятно, но тревожно. Даймонд не привык, чтобы на него не обращали внимания. Зародилось подозрение, что в участке узнали о нем нечто нехорошее, но не хотят сообщать дурные вести. Сержант в дежурной части внезапно принялся листать телефонный справочник, а компьютерщики в штабной дружно уткнулись в экраны. Все это напоминало главу из Кафки, пока Питер, встретившись взглядом с Кроксли, не поинтересовался, куда подевался Уигфул. Тот, запинаясь, ответил, что инспектор у помощника главного констебля. Тотт без предупреждения приехал в девять часов утра и спросил Даймонда. Вскоре после этого наверх вызвали Джона Уигфула. Сейчас было без двенадцати десять.

Самое логичное, успокаивал себя Даймонд, что поступили документы по делу Миссендейла, и мистер Тотт посчитал нужным лично передать их ему. Если так, нечего трепыхаться. Его позднее появление в участке нельзя поставить ему в вину: у него могло оказаться много причин поехать в это время в другое место. Но он не мог представить, зачем Тотту понадобился инспектор. И не странно ли, чтобы помощник главного констебля выступал в роли курьера?

Даймонд поднялся на верхний этаж, где в застеленной коврами комнате для совещаний располагался в свои редкие визиты мистер Тотт. Девушка, оставленная в приемной, попросила подождать его. Если Уигфул оправдывался перед начальством за его опоздание, то разговор явно затянулся. Прошло еще десять минут, прежде чем дверь открылась и появился инспектор. Увидев Даймонда, он развел руками и пожал плечами, намекая, что ничем не мог повлиять на то, что происходило внутри. Суперинтендант жестом попросил объяснить, в чем дело, но в это время вышел помощник главного констебля и поманил его пальцем.

– Закройте за собой дверь.

Приглашения сесть не последовало, и это не предвещало ничего хорошего. Сам Тотт, на сей раз в мундире со всеми регалиями, расположился за дальним концом овального стола. Перед ним стояла чашка на блюдце, два печенья на тарелке, лежала островерхая фуражка и белые перчатки, но никакого доклада по делу Миссендейла не было. Тотт, казалось, не хотел начинать разговор. Застыл, точно восковая фигура – музейный экспонат, копия констебля десятых годов прошлого века. Даймонд мельком подумал, уж не симптомы ли это начинающейся паранойи, если кажется, будто тебя преследуют мужчины с нелепыми усами. Он решил, что нужно извиниться за то, что появился позднее положенного.

Это не вызвало ответной реакции. Помощник главного констебля заговорил о другом:

– Я узнал от инспектора Уигфула, что вы намерены предъявить Дидриксон обвинение в убийстве Джекман.

– Возможно, сэр.

– Только возможно? Не определеннее?

– Нет, пока не получу отчета криминалистической лаборатории.

– Но вы ее держите здесь со вчерашнего вечера.

– Да, сэр.

– И она до сих пор внизу?

– Надеюсь.

Встреча проходила менее дружески, чем предыдущая. Тотт, вздохнув, принялся расхаживать вдоль противоположной стены:

– Расскажите, что точно произошло во время ее ареста. Как вы понимаете, инспектор Уигфул мне уже все доложил.

– Что-то не так, сэр? – спросил Даймонд. Он решил, прежде чем подставляться, попробовать разобраться в ситуации.

– Я жду, суперинтендант.

Какое-нибудь нарушение процедуры? Несоблюдение крючкотворного параграфа закона о полиции и доказательствах в уголовном праве?

– Мальчик, – произнес Тотт.

– Мэтью?

– Он пытался не пустить вас в дом?

– Я ему объяснил, что мы хотели поговорить с его матерью.

– Он вам воспротивился?

– Сделал нечто большее – пнул меня.

– Двенадцатилетний ребенок?

– Угодил в самое больное место.

– И вы ответили?

Даймонд сообразил, куда повернул допрос.

– Все было не так, сэр. Он вцепился в меня, и я, как вам докладывал, оттолкнул его.

– Только забыли доложить, что он треснулся о стену.

– Коридор там очень узкий.

– Вы отрицаете, что парень был отброшен и ударился о стену головой?

Мозг Даймонда, обгоняя события, просчитывал возможные последствия, а сам он старался точно придерживаться фактов.

– Он не мог серьезно пострадать, поскольку сразу вскочил и убежал. – Тотт молчал, пока суперинтендант, не выдержав, спросил: – Не пострадал же – ведь так?

– Вчера вечером его на «Скорой помощи» отвезли в больницу, – сухо сообщил помощник главного констебля.

– В больницу? В связи с чем?

– Парень потерял сознание. В школе поступили грамотно, вызвав медиков. Судя по всему, поставлен диагноз сотрясение мозга. – Тотт говорил обыденно, словно представитель больницы. Обыденно, но беспощадно.

– Когда я видел его в последний раз, он был в порядке. – Даймонд понимал, как мало значит его аргумент. – Свободно говорил, держался без напряжения.

– Бывает, что последствия проявляются позднее, – заметил помощник главного констебля и продолжил, будто зачитывал бюллетень: – Мальчику сделали рентген, чтобы исключить трещину черепа. Пока рано говорить, не получил ли он необратимых повреждений.

Все звучало настолько невероятно, что Даймонд собрался спросить, почему не пришла никому в голову мысль, что мальчишка притворяется. Но он вовремя себя одернул – подобное предположение не облегчило бы его ситуации. Мистер Тотт принимал все всерьез, и ему не понравилось бы оказаться в роли обманутого. Лучшее, что можно было предпринять, – продолжать защищать свои действия.

– Если парень шарахнулся головой об стену, это получилось случайно. Он ударил меня в пах, затем нацелился на ногу. Я всего лишь оттолкнул его. Джон Уигфул видел. Он находился как раз позади меня, сэр.

– Вот в этом вы ошибаетесь, – возразил Тотт. – Инспектор Уигфул ничего не видел. Все его внимание было приковано к миссис Дидриксон. Она мелькнула в конце коридора – убегала через заднюю дверь, и он не смотрел ни на вас, ни на ее сына.

Спасибо тебе, Джон, горько подумал суперинтендант. Любой коллега из полиции с каплей солидарности поддержал бы его перед начальством. Уигфул определенно знал, что мальчишку он отпихнул непреднамеренно.

– Правы вы или нет, – произнес Тотт судейским тоном, – я должен учитывать, как к данной истории отнесутся другие, за пределами полиции. Я имею в виду учебное заведение и мать. Утром мне позвонил разгневанный директор школы.

– Этого еще не хватало!

– Их не проинформировали, что ученик получил удар по голове.

– Никакого удара не было. Парня никто не бил.

– Я здесь не для того, чтобы обсуждать терминологию, Даймонд. Дело слишком серьезное. Директор школы обратился с жалобой и имел на то основания. Как я полагаю, то же сделает миссис Дидриксон. – Чтобы подчеркнуть значение следующей фразы, Тотт немного откинул голову назад. – В сложившихся обстоятельствах я вынужден поручить расследование смерти Джеральдин Джекман Уигфулу в роли старшего следователя.

– Что? – Кожа суперинтенданта покрылась мурашками, в голове застучало.

– Я отстраняю вас от руководства отделом, имея в виду последующее расследование вашего поведения. У меня нет выбора. То, что произошло, может развалить уголовное дело против нее.

– Бред! – крикнул Даймонд, больше не сдерживаясь. – Не могу поверить!

– Следите за своими словами, суперинтендант.

Но Питер Даймонд был не в том состоянии, чтобы держать себя в руках.

– Поздно, мистер Тотт. Я вас раскусил. Теперь мне известна ваша подноготная. Вы смертельно боитесь моей репутации. Говорите, будто дело Миссендейла никак не повлияло на мою карьеру, а сами жмете тревожную кнопку, стоило кому-то бросить обвинение в мой адрес. Все отлично соответствует вашим планам. Ваш стукач прекрасно поработал и добился своего. Ухожу и оставляю вам хлопоты расследования. Вы получите мое заявление об отставке.

Питер Даймонд вышел из комнаты и спустился вниз.

Глава четвертая

Слишком разозлившись, чтобы с кем-нибудь заговорить, Даймонд покинул здание и перешел на противоположную сторону улицы. Сообразил, что даже его разрыв с полицией произошел в неподходящий момент – пабы открываются только через час. Даймонд миновал автобусную станцию, убеждая себя, что гнев постепенно стихнет. Не жалел о том, что сказал. Каждое его слово было оправданно. Выражайся он более дипломатично, все равно бы сейчас стоял, придумывая прощальную тираду. Ладно, пусть его называют горячим, безбашенным, неуправляемым, но он не потерял лица. Сдаться Тотту, позволить отстранить себя от дел и убрать из отдела, чтобы он наблюдал за всем со стороны, – все равно что дать себя кастрировать.

Сожаления? Даймонд слишком мало пробыл в Эйвоне и Сомерсете, чтобы обзавестись сильными привязанностями. И еще – он часто на это жаловался – в последнее время работа приносила ему меньше удовлетворения. Управление захватили ученые, а великие детективы прошлого, кумиры его первых лет в полиции вроде Боба Фабиана, Джека дю Роуза и Леонарда «Ниппера» Рида стали казаться динозаврами. Они были сыщиками от бога, но даже им подрезали бы крылья атрибуты современной технологии: компьютеры, мобильные телефоны, фотороботы, полицейские телевизионные программы, ультразвуковое наблюдение и генетическая экспертиза. Даже не случись того, что произошло сейчас на верхнем этаже полицейского участка, Даймонд не представлял, как продолжать служить в современной полиции. За все эти годы он добился кое-каких скромных успехов. Жаль, что не получит удовлетворения, раскрыв убийство Джеральдин Джекман. Вот это действительно жаль.

Главной тревогой Даймонда было насколько происшедшее расстроит его жену Стефани. Бедная Стеф выслушает спокойно. Но если даже для него внезапность случившегося была подобна удару топором по голове, каково придется ей? По крайней мере, он будет рядом и примет все на себя. Жена не ожидала ничего подобного. Ее мир ломается, и она сломается вместе с ним. Даже когда пройдет первый шок, останется безысходность по поводу ипотеки, счетов и стоимости выживания. Он-то способен переносить невзгоды, а Стеф по натуре беспокойная и тревожится буквально обо всем.

На Столл-стрит Даймонд шел мимо магазина электротоваров, и вид разнообразных приборов в витрине внезапно навел его на мысль. Так же импульсивно, как уволился с работы, он завернул внутрь и попросил показать микроволновые печи. Понимая, что с принципами даже ради акта милосердия расставаться поздно, решил пойти ва-банк и, выбрав ту, у которой был самый большой дисплей, расплатился чеком. Ее обещали доставить миссис Даймонд в тот же день. Пусть это станет для нее хорошей новостью, сказал он продавцу.

Выйдя из магазина, Питер продолжал путь мимо входа с колоннами в римские термы и заглянул во двор аббатства, где летом устраивал себе ланч. В это время года туристов было меньше, и деревянная скамья оказалась в его распоряжении. Зато голуби остались в прежнем количестве и немедленно слетелись с единственной целью – поесть. Даже забывали ворковать, исследуя в поисках крошек брусчатку у его ног. Затем со стороны отеля «Эбби грин» появился убежавший от кого-то черный кот, и голуби улетели. Даймонд смотрел, как они шумно поднялись в воздух, сбились в тесную стаю и скрылись вдали. А он остался глядеть на фронтон аббатства, где каменные ангелы вечно восходили по лестницам в небо. В голове мелькнула успокоительная мысль – ему больше не нужно сравнивать себя с ними. Неожиданно его что-то заинтересовало. Питер прищурился на каменный фасад и разглядел фигуру, на которую раньше не обращал внимания. То не являлось игрой света или обманом зрения. Один из ангелов – третий сверху – был изображен не поднимающимся вверх, а перевернутым вниз головой. Не было сомнений: таким образом он спускался вниз. Даймонд не улыбнулся, лишь кивнул и произнес:

– У нас с тобой одна судьба, приятель.

В итоге в ближайший паб он сразу не пошел. Кроме горечи по отношению к Тотту, не давала покоя мысль, что все случившееся построено на обмане. Даймонд не поверил, что Мэтью Дидриксон терял сознание. Через двадцать минут после инцидента в коридоре он видел парня в его комнате. Тот прекрасно себя чувствовал и, растянувшись на кровати, убеждал мать, что полицейские напали на него специально. Играя в прошлом в регби, Даймонд не раз видел, как люди теряли сознание. Они не только сразу вырубались, но потом не могли вспомнить, что с ними произошло перед тем, как получили удар. Однако даже если станет очевидным, что парень притворялся, он не сможет открутить стрелки часов назад и не вернет себе работу. Даймонд смирился с этим. Но тревожило другое. Его внезапную отставку расценят как признание жестокого обращения с несовершеннолетним. При самом неблагоприятном развитии сценария могут даже обвинить в нападении на мальчика, повлекшем губительные последствия. А полицию призывать на помощь поздно.

Даймонд понял: чтобы защитить себя, необходимо выяснить правду о состоянии Мэтью Дидриксона. Он вернулся на Мэнверс-стрит, забрал машину и двинулся по Аппер-Бристоль-роуд.

Даймонд нисколько не колебался, предъявляя полицейское удостоверение женщине в регистратуре больницы «Ройал юнайтед». Она ответила, что Мэтью перевели из отделения скорой помощи в обычную палату. Медицинская сестра на этаже подтвердила, что мальчику сделали рентген и теперь ждут результатов. После его поступления в больницу симптомы потери сознания больше не наблюдались. Он чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принять посетителя. Его уже навестили люди из школы.

Сестра показала палату, где должен был находиться Мэтью, но Даймонд его там не нашел. Мэт сидел в холле перед телевизором. К губе приклеилась сигарета, которую ему, вероятно, дал единственный в помещении другой больной – старик, задремавший в кресле с пепельницей на коленях.

В обязанности Даймонда не входило предупреждать о вреде курения, поэтому он просто произнес:

– Привет, как дела?

– Сегодня, наверное, отпустят домой. – Мэтью умел разговаривать с сигаретой во рту.

Взгляда от экрана телевизора он не отвел и сидел, развалившись, в серой больничной одежде, в низком кресле с железной рамой, поставив ноги в тапочках на кофейный столик и сцепив на затылке руки.

– Тебе, я смотрю, явно лучше.

– Не жалуюсь.

– Сознание больше не терял?

Не меняя позы, парень повернул голову:

– А, это вы. Проверяете, как я себя чувствую?

– Для этого можно было просто позвонить в отделение. – Даймонд покачал головой. – Что-то ты зачастил в это место. Понравилось?

– Не понял? – В карих глазах Мэта мелькнула настороженность.

– Ты же здесь во второй раз. Говорят, чуть не утонул.

– Это было сто лет назад, – презрительно процедил Мэт. – Тогда меня здесь вообще не оставили.

– Как плавание в бассейне?

– Пришлось завязать. Миссис Джекман развыступалась. Но теперь она умерла – туда ей и дорога.

– Помнишь день, когда это случилось?

Неожиданно Даймонд подумал: «Безумие! Тебя только что вытурили с работы, а ты опять за свое – пытаешься разговорить этого наглого парня, чтобы получить зацепку к раскрытию убийства Джеральдин Джэкман. Больше не полицейский, а расстаться со своим занятием не можешь. Так курица с отрубленной головой бегает по двору».

– В тот день я вернулся в школу, – ответил Мэтью.

– В понедельник одиннадцатого сентября?

– Угу.

– Тебя отвезла туда мама?

– Да.

– Перед тем как вы уехали, вам кто-нибудь звонил?

– Звонил Грег, спрашивал маму. Вы-то его называете профессором Джекманом, – снисходительно добавил он.

– В котором часу это было?

– Рано. Около восьми. Мама была еще в ночной рубашке. Разволновалась.

– Почему?

– Из-за телефонного звонка. Она только что отдала Грегу очень ценные письма одной романистки, которая написала их сотню лет назад. Грег решил, что их стырил америкашка и бросился за ним.

– А что считала твоя мама?

– Она не сомневалась, что письма у миссис Джекман.

– Откуда ты знаешь?

– Сама сказала, когда везла меня в школу.

– Когда это было?

– В половине девятого. Мы должны являться в школу без четверти девять. – Мэт потянулся за пультом и стал переключать каналы.

– Тебе нравится школа?

– В ней одни малявки. Придется ждать до следующего года, чтобы сдать вступительный экзамен в среднюю школу.

– Если сдашь.

– Без проблем. Я в хоре.

Сам Даймонд оказался в средней школе в одиннадцать лет и думал, что в системе какой-то сбой, если дылд вроде Мэтью продолжают держать в младших классах.

– Странно, что такого большого, самостоятельного парня возит в школу мать.

– Все лучше, чем топать пешком.

– Мог бы ездить на автобусе.

– Предпочитаю на «Мерседесе».

Его ответ подтвердил, что символы социального статуса продолжают играть в школе большую роль. В любой школе. Манеры мальчишки коробили Даймонда, но он помнил собственное детство и понимал, что в основе подобного поведения кроется незащищенность. И еще: каким бы сильным ни было желание надрать сорванцу уши – пусть даже символически, – он сознавал, что последствия стычки будут катастрофическими. Сдерживаясь и взяв себя в руки, Даймонд решил сосредоточиться на том, что помнит Мэтью о дне смерти Джеральдин. Хористы, как он выяснил, провели скучное утро рядом с ризницей и в ней самой, где им выдали чистую одежду. А после обеда получили расписание и учебники восьми входящих во вступительный экзамен предметов.

– Мать встречала тебя после окончания занятий?

– Никогда не встречает. Отец приятеля подбрасывает до Линкомб-Хилл. У него старый «Пежо», но это понятно – он всего лишь школьный учитель. Чего от него ждать?

– Тебя интересуют автомобили, Мэтью?

– Приличные – да.

– Сам пробовал водить?

– Так я и сказал! Даже если бы пробовал, никогда бы не признался легавому. – Последнее слово, произнесенное с выговором ученика престижной школы, прозвучало еще презрительнее.

Даймонд продолжал развивать пришедшую в голову мысль: а если убийство Джеральдин совершил этот подросток, а затем отвез труп к озеру и утопил? Идея граничила с бредом, но раз уж он взялся за нее, почему бы не довести до конца?

– Ребята твоего возраста учатся водить, не выезжая на общественные дороги. Это не является незаконным. Я слышал о школах, которые на своей территории дают уроки вождения.

– У нас уроки только игры на пианино. – Парень не скрывал недовольства.

– Может, твоя мама…

– Шутите!

– Могла бы тебя поучить в каком-нибудь тихом месте – где-нибудь на пустынном пляже или на заброшенном аэродроме.

– Она не разрешает мне даже кататься на электромобиле в парке.

Мэт не обманывал. В его словах Даймонд уловил возмущение разочарованного подростка. Он больше не представлял Мэтью за рулем «Мерседеса» или какого-нибудь другого автомобиля.

– Когда вырасту, заведу себе «Хонду».

– Хочешь стать водителем?

– Ну вы не врубаетесь. Байкером.

– Осторожнее с языком, парень. – Внушение осталось без внимания, и суперинтендант шутливо добавил: – Я ведь могу, выходя из больницы, рассказать сестре про сигарету. – После чего вернулся к первоначальной линии допроса: – Так о чем это мы? Ты мне не сказал: мама находилась дома, когда ты вернулся из школы?

Мэтью сделал последнюю затяжку и затушил сигарету.

– Да.

– Вела себя как обычно?

Мэтью повернулся и снова посмотрел на Даймонда.

– Вы подозреваете ее в убийстве?

– Она куда-нибудь выходила в тот вечер?

– Нет.

– Надеюсь, ты говоришь правду.

– Конечно.

– Вот что я тебе скажу, Мэт: ты изо всех сил хочешь помочь матери, но вранье ей только повредит.

Он выключил телевизор и поднял голову:

– Что вам надо?

– Для начала немного отвлечемся. Я не верю, что ты ударился головой очень сильно. Не верю, что потерял сознание. Моей первой мыслью было, что ты таким образом протестуешь против необходимости ночевать в школе.

– Ничего подобного! – воскликнул Мэтью.

– Но теперь думаю, что причина не в эгоизме. Ты сделал это ради матери. Решил: если тебя примут за больного, маму не станут допрашивать и нам придется отпустить ее ухаживать за тобой.

Мэт нахмурился:

– Отпустите?

– Это не от меня зависит.

– Моя мама никого не убивала.

– Если ты действительно так считаешь, должен понять: то, как ты вел себя вчера вечером, ей не поможет.

– Вы меня ударили о стену.

– Да, – кивнул Даймонд. – А ты мне двинул в пах, но я не раздувал из этого истории.

Мальчик усмехнулся. А Даймонду стало казаться, что он вот-вот сумеет достигнуть понимания, если не чего-нибудь большего. Бравада парня была не толще бумажного листа, а за ней скрывалась тоска ребенка по отцу. Их разговор прервала медицинская сестра:

– Пришло твое рентгеновское заключение, Мэтью. Ничего плохого мы не нашли и можем спокойно отправить тебя в школу.

– Прямо сейчас?

Сестра подмигнула Даймонду:

– После четырех часов.

Стефани приняла известие об отставке мужа спокойнее, чем он предполагал.

– Когда привезли микроволновку, я так и подумала: случилось что-то неприятное. Конечно, это легкомысленно – делать мне такой подарок.

– Глупо.

– Не глупо, я не это хотела сказать. Сумасбродно. Но я давно знакома с твоим сумасбродством – с тех самых пор, как ты привел осликов в детский лагерь. Не каждый способен оценить тебя.

– Точно подмечено. Мне не подходила эта работа: я не человек – чудовище.

– Неправда. Ты не злой.

– Расскажи это мистеру Тотту, Стеф. Взглянем правде в глаза: руководство – не самая сильная моя сторона. Я держался на том, что гнул под себя людей – никому не делал поблажки.

– Не самый плохой способ руководства. Под твоим началом была все-таки не детсадовская группа.

Даймонд заставил себя улыбнуться:

– Да, однако требовалось завоевывать уважение, и я не уверен, что в последнее время мне это удавалось. Надо было шагать в ногу с прогрессом. У меня единственного не было в кармане калькулятора. Все считал в уме.

– Просто ты не сумел прижиться в этом месте.

– Дело не в месте, а в разочаровании. Большие начальники снабдили нас всякими полезными штуковинами и ждут, чтобы мы стали суперэффективными. Но ведь в реальной жизни мы имеем дело с людьми – изворотливыми, страшными, пугающими. Сейчас злодеи хитрее, чем двадцать лет назад. С ними нужно беседовать, проникать в их умы, вытаскивать из них правду. Для этого я поступал в полицию. А теперь расследование ведут по логарифмической линейке. Чтобы все подтверждала лаборатория. Но их штат неукомплектован, и результатов приходится ждать неделями, месяцами. А как в это время вести себя с подозреваемым? Закон запрещает держать его бесконечно. Естественно, приходится выколачивать из него признание. Случаи получения показаний под нажимом – результат воздействия системы, которая не способна правильно функционировать. – Даймонд вздохнул. – Прости, дорогая. Я не собирался грузить тебя этой чепухой.

– Лучше выговориться, чем держать все в себе, – заметила Стефани. – А теперь помоги мне с микроволновкой. Давай посмотрим, сумеем мы с ней управляться или нет.