Текст книги "КРИПТОАНАРХИЯ, КИБЕРГОСУДАРСТВА И ПИРАТСКИЕ УТОПИИ"

Автор книги: Питер Ладлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Калифорнийская идеология[216]216
  Другие варианты данной статьи появились, помимо прочих мест в Сети, вжурнале Mute3 (1995), на веб-сайте Исследовательского центра по гипермедиа и в списке электронной рассылки nettime, среди прочих адресов в Интернете. Публикуется с разрешения авторов. © Richard Barbrook and Andy Cameron, 2001. [Перевод А. Матвеева.]


[Закрыть]

Ричард Барбрук, Энди Камерон

Не лгать о будущем невозможно, и поэтому каждый волен лгать о нем так, как ему заблагорассудится.

Наум Габо[217]217
  Naum Gabo and Antoine Pevsner, «The Realistic Manifesto, 1920», in John E. Bowlt, ed., Russian Art ofthe Avant-Garde: Theory andCriticism (London: Thames & Hudson, 1976), p. 214.


[Закрыть]

Когда прорывает плотину...

В конце двадцатого столетия наконец-то происходит давно предсказывавшееся слияние медиа, компьютерных технологий и телекоммуникаций в гипермедиа. И вновь не ослабевающее стремление капитализма к большему разнообразию и интенсивности творческих возможностей человеческого труда готово качественно изменить характер нашей работы, развлечений и совместной жизни. В результате объединения различных технологий посредством общих протоколов образуется нечто, превосходящее простую сумму составляющих. Когда способность к производству и приему неограниченных объемов информации любого вида сочетается с потенциалом глобальных телефонных сетей, появляется возможность фундаментального преобразования существующих форм трудовой деятельности и проведения досуга. Возникнут новые отрасли промышленности, а от нынешних фаворитов фондового рынка не останется и следа. В такие периоды глубоких социальных изменений любой человек, способный дать простое объяснение происходящего, будет выслушан с превеликим вниманием. В этот критический момент представителям свободного союза писателей и хакеров, капиталистов и художников с Западного побережья США удалось дать определение гетерогенной ортодоксии наступающей информационной эпохи – «калифорнийская идеология».

Эта новая вера возникла на основе странного сплава культурной богемности Сан-Франциско с передовыми технологиями Силиконовой долины. Раскручиваемая в журналах, книгах, на телевидении, веб-сайтах, в группах новостей и Интернет-конференциях, «калифорнийская идеология» причудливым образом сочетает в себе вольный дух хиппи с предпринимательским рвением яппи. Подобное сочетание противоположностей было достигнуто благодаря глубокой вере в освободительный потенциал новых информационных технологий. В этой цифровой утопии каждый станет хиппи и богачом. Поэтому отнюдь неудивительно, что столь оптимистическое видение будущего было с энтузиазмом воспринято компьютерными «чайниками», нерадивыми студентами, капиталистами-новаторами, общественными активистами, модными преподавателями, бюрократами от футурологии и политиканами-оппортунистами по всей Америке. Что касается европейцев, то они, как всегда, быстро скопировали последнюю американскую моду. В то время как отчет Комиссии Евросоюза содержит рекомендации следовать калифорнийской модели «свободного рынка» с целью построения «информационной супермагистрали», наиболее продвинутые художники и профессора энергично подражают «постчеловеческим» философам экстропианского культа с Западного побережья. В отсутствие сколько-нибудь заметных конкурентов триумф «калифорнийской идеологии» кажется абсолютным.

Повсеместная привлекательность этих идеологов с Западного побережья не просто следствие их заразительного оптимизма. Прежде всего, они являются горячими поборниками того, что представляется безупречной либертарианской моделью политики: они жаждут использовать информационные технологии для построения новой «джефферсоновской демократии», при которой любой индивид получит возможность для свободного самовыражения внутри киберпространства. Однако в своей борьбе за этот кажущийся столь восхитительным идеал технофанаты одновременно воспроизводят некоторые из наиболее атавистических черт американского общества, в частности связанных с горьким наследием рабства. Их утопические представления о Калифорнии основываются на умышленном игнорировании других, еще более негативных сторон жизни обитателей Западного побережья: расизма, нищеты и деградации окружающей среды. По иронии судьбы в не столь отдаленном прошлом интеллектуалы и художники района залива Сан-Франциско были всерьез обеспокоены именно этими вопросами.

Рональд Рейган против хиппи

15 мая 1969 года губернатор Рональд Рейган приказал вооруженным полицейским совершить предрассветный налет на протестующих хиппи, оккупировавших Народный парк возле кампуса Калифорнийского университета в Беркли. В ходе последовавшего побоища один человек был застрелен, а еще 128 – оказались в больнице. В этот день «правильный» мир и контркультура, казалось, стали непримиримыми противниками. По одну сторону баррикад губернатор Рейган и его последователи защищали неограниченную свободу предпринимательства и поддерживали вторжение во Вьетнам. Им противостояли хиппи, боровшиеся за социальную революцию дома и выступавшие против имперской экспансии за пределами страны. В год совершения того налета на Народный парк казалось, что исторический выбор между этими двумя противоположными представлениями о будущем Америки может быть сделан только в результате ожесточенного столкновения сторон. Как сказал тогда один из лидеров йиппи[218]218
  Йиппи (yippies от YIP, Youth International Party, по созвучию с hippies) – представители Международной партии молодежи


[Закрыть] Джерри Рубин, «наши поиски приключений и героизма ведут нас за пределы Америки, на путь самосозидания и бунта. Америка же в ответ готова уничтожить нас...»

На протяжении 1960-х годов радикалы из района Залива распространяли политические взгляды и культурный стиль движения новых левых по всему миру. Отказавшись от недальновидной политики послевоенного периода, они проводили кампании против милитаризма, расизма, сексуальной дискриминации, гомофобии, бездумного потребительства и загрязнения окружающей среды. Вместо традиционных для левых жестких организаций они создавали коллективные демократические структуры, которые, надо полагать, служили прообразом либертарианского общества будущего. Прежде всего, калифорнийские «новые левые» сочетали политическую борьбу с культурным бунтом. В отличие от своих родителей, хиппи отказывались подчиняться строгим общественным правилам, навязывавшимся «человеку организации» армией, университетами, корпорациями и даже политическими партиями левого толка. Вместо этого они в открытую демонстрировали свое неприятие «правильного» мира пренебрежением к своему внешнему виду, беспорядочными половыми связями, громкой музыкой и увлечением наркотиками.

Радикальные хиппи были либералами в социальном смысле этого слова. Они боролись за универсальные, рациональные и прогрессивные идеалы: демократию, терпимость, возможность самореализации и социальную справедливость. Обнадеженные более чем двадцатилетним периодом экономического роста, они верили, что история на их стороне. В научно-фантастических романах они грезили об «экотопии» – Калифорнии будущего, где нет автомобилей, экологически чистое промышленное производство, эгалитарный характер сексуальных отношений, повседневная жизнь, протекающая внутри общин. Для некоторых хиппи подобные представления могли бы реализоваться только путем отказа от научно-технического прогресса как ложного идола и возвращения к природе. Другие, наоборот, надеялись, что технологический прогресс неминуемо трансформирует их либертарианские принципы в социальную реальность. Самое главное, что такие тех-нофилы, находясь под влиянием теорий Маршалла Маклюэна, верили, что слияние медиа, компьютерных технологий и телекоммуникаций неизбежно приведет к созданию «электронной агоры» – виртуального пространства, где каждый может выражать свое мнение без боязни подвергнуться цензуре. Будучи преподавателем филологии средних лет, Маклюэн, тем не менее, проповедовал радикальные воззрения, согласно которым власть крупного бизнеса и «большого правительства» обязательно будет ниспровергнута благодаря, по сути, неявным воздействиям новых технологий на отдельных индивидов:

«Электронные медиа... упразднят пространственное измерение... Посредством электричества мы возобновляем контакты друг с другом в любом месте, словно находясь в пределах самой маленькой деревушки. Это глубокая связь и без передачи каких-либо функций или полномочий... На смену лекции приходит диалог»[219]219
  Marshall McLuhan, Understanding Media (London: Routledge &Kegan Paul, 1964), p. 255—256. Также см.: Marshall McLuhan and Quentin Fiore, The Medium Is the Massage (London: Penguin, 1967) nGerald Emanuel Stern, ed., McLuhan: Hot and Cool (London: Penguin, 1968).


[Закрыть].

Воодушевленные предсказаниями Маклюэна, радикалы с Западного побережья увлеклись разработкой новых информационных технологий для альтернативной прессы, общинных радиостанций, компьютерных клубов для энтузиастов и видео-коллективов. Эти общественные активисты медиа верили, что они находятся на переднем крае борьбы за построение новой Америки. Создание «электронной агоры» было первым шагом в реализации идеи прямой демократии внутри всех социальных институтов. Борьба обещала быть жесткой, но до «экотопии» уже рукой подать.

Возникновение «виртуального класса»

Разве мог бы кто-нибудь предсказать, что менее чем через 30 лет после сражения за Народный парк добропорядочные буржуа совместно с хиппи создадут «калифорнийскую идеологию»? Кто бы мог подумать, что столь противоречивая мешанина из технологического детерминизма и либертарианского индивидуализма способна стать гибридной ортодоксией информационной эпохи? Наконец, кто бы мог предположить, что, по мере того как будет усиливаться преклонение перед технологией и свободой, возможность высказать нечто разумное в отношении общества, в котором они используются, будет становиться все менее и менее реальной?

Популярность «калифорнийской идеологии» проистекает из предельной двусмысленности ее положений. На протяжении нескольких последних десятилетий подвижническая деятельность общественных активистов общественных медиа была в значительной степени востребована хайтечной промышленностью и медиа-индустрией. Хотя оперирующие в этих секторах компании могут посредством механизации и заключения субдоговоров восполнить большую часть своих потребностей в рабочей силе, они по-прежнему продолжают зависеть от ведущих специалистов, способных проводить исследования и создавать оригинальные продукты – от программного обеспечения и микросхем до книг и телевизионных программ. Эти квалифицированные работники вместе с некоторыми владельцами высокотехнологичных предприятий образуют так называемый виртуальный класс: «техническая интеллигенция из ученых-когнитивистов, инженеров, компьютерщиков, разработчиков видеоигр и прочих специалистов в области коммуникаций...». Будучи не в состоянии подчинить их дисциплине сборочной линии либо заменить машинами, менеджеры привязывают таких работников-интеллектуалов срочными контрактами. Подобно «рабочей аристократии» прошлого столетия, ведущие специалисты медиа-индустрии, компьютерной и телекоммуникационной индустрии на собственном опыте получают и вознаграждение и узнают, что такое ненадежность рынка. С одной стороны, эти мастера высоких технологий привыкли получать хорошие деньги за свой труд, будучи к тому же более или менее свободными в выборе темпа выполнения работы и места приложения своих сил. Как следствие, культурный водораздел между хиппи и «человеком организации» в наши дни стал довольно размытым. С другой стороны, такие работники связаны условиями своих контрактов, не имея какой бы то ни было гарантии постоянной занятости. Они, в отличие от хиппи, испытывают недостаток свободного времени, и поэтому для многих представителей виртуального класса сама работа как таковая становится основным средством самореализации.

«Калифорнийская идеология» дает возможность понять представление о реальности этих мастеров высоких технологий. С одной стороны, специалисты этого типа являются привилегированной частью рабочей силы, с другой стороны – адептами радикальных идей общественных активистов медиа. Таким образом, «калифорнийская идеология» одновременно сочетает в себе дисциплину рыночной экономики и свободу ремесленничества хиппи. Столь причудливый гибрид стал возможен лишь благодаря чуть ли не поголовной вере в технологический детерминизм. Еще в 1960-е годы либералы – в социальном смысле этого слова – тешили себя надеждой, что новые информационные технологии позволят им реализовать свои идеи. Отвечая на вызов новых левых, новые правые возродили старую форму либерализма – экономический либерализм. В отличие от радикальных представителей хиппи, стремившихся к коллективной свободе, они боролись за свободу индивидуумов в рамках рынка. Но даже эти консерваторы не смогли устоять перед романтикой новых информационных технологий. Предсказания Маклюэна 1960-х годов получили иную трактовку и стали восприниматься как реклама новых медиа, компьютерных технологий и телекоммуникаций, разрабатываемых в частном секторе. Начиная с 1970-х годов Тоффлер, де Сола Пул и прочие гуру пытались доказать, что пришествие гипермедиа парадоксальным образом влечет за собой возврат к экономическому либерализму прошлого. Эта ретро-утопия повторяла прогнозы Азимова, Хайнлайна и других «мачо» научной фантастики, чей мир будущего обязательно населен космическими торговцами, сверхловкими коммивояжерами, гениальными учеными, капитанами пиратов и прочими упрямыми индивидуалистами. Путь технологического прогресса не всегда вел к «экотопии» – он мог увести и назад, во времена Америки «отцов-основателей».

«Электронная агора» или «электронный рынок»?

Двусмысленность «калифорнийской идеологии» наиболее наглядно проявляется в противоречивости ее воззрений на цифровое будущее. Развитие гипермедиа становится главной составляющей следующей стадии капитализма. Как указывает Зубофф, внедрение медиа, компьютерных и телекоммуникационных технологий на промышленном предприятии и в офисе представляет собой кульминацию долговременного процесса отстранения рабочей силы от непосредственного участия в производстве. Если руководствоваться только соображениями конкурентоспособности, то тогда все ведущие промышленные экономики в конце концов будут вынуждены подключить все свое население, чтобы добиться увеличения производительности цифрового труда. Не ясно, какими будут социальные и культурные последствия предоставления гражданам возможности производить и обмениваться почти неограниченными объемами информации в мировом масштабе. Прежде всего, кому именно, новым левым или новым правым, пришествие гипермедиа позволит реализовать свои утопии? Будучи гибридной верой, «калифорнийская идеология» благополучно справляется с этой головоломкой, возлагая надежды на ту и другую перспективы одновременно и не подвергая критике ни одну из них.

С одной стороны, антикорпоративная чистота новых левых была сохранена сторонниками «виртуального сообщества». По утверждению их гуру, Говарда Рейнгольда, ценности контркультурных детей бэби-бума определяют развитие новых информационныхтехнологий. Как следствие, общественные активисты медиа смогут воспользоваться гипермедиа для замещения корпоративного капитализма и «большого правительства» высокотехнологичной «экономикой дара». Электронные доски объявлений, Интернет-конференции в реальном времени и чаты уже сориентированы на добровольный обмен информацией и знаниями между участниками. С точки зрения Рейнгольда, члены «виртуального класса» все еще находятся на переднем крае борьбы за социальное освобождение. Несмотря на лихорадочную коммерческую и политическую деятельность по построению «информационной супермагистрали», электронная агора непременно одержит победу над своими корпоративными и бюрократическими противниками.

С другой стороны, другие идеологи с Западного побережья воспользовались идеологией laissez-faire63 своего былого консервативного оппонента. К примеру, Wired—ежемесячная библия «виртуального класса» – некритически воспроизвела воззрения Ньюта

Гингрича, лидера ультраправых республиканцев в палате представителей конгресса США, и Тоффлеров, являющихся его ближайшими советниками. Игнорируя их курс на урезание программ социального обеспечения, журнал зачарован энтузиазмом этих деятелей в отношении либертарианских возможностей, которые предоставляют новые информационные технологии. Тем не менее, даже позаимствовав у Маклюэна его концепцию технологического детерминизма, Гин-грич и Тоффлеры отнюдь не стали сторонниками электронной агоры. Напротив, они заявляют, что слияние медиа, компьютерных технологий и телекоммуникаций приведет к созданию электронного рынка: «...в киберпространстве... технологический прогресс преобразовывает рынок за рынком из "естественной монополии" в такую ее форму, где конкуренция является нормой».

В этой версии «калифорнийской идеологии» у каждого члена «виртуального класса» есть перспектива стать преуспевающим высокотехнологичным предпринимателем. Согласно приводимой аргументации, информационные технологии наделяют индивида соответствующими полномочиями, повышают уровень личной свободы и радикально ослабляют мощь национального государства. Существующие общественные, политические и правовые структуры власти зачахнут, и их заменят ничем не стесненные взаимодействия между независимыми индивидами и их программными средствами. Последователи Маклюэна новой волны энергично доказывают, что «большое правительство» должно отстать от находчивых предпринимателей, поскольку только они достаточно хладнокровны и смелы для того, чтобы рисковать. Вместо составления контрпродуктивных инструкций склонные к фантазиям инженеры занимаются разработкой инструментария, необходимого для создания «свободного рынка» внутри киберпростран-ства: криптографической защиты, цифровых денег и процедур верификации. В самом деле, попытки воспрепятствовать новым проявлениям этого технологического и экономического влияния (предпринимаемые, в частности, правительством) бьют только лишь по тем, кто достаточно глуп, чтобы игнорировать фундаментальные законы природы. По мнению исполнительного редактора Wired, «невидимая рука» рынка и слепые силы дарвиновской эволюции – это, по существу, одно и то же. И в научно-фантастических романах Хайнлайна и Азимова дорога в будущее, похоже, оказывается дорогой, ведущей назад, в прошлое. Информационная эпоха двадцать первого века станет временем реализации либеральных идеалов Томаса Джефферсона восемнадцатого столетия: «...создание новой цивилизации, основывающейся на вечных истинах Американской идеи».

Миф о «свободном рынке»

После победы партии Гингрича на парламентских выборах 1994 года правая версия «калифорнийской идеологии» стала доминирующей. И тем не менее, священные принципы экономического либерализма вступают в противоречие с фактической историей развития гипермедиа. Так, например, ключевые компьютерные и сетевые технологии удалось разработать только благодаря массированным государственным субсидиям и энтузиазму занимавшихся этим непрофессионалов. Немаловажную роль сыграло и свободное предпринимательство, но лишь в качестве одной из составляющих смешанной экономики.

К примеру, первый компьютер – «дифференциальная машина» – был спроектирован и изготовлен частными компаниями, однако его разработка оказалась возможной только благодаря дотации британского правительства в размере 17 470 фунтов стерлингов, что для того времени (1834 год) составляло весьма приличную сумму. Развитие компьютерных технологий – от Colossus до EDVAC[220]220
  Машина Colossus была создана А. Тьюрингом в 1942—1943 годах для расшифровки секретных немецких радиограмм и стала первой в мире специализированной цифровой вычислительной машиной. Машина EDVAC – один из компьютеров, хранивших программу в оперативной памяти, – был создан в 1945– 1951 годах Дж. Мочли и П. Эккертом.


[Закрыть], от имитаторов полета до виртуальной реальности – в решающие моменты зависело от государственных пожертвований на исследовательские работы или выгодных контрактов с общественными организациями. Первая программируемая цифровая ЭВМ была изготовлена корпорацией IBM только по запросу министерства обороны США во время войны в Корее. С тех пор разработки очередных поколений компьютеров прямо или косвенно субсидировались за счет американского военного бюджета*25. Помимо государственной поддержки, на прогресс компьютерной техники оказывало свое влияние и культура «сделай сам». К примеру, персональный компьютер был изобретен технарями-самоучками, жаждавшими конструировать собственные недорогие вычислительные машины. «Дарственная экономика», характерная для увлеченных своим хобби фанатиков, стала необходимой предпосылкой для успеха продукции компаний Apple и Microsoft. И даже сейчас условно-бесплатные программы продолжают играть весьма важную роль в разработке передового программного обеспечения.

Вся история Интернета также противоречит догмам идеологов свободного рынка. На протяжении первых двадцати лет развитие Сети почти полностью зависело от столь поносимого всеми федерального правительства. Немалые средства, собранные с налогоплательщиков США, через посредство военного ведомства и университетов пошли на создание инфраструктуры Интернета и компенсацию расходов по использованию его услуг. В то же самое время многие ключевые для Сети и прикладные приложения разрабатывались либо любителями, либо профессионалами, занимавшимися этим в часы своего досуга. К примеру, программа MUD, позволяющая проводить сетевые конференции в реальном времени, была создана группой студентов для игр в духе фэнтези по компьютерной сети.

Наиболее странным и непонятным в этом правом уклоне «калифорнийской идеологии» является то, что само Западное побережье как таковое представляет собой детище смешанной экономики. Выделяемые правительством доллары расходовались на сооружение ирригационных систем, автомагистралей, школ, университетов и других элементов инфраструктуры, способных обеспечить Калифорнии высокий уровень жизни. Помимо этих государственных субсидий, высокотехнологичный промышленный комплекс Западного побережья на протяжении вот уже нескольких десятилетий питается из самой щедрой в истории страны «кормушки». Правительство США потратило миллиарды долларов налогоплательщиков на закупку самолетов, ракет, электроники и ядерного оружия, производимых калифорнийскими компаниями. Людям, не находящимся в плену догм свободного рынка, было совершенно ясно, что у американцев всегда существовало государственное планирование: они называют это военным бюджетом. В то же время основные элементы образа жизни обитателей Западного побережья связаны с их давней традицией культурной богемы. И хотя позже они подверглись коммерциализации, общественные медиа, спиритуализм «нью-эйджа», серфинг, здоровая пища, наркотики, поп-музыка и многие другие формы культурной гетеродоксии возникли в силу явно некоммерческих обстоятельств, сопутствовавших жизни университетских кампусов, объединений художников и сельских общин. Не будь у Калифорнии ее культуры «сделай сам», ее мифы не имели бы того глобального резонанса, который наблюдается в наши дни.

Все эти виды государственного финансирования вместе с соответствующей общественной активностью оказали чрезвычайно благоприятное – пусть даже неподтвержденное и неоцененное – воздействие на развитие Силиконовой долины и других высокотехнологичных отраслей промышленности. Предприниматели-капиталисты зачастую имеют гипертрофированное представление о своих способностях по части разработки новых идей, и поэтому они склонны преуменьшать значение вклада, вносимого государством, их собственной рабочей силой либо более широким сообществом. Любой технологический прогресс по своей сути является кумулятивным: он определяется результатами коллективного исторического процесса и должен рассматриваться (по крайней мере, частично) в качестве коллективного достижения. Следовательно, как и в любой другой про-мышленно развитой стране, американским предпринимателям при построении планов и развитии своих производств приходилось полагаться на государственное вмешательство и инициативы типа «сделай сам». Когда со стороны японских компаний возникла угроза захвата американского рынка микросхем, либертариански настроенные калифорнийские производители компьютеров не стали изводить себя идеологическими сомнениями по поводу вхождения в поддержанный государством картель, созданный для отражения посягательств с Востока. До включения сетевых программ, допускающих общественное участие в киберпространстве, Билл Гейтс полагал, что у Microsoft нет иного выхода, кроме как повременить с выпуском Windows'95 на рынок. По аналогии с любыми другими секторами современной экономики вопрос, стоящий перед зарождающейся индустрией гипермедиа, заключается не в том, будет ли она организована по образу и подобию смешанной экономики, а в том, какой вид смешанной экономики она будет собой представлять.

Свобода есть рабство

Если священные заповеди «калифорнийской идеологии» опровергаются мирской историей, то почему же тогда мифы свободного рынка столь сильно повлияли на сторонников этой идеологии? Существуя в условиях контрактной культуры, мастера высоких технологий ведут шизофреническое существование. С одной стороны, они не могут оспорить главенства рынка по отношению к их собственным жизням. А с другой стороны, они негодуют по поводу посягательств власти предержащей на их индивидуальную автономию. Объединив новых левых с новыми правыми, «калифорнийская идеология» мистически разрешает противоречие в позициях, занимаемых членами «виртуального класса». Главным здесь является то, что антиэтатизм предлагает средства для согласования радикальных и реакционных представлений в отношении технологического прогресса. В то время как новые левые возмущаются по поводу финансирования правительством военно-промышленного комплекса, новые правые критикуют государство за вмешательство в стихийный процесс распространения новых технологий, обусловленный рыночной конкуренцией. Игнорируя главенствующую роль общественного вмешательства в развитие гипермедиа, калифорнийские идеологи проповедуют антиэтатистскую доктрину хайтечного либертарианства – причудливую мешанину из анархизмахиппи и экономического либерализма, обильно сдобренную постулатами технологического детерминизма. Вместо постижения реально существующего капитализма гуру как новых левых, так и новых правых предпочитают выступать пропагандистами конкурирующих между собой вариантов цифровой «джефферсонов-ской демократии». К примеру, представляющий новых левых Говард Рейнгольд полагает, что электронная агора даст людям возможность добиться именно такой свободы СМИ, за которую ратовали «отцы-основатели». Аналогичным образом новые правые утверждают, что устранение всех регулятивных препон в отношении частного предпринимательства позволит обеспечить свободу медиа, достойную «джеф-ферсоновской демократии».

Триумф подобного ретро-футуризма явился результатом провала попытки обновления Соединенных Штатов в конце 1960 – начале 1970-х годов. После столкновения в Народном парке противоборство между американским истеблишментом и контркультурой вошло в спираль яростной конфронтации. В то время как вьетнамцам ценой огромных человеческих страданий удалось изгнать американских агрессоров из своей страны, хиппи и их союзники в борьбе за гражданские права негров были в конце концов подавлены государственными репрессиями в сочетании с культурной кооптацией.

«Калифорнийская идеология» идеально передает последствия этого поражения для представителей «виртуального класса». Хотя они и пользуются завоеванной хиппи культурной свободой, большинство из них уже не принимают активного участия в борьбе за построение «экотопии». Вместо открытого противостояния с системой мастера высоких технологий теперь соглашаются с тем, что индивидуальной свободы можно добиться только при работе в условиях ограничений, налагаемых технологическим прогрессом и «свободным рынком». Во многих киберпанковских романах подобное асоциальное либертарианство персонифицируется в образе главного героя – хакера, в одиночку борющегося за выживание в виртуальном мире информации.

Дрейфу калифорнийских идеологов вправо способствует безоговорочное принятие ими либерального идеала самодостаточной личности. В американском фольклоре государство создают из дикой природы флибустьерского типа личности: охотники, ковбои, проповедники и колонисты-первопроходцы. Да и целью самой американской революции была защита свободы и собственности отдельных лиц от жестоких законов и несправедливых налогов, взимавшихся иностранным монархом. Как для новых левых, так и для новых правых первые годы американской республики представляют собой убедительную модель для их конкурирующих версий индивидуальной свободы. Однако в этой исконно американской мечте заключено глубокое противоречие: благополучие одних в тот период строилось исключительно за счет страданий других. Лучшей иллюстрацией для этого может служить жизнь Томаса Джефферсона – кумира калифорнийских идеологов. Этот человек вписал в Декларацию о независимости вдохновенный призыв к демократии и свободе – и в то же время он был владельцем почти двух сотен человек, использовавшихся им в качестве рабов. Как политик он защищал право американских фермеров и ремесленников самим определять свою судьбу без каких-либо ограничений со стороны феодальной Европы. Подобно другим либералам своей эпохи, он полагал, что защиту политических свобод от посягательств авторитарных правительств может обеспечить только широкое распространение индивидуальной частной собственности. Права граждан представлялись ему производными от этого основополагающего естественного права. Для поощрения стремления соотечественников к самостоятельности он предложил выделить каждому американцу не менее пятидесяти акров земли, что позволило бы гарантировать экономическую независимость. В то время как Джефферсон идеализировал мелких фермеров и предпринимателей-пионеров новых земель, сам он фактически оставался виргинским плантатором, жившим за счет труда своих рабов. И хотя «специфический институт» Юга будоражил его совесть, он, тем не менее, полагал, что естественные права человека включают в себя право владеть людьми как частной собственностью. В «джефферсоновской демократии» свобода для белых оборачивалась закабалением черных.

Вперед в прошлое

Несмотря на окончательное освобождение от рабства и успехи движения за гражданские права, проблема расовой сегрегации по-прежнему остается главным вопросом американской политики, и особенно на Западном побережье. На проводившихся в 1994 году выборах губернатора Калифорнии республиканцу Питу Уилсону удалось одержать победу в результате злобной кампании против иммигрантов. Триумф республиканской партии Гингрича на парламентских выборах в общенациональном масштабе основывался на мобилизации «разгневанных белых мужчин» в ответ на мнимую угрозу со стороны чернокожих попрошаек государственных пособий, нелегальных иммигрантов из Мексики и прочих «наглых» меньшинств. Этим политикам удалось извлечь электоральную выгоду из возрастающей поляризации между белыми состоятельными жителями пригородов, большинство из которых участвуют в выборах, и «цветными» бедняками из центральных городских районов, большая часть которых не голосует.

Хотя калифорнийские идеологи хранят верность некоторым идеалам хиппи, они посчитали невозможным занять четкую позицию по отношению к сеющей распри политике республиканцев. Дело здесь в том, что высокотехнологичная промышленность и медиа-индустрия являются ключевым элементом электоральной коалиции новых правых. И капиталисты, и высокооплачиваемые работники, в частности, опасаются, что открытое признание государственного финансирования их компаний послужит оправданием для повышения налогов с целью возмещения крайне необходимых расходов на здравоохранение, защиту окружающей среды, жилищное строительство, общественный транспорт и образование. Еще более существенным моментом является то, что многие представители «виртуального класса» жаждут оказаться соблазненными либертарианской риторикой и технологическим энтузиазмом новых правых. Работая на высокотехнологичные и медийные компании, они заставляют себя верить, что «электронный рынок» окажется в состоянии решить хотя бы часть неотложных социально-экономических проблем Америки без какого-либо ущерба для них самих. «Пойманный» на противоречиях «калифорнийской идеологии», Гингрич, по выражению одного из авторов Wired, является для них «и другом и врагом»[221]221
  О возникновении укрепленных предместий см.: Mike Davis, City of Quartz (London: Verso, 1990) и «Blade Runner»: Urban Control, the Ecology of Fear (Open Magazine Pamphlet Series, Westfield, NJ, 1992). Такие «изолированные пригороды» служат в качестве вдохновляющего прообраза обстановки отчуждения, характерной для многих научно-фантастических киберпанковских романов, например романа Нила Стивенсона «Лавина».


[Закрыть].