Текст книги "Нейтронный Алхимик: Конфликт"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

– Как скучно.– Афина притянула Сиринкс к себе, позволяя тревоге и заботе свободно течь по каналу сродства. – С тобой точно все будет в порядке?

– Конечно, мама. «Энон» и команда за мной присмотрят. Ты не волнуйся.

Когда Сиринкс ушла, чтобы присмотреть за последней стадией переоснащения «Энона», Афина опустилась в свое любимое кресло во внутреннем дворике и попыталась вновь включиться в обычный ритм домашних дел. Следовало присмотреть за детворой – родители все работали долгими сменами, в основном на оборону. Юпитер и Сатурн готовились к освобождению Мортонриджа.

– Не следовало тебе так ее удерживать, -заметил Сайнон. – Ей не прибавит уверенности в себе то, что ты так низко ее ценишь.

– Я в ней вполне уверена,– ощетинилась Афина.

– Тогда покажи это. Отпусти ее.

– Я боюсь.

– Все мы боимся. Но мы должны иметь возможность встретить свой страх лицом к лицу.

– А как ты себя чувствуешь, зная, что твоя душа ушла?

– Любопытно.

– И все?

– Да. Я уже сосуществую с другими ушедшими нашего множества. Бездна едва ли сильно отличается от этого.

– Надейся, надейся!

– Когда-нибудь все мы узнаем это на собственном опыте.

– Молись, чтобы это случилось попозже.

– Яблочко от яблоньки?

– Нет. Священник мне еще не нужен. Скорее уж рюмка чего-нибудь покрепче.

– Грешница.

Он рассмеялся.

Афина наблюдала, как сгущаются тени под ветвями по мере того, как световая трубка наливается розово-золотым свечением.

– Не может же быть, чтобы был на свете Бог? Ведь не может?

– Что-то он не слишком счастлив,– заметил Транквиллити, когда принц Нотой вступил на одну из десяти станций метро, обслуживавших оконечность.

Иона провела свою точку зрения полным кругом, точно обошла принца со всех сторон. Ее заинтриговал принятый им вид упорного достоинства, нечто в позе, в выражении лица, говорившее: я стар и отстал от жизни, но пусть только эта жизнь попробует передо мной не склониться! Одет он был в парадный мундир адмирала королевского космофлота Кулу, на груди его скромно примостилась орденская колодка с пятью ленточками. Когда, входя в вагон, он снял фуражку, стало видно, что волос у него на черепе немного, а те, что остались, совершенно поседели – для Салдана очень тревожный знак.

– Сколько же ему лет?– подумала Иона.

– Сто семьдесят. Он младший из экзочревных братьев короля Дэвида. Управлял корпорацией «Кулу» на протяжении ста трех лет, прежде чем принц Говард не перенял ее в 2608-м.

– Как странно.

Внимание ее снова обратилось к крейсеру королевского космофлота Кулу, пристыковавшемуся в порту (первый боевой корабль из королевства на протяжении последних ста семидесяти девяти лет). Дипломатическая миссия предельной важности, заявил его капитан, запрашивая разрешения на подлет. А вместе с принцем Нотоном прибыли пятеро высоких чинов из министерства иностранных дел.

– Он часть старого порядка. Едва ли у нас найдется что-то общее. Если Алистеру что-то от меня нужно, почему он не послал кого-нибудь помоложе? Возможно, даже принцессу.

– Это было бы разумно. Хотя принца Нотона трудно не уважать. Его возраст может быть частью королевского послания.

На мгновение Иона забеспокоилась.

– Ой, не знаю. Если кто-то и понимает твои истинные возможности, то мои царственные родичи.

– Едва ли он обратится к тебе с просьбой, порочащей твою честь.

Последние двадцать метров по коридору Иона преодолела почти бегом, на ходу застегивая юбку. Для этой встречи она выбрала деловой костюм зеленого полотна и простую белую блузку – все очень нарядно, но ничуть не царственно. Пытаться впечатлить принца Нотона нарядами, решила она, значит впустую тратить время.

Вагон метро уже прибыл на станцию во дворце Де Бовуар – ее официальной резиденции. Двое приставов вели принца со свитой по длинному центральному переходу. Иона поспешно пробежала по залу аудиенций, шлепнулась в кресло за большим столом и втиснулась в туфли.

– Как я выгляжу?

– Ты прекрасна.

Иона застонала от такого необъективного подхода и торопливо пригладила волосы пятерней.

– Надо было подстричься.

Она оглядела зал: все ли в порядке? С другой стороны стола – шесть кресел с высокими спинками. В соседней комнате для неформальных приемов люди-слуги готовили шведский стол (было бы неприлично использовать домошимпов, учитывая отношение королевства к биотеху).

– Освещение поменяй.

Половина стеклянных панелей, тянувшихся от потолка к полу, потемнела, остальные изменили угол дифракции. Десять отраженных лучей сошлись на столе, окружая Иону теплым звездным светом.

– Слишком яр… о, черт.

Двери распахнулись. Иона поднялась навстречу приближающемуся принцу Нотону.

– Обойди стол и поздоровайся. Помни, что вы с ним родственники, а технически между нами и королевством не было никакой размолвки.

Иона последовала совету, изобразив на лице непринужденную улыбку, способную стать и очаровательной, и леденящей – как поведет себя гость.

Она протянула руку. Немного поколебавшись, принц Нотой вежливо пожал ее. На перстне с печаткой его взгляд, впрочем, задержался.

– Добро пожаловать на Транквиллити, принц Нотой. Я польщена, что Алистер оказал мне честь, отправив к нам столь почтенного эмиссара. Жаль только, что мы не встретились в более счастливые времена.

Мининделовцы стояли не шевелясь и не мигая. Иона готова была поклясться, что они молятся.

– Для меня большая честь, – ответил принц Нотой после неловкой паузы, – прибыть сюда по приказу моего сюзерена.

– А!

– Туше, кузен, – промурлыкала Иона.

Они встретились взглядами. Мининделовцы тревожно наблюдали.

– И конечно, вы оказались женщиной.

– Естественно, хотя вообще-то все решил случай. Отец не заводил экзочревных детей. Наша семейная традиция первородства в данном случае не действует.

– Вы так ненавидите традиции?

– Нет. Многими традициями я восхищаюсь. Многие традиции я поддерживаю. Что я ненавижу, так это традиции ради традиций.

– Тогда вы, вероятно, в своей стихии. Порядок рушится по всей Конфедерации.

– А вот это удар ниже пояса, Нотой.

Он неуклюже кивнул.

– Извините. Не знаю, почему король выбрал на эту роль меня. Никогда не был дипломатом, черт меня побери.

– Ну, не знаю. По-моему, он сделал хороший выбор. Садитесь, прошу.

Иона вернулась на свое место. Транквиллити показал ей, как мининделовцы облегченно переглядываются за ее спиной.

– Так чего хочет от меня Алистер?

– Вот этих ребят. – Принц Нотой ткнул пальцем в пристава. – Я должен был попросить у вас их последовательности ДНК.

– Для чего?

– Для Омбея.

Иона с растущей неловкостью слушала, как принц Нотон и чинуши из министерства иностранных дел объясняют ей детали предполагаемого освобождения Мортонриджа.

– Думаешь, у них получится?

– Я не владею всей полнотой информации, доступной королевскому флоту, так что не могу ответить уверенно. Но королевский флот не взялся бы за подобную операцию без полной уверенности в ее успехе.

– Не думаю, что это правильный способ спасать одержанных. Они уничтожат Мортонридж и погубят по ходу дела толпу народу.

– Никто не говорил, что на войне не будет крови.

– Тогда зачем?..

– Ради более важной цели, которая обычно бывает политической. В данном случае это именно так.

– Значит, я могу все это остановить? Если я откажусь передать Алистеру последовательность ДНК…

– Можешь стать голосом благоразумия. И кто тебя поблагодарит?

– Для начала – те, кто останется жив.

– Это в первую очередь одержанные, готовые на все ради освобождения. Им недоступна роскошь твоего морального выбора.

– Это нечестно. Ты не можешь обвинять меня в том, что я не хочу крови.

– Если ты не можешь предложить альтернативы, я предлагаю передать ему ДНК приставов. Даже воздержавшись, ты не остановишь освобождения Мортонриджа. В лучшем случае ты задержишь его на нескольконедель, пока эденисты не склепают подходящего служителя-воина.

– Ты прекрасно понимаешь, что альтернативы у меня нет.

– Это политика, Иона. Ты не сможешь предотвратить операцию. А помощь заложит основу ценного союза. Не забывай об этом. Ты поклялась защищать всех, кто живет во мне. И нам может потребоваться помощь.

– Нет. Ты – единственное из обиталищ – можешь стать идеальным убежищем от одержимых.

– Даже это не вполне определенно. Принц Нотой прав: старый порядок и прежняя уверенность уходят.

– И что же я должна делать?

– Ты Повелительница Руин. Решай.

Иона поглядела на старого принца, на его бесстрастное лицо и поняла, что выбора у нее на самом деле нет. И не было. Салдана поклялись защищать своих подданных. И подданные в ответ верили, что будут защищены. За историю королевства сотни тысяч человек погибли, защищая эту обоюдную веру.

– Конечно, я предоставлю вам последовательности ДНК, – ответила Иона. – Жаль только, что я не могу помочь вам большим.

Иона сочла горькой иронией судьбы, что Паркер Хиггенс и Оски Кацура сообщили ей, что найдено воспоминание леймилов о самоубийстве космограда – через два дня после отлета принца Нотона.

Все исследования по проекту «Леймил» были приостановлены, весь персонал каждого отделения помогал в анализе расшифрованных сенсорных записей. Однако отдел электроники, несмотря на кипящую вокруг него деятельность, не выглядел особенно многолюдным. Дешифровка уже закончилась, и вся информация в леймильском электронном стеке была переформатирована под человеческий стандарт восприятия.

– Сейчас задержка только в самом процессе анализа, – объяснял Оски Кацура, проталкивая Иону в холл. – Мы скопировали все воспоминания из стека на постоянный носитель, так что можем иметь к ним полный доступ. Повреждено всего лишь двенадцать процентов файлов, что дает нам восемь тысяч двести двадцать часов записи. Хотя, конечно, наша команда работает и над восстановлением утраченного.

Энергию от электронного стека наконец отключили. Техники столпились вокруг его прозрачного колпака-хранилища, отсоединяя аппаратуру поддержания газовой среды.

– И что вы с ней будете делать дальше? – поинтересовалась Иона.

– Ноль-тау, – ответил Оски. – К сожалению, это слишком большая ценность, чтобы выставлять ее в музее. Если, конечно, вы не желаете сначала показать его публике?

– Нет. Это ваша специальность, поэтому я и назначила вас главой отдела.

Иона заметила, что вместе с работниками проекта на многих постах трудятся служащие технического бюро конфедеративного флота, и сочла признаком новых времен то, что никто на них даже не оглядывается.

За тем, как техники готовят стек к хранению в ноль-тау, наблюдали Паркер Хиггенс, Кемпстер Гетчель и Лиерия.

«Иона».

Таившаяся в этих словах бездна смыслов была для него, похоже, закрыта.

– Больше мы не можем полагаться на краденые знания. К большому разочарованию флотских, гигантские лучеметы остаются мечтой. Придется нам думать своей головой. Неплохая новость, да?

– Если только в твою дверь не постучатся одержимые, – холодно молвил Паркер Хиггенс.

– Дорогой мой Паркер, я тоже иногда смотрю новостные каналы.

– Как продвигаются поиски Унимерона? – спросила Иона.

– С технической точки зрения – прекрасно, – с энтузиазмом ответил Кемпстер. – Мы завершили проект нужного нам сенсорного спутника. Юный Ренато отвез прототип в орбитальную зону, где мы намерены его использовать, ради проверки. Если все пройдет хорошо, на той неделе промышленные станции начнут массовое производство. К концу месяца мы насытим орбиту зондами, и, если там присутствует необычная протечка энергии, мы ее засечем.

Иона надеялась, что дело пойдет скорее.

– Прекрасно сработано, – ответила она старому астроному. – Оски говорит, что вы нашли воспоминание о самоубийстве космограда.

– Да, мэм, – ответил Паркер Хиггенс.

– Они использовали против одержимых оружие?

– Счастлив сообщить, что не физическое. Они до странного благодушно отнеслись к самоубийству.

– Что думают флотские?

– Разочарованы, но согласились с нами, что культура космоградов не сделала и попытки физически уничтожить одержимых леймилов, приближавшихся со стороны Унимерона.

Иона присела за незанятый пульт.

– Очень хорошо.

– Покажи мне.

Она никак не могла привыкнуть к иллюзорным ощущениям леймильского тела. В этот раз ей достался один из двух видов самцов – яйцекладущий. Он стоял посреди группки других леймилов, его нынешней семьи и сожителей, на краю третьего брачного содружества. Его горновые головы затрубили тихонько, и песню эту подхватили сотни глоток. Неторопливая мелодия вздымалась и опадала, омывая поросший травой склон. Эхо ее отзывалось в мозгу, ибо песню эту пели леймилы во всех содружествах космограда. Материнская суть объединяла их, и вместе с ней они пели о своем горе, и им откликались духи лесов и лугов, слабые умы зверей, и сама материнская суть пела с ними. Так пели все космограды, покуда к их созвездию приближались обманутые мертвецы.

Эфир звенел скорбью, подавлявшей каждую живую клетку в космограде. Солнечные шпили меркли ранним закатом, и блекли их радостные краски, к которым леймил привык за всю жизнь. Закрывались цветы, их завитые лепестки вздыхали во мгле, а души рыдали о грядущей потере.

Леймил взялся за руки с собрачниками и детьми, готовый разделить с ними смерть, как делил жизнь. Так же все семьи брались за руки, питаясь силой в единении. На дне равнины сложился единый огромный треугольник. Стороны его состояли из множества взрослых троек, внутри же оставались дети – драгоценные, лелеемые. Они стали единым целым, символом силы и неприятия зла. Соединялись тела и умы, мысли и дела.

– Соединитесь в вознесении,– сказал он детям. Шеи их сплелись, головы качались с трогательной детской неловкостью.

– Скорбь. Страх неудачи. Победа смертной сути.

– Вспомнить учение суть-мастеров,– наказал он им. – Род леймилов завершаться. Знание приносить исполнение родового права. Вечное возвышение ожидать сильно. Вспомнить знание. Верить знание.

– Согласие.

Из-за края скопления космоградов, из вечной тьмы выскользнули корабли с Унимерона – сияющие алым звезды, исходящие страшной, смертной сутью, оседлавшие струи термоядерного огня.

– Познать истину,– пел им могучий хор космоградов. – Принять дар знания. Возлюбить свободу.

Но они не слышали. И разгорался зловещий свет, и подлетали молчаливые, смертоносные корабли.

И во всех космоградах леймилы подняли головы к небу и протрубили последнюю, победную ноту, так что самый воздух дрогнул. Погасли солнечные шпили, позволив кромешной тьме затопить внутренности обиталищ.

– Вспомнить силу,– попросил леймил детей. – Сила – достижение конечного дружества.

– Подтверждение суть-мастеров победа!

И материнская суть космограда воззвала в бездне. Крик любви проник в разум каждого ее обитателя. И лопнули, погибая, клетки в толще ее тела, раскалывая коралл.

Ощущения прервались, но тьма держалась еще долго. Потом Иона открыла глаза.

– О, господи. Это был их единственный выход. И они так спокойно к этому отнеслись. Каждый леймил просто отдался смерти. Они не пытались ни бежать, ни сопротивляться. Они добровольно ушли в бездну, лишь бы не стать одержимыми.

– Не совсем так, мэм, – поправил ее Паркер Хиггенс. – В эти последние секунды вплетена масса интереснейших намеков. Леймилы не считали, что потерпели поражение. Наоборот – они проявили колоссальное упорство. Мы знаем, как они преклонялись перед жизнью. Они никогда не принесли бы в жертву себя и своих детей, только чтобы подложить свинью одержимым леймилам – а простое самоубийство не было бы ничем другим. У них была масса вариантов ответных действий помимо этого, экстремального варианта. Но тот леймил, чьи ощущения мы переживали, постоянно упоминает о знании и истине, полученных от суть-мастеров. И это знание было ключом к «вечному возвышению». Подозреваю, что суть-мастера раскрыли природу бездны! Я прав, Лиерия?

– Весьма проницательно, директор Хиггенс, – ответила киинт через процессорный блок. – Ваш вывод согласуется с тем заявлением, которое сделал посол Роулор вашей Ассамблее. Каждая раса дает свой ответ. Вы же не считаете, что человечество избавится от своих проблем, совершив массовое самоубийство?

Паркер Хиггенс с явным гневом обернулся к ксеноку.

– Это было больше, чем самоубийство. Это была победа. Они победили. Какое бы знание они ни унесли с собою в могилу, они больше не боялись бездны.

– Да.

– И вы знаете, что это было.

– Мы выражаем вам свое сочувствие и предлагаем поддержку.

– Да будьте вы прокляты! Как вы смеете нас… изучать! Мы не лабораторные крысы. Мы разумные существа, мы страдаем и боимся. Или у вас вовсе нет никакой морали?

Иона зашла за спину дрожащего от ярости директора и предупреждающе положила ему руку на плечо.

– Мне известно, что вы суть директор Паркер Хиггенс, – ответила Лиерия. – Я сочувствую вашему горю. Но я должна повторить, что ваш ответ на вызов бездны скрыт в вас самих, а никак не в нас.

– Спасибо, Паркер, – многозначительно проговорила Иона. – Думаю, наши точки зрения вполне прояснились.

Директор раздраженно махнул рукой и вышел.

– Простите за его выходку,– извинилась Иона перед киинт. – Но, как вы, конечно, знаете, бездна пугает всех нас. И горько понимать, что вы знаете ответ, пусть даже для нас он бесполезен.

– Именно так, Иона Салдана. И я понимаю. История нашей расы хранит память о смятении, охватившем нас, когда мы впервые узнали о бездне.

– Ты даришь мне надежду, Лиерия. Ваше существование доказывает, что разумная раса может найти удовлетворительный выход, не требующий видового самоубийства. Это побуждает меня искать наш собственный ответ.

– Если это тебя утешит, киинты молятся о вашем успехе.

– Ну… спасибо.

Эрика разбудила нейросеть. Он по привычке запустил резидентные программы слежения за окружающей средой, физической и электронной, чтобы те оповестили его, если хоть один параметр выйдет за пределы нормы.

Пока он приходил в себя, нейросеть сообщила ему, что электросеть Этентии страдает от необычных колебаний напряжения. Датавизировав запрос программам-наблюдателям, Эрик выяснил, что никто из гражданских инженеров астероида даже не пытается исправить проблему. Покопавшись еще, он узнал, что пятнадцать процентов лифтов жилой секции вышли из строя. И стремительно падало число проходящих через сеть сигналов.

– О, Господи Боже, только не здесь! Не снова!

Он спустил ноги с кушетки, и где-то под ложечкой зашевелилась тошнота. Медицинские программы засигналили тревогу; обещанные Эмонном Вероной медики так и не пришли.

Эрик датавизировал сетевому процессору конторы адрес капитан-лейтенанта – и не получил ответа.

– Проклятие!

Он натянул корабельный комбинезон прямо поверх медпакетов, стараясь их не сорвать. У дверей конторы стояли двое охранников-старшин, оба с ТИП-карабинами. Когда дверь отворилась, оба взяли под козырек.

– Где капитан-лейтенант? – спросил Эрик.

– Сэр, он сказал, что идет в госпиталь, сэр.

– Х-зараза! Так, вы двое – со мной. Уматываем с астероида, срочно.

– Сэр?

– Это приказ, мистер! Но если тебе нужен стимул – одержимые уже здесь.

Охранники переглянулись.

– Есть, сэр!

Пока они проходили через помещение бюро в общий коридор, Эрик просматривал загруженные из сети планы переходов астероида. Параллельно он запросил список стоящих в доках звездолетов – их оказалось всего пять, включая «Крестьянскую месть», которую Эрик с чистой совестью из списка выкинул.

Нейросеть предложила путь в осевую камеру, не требовавший никакого транспорта. Семьсот метров, из них двести – по лестницам. По крайней мере, чем дальше, тем слабее будет тяготение.

Шли колонной, Эрик держался в середине. Обоим старшинам он посоветовал запустить боевые программы. Прохожие на них оглядывались.

Шестьсот метров, и двери на первую лестницу прямо впереди. Осветительные панели в коридоре начали меркнуть.

– Бегом, – приказал Эрик.

Камера Кингсли Прайора была пять на пять метров. В ней находились койка (одна), унитаз (один), раковина (тоже одна), линза маленького аудиовидеопроектора на стене напротив койки, транслировавшего один местный новостной канал. Все поверхности – пол, потолок, стены – были из одного и того же сизого скользкого композита. Камера была экранированная, и послать из нее датавиз не получалось.

Весь последний час осветительная панель на потолке помаргивала. Поначалу Кингсли решил, что полиция просто решила его достать. Те ребята, что вели его под конвоем с борта «Крестьянской мести», просто-таки побаивались своего пленника – ну еще бы, член Организации Капоне! Следовало ожидать, что они, несчастные, решатся вернуть свое утраченное превосходство, показать, кто здесь главный. Но колебания освещенности были слишком слабыми, чтобы действовать на нервы всерьез. Изображение в проекторе тоже подмигивало, но не в унисон с освещением. Потом Кингсли Прайор обнаружил, что кнопка вызова не работает.

Когда он понял, что происходит, то спокойно сел на койку. Четверть часа спустя смолкло тихое гудение вентилятора, доносившееся из воздуховода. С этим Кингсли ничего поделать не мог. За следующие полчаса вентилятор включался дважды, всякий раз ненадолго, и однажды принес вонь прорвавшейся канализационной трубы. Потом свет погас совсем. Кингсли Прайор ждал.

Когда дверь наконец отворилась, Кингсли Прайор встал в потоке хлынувшего из коридора света почти горделиво. На пороге камеры, сгорбившись и роняя с клыков капли крови, стоял вервольф.

– Оч-чень оригинально, – бросил Прайор. Вервольф по-щенячьи обиженно тявкнул.

– Я должен настоять, чтобы ты не подходил ближе. Потому что тогда мы оба окажемся в бездне. А ты ведь только что оттуда вышел, верно?

Облик вервольфа померк, сквозь него проступила фигура мужчины в полицейском мундире. Кингсли Прайор узнал одного из своих охранников – правда, прежде у того не было глубокого розового шрама на лбу.

– Ты о чем это? – поинтересовался одержимый.

– Я тебе сейчас объясню положение, а ты проверь мои мысли и убедись, что я не вру. После этого и ты, и твои новые дружки меня отпустите. Собственно говоря, вы мне станете помогать всем, чем только сумеете.

Сто пятьдесят метров до осевой камеры. Они добрались почти до конца последней лестницы, когда свет погас совсем. Усиленные сетчатки глаз Эрика автоматически перешли на инфракрасный спектр.

– Они близко! – крикнул он, предупреждая своих спутников.

Из лестничного колодца взмыл бело-огненный гейзер, окатив пламенем идущего впереди старшину. Тот застонал от боли и, развернувшись, выстрелил из карабина туда, где зарождался поток. Расплескались лиловые искры.

– Помогите! – вскрикнул старшина.

Плечо его окутывал белый огонь. Панический ужас преодолевал действие любых программ-подавителей, какие могла запустить его нейросеть. Он прекратил стрельбу, чтобы свободной рукой попробовать сбить пламя.

Второй старшина оттолкнул Эрика и открыл огонь. У подножия лестницы зародился диск зеленого света и начал подниматься, точно вода в колодце. Столб белого пламени опал, и под зеленой колышущейся поверхностью заскользили гибкие тени.

Обожженный старшина рухнул на ступени, его напарник все еще палил не глядя в надвигающуюся лавину света. Пробивая поверхность, термоиндукционные импульсы превращались в серебряные копья, оставляя за собой струи черных пузырьков.

До двери Эрику оставалось метров восемь. Он знал, что старшинам не устоять против одержимых, они могут разве что задержать их на пару секунд. Но за эту пару секунд он сможет скрыться. Информация, которой он владел, была жизненно важна, ее следовало доставить на Трафальгар. Жизни миллионов невинных зависели от него. Миллионов. Против двоих.

Эрик развернулся и одним прыжком одолел последние ступеньки. В ушах его гремел голос из прошлого: «Двое моих людей погибли! Поджарены! Тине было всего пятнадцать!»

Он влетел в проем – при тяготении в десятую долю нормального, даже прыгнув вперед, он мог запросто раскроить себе темя о потолок. Преследующий его шум и зеленоватое сияние отрезала закрывшаяся за его спиной дверь. Он коснулся пола ногами и снова взмыл в воздух. Нейросеть прокладывала ему дорогу, точно на векторном графике корабельного курса – струйкой оранжевых треугольников. Направо. Снова направо. Налево.

Тяготение почти сошло на нет, когда Эрик услыхал впереди вопль. Пятнадцать метров до осевой камеры. Пятнадцать долбаных метров, и все! Но одержимые были впереди. Эрик уцепился за крепежную петлю. Оружия при нем не было. Подмоги тоже. Он не мог даже ожидать помощи от Мадлен и Десмонда. Уже не мог.

Из осевой камеры в дальнем конце коридора просачивались крики и мольбы – одержимые гоняли свои жертвы. Очень скоро кто-нибудь из них заглянет в коридор.

«Я должен пройти. Должен!»

Он снова вызвал в памяти план, изучая проходы вокруг осевой камеры. Через двадцать секунд он был уже у шлюза.

Шлюз был большой. Отсюда обслуживали шпиндель космопорта. В предшлюзнике стояло несколько десятков шкафчиков и размещалось все оборудование и системы, необходимые для ремонта в открытом космосе, даже пять дезактивированных летающих механоидов.

Эрик запустил программу-дешифратор, заставив ее раскодировать замок первого шкафчика. Покуда шкафы открывались один за другим, агент поспешно стягивал с себя комбинезон. Софтверные физиологические мониторы подтверждали все, что видели его глаза. Там, где края медпакетов отслаивались от кожи, вытекала смешанная с кровью бледная жидкость, на вспомогательных модулях перемигивались красные индикаторы неполадок. Новая рука шевелилась только потому, что нейросеть усиливала поступающие к мышцам сигналы.

Но Эрик был жив. Остальное значения не имело.

Только в пятом шкафчике он нашел десять скафандров С-2. Как только тело его оказалось защищено от вакуума, Эрик, сжимая в руках маневровый ранец, бросился в камеру. Он не стал даже проводить полный цикл шлюзования, а просто рванул предохранитель клапанов аварийного сброса давления. Схлынул воздух, и внешняя диафрагма шлюза разошлась. Эрик натянул на плечи маневровый ранец, и струи газа толкнули его в спину, вынося за створ шлюза, в открытый космос.

Андре ненавистна была сама идея разрешить Шейну Брандесу свободно шляться по «Крестьянской мести». А уж позволить ему помочь с ремонтом и сборкой систем… Merde! Но, как в последнее время стало обычным в жизни Андре, выбора у него не было. После разборки с Эриком Мадлен заперлась в каюте и выходить отказывалась, невзирая ни на какие уговоры. Десмонд по крайней мере выполнял свои обязанности, хотя и без энтузиазма, и работать соглашался, наглец, только в одиночку.

Соответственно, если Андре требовалась вторая пара рук, то помочь ему мог только Шейн Брандес. Бывший ядерщик с «Дечала» был рад помочь. Он клялся, что не питает любви к бывшему своему капитану, а на команду «Крестьянской мести» не держит зла. Он был готов работать за совершенно смешную плату и имел диплом техника второго разряда. А дареному коню…

Сейчас Андре ставил на место силовой кабель под стеной нижнего салона, а Шейн по команде подавал ему очередной моток. Кто-то молча пролез в потолочный люк, загородив луч установленного Андре наверху временного светильника. Что этот «кто-то» там делает, капитан не видел.

– Десмонд! Ну зачем… – Он подавился от изумления. – Ты?!

– Еще раз привет, капитан, – проговорил Кингсли Прайор.

– Ты что тут делаешь? Ты как из тюрьмы выбрался?

– Меня выпустили.

– Кто?

– Одержимые.

– Non, – прошептал Андре.

– К сожалению, да. Этентия пала.

Безоткатная отвертка, которую сжимал в рука Андре, казалась совсем никудышным оружием.

– Ты теперь один из них? Мой корабль вы не получите. Я перегружу реактор.

– Я бы этого не хотел, – датавизировал Прайор. – Как видишь, я не одержан.

– Как? Они хватают всех – женщин, детей…

– Я связник Капоне. Даже здесь этот ранг котируется высоко.

– И они тебя отпустили?

– Да.

В душе Андре Дюшампа тяжелым осадком выпадал ужас.

– Где они? Они уже идут?

Он датавизировал бортовому компьютеру приказ проверить внутренние сенсоры (те, что еще остались, чтоб им!). Покуда сбоев не было.

– Нет, – покачал головой Прайор. – Они не вступят на борт «Крестьянской мести». Разве что я их попрошу.

– Зачем тебе это? – «Словно я не понимаю…»

– Я хочу, чтобы вы меня отсюда увезли.

– И они нас просто так отпустят?

– Как я сказал, имя Капоне имеет большой вес.

– Тогда с чего ты взял, что я тебя возьму на борт? Ты меня и раньше шантажировал. Стоит нам оторваться от Этентии, и будет очень просто вышвырнуть тебя из шлюза.

Прайор улыбнулся, точно зомби.

– Ты всегда поступал именно так, как я хотел, Дюшамп. Тебе и полагалось смыться от Курска.

– Лжец.

– У меня есть задачи поважнее, чем обеспечивать верность Организации третьеразрядного суденышка с командой низшего пошиба. С тех пор, как вы прибыли в систему Новой Калифорнии, вы ничего не делали по своей воле. И не станете. В конце концов с чего вы взяли, что у вас на борту только одна бомба?

Эрик наблюдал, как поднимается из колыбели «Крестьянская месть». Выдвигались терморадиаторы, струи маневровых двигателей погасли, сменившись ионным огнем. Звездолет поднимался над космопортом неторопливо. Переключив сенсоры воротника на высокое разрешение, Эрик мог разглядеть на обшивке черную шестиугольную дыру, где недоставало плиты номер 8-92-К.

Понимать что-либо он отказывался. Дюшамп не сделал и попытки сбежать. Он двигался, как по командам из диспетчерской, спокойно следуя указанному вектору. Или его команда одержана? Невелика потеря для Конфедерации.

Сенсоры воротника переключились на створ дока, к которому летел Эрик, – круглое отверстие в решетчатой поверхности космопорта. Док был ремонтный, вдвое шире обычного, и клипер «Тигара», покоившийся в его колыбели, казался особенно маленьким.

Эрик снова запустил маневровый ранец, направляясь к «Тигаре». В доке было темно, все портальные краны и суставчатые манипуляторы прижаты к стенам; пуповины соединялись со штуцерами, и труба шлюза присоединялась к люку «Тигары», но, помимо этого, не было и следа человеческой деятельности.

Кремниевая обшивка долго подвергалась воздействию космического вакуума – надписи поблекли, микрометеориты оставили на ней щербинки, облез поверхностный абляционный слой – и было понятно, что ее давно пора менять. Эрик плыл над мутными шестиугольниками, пока не добрался до аварийного люка. Агент датавизировал процессору шлюза команды начать цикл открытия. Если бы на борту был хоть один человек, он, конечно, узнал бы о непрошеном госте. Но ни датавизированных вопросов, ни сенсорных обысков не последовало.

Люк растворился, и Эрик вплыл внутрь.

Звездолеты-клиперы строились, чтобы обеспечивать быструю перевозку небольших ценных грузов между звездными системами. Соответственно, под грузовые трюмы отводилась большая часть их внутреннего пространства. Капсула жизнеобеспечения была только одна, предназначенная для экипажа из трех человек. Это была основная причина, по которой Эрик выбрал «Тигару». Он рассчитывал, что сможет вести корабль в одиночку.